Текст книги "Великосветское убийство (СИ)"

Автор книги: Елизавета Берестова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Эти возражения не оставляют камня на камне от версии ограбления, – подытожил Вил, – чем это может быть ещё? Рассмотрим сначала обычные мотивы, такие как, ревность и месть.

– Ревность?

– А что? Госпожа Фань была очень привлекательной женщиной. Такие никогда не остаются без внимания представителей противоположного пола.

– Как хотите, – возразила Рика, – за короткий срок пребывания в Кленфилде даже столь очаровательному созданию, как наша жертва, не удалось бы завести серьёзный роман, бросить любовника ради нового увлечения, доведя его тем самым до любовного безумия. Для романа, разрыва и прихода к своей бывшей выяснять отношения, да ещё такие, чтобы разрядить в неё всю обойму, потребно куда больше времени.

– Я имел в виду вовсе не брошенного любовника. Жена, не выдержавшая адюльтера, расправилась с ненавистной разлучницей.

– Женщины, конечно, могут быть жестоки, – согласилась чародейка, – но зачем обманутой супруге рыться в бельевом шкафу?

– Мне кажется, убийца мог искать какие-нибудь неосторожные письма или иные доказательства любовной связи.

– Или… – чародейка оглянулась на вывернутые ящики комода, и замолчал от внезапно возникшей мысли.

– Или что?

– Разведка. Делийская разведка, либо наша.

Вил задумался. Потом щёлкнул пальцем по расщеплённому пулей ящику секретера:

– Сомневаюсь, что среди агентов любой разведки найдутся такие, что с четырёх шагов три раза промажут. Без умения хорошо стрелять в разведке делать нечего.

– Вы полагаете, что убийца сначала промазал, а потом смог попасть в цель? – прищурилась чародейка.

– Именно так обычно и происходит.

– Да, но представьте себе, что агент разведки (не суть, какой именно) сперва прикончил жертву двумя точными выстрелами, а затем принялся палить во все стороны с одной единственной целью: создать впечатление, будто в доме побывал грабитель, – в карих глазах четвёртого сына Дубового клана читалось откровенное превосходство.

– И ящики вывернул для того же, – подключилась Рика, – чтобы упрочить это впечатление.

Вил кивнул.

– Если только он не искал спрятанные документы. Я сейчас вызову оперативников и приглашу служанку, а вы, – он кивнул на труп, – прикройте покойницу, чтобы девица не впала в истерику. Нужно удостовериться, что пропало из вещей госпожи Фань.

Рика сделала то, что просил коррехидор, и пожалела, что не взяла с собой свой саквояж с принадлежностями. На первый взгляд магии на месте преступления не ощущалось, но проверить не помешало бы.

Возвратился коррехидор, за его спиной жалась уже знакомая Рике девушка в фартуке.

– Вы давно служите у госпожи Фань? – спросил Вил.

Девушка рассказала, что служит третий год, хозяйкой покойная была хорошей. Она всхлипнула.

– Эй, эй, – похлопал её по руке коррехидор, – не дело глаза на мокром месте держать. Вы ведь хотите, чтобы мы с госпожой Таками поймали мерзавца, поднявшего руку на вашу госпожу?

Девушка выпила воду из любезно протянутого чародейкой стакана и несколько раз судорожно кивнула.

– Тогда соберитесь и ответьте вопросы. Кто сегодня утром приходил к вашей хозяйке?

– Я никого не видела, – утерев слёзы, проговорила служанка, – то есть я не встречала посетителя через парадное. Госпожа вела своеобразный образ жизни. Могла уйти и прийти, когда вздумается. Полагаю, кто-то пришёл через сад, и мадам сама его впустила.

– Понятно. А теперь поглядите внимательно, все ли вещи на местах, не пропало ли чего.

– Пропало, – не задумываясь ни на мгновенье, ответила служанка, – лаковая делийская шкатулка в виде пагоды. Крыша ещё золочённая.

– В шкатулке госпожа Фань держала драгоценности? – оживилась чародейка.

