Текст книги "Четвёртая сторона треугольника"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

Соавторы: Аврам (Эйв) Дэвидсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Не понимаю, – пробормотал Дейн. – Пятый? Кто это может быть?

– Мы подойдем к этому позже, Дейн. Что же еще нам известно о личности этого Януса – человека с двумя лицами: шантажиста и убийцы? Как ни странно, достаточно много, но, чтобы добраться до этого, мы должны копнуть глубоко.

Начнем с золотой жилы информации, предоставленной нам Уинтерсоном, первоначальным партнером Шейлы по «Дому Грей». Что он нам сообщил? Что у Шейлы был ряд любовников, начиная с него самого. (Если существовали более ранние, а я полагаю, что это так, то их наличие для нас не имеет значения.)

Что еще говорил Уинтерсон? Что по-настоящему ее звали не Шейла, а Лиллиан? Когда же она сменила имя? После первого успешного показа коллекции, которую назвала «Леди Шейла». Почему «Леди Шейла»? Почему вообще «Шейла» – ведь тогда это не было ее именем, но оно настолько ее пленило, что впоследствии она официально приняла его?

Я долго ломал себе голову над этим. Но ответ пришел в одно мгновение. Как зовут Уинтерсона?

– Айшел, – недоуменно ответила Джуди.

– Айшел. – Эллери выжидательно умолк, но никто не произнес ни слова. – Неужели вы не видите связи между именами Айшел и Шейла?

– Это анаграммы! – воскликнула Джуди.

– Да. Шейла – перестановка букв имени Айшел. Поняв это, я также понял, что это не могло быть совпадением. Поэтому я перешел к ее следующей коллекции – 1958 года, – которую она назвала «Леди Нелла». Что еще значительного произошло в жизни Шейлы Грей в том году? К тому времени она уже бросила Айшела Уинтерсона и как партнера по бизнесу, и как любовника. Завела ли она нового партнера? Нет. А нового любовника? Уинтерсон говорил, что да, и назвал его. Помните как?

– Кажется, Фостер, – ответил Дейн.

– А полное имя? Последовала очередная пауза.

– Помню, оно как-то связано с Эдгаром Алланом По, – заговорила Джуди. – Да! Вы спросили мистера Уинтерсона, как пишется первое имя Фостера – Аллен.

– Аллен – через «е» – Бейнбридж Фостер, – кивнул Эллери. – «Аллен» – анаграмма «Нелла», название ее коллекции 1958 года! Еще одно совпадение? Посмотрим дальше.

Уинтерсон упомянул еще трех любовников Шейлы в течение последующих четырех лет. В 1959 году им был Джон Ф. Тур Третий – знаменитый гонщик. В 1960-м – великосветский игрок в поло Роналд ван Вестер. В 1961 году Уинтерсон был за границей и не смог сообщить имя любовника за тот год, но в 1962 году любовником Шейлы, по его словам, был шекспировский актер Эддвин Одоннелл.

Джон Ф. Тур Третий, 1959 год. А как называлась коллекция Шейлы за этот год? «Леди Рут». «Тур» и «Рут» – анаграммы.

Роналд ван Вестер, 1960 год. А название коллекции 1960 года – «Леди Лорна Д.». «Д» – это «Дун»? Ничуть не бывало. «Роналд» и «Лорна Д.» – анаграммы.

Итак, образец установлен. Четыре года – четыре анаграммы имен соответствующих по времени любовников. Должен признать, что пропуск 1961 года – года «Леди Ниры» – все еще возбуждает мое воображение. «Нира» – странное имя само по себе, а когда пытаешься составить из него мужское имя, получается «Анри». Конечно, мы не знаем, существовал ли такой мужчина, или Шейла в том году устроила себе каникулы…

– Подождите, – прервал Эллери Эштон Маккелл. – Анри… Шейла упоминала какого-то французского драматурга, который приезжал в Нью-Йорк ставить свою пьесу на Бродвее. Когда же это было?.. Думаю, в 1961 году. То, как она о нем говорила… Теперь я понимаю…

– Анри Клодель, – медленно произнес Дейн. – Черт возьми, значит, он тоже…

– 1961 год. «Анри» – «Нира». – Эллери кивнул. – Все слишком хорошо укладывается в единую схему, чтобы быть совпадением. Думаю, мы имеем полное право предположить, что месье Клодель был номером один в хит-параде мисс Грей за 1961 год.

