Текст книги "Дева Озера"
Автор книги: Элизабет Мейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Глава тринадцатая
С грохотом захлопнув за собой дверь и почти ничего не видя от гнева, Тала вышла в залу и… замерла.
В зале было полно народа!
Она этого не ожидала, полагая, что придворные Эдона еще не вернулись с базара. Ей следовало хотя бы произнести заклинание, чтобы стать невидимой для окружающих, прежде чем в сердцах хлопать дверью спальни.
Гордость сыграла с ней злую шутку. Стук двери заставил всех повернуть к ней головы, и на обнаженную Талу уставились удивленные глаза.
Она услыхала, как охнула леди Элойя, а с кресла Эдона поднялся… король Альфред. Наступило гробовое молчание. Король остановил Венна ап Гриффина, пытавшегося вытащить из ножен кинжал.
– Пустите меня, сир! – кричал юный принц. – Я говорил, что мы опоздаем. Я убью негодяя!
Тала чуть не задохнулась. У нее было два выхода: пройти вперед, упасть к ногам родича и молить о защите либо, забыв о гордости, вернуться к Эдону и тем самым дать ему возможность злорадствовать до конца ее дней.
Прекрасно сознавая, что наказания в любом случае не миновать, она сделала выбор в пользу короля, который в прошлом был к ней милостив.
Казалось, что время остановилось. Никто не пошевелился, когда Тала пересекла залу и, приблизившись к королю, опустилась на колено и низко склонила голову. Ее спутанные волосы упали на плечи и прикрыли наготу, она сложила вместе ладони и торопливо произнесла:
– Ваше величество, простите меня. Я прибегаю к вашему милосердию.
Тале хотелось умереть. Хоть бы по воле Луга разверзся пол башни и поглотил ее! Она не смела поднять глаз с неокрашенных досок пола и взглянуть на короля.
– Ради Бога, прикройте женщину моей мантией! – задыхаясь от возмущения, произнес Альфред.
Тут же главный управитель схватил отороченную горностаем тяжелую королевскую мантию и набросил Тале на плечи. О ужас! Вот куда завело ее собственное упрямство! Она многое отдала бы, если б можно было вернуть время на четверть часа назад.
– Гофмаршал, очистите залу! – Крик Альфреда нарушил охватившее всех оцепенение.
Люди стали расходиться, а Венн вырвался из удерживающих его рук, вытащил из ножен кинжал и устремился к закрытой двери спальни Эдона.
– Нельс! Забери мальчишку! – приказал Альфред. – И привяжи его к столбу для порки, если он не будет тебя слушаться. Тала ап Гриффин, встань. Ты дерзнула явиться сюда в чем мать родила. Теперь отвечай: что ты делаешь в графстве? Ведь тебе велено уехать в Честер, не так ли?
– Ваше величество! – Тала в страхе посмотрела на него.
Тут раздался отчаянный вопль Венна – его поймали и выбили из руки оружие. Епископ Нельс подхватил его и потащил к лестнице. Тот издал такой рык, что ему вполне мог бы позавидовать лев из зверинца эрла.
Королевская охрана вместе с охраной Эдона торопливо выпроваживала любопытных вниз вслед за епископом.
– Я велел тебе встать! – заорал Альфред. Тала рывком поднялась на ноги – никто ей не помог. Она дрожала всем телом, и у нее подгибались колени. Она заставила себя взглянуть на родича. Альфред был старше ее на двенадцать лет и провел полжизни, командуя войском. Никогда прежде Тала не боялась его гнева, а теперь испугалась и бросила взгляд на лестницу как на единственную возможность спастись из этой башни. Она открыла рот, но слова не шли. Тала облизала губы и, перепуганная свирепым выражением на лице Альфреда, давясь, проговорила:
– Сир, пожалуйста, простите меня. – Она видела, что он смущен не меньше, чем она.
Король угрожающе сдвинул брови.
– Объясни немедленно, для чего тебе понадобилось это представление, явно рассчитанное на то, чтобы поразить меня?
– Честное слово, сир, я не знала, что вы здесь. Я полагала, что в башне вообще никого нет.
– И не слышала шума толпы? – изумился Альфред и указал на пустые песочные часы, стоящие на накрытом столе. – Я сам перевернул их, ожидая, когда же вы кончите развлекаться. Должен сказать, что ожидание меня утомило.
