Текст книги "Оазис (СИ)"
Автор книги: Елизавета Сагирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
– И этот бурхаевский сынок тот ещё идиот, – со сдержанной злостью в голосе продолжал Ральф. – Запудрил вам мозги. Каким образом он думал сбежать на Запад? Старых фильмов насмотрелся?
Я секунду подумала и решила раскрыть последнюю карту – терять-то уже нечего.
– Мы думали… сможем найти Дэна или Михаила Юрьевича. А они уже сведут нас с остальными, как и обещали.
Ральф возвёл глаза к потолку, покачал головой, но ответил спокойно, даже вдумчиво.
– Допустим. Допустим, с помощью интернета или связей бурхаевского сынка вам бы это удалось. Допустим, что вы встретились с Дэном и прочими, кого ты называешь другими… погоди улыбаться, глупая. Так вот: с чего вы взяли, что они помогут вам бежать из страны?
Я недоумённо покосилась на него. С чего мы это взяли? А разве не за тем вообще всё затевалось? Ральф, внимательно следящий за выражением моего лица, закатил глаза ещё раз.
– Ну, детский сад же! – с досадой и болью в голосе повторил он. – Пойми, худышка, эти твои другие – не что иное, как террористическая группировка. Взрываем храмы, разгоняем крёстные ходы, уничтожаем святыни, шумно, глупо и бессмысленно протестуем против власти церкви! И группировка эта очень заинтересована в том, чтобы вербовать людей в свои ряды. Вербовать, а не распускать по заграницам! Они вам не доброе бюро пропусков, чтобы вывезти на Запад и помахать ручкой. Это как раз одна из тех структур, в которые легко войти, но невозможно выйти.
Я опустила глаза и промолчала. Слова Ральфа меня абсолютно не впечатлили и прозвучали так же пусто и странно, как когда-то слова Агафьи про телегонию. Глупость. Чушь. Совершенно ничем не обоснованная информация, применения которой в моей реальности нет. Как может Ральф, этот всем обеспеченный, не знающий нужды и горя выходец с волшебного Запада, знать что-то о Дэне, о его родителях, о Михаиле Юрьевиче? И тем более об их целях?
Наверное, моё лицо приняло упрямое или даже надутое выражение, потому что Ральф безнадёжно махнул рукой.
– Ладно, молчу. Не буду разбивать твои иллюзии. Тем более, что теперь ваш побег всё равно сорвался. Бурхаев слов на ветер не бросает. Боюсь, что твоя подруга больше никогда не увидит его сына.
Я вскинула голову, вспомнив данное Яринке обещание просить Ральфа побыть посредником между ею и Яном, но в последний момент испугалась и прикусила язык. Просьба моя должна прозвучать нагло даже для наших с Ральфом, казалось бы, таких доверительных и даже нежных отношений. Пусть он жалеет меня, пусть балует, пусть никогда не напоминает, что я для него всего лишь очередная приобретённая на досуге забава, но факты от этого не меняются. Он мой хозяин и может не потерпеть излишних вольностей.
Ральф заметил моё смятение, но понял его неправильно. Погладил по волосам, осторожно чмокнул в висок и попробовал успокоить:
– Я не думаю, что твоей Ярине придётся и дальше терпеть выходки Бурхаева. За избитых девочек заведение берёт в разы больше, а он мужик прижимистый. На первый раз такое ему простится, если он грамотно обоснует свой поступок перед Ирэн. Но вот повтора она не потерпит. Больная девушка не приносит выгоды, покалеченная – тем более. Вот сейчас твоя подружка какое-то время не сможет танцевать, а значит, ночная программа многое потеряет: насколько я знаю, она – одна из лучших. Уже убыток. Так что, скорее всего, Бурхаев от неё отступится, когда кончится оплаченный им срок.
– Срок кончится только через три недели! – я в отчаянии скомкала подол платья. – За это время Бурхаев обязательно доберётся до Яринки ещё раз! И она… она его убьёт.
Ральф недоверчиво вздёрнул бровь, но я не дала ему ничего сказать.
– Ты не понимаешь! Ты Яринку просто не знаешь! Помнишь, я рассказывала про её семью?
– Ну?