– Но как насчет 1962-го? – не удержался инспектор Квин. Как и все остальные, он был захвачен расшифровкой анаграмм.

– Ну, согласно Уинтерсону, в 1962 году фаворитом являлся актер Одоннелл, чье имя, которое фигурировало только в театральных программках, было Эддвин – с двумя «д». Но Одоннелла всегда называли «Гамлет» за его назойливое исполнение шекспировской роли. А как называлась коллекция Шейлы за 1962 год? «Леди Телма». «Hamlet» – «Thelma». Снова анаграмма!

Каждый любовник Шейлы внушал ей вдохновение для названия соответствующей по времени коллекции «Дома Грей». Обычно она предпочитала использовать имя для основы анаграммы, но в случае надобности прибегала и к фамилии.

В комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая звуками веселья снаружи, к которым прибавилось завывание ветра. Часы, которые тикали все время, казалось, только начали работать. Чей-то стул скрипнул, а кто-то судорожно вздохнул. Наконец паузу нарушил голос Лютеции:

– Пожалуйста, продолжайте, мистер Квин.

– Последней коллекцией, показанной в «Доме Грей», была «Леди Телма». Но перед смертью Шейла работала над новой коллекцией – делала эскизы и полностью завершила по крайней мере одну модель. Поскольку названия коллекций Шейлы неизменно совпадали с именами ее любовников, возникает вопрос: кто же был ее последним любовником? Простите, что снова перехожу на личности, мистер Маккелл, но это были не вы. В жизни Шейлы вы попадали под совсем особую категорию – кроме того, ваше имя не поддается анаграммам.

Лицо Эштона все еще напоминало гипсовую маску.

– Были ли это вы, Дейн? Да, но, насколько я понимаю, в очень ограниченном смысле. Вам с Шейлой не хватило времени установить прочные отношения. Возможно, вы были на пути к этому, но, в любом случае, кто был вашим предшественником? Чье место вы заняли? Потому что существует некто, о ком вы не подозревали.

Голос Эллери звучал устало, но это не уменьшало напряжения слушателей.

– Судя по словам Уинтерсона и по тому, что сама Шейла говорила Дейну, она бросала любовников так же внезапно, как заводила их. Если во время появления Дейна в ее жизни она уже бросила своего предыдущего любовника или же он каким-то образом узнал, что его собирается бросить эта непредсказуемая женщина-однолюб, как она сама себя именовала, у него появлялся веский мотив для убийства. Конечно, «в аду нет ярости сильнее, чем ярость женщины, отвергнутой мужчиной»,[59]59
  Цитата из пьесы «Утренний жених» английского драматурга Уильяма Конгрива (1670–1729).


[Закрыть] но, как свидетельствует статистика, в Соединенных Штатах убийства на почве ревности и мести за измену куда чаще совершают мужчины, чем женщины.

У нас имеется лишь один надежный способ проверить теорию, что в жизни Шейлы существовал еще один любовник – тот, которого собирался сменить Дейн. Дала ли она имя новой коллекции, над которой работала в период, предшествующий смерти? – Эллери хотел подняться, но опустился на стул с гримасой боли. – Проклятые ноги! Пожалуйста, Рамон, передайте мне пакет с каминной полки.

Шофер передал ему пакет, и Эллери снял обертку, продемонстрировав рулон плотной бумаги. Он развернул его, кивнул и поднял бумагу вверх, показывая ее остальным.

Это был полностью завершенный эскиз спортивного костюма.

– Вот единственная модель, которую Шейла Грей успела закончить, – продолжал Эллери уже без всяких признаков усталости. – И этот лист сообщает нам название, выбранное Шейлой для ее новой коллекции. Оно написано внизу печатными буквами – «Леди Норма». Могу добавить, что «Норма» – анаграмма имени пятого человека, чье положение позволяло ему знать о свиданиях Шейлы с Эштоном и который, поскольку остальных четырех мы исключили, должен быть шантажистом, а следовательно, и убийцей Шейлы. Кто же еще мог знать, что Эштон Маккелл посещает Шейлу Грей? Шофер, который подвозил его каждую среду к клубу и поздно вечером увозил оттуда, который имел уникальную возможность подозревать о природе этих экскурсий и удостовериться в правильности своих подозрений. Его шофер, который был предшественником Дейна в привязанностях Шейлы и убил ее за то, что она его бросила… Папа, следи за Рамоном!

