Текст книги "Меч наемника"

Автор книги: Элизабет Зухер Мун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Увлекшись, Пакс незаметно для себя перешла на обвинительный тон, словно мстя Маршалу за смерть своих подруг. К ее удивлению, он не рассердился, а предложил серьезно:

– Позволь мне рассказать тебе о святом Геде. Он был крестьянином, да-да, обычным крестьянином – высоким, сильным, работящим и горячим. Таким, каких немало и в наши дни в родных тебе королевствах Севера. В те времена правители были жестокими и несправедливыми. После очередного грабительского набега на деревню Гед возглавил стихийное восстание. Сначала его солдаты, простые крестьяне, были вооружены лишь дубинами, цепами, топорами да хозяйственными ножами. Тренировались они, запершись в амбарах. И вот с этими крестьянами Гед разбил отряды правителя, вооруженные мечами и копьями.

Пакс эта версия показалась еще более невероятной, чем рассказ Эффы. Где это видано, чтобы орава крестьян справилась с организованным подразделением?

Маршал продолжил:

– Кстати, до сих пор наши храмы мы называем фермами, тайные помещения с алтарями – амбарами, а между собой называем себя не воинами, а пахарями и пастухами. Так вот, друзья желали, чтобы Гед взошел на трон, но он отказался. Вместо этого он остался командовать своей армией, сделав ее защитницей бедных, а не орудием в руках богатых. Он требовал, чтобы его воины были честны, справедливы и заботились об обездоленных. Долгие годы Гед в мире командовал своей стражей на свободной земле. Но затем появилась новая угроза – какие-то темные силы, какие именно, наши хроники умалчивают. Многие храбрые воины в страхе бежали от таинственного противника. Но сам Гед отважно вышел на поединок, вооруженный своей старой дубиной. Никто не видел самого боя, никто не знает, чем он закончился, но силы зла надолго оставили в покое ту страну, а самого Геда на земле больше не видели. Один из его близких друзей, находившийся далеко от дома, увидел сон: Гед поднялся к трону Великого Господина, был с почестями встречен им и получил из его рук могучую палицу света. Вернувшись в родные края, этот человек поведал о своем сне соплеменникам, и жрецы признали Геда святым. Так вот, мы не провозглашаем Геда божеством. Нет, он для нас – отважный воин Великого Господина, его верный заступник. Ему дана большая власть, чтобы помогать борющимся за правое дело воинам.

Пакс кивнула. В этих словах, если не считать неправдоподобной победы крестьян над солдатами, было куда больше смысла и логики, чем в рассказах Эффы. В конце концов, в давние времена у правителей могло и не быть толковой армии и офицеров, а Геду могли и небеса помогать. В общем, во все это можно было поверить.

– Судя по вашему рассказу, он был действительно настоящим воином и благородным человеком.

– Ты ведь тоже такая, судя по тому, чему я вчера был свидетелем, – сказал Верховный Маршал. – Если ты когда-нибудь решишь посвятить себя Геду, ты будешь достойным его последователем.

Пакс не нашла, что ответить на это: во-первых, она не помнила, что случилось вчера, и, во-вторых, никакого желания посвящать себя Геду она не испытывала.

Помолчав, Маршал спросил, пристально глядя Пакс в глаза:

– Неужели ты совсем не помнишь, что произошло вчера?

– Нет, сэр.

– Жаль. Хотелось бы знать, почему ты вообще осталась жива после этого.

– После чего?

– Дитя мое, ты скрестила оружие с одним из жрецов Лиарта. Это означало неминуемую смерть для тебя. Твой меч распался на куски, обжег тебе руку. Фенит не поверил своим глазам, увидев, что после этого ты еще нашла в себе силы пнуть жреца. Нет, это был отчаянно храбрый поступок, хотя и безнадежный – встать на пути столь могучего противника. Но более всего нас обоих поражает то, что ты осталась жива.

Пакс что-то припомнила, какие-то неясные тени замелькали в ее голове.

– Человек с топором. И еще один, тоже в рогатом шлеме, с мечом и кнутом. Латы и одежда цвета крови…

– Точно-точно. Вспомнила?