Я прикрыла глаза, оживляя в памяти картины прошлого, и заговорила уже спокойнее:
– На все свои дни рождения и на каждое Рождество… знаешь, что она загадывала? Убить отца. Это её заветная мечта с восьми лет. Думаешь, она какого-то Бурхаева пожалеет?
Теперь Ральф не стал закатывать глаза. Задумался. А потом сказал ставшим вдруг жёстким голосом:
– Ну, тогда тебе лучше сказать своей подруге, чтобы выбросила эти мысли из головы и терпела всё, что Бурхаев ещё захочет с ней сделать! Потому что в противном случае, неважно даже, убьёт она его или только попытается, наказание за это будет не просто жестоким, а чудовищным.
– Смерти она не испугается, – глухо ответила я. – Точнее, испугается, но только потом, когда будет уже поздно. А сначала сделает, что задумала.
– Пусть передумает! – так же жёстко ответил Ральф. – Знаешь, что случается в таких заведениях с провинившимися или просто ставшими ненужными девушками?
Я качнула головой, борясь с желанием по-детски прижать ладони к ушам, чтобы ничего не услышать.
– Мы оба знакомы с Ховриным, – после небольшой паузы сказал Ральф. – Ты сама мне рассказывала, какие слухи ходят о нём на острове. И он не один такой. Есть мужчины, которые возбуждаются, только причиняя партнёрше боль. Чем сильнее боль, тем больше им в кайф. Само собой, прейскурант на эти услуги порядком выше, ведь реабилитация девушки после таких утех требует времени и денег. Но совсем другое дело, если девушка заведению больше не нужна. Тогда её просто продают какому-нибудь извращенцу без требования возврата. Надеюсь, ты понимаешь, какая судьба ждёт эту девушку?
Я съёжилась на коленях у Ральфа, снова пережив ужас, который пришлось испытать, когда выяснилось, что зловещий Ховрин намерен приобрести меня для своих садистских утех. Ральф успокаивающе обнял меня второй рукой, но продолжил:
– За девушку, отданную на растерзание, можно получить хорошие деньги не только от её покупателя. Обычно процесс изнасилования, пыток и последующего убийства записывается на видео. А такое видео на чёрном рынке стоит немалых денег. Находятся любители. Снафф называется, не слышала?
Я отрицательно качнула головой, снова чувствуя, как Оазис смыкается вокруг меня, подобно ловушке, из которой нет выхода. Сдавленно произнесла:
– Ирэн говорила, что здесь никого не заставляют и не насилуют. Что, если девушка не хочет работать, то её просто перепродадут в другое место.
Ральф не стал возражать.
– Кого-то перепродают, наверное. Оазис далеко не единственный, как его называют, загородный клуб на Руси. Но и то, о чём я тебе рассказал, тоже не редкость. Поэтому лучше твоей Яринке не злить ни Бурхаева, ни Ирэн, даже не показывать, что она может создать заведению проблемы. Знаю, что совет крайне хреновый, но пусть терпит. Бурхаев отстанет рано или поздно. Выбора у неё всё равно нет.
– Есть! – я посмотрела Ральфу в глаза, опять кажущиеся чёрными в полумраке ночного номера. – Есть выбор. Я об этом и пришла поговорить… попросить.
Доннел поднял одну бровь, показывая, что ждёт и слушает. Отступать было поздно, и, не отводя взгляда, словно от этого зависела его реакция, я выложила Яринкину просьбу. И перестала дышать в ожидании ответа.
Выражение лица Ральфа почти не изменилось – лишь брови чуть сошлись к переносице, – но я расценила это как признак приближающейся грозы и, опустив голову, торопливо забормотала:
– Я знаю, что не должна просить о таком. Но ведь тебе ничего не стоит… один звонок. А для нас это… Конечно, если ты рискуешь, то…
– Да ничем я не рискую, – перебил Ральф с досадой в голосе, но без злости, – звонок можно сделать, и не представляясь. Главное ведь, как я понял, донести до младшего Бурхаева о выходке старшего?
– Да, – я осторожно подняла глаза, ещё не смея ни на что надеяться. – Просто всё рассказать. Пожалуйста. У меня же никого нет, кроме Яринки… и тебя.
