Текст книги "Приятное и уединенное место"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Человек Праути! Ты шутишь? Это преступление является достаточно важным, чтобы заставить прибыть великого доктора Праути собственной персоной. По его приблизительной оценке, смерть наступила около десяти вечера.

– Кто-нибудь слышал звуки борьбы?

– Помещения для прислуги находятся с другой стороны квартиры. А стены здесь настолько плотные, что в одной из комнат можно устроить детский праздник и никто об этом не узнает. Когда строили «99 Ист», стены были настоящими – не то что нынешние картонные перегородки. Нет, никто ничего не слышал.

Эллери положил фотографию. Сержант Войтершак потянулся к ней, но Эллери подобрал ее снова.

– А Праути не мог быть поточнее насчет времени?

– Беспокоишься, сынок? – усмехнулся старик. – Дело не вписывается в твои обычные стандарты? Нет, не мог – во всяком случае, сегодня. Док говорит, что даст нам более точную информацию, как только сможет – если сможет вообще.

– В этом деле ты, кажется, ни в чем не уверен.

– А ты, кажется, не спешишь ухватиться за теорию с левшой.

Эллери нахмурился и посмотрел на фотографию. Одна из коротких сторон стола упиралась в боковую стену. Таким образом, длинные стороны были параллельны задней стене позади стула мертвеца.

– Тут нет никакой тайны, – сказал Эллери. – Во всяком случае, на этом снимке. Если Джулио во время удара сидел на стуле в обычной позе, то, судя по углу соприкосновения орудия с головой жертвы, удар, безусловно, мог нанести левша.

Инспектор и сержант кивнули без особого энтузиазма.

– Это все? – спросил инспектор Квин.

– Для меня нет, – ответил Эллери. – Это соответствует тому, что Марко – левша, но если его старались оклеветать, если пуговица и след ноги – подтасовка, то и указания на левшу могут быть подтасованы. Я бы хотел побывать в библиотеке Джулио, папа. Можешь устроить, чтобы секретарь… как бишь его… Питер Эннис встретился там с нами?

* * *

Без двадцати пяти десять вечера Квины поднялись в маленьком частном лифте на девятый этаж «99 Ист» и вышли в скромный вестибюль перед восточной и западной квартирами. Внизу им пришлось пробиваться сквозь осиный рой репортеров и фотографов, поэтому они выглядели потрепанными.

– Откройте, – приказал инспектор Квин полицейскому, дежурившему у двери восточной квартиры. Тот постучал трижды, и дверь отпер изнутри другой полицейский.

– Внизу дела плохи, инспектор? – спросил он.

– Проходу не дают. Все в порядке, Малви, мы найдем дорогу. Во мне кипит кровь ищейки.

Эллери последовал за отцом, разглядывая высокие потолки и орнаментику в стиле рококо. Мебель была массивной и большей частью итальянской, но яркий декор, не связанный с каким-либо периодом, выражал вкусы декоратора – несомненно, самого Джулио Импортунато. Очевидно, убитый был беспечным жизнелюбом, подумал Эллери. Портрет маслом в натуральную величину подтверждал его догадку. Это был высокий одутловатый мужчина с пышными усами и дружелюбными озорными глазами, напомнивший Эллери картину Халса «Цыган», которую он видел в Лувре. Символика художника соответствовала характеру избранного им персонажа. На столе, у которого был изображен младший из трех братьев, возле пустой винной бутылки, лежали игральные кости, высыпанные из перевернутой кожаной коробки, а покоящийся на том же столе кулак Джулио сжимал ножку бокала. В зеркале на заднем плане отражалась широкая кровать, на которой лежала улыбающаяся обнаженная женщина солидных габаритов. Раму украшали золотые купидоны.

– Жаль, – промолвил Эллери.

– О чем ты?

– Просто у меня в голове мелькнула пошлая мысль о смерти… Сколько же комнат в этом лабиринте?

Наконец они добрались до места преступления. Библиотека, по словам инспектора Квина, пребывала в том же состоянии, в каком ее застал Питер Эннис, хотя полицейским пришлось кое-что передвинуть во время обследования. Стулья были опрокинуты, разбитые лампы лежали на полу, подставка для каминного оборудования валялась на камнях очага, даже обломки старинного табурета находились на прежнем месте. И хотя тело Джулио Импортунато уже убрали, оставался его суррогат – очертания торса и головы, нарисованные мелом на окровавленном письменном столе.