У Талы запылали щеки.
– Вы находились здесь почти час, сир?
Альфред чуть было не ударил ее за беспредельную наглость. Она что, считает его дураком? Сжав зубы, он сердито проворчал:
– Я прибыл днем, и меня встретил слепой. Он пригласил меня в залу, сообщив, что вы с эрлом… заняты.
– Клянусь, я не знала этого!
Дверь за ее спиной распахнулась, и острый взгляд голубых глаз Альфреда разглядел Эдона – одетого. Тала, покосившись на него, увидела, что эрл в честь короля принарядился в тунику с рукавами и воротником. Она поплотнее запахнула на груди мантию Альфреда.
Эдон сразу подошел к королю, опустился на колено, почтительно поклонился и поцеловал кольцо на его руке.
– Ваше величество, прошу простить меня за то, что не встретил вас. Я ожидал вас лишь завтра.
– Не заговаривай мне зубы, Вулф. Встань и отвечай, как подобает мужчине. Я приказал тебе жениться на лимской принцессе, а не совратить ее.
– Разве вы имеете право приказать ему жениться на мне? – возмутилась Тала.
– Да, имею право! – закричал Альфред. Эдон свирепо взглянул на Талу и произнес, поднимаясь с колен:
– Я же предупреждал вас, принцесса.
– Альфред, как вы могли приказать этому викингу жениться на мне? Вам ведь хорошо известны обычаи моего народа.
– Ты – моя подопечная, Тала ап Гриффин, и мое право выбрать для тебя подходящего мужа. Я приказал тебе учиться у аббатисы в Лойткойте, каждый день ходить к обедне и проследить за тем, чтобы твои сестры прошли обряд крещения. Я ясно дат тебе понять, что не потерплю больше сумасбродства в лесах. Я запретил тебе учить девочек колдовству и пророчествам.
– О каких девочках вы говорите? – удивился Эдон.
– О трех сестрах принца и твоей невесты, Варвик. Где они? Очень сомневаюсь, что они в Лойткойтском аббатстве, где им следует быть, а, Тала?
– Их там нет, сир, – призналась она.
– Я так и думал, – сердито процедил Альфред. – Мне надо было раньше сюда приехать. Свадьба послезавтра, Тала ап Гриффин, и не смей возражать. Попробуй только ослушаться моей воли. Еще не поздно привязать тебя к столбу и выпороть, но пусть за бесстыдство тебя накажет эрл. Мне ясно одно – ты так осмелела из-за ваших с ним препирательств.
Король замолчал, глядя на нее осуждающим взглядом.
– Иди к себе и оденься. И не смей забывать, что ты лимская принцесса. Этот сан, кажется, слишком высок для тебя.
У Талы больше не осталось сил сопротивляться. Сердце ее было разбито суровостью короля и бездушием эрла. Она весь Лим готова была отдать за любовь, а он растоптал ее чувство собственного достоинства. Значит, Эдону приказали управлять ее землями. Но неужели для этого требовалось заманить в постель старшую дочь последнего короля Лима?
Эдон Варвикский никогда ее не полюбит и женится на ней только по прихоти короля. Кому же она теперь нужна, опозоренная? Особенно ее огорчало то, что ее народ не получит никакого возмещения убытков. Боги не захотели помочь Лиму. Они мертвы. И правда заключалась в том, что в глубине души Тала знала об этом очень давно.
Тала была в купальне, когда там появилась леди Элойя со служанками. Ее не обманула заботливость женщин – она понимала, что за ней следят. В этом не было нужды – вены вскрывать она не собиралась. Освященный веками обычай римлян, попавших в немилость, не привлекал ее даже сейчас. Но то, что за ней постоянно следили, удлиняло и без того длинный день.
Вода в купальне была очень горячей, а сама купальня – грязной. Из платья Тале выдали какую-то убогую накидку, из чего она заключила, что публичной порки ей не избежать.
Погруженная в тягостные мысли, она не обратила никакого внимания на то, что в Варвик продолжали прибывать люди. В течение всего знойного дня в крепости собрались все жители Лима. Они смешались с освобожденными мерсианскими рабами, викингами, воинами короля и монахами из Эвешемского аббатства.
