Текст книги "Сбежавшая невеста для Грозного (СИ)"
Автор книги: Елизавета Найт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Ее глаза, как два голубых лесных озера, насколько чистые, гладкие и прозрачные. В них видно все, что таиться в душе этой девчонки. А таится так до хрена.
– Я не хотела, правда, – шепчет она и облизывает пухлые губки. И в отличие от искусственной кассирши на заправке этот жест у Аглаи выходит таким простым и трогательным. А еще на удивление соблазнительным.
– Я верю тебе, – зачем-то говорю я и неуклюже опускаю ладони на ее спину.
Осторожно провожу вверх и вниз, глажу, ласкаю, стараясь согреть и успокоить.
Она замирает испуганным котенком. Пытается сжаться в комочек. Боится даже дышать.
Но постепенно расслабляется, отводит взгляд и рвано выдыхает.
– Ты их убил? – ее голос дрожит.
– Нет, – мой ответ слишком быстрый, слишком твердый, чтобы быть ложью. Хотя я бы с легкостью соврал ей, если бы это было необходимо.
– Но я слышала выстрелы, – едва слышно шепчет она.
– Мне не нужна погоня. С прострелянными колесами они не скоро нас нагонят.
Она бросает на меня быстрый взгляд и снова опускает глаза.
– Правда? – зачем-то переспрашивает она и ерзает у меня на коленях.
– Кажется, я еще ни разу тебя не обманул, – отвечаю жестко.
Она замирает в моих руках, а я с удивлением понимаю, что продолжаю гладить ее по спине.
– А ты реально пошла спасать кота?
Она кивает.
А я понимаю, что вот прямо сейчас я удивлен.
Я уже давно ничему не удивляюсь. И ничего не боюсь.
Но эта Аглая прямо сейчас меня удивила. Золотая пай-девочка, успешная блогерша и кошки. Не породистые и не дорогие. А самые обычные, бездомные, ломанные и битые.
Она помогает в приюте. И не просто отстёгивает бабки. А сама волонтерит. Приходит и помогает с животными. И даже видосы не записывает об этом. Я прошерстил ее странички в социальных сетях. Уверен, что не пропустил бы такие видео. Значит, их там нет.
То есть она это делает не для пиара. А для себя и для них.
Это что-то новенькое.
И это что-то дорого стоит для этой богачки. Девчонка реально переживает за животных. Одна «бусинка» чего стоит. Пять минут общения, а она ей имя дала и потребовала забрать с собой!
И тогда ее глаза горели уверенностью и праведным гневом. Она ради того котенка готова была мне глотку перегрызть.
Да, Аглая!
Со странной смесью удовольствия и трепета поглаживаю ее по спине.
Ты меня удивила. А я уже давно ничему не удивляюсь!
Глава 24. Аглая
Паника медленно отступает.
Заледеневшие ладошки согреваются.
А мое тело мелко трясется от успокаивающе-возбуждающих поглаживаний Грозного.
Неуклюже ерзаю на его коленях. Стараюсь отстраниться и не знаю как это сделать.
Я же сама запрыгнула к нему на колени. Вот как теперь вернуться обратно?
Замираю и прислушиваюсь к себе.
Сама себя не понимаю. Меня же раздражает Грозный. И пугает.
Но сейчас. Когда эти двое пытались меня похитить, увезти к Амирову мне стало реально страшно.
И этот страх совершенно не такой, как рядом с Грозным.
Звучит. Как бред.
Но это реальные разные ощущения. Я уже поняла, что Грозный не причинит мне вреда. Даже если реально скрутит и засунет в багажник, он не ударит, не убьет, не изнасилует. Я уже поняла, что он солдафон. Но при этом он человек чести. Со своими установками, которые он не нарушит.
А эти...
Меня передергивает. Эти могут и убить. А Амиров, кажется, не собирается возвращать меня как невесту. Он собирается отомстить. И это пугает до дрожи. Я нужна ему живая только до определенного момента. Про здоровую никто не говорил.
Чувствую, как под моими ладошками размеренно бьется большое мужское сердце. И это так странно... потому что мое частит и срывается в галоп. А его бьется размеренно и ровно, как метроном.
Задыхаюсь от волнения и судорожно втягиваю носом воздух.