– След ботинка был здесь? – Эллери указал носом туфли на дыру диаметром около двух футов, вырезанную в синем индийском ковре. Дыра располагалась возле одного из передних углов стола.

Инспектор кивнул.

– Кусок ковра вырезали для окружной прокуратуры в надежде, что его примут как улику.

– А Эннис здесь?

Инспектор подал знак полицейскому, который открыл дверь в дальнем конце библиотеки, и в комнату вошли двое мужчин. Появившийся первым никак не мог быть Эннисом – он шагал не спеша, словно капитан по палубе своего корабля. Питер Эннис следовал за ним мелкими быстрыми шажками, являя собой образец подчиненного – походка скрадывала его природное преимущество над боссом в росте.

– Это мистер Импортуна – мистер Нино Импортуна, – представил секретарь высоким тенором, не соответствующим его общим пропорциям и мужественной внешности.

Никто не отозвался, и Эннис, покраснев, шагнул назад.

Импортуна остановился перед письменным столом убитого брата, глядя на засохшую кровь, комочки мозговой ткани и обведенные мелом контуры. Каковы бы ни были его чувства, он их не проявлял.

– Я впервые вижу… это. – Правая рука с четырьмя пальцами описала овал. – До сих пор меня сюда не пускали.

– Вам и теперь не следовало бы находиться здесь, мистер Импортуна, – сказал инспектор Квин. – Я предпочел бы избавить вас от тяжелого зрелища.

– Очень любезно с вашей стороны, но в этом нет необходимости. – Голос мультимиллионера был сухим, как заброшенный колодец. – Итальянские contadini[33]33
  Крестьяне (ит.).


[Закрыть] привыкли к виду крови… Значит, вот как в наши дни выглядит убийство брата. Хладнокровное убийство.

– Почему вы сказали «хладнокровное убийство», мистер Импортуна? – спросил Эллери.

Мультимиллионер окинул его взглядом:

– Кто вы такой? Вы не полицейский.

– Это мой сын Эллери, – быстро сказал инспектор. – У него профессиональный интерес к убийству, мистер Импортуна, хотя его профессия не связана с полицией. Он пишет о преступлениях.

– Вот как? И мой брат Джулио служит для вас сырьем, мистер Квин?

– Не ради выгоды, – ответил Эллери. – Мы чувствуем, что это непростое дело, мистер Импортуна, и я помогаю в расследовании. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Вы понимаете по-итальянски?

– Очень немного. Так почему «хладнокровное»?

– Насколько я понял, моего брата убили одним очень сильным и точным ударом. Это не похоже на слепую ярость. Если бы на Джулио напали в приступе гнева, ударов было бы много.

– Вам следовало стать детективом, мистер Импортуна, – одобрил Эллери. – Вы сделали очень важное замечание.

Нино Импортуна пожал плечами.

– Кстати, джентльмены, я прошу прощения за отсутствие моей жены. Миссис Импортуна была очень привязана к Джулио. Его убийство так потрясло ее, что я запретил ей появляться в этой квартире.

– Разумеется, нам придется с ней побеседовать, – сказал инспектор Квин. – Но когда вашей жене будет удобно – никакой спешки нет.

– Благодарю вас. Как я понимаю, вы хотите снова расспросить моего секретаря мистера Энниса?

– Этого хочет мой сын.

– Питер, сообщи мистеру Квину все, что он желает знать.

Коренастый мужчина отошел к ближайшей стене. Там стоял стул, но он им не воспользовался, а прислонился к стене и сжал по-женски мягкие губы, не отводя взгляда от Эллери.

– Полагаю, вы хотите, чтобы я повторил свою историю, – начал Питер Эннис. – Я имею в виду, как я обнаружил…

– Нет, – прервал Эллери.

– Нет?

– Я бы хотел услышать о ваших впечатлениях, мистер Эннис, когда вы справились с первым шоком при виде убитого мистера Импортунато…

– Боюсь, я не вполне понимаю… – Светловолосый секретарь запнулся.

– Я вас за это не упрекаю, – улыбнулся Эллери. – Я и сам толком не уверен, что ищу. Скажите, показалось ли вам что-нибудь в комнате не совсем обычным? Как я понимаю, вы вхожи во все три квартиры. Иногда, появляясь в знакомом месте, мы испытываем смутное беспокойство, потому что какой-то из предметов передвинут, исчез или, напротив, появился.

