Текст книги "Труп на балетной сцене"

Автор книги: Эллен Полл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Джульет вздохнула. Была не была, сказала она себе. Если хочешь помочь, надо говорить откровенно.

– Рут ужасна… то есть танцовщики без ума от ее работы, уважают ее, так и рвутся получить партию в «Больших надеждах», но она… как бы получше выразиться, чтобы стало ясно, как к ней относятся другие… у нее мозги с вывертом. Рут груба, требовательна, несговорчива, раздражительна. Я сама бы ее убила!

– Но вряд ли Антона Мора убили, только чтобы насолить ей.

– Мне кажется, его вообще не собирались убивать. С какой стати ему умирать, если он принял всего лишь экстази?

Мюррей кивнул, соглашаясь с ее логикой.

– Судебно-медицинский эксперт еще не сказал своего слова. Вскрытие скоро состоится. Но такие случаи бывали – пару десятков раз во время оргий в Англии. Человек принимал экстази, часами танцевал в душном помещении и не пил достаточно жидкости. Происходило нечто вроде перегрева – некоторые выживали, другие нет. Но тогда танцевали часами. – Полицейский развел руками. – В нашем случае несколько иная ситуация.

– Совершенно верно. Вот что я думаю: кто-то решил насолить Рут, выставив ее идиоткой перед спонсорами и коллегами, и для этого опоил Антона. Прогон – миг ее триумфа, возможность показать, чего она стоит. А вместо этого – фиаско. Вот, например, балерина Лили Бедиант – ты уже записывал ее фамилию, – она хотела танцевать Эстеллу, но Рут дала ей партию мисс Хэвишем. Ты читал «Большие надежды»?

– Конечно. Ты о той свихнувшейся старухе?

– Именно. По нынешним понятиям, свихнувшаяся – дама среднего возраста. Лили – девушка с характером. Я думаю, это ее возмутило.

– С характером – в смысле способная на насилие?

– Увы, не знаю… но то, что ершистая и запоминающая обиды, – точно.

– Кто тебе сказал, что она недовольна?

Джульет объяснила.

– И ты веришь этой Тери Малоун?

– Да.

– А может, у нее свой камень за пазухой?

– Насколько мне известно, нет.

– Скажи, кому ты еще доверяешь? Рут?

– На все сто. Она – личность. Никак не меньше. Только… только у нее немного с людьми не складывается.

– А с тобой? Тебе она нравится? Ты ей желаешь добра?

– Со мной? Я же тебе говорила, она моя лучшая подруга.

– А ты, случайно, не собиралась вставить ей палку в колесо? – криво ухмыльнулся полицейский. – Не стесняйся, скажи. Я сам художник – пойму. Знаешь, как говорят: человеку мало успеха – хочется, чтобы друг споткнулся.

У Джульет пропало все возмущение.

– Что с тобой, черт побери? Ты ничему не веришь?

– Не особенно, – спокойно ответил Мюррей. – Я полицейский и занимаюсь расследованием.

– Вижу, ты принимаешь свою работу всерьез, – с жаром проговорила Джульет.

– А ты бы хотела, чтобы я относился к предполагаемому убийству с юморком?

– Разумеется, нет, – остыла она. – Только не понимаю, почему со мной надо разговаривать так, словно я Джеффри Дамер!

У Мюррея снова дернулась ноздря, но он сказал только:

– Давай вернемся к нашему делу. О ком ты мне могла бы еще рассказать? Что за Виктория – женщина, которая поехала с ним в «скорой помощи»?

– Не Виктория, а Викторин. Старший наставник по танцам. Жесткая дамочка, но сомневаюсь, чтобы она задумала подобную гадость. Хотя Тери говорила, что она сильно разозлилась из-за Бедиант. Лили – ее протеже.

– Что ж, это мотив.

Джульет пожала плечами:

– Рут сказала, что Викторин сама хотела ставить этот проект. Но я не вижу ее в роли отравительницы Антона. Викторин живет танцем и в начале своей великолепной карьеры сама прекрасно танцевала. И к тому же она не преступный тип.

– А кто преступный?