Возможно, мне показалось, но глаза Ральфа потеплели, лоб разгладился, брови дрогнули. Нет, не поднялись опять милым домиком, но и хмуриться он перестал.
– Допустим, расскажу, – Ральф двумя пальцами взял меня за подбородок, не давая снова спрятать взгляд. – Но не станет ли хуже? Бурхаевский сынок закатит отцу истерику, отец осерчает пуще прежнего и, как думаешь, на ком отыграется? Опять же, на твоей подружке. Не лучше ли последовать моему совету и просто переждать бурю?
– Нет, – я упрямо мотнула головой, – не лучше. Раз Яринка так просила, значит, ей виднее, чем это кончится. Она Яна знает, а мы нет.
Ральф скептически хмыкнул, отпустил мой подбородок. Но я продолжала смотреть на него в упор, ожидая окончательного ответа, и Доннел вдруг кивнул.
– Хорошо. Позвоню этому вашему Яну, пусть тоже хлебнёт, не всё же твоей подружке за их игру в любовь расплачиваться. Тащи его номер, завтра поплыву на берег.
– Уже завтра? – прошептала я, не смея поверить в такую удачу.
– Завтра. Но не думай, что я изменил планы ради твоей парочки дураков. Дела у меня там. Через несколько дней вернусь.
Неожиданно для самой себя я снова пустила слезу, на этот раз от облегчения и вспыхнувшей надежды. Обняла Ральфа за шею, уткнулась лицом ему в плечо и принялась всхлипывать, бормоча бесконечные "спасибо".
А позже, когда мы легли в постель, впервые сама выступила инициатором близости. Сама покрывала поцелуями его шею и грудь и неумело ласкала твёрдое, так не похожее на моё, мужское тело. И впервые подумала, что любовь может быть не взрывом страсти, как у Яринки и Яна, и не выбросом в кровь гормонов, как уверяла Ирэн, а просто благодарностью.
Я даже уснула почти умиротворённой, поверив в то, что, пока рядом Ральф, ничего по-настоящему плохого случиться не может.
Но лучше бы вообще не засыпала. Потому что во сне снова увидела ныряющую среди волн очень бледную и грустную Яринку с гибким рыбьим хвостом.
Я навестила подругу на следующий день после обеда. Спросила разрешения у доктора, несмело заглянула в палату, прикрыла за собой дверь. Сначала мне показалось, что она спит, но опухшие веки дрогнули от звука моих шагов, приоткрылись. Я ожидала встретить пустой взгляд, полный вчерашних боли и безнадёжности. Но из-за страшной бордово-синей маски, в которую теперь превратилось лицо подруги, на меня спокойно и внимательно глянула прежняя Яринка. Уголки опухших губ дрогнули в намёке на улыбку.
Громко выдохнув от облегчения, я подалась вперёд, чтобы обнять мою многострадальную бедняжку, но не знала, как это сделать, не причинив ей новой боли, и лишь поцеловала в спутанные волосы.
– Ну что? – Яринка, верная своей натуре, не стала ходить вокруг да около и сразу перешла к главному. – Ты попросила Доннела позвонить Яну?
Я гордо кивнула, радуясь тому, что хоть чем-то могу её утешить.
– Да. Он с утра уплыл на большую землю и, наверное, уже позвонил. Обещал сделать это сразу.
Яринка попыталась удивлённо распахнуть глаза, но лишь болезненно сморщилась.
– Ох… всё болит. Дайка, спасибо тебе. И Ральфу твоему спасибо.
– Пока не за что, – я осторожно погладила её по плечу через белую больничную рубашку и еле сдержалась, чтобы не рассказать о том, насколько сама удивлена столь лёгким согласием Ральфа на подобную авантюру. – Как думаешь, что сделает Ян, когда всё узнает?
Яринка покачала головой.
– Не знаю. Для меня главное, чтобы Бурхаев не успел забрать у него деньги или карточку. Пусть Ян успеет убежать. Не хочу, чтобы он стал таким же, как отец!
– Он не убежит без тебя, – я была в этом уверена. – Наверняка же приплывёт, если у него будут деньги.
Яринка беспомощно всхлипнула, и я увидела, что всё её спокойствие – показное, поверхностное, готовое вдребезги разбиться в любой момент.
– Хорошо, если приплывёт, – прошептала она. – Хоть попрощаемся.
