Текст книги "Обольстить грешника"
Автор книги: Элизабет Хойт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Если такая вещь у нее и была, то она ее хорошо запрятала. Джаспер подошел к комоду и выдвинул верхний ящик, в нем лежало аккуратно сложенное белье. От него пахло апельсиновым цветком. В следующем ящике лежало то же самое, в третьем – тоже, но в нижнем ящике под бельем он, наконец, что-то нашел. Джаспер присел на корточки, разглядывая старую оловянную табакерку размером не больше его большого пальца. Он положил ее на ладонь. Где она отыскала эту вещь? Совершенно очевидно, что если ее отец и братья были любителями нюхательного табака, они пользовались более красивыми табакерками.
Джаспер приоткрыл маленькую крышку. Некоторое время он разглядывал пуговицу, затем взял ее в руки; должно быть пуговица его – об этом свидетельствовала монограмма «В», но он не помнил, когда потерял ее. Вейл положил ее обратно в крохотную табакерку. Он совершенно не представлял, что эта или другие вещи значили для нее, почему она берегла их – потому ли, что они были ей дороги, или она положила их туда под влиянием минуты. Да, она права: он не знал ее, свою жену.
Джаспер закрыл табакерку и сунул ее обратно под белье в нижний ящик. Он осмотрел комнату. Здесь он не найдет ее. Единственный способ узнать Мелисанду – это изучать саму леди.
Он кивнул себе – решение принято – и вышел из комнаты.
Глава 6
Это было ужасно, но что оставалось делать Джеку, кроме как продолжать свой путь? Проведя в дороге еще один день, он дошел до великолепного города. Когда он вошел в ворота, люди смотрели на него и смеялись, а толпа мальчишек бежала за ним, насмехаясь над его длинным носом и загнутым кверху подбородком.
Джек сбросил на землю мешок, уперся маленькими ручками в бока и закричал:
– Вы делаете из меня посмешище?
И тут за его спиной послышался совсем другой смех, он был приятным и добрым. Когда Джек обернулся, он увидел такую прекрасную девушку, каких еще не видел: у нее были густые золотистые волосы и розовые щечки.
Она наклонилась к нему и сказала:
– Не хочешь ли пойти со мной и стать моим шутом?
И вот так Джек стал шутом дочери короля…
Из «Веселого Джека»
На следующее утро в обычное время, в половине девятого, когда Мелисанда, как обычно, с удовольствием ела яйца всмятку, произошло нечто необычное. В комнату вошел ее муж.
Мелисанда застыла, не донеся до рта чашку, и бросила быстрый взгляд на фарфоровые часы, стоявшие на небольшом столике. Она не ошибалась. Часы показывали восемь часов тридцать две минуты.
Она сделала глоток шоколада и аккуратно поставила чашку на блюдце, радуясь, что на этот раз у нее не затряслись руки.
– Доброе утро, милорд.
Лорд Вейл улыбнулся, и складки около его губ сложились так, что его лицо, как ей всегда казалось, стало неотразимо очаровательным.
– Доброе утро, дражайшая жена.
Маус выбрался из-под ее юбок, и какое-то время человек и собака смотрели в глаза друг другу. Затем Маус правильно оценил ситуацию и поступил мудро, отступив в свое укрытие.
Супруг подошел к столу и нахмурился:
– Здесь совсем нет бекона.
– Я знаю, но обычно я его не ем. – Мелисанда подозвала стоявшего у двери лакея. – Передайте на кухню, чтобы приготовили для лорда Вейла бекон, яйца, почки в масле, тост и заварили свежий чай. Да, и проследите, чтобы кухарка не забыла о своем вкусном мармеладе.
Лакей поклонился и вышел.
Вейл сел напротив нее.
– Я восхищен. Вы знаете, что я люблю, есть по утрам.
– Конечно. – Она ведь годами наблюдала за ним. – Это одна из обязанностей жены.