– Не совсем. Не понимаю, почему я должна была погибнуть. И почему на руке ожог?

– Его топор – не обычное оружие.

– Заколдованный, да? – Пакс вдруг вспомнила меч Доррин.

– Скорее проклятый, – хмуро поправил ее Маршал. – Ты знаешь, кому служат эти жрецы?

– Нет. Я вообще никого похожего в жизни не видела.

– Тебе повезло. Да оно и понятно. В тех странах, где братство Геда хоть сколько-нибудь влиятельно, Лиарту. Повелителю Мук, не поклоняются в открытую. Но все же у его жрецов есть оружие, обладающее особой мощью. Если их противник не равен им по магической силе или не находится под покровительством богов, он умрет от одного лишь прикосновения к щербатому клинку или шипастой палице жреца Лиарта. Этот бог требует человеческих жертв, покровительствует палачам, мастерам пыток, истязателям рабов. Теперь ты понимаешь, почему я так заинтересовался твоим медальоном. Скажу честно, этот символ на шее обычного воина, даже поклоняющегося Геду, не спас бы его от верной смерти в тот миг. Что-то спасло тебя. Если это не тайна, скажи, не находишься ли ты под особой защитой какого-либо божества?

– Нет, сэр… по крайней мере, насколько я знаю. Там, где я выросла, мы поклонялись Великому Господину и старым богам. О Геде я впервые услышала, уже поступив на службу.

– А где ты родилась?

– У Трех Пихт… Ну, это далеко на севере, много дней пути от крепости герцога.

– Наверное, это пограничные земли Финты.

– Может быть. Я точно не знаю.

– Скажи, если даже тебе не был знаком эпос о Геде, героические баллады тебе ведь приходилось слышать?

– Конечно, сэр. Скачка Торра, Песнь о Селиасте, деяния Каллена Долгорукого.

– Значит, эти песни побудили тебя стать воином.

Пакс смутилась:

– Ну, может быть, когда я была еще совсем маленькой. Я много мечтала об этом, грезила магическими мечами и крылатыми лошадьми. А потом мой двоюродный брат ушел в солдаты, и уже по его рассказам я поняла, что лучший путь к приключениям и воинскому делу для нас, крестьян, – это поступить на службу в хорошую наемную роту, но не в такую, где собираются ворье да разбойники, командирам которых нет дела ни до чего, кроме золота.

– А, так тебе не все равно, с кем и за что махать мечом? Тебе важно, чтобы твои соратники были честными и справедливыми?

– Конечно. – Пакс удивленно посмотрела на Верховного Маршала.

– И какими же ты видишь своих сослуживцев? Я имею в виду солдат Пелана.

– Ну, если честно, они не такие, какими я ожидала их увидеть. Но мечтать о лучших товарищах было бы просто глупо. Да и всем известно благородство герцога в его роты.

– А что не совпало с твоими ожиданиями?

– Во-первых, я понятия не имела, сколько здесь придется работать – устраивать лагерь, убирать в казармах, копать, таскать что-то с места на место. Все это брат пропускал в своих рассказах. А во-вторых, я предполагала, что мы будем сражаться против темных сил, злых разбойников, может быть даже кровожадных великанов. Ну, как в сказках. А оказалось, что наши противники – такие же наемные солдаты, как и мы, или же ополченцы. Кто наймет нас, за тех и воюем. Вот в этом году все по-другому.

– И тебе бы больше понравилось воевать так всегда – видя впереди какую-то благородную цель?

Пакс задумалась:

– По правде говоря, не знаю. Мне просто нравится воевать. Наш герцог справедлив и великодушен. Я счастлива служить ему. Трудно представить себя на службе у другого. А в этом году мы и вовсе боремся с огромным злом. Мне это по душе. Синьява в прошлом году убил многих моих товарищей стрелами в спину или же замучил под пытками.

– Да, эта кампания необычна по своим целям. А в другие годы?

Пакс нахмурилась и ответила, тщательно подбирая слова:

– Сэр, я… я служу герцогу Пелану. Я присягала ему. Он по достоинству ценит мою верную службу. Никогда еще он не отдал приказа, который мне было бы стыдно исполнить. И я не имею права подвергать сомнению, обсуждать его приказы и договоры, которые он заключает.