Она ничего не ответила, только смутилась, и это не укрылось от Мюррея. Он снял ногу с ноги и снова подался вперед:

– Слушай, Джульет, если ты в самом деле считаешь, что совершено преступление, и хочешь, чтобы его раскрыли, то должна мне помочь. Произойдет что-нибудь новенькое: ограбление, изнасилование, и мне придется переключаться. Так всегда бывает. Поэтому время играет ключевую роль.

– Хорошо, – нехотя ответила она. – Я не знаю, зачем ему вредить Антону или Рут. Это Мэгвич, то есть тот, кто его исполняет: Райдер Кенсингтон. Из кордебалета. Он муж Электры Андреадес, одной из звезд, она танцует Эстеллу во втором составе. Олимпия – ее сестра. Райдер – крупный мужчина диковатого вида. Мне кажется, в нем чувствуется нечто дурное. Олимпия сказала, – Джульет замялась, – что он груб, даже жесток с женой. Трудно себе представить. Никак не могу.

– Это тебе сообщила его свояченица?

– Да, у меня сложилось впечатление, что они довольно откровенны между собой…

– Завели шуры-муры?

– Никогда не приходило в голову!

– Неужто? Выходит, у тебя не голова, а поляна в солнечных пятнах. Ну, продолжай. Значит, Антон был звездой. А кто теперь займет его место?

– Пока неизвестно. Рут решает сегодня утром.

– А твое мнение?

– Самый логичный выбор – Харт Хейден. Он второй Пип, Пип второго состава.

– Он был в зале, когда Мор упал?

– Мы все были. Вся труппа находилась в репетиционной.

– А этот Харт Хейден хорош?

– Великолепен.

– В таком случае почему он не стал звездой номер один?

– Мне надоело говорить «не знаю», – тряхнула головой Джульет. – Помощник Рут признался, что Харт не тот типаж, который она хотела. Недостаточно приземленный, слишком воспаренный или вроде того.

– Но сейчас, по-твоему, он получит партию?

– Не вижу никого другого.

– А раньше, когда ему не досталась роль в первом составе, он злился или нет?

Мюррей откинулся на спинку кресла и снова положил ногу на ногу. Левая нога на правом колене принялась покачиваться. Джульет пришло в голову, что он, наверное, специально сохранил свой бруклинский выговор. Этот выговор обезоруживал и служил хорошую службу в общении со многими людьми. И, как потом оказалось, Мюррей мог в любую минуту с ним распрощаться и говорить так, как хотелось. Что же касалось выговора, он был своего рода «билингвом». Напомнил Джульет ее приятельницу-пуэрториканку, которая могла в середине фразы переходить с испанского на английский.

Дружелюбие Мюррея последних нескольких минут было как будто неподдельным, но Джульет не могла поверить, что он оставил все подозрения. Ей впервые пришло в голову, что хороший детектив должен быть хорошим актером.

Джульет снова помотала головой:

– В самом деле без понятия. Однако не вижу причины. В этом сезоне Харт исполнял заглавные партии в нескольких балетах и был прекрасным учителем Антона.

– Он учил Мора?

– Существовали такие вещи, которые Харт знал, как делать, а Антон – не знал. У Мора нет… то есть не было такой основательной, как у Харта, классической школы. И вообще, Харт необыкновенно образован. Поэтому Рут иногда просила его преподать Антону уроки: как выполнять поддержку, сколько шагов сделать в том или ином эпизоде.

– И он справлялся?

– Абсолютно. Был очень терпелив и… деликатен.

– Деликатен, потому что Антон был обидчив?

– Любой творческий человек обижается, когда ему на людях указывают, что и как. А ты разве нет?

Наступила очередь Мюррея пожимать плечами.

– А тебе самой Антон нравился? – Полицейский подался вперед и так пристально посмотрел в глаза Джульет, что той сделалось неловко.

– Я уже упоминала, что едва знала его. – Она изо всех сил старалась выдержать взгляд.

– Когда-нибудь оставалась с ним наедине?

– Нет… то есть да, – поправилась она. – На несколько минут в тот самый день, когда мы познакомились. Он пытался со мной заигрывать. Во всяком случае, я так поняла.

– Неужели? И в чем это проявлялось?

Джульет невольно улыбнулась:

– Не в очень многом, если учесть, что я была с ним всего несколько минут.