– Разумеется, многие вещи были опрокинуты и разбиты…

– Помимо них, мистер Эннис.

– Ну…

– Одну минуту.

Инспектор Квин увидел, как Эллери внезапно застыл, напоминая собаку, натасканную для охоты за птицей, и глядя на что-то на ковре между письменным столом и задней стеной.

Внезапно Эллери подбежал туда, опустился на одно колено и стал изучать это место вблизи, потом отошел к задней стене и обследовал что-то у ее основания. После этого он подбежал к передней стороне стола, встал на четвереньки и заглянул под него на расстоянии примерно трети длины стола от боковой стены.

Поднявшись, Эллери позвал полицейского.

– Помогите мне, пожалуйста. – Он велел приподнять стол у переднего угла, ближайшего к боковой стене. – Всего на дюйм… Немного выше… Вот так. Подержите его минутку. – Эллери уставился на ковер под ножкой стола. – Отлично. Теперь подойдите сюда.

Он попросил своего помощника повторить процедуру с тремя остальными углами стола. Обследование возле угла рядом с боковой стеной заняло чуть больше времени.

Наконец Эллери кивнул полицейскому и встал.

– Ну? – В голосе инспектора не слышалось ожидания сюрприза.

Эллери бросил взгляд на Энниса и Импортуну. Когда его отец едва заметно кивнул, он вернулся к месту, которое обследовал прежде всего.

– Если вы посмотрите на ковер здесь, – сказал Эллери, – то увидите в нем круглую вмятину того же диаметра, что основания ножки стола, но не в том месте, где сейчас стоит ножка. В то же время, если вы поднимете ближайший угол стола и обследуете место на ковре, где теперь стоит ножка, то увидите любопытную вещь – вмятина там куда менее глубокая, чем в том месте, где ножки сейчас нет.

Эллери перешел ко второму пункту своих исследований – позади стола и почти у основания задней стены.

– Здесь присутствует тот же феномен: очень глубокая впадина там, где ножки сейчас нет, но где она, очевидно, стояла долгое время. А где теперь стоит соответствующая ножка, вмятина значительно менее глубокая. Пройдите к передней стороне стола у боковой стены, и под столом вы увидите на ковре еще одну глубокую вмятину, а под ближайшей ножкой – снова более мелкую.

А если вы обследуете ковер под задней ножкой, ближайшей к боковой стене, то обнаружите самый интересный феномен – не мелкую вмятину, как под тремя другими ножками, а более глубокую, чем все остальные! Как будто эту ножку использовали в качестве оси вращения.

Единственный возможный вывод состоит в том, что стол передвинули с обычного места туда, где он стоит теперь. И, судя по глубине впадин под ножками в их нынешнем положении, передвинули совсем недавно.

– Ну? – тем же бесстрастным тоном произнес инспектор.

– Давайте используем глубокие впадины как указатели… Пожалуйста, – обратился Эллери к полицейскому, – подержите этот край стола… и, поворачивая стол на задней ножке к боковой стене, установим ножки на глубоких впадинах… нет, еще чуть-чуть… вот так. Теперь мы вернули стол в обычное положение – по диагонали к углу, с вращающимся стулом в треугольном пространстве, образовавшемся позади. У краев очень мало места, чтобы протиснуться к стулу. Во всяком случае, мистеру Импортунато с его габаритами это было нелегко. Не так ли, мистер Эннис?

Питер Эннис был явно смущен.

– Право, не знаю, что сказать, мистер Квин. Конечно, стол всегда стоял именно так. Не понимаю, почему я не заметил, что его передвинули. Вероятно, из-за потрясения…

– Вполне возможно, – вежливо согласился Эллери. – А вы, мистер Импортуна? Очевидно, это ускользнуло и от вас?

– Мистер Импортуна редко приходит сюда… – быстро начал Эннис.

– Я могу сам ответить, Питер, – прервал Нино Импортуна, и молодой человек покраснел снова. – Я заметил, что стол передвинут, мистер Квин, как только вошел сюда. Но я думал, что это сделала полиция во время первоначального осмотра. – Его взгляд был непроницаемым. – Разве это что-то меняет? Вы усматриваете в этом особый смысл?

– Каждое изменение вносит разницу, – ответил Эллери. – А смысл в этом я действительно усматриваю, мистер Импортуна. Как в пуговице и следе ботинка.