Шофер метнулся к прихожей. Его кожа приобрела цвет оконной замазки, ноздри побелели от страха и гнева. Инспектор Квин, Дейн и Эштон Маккелл бросились к нему. Рамон схватил тяжелый стул, швырнул его в них и выбежал из квартиры.

Стул сбил Эштона с ног, и Дейн споткнулся об отца. На какой-то миг трое мужчин сплелись в клубок молотящих рук и ног. Затем Маккеллы поднялись и с криками устремились к прихожей.

– Нет! – рявкнул инспектор Квин. – Он может быть вооружен! Пусть убегает! – Когда они, пыхтя, остановились, старик добавил: – Далеко ему не уйти. Я поставил своих ребят у всех выходов из дома. Он попадет прямиком к ним в руки.

* * *

Позднее, когда все восстанавливали силы с помощью бренди – хотя Эштон Маккелл все еще был слишком потрясен открытием, чтобы лицо его приобрело природный румянец, – Эллери продолжил объяснения:

– Да, Рамон, чье имя вдохновило Шейлу назвать свою новую коллекцию «Норма», был ее последним любовником. – Из жалости он не смотрел на старшего Маккелла. – Именно Рамона она бросила, заинтересовавшись вами, Дейн, и оскорбленная испанская гордость пробудила в нем смертельную ярость.

Эллери предусмотрительно не стал вдаваться в вопрос о вкусах Шейлы в мужчинах, зная, что потрясение Эштона отчасти вызвано тем фактом, что собственный шофер спал с женщиной его мечты. Любовники Шейлы значительно отличались друг от друга, а средиземноморская красота Рамона, очевидно, возбудила ее фантазию.

– Тем вечером Рамон пробрался в квартиру Шейлы и в ее спальню, чтобы взять револьвер, который, как он знал, лежит в ящике ночного столика. Снова прошу прощения, но у него имелось немало возможностей ознакомиться с этой спальней. И, войдя в кабинет Шейлы, он застрелил ее, когда она разговаривала по телефону с полицией. Рамон вернул трубку на рычаг, нашел адресованное полиции письмо Шейлы, положил его в карман и удалился. С помощью этого письма он рассчитывал шантажировать Дейна, а если это не удастся – что и произошло, – навести на него подозрения, отведя их от себя. Что также случилось.

Наступила пауза, которую прервал стук в дверь. Инспектор Квин открыл ее и увидел усмехающегося сержанта Вели.

– Надеюсь, его поймали? – осведомился инспектор.

– Поймали, инспектор. Теперь он ведет себя тихо, как пай-мальчик. Вы спуститесь с нами?

– Сейчас, только надену пальто и шляпу.

Когда дверь за ними закрылась, словно по сигналу, раздались возгласы:

– Все кончено!

– Как нам отблагодарить вас, мистер Квин?

– Господи, Эллери все-таки это удалось!

– Это требует очередного тоста!

– Отличный новогодний подарок! – заявил Эштон Маккелл. – Есть еще шампанское?

В кухне нашлось три бутылки. Радостно зазвенели бокалы. Вскоре Эштон запел песню своей колледжской юности («Будем петь о Линде Пинкем, чье лицо в газетах видим»). Лютеция икнула и громко расхохоталась, а Джуди станцевала джигу под аккомпанемент «Ирландской прачки», которую пели остальные.

– Не возражаю сообщить вам, что мое самоуважение восстановлено, – сказал Эллери.

– За детектива в кресле и его восстановленное самоуважение! – провозгласила тост Лютеция Маккелл.

Все выпили последний бокал, а Эллери продолжал улыбаться.

* * *

Казалось, тот факт, что «убийца шофер», сразу уменьшил интерес общественности к делу Шейлы Грей. Это было все равно, как если бы опытный любитель детективных романов двести пятьдесят страниц шел по ложному следу, а на двести пятьдесят первой обнаружил, что преступник – дворецкий. Другие новости начали вытеснять дело Грей с первых полос газет, и вскоре оно переместилось на последние страницы, а о Маккеллах и вовсе перестали упоминать.

