Текст книги "Купленная революция. Тайное дело Парвуса"
Автор книги: Элизабет Хереш
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
После составления этого внутреннего меморандума в ноябре 1914 года мало что изменилось в военном положении и политической ориентации, направленной на ликвидацию Восточного фронта. В начале 1915 года немецкие парламентеры предприняли попытку привлечь Австрию форсировать сепаратный мир; одновременно с этим в воздухе повисла опасность, что Италия – что еще не было решено – вступит в войну на стороне Антанты, чего опасался Парвус. Только территориальные концессии со стороны Австро-Венгрии, например, уступка области Трентино, могли воспрепятствовать этому.
Эту часть революционной программы Парвус, очевидно, написал лишь в Берлине в конце февраля 1915 г., незадолго до представления её в МИД, в то время как основная часть сформировалась уже в Константинополе. Тем самым он дважды подходит к основной части своего плана – к Сибири.
Министр иностранных дел Берхтольд, казалось, был к этому готов, за что его и свергли 10 января 1915 года. Его последователь Буриан в этом вопросе, как и следовало ожидать, оставался твердым. В середине февраля в ведомстве Министерства иностранных дел в Берлине стало распространяться пессимистическое настроение, и было решено пригрозить Австрии отказаться от этого как участнику союза. Правда, еще раньше были попытки подсластить австрийскому союзнику потерю Трентино, компенсировав это Российской Польшей, а если и это не помогло бы, то уступкой территории в Верхней Силезии.
«Австрия ничего не хочет, – пишет в своем дневнике 27 февраля 1915 года Курт Рицлер, сотрудник и доверенное лицо германского рейхсканцлера Бетманна-Хольвега, – кайзер и высшее дворянство, от наследственного политического высокомерия которого Погибает Австрия (…) Страх Вены перед Берлинским буксиром (…) Ягов считает, что австрийцы уступят».
В марте вопрос сепаратного мира, который немецкие дипломаты хотят навязать русскому царю, из-за военного положения становится актуальнее, чем когда-либо. 5 марта 1915 года в дневнике Рицлера записано:
«Визит канцлера у Хинденбурга (в Генеральном штабе). После этого ситуация должна стать следующей: наступление против очень сильных русских по всему фронту от Мемеля до Буковины больше невозможно. Поэтому Хинденбург хочет мира. Но как…»
Для этой цели Рицлер уже делает наброски сценариев, в осуществление которых он великодушно втягивает другие страны: «Нужно уговорить русских финансовыми спекуляциями, медленным ослаблением нашей турецкой позиции в пользу России. Если Россия так сильна, как оказалось, то мы уже больше не сможем сохранить турецкую позицию, и нам остается только постепенно распродавать нашу восточную позицию сначала Турции, потом Австрии. Если Россия тайно поддержит наши требования к Западу, то мы сможем за это предоставить ей ответную услугу: санацию русских финансов из возмещенных Францией военных убытков, передачу нам русских ценных бумаг (акций) по низкому курсу, дешевую уступку России…»
Ввиду того, что австрийский министр иностранных дел все еще не принял решение о передаче Трентино Италии в обмен на угледобывающую область в Силезии, по предложению немцев, канцлер в тот же день решает поехать в Вену, если оттуда срочно не придет ответ.
И вот в ночь с шестого на седьмое марта из Вены приходит телеграмма. Но, кроме предложенного угольного бассейна, австрийский министр иностранных дел требует от Германии ссуду в размере 200 миллионов марок. Тем временем Верховное главнокомандование предпринимает новые попытки на Восточном фронте отбить нападение русских.
Седьмого марта на Вильгельмштрассе поступает меморандум – программа Парвуса. По сравнению с намеченной подоплекой он, кажется, выглядит как волшебная формула deus ex machina (лат. – «непредвиденная развязка запутанного дела». – Пер.),появившись на сцене в критический момент.
В этот же день государственный секретарь Ягов телеграфирует в Государственное казначейство:
«Для поддержки революционной пропаганды в России понадобятся два миллиона марок…»
С обратной почтой приходит положительный ответ.