Вместе с воздухом в меня проникает насыщенный аромат терпкого парфюма и запах мужского тела. Это не пот, это что-то естественное, терпкое и сводящее с ума. Такое, которое хочет вдохнуть еще и еще, уткнуться в его шею и дышать.
Кровь огненной волной растекается по телу, моментально согревая застывшее тело.
– Отпусти меня, пожалуйста, – хриплю я и неловко пытаюсь соскользнуть.
Вскипевшая за секунды кровь бьется в висках, окатывает низ живота и обжигает промежность. Между ног становится нестерпимо горячо и ... приятно.
Что это? Я такого никогда не испытывала и это меня пугает.
Ладони Грозного на моей спине замирают. Не гладят, касаются едва весомо, но не отпускают.
– Я... – задыхаюсь от настойчивого и такого приятного запаха.
– Давай избавим тебя от этого, – его голос звучит хрипло. А обжигающе горячая ладонь ловит мою руку.
Его длинные пальцы сжимают мое запястье, опаляя кожу и заставляя рассыпаться испуганные мурашки.
– Что?
– Это украшение, – он выше поднимает мою руку с наручником, – его надо снять.
– а, да, – киваю рассеянно.
И слежу, как Грозный достает откуда-то какую-то скрепку или булавку и моментально расстегивает наручники.
– Спасибо, – неуклюже пытаюсь перелезть на свое место.
– Пожалуйста, – отвечает он и подхватывает меня за талию.
Замираю. Его ладони берут меня в кольцо. Сжимаю талию, приподнимают и переносят.
Вот это сила! Даже не напрягаясь, он пересаживает меня с себя на пассажирское сиденье.
В полной тишине Грозный заводит машину, а я быстро пристёгиваюсь.
Отворачиваюсь к окну и пытаюсь осмыслить произошедшее. Что это было? Почему мое тело так отреагировало? Почему до сих пор горит кожа на запястье и на талии, если он едва ее коснулся?
Это ненормально. Это что-то неправильное.
И молча ехать домой тоже неправильно.
Закрываю глаза и закусываю губу.
Кажется я уже смирилась с обратной дорогой домой. Но нет! Я не должна. Иначе я похороню свою мечту, свою свободу. Я не должна поддаваться. Надо найти какой-нибудь выход.
Обреченным взглядом скольжу вокруг себя.
Опостылевшая мне машина, темный салон, тонировка и Грозный за рулем.
Рядом нет ничего, чтобы могло мне помочь.
Осторожно кошусь назад. Может на заднем сиденье есть что-то...
Замечаю на заднем коврике аллюминевую банку с лимонадом.
То что надо!
Перегибаюсь и подхватываю ее.
– Куда ты7 – рычит Грозный и пытается вернуть меня на место. Но я уже успела ухватить банку.
Пока «неуклюже» пытаюсь вернуться встряхиваю банку еще пару раз для надежности.
– Пить хочу, – отвечаю и дергаю за небольшое аллюминевое колечко.
– Осторожнее, она давно так...
Договорить Грозный не успевает, потому что темная струя вспененной колы бьет прямо ему в лицо. Пенный бурлящий напиток заливает мужчину с головы до ног. Сладкие потоки стекают с приборной панели и лобового стекла.
– Блядь! – рычит Грозный и от звука его голоса у меня внутри все замирает.
Кажется, меня сейчас будут убивать.
– Извини, – шепчу испуганно. И сейчас я не притворяюсь. Потому что в мгновенно темнеющем взгляде я вижу только жажду убийства и больше ничего. – Я не хотела.
Облизываю пересохшие губы и дергаю ручку на двери.
Сейчас я готова выйти из машины на полной скорости. Потому что темный яростный взгляд не обещает мне ничего хорошего. Кажется. В этот раз я переборщила.
Глава 25. Аглая
Грозный молчит, яростно сжимая руль мокрыми ладонями.
Темные ручейки стекают по его лицу, срываются с подбородка на грудь, оттуда на бедра и впитываются в подушку сиденья.
Мама!
Его ноздри яростно трепещут.
Он прикрывает глаза и шумно вдыхает. Поворачивается к дороге и медленно выдыхает.
Я боюсь пошевелиться, боюсь издать какой-нибудь звук.
Так и замираю с открытой банкой.
– Выходи! – рычит Грозный, стоит нам свернуть к очередной заправке.
– Пожалуйста, не надо, – шепчу я. – Я правда не хотела. Не заставляй меня.
