Текст книги "Четвёртая сторона треугольника"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Соавторы: Аврам (Эйв) Дэвидсон
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Прошу прощения? – Девушка нахмурилась.
– Роль Хокшо[36]36
Хокшо – сыщик в пьесе английского драматурга Тома Тейлора (1817–1880) «Билет уезжающего».
[Закрыть] в инвалидном кресле меня истощает. Как насчет Майкрофта Холмса?[37]37
Майкрофт Холмс – брат Шерлока Холмса в рассказах А. Конан Дойла.
[Закрыть]
– Я не понимать, мистер Квин…
– Не важно, Кирстен. Научите меня вашему родному языку, а то я знаю только пару слов. Постараюсь не позволить вашей нордической красоте перевозбудить меня. Могу я взять вас за руку?
Сестра одарила его ослепительной улыбкой:
– По-моему, вы шутить, мистер Квин. Но это приятный шутка.
– Очень приятный. Передайте мне телефон.
* * *
В то ноябрьское утро, когда процесс возобновился, атмосфера в зале суда заметно изменилась. На месте свидетелей не ждали банкиров, послов, епископов и промышленных магнатов. Роберт О'Брайен поднялся, излучая уверенность. По залу пронеслось нечто вроде шепота, достигшего ушей судьи, который сразу встрепенулся. Он состарился на службе правосудию, и у него развилось шестое чувство, тут же прогнавшее сонливость и заставившее его выпрямиться во вращающемся кресле.
Боб О'Брайен был крепким ирландцем лет сорока с небольшим, с мальчишеским лицом. Он специализировался на делах, кажущихся безнадежными, и выигрывал их с завидным постоянством. Семейный человек, окончивший Гарвард, отлично знающий историю и античных авторов, он по воскресеньям занимался живописью, летом – археологией, а в остальное время наводил ужас в зале суда. Только что он добился оправдания обвиняемого в убийстве, не имеющего ни гроша в кармане, после того, как три состава присяжных не смогли прийти к единогласному решению. Его успешная защита иммигрантов, назначенных к депортации, заработала ему в либеральных кругах прозвище «новый Дэрроу»,[38]38
Дэрроу, Кларенс (1857–1938) – знаменитый американский адвокат.
[Закрыть] однако когда он отстаивал право ребенка-инвалида на доставку в приходскую школу за счет общественных фондов, то утратил значительную часть голосов в свою поддержку.
– Вызываю Эштона Маккелла, – объявил Боб О'Брайен под аккомпанемент бормотания зала.
Маккелл с высоко поднятой головой занял свидетельское место, как будто это было кресло председателя на международном съезде грузоотправителей, и произнес присягу таким тоном, словно принимал духовный сан.
– Назовите ваше полное имя.
– Филип Корнелиус Эштон Маккелл.
– Вы когда-нибудь использовали другое имя?
– Да.
Окружной прокурор де Анджелус вздрогнул, словно его ударило током.
– Какое имя?
– Доктор Стоун.
Окружной прокурор тряхнул головой, как будто выталкивал что-то из уха.
– Вы использовали его как псевдоним?
– Нет.
– Пожалуйста, объясните, мистер Маккелл, с какой целью вы это делали.
– Имя подразумевало совершенно другую личность. Чтобы стать доктором Стоуном, я гримировался и надевал одежду, которую не носил в других обстоятельствах. Я также использовал пенсне с простыми стеклами, так как у меня хорошее зрение, носил трость и черный докторский саквояж.
– Все это в качестве доктора Стоуна?
– Да.
Боб О'Брайен полез под свой стол и достал черный саквояж.
– Вы говорили об этом саквояже, мистер Маккелл?
– Да.
– Будьте любезны, откройте его и продемонстрируйте нам содержимое.
Эштон повиновался.
– Это клей для бороды, это фальшивые седые волосы, это…
– Иными словами, мистер Маккелл, саквояж содержит материалы для маскировки?