– Ты с ним спала?

Джульет отвела глаза и откровенно рассмеялась:

– Мюррей, мы оставались вдвоем не больше двух минут. И только что познакомились.

– И это все?

– Все.

– М-м-м… – Полицейский покачал головой, словно соединяя воедино различные детали. – М-м-м… – Он посмотрел на наручные часы, хотя часы на камине ясно показывали без пятнадцати десять. – Эксперт начнет вскрытие в половине одиннадцатого. Поеду посмотрю. А потом заскочу в студию.

– О! – вскочила на ноги Джульет. – Тогда не забудь забрать его вещи. – Она бросилась в переднюю и вернулась с полотняным рюкзачком немца. – Вот барахло Антона. Бутылка внутри. Обязательно отдай ее на проверку.

– Ты серьезно считаешь, что его опоили?

– Не могу представить ничего иного. В начале репетиции он был в полном порядке.

– Но он вполне мог сам проглотить экстази. Еще до прихода в студию. Согласна?

– Не думаю, – твердо ответила Джульет, продолжая стоять. – Он слишком заботился о своей карьере. Непременно отдай на анализ.

Полицейский фыркнул, словно стараясь подавить смешок.

– Я вижу, ты всерьез убедила себя, что ему что-то подмешали в бутылку.

Взгляд Джульет стал холодным и твердым. Ее перестал развлекать разговор с детективом Лэндисом.

– До вчерашнего дня я знать не знала, что слово «подмешать» все еще употребляется в английском языке, – съязвила она. – Я гражданка, я свидетель. И считаю, что напиток необходимо проверить. Я своими глазами видела, как не менее полудюжины человек приближались к бутылке и по крайней мере трое прикасались к ней.

– Вот как? Кто такие?

– Лили Бедиант, Райдер Кенсингтон и Харт Хейден, – выпалила без колебаний Джульет. – И еще Электра Андреадес, Викторин Вэлланкур и Грегори Флитвуд подходили к ней. Каждый их них мог это сделать. Я не смотрела на Антона каждую секунду.

– А из тех, кто прикасался к бутылке, кто-нибудь ее поднимал, сыпал что-нибудь внутрь?

– Нет, – нехотя признала она. – Просто передвигали с места на место, чтобы не свалить. Я сама ее чуть не сшибла, когда подошла похвалить Антона.

– И ты тоже? – Полицейский насмешливо изогнул бровь. – Я слышал, на вчерашнем сборище подавали шампанское. Скажи, ты много пила?

– Прости, не поняла.

– Я спросил: ты пила вчера шампанское в студии перед прогоном?

– Один маленький бокал.

Мюррей оценивающе посмотрел на нее:

– А до этого что-нибудь ела? Или приняла на голодный желудок?

Джульет с досадой почувствовала, как щеки опять вспыхнули.

– Перекусывала.

– С пивком?

– Нет, со стаканом шардонне. Но это ничуть не нарушило мою способность замечать, что творится вокруг.

– Разумеется. – Интонацией и бруклинским выговором Мюррей ясно дал понять, что очень в этом сомневается. Но тем не менее кивнул и взял рюкзак Антона. – Отвезу в лабораторию. Тебе прислать копию отчета?

– Я бы не отказалась. – Она изо всех сил пыталась побороть смущение. – В том случае, если в напитке что-нибудь обнаружат.

– Хорошо, – кивнул детектив и как бы между прочим спросил: – Ты, случайно, не открывала пробку после того, как завинтила ее в студии?

– Конечно, нет!

– Вот и ладно. – Он наконец поднялся.

Но Джульет почувствовала, что полицейский ей не поверил, и, поддавшись внезапному порыву, взорвалась:

– Слушай, Мюррей, ты же не будешь утверждать, что это я пыталась навредить Антону? Или хотела подтасовать улики?

– Ни в коем случае. Предпочитаю размышлять, а не возводить на людей напраслину.

– И на том спасибо.

– Но учти, тот факт, что некто проживает в шикарной квартире, еще не избавляет его от подозрений в убийстве.

– Что такое? – взвизгнула Джульет. – Нет, я вижу, денежная тема все-таки не дает тебе покоя!