Добавляю дрожи в голос и обхватываю себя за плечи.
– Давай я пока тут вытру. Никуда я не денусь.
Позади нас уже подъезжает внедорожник и протяжно сигналит.
Грозный оборачивается, матерится сквозь зубы. Бросает мне пачку влажных салфеток и выходит.
– Только попробуй дернуться и я тебя к этому сиденью наручниками пристегну, – рычит он.
Послушно киваю и наблюдаю, как Грозный громко хлопает дверцей.
Он обходит машину и вставляет заправочный пистолет в бензобак.
Моя рука медленно тянется отстегнуть ремень безопасности.
В тишине салона щелкает центральный замок сигналки. Он запер меня. Он меня запер!
Вот черт! Стоит только забрезжить слабому лучу надежды, как грозовое небо тут же закрывает его.
Вот черт!
Отстегиваюсь и перекатываюсь на водительское сиденье. Джинсы тут же пропитываются липкой и прохладной жижей, бывшей когда-то колой. Дергаю ручку – дверь не поддается.
Скотина!
Мимо машины проходит заправщик и у меня моментально рождается очередной план.
В приоткрытое окно просовываю мятую пятитысячную купюру. С моих пальчиков стекают капли лимонада.
– Эй, эй! Простите! – пытаюсь привлечь его внимание.
– А? – заправщик оглядывается.
– Мужчина, вы не могли бы мне помочь? – голос дрожит от страха, оглядываюсь на минимаркет, где только что исчезла широкая спина Грозного.
Надеюсь, он еще зайдет в туалет привести себя в порядок. И подарит мне пару так необходимых мне минут.
– Залейте мне дизель, пожалуйста.
Заправщик икает. Щурится. Смотрит на вставленный в бензобак пистолет и опять на меня.
Просовываю в щелочку вторую ярко-рыжую купюру.
– Пожалуйста.
Я слабо представляю, как это может мне помочь. Но думаю, что ничего хорошего с дизелем в баке для бензиновой машины не будет. В лучшем случае, упадет скорость. Про худший боюсь думать, потому что Грозный мне тогда точно башку открутит.
Заправщик кивает, сгребает обе бумажки. Меняет пистолет и торопливо семенит в минимаркет.
Я замираю на сиденье и жду.
Сердце отчаянно бьется в груди. С каждым стуком, кажется, что оно поднимается все выше, к самому горлу.
Еще несколько секунд и я не смогу сделать вдох. Пульсующее сердце перекроет мне дыхание.
Дверь минимаркета открывается.
Мои ладошки моментально покрываются испариной. Капелька пота стекает по виску.
Из магазина рысью выбегает заправщик. И в этот момент колонка начинает отсчитывать литры дизеля. Топливо в громким шелестом бьется в бак на моей стороне.
Не могу оторвать взгляд от дверцы маркета.
Господи. Пусть Грозный задержиться внутри еще хотя бы на минуту.
Пульс в висках отсчитывает обратный отсчет.
Заправщик пытается что-то мне сказать. Но я только киваю, не понимая ни слова.
В какой-то момент он машет на меня рукой и меняет пистолеты обратно.
Вовремя.
Потому что стоит заправщику отойти от машины, как из магазина выходит Грозный.
Я моментально подбираюсь. Вспоминаю про липкие разводы в салоне. Достаю сразу несколько влажных салфеток и тру все. Что попадается под руки. И молюсь. Молюсь, чтобы грозный ничего не увидел через огромные окна минимаркета. Иначе мне реально конец. Выходка с лимонадом покажется мне шалостью.
– как успехи? – Грозный плюхается на сиденье и морщится.
– А? – вздрагиваю и перевожу на него удивленный взгляд.
– Закончила, говорю?
– Ага, – неуверенно киваю, продолжая тереть на одном месте.
– Да блядь, Аглая! – взрывается он.
Выхватывает из моих рук салфетки и сам начинает оттирать липкие разводы.
– Я не хотела, – зачем-то повторяю я. Я вру. Конечно. Я хотела.
Но сейчас я вижу, как от оттирает свою машину, как выражение его лица становится хмурым и... расстроенным. И мне реально становится стыдно за свой поступок. Но сбежать я хочу все равно больше.
Поэтому останавливаьться не собираюсь.
Прости грозный. Но или ты или я.
В данном случае – твоя тачка!