– Какая пуговица? Какой след? – Мультимиллионер уставился на него. – Никто мне не говорил…

Инспектор просветил его с несвойственной ему откровенностью. Прочесть что-либо в его глазах также было невозможно.

– Пуговица и след ботинка были оставлены, чтобы обвинить вашего брата Марко, мистер Импортуна, – снова заговорил Эллери. – Передвижение стола Джулио, очевидно, имело ту же цель. Марко – левша. Судя по положению стола в то время, когда было обнаружено тело Джулио – параллельно задней стене, – и по тому, какая сторона головы Джулио приняла на себя удар, его вполне мог нанести левша. Это снова указывает на вину Марко – по крайней мере, не противоречит концепции.

Но теперь мы знаем, что такое положение стола было очередной подтасовкой. Когда стол стоял в первоначальной позиции – по диагонали к углу, – левша никак не мог нанести удар по той стороне головы Джулио, где находится рана, так как ему просто не хватило бы места, чтобы взмахнуть кочергой. Должно быть, убийца понял это и, чтобы создать возможность предположения об ударе левой рукой, передвинул стол.

Теперь не только пуговица и отпечаток ботинка, но и сама версия насчет левши – короче говоря, все доказательства против Марко выглядят более чем сомнительно. Конечно, это явится для Марко величайшим облегчением, но нас оставляет без единой зацепки.

Эллери посмотрел на отца:

– Ты ведь тоже знал о столе?

Инспектор кивнул:

– Вот почему я так стремился привлечь тебя к расследованию, Эллери. Такая изобретательная подтасовка скорее по твоей части, чем по нашей.

– Боюсь, я не вполне понимаю, – промолвил Нино Импортуна.

– Кто-то хотел не только убить вашего брата Джулио, мистер Импортуна, – объяснил Эллери, – но и вывалять в грязи вашего брата Марко. Кто настолько ненавидел их обоих, чтобы убить одного и оклеветать другого?

– Я уже говорил инспектору Квину и другим полицейским чиновникам, которые побывали здесь сегодня, мистер Квин, что по отношению к Джулио не могу себе представить ничего подобного. Он походил на толстого и веселого щенка сенбернара, который, играя, опрокидывал мебель и сбивал людей с ног. У него не было ни желания, ни средств кому-то повредить. Он был щедрым и богобоязненным человеком, всегда помогавшим другим…

– Вы описываете святого, мистер Импортуна, – заметил Эллери. – Но его портрет в этой квартире свидетельствует, что у святого имелись некоторые слабости. Например, игра…

– Если вы предполагаете, что у Джулио были финансовые затруднения: скажем, с мафией или еще с кем-то в преступном мире, мистер Квин, то уверяю вас, это не так. А если бы они и были, то мы с Марко давно бы избавили его от них. – Мягкие губы растянулись в улыбке.

– Ну а женщины? – осведомился Эллери.

Нино Импортуна пожал плечами:

– Женщин у Джулио было много. Но к тому времени, как он бросал их, они становились богаче и счастливее.

– У женщин иногда бывают ревнивые мужья, мистер Импортуна.

– Джулио не связывался с замужними женщинами, – резко сказал мультимиллионер. – В нашей семье это всегда строго запрещалось. Уважение к святости брачных обетов воспитывали в нас с детства. Джулио мог спать с чужой женой с такой же вероятностью, как изнасиловать монахиню.

– Тогда как насчет вашей деловой империи, мистер Импортуна? Едва ли вы трое могли достичь подобных успехов, не наступив на ноги многим – фактически не разрушив несколько жизней. В бизнесе Джулио тоже был святым?

Губы раздвинулись снова.

– Вы не колеблетесь говорить откровенно, мистер Квин, не так ли?

– Да, если речь идет об убийстве.

Мультимиллионер кивнул:

– Вижу, вы преданы своему делу. Нет, мистер Квин, Джулио не питал склонности к большому бизнесу. Он часто говорил, что был бы куда счастливее в качестве venditore di generi alimentari,[34]34
  Торговец продовольственными товарами (ит.).


[Закрыть] продавая целыми днями помидоры и сыр. Я не отрицаю справедливости ваших слов. Чтобы делать большие деньги на международном рынке, нужно быть… как это вы говорите… inumano[35]35
  Бесчеловечный (ит.).