– Да, кроме одежды и трости.
– Благодарю вас. Я приобщаю саквояж и его содержимое к вещественным доказательствам защиты под номером…
Судья открыл рот, но слишком медленно. Окружной прокурор де Анджелус вскочил, яростно жестикулируя:
– Ваша честь, могу я спросить защитника, в чем смысл этого доказательства?
– Оно необходимо моему клиенту для маскировки, – ответил О'Брайен.
– В этом зале суда?! – воскликнул прокурор.
– Да, в этом зале, – вежливо ответил ирландец.
– Здесь? Сейчас?
– Здесь и сейчас.
– Защитник, – заговорил судья, – мы все высоко ценим ваши колоритные методы, к которым вы иногда прибегаете в суде – когда вам это позволяют, – но объясните, для чего вы собираетесь устроить здесь любительский спектакль.
О'Брайен выглядел раздосадованным.
– Я не намеревался раскрывать методы защиты так рано, но если ваша честь настаивает…
– Его честь настаивает, – сказал судья.
– Хорошо. Мистер Маккелл, пожалуйста, сообщите суду, с какой целью вы принимали облик несуществующего доктора Стоуна.
– С целью скрыть мою подлинную личность. – На какой-то момент Эш Маккелл заколебался. – Я имею в виду, при посещении квартиры мисс Шейлы Грей.
– Порядок в зале! Защитник, подойдите к судейскому креслу. И вы тоже, мистер окружной прокурор.
Некоторое время судья, прокурор и адвокат переговаривались шепотом. Наконец де Анджелус устало махнул рукой.
– Вещественное доказательство будет приобщено, – объявил судья Суарес.
Все сели, а пристав, придвинув столик к свидетельскому месту, поставил на него черный саквояж и отошел. Маккелл извлек содержимое, включая маленькое вращающееся зеркало на подставке, и разложил предметы на столе.
– Мистер Маккелл, – заговорил О'Брайен, словно заказывая сандвич с ветчиной, – пожалуйста, загримируйтесь под доктора Стоуна.
Эштон Маккелл, обладатель от восьмидесяти до ста миллионов, советник президентов, начал гримироваться в присутствии судьи, присяжных, прокурора, адвоката, приставов, прессы и публики.
Превратившись из магната в доктора Стоуна, он выпрямился и посмотрел на защитника. В зале послышался шум, но стук судейского молотка быстро заставил его умолкнуть.
– Именно так вы выглядели в роли доктора Стоуна? – снова заговорил О'Брайен.
– Да, за исключением коричневого костюма и трости.
– Думаю, мы можем легко их вообразить. Хорошо, мистер Маккелл. Ваша честь, в интересах более упорядоченного развития я бы хотел прервать показания мистера Маккелла показаниями двух других свидетелей. Суд и окружной прокурор не возражают?
После очередного совещания Маккеллу велели покинуть свидетельское место, а О'Брайен объявил:
– Вызываю Джона Лесли.
Лесли, чисто выбритый и в том же костюме, в котором стоял на тротуаре, приветствуя прибывших в США с визитом королеву Елизавету и принца Филиппа, вошел в зал, принес присягу и сообщил, что он работает портье в доме номер 610 по Парк-авеню с тех пор, как в здании появились отдельные квартиры, и что знает мистера Эштона Маккелла более двадцати пяти лет.
– Вы видите мистера Маккелла в этом зале?
Лесли обвел взглядом помещение. Он выглядел озадаченным.
– Нет, сэр, не вижу.
– Ну а вы бы узнали доктора Стоуна? – спросил О'Брайен.
– Вы имеете в виду врача, который посещал мисс Грей? Думаю, что да, сэр.
– Вы видите доктора Стоуна в этом зале? Лесли снова огляделся.
– Да, сэр.
– Укажите его нам, пожалуйста… Благодарю вас, мистер Лесли. Это все.