Глава 26. Аглая
– Ты что реально хотела помочь котенку? – через пять минут напряженной тишины спрашивает Грозный.
– А? – перевожу на него рассеянный взгляд.
– Ты за той теткой пошла ради котенка?
– Кошки, кажется, – киваю.
– И тебе не показалось это странным?
– Что именно? – моргаю удивленно.
– Ну женщина, которая пытается казаться старше своего возраста?
– Нет, – я хмурюсь. Я сейчас вообще не понимаю, о чем он говорит.
– Дешевый парик?
Надо же, я даже не заметила на ней парик. Я вообще слабо помню эту женщину.
– Есть женщины, которые носят парики. И не у всех есть деньги на натуральные волосы, – отвечаю упрямо.
– Ага, ты об этом знаешь не по наслышке, – зло усмехается он.
– Я не всегда живу в золотой клетке, – отвечаю с достоинством. – Я училась в обычном университете, я иногда хочу в обычные кафе, в приюты для животных и общаюсь с разными людьми.
– Да, я понял. И как ты тогда проморгала, что ее одежда не вяжется с новеньким маникюром? – бросает на меня сердитый взгляд.
– Что? – опять удивленно моргаю.
– Эта женщина вообще не парилась по поводу маскировки. Намазала не пойми чем лицо, натянула парик и старушачьи грязные шмотки. А от самой разило шанелькой и ментоловой жидкостью для вейпа. Плюс маникюр! Она на простую работящую женщину даже ночью в темноте не сойдет! А ты за ней пошла! Как?
Опускаю взгляд и стараюсь скрыть злые слезы отчаянья.
Какая я дура! А если бы Грозный не появился вовремя я бы уже ехала в Москву на встречу с обманутым женихом.
Я ведь действительно не обратила внимания на ее руки, на запах. Увидела седые волосы, простую одежду, услышала причитания про котейку и пошла. Так, наверное, и маленьких девочек заманивают разговорами про щенят и котиков. И они идут. Если я пошла, то что говорить о детях.
А у меня внутри ничего не екнуло. Вообще. Ни одного тревожного звоночка!
– Да твои родители радоваться должны, что ты от них сбежала, – рычит он сквозь зубы.
– Что, прости? – слезы моментально высыхают. Едва стихнувшая паника сменилась щемящим душу стыдом. Но сейчас внутри вспыхивает глухое раздражение и злость! Да как он может так обо мне говорить? Кто он такой? Тупой солдафон, который ничего в этой жизни не достиг и не добился! Он годится только для работы на побегушках у таких, как мой отец! И навсегда останется в их тени. Оттого и злятся!
– С таким подходом к жизни, говорю, – бурчит он, – тебе надо было сидеть дома и дальше Садового кольца не соваться ! А то мало ли что!
– Мне кажется, ты сейчас перегибаешь, – цежу зло.
– Да ты что? – он повышает голос и смотрит на меня со странной смесью злости и насмешливости. – Маленькая принцесска злиться?
– Я не принцесска! Не надо ко мне так обращаться!
– А кто ты? Золотая девочка? Девочка-припевочка? Принцесска со свитой охранников! Ты училась в обычном универе только потому, что тебе позволили родители! Твоя работа в приюте, серьезно? Ты думаешь, родители не знают о ней? Ты думаешь. Ты такая самостоятельная и ездишь туда сама7 одна? Да я уверен, что за той целый отряд отцовской охраны ездит и еще улицы перекрывают для твоего комфорта.
Он бросает слова и они больно ранят мою душу.
Нет! Отворачиваюсь. Хочу закрыть уши руками. Все не так!
– И терпели это твои родители, пока им это было выгодно или не доставляло неудобств. Как только им все это надоело – они решили избавиться от тебя и твоих проблем, выдав замуж. Амиров никогда бы не позволил тебе учиться, работать, снимат ь свои тупые рилсы и работать в приюте. Одной свадьбой они бы избавились от головной боли и тебя!
Его тон становится жестким и злым. Прямо сейчас сквозь его серьезное равнодушие прорывается истинное отношение ко мне, моей семье и работе.
– А знаешь, что? – выкрикиваю я зло. – А пошел ка ты на хер!
Фыркаю, складываю руки на груди и демонстративно отворачиваюсь к окну. Если еще полчаса назад мне было жалко Грозного и его машину, то сейчас я надеюсь, что после моего побега от него, отец ему ноги открутит. Гад!