– Обязанность, – тихо повторил он, развалившись на стуле и скривив губы, – будто это слово не понравилось ему. – А входит ли в обязанности мужа знать, что ест его жена?
Она задумалась, но, набив рот едой, не смогла ответить. Он кивнул:
– Думаю, должно входить, и я принимаю это во внимание. Яйца всмятку, булочки с маслом и горячий шоколад. Никакого джема или меда к вашим булочкам, как я понимаю.
– Да. В отличие от вас я не очень люблю джем.
Он удобнее устроился на стуле, его бирюзовые глаза затуманились.
– Признаюсь, я сластена. Джем, мед и даже патока, намазанные на что-нибудь, чтобы я мог их слизать.
– Вы, правда, это любите? – Она почувствовала жар в теле даже только от его слов. Порочный, порочный человек.
– Очень люблю. Вы не могли бы составить список того, на что можно намазать патоку? – невинным тоном спросил он.
– Разумеется, но не сейчас.
– Жаль.
Она не сводила с него глаз. Ей было ужасно приятно, что он завтракает с ней, но у него было странное настроение. Он сидел, глядя на нее, и улыбка играла на его чувственных мягких губах.
– У вас есть какие-нибудь дела в это утро?
– Нет.
– Я не знала, что вы встаете раньше одиннадцати.
– Ничего удивительного, вы ведь замужем за мной меньше недели. Может быть, я обычно встаю до девяти и даже до пяти часов, вместе с петухами, но вы ведь об этом еще не знаете.
Она почувствовала, как краснеет.
– В самом деле?
– Нет.
– Тогда почему вы встали так рано?
– Возможно, потому, что мне очень хочется мармелада или джема.
Она исподлобья взглянула на него.
Он ответил с несколько смущенным видом:
– Или потому, что мне хочется завтракать вместе с моей милой женой.
Она в изумлении широко раскрыла глаза, не зная, как ей отнестись к его неожиданному интересу – с удивлением или страхом.
– Почему?..
Вошли две горничные, неся его завтрак, и вопрос повис в воздухе. Горничные молча расставили блюда, взглядом ища ее одобрения. Мелисанда кивнула, и служанки вышли.
– Почему?..
Они заговорили одновременно и сразу замолкли, и он опять жестом предложил ей продолжать. Мелисанда сказала:
– Нет, извините меня. Пожалуйста, продолжайте.
– Я всего лишь хотел спросить, что вы собираетесь сегодня делать.
Она протянула через стол руку и налила ему чаю.
– Я собираюсь посетить мою двоюродную бабушку, мисс Рокуэлл.
Он взглянул на нее поверх намазанного маслом тоста:
– Со стороны вашей матери?
– Нет. Это сестра матери моего отца. Она уже совсем старенькая, и я слышала, что на прошлой неделе она упала.
– Как жаль! Я поеду с вами.
– Что? – изумилась она.
Джаспер откусил огромный кусок тоста, похрустел им и поднял палец, показывая, что она должна подождать, пока он прожует. Она смотрела, как он жевал, а потом залпом выпил полчашки чаю.
– Ох, горячо, – проворчал он. – По-моему, я обжег язык.
– Вы говорите серьезно, что готовы поехать с визитом к моей бабушке? – не выдержала Мелисанда.
– Вполне.
– К моей старой бабушке, которая…
– Я всегда питал слабость к старым леди, если желаете знать.
– Но вы умрете от скуки.
– О нет, пока я с вами, милая жена, – любезно сказал он, – это мне не грозит. Да, конечно, если вы не желаете…
Она посмотрела на него. Он развалился на своем стуле, как большой кот, расслабившись после съеденного бекона. Но в сине-зеленых глазах блестели искорки. Почему у нее было такое ощущение, как будто она идет прямо в расставленную ловушку? Почему он хотел посетить ее бабушку, а не кого-то другого? Если бы он был котом, не стала ли она его маленькой коричневой мышкой? И почему от этой мысли ей становилось очень, очень тепло?
О, какая же она дура!