Полицейский рассмеялся, но негромко, словно бы про себя.

– Может, ты и права. Только не бери в голову: если бы я в самом деле считал тебя виновной, мы бы не беседовали tet-a-tet в твоей маленькой, уютной светелке. А сидели бы в полицейском участке с магнитофоном, и кто-нибудь из моих парней снимал бы официальный допрос.

Мюррей подхватил рюкзак и собрался уходить, но вдруг повернулся и ослепительно улыбнулся. Сверкнули белоснежные зубы, засияли глаза.

– Рад был повидаться. Только сделай мне одолжение – не уезжай никуда из города.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

После того как детектив ушел, Джульет, задержавшись в прохладе библиотеки, еще некоторое время думала о нем. Ясное дело, она для Мюррея темная лошадка, как для нее самой обитатели студии Янча. Его работа – подозревать всех и каждого. Но тем не менее Джульет невольно рассердилась: мог бы вести себя по-другому. Неужели он забыл тот необыкновенно напряженный час в ее комнате в общежитии, когда они всего-то и делали, что молча сидели друг подле друга и занимались, но при этом чувствовали озноб и буквально вибрировали от взаимного притяжения? А еще они вместе курили гашиш. Это ли не связь?

Забавно, думала Джульет, поднимаясь по лестнице в кабинет, вот так засыпаешь в комнате с будущим скульптором, просыпаешься через десять или двадцать лет и обнаруживаешь, что он нью-йоркский коп. Надо бы перечитать Вашингтона Ирвинга.

А пока надлежало составить список гостей леди Портер. В соседней комнате Эймс копошилась в почте читателей. Джульет затворила за собой дверь и моментально перенеслась из мира неожиданной смерти в просторную столовую Энкл-Хауса. Украсила стол ее светлости тяжелым, до блеска начищенным севрским серебром и предложила гостям обед из шести блюд (из поваренной книги 1816 года: на первое суп из омара, на десерт крыжовник со взбитыми сливками. В этот день ее перо легко летало по бумаге. Когда гости расселись, Кэролин Кастингэм с удивлением обнаружила, что напротив нее сидит джентльмен, с которым она в последний раз виделась, когда была девочкой. Тогда во время бала они вместе прокрались в столовую, стащили кувшин силлабаба, [8]8
  Сладкое блюдо из взбитых сливок с вином.


[Закрыть]поднялись в ее классную комнату и здорово надрались, пока бродили по бесконечным кругам «Последствий». [9]9
  Салонная игра. Участники пускают по кругу листок, пишут фразу и загибают лист с текстом. В конце игры текст прочитывают от начала до конца.


[Закрыть]

Кэролин даже вспомнила первую фразу: «Дама и джентльмен познакомились на уроке танцев».

«В результате чего джентльмен наступил ей на ногу», – ответил ее сокувшинник.

«В результате чего дама ударила его по голове», – написала Кэролин.

«В результате чего джентльмен упал на пол и разрыдался», – поставил точку ее партнер.

В двенадцать лет подобный поворот событий показался им настолько смешным, что оба едва не задохнулись от хохота.

Встретив в двадцать лет за столом леди Портер своего друга детства, Кэролин поначалу не сдержала возгласа удовольствия. Но затем ответила на его бурное восхищение ледяным, горделивым взглядом и до конца вечера больше не обращала на него внимания.

Джульет не заметила, как пролетела пара часов. Она немного опоздала в студию Янча. В рабочей одежде – синих джинсах и футболке – рванула по улице и свернула на Вест-Энд-авеню, где в погоне за пассажиркой чуть не столкнулись два такси.

Она не села ни в то, ни в другое – предпочла третье, менее агрессивное. Дала водителю адрес студии. Но как только шофер вписался в поток, у нее в кармане зазвонил сотовый.

– Да, – ответила Джульет.

– Слушай, ты думаешь, у Харта получится Пип? Господи, не могу поверить, что это произошло.

– Конечно, – машинально отозвалась Джульет и подумала; что решит водитель красного «шевроле» (как его называют? «Баундер»? Нет, «блейзер»), который выруливал вслед за другими автомобилями в сторону Вест-Энда? – Тебе повезло, что он у тебя есть. Харт великолепен.