И что там с дизелем? Где результат? Неужели мало залилось?
Словно в ответ на мои мысли машина дергается. Двигатель под капотом рычит громче и натужнее, а вот скорость наоборот начинает падать.
– Что за черт? – хрипит Грозный.
Он переключает передачу. Понижает и повышает. Но мотор ревет. Как раненный зверь, а скорость продолжает падать.
– Твою мать, – Грозный косится на панель, где зажигается какой-то значок.
С интересом вытягиваю шею и пялюсь туда же.
Грозный с ругательствами включает поворотник и съезжает на обочину.
– Если я узнаю, что это сделала ты, я тебя сам прибью!
Глава 27. Аглая
Он съезжает на обочину и с недовольным видом долго смотрит под капот.
Как будто что-то понимает. Фыркаю.
Или понимает?
Переодически бросает на меня уничтожающие взгляды через лобовое стекло, от которых спина моментально покрывается холодным липким потом. Тонкая кофта липнет к коже.
Прямо сейчас Грозный становится реально Грозным. Огромной разъяренной горой мышц. И кажется, на этот раз я немного перегнула палку, когда посягнула на его «ласточку».
Потому что его взгляд с каждой секундой становится все темнее и напряжённее. Движения более резкими. Исчезает ленивая плавность. Теперь под смуглой кожей вздуваются бугры тренированных мышц. Кажется еще секунда и они порвут тонкую черную футболку.
Ярость внутри него растет и ширится. И вместе с ней он сам напрягается.
Вжимаюсь в сиденье. Мне конец.
Дышу часто, стараясь унять тревожно бьющееся сердце.
Это не я. Я тут ни при чем. Стараюсь успокоить себя и ничем не выдать своего напряжения.
Вот только руки придательски дрожат.
Грозный достает телефон и звонит кому-то.
Медленно выдыхаю и пытаюсь открыть дверцу. Хочу выйти и немного размяться. Может, получиться немного прийти в себя.
Ожидаемо заперто.
Твою мать, Грозный!
– Куда собралась? – неожиданно дверца распахивается и прямо передо мной замирает Грозный.
Его огромная накачанная фигура закрывает собой весь проход и загораживает солнце.
Вздрагиваю и боюсь поднять на него взгляд.
Его ноги в простых армейских ботинках и брюках, похожих на военные, широко расставлены, словно он ждет, что я брошусь в атаку.
Сильные руки с бугрящими мышцами, оплетённые тугими жгутами вен крепко сжимаю дверцу и крышу черной тачки.
– Хочу пройтись, – отвечаю тихо. – У меня спина уже болит.
– Спина, значит, болит? – я слышу в его голосе опасные нотки.
И крепче сжимаю ремень безопасности.
– Ага, – киваю. Но отстёгиваться не спешу.
– И как же ты умудрилась доехать до Перми только с одной остановкой и не устать? – его голос опасно спокоен. – А мы с тобой еще даже половину пути не проехали благодаря твоим закидонам!
Да что он себе опять позволяет?
И почему я боюсь его? Не убьет же он меня в самом деле? И в багажник закинуть не посмеет. Иначе отец ему устроит!
– Тогда у меня был стимул! – вскидываю подбородок и встречаюсь с его взглядом.
О, это я зря!
Моя наглость действует как триггер. Черный вязкий, едва сдерживаемый внутри мужчины гнев вырывается наружу.
Меня обдает его напряжением и яростью. Воздух вокруг нас уплотняется, становится вязким как кисель или желе.
Кажется, щелкни пальцами и он вспыхнет от напряжения.
Но я упрямо не отвожу взгляд.
Крылья носа мужчины трепещут, стараясь уловить запах моего страха.
Но я стараюсь распалить внутри себя свою злость. Обиду за то, что перехватил, не дал сбежать. Не дал насладиться новой жизнью.
– Послушай меня, золотая девочка, – он наклоняется непозволительно близко.
Его лицо оказывается всего в каких-то паре сантиметров от моего. Его горячее дыхание приподнимает выбившиеся из хвоста волоски на моем виске.
Гулко сглатываю.
– Ты зашла слишком далеко, – рычит он, прожигая меня ненавидящем взглядом. – Твои дебильные выходки меня бесят. И прямо сейчас я нахожусь на очень тонкой грани...
Его голос с каждым сказанным словом становится глуше и проникновеннее.