– Мне было бы очень приятно, если бы вы поехали со мной, – тихо сказала Мелисанда – это был единственный ответ, который она могла дать на его вопрос.
Он улыбнулся:
– Отлично. Мы возьмем мой фаэтон. – И он захрустел следующим тостом.
Мелисанда прищурила глаза. Теперь ясно: ее муж что-то задумал.
Могло быть и хуже, с облегчением подумал Джаспер, садясь в фаэтон и беря в руки вожжи. Она могла бы, к примеру, поехать навестить… гм… Впрочем, много ли существует вещей похуже старой девы – бабушки. Но все это не имеет значения. Этим утром он послал Пинча узнать, в городе ли лорд Хасселторп, и если да, то где Джаспер сможет найти его. А пока у него не было срочных дел. День стоял прекрасный, он ехал в новом фаэтоне, и его очаровательная жена сидела рядом и не могла бы сбежать, приди ей в голову такая мысль. Рано или поздно ей придется заговорить с ним.
Он покосился на Мелисанду. Она сидела, выпрямившись, так что ее спина не касалась красной кожаной обивки фаэтона. С серьезным выражением на лице она опиралась о стенки экипажа. И, по крайней мере, в ее глазах больше не было боли, как тогда, ночью. Джаспер отвернулся. Он редко чувствовал себя таким бесполезным, как в ту ночь, когда видел ее страдания и не в силах был ей помочь. Как справляются с этой стороной брака другие мужчины? Есть ли у них секретное средство для обычных женских недомоганий или они просто делают вид, что ничего не происходит?
Он придержал лошадей перед стаей дам, переходивших перед ними дорогу.
– Кажется, вам сегодня лучше.
Она еще больше выпрямилась, отчего он сразу же понял, что не следовало об этом говорить. – Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Понимаете. – Он взглянул на нее.
– Я прекрасно себя чувствую.
Порочная часть его души не могла ограничиться этим ответом.
– Два дня назад вы не чувствовали себя прекрасно. А вчера я только мельком видел вас.
Она сжала губы. Он нахмурился:
– И это всегда так? Я хочу сказать, я знаю, это происходит каждый месяц, но всегда ли это так болезненно? Сколько времени это длится? – Неожиданная мысль поразила его. – Послушайте, а вы не думаете, это из-за того, что мы…
– О Господи, – пробормотала она. Затем быстро заговорила, но таким тихим голосом, что ему пришлось нагнуться, чтобы расслышать ее: – Я совершенно здорова. Да, это происходит каждый месяц, но длится всего несколько дней и… боль бывает в первый день и может держаться пару дней.
– В самом деле? – Да.
– И сколько дней, точно?
Она, с трудом сдерживая раздражение, посмотрела на него:
– И зачем это вам так хочется знать?
– А затем, милейшая супруга, – сказал он, – если я буду знать, когда это кончится, я буду знать, когда я смогу снова посетить вас.
Это заставило ее немного помолчать, а потом она тихо сказала:
– Обычно пять.
Он задумался. Сегодня был третий день. Значит, он сможет лечь с ней через три дня. Он уже с нетерпением ждал этого. Первый раз никогда не бывает приятным для леди, по крайней мере, он так слышал. Ему хотелось показать ей, как это может быть приятно: Неожиданно в своем воображении он увидел, как спала с нее эта маска равнодушия, и она извивается в экстазе, глаза у нее широко раскрыты, мягкие губы так податливы…
Но ждать предстояло еще несколько дней.
– Спасибо, что рассказали мне. Но все же, какое невезение! И это происходит с каждой леди?
Она повернулась к нему:
– Что?
Он пожал плечами:
– Вы понимаете, о чем я спрашиваю. Каждая леди испытывает такую боль или…
– Не верю своим ушам, – проворчала она, обращаясь, то ли к себе, то ли к лошадям, поскольку поблизости никого больше не было, – хотя и знаю, что вы не вчера родились. Почему вы задаете эти вопросы?
– Теперь вы моя жена. Я уверен, каждый мужчина хочет узнать это о своей жене.