– Нет, – девушка беспомощно посмотрела на секретер, – там лежали разные документы. Какие именно, не знаю. Ключ всегда висел у госпожи на шее на цепочке, – от одного взгляда на накрытое одеялом тело на её глазах навернулись слёзы.

– Расскажите, как у вас прошёл вчерашний вечер?

– У нас? В смысле, у меня или у хозяйки?

– И то, и другое.

– Итак, – служанка сглотнула, собираясь с мыслями, – хозяйка давеча выезжала, – она кивнула самой себе, словно удостоверяя правильность своих суждений, – ничего необычного или же странного я не заметила. Когда она возвратилась, не ведаю. Меня не вызывали. У нас так заведено было, я госпожу не дожидаюсь, ложусь спать. Коли понадоблюсь, она звонком меня зовёт, и я иду. Редко такое происходило, – снова печальный вздох, – госпожа сама превосходно одеваться и раздеваться умела. Она вообще не любила, когда слуги под ногами вертятся. Поэтому и убираться, и постель застилать приходилось без неё.

– Её посещали мужчины?

– Конечно, – словно бы с некоей гордостью ответила служанка, – госпожа овдовела ещё совсем молодой. Её вроде бы выдали за старика, который отошёл в мир иной, оставив госпожу состоятельной и независимой дамой. Боги внешностью её не обделили, любая молоденькая обзавидуется, и, естественно, жизнью жрицы при храме госпожа не жила.

– А здесь, в Кленфилде, у неё был кто-то?

– Нет, – с уверенностью заявила служанка.

– Вы ж рано ложитесь, – изогнула бровь чародейка, – откуда вам знать, чем занималась ночами госпожа Фань?

– Без малого три года бок о бок чему-то да научат, – грустно улыбнулась служанка, – я привычки госпожи наизусть знаю. Она, когда мужчину ждала, всегда ванну принимала, ужин и вино велела подавать в комнату, постельное бельё чистое застелить.

– Ежевичное? – оживилась Рика.

– Бельё?

– Нет, вино.

– Ежевичное вино хозяйка любила, это да. Вчера ничего похожего не было, как, впрочем, и во все остальные вечера тоже. Ведь мы в Артании-то с неделю всего.

Появился Мелллоун, красный, но в мундире, застёгнутом до самого подбородка. Поклонился и доложил по всем правилам, что он и дежурная группа прибыли на место происшествия в установленном порядке.

Коррехидор отпустил горничную, уведомив, что ни она, ни кучер не смеют покидать Кленфилд вплоть до специального распоряжения.

– А до того, как заберут труп, давайте поглядим, надета ли убитой цепочка с ключом, и заберём браслет для исследований, – обратился он к чародейке.

Ни ключа, ни цепочки на месте не оказалось. Дверь со стороны сада взломана не была, а это однозначно указывала, что убитая госпожа Фань знала убийцу и, более того, сама впустила его в свой дом.

На улице коррехидора и чародейку уже поджидали: неподалёку от парадного входа прогуливалась пожилая женщина с маленькой пучеглазой собачкой на поводке.

– Господа, господа, – поспешила подойти она, и шажки её были мелкими и быстрыми, – мне тут офицер сказывал, что со свидетелями вы разговоры разговариваете. А я – свидетель, самый настоящий свидетель. Са́ту, Сату, фу! – она дёрнула за шлейку и оттащила мелкого, пучеглазого кобелька, нацелившегося на брюки коррехидора, – что ж ты, сахарный мой, такого красивого мужчину куснуть вздумал? – она подхватила на руки псину, – я живу по соседству, дом в переулке, окна как раз на особняк Мия́си выходят.

– Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя будет рада любому содействию. С кем имею честь?

– Сада́ко, – поклонилась женщина, – супруга владельца магазина проката разных бытовых мелочей: от зонтиков и гребней для волос до посуды и праздничной одежды. Живу, как я уже сказала, по соседству. И жизнь заселившейся в особняк Мияси иностранки наблюдала, если так можно выразиться, во всей красе, – она с осуждением покачала головой, – не мудрено, что всё это плохо закончилось. Я сразу заподозрила неладное, так прямо и сказала супругу, мол, развратная женщина – эта знаменитая госпожа Фань. Разве ж порядочная так одеваться и краситься станет?