[Закрыть]… spietato[36]36
  Безжалостный (ит.).


[Закрыть]… бесчувственным. Марко и особенно я можем быть spietato, когда это необходимо. Я никогда не просил Джулио присоединяться к нам в подобных делах, а если бы попросил, то он бы отказался. Я держал Джулио в стороне, ради спокойствия его души. Как я уже сказал, Джулио был добрым, богобоязненным человеком. Его любили абсолютно все.

– Боюсь, что не все, – вздохнул Эллери. – Нам известно по крайней мере одно исключение. А Марко, мистер Импортуна? Его тоже все любят?

Массивная голова покачнулась – Эллери не мог понять, в знак отрицания или раздражения. Мультимиллионер что-то тихо и быстро пробормотал по-итальянски, чего Эллери не смог разобрать. Глядя в глаза Импортуны, он подумал, что, возможно, это к лучшему.

– Пожалуй, – внезапно заговорил инспектор Квин, – мы переберемся в квартиру напротив, мистер Импортуна, и побеседуем с вашим братом Марко. Нам давно пора это сделать.

* * *

Если обстановка способна говорить о человеке, думал Эллери, то Марко Импортунато был самым эксцентричным из трех братьев. Его квартира отличалась от апартаментов Джулио, как эпоха Энди Уорхола[37]37
  Уорхол, Энди (1928–1987) – американский художник и кинорежиссер, работавший в стиле поп-арт.


[Закрыть] от Флоренции времен Микеланджело. Все поздневикторианские украшения были удалены, переделаны или скрыты. Белые кубические комнаты походили на больничные палаты, за исключением ярких разноцветных полов. Иногда на глаза неожиданно попадался какой-нибудь артефакт – предмет мебели невообразимой формы и из столь же невообразимого материала, несколько причудливых скульптур, а на одной стен красовался гигантский насос фирмы «Тексако», грозящий свалиться на голову какому-нибудь любителю поп-арта. Эллери задержался в маленькой комнате, любуясь триумфом модернизма над традициями – репродукцией «Композиции в сером и черном» Уистлера, абсолютно точной, за исключением того, что рука старой леди сжимала огромных размеров банан. Другая комната, очевидно, предназначалась для психоделических световых эффектов – Эллери увидел прожекторы, софиты и прочее оборудование, которое можно было регулировать, играя на инструменте, похожем на орган, и, должно быть, рассчитанное на десять тысяч ватт. Ему пришло в голову, что Марко принадлежит к типу ньюйоркца из журнала «Плейбой», который бежит покупать «мазерати-гибби» ради его способности увеличивать скорость от нуля до ста миль в час за девятнадцать и восемь десятых секунды и испытывает его, мчась к Вестсайдскому шоссе в часы пик.

Они нашли обладателя этих современных сокровищ во вполне ортодоксальном помещении, совмещающем спортзал и игровую комнату. Он был одет в бордовое трико и сидел, скрестив ноги, на батуте, держа в руке стакан, наполненный жидкостью, которая выглядела и пахла как дешевое неразбавленное виски. Бар из черного дерева и стекла, очевидно доставленный из другого помещения, демонстрировал многочисленные признаки предыдущих возлияний.

– Нино! – Марко сполз с батута, не выпуская стакан. – Слава богу! Я пытался связаться с тобой – звонил Вирджинии не знаю сколько раз. Где ты был? Господи, Нино, если я когда-нибудь нуждался в тебе, так это сегодня – в самый ужасный день моей жизни. – Он бросился в объятия брата, расплескивая на обоих виски и рыдая.

– Питер, – произнес Импортуна. Как обычно, в его тоне не слышалось никаких эмоций – ни смущения, ни досады, ни отвращения, ни даже беспокойства.

Эннис поспешил на выручку. Вдвоем они подтащили Марко к стулу. Нино Импортуна забрал у него стакан, а Эннис взял со стойки бара салфетку и начал вытирать пиджак Импортуны.

– Ничего, – отмахнулся мультимиллионер. – Как видите, он пьян, инспектор Квин. Думаю, вам лучше отложить разговор на другое время.

– Нет, сэр, я расспрошу его теперь, если вы не возражаете. – Инспектор склонился над плачущим человеком: – Вы меня помните, мистер Импортунато?

Марко что-то буркнул.

– Вы знаете, кто я?