– Но, понимаешь ли, я вижу Пипа совсем по-другому, – волновалась Рут. – Приземленным, пружинистым.

– Хейден сумеет перевоплотиться. – Джульет намеревалась утешить подругу, но ее слова произвели обратный эффект.

– Не сумеет! – расстроилась та. – Поэтому я тебе и звоню. Успокой меня, скажи, подойдет для балета воздушный Пип? Ты лучше меня знаешь этот персонаж.

– Конечно. Все будет хорошо, замечательно, потрясающе, уникально. – Джульет кольнула неприятная мысль, что необходимо срочно вдохнуть новую силу в свой обычный дар убеждения, если она хочет привести в чувство разнервничавшегося хореографа. Пришлось призвать на помощь в воображении сэра Хью Легбурна, который, как явствует из четвертой главы «Генерального консула», был верным товарищем и неповторимым лжецом, и напустить его на приятельницу. – Рут, – сказала она, – ты делаешь работу, требующую неподдельной глубины и художественной фантазии. Ведь не может существовать один-единственный способ исполнения партии Пипа. Пройдут годы, в различных постановках появится много Пипов, и каждый будет по-своему интересен и значителен. В этом смысл творчества. Надо постараться, чтобы тебя вела сама работа. Верь себе, верь танцу. Верь, наконец, Диккенсу.

Возникла пауза. «Что же все-таки подумал обо мне водитель такси?»

– Ты правда считаешь, что в «Больших надеждах» есть глубина? – наконец спросила Рут.

– Конечно, – мягко успокоила ее Джульет и солгала. – Сворачиваем на Амстердам. Мне пора выходить.

– Остерегайся репортеров, – торопливо предупредила Рут. – Уже ползают по всему зданию. Бог знает, как сюда проникли.

Джульет собиралась положить телефон обратно в сумочку, как он снова зазвонил в ее руке.

– Детектив Лэндис вызывает Джульет Бодин.

– Слушаю, Мюррей.

– Ах это ты. – Низкий голос стал не таким лающе резким. – Я говорю из кабинета судебно-медицинского эксперта. В рюкзаке Мора обнаружен недельный контейнер для лекарств – по отделению на каждый из семи дней. Понедельник и вторник – пустые. В среде осталась одна таблетка, в остальных по три. Ты его видела?

– Я тебе говорила, я туда не заглядывала.

– Это нардил, таблетки от депрессии. Эксперт тут же определил.

– Вот как?

– Мор производил на тебя впечатление депрессивной личности?

– Нисколько.

– А на самом деле тяжело болел. Эксперт сообщил, что психиатры не начинают с нардила. Этот препарат подавляет тревогу, но его опасно употреблять со многими пищевыми продуктами и лекарствами. Он эффективен, но людям трудно отказаться от сыра, пива и многого другого, поэтому врачи прописывают его только в том случае, если другие, более легкие и современные средства не помогают. Значит, у Антона был тяжелый случай. Я разыщу телефон его лечащего врача и попытаюсь переговорить. Кстати, именно поэтому он и погиб: экстази и нардил – роковое сочетание. Растяпа-психиатр не предупредил его о том, что лекарство нельзя употреблять вместе с наркотиками.

Джульет помолчала, потом решилась:

– Но если он принимал нардил, с какой стати…

– Как ты считаешь, в труппе кто-нибудь знал, что он сидел на антидепрессантах? – перебил ее детектив. В это время «блейзер» наконец доплелся до Западной Семьдесят пятой.

– Понятия не имею.

– Подумай. Потому что если кто-нибудь знал, это означает, что его намеревались убить. Через некоторое время я буду в студии. Можем переглянуться с тобой, но не более. Не показывай и не рассказывай никому, что мы с тобой говорили. Ни единой душе. Даже своей приятельнице Рут. Ты поняла, Джульет?

– Спасибо, да.

– Я оставил бутылку в лаборатории, но пока все указывает на несчастный случай. Даже если в напитке окажется наркотик, не исключено, что подмешал его сам Мор. Вспомни, как маскируют гашиш под сахарный песок, а ЛСД прячут в сахарные кубики. После того как мы кончим с тобой говорить, позвоню его родным, постараюсь что-нибудь выяснить об истории депрессии.