– Что конкретно показалось вам сегодняшним утром подозрительным? Кто-то приходил к госпоже Фань со стороны вашего переулка?

– Женщина, – многозначительно заявила соседка и легонько стукнула по носу зарычавшего пса, – весьма подозрительная дамочка. В плаще, шляпке, да такого фасона, что и лица толком не разглядеть. Сперва она прошлась по улице, потом постояла с потерянным видом на углу лицом к особняку, потом медленно так двинулась вдоль забора. Открыла калитку, она у них сроду не запирается, зашла в сад. Вскорости у них гулянка началась.

– Гулянка? – удивился коррехидор, потому как это уж совсем не вписывалось в убийство.

– А то, как же! Они бутылки открывали – только пробки летели. И не одну, а много. Мне ли не знать, с каким звуком игристое вино откупоривают! Заметьте, ещё и девяти часов утра не сравнялось, мы как раз с моим пусиком-Сатусиком погулять вышли. Я из чистого принципа решила дождаться и поглядеть, в каком интересном виде гостья покинет особняк после стольких бутылок игристого. Гуляю, прохаживаюсь, можно даже сказать, вдоль по улице, дожидаюсь. И дождалась. Ещё, помню, Сатусику тогда сказала, мол, что-то быстро гуляночка завершилась. Гостья выскочила из калитки, лицо перекошенное.

– Вы её узнали? – оживился Вил.

– Какое там! – махнула свободной рукой женщина, – незнакомка – незнакомка и есть. Она под плащом что-то пыталась спрятать.

– Что именно, не рассмотрели?

– Боги его знают, – пожала плечами свидетельница, – на коробку смахивало, сперва я подумала, младенчик, а после поняла, коробка или ящичек какой. Женщина прошла по переулку и свернула к Торговому кварталу.

– Хорошо, – Вил записал в показания, – вы хотя бы можете описать, какого роста была ваша незнакомка, худая или толстая?

– Обыкновенного росту, – поджала губы госпожа Садако, – самого обыкновенного, ничем не примечательного росту. Телосложение, то бишь фигуру, я рассмотреть не смогла из-за широкого плаща бежевого цвета. А что с госпожой Фань? – она поглядела в сторону дома, – сказывают, убили её?

– Интересно, кто это вам такое «сказывал»?

– Повариха. Она заплатить в лавку зеленщика выходила, увидала нас, – кивок на собачку, – и шепнула под строжайшим секретом, что хозяйку её укокошили.

Вил поблагодарил за ценные сведения и попросил более никому об убийстве «не сказывать». Собачница заверила, что будет нема, как могила.

Меллоун руководил погрузкой трупа, сопровождаемый причитаниями горничной.

– Что дальше? – оглянулась на уезжающий бывший фургон Турады чародейка, – вскрытие?

– Не думаю, что аутопсия добавит нам что-то новое к картине преступления. Я предлагаю пройти по пока ещё неостывшему следу незнакомки, что забрала шкатулку, и попытаться выяснить, куда она направилась и что делала дальше.

– Предположим, мы всё же имеем дело с разведкой, – начала рассуждать чародейка, – они убрали агента, совершившего несанкционированное убийство Сюро и попытались выдать произошедшее за ограбление.

– Слишком неубедительно и топорно, – засомневался головой коррехидор, – и слишком непрофессионально. Женщина приходит среди бела дня к своей жертве, убивает, забирает шкатулку и ключ. После этого открыто выходит из дома и спокойно идёт прочь, едва прикрыв украденное полой плаща так, что любая кумушка это видит. Зачем? Ведь куда спокойнее совершить всё то же самое покровом ночи.

– Хорошо, – кивнула чародейка, – если мы отметём разведку и брошенного любовника, в нашем распоряжении остаётся ревнивая жена?