– Конечно, знаю, – брюзгливо, но неожиданно четко отозвался Марко. – Вы коп, инспектор какой-то там.

– Квин. А это Эллери Квин, мой сын. Простите, что заставили вас ждать весь день…

– Чертовски верно. Слышишь, Нино? Вот почему я надрызгался. Ждал их проклятых вопросов и не мог ни о чем думать, кроме как о бедном старине Джулио. Ведь он никогда и мухи не обидел. Верни мне мой стакан.

– С тебя хватит, Марко, – сказал его брат.

Марко встал и шагнул к стакану, но Импортуна преградил ему дорогу, и тот снова начал всхлипывать.

– Что вы надеетесь вытянуть из него в таком состоянии? – обратился Импортуна к инспектору.

– Кто знает? Я не могу ждать, когда он протрезвеет.

– Но что он может знать о смерти Джулио?

– Это я и должен выяснить, мистер Импортуна.

Эллери воспользовался возможностью как следует рассмотреть человека в трико. Если Нино был крепким и приземистым, а Джулио – крупным и мягкотелым, то средний брат – тощим, хлипким и выглядел почти чахоточным. Его оливковая кожа казалась поблекшей, словно долго не видела солнца. Вокруг рта и налитых кровью глаз виднелись глубокие морщины.

Очевидно, Марко Импортуна был невротиком, целиком зависящим от старшего брата. Глядя на его желтоватое худощавое лицо, выражающее горе и страх, Эллери поймал себя на мысли об испуганном ребенке, цепляющемся за ноги отца. Конечно, это был поверхностный и потому ненадежный анализ, но подобные отношения встречались нередко. Переведя взгляд на старшего брата, Эллери увидел на его массивном лице легкое презрение. Это также казалось естественным. Нино Импортуна не принадлежал к людям, которые уважают слабость, особенно в своих родственниках.

Импортуна подал знак Эннису, и секретарь снова подбежал, чтобы помочь усадить Марко на стул. Потом Нино отошел к бару, вылил большую часть содержимого стакана в раковину и принес брату остаток. Марко сделал судорожный глоток и кивнул, когда Импортуна шепнул ему что-то.

– Теперь он может говорить, – сказал мультимиллионер и унес стакан.

– Мистер Импортунато, – начал инспектор Квин, – вы помните, как вам сегодня утром показывали золотую пуговицу с рисунком в виде якорей и тросов и монограммой «МИ»?

– Пуговицу? – пробормотал Марко.

– Старший инспектор Мэки из полиции Северного Манхэттена показал ее вам, мистер Импортунато, и вы опознали в ней принадлежащую вам. Помните это?

– Конечно помню. Оторвалась от моего морского кителя. Я так ему и сказал. Симпатичный старикан, только изо рта у него скверно пахнет. Кто-нибудь из друзей должен его предупредить…

– Марко, – остановил его старший брат.

– Si. Si bene,[38]38
  Да. Да, хорошо (ит.).


[Закрыть] Нино.

– Вы знаете, где нашли вашу пуговицу?

Голова Марко качнулась.

– Ее нашли на полу библиотеки вашего брата Джулио.

– Неужели?

– Можете объяснить, как она туда попала, мистер Импортунато? И когда?

Марко быстро заморгал.

Инспектор Квин подошел к батуту, придвинул его ближе к стулу, сел и дружелюбно постучал по волосатому колену человека в трико.

– Я собираюсь нарушить одно из правил полицейского опроса, Марко, – не возражаете, если я буду вас так называть? – и сообщить вам, что еще мы обнаружили. Вы меня слушаете, Марко?

– Si. Я хотел сказать «да».

– Сначала мы подумали, что это вы дрались с Джулио, и он оторвал пуговицу от вашей куртки.

Марко энергично замотал головой.

– Но при более внимательном обследовании мы увидели, что пуговицу не оторвали, а отрезали – вероятно, ножницами. Поэтому мы решили, что кто-то пытался ложно обвинить вас в убийстве брата. Вы меня понимаете?

– Конечно, понимаю, – с достоинством ответил Марко. – И знаете, что я вам скажу? Это не-ле-по!

– Что вы имеете в виду?

– Я могу сообщить вам, кто отрезал пуговицу от моей куртки.

– Ну и кто же?

– Я.

– Вы?

– Чик-чик – и как не бывало. Собственными ножницами. Она еле держалась, а я не хотел ее терять. Все-таки золото. Импортунато – бережливый клан. Не то чтобы у famiglia[39]39
  Семьи (ит.).