Золотые ожерелья на шеях выделяли трех девочек из толпы. Как только король Альфред узнал, что младшие лимские принцессы находятся во дворе, он тут же приказал забрать их. С сестер сняли ожерелья и под конвоем отправили в монастырь. После отъезда девочек король объявил Венну и Тале, что их сестры посвятят свои детские годы служению Христу, а когда достигнут совершеннолетия, он сам найдет им мужей.
Зажав в кулаке золотые ожерелья сестер, Альфред внимательно всматривался в толпу, собравшуюся на Варвикском холме. Он угадал настроение людей и торжествовал победу.
Момент настал, и Альфред Уэссекский повел все население Варвика к берегам Эйвона. Отсутствовала лишь Эмбла Серебряная Шея – она с горсткой верных ей викингов ускакала в леса.
Солнце уже начало садиться. Лим был готов к крещению. Даже викинги Эдона, в своем большинстве беженцы с материка, где свирепствовали болезни и голод, не возражали принять христианство.
Решительным шагом король Альфред направился к реке и, остановившись на берегу, обратился с пылкой речью к собравшимся. Он знал, что многие последовали за ним из любопытства: посмотреть, что он сделает с ожерельями, ибо мерсиане верили – блестящая рука Брэнвин поднимется из воды и поймает золотые украшения, когда он бросит их в воду. Но он-то понимал, что этого не произойдет – ожерелья утонут, как камни, а вместе с ними исчезнут и людские надежды. Именно он, Альфред, обязан дать людям нечто такое, что заменит им эту потерю.
Точно рассчитав подходящий момент, он небрежно бросил три золотых ожерелья в середину Эйвона.
Чуда не произошло – золото навсегда исчезло на дне реки.
Альфред предложил народу Лима и викингам-язычникам начать новую жизнь – креститься и обрести вечное спасение в Господе. Затем он повернулся к епископу Нельсу из Ательни.
Епископ умел говорить со всеми: с печальными и потерявшими надежду кельтами; с викингами, закаленными напастями; с попранными в их правах мерсианами, которые не были ни англами, ни саксами, ни кельтами, а смесью всех племен. В своей волнующей речи Нельс превращал старых богов в христианских святых.
Тала и раньше слышала многие из наиболее убедительных доводов, приводимых Нельсом. Но и на нее произвело впечатление превращение легендарной Владычицы Озера из Брэнвин в блаженную Святую Бригитту. Значит, культ девственниц будет существовать, но уже под покровительством и благословением Приснодевы.
Толпу охватил религиозный пыл, и тогда епископ Нельс позвал священников и монахов Эвешемского аббатства на помощь – крещение в водах Эйвона началось.
Для Талы погружение в тепловатую воду реки казалось странным. Она не могла отделаться от чувства, что спит и видит дурной сон, от которого не в состоянии очнуться.
Король Альфред стоял по пояс в воде, как крестный Эдона, Венна и Талы. Эдон окунулся первым и получил новое имя – Иоанн. Венн, отплевывающийся от воды, был наречен Самуилом. А Тала так и осталась бы под водой и уплыла бы в жилище своей богини, но ее подняли. Король Альфред постучал ей по спине, чтобы не захлебнулась, и дал имя Мария. Затем король подарил каждому из них по золотому распятию.
Альфред повернулся к следующему новообращенному, а Тала вытерла мокрые от речной воды глаза. Течение тянуло ее в сторону. Посмотрев на горизонт, она увидела, как село солнце. Закат окрасил небо зловещими красными отсветами. Наконец-то этот ужасный, нескончаемый день угасал.
Эдон схватил ее за руку и молча потащил к глинистому берегу Эйвона. Свободной рукой она откинула с лица тяжелые мокрые волосы и попыталась оттянуть рубашку от груди. Талу трясло, несмотря на жару.
Эдон сильнее дернул ее за руку, затем оглянулся, не понимая, почему она еле двигается. А когда увидел, как просвечивает сквозь материю ее тело, то непристойно выругался и вытащил из воды.
Нет, с него хватит! Эдон остановился на грязном берегу и скинул с себя тунику. С ворчанием он через голову натянул ее на Талу и засунул ей руки в рукава. Затем с силой одернул подол, чтобы прикрыть хотя бы верхнюю часть бедер. После этого он снова схватил ее за запястье и потащил вверх на Варвикский холм.