– ...советую не переходить черту, – рычит он. – Тебе не понравится, что будет за ней...
– Я все-таки попробую, – хочу ответить дерзко и нагло, но голос отказывается подчиняться. Хрипит и срывается на шепот.
– Попробуй, – Грозный зло усмехается, а в его холодных серых глазах вспыхивает опасный огонек предвкушения. – Только потом не жалуйся папочке, потому что я тебя предупреждал.
– А вот и буду! Я пожалуюсь всем и каждому, если ты посмеешь ко мне прикоснуться. И тебе не только медалек на грудь не видать, но и свободы после этого! Может, я и расстроила родителей! Но я все еще их дочь!
– Значит, ты не просто золотая девочка, – хрипит он мне в губы, – но еще и трусливая зайка. Которая собирается начать новую жизнь за чужой счет, а потеряв поддержку богатенького папика, не против вернуться под крылышко отца и под защиту его связей и денег. Я думал, ты до конца будешь играть роль беглянки. Ты быстро сдулась...
– Я не сдулась! – выкрикиваю ему в лицо.
– Твои попытки сбежать жалки, а твои планы побега мог бы придумать только ребенок. Ты реально собиралась сбежать из туалета в той дыре? И куда бы ты пошл? Ночью. В лесу. На трассе. В незнакомом месте без телефона и денег. Тебе не кажется. Что пора взрослеть и принимать взвешенные решения. И отвечать за них самой.
– Я отвечаю за каждое свое решение. И да, я собиралась сбежать от тебя. И до сих пор собираюсь. Ночью в лесу, лучше, чем с тобой днем в одной машине! Понял?
– Ну, ну, золотая девочка.
Меня обдает терпким запахом мужского парфюма и крепкого мужского тела. Непроизвольно подаюсь вперед и жадно втягиваю этот аромат носом.
От Грозного не ускользает этот момент. Его зрачки вспыхивают, захватывая радужку.
Грозный подается вперед. Почти касается губами моих губ. Нас разделяет растояние тоньше волоска. Я чувствую на губах его дыхание и улавливаю движение его губ.
Закрываю глаза и замираю. Вся превращаюсь в один сплошной натянутый нерв.
– Если это ты сломала мою тачку, я заставлю тебя пожалеть об этом. И этот урок ты запомнишь на всю жизнь. Я тебе обещаю...
Глава 28. Аглая
Гулко сглатываю.
– Посмотри на меня! – приказывает он.
Вздрагиваю. И послушно распахиваю глаза.
В его темно-серых радужках привычная ледяная холодность плавится, вспыхивает и превращается в кипящий гнев.
Его отблески играют в бездонном омуте зрачка.
И есть в этих глазах напротив что-то еще. То, что притягивает, манит, хоть и пугает до дрожи.
Не могу пошевелиться.
Сердце гулко и часто бьется в груди. Кровь толчками разносится по сосудам.
Сглатываю еще раз и почему-то перевожу взгляд на его губы. Полные чувственные сейчас они сжаты в упрямую тонкую линию.
Неосознанно облизываюсь.
Зрачок напротив вспыхивает. Грозный опасно щурится и резко выдыхает.
Низ живота неожиданно вспыхивает, а в промежности становится нестерпимо горячо. Словно, словно...
Я не могу найти слов, чтобы объяснить, на что это похоже. Потому что ничего подобного со мной раньше не происходило.
Я попала. Это точно.
Грозный реально на грани. За которой прячется совершенно другой человек.
Сжимаюсь на сиденье.
Мне резко расхотелось гулять и злить его еще больше.
Он медленно отодвигается, не отпуская моего взгляда.
Медленно выдыхаю.
Дверца захлопывается, отрезая мне путь на свободу.
Но я уже никуда не собираюсь.
Сижу, сжимая ремень безопасности.
Что сейчас было?
Свободную руку кладу на живот и осторожно поглаживаю.
Внутри все еще тлеет неожиданно вспыхнувшее пламя.
Надо бежать! – пульсирует в голове.
Ничем хорошим эта поездка не закончится.
Или он меня убьет, или...
Грозный с грохотом захлопывает капот. Садиться за руль и пытается завести тачку.
Она заводится не с первого раза. Чихает, рычит и совсем не хочет трогаться с места.
– Блядь, – рычит сквозь сжатые зубы мужчина.
