Текст книги "Тайна египетского креста"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Прокурор облизнул пересохшие губы и хотел было продолжить рассуждения, но коронер вежливо прервал его и снова вызвал свидетеля Бернхейма.

– Вы знали Клинга, мистер Бернхейм?

– Конечно, сэр.

– Что это был за человек?

– Тихий, добрый, но тупой, как пень.

Кто-то в зале засмеялся, и коронер, наклонившись вперед, призвал к порядку.

– Правда ли, что Клинг был известен в Арройо как человек большой физической силы?

Эллери усмехнулся про себя; «Ого, куда он клонит…»

Бернхейм, нисколько не смутившись, ответил:

– Да, сэр. Он был очень сильный. Мог без труда поднять бушель сахара. Но он и мухи не обидел, господин коронер. Как сейчас помню…

– Достаточно, – прервал его коронер. – Мэр Холлиз прошу вас занять свидетельское место.

Мэтт Холлиз кивнул.

– Вы – глава муниципального Совета, мэр Холлиз?

– Да, сэр.

– Что вы можете рассказать об Эндрю Ване?

– Ничего плохого. Никаких дел у него ни с кем не было. Отшельник, знаете ли. Все свободное время занимался домом, который нанял рядом со школой. Соседи жаловались, что он задирает нос, некоторые считали, что он с приветом. Но я так не думаю. – И мэр уверенно продолжал:

– Просто самостоятельный человек. Не дружил с соседями? А это его личное дело. Не пожелал вместе со мной и Люденом поехать на рыбалку? Не надо, мы не в обиде. – Холлиз кивнул и улыбнулся. – А по-английски он говорил чисто, как я или вы, господин коронер.

– Бывали у него когда-нибудь гости, вы не знаете?

– Нет, по-моему, но точно сказать не могу. Странный он был тип, раздумчиво продолжал Холлиз. – Разок-другой, когда я отправлялся в Питтсбург по делам, он просил купить ему книги – серьезные, умные. По философии, помню, по истории, про звезды даже и всякие иные в таком же роде.

– Весьма интересно, мистер Холлиз. Теперь, с вашего позволения, вот о чем. Вы ведь банкир, не так ли?

– Да, я состою в правлении банка, – важно подтвердил Холлиз.

По его надменному виду Эллери понял, что человек этот вездесущ и незаменим.

– У Эндрю Вана был счет в вашем банке?

– Нет, сэр. Он получал жалованье наличными и хранил деньги дома. Мне кажется, он вообще никогда не клал денег в банк. Я несколько раз имел честь предложить ему банковские услуги, сами понимаете, дело есть дело, но он отвечал, что предпочитает иметь их под рукой. – Холлиз пожал плечами. Заявил даже, что не доверяет банкам. Ну что ж, каждый волен сам распоряжаться своими деньгами; Я лично возражений ему не высказывал.

– А кто-нибудь еще знал, что мистер Ван хранит деньги дома?

Холлиз задумался.

– Может быть, я и упоминал про это в разговоре с кем-нибудь. Но, по-моему, все знали о чудачествах учителя…

Мэр покинул свидетельское место. Пригласили констебля Людена. Констебль уверенно прошел по залу и занял кресло свидетеля с видом человека, который лучше всех знает, как ведутся судебные разбирательства.

– Констебль, вы осматривали дом мистера Вана 25 декабря утром, в пятницу?

– Да, я.

– Вы нашли деньги?

– Ни пенса.

По залу пронесся шепот: «Ограбление!».

Эллери усмехнулся: «Какая-то бессмыслица… Маниакальное убийство на религиозной почве и ограбление?

Никакой увязки». Он выглянул за барьер. Служитель что-то нес к судейскому месту. Это была дешевая жестяная банка зеленого цвета с выломанной крышкой и нехитрым замочком, болтавшимся на весу. Коронер взял банку из рук служителя, заглянул в нее, перевернул и встряхнул над столом. Она была пуста.

– Скажите, констебль, вы узнаете эту банку?

Люден вздохнул.

– Я готов подтвердить, – пророкотал он громовым басом. – Мы нашли ее в доме Вана. Это его банка для денег.

Коронер передал банку присяжным из местных жителей, которые принялись внимательно ее разглядывать.

– Господа присяжные, ознакомьтесь с вещественным доказательством. Спасибо, констебль. Вы свободны. Прошу на свидетельское место господина почтмейстера Арройо.