Тишина, царящая в башне, не предвещала ничего хорошего. Элойя с Ребеккой подняли головы от шитья и пришли в ужас от вида промокших до костей Эдона и Талы. Рашид, Тео и Эли, не изменившие своей вере, наблюдали из окна за обрядом крещения.
Горя желанием возмездия, Эдон протащил Талу через всю залу, пинком открыл дверь в свою комнату, втолкнул ее внутрь и захлопнул дверь.
Настал час расплаты.
В комнате было совсем темно, так как солнце зашло, а светильники и свечи еще не зажгли. Но Тала сразу заметила, что расторопные слуги успели убрать покой эрла. Она скинула промокшую тунику Эдона и положила ее на подоконник сушиться. Но когда она сделала шаг от окна, намереваясь снять свою мокрую крестильную накидку, Эдон угрожающе произнес:
– Стойте на месте!
Пальцы у Талы разжались. Она стояла, бессильно свесив руки, и молчала. Эдон тоже молчал, наблюдая, как поднимается и опадает ее грудь. Затем он сложил вдвое ремень, провел по нему рукой, проверяя длину, и крепко зажал в ладони пряжку.
Изготовившись к проведению экзекуции, он посмотрел ей в лицо.
– Что я сказал вам перед тем, как вы вышли за дверь, принцесса?
Тала вскинула подбородок.
– Вы сказали, что если я открою дверь и выйду, то очень об этом пожалею.
– И вы пожалели об этом?
– Да.
– Хорошо. Это для начала. Идите сюда и встаньте на колени около кровати. Можете не задирать подол – вы и так почти голая.
– Что будет, если я скажу «нет»?
– Скажите – и тогда узнаете, – зловещим голосом произнес он.
– Эдон, я же не знала, что там король.
– Для меня это не имеет ровно никакого значения. Дело не в короле, а в нас с вами. Я требую повиновения и уважения в собственном доме.
Тала согласно кивнула. Ее заставили повиноваться первый раз в жизни. Она наказывала брата и сестер за непослушание ремнем и не считала, что порка им повредит. Эти воспоминания лишь обострили чувство потери.
Альфред безжалостно разлучил ее с девочками. У нее не было времени объяснить им, почему король так решил. Он даже не позволил Тале обнять их и сказать, как сильно она их любит и будет любить всегда: ведь ни короли, ни расстояние, ни время не могут убить любовь.
Эдон сжал зубы, глядя на слезы, катившиеся у Талы по щекам и падающие на одежду. Она утерла их, шмыгнула носом и снова согласно кивнула.
– Хорошо, – сказала она и с гордо поднятой головой подошла ближе. Она не станет пресмыкаться перед ним, но скажет ему то, что считает нужным. Пусть он сильнее побьет ее за это. – Я не собиралась позорить вас или ставить в неловкое положение перед присутствующими в зале, когда вышла туда.
– А зачем вы туда пошли, леди? Вы хотели доказать, что никогда не станете мне подчиняться, что привыкли ходить на поводу у своей гордыни. Вот в чем дело.
Эдон сказал правду – именно гордыня заставила ее, дурочку, выйти за дверь.
– В Лиме я привыкла к тому, что последнее слово за мной, милорд. Я не умею жить по чужой указке.
Удивительно, что Эдон тут же ее не придушил, а только закричал:
– И посмотрите, к чему это привело! Не будь вы такой своевольной, сестер не забрали бы от вас сегодня. – Эдон дал выход гневу. Пора ей наконец понять, кто хозяин. – Кто правит этой землей?
– Король, – признала Тала, но тут же уточнила: – Его долг – защищать меня с сестрами, а он вместо этого отдает мою землю викингу в обмен на христианский брак. И вы ничем не отличаетесь от Альфреда – вы столь же коварны.
– Мои намерения всегда были открытыми и определенными, Тала. Как только я увидел Лим, то сразу же захотел им обладать.
– Еще бы! Викинги не задумываясь обижают тех, чьей собственности домогаются. Это не по-христиански. Вам следовало оставить мою семью и мой народ жить в покое в лесу.