– Мистер Лесли, – заговорил окружной прокурор де Анджелус, – вы помните вечер, когда обнаружили тело мисс Грей?
– Да, сэр.
– В тот вечер человек, которого вы опознали как доктора Стоуна, посещал дом номер 610 на Парк-авеню?
– Да, сэр.
– В какое время?
– Поздно вечером. Где-то около десяти.
– Не могли бы вы указать более точное время?
– К сожалению, нет, сэр.
– Вы помните, когда он покинул дом?
– Очень скоро, сэр. Через несколько минут. Я не обратил особого внимания.
– Через полчаса?
– Может быть.
– Но вы только что сказали, что через несколько минут.
– Я просто не помню, сэр.
– Это все.
Как ни странно, О'Брайен не стал продолжать допрос.
– Вызываю Рамона Альвареса.
Старый Джон удалился, ломая себе голову над происходящим, и его сменил Рамон. Он заявил, что последние пять лет работает шофером Эштона Маккелла и что с ранней весны – кажется, с апреля – получил указание каждую среду во второй половине дня отвозить хозяина в «бентли» примерно к четырем часам к парадному входу крикет-клуба «Метрополитен». После этого он оставлял «бентли» у гаража за клубом.
– Что вы делали потом?
– Мне было приказано поздно вечером ждать мистера Маккелла позади клуба с «бентли».
– Мистер Маккелл когда-нибудь говорил вам, куда он ездит вечерами по средам?
– Нет, сэр.
– Это происходило каждую среду, начиная с апреля, мистер Альварес?
– За исключением одного или двух раз, когда мистер Маккелл был по делам в Южной Америке или Европе.
О'Брайен повернулся:
– Пожалуйста, встаньте, мистер Маккелл. Благодарю вас. Мистер Альварес, вы когда-нибудь видели мистера Маккелла одетым и загримированным как сейчас?
– Нет, сэр.
– Вы в этом уверены?
– Да, сэр.
– Вас никогда не интересовало, куда мистер Маккелл отправляется каждую среду вечером без вас? – настаивал О'Брайен.
Рамон пожал плечами:
– Я шофер, сэр, и делаю то, что мне приказано.
– И вы ни разу не видели его в гриме?..
– Ваша честь, – вмешался окружной прокурор, – мистер О'Брайен подвергает перекрестному допросу собственного свидетеля.
О'Брайен махнул рукой, де Анджелус тоже, и Рамона отпустили.
– Я снова вызываю Эштона Маккелла. – Когда Эштон вновь занял свидетельское место, будучи уведомленным, что он все еще находится под присягой, О'Брайен продолжал: – Мистер Маккелл, я собираюсь задать вам неприятный вопрос. Какова была тайная причина вашего перевоплощения в доктора Стоуна каждую среду, которое вы скрывали даже от собственного шофера?
– Я не хотел, чтобы моя семья или кто-либо еще знали о моих визитах к мисс Грей. – Когда зал опять зашумел, старший Маккелл с горечью добавил: – Но провал мой, увы, произвел грохот и треск.
Метафора была неудачной. В зале кто-то захихикал, и как минимум один репортер выбежал к телефону сообщить в газету, что, «по мнению опытного психиатра», этот lapsus linguae[39]39
Оговорка (лат).
[Закрыть] мог быть оговоркой по Фрейду, которой обвиняемый признавал свою вину. О'Брайен слегка нахмурился – он не любил, когда свидетели, а тем более подзащитные добровольно сообщают информацию, которой от них не требовали. С другой стороны, окружного прокурора раздражало, что обвиняемый сидит в зале суда как актер на репетиции – в гриме, о чем он не замедлил заявить.
– Подзащитный останется в гриме ненадолго, ваша честь, – сказал О'Брайен, – дабы еще один свидетель мог подтвердить его личность.