Это было колоссальным облегчением. Эштон вернулся к бизнесу с удвоенной энергией. Он, долгое время пренебрегавший делами, был не таким человеком, чтобы удовлетворяться работой подчиненных. Урожай какао-бобов в Гане, доставка сахара из Перу, проблема замены гаванского табака, усилия дюжины новых государств создать торговый флот – с такими проблемами Эштон расправлялся, как фокусник, уверенный в своей ловкости. Джуди приходилось съедать свой ленч в офисе, так как значительную часть работы он возложил на нее.

Лютеция радостно вернулась к своему благотворительному рукоделию, впервые за двадцать лет наняв швею в помощь, чтобы ускорить отправку партии приданого для незаконнорожденных.

Дейн вернулся к роману, втайне сомневаясь, что он когда-нибудь будет закончен. Книга пробуждала слишком много ассоциаций, связанных с Шейлой, которая была потеряна для него навсегда.

Ему даже приходило в голову отложить роман и начать новый, но он отказался от этой идеи, пообещав себе вернуться к прежнему графику работы, как только обвинение против него будет официально снято. После ареста Рамона адвокаты Дейна добились отсрочки процесса на неопределенное время, ожидая аннулирования обвинения. Но дни шли за днями, не принося никаких новостей, и Дейн начал терять терпение.

Он позвонил в Главное полицейское управление.

Сначала инспектор Квин довольно странным тоном предложил ему связаться с окружной прокуратурой, потом внезапно заявил:

– Может, это даже к лучшему. Раз уж вы позвонили мне, мистер Маккелл…

– Да?

– Возник ряд вопросов. Мне бы хотелось обсудить их с вами. Я собирался позвонить вам несколько позже, но думаю, это можно сделать и сейчас.

– Что еще за вопросы?

– Я бы хотел, чтобы при разговоре присутствовал мой сын. Встретимся у меня в квартире в два часа, хорошо?

Дейн пришел вместе с родителями и Джуди.

– Не знаю, что все это означает, – сказал он Квинам, – но я рассказал об этом отцу, и он решил, что всем нам следует присутствовать.

– Я тоже понятия не имею, в чем дело. – Эллери, прищурившись, посмотрел на отца. – Как насчет того, чтобы объяснить нам, папа?

– Мы днем и ночью допрашивали этого Рамона Альвареса, – сказал инспектор Квин. – Он странный тип.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я допрашивал сотни подозреваемых в убийстве, но еще никогда не сталкивался с таким сочетанием откровенности и упрямства. Он сделал несколько важных признаний – в частности, что был в пентхаусе незадолго до преступления, – но утверждает, что не убивал Шейлу Грей.

– А вы ожидали другого? – спросил старший Маккелл. – Разве убийцы не всегда отрицают свою вину?

– Не так часто, как люди думают. Как бы то ни было, я пришел к выводу, что он говорит правду.

– Чепуха, папа, – сказал Эллери. – Я доказал, что этот человек виновен.

– Может, и не доказал, сынок.

Эллери пристально посмотрел на отца.

– В любом случае, инспектор, – проворчал Эштон Маккелл, – это ваша проблема, а не наша. Почему вы опять втягиваете в это Дейна?

– Потому что он, возможно, сумеет помочь нам прояснить все раз и навсегда. – Старик вновь сосредоточился на хронологии преступления. – Шейла Грей отослала Эштона в три минуты одиннадцатого. Потом она села и написала письмо о Дейне, адресованное полиции. Мы поручили пятерым полицейским написать текст письма с той же скоростью, с какой его должна была писать Шейла, – ее подгонял страх, нападение было еще свежо в ее памяти, так что она не могла писать медленно.

Самый быстрый результат из пяти был чуть более четырех минут, а самый медленный – чуть менее шести. Возьмем самое долгое время. После вашего ухода, мистер Маккелл, Шейла Грей должна была подойти к столу, сесть, достать из ящика ручку и бумагу, написать письмо, допустим, перечитать его, хотя она могла этого не делать, запечатать в первый конверт, написать на нем «Вскрыть в случае моей смерти от неестественных причин», положить его в больший конверт и написать на нем «Для полиции».

На все это Шейла Грей никак не могла истратить более десяти минут – думаю, скорее всего, минут восемь. Но давайте предположим, что их было десять. Таким образом, она закончила всю процедуру с письмом никак не позднее тринадцати минут одиннадцатого. Но ее застрелили в десять двадцать три. Что происходило в течение этих десяти минут? О'кей, пришел убийца. Но неужели ему понадобилось десять минут, чтобы достать револьвер из ящика в спальне и застрелить ее?