Верховный Маршал внимательно посмотрел на нее:

– Я тебя понял. Герцог Пелан – действительно благородный командир. Твоя верность присяге заслуживает всяческой похвалы. И все же… что-то ведет тебя по жизни, Пакс. Что-то, что я не могу определить, а ты, наверное, почти не ощущаешь. И может случиться так, что твое предназначение потребует от тебя оставить, пусть на время, службу у герцога. Постарайся правильно понять и не задавить свой порыв. А пока что… Я вижу, ты утомилась. Я оставлю тебя, и мы поговорим позже, если ты захочешь.

– Хорошо, сэр.

Маршал поднес к ее губам кружку. К удивлению Пакс, на этот раз она приподнялась спокойно, без разрывающей голову боли. Холодная вода вызвала озноб, и Верховный Маршал, встав, укрыл Пакс вторым одеялом.

– Отдохни, – негромко сказал он. – И пусть святой Гед побудет с тобой.

Жрец вышел, оставив Пакс в растерянности и сомнениях.

26

Часовой провел Верховного Маршала в штабной шатер, где герцог Пелан и его капитаны сидели вокруг заваленного картами стола. Лишь Доррин улыбнулась вошедшему, остальные настороженно посмотрели на него.

– Благодарю вас, мой господин, – сказал Маршал, – за разрешение поговорить с Паксенаррион.

– Садитесь, – ответил герцог. – Выяснили, что хотели?

– Не совсем, мой господин. Она еще слаба, и память до конца не вернулась к ней. Я не стал ее слишком утомлять. Но в одном я убедился: что-то ведет ее по жизни, и это что-то, я уверен, исходит от добра, а не от зла.

– Какое зло?! – раздраженно воскликнул Арколин. – Да Пакс – одна из лучших среди моих солдат. Только глупец мог бы заподозрить в ней злую силу.

– Хватит, Арколин, – оборвал его герцог. – Я полагаю. Верховный Маршал объяснит, что он имеет в виду.

– Разумеется. Уважаемый капитан, я вовсе не хотел оскорбить ни вас, ни ваших солдат. О Паксенаррион я слышал только хорошее. Но не погибнуть при соприкосновении с оружием, заколдованным одним из самых злых богов, может именно тот, кто поклоняется этому же божеству…

– Только не Пакс, – буркнул Арколин.

– Разумеется. Теперь я согласен с вами. Но мне нужно было убедиться, несмотря на все то, что я слышал о Пакс. Есть много примеров, когда медальон Геда носили в качестве издевки те, кто ненавидит наше братство. Да и вообще – зло очень часто прикидывается до поры до времени добром, и очень важно вовремя распознать его.

Герцог протянул Маршалу кружку с вином:

– Я слышал, что паладины Геда умеют отличать добро от зла. Разве ваш друг Фенит не мог определить это еще вчера?

– Мог бы, но только в том случае, если человек, чья приверженность силам света или тьмы определяется, находится в сознании. А Пакс очнулась лишь сегодня. И опять же, поймите, меньше всего мы подозревали солдат этой роты – живых или погибших – в служении силам зла. Но убедиться в этом было нашим долгом. Странно другое. Будь Пакс последователем Геда, его покровительство было бы понятно. Зная о таком его расположении, мы бы предложили Пакс учиться и постигать путь паладина или маршала. Но ведь она никогда даже не помышляла о том, чтобы присоединиться к нашему братству, никогда не поклонялась Геду. Да и вообще, судя по всему, у нее весьма… скажем так, поверхностные познания в области нашей веры. А незнание ведет, как известно, к сомнению и неприятию. Тем более странным выглядит случившееся. Паксенаррион не верит в Геда, и, следовательно, маловероятно, чтобы его символ спас ей жизнь. Судя по всему, Паксенаррион не находится под особым покровительством каких-либо других божеств.

– Вы имеете в виду Фалька или Камвина? – спросила Доррин.

– Да. Но, разумеется, если она до поступления на службу не слышала даже о Геде, известном в Северных королевствах, то о почитаемых на юге Фальке и Камвине и речи быть не могло.