Судья Суарес кивнул, и защитник продолжил допрос:
– Прошу вас, мистер Маккелл, рассказать нам еще раз о вашем прибытии в квартиру мисс Грей вечером 14 сентября и о том, что произошло впоследствии. – Выслушав обвиняемого, он осведомился: – Значит, вы не помните ни названия бара, ни его местонахождения?
– Не помню.
– Свидетель ваш.
Перекрестный допрос де Анджелуса был долгим, подробным, драматичным и тщетным. Он не смог опровергнуть показаний обвиняемого, хотя подвергал их сомнению. В конце концов Маккелл был им охарактеризован как распутник, разрушитель семьи, предатель доверия в высоких сферах, деградировавший аристократ, коррумпированный гражданин демократического государства и, на закуску, убийца. Работа была артистической, Дейн и Джуди корчились от гнева, но каменное лицо старшего Маккелла не выражало ни возмущения, ни стыда, а Роберт О'Брайен слушал прокурора, склонив набок массивную голову, с детским вниманием и, как ни странно, с довольным видом.
Когда окружной прокурор наконец сел, О'Брайен спокойно объявил:
– Вызываю Мэттью Томаса Клири.
Место свидетеля занял коренастый мужчина с вьющимися седыми волосами, сплющенным носом и круглыми голубыми глазами. Хриплым голосом с ирландским акцентом он сообщил, что является владельцем и одновременно барменом гриль-бара «Керри Дансерс» на Пятьдесят девятой улице неподалеку от Первой авеню. Слава всем святым, у него никогда не было неприятностей с законом.
– Мистер Клири, – беспечным тоном произнес О'Брайен, подойдя к «доктору Стоуну» и коснувшись его плеча, – вы когда-нибудь видели этого человека раньше?
– Да, сэр. Однажды вечером в моем баре.
О'Брайен вернулся к свидетельскому месту.
– Вы уверены, мистер Клири? Вы не ошибаетесь?
– Конечно нет.
Полицейский офицер незаметно проводил к месту в заднем ряду зала женщину с мертвенно-бледным лицом, наполовину скрытым вуалью. Это была Лютеция Маккелл, наконец извлеченная из своего убежища.
– Должно быть, мистер Клири, вы видите сотни лиц через стойку вашего бара. Почему вы запомнили именно это?
– Во-первых, сэр, у него была борода, а в моем баре едва ли один посетитель из тысячи носит бороду. Во-вторых, у меня на полке за стойкой находится большой кувшин с надписью «Для детей Лорето» – это сиротский приют на Стейтен-Айленде. Я кладу туда мелочь, которую люди оставляют на стойке. Человек с бородой после первой порции вручил мне двадцать баксов, я дал ему сдачу, а он протягивает мне пятидолларовую купюру и говорит: «Бросьте ее в кувшин для сирот». Я так и сделал и поблагодарил его. Никто никогда не давал мне пять долларов для приюта. Вот почему я его запомнил.
– В какой именно вечер это было, мистер Клири? – спросил О'Брайен.
– 14 сентября, сэр.
– Вы имеете в виду, мистер Клири, что помните, как тем вечером, ровно два месяца тому назад, этот человек пил в вашем баре и дал вам пятидолларовую купюру для детей Лорето?
– Да, сэр. В тот вечер был чемпионат по боксу. Я обвел кружком эту дату на календаре в баре, чтобы не забыть и ненароком не включить телевизор на фильм, новости или еще что-нибудь. А этот человек входит и…
Окружной прокурор сидел на краю стула, опершись локтями на стол, и слушал в состоянии близком к панике.
– Давайте не будем торопиться, мистер Клири. Итак, 14 сентября был чемпионат по боксу, поэтому вы запомнили дату. Но как вы можете быть уверены, что человек с бородой приходил в ваш бар именно тем вечером, а не каким-нибудь другим?