– Они разговаривали, – предположил Дейн.

– И Шейла Грей сняла телефонную трубку и позвонила в участок, когда убийца стоял над ней? Это невозможно. Вспомните, она сказала телефонистке, что звонок срочный, а сержанту в участке – что в ее квартире посторонний, и, по его словам, она говорила шепотом, словно опасаясь, что ее подслушают. Нет, Шейла не провела ни секунды этого времени, разговаривая с убийцей. Но у нас нет полной картины этих десяти минут между написанием письма и выстрелом, который сержант слышал по телефону.

– Не понимаю, что тебя гложет, папа, – сердито сказал Эллери. – Все просто. Часть десяти минут ушла на приход Рамона и убийство. Остальное не имеет значения. Прежде чем он пришел, она сидела, работала над эскизом или занималась чем-то еще.

– Но Рамон говорит, что пришел туда в четверть одиннадцатого, – возразил инспектор. – Он настаивает, что пробыл в квартире самое большее четыре-пять минут. Следовательно, он ушел в десять двадцать. Если Рамон говорит правду, оставалось достаточно времени, чтобы кто-то проник в пентхаус после его ухода.

– Если он говорит правду! – ехидно заметил Эллери. – Или если его расчет времени абсолютно точен, что кажется мне крайне маловероятным. Он что, хронометрировал свои действия? Мы имеем дело с минутами, папа, а не с часами! Не знаю, что с тобой сегодня.

Инспектор промолчал.

Эллери сурово посмотрел на него.

– И еще одно, – сказал он. – Рамон отрицает, что убил Шейлу. А он сообщил, что делал в ее квартире?

– Пришел за деньгами, которые вымогал шантажом.

– Что?!

– Рамон шантажировал и Шейлу?! – воскликнул Эштон.

– Да. Он тянул деньги с обеих сторон.

– Но почему Шейла должна была платить ему?

– Он говорит, что из-за вас, мистер Маккелл. Она не заботилась о своей репутации, но боялась за вашу и платила Рамону, чтобы тот держал язык за зубами. Кстати, Шейла Грей оказалась проницательнее вас, – сухо добавил старик. – Рамон говорит, что она сразу поняла, кто ее шантажирует. Этот тип, очевидно, последовал за вами в одну из сред, дабы выяснить, чем вы занимаетесь этими вечерами, и узнал, что вы посещаете ее квартиру в гриме. И она платила ему, чтобы защитить вас.

Эштон отвернулся. Лютеция склонилась к мужу и взяла его за руку.

– Рамон говорит, что пришел в ту ночь требовать увеличения суммы. Он получал от Шейлы Грей тысячу в месяц, но проигрывал деньги на скачках куда быстрее, чем получал их от вас обоих, мистер Маккелл, и решил, что надавить на женщину будет легче. По его словам, Шейла сидела, откинувшись на спинку стула, в полуобморочном состоянии и держалась за горло. Казалось, она осознавала его присутствие. Рамон заподозрил, что дело неладно, и быстро ушел. Но прежде он заметил конверт, адресованный полиции почерком Шейлы, и решил, что тут можно поживиться. Вот его история, и я ей верю.

– А он объяснил, как вышел из квартиры? – осведомился Эллери. – Через какую дверь?

– Через черный ход и спустился в служебном лифте.

– Это объясняет, почему Дейн не столкнулся с ним… – начал Эллери, но тут же умолк. Наступила долгая пауза.

– Я все еще не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, – заговорил наконец Дейн.

Инспектор не ответил.

– Если Шейла действительно была легкой мишенью для шантажа, – сказал Эллери, – а отследить сроки снятия с ее счета тысячедолларовых сумм и сверить даты с теми, которые назовет Рамон, не составит труда, – то он едва ли стал бы убивать ее… Это означает, что мой анализ преступления был неверным, что шантажист не был убийцей… Все упирается в эти несколько минут. Кажется, папа, ты склонен считать, что между тринадцатью и двадцатью тремя минутами одиннадцатого в квартиру Шейлы входили двое? Шантажист Рамон, а затем убийца? И что Рамон не убивал ее?

– Я в этом уверен.

– Тогда почему Рамон убежал, – вмешалась Джуди, – когда мистер Квин обвинил его в убийстве?