– Вы точно подметили, что для созревшей до убийства ревности нужно время, которого у госпожи Фань не имелось. Предлагаю ещё один вариант: шантаж. Поставьте себя на место человека, попавшего на крючок шантажиста, – Вил взъерошил, а потом пригладил волосы, – самым распространённым поводом для шантажа служат письма. Письма фривольного либо неосторожного содержания. Жертва приходит к шантажисту с желанием выкупить свой позор, однако ей это не удаётся, поскольку госпожа Фань поднимает цену, или у жертвы нет достаточного количества денег для совершения сделки. Результатом являются пять пуль, выпущенных неумелой рукой под влиянием момента плюс убитая делийка.

– Вы так говорите, будто бы Фань Суён – настоящая королева шантажа! – засмеялась чародейка, – а вот наша пресса подаёт её как культурного посланника, служащего мостом между двумя странами с общей историей.

– Напрасно смеётесь: одно не исключает другое. Вы даже не представляете, какое количество помолвок распадается каждый год из-за неосторожных писем, да и браков, подчас, тоже. Кто знает, на каких китах стоит благосостояние госпожи Фань?

Рика подумала немножко и согласилась. Нетронутые драгоценности и украденная шкатулка говорили в пользу версии шантажа.

Глава 8
КАРЕТА С ПАЛЬМОВОЙ ВЕТВЬЮ

Переулок, с одной стороны затенённый домами, а с другой – садовыми заборами, вывел к Торговому кварталу. Вил и Рика пошли по лавкам справа и слева. Как и ожидалось, никто не обратил внимания на молодую (а, может, и не совсем молодую) женщину в широком плаще и шляпке с полями, прошедшую по улице утром. Коррехидор отчаявшись повстречать наблюдательного человека, купил себе и чародейке по лепёшке с сыром и предложил оставить эту пустую затею.

– Давайте для очистки совести спросим вон у той скучающей девушки, – чародейка указала на торговку глайсом, – те, кто не особо занят, нередко склонны занимать свой ум разглядыванием прохожих.

Словно в подтверждение её слов, продавщица глайса не упустила случая проводить глазами модно одетого молодого человека с длинными волосами.

– Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя, – представился Вил, небрежно блеснув кленовым листом амулета.

– А чего я-то? – взволнованно проговорила девушка, – у нас лицензия на торговлю в полном порядке, правда не с собой, а в лавке у папеньки. Дело-то в чём? Нечто нажаловался кто?

– Успокойтесь, госпожа…? – Вил сделал паузу.

– Мато́ка я. Матока Ти́ру.

– Госпожа Тиру, – улыбнулся коррехидор своей неотразимой улыбкой, – мне нужна помощь наблюдательного и неравнодушного человека.

– Да, конечно, – приободрилась девушка от неожиданной похвалы. Она испытала облегчение, что властей не интересует её торговля, – я тут с восьми часов утра. Всегда пораньше прихожу, чтобы место со своим раскладным столиком получше занять. Старая карга с пирожками меня прежде гоняла, но я не уступаю: кто первым пришёл – того и место. Тут ей не театр – номерованных местов не наблюдается!

Вил благосклонно выслушал тираду и спросил:

– Вам на глаза не попадалась женщина в бежевом плаще и шляпке с полями? Где-то часа два назад, или около того.

– Попадалась, ещё как попадалась, – заявила Матока Тиру, с видом человека, оказавшегося в родной стихии, – внимание на неё я сразу обратила: такая теплынь, а эта в плащ вырядилась, да ещё и шляпку нацепила. Добро б ещё старушка, у пожилых людей с головой разные странности приключаются. На нашей улице одна и зимой, и летом пальто не снимала, простынуть боялась, а эта – молодая.

– Можете описать женщину в плаще?

– Описать еёшнюю внешность я не могу, – чуть насупилась торговка, – потому как, уже сказывала, на голове у дамочки шляпка была. У шляпки поля вот-такенные, – она руками показала величину полей, – личность её разглядеть сложненько было, да ещё она в мостовую глаза упулила, словно потеряла, чего.

– Почему тогда вы решили, будто женщина в плаще была молода? Ведь её лица вы не видели, – вступила чародейка в разговор.