– Очень в этом сомневаюсь, – тихо проговорила она.
– Но я-то хочу знать. – Он чувствовал, как его губы растягиваются в улыбку – этот необычный разговор доставлял ему удовольствие.
– Почему?
– Потому что вы моя жена, – сказал он и неожиданно понял, что говорит это от чистого сердца. – Моя жена, которую я должен оберегать, моя жена, которую я должен содержать и защищать. Если что-то причиняет вам боль, я хочу… нет, мне необходимо это знать.
– Но вы ничем не можете помочь. Он пожал плечами:
– Все равно мне надо это знать. Никогда не скрывайте от меня эту или какую-то еще боль.
– Не думаю, что когда-нибудь я научусь понимать мужчин, – чуть слышно проговорила она.
– Странный мы народ, это правда, – весело отозвался Джаспер. – И вы так добры, что терпите нас.
Она удивленно посмотрела на него, затем наклонилась и неосознанно тронула его за плечо.
– Заверните за угол. Дом моей тетушки дальше по этому переулку.
– Как пожелаете, возлюбленная жена моя. – Он повернул лошадей, все еще чувствуя прикосновение ее руки. Она сразу опустила ее, а ему хотелось, чтобы ее рука оставалась на его плече.
– Вот здесь, – сказала она, и он остановил лошадей перед скромным небольшим домиком.
Джаспер связал вожжи и выпрыгнул из фаэтона. Но как он ни спешил, пока он огибал карету, Мелисанда уже встала, собираясь спуститься с высокого сиденья.
Он схватил ее за талию и посмотрел ей в глаза.
– Позвольте мне.
Это прозвучало не как вопрос, но она все же кивнула. Она была высокой женщиной, но с тонкой костью. Его пальцы почти сомкнулись вокруг ее талии. Он легко поднял ее и почувствовал, как жаркая волна прокатилась по его телу. Когда он приподнял ее над своей головой, она оказалась беспомощной в его руках, вся в его власти.
Мелисанда смотрела на него сверху вниз и, хотя он чувствовал, как она дрожит в его руках, недовольно подняла бровь.
– Не могли бы вы опустить меня на землю?
– Конечно, – улыбнулся он.
Джаспер медленно опустил ее, наслаждаясь ощущением своей власти. Он понимал: она не позволит ему испытывать подобное ощущение каждый день. Как только ее ноги коснулись земли, она отступила назад и расправила юбки.
Затем бросила на него суровый взгляд:
– Моя тетушка плохо слышит, и ей не очень нравятся джентльмены.
– О, это ничего. – Он подал ей руку. – Это даже интересно.
– Гм… – Она коснулась кончиками пальцев его рукава, и он снова почувствовал волнение. Возможно, он выпил за завтраком слишком много чая.
Они поднялись по ступеням, и он постучал в дверь потускневшим медным молотком. Последовало довольно долгое ожидание.
Джаспер посмотрел на свою новобрачную:
– Вы сказали, что она глухая, но разве и ее слуги тоже глухие?
Она поджала губы, но это подействовало на него неожиданным образом: ему захотелось поцеловать ее.
– Они не глухие, но они довольно старые и… Дверь со скрипом отворилась, и на них уставился слезящийся глаз.
– А?
– Лорд и леди Вейл с визитом к мисс… – Джаспер повернулся к Мелисанде и шепотом спросил: – Еще раз, как ее зовут?
– Мисс Рокуэлл. – Она покачала головой и обратилась к старику дворецкому: – Мы пришли повидать мою тетю.
– А, мисс Флеминг. – Старик страдал одышкой. – Входите, входите.
– Это леди Вейл, – громогласно объявил Джаспер.
– Э? – Дворецкий приложил ладонь к уху.
– Леди Вейл! – изо всех сил прокричал Джаспер. – Моя жена!
– Да, сэр, так точно, сэр. – Дворецкий повернулся и заковылял в холл.