Маршал помолчал и подытожил:

– Одним словом, я не знаю, кто или что спасло вчера Паксенаррион. Но без вмешательства каких-то высших сил здесь не обошлось.

Все кивнули, а Маршал обратился к герцогу:

– Я знаю, что вы не испытываете большой симпатии к нашему братству, но все же, герцог Пелан, вы известны как честный и справедливый человек. Осмелюсь попросить вас: если когда-нибудь сила, которая ведет Паксенаррион по жизни, потребует от нее покинуть вашу роту, не задерживайте ее. Сейчас ее верность вам безгранична. Я же, не зная, какой путь предназначил ей Великий Господин, не осмелюсь даже убеждать ее вступить в мое братство. И все же…

– Что именно? – сухо спросил герцог.

– Сейчас у вас в роте есть молодой, чуть вспыльчивый, но умелый, честный и уже достаточно опытный воин. Я уверен, что, если ничто не сломает волю Пакс, не изменит ее душу, то через несколько лет она перерастет то, что доступно рядовому солдату.

– И что, служба в моей роте может поломать ее волю и искалечить душу?

– Нет, мой господин. Если ей суждено то, что я предполагаю, лучшего места для тренировки и учебы, чем рота герцога Пелана, для нее и не придумать. Но Паксенаррион может перерасти рамки роты, и при этом ее верность присяге будет удерживать, давить ее. Она может духовно сломаться, ослабеть, как сокол, которого все время держат в клетке.

– Любая рота – это такая же клетка, – заметил Пелан.

– Именно это я и хотел сказать. И я имею в виду… если вдруг ей понадобится свобода… умоляю – не удерживайте ее.

– Я, между прочим, не рабовладелец, – буркнул герцог. – Видит Тир, вы и сами меня неплохо знаете. А Пакс – она отслужила обязательные по договору два года и теперь свободна покинуть роту в любой день. Но я не собираюсь ее выпихивать только потому, что одному из Верховных Маршалов Геда показалось, будто какие-то божественные силы пересеклись в судьбе моего солдата. Вы здесь своего не получите.

– О чем вы, мой господин?

– Да все о том же! Стоит появиться в роте отличному бойцу, как набегает ваша братия и заявляет, что ему следует посвятить себя Геду. В мире, друг мой, есть много достойных поклонения борцов за справедливость и освободителей угнетенных, которые, не принадлежа к вашему братству, сражаются не хуже ваших паладинов, оставаясь, в отличие от них, безвестными.

Герцог замолчал, пристально глядя Верховному Маршалу в глаза. Тот, не отводя взгляда, медленно поставил кружку на стол и ответил:

– Мы никогда не заявляли, что все благородные воины должны поклоняться Геду. Есть другие святые, а над святыми – боги. Не буду лукавить, я хотел бы видеть Паксенаррион среди своих сподвижников, но, клянусь, не стану пытаться обратить ее в мою веру.

– Она вообще может стать верным слугой Тира, – заявил Арколин.

– Очень может быть. И пока она служит добру, я желаю ей света на пути. И мы вовсе не столь уж узколобы, как вам кажется, герцог Пелан.

– Может быть, я и ошибался, – сухо ответил герцог, – но, в конце концов, в этой кампании боги вновь свели нас как союзников. Позвольте в знак примирения предложить вам еще вина. Кстати, через своих капитанов я передал в когорты о вашем присутствии в роте. Виделись ли вы уже с вашими братьями по вере?

– Да, мой господин. Со всеми без исключения. В первую очередь с ранеными.

– Как видите, я не чиню никаких препятствий своим солдатам в отношений веры, ни в чем стараюсь не воздействовать на них.

– Позволю себе не согласиться с вами, ибо каждый день они видят перед собой пример для подражания – воплощенное мужество, честь и справедливость.

– Грубая лесть от Верховного Маршала – это что-то новое. Может быть, вам что-то от меня нужно? Говорите.

– Никакой лести. Вы командуете отличной ротой, это подтвердит любой, кто с вами знаком. Единственное, о чем бы я хотел попросить вас, – это разрешение еще на один разговор с Паксенаррион, когда память окончательно вернется к ней.