– Вы думаете, возраст человека по одному лицу увидать можно? – повернулась к ней торговка, – а вот и нет! Много чего за молодость дамочки говорило: во-первых, туфли моднющие на каблуках, во-вторых, походка лёгкая и скорая, а в-третьих, – она победно поглядела на собеседников, – то, как она в карету запрыгнула. Старая женщина за поручень уцепилась бы, поднялась и уселась. А эта легонечко так шагнула, чуть ли не взлетела, и велела трогаться ещё до того, как дверца захлопнулась.

– В каком месте карета стояла? – спросил Вил.

– Вон там на углу, – Матока показала на ближайший перекрёсток, – там у кафе карета и стояла.

– Это был наёмный экипаж? – уточнила чародейка.

– Я ж сказала, ка-ре-та, – словно для тугоухой разъяснила торговка, – коли бы был наёмный экипаж, я бы так и сказала. Женщину в плаще дожидалась именно карета: большая, добротная, даже герб золочённый имелся, – сообщила она с особым значением.

– Что на гербе изображено было вы не запомнили?

– Кто ж их разберёт, – она пожала плечами, – круг, а внутри не то ветка с листьями, не то трава какая. Я в гербах не сильна. После этого карета скоренько так уехала.

– Спасибо, – кивнул Вил, – и ещё: женщина, отбывшая в карете, ничего в руках не несла?

– Несла, – словно само собой разумеющееся подтвердила свидетельница, – только вот что конкретно это было, я сказать вам не могу. Она это самое «ничего» под плащом прятала. Довольно большое, на коробку с туфлями похоже. Только вот ума не приложу, зачем коробку с обувью от чужих взглядов скрывать?

Вил оставил без внимание вопрос о резонах сокрытия обувной коробки, похвалил словоохотливую торговку за внимательность, купил два бокала самого дорогого напитка и распрощался.

– Что скажете? – спросила Рика, когда они дошли до кафе на углу и посмотрели в обе стороны, – что за трава была на гербе? Я, конечно, далеко не специалист по геральдике, но как-то не припомню, чтобы у нас в Артании нашлись древесно-рождённые роды с травой на родовом мо́не.

– То, что невежественной девице, торгующей прохладительными напитками, могло показаться похожим на траву, на самом деле является пальмовой ветвью. Сюро принадлежал к клану Пальмы.

– Неужели убийца госпожи Фань – Томоко Харада? – с сомнением проговорила чародейка, – вы представляете, какой разразится скандал, если жена недавно назначенного министра финансов окажется замешана в криминале?

Вил осмысливал сказанное спутницей. И как на зло вспомнился вчерашний разговор с дядей Джейком и подозрения госпожи Харады в неверности супруга. Но чтобы сдержанная, спокойная и хорошо воспитанная женщина, происходящая из влиятельного древесного клана, просто так пошла и убила предполагаемую любовницу мужа? Нет, не похоже. Возможно, Фань убили раньше. Томоко заходит в дом со стороны переулка и обнаруживает убитую соперницу. Опасаясь, что её муж мог написать страстные послания делийке, которые при попадании на страницы газет погубят его репутацию, она забирает шкатулку и ключ. Нет, – сам себе возразил Вил, – слишком много совпадений для одного утра: неизвестный убийца, а потом ревнивая жена. Похоже, всё-таки мы имеем одну персону. И, к великому сожалению, персона сия – Томоко Харада.

– Вам что-то пришло в голову? – заглянула ему в лицо чародейка, – мне как-то не особо верится, что госпожа Харада пойдёт убивать Фань Суён и утаскивать её бумаги. К тому же карета тянет лишь на косвенную улику. Кто знает, в Пальмовом клане не одни Сюро. Карету могли продать, или некто попросил свозить по делам.

– Маловероятно. Если бы карету продали, то герб непременно бы убрали. Насчёт посторонних вообще не звучит. Фань Суён убила именно Сюро Санди. При этом он происходит из старшей ветви клана Пальмы, а его сестра замужем за мужчиной, два раза замеченным в обществе убитой делийки. Как бы это ни было печально, – Вил вздохнул, – но все факты указывают на Томоко Хараду. У неё имелись и мотив, и возможность. Она избавилась от убийцы брата и любовницы мужа в одном лице.