Миллионная сделка
Из двух миллионов марок стартового капитала, выделенных на проведение революции, Парвус сразу получает один миллион. Он распоряжается о переводе этой суммы на счета в Копенгагене, Цюрихе и Бухаресте – географический треугольник намеченного им оперативного пространства. При этом Парвус проявляет себя мелочным, что следует из внутреннего финансового отчета Диего фон Бергену в Берлине:
«Касательно: Доктор Александр Гельфанд-Парвус. Дойче Банк отправил мне подтверждение о переводе 500 000 марок, которое я прилагаю. Я хотел бы обратить Ваше внимание на мое письмо от 20 марта, в которое я констатировал, что Гельфанд требует один миллион без учета потери, возникающей при обмене, и что эти потери, уже произведенные в Копенгагене, Бухаресте и Цюрихе, наряду с другими расходами мы должны взять на себя. Я попросил бы Вас в дальнейшем распорядиться о переводе необходимой суммы в Дойче Банк, чтобы я смог выплатить Гельфанду и разницу.
Ваш Фрелих».
Когда исполнительные чиновники правительства Германского рейха старательно исполняют это желание, они даже не допускают мысли о том, в какую авантюру пускаются, кажется, никому не приходит в голову идея, что революция в России может обернуться бумерангом для тех, кто привел ее в движение из Германии.
Идея уничтожения политического и военного врага изнутри в немецких правительственных и дипломатических кругах уже применялась и получала небольшую финансовую поддержку еще до начала войны. При этом немецкие политики преследовали цель ослабить оба государства, в которых Вильгельм II усматривал основных противников Германии, претендующей на заявленную и последовательно проводимую роль великой европейской державы: это – колониальная держава Англия, с одной стороны, и огромная многонациональная империя Россия – с другой.
Так правительство кайзера уже длительное время поощряло национальные движения в Афганистане и Индии «за освобождение угнетаемых народов» (от их английского колониального господства), поддерживало революционные круги исламистского мира и финансировало, совместно с Австро-Венгрией, революционную литературу и деятельность сепаратистов в окраинных государствах Российской империи.
Уже спустя два месяца после начала войны революционно мыслящие российские эмигранты, сосредоточенные в основном в Швейцарии, предложили свои услуги в качестве осведомителей и изъявили готовность поддерживать немецкие интересы. Осенью 1914 года немецкий посланник в Берне, Фрайхерр фон Ромберг, направил сообщение в Берлин, что один эстонец, некий Александр Кескюла, предложил ему поддержку для ослабления русского военного противника с помощью подстрекательства балтийских национальных меньшинств. Министерство иностранных дел Германии не хотело лишить себя такой возможности, тем более что Кескюла мог бы также оказывать услуги посредника, будучи хорошо осведомленным о революционерах, объединившихся вокруг Ленина. Вскоре после этого через связного и симпатизирующего революционерам Артура Зифельда из немецкого посольства в Берне на имя Кесюола стали перечисляться денежные средства, часть из которых передавалась Ленину и большевистской партии.
Кескюла при этом мог сослаться на многолетний опыт подрывной работы в качестве партнера сильного в финансовом отношении политического противника царской империи. Все-таки он уже в преддверии русско-японской войны организовывал политическую работу для некоего легендарного японца Мотодзиро Акаши, который в качестве агента по подрывной деятельности при японском посольстве в Стокгольме, оснащенный 100 миллионами долларов, вербовал русских политэмигрантов по всей Европе для выполнения работы по его программе, то есть организации восстаний в России.
Эту совместную акцию – параллельно с японскими приготовлениями к военному удару против России в 1904 году, поддерживаемыми из Америки Яковом Шиффом, – с последующей волной беспорядков можно записать на его счет как успех. Шифф поручался за кредиты, которые Япония получала на европейских рынках. Таким образом, он убивал одним выстрелом двух зайцев: политического и коммерческого. Потому что наряду с его стремлением ослабить Россию, в данном случае с помощью нападения вооруженных японцев, предприятие приносило ему прибыль: он имел свою долю в Japan Steel и тем самым зарабатывал на японском вооружении против России.