– Потому что мы с ним говорили о чемпионате. «С минуты на минуту начнется большая драка», – сказал я ему. «Большая драка? – переспросил он, словно впервые слышал о боксе. – Кого с кем?» Я объяснил, что чемпион дерется с пуэрториканцем Малышом Агирре, а он уставился на меня, словно я говорил по-индейски.
– И это заставило вас запомнить и человека, и дату?
– Такое кого угодно заставило бы запомнить. Я включил телевизор, и мы начали смотреть драку. После первого раунда я говорю ему…
– Джентльмену с седой бородой?
– Кому же еще? Я говорю ему: «Ну, что вы думаете?» А он отвечает: «У этого парня, Малыша, кишка тонка. Чемпион его нокаутирует»…
– Одну минуту, мистер Клири. Пожалуйста, встаньте, мистер Маккелл, посмотрите на этого свидетеля и произнесите обычным тоном: «У этого парня, Малыша, кишка тонка. Чемпион его нокаутирует».
Эштон Маккелл повторил обе фразы.
– Мистер Клири, это тот же голос, которым говорил с вами седобородый мужчина в вашем баре вечером 14 сентября?
– Конечно, сэр, и мужчина тот же самый.
– Вы уверены, что это тот же голос?
– Он у меня и теперь в ушах звенит, – отозвался не чуждый поэзии Клири.
О'Брайен ускорил темп допроса. По словам Клири, во втором раунде они заключили пари на десять долларов. Клири ставил на то, что Малыш Агирре продержится полные пятнадцать раундов, а седобородый мужчина – что его нокаутируют.
– К сожалению, сэр, так оно и было – как вы помните, Малыша нокаутировали в третьем раунде.
– Вы уплатили этому человеку десять долларов?
– Он их не взял. Сказал: «Положите их в кувшин для сирот». Я так и сделал.
– Последний вопрос, мистер Клири. Вы и седобородый мужчина смотрели по телевизору прямую трансляцию матча, а не повтор в записи на пленке?
Клири ответил, что матч передавали в Денвере по кабельному телевидению, но транслировали на Восток, а запись показали только на следующий день.
Окружной прокурор изо всех сил пытался опровергнуть опознание Клири «доктора Стоуна», но упорный ирландец с каждым вопросом становился все более уверенным. Когда перекрестный допрос начался вестись в оскорбительных тонах, О'Брайен вежливо вмешался:
– Мне кажется, ваша честь, свидетель ответил на все вопросы окружного прокурора не один, а полдюжины раз. Думаю, мы приближаемся к опасной черте, и почтительно привлекаю к этому ваше внимание.
Судья сердито посмотрел на О'Брайена, но остановил де Анджелуса.
О'Брайену оставалось только назвать время нокаута Малыша Агирре, зафиксированное в хронометраже матча и протоколах судей, – двадцать два часа двадцать семь минут сорок шесть секунд по восточному времени.
– Незачем напоминать, господа присяжные, – подытожил он, – что никто из нас не присутствует в этом зале суда с целью наказания за грехи против морали. Вам предстоит решить вопрос о виновности, а не о грехе. Единственный вопрос, по которому его честь поручает вам вынести вердикт, – это виновен ли подсудимый Эштон Маккелл в убийстве Шейлы Грей посредством выстрела из револьвера в двадцать три минуты одиннадцатого вечера 14 сентября. Вы слышали показания, которые должны убедить каждого, что мистер Маккелл физически не может быть виновным в этом преступлении, поскольку во время убийства сидел в баре на расстоянии полумили от места преступления и пробыл там еще некоторое время.
Эштон Маккелл не только не мог застрелить Шейлу Грей, но и не мог даже находиться рядом или поблизости от места ее гибели, когда прозвучал роковой выстрел.
Повторяю: никакой другой аспект этого дела не должен вас касаться. Следовательно, ни один мужчина и ни одна женщина в здравом уме не может вынести иного вердикта, кроме как «невиновен».