Эдон оскорбленно возразил:
– Леди, но вы сами вышли из леса и стали за мной подсматривать. Это вы явились с требованиями в мой дом. Вы надоедали двум королям просьбами о возмещении убытков. Сюда прислали на правление справедливого человека – Харальда Йоргенсона. И ваши люди и мои в один голос говорят о его великодушии. Он дал возможность мерсианам и датчанам жить в мире. А вы взбунтовались и убили его. Племянника короля принесли в жертву на празднике урожая!
– Это ложь!
– Нет! – Взбешенный Эдон двинулся на нее, и она очутилась в углу комнаты. – Почему вдруг короли двух разных королевств так заинтересовались тем, что происходит в крошечной общине кельтских язычников?
– Да потому, что им нужна эта земля!
– Нет! – что было мочи заорал Эдон. – Просто один из королей, новообращенный христианин, был убежден, что его теперешнюю веру оскорбляют в приграничных лесах. Гутрум считает ваши обряды поклонением дьяволу. Человеческие жертвоприношения – это самый большой грех, ибо каждая жизнь священна.
– Мы не убивали Харальда Йоргенсона! – разъярилась в свою очередь Тала.
– Короли с большим подозрениям относятся к вашим ритуалам. А я доподлинно знаю, что озеро в Арденнском лесу получает ценные приношения.
– Вы не можете этого знать, – с жаром возразила Тала.
– Тогда скажите, где сейчас находится ваше золотое ожерелье?
Вопрос Эдона повис в воздухе. Он прекрасно знал, что она не сможет правдиво ему ответить. Тогда он сам ответил за нее:
– Вы пожертвовали его Владычице Озера. Разве не так?
Проницательность Эдона поразила Талу.
– Откуда вы это знаете?
Слова Талы и выражение ее лица убедили Эдона в том, что он не ошибся.
– Это вас не касается, миледи. Лучше поговорим о вашей страстности.
– Моей страстности! Все дело в вашей похоти, Вулф Варвикский. Но с этим покончено. Я не желаю иметь с вами никаких дел.
– А кровная месть? Харальд Йоргенсон – мой родственник, и если вы причастны к его убийству, то ответите за это.
– Вы – дурак. – Тала тряхнула головой. – Обыщите собственные владения, и узнаете, что случилось с Харальдом Йоргенсоном. Я и мои люди невиновны в его смерти. – Сказав это, Тала решила больше не разговаривать с Вулфом Варвикским.
– Уповайте на это, Тала ап Гриффин. Что касается нас с вами, то мы поженимся через два дня, первого августа. Все земли и вся собственность, которой вы распоряжаетесь от имени брата, со дня нашего брака станет моей, и я буду ею управлять так, как сочту нужным.
– Вам придется силой тащить меня к алтарю!
– Не думаю, что это будет трудно осуществить. – Эдон хлопнул кожаным ремнем себя по ноге. – Так или иначе, но я вас научу послушанию.
– Если вы посмеете пустить в ход ремень, то я никогда не прощу вас!
– Вы не оставили мне другого выхода, принцесса. Ваше нарочито своенравное поведение завело нас обоих в тупик.
Тала прижалась спиной к холодной стене и пристально вглядывалась в полумраке в лицо Эдона. Она знала, как разгневаются боги, если эрл поднимет на нее руку. Ей хотелось предупредить Эдона об опасности, но мешала гордость – ведь обряд крещения объявил ее богов несуществующими.
– Ну так побейте меня, викинг. Чем скорее вы это сделаете, тем лучше – я навсегда избавлюсь от вас.
– Ошибаетесь, принцесса. Вы не избавитесь от меня до тех пор, пока не исполнятся брачные обеты. – С этими словами Эдон с дрожью поднял ремень – неуступчивость принцессы отрезала ему путь к отступлению.
Глава четырнадцатая
Молния ударила совершенно внезапно. В одно мгновение сверкающая стрела зигзагом пронеслась из окна и вонзилась в пряжку ремня, который Эдон держал в руке. Затем она пересекла комнату и перескочила на железные задвижки, приделанные к петлям дубовой двери. Раздался грохот, и дверь загорелась, а Эдон отлетел в сторону и упал, стукнувшись о каменную стену. Ремень тоже загорелся. Талу откинуло в угол, когда оглушительный гром сотряс крышу, стены и пол башни. Грешная мысль пронзила мозг: «Если это гнев Божий, то он запоздал». Тала вглядывалась в полумрак, пытаясь получше рассмотреть, что же случилось. Эдон лежал неподвижно. Запахло палеными волосами и кожей.