– А оружие? – не сдавалась чародейка.

– Джейк как-то обмолвился, что его друг расхаживал с пистолетом. Для разведчика, пускай и бывшего, оружие – обычное дело. Полагаю, именно из пистолета Сюро была застрелена Фань Суён. Я понимаю, в нашем случае подозреваемая у вас вызывает гораздо больше симпатий, нежели жертва, но именно госпожа Харада более всех подходит на роль убийцы.

– Мои личные пристрастия совершенно не при чём! – воскликнула Рика, – я просто предлагаю сначала довести до конца первое расследование, тогда мы получим некую отправную точку для второго. Пока мы не можем с уверенностью судить об идентичности браслета и артефакта, превратившего ежевичное вино в орудие убийства. Давайте съездим в Академию и покажем браслет профессору Вакатоши. Вдруг мы ошибались, и браслет попортился по какой-то иной причине. Ну, например, его владелица искупалась в горячих источниках, и от этого камни отклеились, а эмаль потускнела?

Вилохэд согласился, ехать к госпоже Хараде, имея на руках заключение от специалиста по артефактам, более чем разумно.

Профессор оказался на месте. Он с огромным энтузиазмом отнёсся к просьбе исследовать браслет.

– Ну те-с, давайте поглядим, что за браслет, – бормотал он, вооружаясь ювелирной лупой, – несомненное золото, причём не самой низкой пробы. Имеются вкрапления серебра, и чего-то похожего на платину; неплохая эмаль, – он даже рот приоткрыл, внимательно вертя браслет в пальцах, – на фигурах лошадей, вероятнее всего, крепились драгоценные или полудрагоценные камни. Следы клея указывают на поделочный материал. Алмазы или изумруды никто вклеивать не будет.

– Да, – тоном отличницы вступила Рика, – тот конь, что справа, был из красной яшмы, а слева – из молочно-белого агата.

– Похвальная наблюдательность, – заметил профессор Вакатоши тоном, словно это являлось его собственной заслугой, – а теперь, господа, мне не терпится приступить к исследованию. Вы можете посидеть, – это относилось к коррехидору, – а вы, – хитрый взгляд из-под очков был брошен на чародейку, – очень надеюсь, не откажете мне в любезности побыть снова моим ассистентом. Совсем как в старые добрые времена!

Рику не нужно было упрашивать дважды, она вскочила с места и горящими глазами замерла возле стола, на котором профессор успел расчистить площадку. Стол этот показался Вилохэду на первый взгляд чем-то средним между верстаком ремесленника-неряхи и рабочим местом алхимика, внезапно свалившегося в запой и оставившего остатки пиршества рядом с реактивами.

– Всё это, – профессор указал на царящий вокруг беспорядок, – только на взгляд несведущего человека покажется кучей случайный предметов, собранных и по произволу набросанных на моём столе. На самом же деле перед вами то, что жизненно необходимо для моего каждодневного труда. Обывателю работа чародея видится как бесконечные чудеса, окрашивающие серые будни, но, моя бывшая студентка не даст соврать, на самом деле приходится корпеть над заклятиями, затрачивая столько усилий, что едва способен добраться вечером до кровати. Итак, – он повернулся к Рике, – защитная плёнка или банальные перчатки?

Вакатоши вытащил откуда-то лайковые перчатки, изрядно запятнанные, но всё ещё крепкие.

Рика отказалась и наколдовала на руках защитную плёнку с такой быстротой и лёгкостью, что заслужила одобрительное кряканье своего бывшего преподавателя. Затем он поставил на свободный участок стола полированную гадательную доску, ту самую, которую так часто используют в светских салонах, чтобы пощекотать нервы общением с духами. Поймав на себе удивлённый взгляд коррехидора, Вакатоши объяснил:

– Это чародеи высокого полёта пользуются зеркалами Пикелоу, а нам – простым трудягам, приходится не брезговать и более приземлёнными способами. Гадательная доска, например, прекрасно подходит для концентрации и исследований остаточной магии. Удивлены?