– Не думаю, что он понял меня, – сказал Джаспер.
– О Господи! – Мелисанда потянула его за рукав, и они вошли в дом.
Ее тетушка, должно быть, не любила пользоваться свечами или обладала способностью видеть в темноте, ибо в коридоре царил почти полный мрак.
– Куда он пошел? – прищурился Джаспер.
– Сюда. – Мелисанда прошла вперед – она явно хорошо знала, куда идти.
И он убедился в этом, когда, повернув несколько раз и взобравшись по лестнице на второй этаж, они оказались перед дверью в комнату, в которой было светло.
– Кто это? – раздался из-за двери ворчливый голос.
– Мисс Флеминг и… джентльмен, мэм, – ответил старый дворецкий.
– Леди Вейл! – прокричал Джаспер, когда они вошли в комнату.
– Что? – Миниатюрная старая леди сидела, выпрямившись на кушетке, утопая в белых кружевах, лентах и бантах. Она держала у уха длинный медный рожок, который повернула в их сторону. – Что?
Джаспер наклонился и сказал прямо в слуховой рожок:
– Теперь она леди Вейл.
– Кто? – Мисс Рокуэлл опустила рожок с явным раздражением. – Мелисанда, дорогая, я так рада видеть тебя, но кто этот джентльмен? Он говорит, что он леди. Такого не может быть.
Джаспер почувствовал, как дрогнуло худощавое тело Мелисанды и снова замерло. Ему безумно захотелось поцеловать ее, но он, хотя и с трудом, подавил это желание.
– Это мой муж, лорд Вейл, – объяснила Мелисанда.
– В самом деле? – Казалось, старой леди не особенно понравилась эта новость. – Ну и зачем ты привезла его сюда?
– Мне захотелось познакомиться с вами, – вступил в разговор Джаспер – ему надоело слушать, как о нем говорят так, будто его здесь не было.
– Что?
– Я слышал, что у вас пекут самые вкусные кексы! – прокричал он.
– Наглец! – У старой леди даже затряслись ленты на чепце. – Кто это вам сказал?
– О, все говорят, – ответил Джаспер. Он сел на диван и заставил жену сесть рядом с ним. – А разве это неправда?
Старая леди поджала губы так, как это делала Мелисанда.
– Ну, кухарка печет неплохие кексы, – сказала она и кивнула дворецкому, который был немного удивлен, что его высылают из комнаты.
– Отлично! – Джаспер положил ногу на ногу. – Надеюсь, вы знаете, какие шалости устраивала моя жена, когда была ребенком.
– Лорд Вейл! – воскликнула Мелисанда.
Он взглянул на нее. Ее щеки порозовели, а глаза широко раскрылись от обиды. Но выглядела она такой хорошенькой.
Он повернул к ней голову.
– Джаспер… – Мелисанда поджала губы.
Он перевел взгляд на ее губы и встретился с ее взглядом. Она раскрыла губы, такие нежные и чувственные, и он возблагодарил Бога, что полы его камзола скрывают его желание.
– Джаспер, – шепотом повторила Мелисанда.
И в эту минуту он понял, что пропал. Пропал, и ослеп, и пропадает уже в третий раз без всякой надежды на спасение, но до чего же это приятно! Он отдал бы все на свете, чтобы разгадать эту женщину. Ему хотелось раскрыть все ее секреты и обнажить ее душу. И когда он узнает все тайны, спрятанные в глубине ее сердца, он будет беречь ее и охранять всю свою жизнь.
Она принадлежит ему, и он будет защищать, и оберегать ее.
Было уже далеко за полночь, когда Мелисанда услышала, как Вейл вернулся домой. Она дремала в своей комнате, но смутно доносившиеся из холла голоса разбудили ее. Ну вот, наконец-то он и приехал. Она села, волнуясь от предвкушения, а Маус выставил из-под одеяла свой черный носик и зевнул, показав розовый язычок.
Она приложила палец к его носу. «Сидеть».