Дверь распахнулась, и в комнату с криком ворвался Эли. Он увидел Эдона, лежащего у раскрытого окна, и Талу, съежившуюся в углу. Между ними горел валяющийся на полу ремень. Оруженосец схватил со стола кувшин с водой и опрокинул его на пламя. Тут он увидел, что горит дубовая дверь, и завопил:
– Пожар, пожар!
Тала заслонила глаза рукой. Вбежал Рашид и опустился на колени около Эдона, а Риг принес топор и стал рубить тлеющие доски. Эли плеснул водой из кувшина на лицо Эдона, а Рашид хлопал его по щекам, чтобы привести в чувство. Тала заставила себя приблизиться к Эдону – веки его были полуоткрыты, а голубые глаза закатились.
– Эдон! – У Талы вырвался сдавленный крик. Эдон умер! Боги еще раз доказали, что трогать священных лимских принцесс опасно.
А Рашид продолжал свое – от удара его кулака в грудь Эдона у того подскочили бессильно лежащие на полу руки.
– Эдон! – Тала схватила голову Эдона, встряхнула и встретилась взглядом с Рашидом.
– Я ничего не могу сделать, принцесса, – сказал тот с видом человека, смирившегося с неизбежностью. – Он умер.
– Нет! – Тала оттолкнула перса. – Не смейте больше его бить. Вы же его убьете! Эдон, Эдон! – закричала она и бросилась ему на грудь, чтобы защитить и вернуть к жизни своей любовью. – Эдон!
– Принцесса! – Рашид попытался осторожно оттащить ее.
– Нет! – Тала оторвала от пола голову и плечи Эдона и, крепко обняв, стала качать в своих руках, что-то нашептывая и с плачем целуя его лицо. – Эдон, пожалуйста, не оставляй меня. Я люблю тебя, Эдон. Слышишь?
Но теплое тело Эдона безвольно покоилось у нее на коленях. Боги земли отказывались ей помочь.
Рашид бросил озабоченный взгляд на Рига и Эли. Трое преданных Эдону людей, любивших его больше жизни, отошли в сторону, не мешая принцессе Лима в ее горе.
Через собирающуюся толпу протиснулась леди Элойя. Она принесла теплую шаль, в которую укутала Талу, затем с глазами, полными слез, ушла сообщить печальную весть Тео и Ребекке.
Вой ветра раздавался в помещениях башни. Тала подняла голову и прислушалась. Гром сотрясал небеса и в Варвике, и в Стеклянной башне у Черного озера.
У Талы перед глазами проплыло видение: Тегвин стоит на высоком алтаре, вскинув терновый посох к небу. Монотонным пением древних, могущественных заклинаний он призывает всех духов потустороннего мира отомстить недругам Лима, обрушив на них ветер и гром.
– Тегвин, не смей! – закричала Тала. – Я отменяю твои проклятья! Брэнвин, останови друида. Верните мне Эдона. Он – мой. Я сама его выбрала. Я люблю его! Вы не смеете отнимать его у меня!
Она выбросила вперед руку, представляя, как выбивает из кулака друида терновый посох. Завывания ветра утихли.
Эдон вздохнул.
Тала крепче обхватила его и продолжала качать, словно ребенка, шепча слова любви и благодарения небесам. Он жив, Вулф Варвикский жив!
Рашид и Риг тоже поняли, что случилось чудо. Риг упал на колени и стал горячо молиться, а Рашид позвал Эли, чтобы тот помог перенести Эдона. Они уложили его на кровать, укрыв толстым одеялом. Тала забыла, что она вся мокрая, и улеглась рядом с ним.
– Пойдемте со мной, принцесса, – настоятельным тоном сказала леди Элойя. Она потянула Талу с кровати. – Опасность миновала. Эдону лучше, с ним останется Рашид. А я позабочусь о вас. Пойдемте, дитя мое.
Элойе удалось увести Талу потихоньку от подоспевшего короля. Она провела ее через переполненную залу в свою комнату и велела служанке принести полотенца и растирания. Затем взяла гребень и стала расчесывать спутанные волосы принцессы.