Рика отрицательно замотала головой, а коррехидор лишь пожал плечами. Данный вопрос находился вообще вне его интересов. Тем не менее профессор не преминул разъяснить:

– Артефакт – суть продукт человеческой деятельности, в процессе которой в его структуру заключается некая магическая составляющая. Вид, стихийная принадлежность её и направленность зависят от цели чародея, – поведал он тоном лектора, – так как гадательная доска создана руками человека и, пускай опосредовано, но связана с магией. Это может быть поставлено в соответствие с исследуемым артефактом, что, в свою очередь, облегчит наши с госпожой Таками усилия.

Вил бросил взгляд на полированную доску из дорогого, сандалового дерева и обратил внимание на несколько углублений, каковых на стандартных, салонных досках не наблюдалось. Углублений насчитывалось ровно шесть. Профессор в два из них налил воды из графина на столе, в третье – насыпал блеснувшего кристалликами слюды белого песка, затем о чём-то негромко попросил чародейку. Та кивнула, и заморозила воду в крайней правой лунке.

– Недурственно, очень даже недурственно, – похвалил Вакатоши, – что далее?

– Огонь, шинхо́ и ци́лан, – тоном первой ученицы поспешила ответить Рика.

– И что наша отличница предложит использовать в качестве якорей для этих стихий?

Рика осмотрелась и предложила огонь привязать к угольку из камина.

– Можно ещё бумагу поджечь.

– Отлично, вперёд!

Девушка выбрала подходящий уголёк и разместила его напротив льда.

– А вот что вы предложите в качестве двух последних стихий? – с хитрым видом поинтересовался профессор, – сразу предупреждаю, никаких жертвоприношений, даже мухи, не будет. Проявите смекалку, удивите своего начальника.

Рика, уже присмотревшая большого зелёного жука, медленно ползшего по краю цветочного горшка на окне вздохнула. Вакатоши словно бы прочитал её мысли. Ладно. Бабушка как-то задала ей вопрос: чем хороший чародей отличается от посредственного? Рика попыталась выстроить целую теорию, в которой сплетались талант, усердие, постоянное самосовершенствование и готовность многим пожертвовать ради любимого дела. Бабуля улыбнулась и только головой покачала:

– Главная сила и отличие хорошего чародея от посредственности в том, что он видит возможности и умеет использовать для чар не только редкие и сложно добываемые ингредиенты, по типу парного молока тигрицы, разродившейся первенцем мужского пола, а умеют вычленить главное. Молоко. И не суть, тигрицы, козы или женщины. При этом ни пол ребёнка, ни право первородства не играю никакой роли. Молоко, сохранившее тепло материнского тела, – вот что важно.

Если профессор запретил использовать насекомых, то какой объект можно связать со смертью? Она огляделась по сторонам. На подоконнике отцветала аспидистра. У неё ещё оставались несколько стебельков с белоснежными, смахивающими на изящные лилии головками, но большая часть цветов уже успела опасть, пожухнуть и съёжиться. То, что надо.

– Если мы возьмём два цветка с вашего комнатного растения, – сказала она вслух, – то получим не только жизнь и смерть, но и жизнь и смерть, связанную природой, что должно усилить фигуру вашего заклятия. Но, – она остановилась у подоконника, – оба цветка я брать руками не буду, чтобы на них не оставить следа своей духовной силы, способной исказить вашу волшбу. Я – ведь некромнтка. У вас найдутся палочки для еды?

– В целях упрощения и экономии времени, – произнёс подошедший Вакатоши, – я сделаю это сам.