Я не нашлась с ответом. Успокаивать, говорить, что всё наладится, в такой ситуации было бы насквозь лицемерно. Яринка не дура и не хуже меня видит, что на этот раз выхода действительно нет.
– Ральф говорит – надо терпеть, – это единственное, что пришло мне в голову. – Если ты попытаешься убить Бурхаева, если даже хоть поцарапаешь его, тебя могут отдать… такому, как Ховрин.
Рассказывать Яринке про грозящее ей наказание в виде долгой и мучительной смерти, заснятой на видео для дальнейшей продажи извращенцам, я не стала: это было бы слишком жестоко. Но по её потускневшему взгляду поняла, что, возможно, она сама всё понимает.
– Э… а как ты вообще? Как себя чувствуешь? Что доктор говорит? – зачастила я первое, что пришло в голову, лишь бы разбить эту тягостную тишину.
Яринка оживилась.
– А, нормально всё. Ну, как нормально, выглядит, конечно, жутко, но Бурхаев мне даже нос не сломал, расквасил только. Губы вот разбил, доктор зашивал вчера, синяков наставил, и трещина в ребре, но это он на меня своей тушей упал, когда я отбрыкивалась. Ну и… там, внутри, есть разрывы, потому что руку пихал. Ничем другим-то не смог. Тюфяк.
– Мудак он, а не тюфяк, – я невольно сжала кулаки от бессильной ярости. – Хоть бы в море утонул, что ли…
– Оно не тонет, – я с удивлением увидела, что Яринка скривила губы в попытке рассмеяться, но сморщилась от боли и выдавила лишь сдавленное хихиканье. – Ничего, пока я в таком состоянии, мне нельзя работать. А там, может, он уедет. Хотя нет. Не надо, чтобы сразу уезжал: Яну нужно время, чтобы…
– Да забудь ты о Яне! – с неожиданно прорвавшейся злостью перебила я. – Яну ничего не сделается, его пальцем никто не тронет! Нам что делать?!
– Нам? – Яринка нарочито равнодушно пожала плечами. – А что мы можем сделать? Ждать твоего Ральфа. Если он вернётся и скажет, что дозвонился до Яна, тогда и будем думать.
Я не успела ответить. Дверь палаты распахнулась, и на пороге возникла Ирэн. Почти такая же, какой я видела её в то утро, когда она пришла сообщить мне о закрытии аукциона. Глаза гневно сверкают, грудь вздымается, губы плотно сжаты.
– Уйди, – бросила она мне и деревянными шагами проследовала к кровати, на которой испуганно притихла Яринка. Остановилась, нервно притопывая туфелькой.
Я поднялась, бросив на подругу извиняющийся взгляд. Вышла, неплотно прикрыла за собой дверь, воровато окинула взглядом пустой коридор и приникла ухом к замочной скважине.
– Объяснись! – приказала в палате Ирэн.
А поскольку ответа от Яринки не последовало, повысила голос:
– Как получилось, что гость был вынужден сам учить тебя хорошим манерам?!
Я невольно заскрипела зубами, до боли сжав кулаки. Учить? Вынужден? Вот как здесь это называется?
– Он вам так сказал?! – похоже, Яринка полностью разделила моё возмущение.
– Именно! – Ирэн почти кричала, её голос перестал быть колокольчиковым, звучал резко и неприятно. – Ты отказалась выполнять свои прямые обязанности перед человеком, заплатившим за это большие деньги! Оказала сопротивление хозяину!
– Он мне не хозяин! – Яринка тоже закричала. – Я с его сыном!
– Он купил тебя! Он, а не его сын! По факту ты принадлежишь ему и не имеешь права ни в чём отказывать! Ты опозорила заведение и вынудила меня приносить господину Бурхаеву свои извинения!
Я уже еле сдерживалась, чтобы не распахнуть дверь и не высказать Ирэн всё, что думаю о господине Бурхаеве, о её заведении и о ней самой в частности. Но Яринка сделала это не хуже.
– Да пошло ваше заведение на хер! Это Бурхаев должен извиняться передо мной, это на него вы должны орать, а не на меня! Я никому не сделала ничего плохого!