Невысокого роста худощавый старичок прошел на место свидетеля и сел.

– Скажите, Эндрю Ван получал много корреспонденции?

– Нет, – покачал головой почтмейстер. – Только специальную учебную литературу, да и то нечасто.

– Были ли адресованы ему письма или посылки на той неделе, когда было совершено убийство?

– Нет.

– Сам он отправлял письма?

– Изредка. Одно-два. В три-четыре месяца.

На свидетельское место был вызван доктор Стрэнг, судебный медицинский эксперт. При упоминании его имени по залу прошел гул восхищения. Это был представительный мужчина с суровым взглядом. Когда он прошел по залу и опустился в кресло свидетеля, создалось впечатление, что он всегда сидел там и был явно на своем месте.

Коронер спросил:

– Доктор Стрэнг, когда вы впервые обследовали тело пострадавшего?

– Через два часа после обнаружения.

– Можете ли вы назвать следствию приблизительное время смерти?

– Да. Полагаю, что к моменту, когда тело обнаружили на перекрестке у дорожного столба, он уже был мертв в течение шести – восьми часов.

– Выходит, убийство было совершено около полуночи, в канун Рождества?

– Именно так.

– Можете ли вы назвать какие-либо подробности и детали, касающиеся состояния трупа, что могло бы помочь следствию?

Доктор Стрэнг ответил сухо, почти протокольно:

– Нет, никаких других следов, кроме рваной раны на шее, явившейся результатом отсечения головы, а также отверстий от вбитых гвоздей на ладонях и ступнях убитого, на трупе не обнаружено.

Коронер привстал и, упершись в стол животом, громко произнес:

– Доктор Стрэнг, каково ваше заключение в связи с этим?

– Полагаю, что пострадавшему нанесли удар по голове либо выстрелили в затылок, поскольку других следов насилия на теле нет.

Эллери кивнул; «Похоже, окружной медэксперт неплохо соображает…»

– По-моему, – продолжал судебный врач, – потерпевший был уже мертв, когда ему отрубили голову. Судя по ране на шее, операция была произведена очень острым инструментом.

Коронер достал какой-то аккуратно упакованный предмет, положил его на стол, развернул и поднял вверх.

Это был угрожающего вида топор на длинном топорище с лезвием, сверкающим в тех местах, где оно не было испачкано кровью.

– Как, по-вашему, доктор Стрэнг, этот инструмент мог служить для отсечения головы?

– Да.

Коронер обернулся к присяжным.

– Улика была найдена на полу на кухне в доме мистера Эндрю Вана, где, очевидно, и произошло убийство. Разрешите заметить, господа присяжные, что на топорище нет отпечатков пальцев, и это свидетельствует о том, что убийца был в перчатках либо тщательно вытер орудие убийства. Топор был собственностью убитого и обычно находился на кухне, так как слуга Клинг рубил им дрова для печи. Пожалуй, все, доктор Стрэнг. Приглашаю на свидетельское место полковника Пикетта.

Глава управления полиции штата Западная Виргиния – высокий мужчина с военной выправкой – вышел вперед.

– Что вы можете сообщить следствию, полковник?

– Были произведены тщательные поиски, – прогремел полковник голосом, напоминавшим орудийные залпы, – однако голову убитого отыскать не удалось. Не было найдено также никаких следов Клинга. Его словесный портрет разослан во все близлежащие штаты и объявлен розыск.

– Я полагаю, вы в курсе последних перемещений убитого и его пропавшего слуги? Расскажите, что вам удалось установить.

– Последний раз Эндрю Вана видели в четыре часа дня, в четверг, 24 декабря. Он навестил миссис Ребекку Трауб, жительницу Арройо, с целью предупредить, что ее сын Вильям начал отставать в учебе. После визита он направился домой, и никто, как установлено, живым его больше не видел.

– А его слуга Клинг?

– Клинга видел последним Тимоти Трейнер, ферма которого расположена между Арройо и Пагтауном, в тот же день, в начале пятого. Клинг купил у мистера Трейнера мешок картофеля, заплатил наличными и, взвалив его на плечо, ушел пешком.

– Был ли найден этот мешок с картофелем в доме мистера Вана? Это важно, полковник. Следствие намерено установить, добрался Клинг домой или нет.