Если тогда Япония была заинтересована в ослаблении России и в освобождении Кореи и Маньчжурии от контроля (вопреки готовности поддержать контроль России над Ираном), что вместе с принципиальным отрицанием Шиффом царского режима само по себе играло и на него, то Кескюла как тогда, так и теперь преследовал одну цель: отделить его родину – Эстонию – от царской империи и помочь ей стать независимой или частью конфедерации с Финляндией и Швецией. Этим он непроизвольно провел подготовительную работу для Парвуса.
Кескюла сумел придать ускоренный темп своему предложению о совместной работе на стороне немцев с помощью меморандума, переданного послу в Берне. В этой аналитической работе «Внутриполитическое положение России» эстонец предлагает нанести удар по потенциалу процветающей державы России, как это уже делали до него немецкие и французские экономические исследователи, тем самым повлияв на решение Вильгельма в 1914 году, прежде чем Россия смогла бы получить господство над другими державами, в частности над германским рейхом. Именно это и беспокоит Кескюла, когда он заявляет, что великая царская империя, благодаря ее большому природному богатству, в модернизированном состоянии в ближайшем будущем могла бы превзойти Германию в экономическом и военном отношениях. Только внутренняя дестабилизация, связанная с поражением в войне, смогла бы противодействовать этому развитию. Для ослабления боевого духа в России в первую очередь нужно было бы создать тайные организации, агитирующие за поражение России в войне.
Между тем не только из Цюриха, но и из Бухареста в Министерство иностранных дел Берлина поступают многообещающие сообщения относительно стратегии Германии от посланников в соответствующих странах о деятельности русских революционных групп, которые создали там направленную против России агентурную сеть.
Новым для Берлина в плане Парвуса является комбинация национального и революционного подъема с целью ослабления России. Систематика, которая отличает его обширную программу и позволяет судить об организаторских способностях ее автора, дает в Берлине повод для больших надежд.
При этом в Берлине проводится двойная стратегия двумя различными, отчасти противоречащими друг другу средствами, чтобы добиться желаемого сепаратного мира с Россией. С одной стороны, при помощи секретных миссий с предложением мира царю, с другой – посредством игры с революционным огнем, который должен оказать давление на того же царя и подготовить его к заключению мира.
В то время, когда в Министерство иностранных дел поступает разрешение Государственного казначейства на выделение Парвусу первых миллионов «на поддержку революционного движения в России», датский министр иностранных дел Эрик Скавениус информируется через германского посланника в Копенгагене Ульриха Графа фон Брокдорфф-Рантцау об условиях Германии на случай готовности России к сепаратному миру.
Одновременно устанавливается контакт с самым незаурядным и одаренным, правда, уже освобожденным от своей должности, государственным деятелем России, бывшим министром финансов и премьер-министром Витте, которому Россия обязана заключением Портсмутского мира в русско-японской войне. Тот проявляет принципиальную готовность к посредничеству и в целях предосторожности по отношению к немецкой стороне размораживает свои счета в Мендельсон Банке и переводит деньги в Швецию, чтобы не подвергать личные интересы подозрению и упрекам. Но до этого не дошло.
Канцлер Бетманн-Хольвег осторожно запускает щупальца через Данию в Россию, желая убедиться, что Царь склонен к подписанию сепаратного мира и, только будучи обеспокоенным германскими условиями, боится проявлять инициативу. Это предположение вряд ли было близко к истине, что вскоре и становится ясно: через посредство датского короля принятый Царем в Санкт-Петербурге датский судовладелец Андерсен, ведь мать царя – урожденная датская принцесса, 8 марта разочарованным возвращается назад.