– Кстати, как тебе удастся… – попыталась вставить слово Джульет, но ей опять не удалось договорить.

– Заканчиваю, Джули. Пора бежать. Тут принесли еще одно тело. – Мюррей разъединился, в ухе Джульет громко щелкнуло.

Джули?

Как обычно, репетиция «Больших надежд» была назначена на двенадцать часов в зале номер три. Участвовала вся труппа. Обычный порядок вещей нарушали просочившиеся в фойе журналисты, которые немного задержали Джульет. Когда она оказалась в репетиционной, танцовщики были в сборе. У многих покраснели глаза, и все чаще обычного цеплялись за талии и плечи товарищей. Бумажные салфетки так и порхали в изящных пальчиках. Джульет удивилась, заметив, как Электра Андреадес прижимается к мужу – молча, как человек, на время потерявший самообладание и ищущий утешения. Хотя почти все и так знали о смерти Антона – репетиции в студии начались два часа назад, – Грег Флитвуд усадил труппу, встал и произнес речь.

Судя по всему, Грег не ложился всю ночь: его глаза тоже покраснели, обычно торчащие волосы были прилизаны, голос звучал мрачно. Рядом с ним с застывшим взглядом мыкался Макс. Он явно ломал голову, как преодолеть постигшую студию пиаровскую катастрофу.

– Вы все, вероятно, уже знаете, что вчера вечером погиб Антон Мор, – начал Грег, и его глаза неожиданно наполнились слезами. – Он умер от гипотермии, потому что принял наркотик, который возымел такое неожиданное действие. Никакими другими деталями мы пока не располагаем, и я прошу вас ни о чем не распространяться перед журналистами. Я уверен, Антон хотел бы, чтобы мы продолжали постановку, которой он отдал столько сил…

Поднявшись рано, Джульет почувствовала, что засыпает. Она слушала речь краем уха и скользила взглядом по лицам танцовщиков. Электра наконец отлепилась от мужа, сгорбилась на полу и подтянула колени к груди. Она выглядела потрясенной. Более чем потрясенной. Напуганной? Райдер вытянул вперед длинные, мощные ноги, глаза смотрели трезво и твердо. Напротив Электры расположился ее партнер Харт. Он тоже не мог прийти в себя, но был скорее расстроен, чем испуган. Лили Бедиант не сводила с Грега фиалковых глаз, ее бесстрастное лицо ничего не выражало. Джульет внезапно вспомнила вопрос детектива. Знала или не знала Лили, что Антон принимал нардил? Если лекарство требует стольких ограничений, это трудно утаить от близкого человека. Обычно сдержанная Кирстен Ахлсведе плакала. Алексей больше не строил из себя умника; он закрыл голову руками, словно не желал знать, что произошло. Сочные губы Олимпии Андреадес кривились, глаза затуманились и покраснели. А Викторин, которая провела в больнице всю ночь без сна, не пришла.

Если кто-нибудь из присутствовавших в зале и был виноват в смерти Антона, Джульет не смогла прочитать этого по их лицам. Хотя как она проявляется, эта вина? Джульет постаралась вспомнить, как ведет себя сама, когда хочет что-нибудь скрыть. Не убийство, конечно, и не серьезное преступление – порывы такого рода немедленно гасились ее личностью, а, скажем, ложь или ошибку в отношениях с людьми. Однажды, чтобы не ходить к надоедливой знакомой, она прикинулась, что должна срочно уехать на выходные по делам за границу. И неожиданно столкнулась с ней у рыбного прилавка в «Зейбарсе». Что она ответила недоумевающей знакомой? На случай подобных неожиданностей у нее всегда была заготовлена версия. Джульет хмыкнула, заключив, что в тот день она излагала свою историю слишком напористо. Улыбалась чаще, чем обычно, растягивала губы, немного заискивала, словно в ней проявился чисто животный инстинкт – стремление задобрить злого хищника. Рассказ чрезмерно изобиловал деталями. Перед расставанием Джульет потянуло поцеловать свою мучительницу, хотя это было совсем не в ее духе. Так случалось только когда она сталкивалась с человеком, перед которым чувствовала себя виноватой. А до и после случайной встречи она не испытывала ровным счетом ничего, кроме радости, что удалось избежать скучнейшей вечеринки.