– Да, был найден. Нетронутый и опознанный Трейнером как тот самый мешок картофеля, который он продал Клингу.

– Что-нибудь у вас еще есть для следствия?

Полковник взглянул на публику и мрачно ответил:

– Да, есть.

В зале наступила гробовая тишина.

На лице Эллери мелькнула улыбка; «Вот он, переломный момент…»

Полковник наклонился и зашептал что-то на ухо коронеру, Стэплтон моргнул, улыбнулся, вытер пухлые щеки и кивнул. Пикетт махнул рукой кому-то в глубине зала. Появился высокий полицейский, который вел за руку удивительное существо – маленького косматого старичка с густой бородой и глазами фанатика. Кожа лица грязно-бронзового цвета была так иссушена солнцем и ветрами, будто он всю жизнь прожил под открытым небом.

Эллери присмотрелся – старик был одет в измазанные засохшей грязью шорты и поношенный серый пуловер, а ноги с набухшими венами были обуты в какие-то замысловатые сандалии. В руке он держал странный посох – нечто среднее между палкой и жезлом, верхушка которого была украшена резной фигуркой змеи, примитивное творение какого-нибудь бедного ремесленника.

В зале послышались шепот, смешки и кое-где взрывы хохота. Коронер громко постучал, требуя тишины.

Вслед за полицейским и странным свидетелем следовал бледный молодой человек в испачканных машинным маслом брюках. Когда он проходил мимо сидевших в зале, многие его приветствовали, пожимали руки, хлопали по спине, видно, его хорошо знали.

Все трое прошли за барьер и сели. Бородатый старик трясся от ужаса, глаза его вращались, а коричневые от загара руки то сжимали, то разжимали посох.

– Каспар Крокер, встаньте!

Бледный молодой человек в промасленных брюках встал и подошел к свидетельскому месту.

– Вы владелец гаража и бензоколонки на Мейн-стрит, в Вейртоне? – задал вопрос коронер.

– Да, а в чем дело? Вы же меня знаете, сэр.

– Пожалуйста, отвечайте только на заданные вопросы. Следствие желает знать, что произошло около одиннадцати часов вечера, в канун Рождества.

Крокер глубоко вздохнул, беспомощно огляделся вокруг, словно ища поддержки, и начал:

– Я запер свой гараж под Рождество, праздник есть праздник. Живу я рядом с гаражом. В одиннадцать часов, когда мы с женой сидели в гостиной, я вдруг услыхал какой-то стук и грохот на улице, вроде бы, подле гаража. Я выбежал из дома. Было темно – хоть глаза выколи. Когда я пригляделся, то увидел человека, барабанившего в дверь моего гаража. Он меня заметил и…

– Одну минуту, мистер Крокер. Как он был одет?

Молодой человек пожал плечами.

– Темно было, я не видал. Да и ни к чему мне было его разглядывать.

– А его лицо вы не запомнили?

– Нет, сэр. Хоть он и стоял под фонарем. Он был весь какой-то закутанный, лицо прятал в шарф, оно, конечно, было холодно, но мне показалось, не хотел он, чтобы его заприметили. Гладко побритый, темноволосый, вроде, на иностранца похож, правда, говорил чисто, как истинный американец.

– Сколько, по-вашему, ему лет?

– Лет, эдак, тридцать пять. А может, больше или меньше. Кто ж его разберет в темноте?

– Что ему было нужно?

– Машина для поездки в Арройо.

В зале стало так тихо, что Эллери отчетливо слышал астматическое дыхание сидевшего позади него человека. Никто не шелохнулся. Публика замерла, сидя на краешках стульев и ошарашенно глядя в рот говорившему.

– И что дальше?

– А то, – продолжил Крокер увереннее, – мне это совсем не понравилось, одиннадцать часов вечера, канун Рождества, жена дома одна, а он вынул бумажник и говорит, мол, заплачу десять долларов, если довезешь. Для бедного человека десять долларов – большие деньги, ну я и согласился.

– И вы его отвезли?

– Да, сэр. Так я и сделал. Вернулся сперва домой за пальто, сказал жене, что через полчаса буду дома, вывел из гаража старый грузовик, он залез в кабину, и мы тронулись. Я спросил, куда ехать, в какое место Арройо ему надо, а он и говорит: «На перекресток, где дорога на Арройо пересекается с дорогой на Нью-Камберленд – Пагтаун. Есть такой?» Я говорю: «Есть». А он: «Туда и вези». Я и отвез. Он вышел, дал мне десятидолларовую купюру. Я развернулся и помчался домой. Как-то мне жутковато стало…

– Вы видели; что он там делал, когда вы отъехали?