Рицлер пишет об этом в своем дневнике И марта 1915 года:
«Андерсен вернулся из Санкт-Петербурга. То, что он рассказывает, полностью противоречит тому, что мы слышали раньше. О мире нет и речи, Витте не имеет влияния. Царь и Сазонов уверены в победе и торжествуют…»
Очевидно, ни одному из обоих неравных партнеров – ни политическому руководству в Берлине, ни Парвусу – не кажется, что несоответствие целей и лежащих в их основе взглядов ничего не стоит. Если немецкие политики и дипломаты планируют заключение мирного договора с царем, – с кем же еще? – что в случае успеха испортит Парвусу дело, то программа революционизации Парвуса явно нацелена на свержение Николая. Более того, Парвус видит конечным результатом во главе России пролетарское правительство, которое, солидаризуясь с немецкой социал-демократией, по мнению Парвуса, переоцененной с точки зрения ее «революционной степени зрелости», задушит и германскую автократию. Политики и дипломаты Министерства иностранных дел, напротив, убеждены, например граф Брокдорфф-Рантцау, что Германская империя кайзера в конечном счете выйдет из этой войны «под управлением Гогенцоллернов и в единстве с простым народом».
Обе стороны ошибаются в своих оценках, причем, пожалуй, ошибки с немецкой стороны таят в себе больший риск: ведь здесь полагают использовать Парвуса (в действительности, все наоборот), установить контроль над развитием события и при этом взять бразды правления в свои руки. Все они сводятся к Диего фон Бергену.
Если Парвус опять темнит, то, пожалуй, по отношению к товарищам по партии, которых он хочет использовать для своего плана. Может ли он быть уверенным, что немецкие социал-демократы встанут на его сторону и находящиеся в ссылке революционеры, которым он в ходе своей программы предначертал ведущую роль, будут повиноваться ему? Все-таки он за годы, проведенные в Константинополе, отдалился от своих прежних немецких и русских товарищей не только территориально, но и в идеологическом смысле: если для одних он из-за своего легендарного богатства стал подозрительным, то в глазах других, которые не смогли бы безоговорочно последовать его идее немецкой победы за счет России, он выглядит как «агент германского империализма».
Парвус же видит разницу между собой и агентом Германии, хоть его услуги и оплачивают немцы, в том, что он работает не на немцев, а с ними. Однако его немецкие товарищи не проводят таких разграничений.
Это открытие не минует Парвуса, когда он пытается установить контакт со своими старыми политическими друзьями в Германии. Все же в Министерстве иностранных дел он продолжал бахвалиться и определил для себя планку: устроить объединительный процесс социал-демократов на международном уровне как основу для публицистической поддержки своего плана – пацифистской пропаганды и критики всех возможных аспектов царской империи.
Только к его имени прилипла тень последнего скандала перед отъездом, когда Парвус из-за аферы с Горьким и растраченными деньгами приобрел репутацию мошенника. К тому же сообщения до и сразу после начала войны о его сказочном богатстве, приобретенном в Турции, в глазах старых партийных товарищей придали его облику торговца оружием и спекулянта, турецкого агента – в любом случае человека, предавшего социалистические идеалы, больше остроты. Вряд ли кто-то захочет иметь с ним дело.
Нынешний председатель партии Хаазе считает его русским агентом. Эдуард Давид так формулирует то, что думают остальные товарищи: «…вначале крайне Радикальный революционер, затем русский шпион, негодяй и мошенник – теперь турецкий агент и спекулянт». Редактор партийной газеты «Форвертс» резюмирует: «…этот авантюрист с животом Фальстафа и черепом человека с большим мозгом, знаниями ученого и деловой энергией ловкого биржевого спекулянта (…) В Азии эта смесь политического кондотьера и промышленного магната, должно быть, уместна; в Берлине ее время вопреки Хельффериху [4]4
Карл Хельфферих – государственный секретарь Государственного казначейства, отвечающий за ассигнование средств на нужды революции; в 1908–1915 годах – директор Дойче Банк.
[Закрыть]еще не пришло…»
За годы его отсутствия немецкая партия раскололась на реформистское, прагматическое и радикальное крыло. Для Парвуса здесь, кажется, нет места. Понимание своей программы и его сотрудничества с немецким правительством Парвус встречает только у своего старого товарища и поклонника Конрада Хениша – и то только потому, что он превратился с началом войны из критического оппортуниста в пламенного патриота Германии, и волна национальной гордости смыла идеологические барьеры между ним и правительством кайзера.