[Закрыть] был выбор. Нельзя разбрасываться тем, чего нет, верно, Нино?

Марко ухмыльнулся, повернувшись к брату, но Импортуна не улыбнулся в ответ.

– Когда это произошло, мистер Импортунато? – спросил Эллери. – Когда вы отрезали пуговицу от вашего кителя?

– Не знаю. Какой сегодня день? Да, вчера. Не было случая приказать Тебальдо пришить ее.

– Тебальдо?

– Его слуга, – объяснил Импортуна.

– И что вы сделали с пуговицей, мистер Импортунато?

– Что сделал? – обиженным тоном переспросил мужчина в трико. – Положил в карман – вот что. Скажите еще раз, кто вы.

– Моя фамилия Квин. В карман чего? Того же кителя?

– Да, сэр. Si, capitano mio.[40]40
  Да, мой капитан (ит.).


[Закрыть]

– Где сейчас китель, папа? Очевидно, его забрали эксперты?

– В лаборатории.

– Мне надо было осмотреть его, прежде чем мы отправились сюда. Мистер Импортуна, откуда я мог бы позвонить?

– В спальне брата есть телефон.

– Вы позволите, мистер Импортунато?

– Звоните хоть в Токио, – дружелюбно отмахнулся Марко.

Эллери вернулся через несколько минут. Он тянул себя за нос, словно это была ириска.

– Китель полон сюрпризов, папа. Я узнал, что в левом накладном кармане обнаружили дырку по шву – достаточно широкую, чтобы в нее провалилась пуговица.

Квины посмотрели друг на друга.

– Этот stupido Тебальдо, – покачал головой Марко. – Мне следовало уволить его в первый же день.

– Скажите мне вот что, Марко, – снова заговорил инспектор. – Помните ваш ботинок на резиновой подошве, который мы сегодня позаимствовали?

– Оставьте его себе, – великодушно разрешил Марко. – Можете взять и другой. У меня больше обуви, чем в универмагах «Мейсиз» и «Джимбелс», вместе взятых.

– Вы знаете, что там есть глубокий разрез почти на половине подошвы?

– Конечно знаю! Это произошло… когда же? Ну, не важно. Несколько дней назад.

– Вот как? – Инспектор выглядел озадаченным. – Как именно произошло?

– Я обещал прокатить подружку на одной из моих яхт в Ларчмонте. Она приезжала с севера штата, и я встречал ее на вокзале Грэнд-Сентрал. Ну и наступил там на кусок жвачки, который какой-то олух выплюнул на пол. Это чертовски меня разозлило. Я спустился в мужской туалет, стал выковыривать жвачку перочинным ножом, лезвие соскользнуло и проделало аккуратный разрез, который вы видели. Как скальпель!

– Почему вы раньше не рассказали нам о том, что отрезали пуговицу от вашего кителя и проделали разрез в подошве вашего ботинка? – сердито проворчал инспектор.

– Потому что вы меня об этом не спрашивали. – Марко снова надулся. – Никто меня не спрашивал. Нино, дай мне еще выпить. Тогда я отвечу на все дурацкие вопросы.

– Нет, – отрезал его брат.

Что-то в его голосе заставило Марко недоуменно моргнуть. Потом он решил обратить все в шутку:

– Знаете, Нино не притрагивается к крепким напиткам – только иногда позволяет себе немного вина. И это мой брат! Никто ни разу не видел его под мухой. Он слишком осторожен, а, Нино?

– Думаю, – обратился к инспектору Импортуна, – мой брат ответил на все вопросы.

– Я почти закончил, мистер Импортуна.

– Не хочу казаться не желающим сотрудничать, но, если вы намерены продолжать, я буду вынужден потребовать присутствия одного из наших адвокатов. Мне следовало настоять на этом с самого начала. Вы же видите состояние Марко, инспектор. Для всех нас это был очень тяжелый день…

– Что не так с моим состоянием? – Марко поднялся, размахивая костлявыми кулаками. – Теперь меня, чего доброго, назовут пьяницей. Я готов пройти любой тест…

Импортуна кратко кивнул, и Питер Эннис вновь подскочил, помогая утихомирить разбушевавшегося Марко. Пока они усаживали его на стул, Квины воспользовались возможностью посовещаться.