Крокер утвердительно кивнул, – Я следил за ним через плечо. Он пошел пешком по дороге, ведущей в Арройо. Он сильно хромал.

С места, где рядом с полицейским сидел экзотический старец, послышался вздох. Глазки старца бешено вращались, словно искали путь к спасению.

– На какую ногу он хромал, мистер Крокер?

– Да, пожалуй, он оберегал левую ногу, тяжелее ступал на правую.

– Тогда вы видели его в последний раз?

– Да, сэр. И в первый. До той ночи я его никогда прежде не видал.

– Спасибо, это все.

Крокер, довольный, покинул свидетельское место и поспешил к выходу.

– А теперь, – сказал коронер Стэплтон, буравя глазками бородатого старичка, съежившегося на своем ступе, – подите сюда вы.

Полицейский встал, встряхнул старца и подтолкнул его вперед. Старичок, в глазах которого застыл ужас, отшатнулся. Но полицейский бесцеремонно подхватил его под мышки, поволок и посадил на свидетельское место.

– Как ваше имя? – строго спросил коронер Стэплтон.

В зале раздался смех – настолько комичен был вид старичка, представшего перед судом. Стэплтону пришлось долго утихомиривать публику, восстанавливая порядок. Старец, облизывая губы и качаясь из стороны в сторону, что-то шептал себе под нос.

Эллери показалось, что он молился, причем, самое странное – молился он фигурке змеи на конце посоха.

Стэплтон нервно повторил вопрос. Старец выбросил вперед руку с посохом, распрямил костлявые плечи, как будто собираясь с силами, пристально взглянул в глаза коронеру и ответил:

– Я тот, кого называют Харашт. Я – Бог Полуденного Солнца. Ра-Харашт, Сокол.

В зале повисла тишина. Стэплтон заморгал ресницами и отпрянул, словно услышал страшное проклятие, угрожавшее ему. Публика вздохнула и вдруг разразилась истерическим хохотом, вызванным скорее не комичностью ситуации, а каким-то необъяснимым страхом, чем-то зловещим и непонятным в человечке, в его словах и жутковатой маниакальной искренности.

– Кто, кто? – переспросил коронер.

Человек, назвавшийся Хараштом, прижал руку с посохом к груди и не удостоил его ответом.

Стэплтон в явной растерянности вытер платком вспотевшие щеки, и, заикаясь, продолжил;

– Ээ… Аа… Чем вы занимаетесь, мистер Харашт?

Эллери взглянул на коронера с сочувствием. Допрос для него был явно мучительным мероприятием.

Харашт процедил сквозь зубы:

– Я – Целитель немощных. Я превращаю больных в здоровых и сильных. Я тот, кто плывет на Мэнзете, Ладье Восхода. Я тот, кто плывет на Лизенктэте, Ладье Сумрака.

Меня зовут Гор, Бог Горизонтов. Я сын Нут, богини Неба, матери Исиды и Осириса. Я – Верховный Бог Мемфиса.

Я тот, с кем Этем…

– Довольно! – выкрикнул коронер. – Полковник Пикетт, ради всего святого, что происходит?! Я думал, этот ненормальный может сообщить следствию что-нибудь важное. Я…

Шеф полиции штата резко вскочил. Старик же, назвавшийся Хараштом, спокойно ждал продолжения событий. Его страх прошел, и он, очевидно, почувствовал себя вне досягаемости.

– Простите, господин коронер, – начал полковник, – надо было сразу вас предупредить, что свидетель немного не в себе. Лучше я вам сам расскажу, чем он занимается, а потом вы ему зададите вопросы. Он устраивает какое-то врачевательное и довольно странное шоу. Сам он весь размалевывается солнцами, звездами, лунами и всякими примитивными рисунками времен египетских фараонов. И, похоже, верит, что он – Бог Солнца. Правда, он совершенно безобиден. Странствует, как цыган, из города в город в фургоне, в который запряжена старая лошадь. Он проехал через Иллинойс, Индиану, Огайо и Западную Виргинию со своими молитвами и везде торговал какими-то целительными снадобьями и зельем для роста волос, словом, всякое такое…

– Эликсир молодости, – важно провозгласил Харашт. – Влитый в бутылку луч Солнца. Я посвящен, я могу заколдовать солнечный свет, я – Менту, я Атму, я…

– По-моему, обыкновенный рыбий жир, – пояснил полковник с улыбкой. Его подлинного имени никто не знает, да и сам он, вероятно, его забыл.