А я просто замираю на сиденье.
Даже посмотреть в его сторону боюсь.
Наконец, очень медленно машина начинает катиться.
Отворачиваюсь к окну. Замечаю в зеркале заднего вида черный густой дым позади.
– Может, она у тебя масло жрет? – говорю первое, что приходит в голову.
В ответ мне раздаётся очередное утробное рычание и яростное сопение.
Опускаю голову ниже и больше не говорю ни слова.
Поездка превращается в форменный ад.
Кондей не справляется.
Двигатель ревет словно раненный дикий зверь. А машина почти не едет.
Скорость не больше сорока километров в час. Нас обгоняют даже старенькие жигули и груженные картошкой фуры.
Грозный до побелевших костяшек сжимает руками руль.
– Может, ты позвонишь кому-нибудь и нас заберут? – наконец, решаюсь на вопрос, который мучает меня уже полчаса.
Это же невынеосимо.
Я хотела, чтобы машина встала и стояла колом. А не вот это издевательство.
Так ехать невозможно. Неужели он сам не понимает.
– А что не так? – Грозный просто титаническим усилием подавляет вспышку ярости.
– А ты не видишь? – взрываюсь я. – Мы же еле плетемся. И это вообще не безопасно ехать на неисправной тачке!
– Небезопасно бесить меня дальше, Аглая, – рокочет он и бросает на меня очень красноречивый взгляд.
Гулко сглатываю и снова отворачиваюсь к окну.
Солнце уже клониться к закату и окрашивает небо в ярко-розовый цвет.
Ерзаю на сиденье, пытаюсь рассматривать пейзаж за окном. Но меня все бесит.
Бесит моя глупая башка, которая придумала этот глупый план.
Бесит эта тачка, которая из последних сил тащится в неизвестность.
Бесит Грозный, который не может починить свою тачку!
Темнота как-то слишком быстро накрывает землю.
Еще несколько минут назад были сумерки. А сейчас уже непроглядный мрак.
Сон не идет.
Куда мы едем? Зачем? Он что, реально решил ехать ТАК в Москву?
На эти вопросы у меня нет ответа. А спрашивать у меня совсем нет желания.
Машина плавно съезжает на гравий. Я отвлеклась и не заметила ярких вывесок. Мотель.
Очередная придорожная забегаловка и ночлежка.
– Идем, – холодный хриплый голос.
Грозный не смотрит на меня.
У стойки нас встречает заспанная женщина неопределенного возраста и рода занятий. Увидев моего спутника, она откидывает пережженные пряди со лба и выпячивает грудь.
– Привет, – она призывно улыбается, даже не удостоив меня вниманием.
Еще одна охотница за «видным мужиком».
– Нам нужна комната, – голос Грозного ровный.
– Какая?
– Пятнадцатая, – не раздумывая, выдает мой спутник.
Лицо женщины вытягивается. Она с опаской смотрит на него, потом на меня. Кивает и, выудив из-под стола ключ, просит следовать за ней.
Не понимаю, почему так резко из обольстительницы она превращается в испуганную мышку. И исчезает, едва «поселив» нас в пятнадцатом номере.
Делаю шаг и замираю посередине комнаты.
Небольшой грязный номер с двумя узкими дешевыми кроватями. Покрывала выглядят давно не стиранными и все покрыты неизвестными пятнами.
На окнах посеревшие от пыли и времени занавески.
В углу небольшая дверь. Надеюсь, это туалет.
Еще раз оглядываю комнату и только тут до меня доходит, что мы остались с Грозным одни. Наедине в каком-то захудалом отеле неизвестно где.
Глава 29. Аглая
Напряжение и паника начинают накатывать на меня волнами.
Грозный проходится по комнате, заглядывает в шкафы и тумбочки, зачем-то выглядывает в окно, но тут же опускает видавшие виды жалюзи.
– Сиди здесь и не высовывайся, – он заглядывает в крохотную ванную и проверяет решетки на окнах на прочность. – И только попробуй сбежать. Аглая. Я тебя предупреждал!
Он пронзает меня злым взглядом и исчезает за дверью.
В замке лязгает ключ. Поворот, еще один.
Он меня запер!
Вот урод!
Стоит затихнуть шагам в коридоре, как я бросаюсь к двери и дергаю ее на себя.
Но дверь не поддается. Она реально заперта.
Но это же «гостиничный номер», она должна открываться изнутри.