– Шантаж сурово карается, мисс Уолш, – ответил инспектор Квин. – Рамон запаниковал – особенно когда в довершение всего ему приписали убийство.

Но Эллери качал головой и бормотал, скорее обращаясь к самому себе, чем к остальным:

– Здесь что-то не так… Мы знаем, как Шейла подбирала названия для своих ежегодных коллекций мод. В течение семи лет она делала анаграммы из имен своих любовников. А последняя коллекция должна была называться «Леди Норма» – анаграмма имени «Рамон». Может быть, «Норма» происходила от другого имени? «Роман»? «Моран»? Больше ничего не могу придумать… Ты раскопал сведения о другом мужчине в ее жизни после Эддвина Одоннелла, папа?

Инспектор покачал головой.

– Значит, это возвращает нас к Рамону. Он не только шантажировал Шейлу, но и был ее любовником. Она бросила его ради Дейна, и ревность оказалась сильнее алчности. Я по-прежнему считаю убийцей Рамона.

– Самое забавное в том – если слово «забавное» подходит к этой ситуации, – сухо произнес инспектор Квин, – что, по словам Рамона, он никогда не был ее любовником.

– По его словам! – взорвался Эллери. – Я устал слушать, что говорит Рамон! Он лжет!

– Не горячись, сынок.

– Значит, он не был ее любовником? – спросил Эштон Маккелл. В его голосе боль смешивалась с облегчением.

– Ничего не понимаю, – заявил его сын.

– Не могу вас порицать, – промолвил старый полицейский. – Это одно из таких дел, в котором то видишь, то не видишь истину. Но в таком вопросе, Эллери, мы можем полагаться не только на слова Рамона. У нас есть доказательство.

– Что он был ее любовником или что не был?

– Что не был. Это доказывает имя на последнем завершенном эскизе Шейлы. Когда Рамон заявил, что у него никогда не было с ней связи, мы провели тщательное лабораторное обследование рисунка с надписью «Леди Норма». Не знаю, какой метод использовали в лаборатории – сульфид аммония или ультрафиолетовые лучи, – но результат не смогут опровергнуть ни в каком суде. Под словами «Леди Норма» обнаружено другое название.

* * *

Эллери приходилось переживать немало кризисов в процессе своих логических умозаключений, но едва ли какой-нибудь из них нанес ему столь же жестокий удар, как заявление отца этим холодным январским утром. Возможно, долгие недели бездействия в больничной палате, расслабление мышц вследствие отсутствия упражнений притупили его мозг, но от этого удар оказался еще более сокрушительным.

Он прикрыл глаза ладонью, стараясь постичь весь смысл этого заявления. Каким бы ни было правильное название, в нем, безусловно, отсутствовало имя Норма. Следовательно, Рамон не являлся источником анаграммы и предшественником Дейна в объятиях Шейлы, его руки, по крайней мере, не были испачканы кровью, а теория шантажиста-убийцы отпадала полностью.

Убийцей Шейлы Грей был кто-то другой.

Он оказался не прав целиком и полностью!

В его мысли проник суховатый голос инспектора Квина:

– Кое-кто воспользовался жидкостью для удаления чернил – пузырек стоял на рабочем столе Шейлы, – уничтожив оригинальное название коллекции, а потом написал на его месте печатными буквами «Леди Норма». Я намеренно упомянул печатные буквы, потому что первоначальное название было написано письменными. А мы, безусловно, можем установить, что оригинальная надпись сделана почерком Шейлы Грей.

– Я не заметил следов подчистки, – пробормотал Эллери. – Меня следует отправить в детский сад. Какое же название, папа, было написано почерком Шейлы?

Инспектор достал из портфеля увеличенную фотокопию нижней части последнего законченного рисунка Шейлы Грей и протянул Эллери. Остальные столпились вокруг.

Два слова, написанные знакомым почерком Шейлы, словно призрак, проступали сквозь надпись «Леди Норма», выполненную печатными буквами.

– «Леди Иден», – с трудом вымолвил Эллери. – «Иден» – анаграмма «Дейн».

– Выходит, Шейла все-таки собиралась назвать коллекцию вашим именем, – обратился инспектор к Дейну. – Должно быть, она написала это до вашей ссоры. В тот вечер рисунок лежал на ее рабочем столе. Если исключить Рамона, кто еще был на месте преступления и имел причину уничтожить анаграмму имени Дейн, заменив ее «Нормой», чтобы навести подозрение на Рамона?