И, наконец, ближайшие друзья леворадикального направления, на которых ставил Парвус, Роза Люксембург, Карл Либкнехт и Клара Цеткин продемонстрировали вернувшемуся свое пренебрежение и указали на дверь. С «сутенером империализма», как называет его Клара Цеткин, никто не хочет иметь дела. Здесь он ни на кого не может рассчитывать.
Этот первый амортизатор для его до сих пор невозмутимого самосознания знаменует начало той фазы, когда Парвус прощупывает своих сторонников в отношении реализации революционной программы; неожиданные барьеры не предвещают легкого успеха.
Но существует власть денег, что его успокаивает. Все-таки Парвус располагает средствами, с помощью которых можно приобрести людей, – а безопасность легальной свободы передвижения надо искать там, где есть надежные помощники.
Незадолго до приезда Парвуса в Берлин на беседу в Министерстве иностранных дел был ликвидирован старый ордер на высылку, по которому Парвус несколько лет назад был изгнан из Пруссии.
Еще в марте 1915 года, спустя два дня после вручения Парвусу первой денежной суммы, помощник государственного секретаря Министерства иностранных дел лично подключается, чтобы в тайном письме министру внутренних дел ходатайствовать о снятии всех ограничений которые теоретически, могли бы распространяться на Парвуса, как гражданина вражеского государства – России. Теперь Парвус может беспрепятственно передаться между ведущими войну государствами Центральной Европы и нейтральными странами и начинать свою опасную игру.
Перед отъездом Парвус пытается в беседах в Министерстве иностранных дел привести в действие «запал» для реализации своей программы. Так как его революционная программа России опирается на оппозиционные силы в стране, социалистический пролетариат и сепаратистские движения национальных меньшинств, то прежде всего надо дать немецкому партнеру конкретные отправные точки для прямой и косвенной помощи, например, публикациями и листовками для движений в окраинных государствах и революционеров внутри страны и за границей, которые направлены на свержение царя. Русские листовки, которые должны попасть в Россию, будут печататься в Швейцарии. Помимо этого, Парвус требует финансовой поддержки для русской эмигрантской прессы в целях пропаганды пораженческой позиции и революционной активности. Наконец, он также просит немецких спонсоров о технических вспомогательных средствах, таких как карты или средства другого рода, например взрывчатые вещества, «которыми легко пользоваться…».
Кроме того, он советует начать действия сразу в нескольких географических точках. Движению требуются пламенные агитаторы. Как и написано в революционной программе, Парвус больше всего ожидает этого от политических ссыльных в Сибири. В количественном отношении и по своей мотивации они представляют собой идеальный потенциал, который он мог бы использовать для совершения политических и военных диверсий. Для этого надо организовать их побег в европейскую часть России. В его замыслах Украина имеет преимущества, потому что к этому времени внутри нее произошёл раскол: часть ориентировалась на Запад, а другая имела прорусскую ориентацию. К тому же оппозиционная еврейская интеллигенция сконцентрирована в столице – Киеве, недалеко от Одессы, в которой точки зрения конспирации, лучше всего работается. Там Парвус может воспользоваться своими знаниями условий, группировок и контактов, которые он может поднять из Западной Европы через своих польских товарищей.
Следующая отправная точка – Финляндия. Здесь одним ударом можно убить двух зайцев. Использовать, по его мнению, имеющую место латентную готовность к мятежу против русского государя для легко разжигаемого настроя на отделение, а свободно пересекаемую границу – для передвижения агентов, доставки информации и денег, а также для контрабанды оружия и взрывчатых веществ. Следовательно, по мнению Парвуса, германское правительство должно попытаться наладить контакты между членами шведского правительства и финнами и оказать им поддержку в стремлении к суверенитету. Тайно должно быть подготовлено политическое и военное сотрудничество между Берлином и Хельсинки.