Должна!
Но не эта дверь и не мне.
Со злости молочу кулачками по двери и взвизгиваю.
– Скотина! – напряжение последних дней вырывается наружу.
Сама не знаю, сколько я молочу кулаками по двери и выкрикиваю разные оскорбления.
Вот только на мои крики никто не приходит.
В бессилии опустив руки, я разворачиваюсь и плетусь в ванную.
Наклоняюсь над раковинной и плескаю в лицо прохладной водой.
В небольшом зеркале рассматриваю себя. Белоснежная кофта безнадежно испорчена: черные разводы, пятна грязи, пыли и пота превратили ее в какую-то тряпку.
Джинсы измазаны в грязи и дорожной пыли.
Запястье расцарапано браслетом от наручников.
Становится до слез жалко себя.
Неужели я все это заслужила?
Жгучие слезы щиплют глаза. В горле стоит ком. Всхлипываю.
Я ведь только хотела другой жизни. Спокойной и свободной.
Пускай, это эгоизм. И ребячество.
Но я живой человек и имею право на свободный выбор.
И Амирова себе в мужья я не выбирала.
Я просто хочу сама принимать решения и нести за них ответственность.
Разве это так плохо?
Замечаю в отражении позади себя душевую кабину.
Маленький поддон и дешевые пластиковые створки. Неважно, как выглядит душ, главное, чтобы он работал.
Смахиваю со щек горячие капли, размазывая грязь.
Сбрасываю на пол кофту, следом джинсы. Нижнее белье опускается на край раковины, его надо постирать.
Быстро настраиваю воду и шагаю под упругие струи воды.
Задвигаю створки и остаюсь в горячем и влажном мирке.
Прижимаюсь спиной к холодному кафелю и подставляю лицо под воду.
Упругие тяжелые капли бьются о кожу, вызывая едва чувствительную боль и облегчение. Облегчение от того, что с собой уносят всю грязь с моего тела и, возможно, из этого мира.
Подхватываю кусок мыла и густо мылю лицо, шею. Соскальзываю на плечи.
Густая пена быстро взбивается и покрывает все мое тело.
Саднящие ладони быстро порхают по моему телу, мелькая то тут, то там.
Неожиданно вода приносит с собой покой.
Я так погружена в водные процедуры, что не замечаю, как открывается дверь в комнату. Как мимо меня мелькает темный силуэт.
Вздрагиваю, когда створка со скрипом отъезжает в сторону.
Инстинктивно прижимаю руки к груди.
– Что ты себе позволяешь? – я замираю перед Грозным.
Он лишь молча скользит по моему телу взглядом, обжигая похлеще касаний.
И взгляд этот совсем недобрый. Чувственные губы кривятся в недовольном оскале.
Сейчас он как никогда похож на дикого зверя.
Одно мое неверное движение и он бросится и вцепится зубами мне в горло.
Так и замираю, едва успев прикрыть обнажённое мокрое тело.
Грозный замирает напротив. Его ноздри трепещут, словно он принюхивается, взгляд становится неподвижным и пугающим, а руки до хруста сжимают дешевые пластиковые створки душа.
И это неожиданно отрезвляет меня.
– Пусти! – я отталкиваю его с прохода.
Быстро хватаю полотенце.
Отворачиваюсь и стараюсь замотаться в застиранный кусок ткани.
– Я сказал не высовываться! – гремит рядом уже знакомый баритон.
– Я приняла душ и никуда не выходила, – отвечаю со злым сарказмом.
Как будто я могла куда-то выйти.
– В этом отеле тебя не слышал только глухой, – он зло выплевывает сквозь зубы.
– Знаешь что? А мне плевать, – резко подаюсь вперед, собираясь просто обойти его.
Он перехватывает меня за руку. Снова его пальцы сжимают крепко, но осторожно мое запястье.
Замираю от страха в его руках. Так близко и так далеко. Его горячее дыхание обжигает кожу.
Сердце трепещет в груди с бешенной скоростью. Паника обдает меня, но тут же откатывает, уступив место какому-то новому непонятному мне самой чувству.
Внутри все сжимается от странного предвкушения и желания. Желания?
Упираюсь ладонями в его каменную грудь, пытаясь оттолкнуть, отодвинуть его от себя.
Но это бесполезно. Он стоит неподвижно, словно скала и разглядывает меня.