Мелисанда встала и взяла халат, разложенный на стуле возле кровати. Сшитый из тяжелого атласа и украшенный богатой алой вышивкой, он был скроен почти как мужской, восточный халат, без обычных для женских халатов кружев и лент. Мелисанда набросила его поверх своей тонкой батистовой сорочки и вздрогнула – такой он был тяжелый. При каждом ее движении ярко-фиолетовая ткань переливалась от фиолетового цвета до алого и наоборот. Подойдя к туалетному столику, она надушила шею, ощущая не без удовольствия, как холодные капли духов скатываются между грудей. Горьковатый аромат апельсина носился в воздухе.
Закончив приготовления, она подошла к двери, ведущей в апартаменты мужа, и открыла ее. Впервые Мелисанда решилась войти в его владения. Она с любопытством огляделась. Первое, что ей бросилось в глаза, была огромная кровать черного дерева, застеленная простынями такого темного красного цвета, что они казались почти черными. Затем она увидела мистера Пинча. Камердинер, который расправлял восточный халат Вейла, разложенный на кровати, выпрямился и стоял, огромный и неподвижный, посередине комнаты.
Мелисанда практически никогда не говорила с камердинером. Она посмотрела ему в глаза и сказала:
– Это все.
Слуга не шевельнулся.
– Я буду, нужен милорду, чтобы раздеть его.
– Нет, – тихо сказала она, – не будете.
В глазах камердинера мелькнули искорки, которые можно было бы назвать насмешливыми. Затем он поклонился и вышел из комнаты.
Мелисанда почувствовала, как ослабел узел, стянувший мышцы на ее спине. Первое препятствие преодолено. Вейл застал ее врасплох этим утром, но вечером она собиралась поменяться с ним местами. Она оглядела комнату и только сейчас заметила яркое пламя в камине и множество зажженных свечей. В комнате было светло почти как днем. Она немного удивилась такому расточительству, обошла комнату и погасила несколько свечей, и теперь комната наполнилась мягким неярким светом. В воздухе чувствовались запахи свечного воска и дыма, но сквозь них пробивался еще один, более возбуждающий запах. Мелисанда закрыла глаза и вдохнула. Вейл. Было ли это ее воображением или нет, но в комнате пахло ее мужем, сандаловым деревом и лимоном, бренди и табаком.
Ей почти удалось успокоиться, когда отворилась дверь, и вошел Вейл, на ходу снимавший камзол.
– За горячей водой послали? – спросил он, бросив камзол на кресло.
– Да.
Он резко повернулся, услышав ее голос. Его лицо было лишено какого-либо выражения, а глаза прищурены. Если бы она не была очень, очень храброй женщиной, она бы попятилась от него. Он был таким большим и стоял неподвижно, мрачно глядя на нее.
Но тут он улыбнулся:
– Возлюбленная жена моя, простите меня, но я не ожидал увидеть вас здесь.
Она молча кивнула, не доверяя своему голосу. Странная нервная дрожь охватила ее, но она понимала: нужно держать себя в руках, не то ее чувства выплеснутся наружу.
Он подошел к гардеробной и приоткрыл дверь.
– А Пинч здесь?
– Нет.
Он кивнул и закрыл дверь. В другую открытую дверь вошел Спрат с большим кувшином, из которого шел пар. Вслед за ним появилась горничная с серебряным подносом, на котором лежали хлеб, сыр и фрукты. Слуги освободились от своей ноши, и Спрат вопросительно взглянул на Мелисанду:
– Миледи?
– Это все, – кивнула она.
Они торопливо вышли из комнаты, и наступила тишина.
Вейл перевел взгляд с нее на еду на подносе.
– Как вы узнали…
Она узнала довольно просто – от слуг, они сказали, что обычно, когда лорд Вейл возвращается вечером, ему подают легкие закуски. Она пожала плечами и подошла к нему.
– Я не хотела нарушать ваш привычный распорядок. Он смутился.