Взволнованная Ребекка стояла перед широким, выходящим на север окном в комнате Элойи, укачивая испуганного бурей младенца.
– Странно, что не упало ни капли дождя. Наверное, сейчас он пойдет.
– Нет, не пойдет, – отрицательно покачала головой Тала, знавшая, что дождь не прольется до тех пор, пока брат не купит его своей кровью.
– Откуда вы это знаете? – удивилась Ребекка. Она перестала баюкать Фому и остановилась перед лимской принцессой.
– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – вмешалась Элойя, выразительно взглянув на Ребекку.
Ребекка согласно кивнула и протянула Тале Фому.
– Хотите его понянчить? Он уже успокоился. Вот-вот уснет.
– Да, конечно. – Тала с облегчением вздохнула.
Она осторожно взяла ребенка и стала баюкать его. Вскоре Фома уснул и был уложен в кроватку. Причесав Талу, леди Элойя отослала всех из комнаты.
– Позаботься об ужине, Ребекка. День выдался длинный и утомительный, а мужчины хотят есть, так что постарайся.
Дверь за Ребеккой закрылась, и тогда Элойя вынула красивое платье.
– А теперь я облеку вас в наряд, подобающий даме эрла Варвика.
– Я справлюсь сама, Элойя. – К Тале вернулась обычная уверенность.
– Мне уйти, принцесса?
– Нет, конечно, нет. Я просто не хочу, чтобы вы мне прислуживали. – Тала взяла платье и рассмотрела его. – Какая прелесть!
– Мы с Ребеккой шили его для вас. Спешили закончить до свадьбы.
– Спасибо. – Талу тронула их щедрость. – Я не стану его пока надевать. Моя рубашка уже высохла. Может, накинуть что-нибудь поверх?
– Эти лохмотья следует выбросить, – заявила Элойя.
Тала сняла мокрую и грязную крестильную рубашку, а вместо нее натянула поданное Элойе нижнее льняное платье с плотно прилегавшими рукавами, а поверх надела роскошное платье красновато-коричневого цвета из венецианской парчи. Дорогая ткань удивительно шла принцессе. Башмачки из тонкой кожи подходили к наряду. Элойя осталась довольна. Она сняла с Талы ожерелье, что-то повесила на него и снова надела ей на шею.
– Мы подыграем королю Уэссекса, правда, принцесса Тала? Носите ожерелье с этим крестом, ладно? У Альфреда хороший вкус, он сумеет оценить столь оригинальное украшение.
– Несмотря на то, чему он подверг меня сегодня, он – добрый король, – заметила Тала, глядя в серебряное зеркало, поданное ей Элойей.
– Да, в доброте нашему королю не откажешь, но слишком уж он вспыльчив. Ведь это он приказал выпороть вас, принцесса.
– Нет, Элойя, я лучше знаю своего родича. Для короля Альфред даже чрезмерно добрый. Может быть, поэтому я зашла слишком далеко в желании сохранить Лим для Венна. Наказание для меня измыслил Эдон, чтобы я знала свое место. Что ж, пожалуй, он прав.
Элойя заглянула Тале в глаза и увидела, что нежность победила кипевший прежде гнев. Но Элойю не легко было провести – она подумала, что Тала сама не знает, какой обладает силой. Альфреду повезло – лимская принцесса не стала просить у богов его смерти.
Тала, глянув на Элойю, слегка нахмурилась.
– Нет, – твердо сказала она. – У богов я прошу только блага. Иногда они меня слышат. Пойдем к мужчинам. Я хочу видеть Эдона.
Он сидел в конце стола в кресле с низкой спинкой, а рядом в кресле с высокой спинкой восседал Альфред. Когда Тала вошла в залу, Риг мгновенно вскочил со своего места по левую руку Эдона и освободил ей украшенное волчьей головой кресло.
– Принеси подушку, – приказал Ригу Эдон.
– Значит, ты намерен по-прежнему баловать ее? – спросил король, поднявшийся вместе с остальными мужчинами при появлении дам.
– Конечно. – Эдон слегка поклонился королю, затем взял Талу за руку и подвел ее к креслу. – Как же мне не баловать свою будущую жену?
Тала сильно покраснела и не поднимала глаз, а Эдон нагнулся и прошептал ей на ухо:
– Я боялся, что вы не придете.