Герцог молча смотрел на жреца некоторое время, а затем сказал:

– Я не собираюсь препятствовать вам в этом, но завтра утром мы выступаем.

– Но ведь Паксенаррион…

– Я не оставлю раненых там, где могут оказаться лазутчики этого мерзавца Синьявы. Те, кто не сможет идти, поедут в санитарных фургонах с обозом. Если вам с нами по пути, можете снова побеседовать с Пакс.

– Как вы полагаете, понадобится ли вам в дальнейшем помощь жрецов?

– Деликатно сформулировано, друг мой, – улыбнулся герцог. – Благодарю, но надеюсь, что дальше нас ждут суровые сражения, но не штурмы крепостей, находящихся под покровительством злых божеств. Всегда рад принять вашу помощь в излечении раненых, но у меня есть и другие способы лечения.

– Я бы хотел оказаться с вами тогда, когда вы схватите Синьяву. Сейчас мой путь лежит в Вонгу. Полагаю, что все же наши пути еще не раз пересекутся в этой кампании.

– В Вонгу? Мы тоже будем там, хотя я не берусь сказать, как скоро. Если хотите, можете присоединиться к моей колонне.

– Это мысль…

– Но если вы поедете с нами, то должны будете оставаться в колонне до места назначения. Разумеется, какого бы мнения о вашем братстве я ни придерживался, в благородстве маршалов и паладинов Геда усомниться может только глупец. И все же… Вы видели, какие инструменты мы находили в крепостях Синьявы, в каком виде мы находили трупы пленников. Пытки – страшная вещь. А идти мы будем по местам, наводненным шпионами Синьявы. Я не могу рисковать ротой, поймите меня правильно.

– Я все прекрасно понимаю, мой господин. Если я решу ехать с вами, то сообщу об этом на рассвете. Не стану больше вас задерживать. С вашего разрешения я вознесу молитву Геду во имя успеха вашего дела.

– Что-что, а молитвы и благословения мы всегда принимаем с благодарностью, – вздохнул герцог.

Когда Верховный Маршал вышел из шатра, офицеры переглянулись.

– Ну что скажете? – спросил их герцог.

Арколин отмахнулся:

– Только болван, зная, что совершила Пакс в прошлом году, мог предположить, что она служит злым силам.

– Я не помню, – заговорила Доррин, – рассказывала ли я вам об одном случае в Ротенгри…

– Каком? – удивился герцог. – Еще что-то с Пакс?

– Да. Вы помните, что там был найден и убит жрец Ачрии.

– Ну конечно. Она тоже принимала в этом участие?

Доррин кивнула:

– Я тогда решила, что это медальон Канны спас ее. Дважды Пакс уходила от верной смерти – от стрелы, пущенной в нее из арбалета, и от яда на ранившем ее кинжале. К счастью, я не дала ей прикоснуться к серебряному пауку, но, поклоняясь Фальку, я по-другому смотрела на все случившееся, приписав многое просто цепочке случайных совпадений. И все же я согласна с Маршалом: что-то защищает Пакс, хранит ее в самых безнадежных ситуациях.

– Ранений у нее, между прочим, будь здоров, – заметил Арколин.

– Да, разумеется, она не заколдована. Но, если подумать, Пакс почти все время стоит в первой шеренге, и пока что, как видим, на ней лишь царапины.

– Но и боец она не из худших, – напомнил герцог. – Хотя я вынужден согласиться с тем, что, скорее всего, что-то хранит Пакс по крайней мере от самых страшных опасностей. А что вы скажете на то, чтобы отпустить ее из роты?

Доррин нахмурилась:

– Пожалуй, я согласилась бы.

– Но ведь она может расти и дальше в нашей роте, – словно оправдываясь, сказал герцог. – Если так дела пойдут, скоро она станет капралом, а там, глядишь, и сержантом. В конце концов, если заслужит, может быть и капитаном.

Помолчав, Пелан вздохнул и добавил:

– А уж если и этого ей мало будет, тогда действительно придется отпускать ее из роты.