* * *
Ожидание было мучительным, кровь кипела в жилах, словно грозя вырваться наружу, прежде чем будет вынесено решение. Репортеры заметили Лютецию Маккелл и толпились вокруг нее, покуда Ричард М. Хитон не пришел ей на выручку. Никто не осмеливался покидать зал суда до возвращения присяжных – все разговаривали или сидели молча, поглощенные своими мыслями. Хитон был настроен оптимистически; О'Брайен держал свое мнение при себе («Я никогда не предполагаю заранее, как поступит жюри»), лишь отметив, что окружной прокурор остается в зале и, следовательно, считает, что присяжные надолго не задержатся; де Анджелусу курьер принес какую-то записку, на которую он тут же написал ответ и снова был потревожен посыльным с еще одним конвертом.
– Он выглядит таким занятым, – промолвила Лютеция и начала нервно комкать носовой платок.
Дейн и Джуди отвлекли ее рассказом о первоначальных безуспешных поисках бара и визите к Эллери Квину.
– Его отец, Ричард Квин, сейчас вошел и говорит с окружным прокурором, – указал О'Брайен.
Услышав о продолжении охоты, Лютеция была тронута.
– Маргарет такая преданная. Ты ведь знаешь, Дейн, как она обожает твоего отца. Думаю, все это время она знала куда больше любого из нас и, должно быть, поняла, что что-то не так, когда обнаружила незнакомый коричневый костюм в спальне Эштона. Маргарет всегда опустошает карманы его костюмов.
Они пришли к выводу, что служанка нашла квитанцию в костюме вскоре после первого визита полиции. Для родившейся в Ирландии Мэгги слова «полиция» и «охотники за бунтовщиками» были синонимами. Квитанция пробудила в ней инстинктивную подозрительность, и Маргарет просто спрятала ее подальше от рук закона. После ареста Эштона она потихоньку отправилась на Грэнд-Сентрал, получила подтверждение своих страхов в виде черного саквояжа, выданного ей по квитанции в камере хранения, и быстро завербовала сестру в союзники, спрятав саквояж в ее квартире с единственной целью скрыть его от властей, которые разыскивали все, связанное с Маккеллом.
– Добрая старая Мэгги сама не сможет объяснить свое поведение, – сказал Дейн.
– Что-то происходит у стола окружного прокурора, – внезапно заговорил О'Брайен. – А вот и пристав направляется в кабинет судьи. Вероятно, жюри вынесло вердикт.
Так оно и оказалось. Вердикт был «невиновен».
Казалось, на какой-то момент все пришло в движение – ладони аплодировали, губы шевелились, Эштон обнял Лютецию (публично!), а Дейн – Джуди (обоих удивила естественность, с которой они бросились друг другу в объятия). Потом все внезапно остановилось – руки, глаза, губы… Причину было трудно понять – ведь не произошло ничего, кроме приближения очень крупного мужчины со сложенным листом бумаги. Но в том, как он шел, как его пальцы держали бумагу, в суровом взгляде на суровом лице было нечто подобное потоку ледяной воды.
Это был сержант Вели.
– Мистер Маккелл, – вежливо произнес он.
Эштон все еще обнимал Лютецию.
– Если не возражаете, сэр, – продолжал Вели, – я бы хотел поговорить с миссис Маккелл.
– С моей женой?
Дейну показалось, что мать вздрогнула. Но быстро взяла себя в руки и устремила холодно-вежливый взгляд на сержанта:
– Да? В чем дело?
– Я должен попросить вас, – сказал детектив, – отправиться со мной в полицейское управление.
Лютеция снова вздрогнула. Ее муж быстро заморгал. Дейн сердито шагнул вперед:
– Что это значит, сержант? Почему вы хотите забрать мою мать в управление?
– Потому что, – бесстрастно ответил Вели, – я вынужден задержать ее по подозрению в убийстве Шейлы Грей.