– То есть… э…
Казалось, он потерял ход мыслей, возможно, потому, что она начала расстегивать его жилет. Она сосредоточила внимание на медных пуговицах и прорезных петлях, чувствуя, как меняется ее дыхание от столь соблазнительной близости. Он стоял совсем рядом, она чувствовала тепло его тела через все слои одежды. Страшная мысль пришла ей в голову. Сколько других женщин владели этой привилегией раздевать его?
Она подняла голову и увидела его бирюзово-синие глаза.
– Да?
Он кашлянул.
– О, как мило с вашей стороны!
– Разве? – Она подняла брови и снова занялась пуговицами. Где он был этой ночью? С другой женщиной? Ведь он мужчина с неутолимым аппетитом, а она не может в данный момент утолить его голод. И вполне вероятно, он искал насыщения в другом месте. Она расстегнула последнюю пуговицу и подняла глаза. – Пожалуйста.
Джаспер поднял руки, позволяя ей снять с себя жилет. Развязывая его шейный платок, она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Его дыхание шевелило ей волосы, она ощущала запах вина. Мелисанда и понятия не имела, куда он уходил по вечерам. Возможно, он занимался тем, чем и все джентльмены, – играл, пьянствовал и, вероятно, развратничал. Ее пальцы дрогнули при этой мысли, и она, наконец, определила чувство, переполнявшее ее, – ревность. К этому она была совершенно не готова, хотя давно знала, кто он и какой он. Но она верила, что ее вполне удовлетворит та часть его, пусть самая малая, которую он был готов делить с ней. Других женщин, когда они появятся, она просто не будет замечать.
А теперь она обнаружила, что жестоко ошибалась. Она хотела всего его.
Мелисанда отложила в сторону шейный платок и начала расстегивать рубашку. Теплота его кожи просачивалась сквозь тонкую ткань и обволакивала ее пальцы. Запах его кожи был горячим, настоящим запахом мужчины. Она вдыхала его, незаметно принюхиваясь. От него пахло сандаловым деревом и лимонным мылом.
Над ее головой раздался его голос:
– Вам не стоит…
– Я знаю.
Когда была расстегнута последняя пуговица, он наклонился, и она стащила с него рубашку. Он выпрямился, и на минуту у нее остановилось дыхание. Он был высоким мужчиной, даже рядом с ней – ее голова доставала ему только до подбородка, а грудь и плечи были широкие, пропорционально его росту. Широкие и почти худые. В рубашке он даже мог показаться худощавым. Но не тогда, когда он снимал ее. Длинные крепкие мускулы выступали на его руках и плечах. Она знала: почти каждый день он ездит верхом – и сейчас одобрительно отметила результат этих занятий. Его грудь была покрыта легкими мягкими волосами, они спускались к животу, а потом продолжались где-то внизу. Тонкая полоска волос, опускавшаяся от его пупка, была самым эротическим зрелищем, которое она могла только вообразить. Ей безумно захотелось потрогать ее, провести рукой до того места, где она исчезала в его бриджах.
Мелисанда отвела взгляд и посмотрела ему в лицо. Он следил за ней: на его скулах кожа натянулась, и щеки ввалились. Губы образовали жесткую линию.
Она глубоко вздохнула и указала на стул, стоявший позади него:
– Пожалуйста, сядьте.
Он удивился и, садясь, перевел взгляд с кувшина с горячей водой на нее.
– Вы собираетесь поиграть еще и в цирюльника? Она намочила салфетку в горячей воде.
– Вы мне доверяете?
Он не сводил с нее глаз, и она постаралась, прикладывая салфетку к его щеке, скрыть улыбку. Она узнала от Спрата, что Вейл любит мыться и бриться по вечерам. Вероятно, еще не пришло время помогать ему, принять ванну, но побрить его она могла. Когда ее отец был прикован к постели своей последней болезнью, она была единственной, кому он позволял приближаться к нему с бритвой. Это было странно, поскольку он никогда не проявлял к ней особенной любви.