Он улыбнулся, и Доррин поспешила воспользоваться его настроением:

– Я бы ее хоть сейчас взяла в заместители… вместо Пески.

Пелан рассмеялся:

– Я все понял, Доррин. Песка действительно не тот человек, который задержится у нас в роте. В конце сезона я его рассчитаю. Подберем тебе другого заместителя. Пока что, полагаю, не Пакс, если не возражаешь.

– Договорились, – весело согласилась Доррин.

– Что касается Пакс, – вернулся к теме Пелан, – я не собираюсь даже заводить с ней разговора о том, что она может уйти из роты. Захочет – пожалуйста. Но мне кажется, ей еще нужно набраться опыта, чтобы с уверенностью стать воином-одиночкой. Кстати, Арколин, с твоего разрешения я попрошу инструкторов, чтобы они уделяли больше внимания обучению Пакс ведению боя в одиночку, с соответствующим оружием. И если что-нибудь еще случится с нею или с этим чертовым медальоном, немедленно сообщите мне. Ясно?

Офицеры кивнули и вместе с герцогом склонились над картами.

27

Путь от Сибили Пакс проделала в санитарном обозе. Каждый вечер Воула приходила к ней и рассказывала о том, что выпало у Пакс из памяти, – о сражении на стене, о схватке жрецов Лиарта с Меченосцами Тира и служителями Геда, о том, как сама Пакс вмешалась в этот бой. Пакс, закусив губы, слушала и качала головой: надо же, быть рядом с паладином, даже сражаться бок о бок с ним, и все забыть из-за какого-то камня, угодившего в голову.

Кроме этого, Воула рассказывала о штурме последнего бастиона – дворца Синьявы в Сибили:

– Я даже не представляла себе, что в одном месте может быть столько золота. Даже зеркало золотое. Полы во дворце выложены красивыми узорами из мелких кусочков камня. Очень красиво. А в одной комнате и стены и потолок были матово-белыми. Но видела бы ты, как они заиграли, когда сквозь открытое окно в комнату попал солнечный луч. Мы так и застыли. Но это все во дворце, а под ним…

Воула сделала паузу и начала описывать страшные пыточные камеры с порой еще живыми, но безнадежно изуродованными жертвами. Эти камеры занимали все подземелье дворца и соединялись с храмом Лиарта, на главном алтаре которого солдаты обнаружили еще теплый труп ребенка с разбитой головой и вспоротым животом.

Пакс передернулась и перевела разговор на другую тему:

– Сколько всего времени у меня выпало из памяти? И сколько я потом лежала в лазарете?

– Да ты не помнишь всего-то день. И два дня потом мы еще добивали гарнизон крепости и дворцовую стражу. Пакс, видела бы ты слуг во дворце!

– А что?

– У них на лицах – татуировка. У слуг одна, у телохранителей другая, у стражей – третья. Наверное, Синьяве легче их так распознавать.

– И попробуй убеги с такими отметинами на лице.

Когда Воула ушла, Пакс с удивлением заметила, что все еще продолжает думать о ней и ее товарищах как о новичках, хотя у этих солдат опыта уже было побольше, чем у нее самой к концу первого года службы.

Через несколько дней Пакс окрепла настолько, что могла часть дневного перехода проделать пешком и помочь в устройстве ночного лагеря. Она выяснила, что Хальверик и Кларт идут с ними, а Золотая Рота осталась в Сибили и Ча, заключив договор с Андрессатом. Граф провозгласил оба эти города своими владениями.

– Вот почему граф поднял такой шум, когда ополченцы Плиуни вырубили несколько деревьев из садов у дороги да чуть потоптали виноградник, – сообщил Дженитс за ужином.

– Как вытоптали? – Такое поведение казалось Пакс просто невероятным. – Зачем это делать?

Воула и Кери пожали плечами, а Дженитс предположил:

– Наверное, они хотят уничтожить все, что принадлежало Синьяве. Кстати, эти ребята идут с нами дальше. Герцогу и Хальверику приходится изрядно попотеть, чтобы те хотя бы не жгли все на своем пути – деревни, сады, огороды…

– Зачем они вообще нам нужны?