Я даже слегка присела, втянув голову в плечи в ожидании реакции Ирэн, но она меня удивила. После ошеломлённой паузы ответила почти спокойно.
– Я прощаю тебя, Ярина, за эти слова. Прощаю, делая скидку на твоё состояние и на то, что это первый твой серьёзный проступок. Но я прощаю кого-либо лишь единожды. В следующий раз наказание будет очень суровым. Не повторяй своих ошибок. Как только доктор разрешит тебе выходить, ты отправишься к господину Бурхаеву и очень искренне извинишься за доставленные ему неудобства. А сейчас хорошенько подумай, прежде чем ответить.
Снова повисла пауза, и я принялась мысленно умолять Яринку быть благоразумной, больше не злить управляющую: ведь разве наши жизни не в её руках? К счастью, Яринка понимала это.
– Да, сударыня, – наконец сухо, но смиренно отозвалась она. – Я извинюсь.
– Вот и умница, – голос-колокольчик снова зазвенел приветливо и добродушно. – После мы забудем этот случай, как досадное недоразумение. Все ошибаются. Поправляйся.
Сообразив, что сейчас Ирэн выйдет из палаты, я на цыпочках побежала к лестнице.
Глава 17.
Лодка.
Ральф вернулся быстро, уже на следующий день после того, как я навещала в клинике Яринку. Она на тот момент всё ещё находилась там: доктор решил перестраховаться и продлить ей постельный режим. А учитывая то, что по выздоровлению подруге предстояло идти извиняться перед Бурхаевым, она не возражала.
Я мучилась от тревоги за неё, за нашу затею и, пусть не была уверена, что Ральф вернётся именно сегодня, но на всякий случай решила подождать его у причала. На сам причал нас не пускали, и я сидела у закрытых ворот, возле которых прогуливался охранник, поглядывающий на меня с подозрением. Я показала ему язык.
Приближающийся катер заметила издалека, как и самого Ральфа, сходящего на берег в лёгких летних брюках цвета хаки и белой рубашке. Бросилась ему навстречу, забегала у ворот.
– Ты уже тут, Лапка? – Ральф улыбнулся, чмокнул меня в макушку, и я успокоилась. Он бы не выглядел столь беззаботно, не сумев выполнить просьбу, которая так много для меня значила.
– Ну что? – спросила я, но покосилась на охранника и продолжать не стала, лишь умоляюще заглянула Ральфу в глаза.
Он обнял меня за плечи, повёл прочь от причала. Коротко сказал.
– Да.
Я громко выдохнула на ходу и, не сдержавшись, засыпала его вопросами:
– Ты ещё вчера позвонил, да? А Ян? Он что-нибудь тебе ответил? Ты сказал ему про то, что Бурхаев собирается отобрать у него все деньги? А…
Ральф чуть сжал моё плечо, заставляя замолчать, и ответил:
– На все вопросы – да. И не только. Этот ваш Ян так забавно отреагировал, что я не успел вовремя бросить трубку.
– Как отреагировал? – опасливо спросила я и даже успела задуматься о том, что скажу Яринке, если окажется, что Ян знать ничего не желает о её бедах.
Но Ральф ответил с лёгким смешком.
– Заплакал. Едва я только успел сказать, что сделал его отец с твоей подружкой, как он разрыдался мне в ухо. Обычно меня так просто с толку не собьёшь, но тут я натурально охренел и не отключился вовремя.
– Заплакал? – наверное, я тоже охренела, потому что умудрилась споткнуться на ровном месте и не пропахала носом дорожку только благодаря своевременной помощи Ральфа.
– Смотри под ноги! – довольно сердито сказал он, придавая мне вертикальное положение, но я впервые не обратила внимание на его недовольство.
Ян плакал от жалости к Яринке! Что бы сказала про это Ирэн, какие гормоны обвинила? Так, может быть, любовь – это не благодарность, как я думала последней ночью с Ральфом, а жалость? И насколько сильной должна быть любовь мужчины, чтобы заставить его плакать при одних только словах о боли возлюбленной? С ума сойти, никогда в жизни не видела плачущих мужчин!
Занятая этими мыслями, я не сразу поняла, что мы идём не вглубь острова, не к Айсбергу, а, свернув от причала, шагаем вдоль берега. И свернули мы не в сторону людных пляжей, а к пустынной галечной полосе, к Русалкиной яме.