Мелисанда подошла к комоду, на котором Пинч разложил бритвенные принадлежности, и взяла бритву. Пальцем проверила ее остроту.
– Вас сегодня, кажется, очень заинтересовали истории, которые рассказывала обо мне моя тетушка.
Она смотрела на него, подходя к нему с бритвой, которую небрежно держала в руке. Его глаза насмешливо блеснули над белой салфеткой. Затем он сорвал салфетку с лица и швырнул на стол.
– Меня особенно восхитил рассказ о том, как вы отрезали свои волосы, когда вам было четыре года.
– Правда? – Она положила бритву на стол и выбрала салфетку поменьше. Окунула ее в горшочек с жидким мылом и начала натирать ею его лицо, взбивая мыльную пену. Запахи сандала и лимона наполнили комнату.
– М-м-м… – Он закрыл глаза и откинул назад голову, совсем как огромный кот, когда его гладят. – И еще тот рассказ, о чернилах…
Тогда она сделала чернилами на руках рисунки, и целый месяц ходила с такой татуировкой.
– Я рада, что предоставила вам случай посмеяться, – мягко проговорила она.
Один ярко-синий глаз приоткрылся.
Она улыбнулась и, приставив бритву к его шее, спросила:
– Я часто думаю: куда вы ездите по вечерам? Он открыл рот.
– Я…
Она прижала палец к его губам, чувствуя на своей коже его дыхание.
– Ах, ах, вы же не хотите, чтобы я вас порезала? Он закрыл рот, и его зрачки сузились.
Она осторожно провела бритвой по его щеке – раздался довольно громкий скрипучий звук. Опытной рукой стряхнула с бритвы пену и снова обернулась к нему.
– Я думала, не встречаетесь ли вы с женщинами, когда уезжаете из дома?
Он хотел ответить, но она осторожно откинула назад его голову и провела бритвой по скуле. Мелисанда видела, как он сглотнул, как перекатилось адамово яблоко. Но по выражению его глаз она поняла, что он не боится. Совсем не боится.
– Я не езжу в какое-то определенное место, заговорил он, пока она вытирала бритву. – Так, балы, вечеринки, разные события… Знаете, вы могли бы составить мне компанию. По-моему, я просил вас поехать со мной на маскарад к леди Грэм завтра вечером.
Его ответ мало, чем смог успокоить ревность, бушующую в ее груди. Она сосредоточила внимание на его подбородке. Столько еще откровений ждет своего часа! Она не любила светских развлечений, на них требовалось говорить о пустяках, улыбаться и флиртовать. Такое поверхностное общение никогда не было ее сильной стороной, и она смирилась с тем, что никогда этому не научится. Когда он упомянул о бале, ответ уже был готов сорваться с кончика ее языка, но он продолжил:
– Вы могли бы ездить со мной по вечерам, участвовать в некоторых светских развлечениях…
– Или вы могли бы остаться здесь, дома, со мной, – так же тихо отозвалась она.
– Нет. – Уголки его губ опустились в печальной ироничной улыбке. – Боюсь, я слишком капризное создание, чтобы меня могли развлечь длинные вечера у камина. Мне нужны разговоры, люди и громкий смех.
Все, что ей было ненавистно. Она обмакнула бритву в горячую воду. Он кашлянул.
– Но я не встречаюсь с другими женщинами, когда уезжаю по ночам, милая жена.
– Не встречаетесь? – Она посмотрела ему в глаза и осторожно провела бритвой по его щеке.
– Нет. – Он выдержал ее взгляд. Упорный и проницательный.
Она сглотнула и подняла бритву. Его щеки были теперь совершенно гладкими. Только тонкая полоска пены осталась в уголке губ. Она осторожно пальцем стерла ее.
– Я рада, – сказала она чуть хрипловатым голосом и наклонилась совсем близко – ее губы почти касались его губ. – Доброй ночи.
Их губы встретились в этом шепоте и слились в поцелуе. Мелисанда почувствовала, как он поднял руки, чтобы обнять ее, но она выскользнула из комнаты.