Он театральным жестом он сорвал цветок и забрал с подоконника его увядшего собрата. Цветы заняли свои места на доске. В самом центре разместилась маленькая серебряная чашечка с ароматным маслом, а в самую середину чашки профессор осторожно опустил высушенный в виде лодочки листик какого-то растения, проткнутый насквозь большой иголкой. Издалека коррехидору показалось, что иголка была позолоченной или даже, вообще, золотой. Шесть разноцветных свечей, подозрительно похожих на свечки для торта, были зажжены, и от них потянулось шесть разноцветных дымков. Профессор лёгким движением руки захватил их все вместе так, словно это были шёлковые нити, закрыл глаза, и бормоча себе под нос заклинание, принялся быстро переплетать их между собой, с поразительной ловкостью завязывая узлы в нужных местах. Через некоторое время в его руках оказался призрачный коврик, в воздушном узоре которого переплетались поблёскивающие нити разных цветов. Профессор открыл глаза, полюбовался своим творением и не без лихости уронил его на стол. К удивлению коррехидора, странная пентаграмма легла роно поверх доски, прошла сквозь неё и запечатлелась на столе.

– Теперь подайте мне объект исследований, – потребовал профессор Вакатоши.

Рика подала браслет, и он был помещён в центр доски.

– Наши фамильяры не столь впечатляющие, как у теоретиков, – с некоторой грустью проговорил он, но за то они настоящие трудяжки, берущие на себя немалую часть работы.

Он сделал странную фигуру из пальцев, подул и тихонечко свистнул. На столе прямо из воздуха материализовался крошечный хомячок: рыженький и щекастый. Его красные бусинки-глазки с обожанием воззрились на профессора.

– За дело, дружок, – подмигнул Вакатоши своему помощнику, ласково проведя пальцем по спинке, – давай покажем нашим гостям на что способны специалисты по прикладной магии.

Хомячок обнюхал браслет, потом сунул нос в миску с ароматическим маслом, сморщился, чихнул и принялся передними лапками раскручивать мисочку на доске, словно это была детская карусель. Но самым удивительным оказалось не это, а то, вопреки законам природы листок с золотой иглой оставался абсолютно неподвижным в середине миски вопреки законам природы. Более того, в какой-то момент начал поворачиваться противоположную вращению сторону. По сигналу хомячок отскочил подальше, а серебряный сосуд заскользил по поверхности гадательной доски. Сначала он продрейфовал к воде, иголка ожила, задёргалась, Вилу даже показалось, что она извивается на манер червяка, насаженного на крючок рыболова.

– Есть, – констатировал Вакатоши, – магия воды или любой иной жидкости, включая кровь.

Он написал что-то на припасённом клочке бумаги. Мисочка продолжала своё движение. Она поколебалась на середине, после чего уверенно, словно кто-то потянул за невидимую нить, заскользила к уже начавшему подтаивать кусочку льда. С иглой повторилось всё то же самое: она дёргалась, извивалась, в тщетном старании высвободиться из высушенного листика.

– Как вы и предполагали, коллега, – обратился Вакатоши к чародейке, успевшей подняться в его глазах от бывшей студентки до коллеги, – лёд. Трансгрессия одного вида зачарованного вещества в другой. Далее предсказываю маршрут нашей ладьи: она остановится у стихии, которую мы по традиции наших континентальных соседей называем цилан или смерть. Сие явится подтверждением смертоносной направленности заклятия, заключённого в артефакте в виде браслета кочевников. Ну что? Не хотите сделать ставки?

– Пожалуй, воздержусь, – ответил Вил, – не стоит смешивать работу и развлечения. К всему прочему, нимало не сомневаюсь в вашей компетентности.

– И правильно делаете, очень правильно делаете, – Вакатоши жестом предложил удостовериться в своих словах.

Из импровизированной лодочки куда-то испарилось всё масло, и иголке удалось, наконец покинуть свой плен. Она пригвоздила к доске цветок аспидистры, окрасившийся в оттенки крови.

– Как вы можете убедиться, я оказался прав: итогом заклятия, прятавшегося в невинной на вид безделушке, оказалась трансгрессия льда в иную форму с высвобождением энергии полудрагоценных камней. Об этом свидетельствует полное испарение лаврового масла, вылетевшая игла и смена цвета у символа смерти. Кстати, я не стал бы исключать жертвоприношение при наложении заклятия. Слишком уж быстро и кардинально покраснел цветок. Он поглотил всю энергию жизни. Взгляните, только что сорванный мною цветок завял, истлел и рассыпался прахом.