– Куда мы? – я замедлила шаги, но Ральф уверенно потянул меня за собой. Ответил, не останавливаясь.
– Нам есть о чём поговорить. В номере не хочу. Сомневаюсь, чтобы там была прослушка, но перестраховаться стоит. Так что прогуляемся.
Я сразу и сильно встревожилась. Не только оттого, что Ральф собирается сказать мне что-то очень важное, раз боится даже ничтожного шанса быть подслушанным, но и потому, что прогулкой это никак не выглядело. Он шагал быстро и решительно, увлекая меня прямиком туда, где в нагромождении тёмных глыб притаилась Русалкина яма, спокойная в этот погожий день, но не менее опасная. По крайней мере, так мне говорила интуиция.
– Ты не испортишь обувь? – робко спросила я, когда песок под нашими ногами кончился и началась галька, переходящая в крупные неровные камни.
Ральф не ответил, и я встревожилась ещё больше. Сейчас от улыбки, с которой он сошёл на берег, не осталось и следа. На ходу заглядывая ему в лицо, я видела нахмуренные брови и плотно сжатые губы. Но не осмеливалась задавать вопросы, пока он сам не решит, что пришло время для разговора. А он решил так, лишь когда мы, уже не шагая, а перепрыгивая с камня на камень, оказались прямо перед коричневыми, горячими от солнца валунами, о которые лениво плескался тёмный глубокий прибой.
Ральф, прищурившись, глянул вперёд и вверх, туда, где за малыми глыбами громоздились огромные, больше похожие на скалы.
– Мы же не… – начала я, но не успела договорить: сильные руки подхватили меня за бока и взметнули на ближайший камень, высотой примерно в мой рост. Я взвизгнула, машинально вцепившись руками в его шершавую поверхность, перекинула одну ногу, села верхом. Вопросительно и испуганно обернулась к Ральфу, не понимая, что всё это означает. А Ральф уже оказался рядом со мной, ловко подтянувшись на руках, и теперь стоял, слегка балансируя на неровной, чуть горбатой спине камня. Внимательно и изучающе оглядывался вокруг.
Я завозилась, устраиваясь поудобнее, повернулась лицом к морю, с некоторой опаской свесила обе ноги над водой. Валун был тёплым от солнца, но не горячим, и сидеть на нём оказалось неожиданно приятно. Если ещё не думать о том, что, возможно, именно отсюда не нашедшие иного выхода девушки бросались вниз, в объятия тёмной пучины…
Ральф закончил осматриваться и сел рядом со мной, безжалостно растягивая отутюженные брюки. Непонятно сказал:
– Да, место подходящее. Может, и получится…
– Что получится? Для чего подходящее? – взмолилась я, больше не в силах выносить пытку неизвестностью. Меня пугала плещущаяся подо мной тёмно-зелёная вода, по слухам, скрывающая бездонную глубину, пугало само осознание того, что мы находимся в Русалкиной яме, самом жутком месте на острове. Конечно, рядом со мной был Ральф, большой и сильный, которому наверняка не страшны никакие русалки, но его странное поведение, его молчание, пугало не меньше.
Но длилось оно, к моему облегчению, недолго. Ральф, совсем как я недавно, устроился поудобнее, и теперь мы сидели рядышком, обратив лица к морскому горизонту. Мне вдруг очень захотелось, чтобы он обнял меня, как на картинках, изображающих счастливые парочки в разных романтичных местечках. Но вместо этого Ральф запустил руку в нагрудный карман рубашки и вынул сложенный в несколько раз бумажный конверт. Показал мне, многозначительно заломив одну чёрную бровь.
– Что это? – послушно спросила я.
– А это, Лапочка моя, – я никак не могла понять эмоцию, звучавшую в его голосе: некое досадливое недоумение, словно он сам не верил в то, что говорит, – письмо твой Яринке от её Яна.
Я просияла, разом забыв обо всех тревогах, потянулась за конвертом. Но Ральф отдёрнул руку.
– Не так сразу. Прежде, чем ты или твоя подруга прочитаете это, я хочу кое о чём предупредить.