Губы Талы чуть-чуть дрогнули в улыбке.
– Мне очень захотелось послушать, как мужчины станут восхвалять вас за любовную доблесть, милорд.
– Значит, вы меня простили?
– Прощения вы попросите позже, – чопорно ответила Тала.
Эдон не сел, пока этого не сделал король. Альфред повернулся к леди Элойе с вопросом:
– Что вы думаете о странной молнии, миледи? В вашей стране такое случалось?
– В пустыне всякое случается, ваше величество, – многозначительно ответила Элойя, – но такой странной молнии я не видывала. Она разгуливала по всему дому, словно искала жертву. Вам сообщили о том, что лорд Эдон чуть не погиб?
– Мне кажется, вид у него вполне здоровый. – Альфред внимательно посмотрел на Эдона, затем столь же внимательно на свою родственницу и одобрительно кивнул, заметив подвешенный к ожерелью крестик. Тала изо всех сил старалась выглядеть смиренной. Если эрл проявит твердость, подумал Альфред, дикий нрав принцессы можно укротить. – Вы чуть не умерли, лорд Иоанн? – спросил король.
– Нет, конечно. – Эта мысль показалась Эдону смешной. – Хотя у меня болит грудь… вот здесь. – Он приложил к сердцу левую руку, поскольку правая была перевязана. – Я был оглушен ударом, а в ушах только что перестало звенеть.
– А ты, Мария? – Альфред обращался к ним с Эдоном по именам, данным при крещении. – В тебя тоже ударила молния, пробившая каменную кладку над окном?
– Пробившая камень? – Тала изумленно повернулась к Эдону.
– Это не совсем так, – пояснил эрл. – В камне была щель, и я велел каменщикам приделать железную балку над перемычкой окна. А железо притягивает молнию.
– Как магнит? – уточнила Тала. Она глядела в лицо Эдона, стараясь понять, стало ли ему лучше.
– Вот именно, – ответил он. – Первопричина та же.
– Если бы в меня попала молния, – криво усмехнулся Альфред, – я бы построил себе дом в другом месте.
– Об этом стоит подумать, – сказал Эдон, убирая ладонь с больного места.
– Бурю не обманешь, – пробурчал через стол Венн ап Гриффин.
Тала вздрогнула. Эдон повернулся к принцу.
– Что ты сказал?
– Он опасается, что это не последняя буря, – поспешно вмешалась Тала.
Отвлеченный ее замечанием, Эдон не успел испепелить Венна взглядом. Мальчик нагнулся над тарелкой, и Эдон не увидел злости в его глазах. Нельс из Ательни стал что-то шептать на ухо воспитаннику, видно поучая его. Эдон ощутил, как у него закололо в затылке, а перед глазами запрыгали крошечные огоньки и зашевелились волосы. Если бы он находился в сражении, то знал бы наверняка, что на него сейчас нападут сзади.
Он резко обернулся, ожидая, что Эмбла Серебряная Шея стоит у него за спиной с ножом в руке.
Чтобы отвлечься, Эдон подозвал Рига и прошептал:
– Где Эмбла?
– Пьет у себя дома.
– Ты приглядываешь за ней? Пока здесь король…
– Да, господин. Она шагу не делает без слежки, – заверил его Риг.
– Хорошо. Так и продолжай. – Эдон снова повернулся к Тале.
Он сжал правую ладонь и под повязкой почувствовал боль в том месте, где ожогом отпечаталась пряжка от ремня. Неужели Тала колдовством остановила его? Что в этом необычном дне зависело от ее заклинаний? Тала потерла рукой лоб, тряхнула головой и посмотрела прямо в глаза Эдону.
– Я не призывала молнию. Я не смогла бы нанести вам вред, – еле слышно прошептала она ему.
Ага, значит, мысли она читать умеет, подумал Эдон и спросил:
– А кто это сделал?
Тала уронила руку на колени и пожала плечами.
– Не знаю. Я устала и ничего не понимаю. Может быть, завтра я смогу ответить на ваши вопросы.
– Каким образом?
Эдону предстояло справляться с женщиной, которая в силах удержать поднятую для удара руку. Это мучило Эдона с тех пор, как он пришел в сознание. У него голова шла кругом от непонимания и злости.