– Они хотят сражаться с Синьявой, и это главное. У нас были потери, и герцог, видимо, согласен с чем-то мириться, но не упускать союзника. Хотя, я вам скажу, они совсем не такие, как мы.

– Их не распределят по нашим когортам? – беспокойно спросила Воула.

– Думаю, что нет, – ответила Пакс. – Иначе это сделали бы с самого начала. Где, кстати, они?

Дженитс махнул рукой:

– Отсюда не видно. Они идут между двумя ротами своим строем. Капитан у них тоже свой. Форма у них зеленая с пурпурной полосой.

Вскоре отряд перешел реку вброд и после двухдневного перехода оказался у опушки огромного – до горизонта в обе стороны – леса. Пакс сообразила, что это, видимо, были владения Черного Алюреда, бывшего пирата, занявшегося сухопутным разбоем.

Войдя в лес, Пакс почувствовала себя очень неуютно. Больше всего ее беспокоило то, что ей до сих пор не выдали оружие. Врач настоял на этом, считая, что кожа на ее ладони еще не зажила, чтобы держать меч. Пакс, чертыхаясь, тащилась в обозе с остальными ранеными. Напряжение росло с каждой минутой. Пакс даже обрадовалась, когда наконец прозвучал сигнал тревоги. Взвод роты Хальверика ощетинился оружием, встав вокруг обоза с ранеными. Пакс, сжимая в левой руке выпрошенный у квартирмейстера короткий трофейный нож, встала за спинами охранения, больше всего на свете жалея, что не получила оружия.

Вскоре протрубили отбой тревоги, и герцог Пелан с Хальвериком проехали вдоль колонны, представляя солдатам Черного Алюреда. Он оказался совсем не таким, каким, по мнению Пакс, должен был быть пират или бандит: острые черные глаза, пышные брови, прямые черные волосы, заплетенные в тугую косичку на затылке. В общем Алюред производил впечатление сильного, опытного в военном деле человека. Правда, вплетенные в косичку украшения с драгоценными камнями и серьга в ухе выглядели несколько легкомысленно. Тяжелый меч и большой лук пирата уравновешивали это впечатление.

Четыре дня колонна шла по лесу, останавливаясь на ночлег на полянах по указанию Алюреда и под пристальным наблюдением его людей, одетых в удобные для леса брюки и куртки с вытканной слева на груди и на плече эмблемой – серой башней на черном фоне. Эти же солдаты-бандиты снабжали каждый вечер всю колонну мясом – кроликами и дичью, чтобы не охотиться в начале лета на оленей.

На пятый день колонна вышла из леса и пошла вдоль шумевшей где-то неподалеку реки по чуть всхолмленной равнине – территории Сильвана. Ни единого камня или валуна не виднелось на поверхности земли, всюду плотным ковром росли травы и цветы. Кое-где поля были распаханы под пшеницу, рожь и овощи. Раскидистые тенистые сады окружали фермы и деревни, дома в которых были построены из дерева и очень хорошо ухожены. Правда, их жители предпочитали прятаться в полях и выжидать, пока колонна уйдет подальше.

Около полудня колонна поравнялась с одной из деревень, и Пакс с ужасом увидела, как солдаты из Плиуни, сломав строй, бросились в дома, хватая все, что подвернется под руку. Лишь немедленное и жесткое вмешательство Пелана и Хальверика остановило мародеров. Капитан ополченцев попытался протестовать, утверждая, что они имеют право на добычу, поскольку воюют далеко от своей земли и не за деньги, как наемники, но под угрозой применения оружия солдатами двух рот был вынужден приказать своим солдатам вернуть в дома краденое. Те, огрызаясь и опасливо поглядывая на не обещавшие ничего хорошего лица наемников, повиновались. Судя по всему, они так и не поняли, чем руководствовались Пелан, Хальверик и Кларт, не позволяя им и своим подчиненным грабить подданных своего злейшего врага. Утверждение, что крестьяне – не враги, а солдаты – не грабители, было для них явно красивыми, но пустыми словами.