Я была согласна на какие угодно предупреждения, лишь бы скорее получить письмо и бежать радовать Яринку, но Ральф смотрел строго и серьёзно. Поэтому, чтобы его поторопить, я спросила первое, что пришло в голову:
– А ты знаешь, что там написано? Тебе Ян сказал? Вы виделись?
– Разумеется, виделись, раз он мне письмо передал, – в голосе Ральфа снова засквозила досада. – До сих пор не понимаю, зачем согласился. Не иначе как инфантилизм заразен. Этот дурень так ревел и просил… Вот я и разрешил ему подъехать, а там уж он всучил мне это дурацкое письмо. Но прежде, чем ты прочтёшь его…
Я впервые позволила себе перебить Ральфа.
– Я не буду читать! Это письмо для Яринки, не для меня.
Он снова заломил бровь, как бы спрашивая, не желаю ли я сказать что-нибудь ещё? От этого я сразу стушевалась, опустила глаза, но упрямо повторила.
– Не буду читать чужое письмо.
– Отлично, – вдруг легко согласился Ральф и начал разворачивать конверт, – тогда я сам прочитаю тебе вслух.
Я протестующе дёрнулась.
– Как прочитаешь? Ты… ты уже читал?!
– Разумеется, – он даже не счёл нужным посмотреть на меня, занятый извлечением из конверта листа бумаги. – Я, может, и сглупил, ввязавшись в ваши авантюры, но ещё не настолько выжил из ума, чтобы дать использовать себя вслепую.
Моему возмущению не было предела. Я открыла рот, чтобы высказать всё, что думаю по поводу его поступка, но Ральф не дал мне такой возможности. Продолжая одной рукой держать уже развёрнутое письмо, вторую он протянул и положил мне на шею, под затылком. Начал ласково почёсывать и поглаживать, отчего я невольно зажмурилась, как жмурятся кошки, когда их щекочут за ухом.
С моря тянул ровный бриз, и благодаря ему здесь не было жарко, несмотря на полуденное солнце, стоящее в зените. Пологие волны под нами переливались всеми оттенками зелени, разбиваясь о камни. И, посмотрев на них, я сказала совсем не то, что хотела изначально:
– Ральф, какая здесь глубина?
Он глянул на меня удивлённо, очевидно, ожидая совсем других слов, потом пожал плечами.
– Не думаю, что очень глубоко. Это искусственный остров, а значит, ставили его на отмели. Хотя, для того чтобы утонуть, более чем достаточно, если ты об этом. Почему тебя это вдруг заинтересовало?
Теперь пожала плечами я. Не говорить же, в самом деле, о том, как неуютно тут сидеть, болтая ногами над тем, что, возможно, скрывает эта, неизвестно, как далеко уходящая вниз, бездна? И почему Ральф выбрал для разговора именно Русалкину яму? Ведь я рассказывала о том, какое здесь нехорошее место!
Я покосилась на него и, увидев, что он шевелит губами, глядя в письмо и явно собираясь начать читать, отчаянно замотала головой.
– Не надо! Яринка на меня обидится, если узнает!
– Ну хорошо, – опять согласился Ральф. – Читать не буду, тем более, что там больше соплей, чем дела. Своими словами расскажу. Но сразу предупреждаю – не радуйся, пожалуйста. Не хочу потом расстраивать тебя ещё больше.
Я уже собиралась заявить, что всё равно слушать ничего не желаю, но последние слова Ральфа заинтриговали и насторожили. Да и было понятно уже, что он всё равно настоит на своём и я не уйду отсюда, пока не узнаю всё, что он намерен мне сказать. Поэтому опустила глаза на плещущийся под моими сандалиями прибой и сложила руки на коленях, всем своим видом изобразив смирение перед неизбежным. И Ральф, убедившись, что возражений с моей стороны больше не поступает, ровно заговорил, продолжая поглаживать мою шею, перебирая пальцами распущенные волосы.
– Выходит так, Худышка, что этот бурхаевский мажор запал на твою подружку серьёзно. Настолько серьёзно, что не боится не только идти против воли отца, но и против закона. Какие-то свои деньги у него уже были, а кроме этого, он знал код от домашнего сейфа. И вчера там побывал. Теперь Бурхаев-старший, вернувшись домой, обнаружит там пропажу и сыночка, и сбережений. Лично я уверен, что с этого он не обеднеет – вряд ли дома хранилась большая сумма, – но вашему Яну и того должно хватить на осуществление задуманного…
– Это он тебе рассказал? – не сдержалась я, хоть и собиралась слушать молча до конца.