Джульет потеряла нить рассуждений Флитвуда. К действительности ее вернул голос Рут, которая заняла место руководителя студни. Рут покосилась на Грега – с того слетела вся его самоуверенность, он забился в угол подле Макса. Любовник и начальник, неужели Грег не ведал, что Антону прописали нардил? Ведь это он принимал Мора в труппу. И если депрессия танцовщика продолжалась долго, наверняка должен был задаться вопросом: поддавалась ли она какому-то контролю? Студия Янча была его бизнесом, артисты – его средством к существованию, его репутацией. Каков же мог быть его возможный мотив?

Рут тоже говорила хриплым голосом, вокруг ее глаз обозначились красные круги. Но Джульет предпочитала не знать, что заставило ночью реветь подругу: жалость к покойному или жалость к себе. Когда Джульет пришла, она вцепилась ей в руку и порывисто прошептала:

– Спасибо.

Речь перед труппой показала ее с лучшей стороны.

– То, что нам предстоит сегодня, жестоко, даже бесчеловечно, – начала она. – Была бы моя воля, я бы убежала домой, как следует выплакалась и проспала бы целую неделю. Знаю, что многие из вас поступили бы точно так же. Но это не выход. Мы обязаны продолжать. И продолжать без Антона. В противном случае мы рискуем проектом, над которым так усердно работали, чтобы претворить его в жизнь. Таким образом… Харт, я прошу тебя принять партию первого Пипа. Ты хоть и загружен в других постановках, но справишься.

Харт Хейден покосился в сторону Грега Флитвуда. Тот кивнул.

– Хорошо, – ответил танцовщик. Джульет заметила, что под маской красивого лица зрело новое выражение, но он умел держать себя в руках и удерживался от его демонстрации. Что это было: радость от того, что он стал первым? Тревога, что придется больше трудиться? Профессиональная решимость справиться с поставленными задачами? Или новый всплеск горя?..

Тем временем Рут продолжала:

– Кирстен, боюсь, что с Хартом придется танцевать Электре. Я не могу тебя поставить с ним в паре, разве что ты укоротишься на полфута. – Ее шутка была встречена молчанием. – Ты будешь продолжать репетировать Эстеллу во втором составе с Ники Сабатино. Надеюсь, ты понимаешь, как я ценю твой вклад, и будешь работать так же упорно. Электра, ты справишься с первой Эстеллой?

Электра кивнула и виновато посмотрела на Кирстен. Та изобразила гордое безразличие, но при этом сморгнула с глаз слезы.

– Лили, ты остаешься первой мисс Хэвишем. Но я хочу, чтобы одновременно ты разучивала партию Эстеллы. Ники, возьмешь на себя второго Пипа?

Курчавый, темноволосый полубог, которого Джульет давно выделяла из остальных, утвердительно наклонил голову. Луис Фортунато сел за рояль. Репетиция началась.

Вспомнив, что ей пора возвращаться на вечеринку леди Портер, Джульет поднялась, чтобы ускользнуть в прошлое, но в этот момент отворилась дверь и в репетиционную вошли детектив Мюррей Лэндис и с ним еще один мужчина, тоже полицейский. Ему не потребовалось никакой шляпы охотника, чтобы Джульет безошибочно определила сыщика. Позже Джульет узнала его имя: Том Фейлз из убойного отдела северного Манхэттена, которого назначили в напарники Мюррею по этому делу.

Том был крупный, широкий в кости мужчина, с выпученными по сторонам тонкого красного носа голубыми глазами. Он носил такие же свободные брюки цвета хаки и спортивную куртку, как и его напарник, от чего Мюррей сделался подозрительно рядовым. Но и в том и в другом было нечто такое, что заставляло их производить впечатление экранных сыщиков. Что именно? Ни врачи, ни юристы (не говоря уж о писателях) ничем не напоминали своих телевизионных двойников, разве что реальный человек копировал киношное подражание своей профессии. Но по каким-то причинам стоило появиться полицейскому офицеру, и в голове тотчас возникал суперподлинный образ вымышленного сыщика. Быть может, подумала Джульет, постановки о полицейских сделаны лучше, чем о медиках и адвокатах? Или у полиции есть свои консультанты в кино?