– Благодарю, полковник, – прочувствованно произнес коронер.

Эллери вдруг пронзила неожиданная догадка. Он узнал примитивную эмблему на посохе безумного старца.

Это был урей, изображение кобры, символ власти фараонов. Правда, вместо кобры, насколько мог судить Эллери, там был довольно грубо намалеван солнечный диск через который переползала змея… Египет времен фараонов! Иные имена, упомянутые сумасшедшим Пророком, были ему знакомы: Гор, Нут, Исида, Осирис. Остальные, хотя и странные, имели явно египетское звучание. Эллери, довольный, выпрямился в кресле.

– Итак, мистер Харашт, или как вас там, – продолжил коронер, – вы слышали показание Каспара Крокера о темноволосом хромом человеке?

В глазах старика появилось более осмысленное выражение, и вместе с ним вновь промелькнул страх.

– О человеке, который хромал? – пролепетал он. – Да.

– Вы знаете кого-нибудь на него похожего?

Молчание, затем последовал ответ:

– Да.

– Так, – заметил коронер, вздыхая. – Вот мы и сдвинулись с места. Кто этот человек? Где вы его встречали?

– Это мой жрец.

– Жрец?!

По залу прокатился шепот, и Эллери услышал, как сидевший позади него толстяк сказал:

– Ну и богохульство! Прости, Господи.

– Вы хотите сказать, что он ваш помощник?

– Нет, мой ученик, мой жрец. Верховный жрец Гора.

– Ах, ну да. Как его имя?

– Велия Крозак.

– Гмм… – промычал коронер. – Иностранное имя.

Армянское? – Он уставился на старца.

– Нет нации, кроме египтян, – спокойно ответил старик.

– Хорошо, – сдался коронер. – Назовите по буквам его имя.

– Мы его знаем, мистер Стэплтон, – вмешался полковник. – В-е-л-и-я К-р-о-з-а-к. Мы нашли кое-какие бумаги в фургоне.

– И где же он, этот Велия Крозак? – спросил коронер.

Харашт вздрогнул.

– Он уехал.

Эллери успел уловить паническую вспышку страха в глазах старца.

– Когда?

Старик задрожал. Но тут снова вмешался полковник;

– Разрешите, я поясню, господин коронер. Крозак всегда держится в тени, насколько нам известно. Он бродяжничает со стариком несколько лет. Весьма подозрительный субъект. Он был менеджером в одном рекламном агентстве, или вроде того, а Харашт зарабатывал на жизнь врачеванием и молитвами. Харашт подобрал его где-то на западе. Последний раз их видели вместе в канун Рождества, когда они останавливались возле Холлидей Коув, неподалеку от Вейртона. Крозак ушел около десяти часов, и наш Как-Бишь-Его-Зовут клянется, будто больше его не видел. По времени все совпадает.

– И вы не напали на след этого Крозака?

Полковник растерялся.

– Пока нет. Исчез, как сквозь землю провалился. Но мы его найдем, куда он денется. Мы разослали словесные портреты, его и Клинга.

– Мистер Харашт, – обратился коронер к старику, – вы когда-нибудь бывали в Арройо?

– В Арройо? Нет, никогда.

– Они никогда не забирались так далеко на север Западной Виргинии, пояснил полковник.

– Что вы знаете о Крозаке, свидетель?

– Он истинный верующий, – заговорил Харашт с пафосом. – Он коленопреклоненно молится у алтаря, внимает священным письмам с благоговением и…

– Да-да, понятно, – устало произнес коронер. – Уведите его.

Полицейский, сопровождавший старика, усмехнулся, встал, сгреб бородатого Проповедника в охапку и увел со свидетельского места. Когда оба покинули зал, коронер облегченно вздохнул.