– То, что Марко сам отрезал пуговицу и случайно разрезал подошву своего ботинка, – пробормотал инспектор Квин, – сводит на нет теорию подтасовки, Эллери. Пуговица, которая просто выпала из дырки в его кармане, и отпечаток ботинка с разрезом в сигарном пепле становятся вполне законными уликами. Учитывая признания Марко, получается, что он действительно побывал в библиотеке Джулио.

– После всех нелепостей, которые уже произошли, тебя не удивит, если я в этом усомнюсь? – Эллери вместо носа стал тянуть себя за нижнюю губу. – Похоже, папа, в этом деле сплошные «если». Давай попробуем прояснить хотя бы некоторые из них. Хочешь сам заняться Марко или предоставишь это мне?

– Лучше я сам. Импортуна настроен использовать свое влияние. Давить на меня ему будет труднее… Кажется, вы слегка раздражены, мистер Импортунато? Судя по тому, как ситуация складывается для вас, вы едва ли можете это позволить.

Марко нервно дернулся. Желтоватая кожа начала понемногу приобретать зеленый оттенок.

– Спокойнее, Марко, – сказал ему брат. – Что вы имеете в виду, инспектор Квин?

– Все очень просто. Теперь мы знаем, что Марко не пытались оклеветать – он сам опроверг эту теорию своими признаниями. Но раз мы обнаружили в библиотеке его пуговицу и след ботинка, значит, он действительно побывал на месте преступления. Поэтому, если у Марко есть какие-то объяснения, я очень советую ему дать их, пока к делу не подключился окружной прокурор.

– Он не обязан ничего вам рассказывать, – резко возразил мультимиллионер. – Меня все это уже начинает утомлять…

– Нино. – Марко Импортунато оторвал голову от дрожащих рук. – Думаю, мне лучше рассказать…

– Я бы предпочел, чтобы ты помалкивал. По крайней мере, пока я не вызову сюда Эмерсона Ланди.

– Почему я должен требовать адвоката, Нино? – Казалось, Марко внезапно протрезвел. – Как будто я виновен! Моя совесть чиста! Если эти люди думают, что я мог убить Джулио… Господи, ведь он был моим родным братом! Я в самом деле побывал в библиотеке Джулио вчера вечером, инспектор Квин. И мы поссорились. Но…

– В котором часу это было, мистер Импортунато? – небрежно осведомился инспектор, словно речь шла о какой-то мелочи.

– Точно не знаю. До девяти, потому что, когда я ушел от него, девяти еще не было. – Налитые кровью глаза устремились на инспектора. – Я оставил его целым и невредимым.

– А как насчет состояния комнаты? Сломанная мебель, опрокинутые лампы…

– Я ничего об этом не знаю. Когда я выходил из библиотеки Джулио, все стояло на своих местах. Мы же не устраивали кулачный бой, инспектор, а просто поспорили, как часто бывает между братьями. Мы с Джулио часто спорили. Спросите Нино. Спросите кого угодно.

– Марко, я хочу, чтобы ты держал язык за зубами, – повторил его брат. – Я приказываю тебе, слышишь?

– Нет, – хрипло отозвался Марко. – Они думают, что я убил Джулио. Я должен убедить их, что не делал этого. Задавайте ваши вопросы, инспектор!

– Из-за чего вы поспорили вчера вечером?

– Из-за бизнеса. У нас существовало семейное правило, что все решения, касающиеся инвестиций «Импортуна индастрис», должны единогласно приниматься Нино, Джулио и мной. Если один из нас говорит «нет», сделка отменяется. Обычно у нас не возникало разногласий. Но недавно Нино предложил, чтобы мы основали новую корпорацию и купили девятнадцать миллионов акров канадской арктической территории – наш главный геолог полагает, что там могут оказаться крупные залежи нефти… нет, Нино, не затыкай мне рот!., больше, чем в Техасе и Оклахоме. Мы могли купить их по полтора доллара за акр, так что инвестиция была бы не такой уж крупной. Прочитав отчеты, я согласился с Нино, что это хороший вклад. К сожалению, Джулио заупрямился, поэтому нам пришлось отказаться от сделки. Нино был очень раздосадован, и я тоже. Но… убийство? – Его голова дергалась, как у младенца или глубокого старика. Трудно сказать, было ли это намеренным выражением отрицания или всего лишь слабостью шейных мышц в результате поглощения дешевого виски.