Дейн не ответил. Черты его лица исказились, глаза сверкали, кулаки сжимались и разжимались снова, из горла вырывалось рычание. Внезапно он с яростным криком бросился на инспектора Квина.

Атака была настолько неожиданной, что инспектор оказался застигнутым врасплох. Прежде чем он успел поднять руки, пальцы Дейна стиснули его горло, тряся жилистое тело, как щенка.

Эллери рванулся вперед, но ноги подвели его, и он упал. В итоге отцу Дейна пришлось использовать грубую силу, чтобы оттащить сына от инспектора.

Старик лежал, хватая ртом воздух и держась за горло.

Но Дейн столь же внезапно обмяк, словно электрический контакт был нарушен. Он закрыл лицо руками и заплакал.

* * *

– Больше я не могу этого выносить. Я устал… Теперь ты знаешь, Джуди, что происходило со мной. Меня доводило до безумия то, что я сделал с Шейлой. Мало того что я едва не задушил ее в тот первый раз, но, потеряв голову, я вернулся в ее квартиру. Я говорил вам, что сделал это после того, как бродил по улицам, но не сказал, что, возвращаясь, увидел, как Рамон тайком поднимается в пентхаус служебным лифтом… Тогда я сразу вспомнил эти странные телефонные звонки, уклончивые ответы в моем присутствии. Что, если Шейле звонил вовсе не мой отец? Что, если у нее была связь с Рамоном? Господи, с шофером отца! Я вошел следом за ним. Он не мог меня видеть, так как я воспользовался парадной дверью. Я старался не издавать ни звука, и они меня не слышали. Рамон говорил с Шейлой в ее рабочем кабинете. Она что-то бормотала в ответ… Я не мог разобрать ни слова, но мне чудились интимные нотки в его голосе, и он пару раз засмеялся, как будто… Я не сомневался, что они любовники. По какой еще причине Рамон мог находиться там? Мне и в голову не приходило, что он шантажист. Я лишь думал, как это подло и вульгарно с ее стороны…

Рамон пробыл в квартире недолго, но я слышал, как он сказал, что вернется, и решил, что он собирается провести ночь с Шейлой. От ревности и унижения меня охватил бешеный гнев. Я с трудом унял дрожь в руках. Мне было плевать на Рамона. Он всего лишь клоп, но Шейла… Я достал револьвер из ящика и вошел в кабинет. Шейла сидела за столом, разговаривая по телефону, и я выстрелил прямо в ее лживое сердце. Когда она упала, трубка выпала из ее руки. Я поднял ее и положил на рычаг… Шейла рассказывала мне, как она называет свои коллекции, и как-то показала законченный эскиз из последней с анаграммой моего имени – «Иден». Гнев прошел, я мог трезво мыслить и понимал, что это имя не должны обнаружить. Кто-то мог догадаться, что оно указывает на меня, и что я был любовником Шейлы. Просмотрев эскизы на ее столе, я нашел рисунок с именем Иден. Я не осмелился его уничтожить – ведь в салоне могла иметься запись о существовании законченного фасона. Поэтому я стер надпись жидкостью для снятия чернил. И тут у меня мелькнула идея. Я все равно мог попасть под подозрение. Что, если я поставлю на рисунке анаграмму имени, которое наведет полицию на ложный след? Если они не заметят этого, я всегда могу привлечь их внимание… Я сразу же решил воспользоваться анаграммой имени Рамон. У меня не было никаких сомнений, что он был любовником Шейлы. К тому же Рамон побывал в ее квартире всего несколько минут назад. Поверх стертого названия я написал печатными буквами «Леди Норма». У меня не было времени подделать почерк Шейлы. Все это не заняло даже трех минут…

Простите меня, папа, мама, Джуди… Со мной с детства что-то было не так. А уж когда все пошло вкривь и вкось… Сначала обвинили тебя, папа. Я никогда не думал, что это может произойти. Потом тебя, мама, – это было ужасно… Но я бы ни за что не допустил, чтобы кого-то из вас осудили. Если бы Квин не взялся за дело, если бы не нашли бармена или не выяснилась история с телепередачей, я бы во всем признался… Вы должны мне верить… О, Шейла, Шейла!..