Эллери тоже вздохнул. Его отец прав. Все выглядело так, что как бы ему не пришлось вернуться в Нью-Йорк с поджатым хвостом. Предварительное следствие было суетливым и бестолковым, не поддающимся никакой логике и больше смахивало на фарс. И тем не менее… Было зверски обезглавленное тело, было распятие…

«Распятие!» – Эллери задумался, пытаясь отыскать связь. Распятие – и Древний Египет… Что-то это ему напоминало…

Тем временем в зале суда все шло своим чередом.

Полковник Пикетт предъявил бумаги, найденные в фургоне Харашта, которые, по его мнению, принадлежали Крозаку, бессвязные, не имевшие никакого смысла и никак не характеризующие личность или занятия писавшего. Не было и фотографий Крозака, что делало опознание этого человека еще более сложным. Затрудняло поиски и отсутствие образца почерка Крозака.

Вызывали многих свидетелей, но их показания мало что дали. Никто не следил за домом Вана под Рождество, никто не видел Крозака после того, как владелец гаража Крокер довез его до перекрестка дорог. Дом Вана был единственным в этом месте, поэтому там никто не ходил по ночам. Гвозди, вынутые из распятого тела, были взяты, как оказалось, из ящика с инструментами, находившегося в прихожей, рядом с кухней, и в свое время были куплены Клингом в лавке Бернхейма, что тот и подтвердил. Обычно такими гвоздями пользовались при строительных работах.

Эллери опомнился, когда коронер встал с судейского места и заговорил:

– Господа присяжные, вы выслушали показания свидетелей…

Эллери вскочил. Стэплтон умолк и взглянул на него, не понимая, что произошло.

– Да, мистер Куин? Вы здесь по поводу…

– Одну минуту, мистер Стэплтон, – торопливо произнес Эллери. – Прежде чем вы обратитесь к жюри присяжных, я хотел бы сделать одно профессиональное замечание, которое, возможно, поможет следствию.

– Что именно? – подал голос прокурор Крумит. – Какие-нибудь новые факты?

– Нет, не новые, господин прокурор, – ответил Эллери с улыбкой. Наоборот, древние как мир, как само христианство.

– Но позвольте, – прервал его коронер под несмолкаемый гул публики, а присяжные даже привстали с мест, чтобы получше рассмотреть новоявленного свидетеля, – на что вы намекаете? Причем тут христианство?

– Если серьезно, ни при чем. – Эллери воззрился на коронера, сверкнув очками. – Главная улика этого ужасного преступления выпала из поля зрения следствия.

Я имею в виду, что убийца, кем бы он ни был, использовал при совершении преступления символ Т: Т-образный столб-указатель, Т-образный перекресток, труп распят в виде буквы Т, буква Т начертана на двери жертвы. Все это упоминалось в прессе, вероятно, не напрасно…

– Да, да, – перебил его Крумит, – мы в курсе. Но где же ваши факты?

– Они налицо. – Эллери уставился на Крумита в упор, и прокурор Крумит сел на место. – Я и сам не очень-то понимаю связь, в общем, я в растерянности, но, по-моему, символ Т не имеет никакого отношения к алфавиту, – Что вы имеете в виду, мистер Куин? – спросил нетерпеливо коронер.

– Символ Т имеет религиозное значение.

– Религиозное значение? – переспросил Стэплтон.

Неожиданно в зале поднялся седой пожилой человек и заявил;

– Я позволю себе прервать сего образованного джентльмена. Я являюсь президентом Общества евангелистов и никогда не слышал о религиозном символе буквы Т.

Кто-то крикнул;

– Подождите, Пирсон! Пусть договорит.

Эллери улыбнулся.

– С вашего позволения, и я проявлю свою образованность до конца. Существует лишь один крест среди множества других крестов, имеющих форму Т. Он носит название «Тау-креста», или crux commissa,[3]3
  crux commissa – распятие


[Закрыть] Евангелист выкрикнул с места:

– Да, да, он прав! Но это не христианский крест, в языческий!

Эллери кивнул.

– Совершенно справедливо, сэр. И это не греческий крест, использовавшийся дохристианскими народами предхристианской веры. «Тау» еще сотни лет назад предшествовал известному нам греческому кресту. Существует гипотеза, что в оригинале это фаллический символ.

Короче говоря, – зал замер, затаив дыхание, пока Эллери сделал паузу, поправил очки, взглянул на коронера и, наконец, произнес; – «Тау», или Т-образный крест, – неединственное его название. Иногда его еще называют, он снова сделал паузу и медленно закончил:

– Египетским крестом.