Ральф, прекратив поглаживания, слегка дёрнул меня за прядь волос на затылке, явно недовольный тем, что его перебили. Но ответил тем же ровным тоном.
– Нет, конечно. С чего бы ему посвящать меня в такие подробности? Это он опрометчиво написал в письме, наверное, надеясь, что твою подружку немного утешат потери, понесённые её обидчиком. Вообще, большую часть письма он извиняется за отца, очень нудно и слезливо.
Я метнула на Ральфа гневный взгляд. Его циничный тон коробил меня, сама-то я находила переживания Яна достойными всяческого уважения. А то, что он нашёл в себе силы взять на себя ответственность за поведение отца, – делало ему честь вдвойне.
Ральф не заметил моей реакции; а может, только сделал вид, что не заметил. Продолжил так же буднично:
– В любом случае, спёртые у отца деньги парнишка решил потратить с пользой. Завтрашней ночью он приплывёт сюда на нанятой по такому случаю лодке и заберёт твою подружку. Вместе с тобой, если вы так захотите.
Я замерла. Волны продолжали звонко разбиваться под нами, ровный ветер с моря трепал мои волосы и одежду, рука Ральфа ласкала шею, но всё это вдруг отодвинулось в дальние дали, было вытеснено одним ярким, как вспышка, воспоминанием.
…Пасмурный ветреный день. Я ещё вся в бинтах, мы с Яринкой впервые обошли вокруг острова и приблизились к Русалкиной яме. На море почти шторм, прибой ревёт, как беснующийся зверь. Яринка говорит, что пора уходить, и мы поворачиваемся спиной к морю. Я неловко оскальзываюсь на камнях и внезапно ловлю себя на мысли, что, когда придётся идти сюда ночью, нужно будет надеть более удобную обувь. Ветреной ночью, где лишь полная луна и брошенная ею через море дорожка дрожащего света…
Выходит, я тогда уже знала, что нам предстоит пробираться сюда в темноте? Пробираться тайком, чтобы умчаться прочь по чёрным водам Русалкиной ямы? Вот уж не думала, что именно это место послужит для меня и Яринки путём к свободе. А, впрочем, почему бы нет? Ведь оно уже не раз послужило им для тех девушек, что нашли здесь свой единственный выход из безнадёжной ситуации. Вот только мы, скорее всего, будем первыми и единственными, кого Русалкина яма отпустит на волю без рыбьих хвостов…
Незаметно для себя я начала улыбаться. Где-то слышала слова о том, что любая история всегда повторяется дважды. Колесо судьбы вращается и рано или поздно приносит нас к тому, что уже когда-то случалось. И пусть на этот раз вместо тёмного леса и пожара за спиной будет чёрная вода над морской бездной, суть от этого не меняется.
В реальность меня вернул голос Ральфа, сердитый и виноватый одновременно:
– Ну предупредил же – не радуйся.
Я обернулась к нему, торопливо прогнав из головы картину бескрайнего ночного моря, которое вдруг перестало быть для нас преградой к свободе, и стало, напротив, – дорогой к ней. Встревоженно спросила:
– Думаешь, не получится?
– Ну почему же, – Ральф отвёл глаза. – Может, и получится. Я специально пришёл сюда посмотреть, насколько реален замысел бурхаевского сынка. Вижу, что вполне реален. Место уединённое, с причала не просматривается, небольшая лодка в темноте может подойти незамеченной. Если, конечно, у пацана хватит ума не брать лодку с мотором. Если достанет терпения дойти сюда на вёслах или под парусом. Ну и, конечно, если не будет волн.
Я была уверена, что всё это Ян понимал и учёл, ведь, если верить словам Яринки, а у меня не было повода им не верить, Ян вообще был парнем неглупым. И, раз даже Ральф говорит, что всё может получиться…
– Не радуйся! – на этот раз голос Ральфа прозвучал резче, а рука, лежащая на моей шее, потяжелела. – Мне и так очень неприятно говорить то, что я должен тебе сказать.