На следующий день, войдя в небольшой лесок, они встретились с изрядно измученной и потрепанной ротой Влади, оставшейся без обоза и продовольствия. Распределенные ужинать по другим ротам, солдаты Влади поведали о своих злоключениях. Влади привел свою роту к Сильвану раньше Синьявы, но половина городского ополчения была, оказывается, на стороне Медового Кота. Граф Сильвана не стал рисковать, опасаясь восстания накануне войны, и отказался арестовать даже явных предателей. Поговаривали также, что брат его жены тоже поддерживал сторонников Синьявы. Союзники Влади – ополченцы Вонги, – прослышав, чем дело оборачивается, каким-то образом сумели заблудиться и опоздать к условленному сроку.

Один из сержантов роты Влади, подсевший к костру, где ужинали Стэммел и Пакс, рассказывал:

– Можете себе представить, в какое положение мы попали. Граф сидит со своими ополченцами в Сильване, заявляя, что это его город и что он останется там, где его трон. Придурок. Вкусно у вас, – заметил сержант, глотая куски вяленого мяса. – Мы-то три дня уже на сухарях и воде сидим… Так вот, добавьте к этому потерявшихся союзников из Вонги. Стоим себе в чистом поле против всей оравы Медового Кота. Соотношение – пять, если не шесть, к одному. Все, что мы сумели сделать, – это немного задержать их. А Синьява, естественно, на второй же день взял город и вывесил тело графа на башне. Хорошо еще, что тот согласился до осады передать нам наследника. Славный такой парнишка лет десяти. Его теперь отправят в Андрессат к родственникам. Там у старого графа он будет в безопасности.

– Синьява преследовал вас? – спросил Стэммел.

– Преследовал? Как бы не так! Мы еще напали на его арьергард, когда основные силы стали штурмовать город. Только потом, когда они развернулись и ударили по нашим рядам с трех сторон, мы отступили. Очень уж тяжко было. Да и обоз пришлось бросить. А этих чертовых ополченцев мы нашли преспокойно стоящими лагерем в лесу. Но случилось это уже после того, как Сильван пал. Естественно, Влади обменялся с их капитанами парой любезностей. Так те болваны еще и заявили, что не хотят с нами дело иметь и что Синьяву они перехватят сами. Можете себе представить, что из этого вышло.

– И что же?

– Когда Синьява, оставив в Сильване гарнизон, ушел на Коури, мы были уверены, что даже ополченцы сумеют изрядно потрепать его по дороге. Все-таки там были отряды не только Вонги, но и Сореллина, и Амбелы. Но оказалось, что часть ополченцев Вонги – сторонники Синьявы. Они отказались вступать с ним в бой. А узнав об этом, и другие отряды решили не связываться с Медовым Котом в одиночку. В общем, Коури он взял. Разграбив город, он ушел дальше. Последнее, что я слышал, это то, что Совет Фосса все-таки возмутился и выслал нам в помощь свои отряды. Но вот когда они доберутся сюда и захотят ли вступать в бой, это еще вопрос. Ополченцы, одним словом.

Стэммел согласно кивнул и поинтересовался:

– Тут-то хоть все тихо?

– Не скажи. Синьява оставил в Сильване какую-то банду головорезов. Они могут бесшумно снимать часовых, нападать на патрули. Если не утроить посты, будешь каждую ночь терять по несколько человек. Пропадают бесследно. Потом находим только куски – то ступню на тропинке, то руки в кустах на опушке.

– Никого не удалось схватить?

– Да все не удается. Эх, поймать бы…

На следующий день колонна, пополнившаяся ротой Влади, вышла к Иммерресту, одному из крупнейших притоков Иммера. Река была глубокой, и офицеры решили не рисковать и не переправляться на плотах и лодках, а пройти вверх по течению, где, по словам Хальверика, не доходя до Вонги, был брод.

В тот же день диверсанты Синьявы впервые напали на колонну. Это случилось при свете дня. После обеда в строю недосчитались трех человек. Поиски в прибрежных кустах ничего не дали. Пакс слышала, как ополченцы Плиуни что-то судачили по поводу «типичных наемников-дезертиров», но даже не захотела доказывать им обратное. Она-то знала, что Харрек, ветеран, прослуживший больше десятка лет, ни за что не покинул бы роту.