Заинтересовавшись, как поведет себя подруга, Джульет остановилась на полпути к выходу и села на пол, словно с самого начала именно так и хотела поступить – поменять стул на голый линолеум. Два детектива сразу привлекли внимание Патрика (и всех остальных в зале, кроме ничего не замечавшей Рут). Помощник хореографа тут же поспешил им навстречу, и Джульет услышала его удивленное «О!» явно после того, как ему показали удостоверения. Затем последовало тихое бормотание, она не сумела разобрать ни слова. Патрик жестами показывал, где танцевал Антон, где и как он упал, где находилась вся остальная труппа.

Рут наконец хватилась помощника, увидела, что он болтает с двумя неизвестными, и резко окликнула. Патрик прервался, подвел к ней детективов и представил их.

Снова неразличимое бормотание, новые кивки (остальные танцовщики удивленно переглядывались). Затем полицейские удалились в противоположный от Джульет угол и стали наблюдать, а хореограф возвратилась к постановке сцены молодецкого кулачного сражения между Пипом и благородным родственником мисс Хэвишем Гербертом Покетом. Мюррей и до этого почти не смотрел на Джульет, а теперь внимательно следил за Рут и за танцем.

Покета танцевал Алексей Островский, который, как выяснила Джульет, был восходящей звездой Кировского театра, когда решил перейти в труппу Янча. У него не было намерений задерживаться в кордебалете, и Рут не собиралась надолго оставлять танцовщика на вторых ролях.

– «Давай подеремся!» Вот что ты буквально говоришь Пипу, – объясняла она Алексею. – «Давай подеремся!» Ты ищешь драки. Драка – твоя забава. Представь, что ты богатенький парень и только что заработал второй пояс в тренировочном центре карате в Верхнем Ист-Сайде. Знаешь, что такое пояс в карате?

Русский кивнул. На нем были красное трико и что-то вроде черной курточки, которая оставляла открытой большую часть груди – узкой и безволосой, но хорошо скроенной. Обычная самодовольная усмешка и теперь слегка кривила красивые губы. Джульет подумала, что эта инстинктивная гримаса превосходства вызвана тем, что он получил роль.

– Тебе не терпится испробовать все приемы, и вот ты встречаешь живого придурка, на котором можно все обкатать, – продолжала хореограф и повернулась к Хейдену, который стоял потупившись, словно, глядя в пол, мог лучше сосредоточиться. – А тебя в этом эпизоде Диккенс сравнивает с диким волчонком или зверем. – Харт резко вскинул глаза. – Он говорит, что ты ощущаешь себя зверем после того, как сбиваешь с ног Покета, – и не однажды, а много раз. Ведь это он напал на тебя, а сил в нем нет, несмотря на все его ужимки и прыжки. И еще потому, что между вами Эстелла. И Эстелла, – Электра, подойди сюда, – Эстелла за вами наблюдает.

Электра Андреадес легко вскочила и присоединилась к небольшой группе. Она двигалась механически, мысли витали где-то далеко. Однако балерина заставляла себя прислушиваться к словам хореографа, потому что выполняла все указания Рут. Джульет заметила, как она бросила на Харта говорящий взгляд – бессловесную просьбу о помощи, поддержке, доброте. И ее снова поразило, насколько Электра ближе партнеру, чем мужу. Их взаимопонимание напоминало общение близнецов, словно за годы работы, танца они выработали особый язык. Рут начала постепенно создавать рисунок танца – сейчас она напоминала скульптора, разминающего в руках глину.

– Смотри пристальнее, – говорила она. – Пожалуй, здесь мы создадим нечто вроде параллели подсматривающему Пипу в па-де-де Эстеллы и мисс Хэвишем. Нет, пока не уверена… Но во всяком случае, когда драка кончена, Эстелла говорит Пипу: «Если хочешь, можешь меня поцеловать». И ты, Харт, разумеется, ее поцелуешь. В щеку, которую она тебе подставит. – Рут свела Электру и Хейдена вместе и подняла за подбородок лицо балерины так, чтобы щека оказалась напротив бескровных губ партнера.