Что касается следующего пункта, то им Парвус хочет заняться сам, потому что считает его самым тяжелым – поддержка национальных движений на Кавказе. В этой этнически разнородной области с бесчисленными народностями в каждой стране было бы трудно организовать единое движение за отделение. Контакты с потенциальными лидерами такого движения Парвус хочет установить через турецкое правительство в Константинополе. Оно должно объединить усилия будущих мятежников в «священной войне» против России с их турецкими друзьями, но одновременно также сплотиться в борьбе с национальными силами в христианских странах, как Армения и Грузия, – утопически несбыточная идея.
Также через Турцию Парвус хочет наладить агитацию, чтобы ускорить украинское освободительное движение, а именно через те же каналы, которые Парвус уже использовал осенью 1914 года для своей идеи экспедиционных корпусов.
Парвус полагает, что и социальное революционное движение лучше всего разжигать из Турции. Оттуда он может устанавливать контакты с моряками на российской стороне Черного моря. Через них он хочет не только устраивать забастовки, которые должны как беглый огонь распространяться вдоль побережья портовых городов и переходить в глубь страны, в угледобывающие районы, но и организовывать акты саботажа, например поджоги нефтяных скважин в Баку.
Еше в марте четыре последующих миллиона марок отправляются из Государственного казначейства Германии в Министерство иностранных дел «на непредвиденные расходы», два из них – на революционную пропаганду в России, два – на не обозначенные точно цели; отсюда выделяется сумма разным бенефициарам и их банкам. Как видно из переписки между МИДом и Государственным казначейством, Парвус каждый раз требует возмещения возможных потерь при обмене, возникающих из-за колебания курсов валют других стран, например Румынии или Швейцарии, в которых он открыл счета для этих денежных переводов.
Итак, Парвус, хорошо снарядившись, может отправляться из Берлина в Константинополь. Там он съезжает со своего прежнего места жительства и возобновляет контакты с теми агентами, которые должны работать на него для связи из Турции с Южной Россией, Украинским Союзом и Кавказом. Создана командная иерархия, составлен план, обсуждены системы контактов, способы действия и конспиративные механизмы и срочно набросано несколько волнующих текстов.
Затем сильно загруженный революционер поспешно уезжает в Румынию. Здесь он может самоуверенно вести переговоры с немецким посланником Бусше, рассказать ему о своих разговорах в Берлине и посвятить в свои последующие планы. Парвус не случайно позаботился о переводе сюда части своего стартового капитала для перемещения революционной программы в этот регион.
О разговоре с Парвусом сам посол сообщает в телеграмме в Берлин:
«Доктор Гельфанд-Парвус полагает, что саботаж в русской угледобывающей области близ реки Донец надо организовать не из Румынии, а скорее через Стокгольм – Петербург, хотя это дело трудное. Советую поговорить с ним в Берлине по этому вопросу. Предположительно он выезжает завтра через Вену в Швейцарию, а затем через Берлин в Стокгольм.
Фон Бусше».
Бухарест является для Парвуса контактным центром имеющим влияние на юго-востоке для революционной работы прессы, формирования общественного мнения с помощью средств массовой информации и на западе; отсюда Парвус координирует агентурную и агитационную деятельность в направлении Украины и Южной России. Из Бухареста будет создаваться забастовочное настроение на судоверфях в Николаеве и Одессе.
В Бухаресте Парвус создает финансовую основу для помощи эмигрантской прессе в Париже, которую он хочет использовать в качестве рупора для своей пропаганды в колонии русских эмигрантов. Вопрос состоит в том, чтобы объединить в единый фронт расколовшиеся на различные группы горячие революционные умы, вооружив их программой действий, а также агитировать за объединение тех товарищей, которые вовсе не занимают пораженческую позицию по отношению к России и не хотят видеть триумф «германского империализма».
Для этого Парвус заручается совместной работой своего старого товарища Христо Раковского. Он и так уже служит немцам – и не только им, он готов принять деньги Парвуса, чтобы, помимо прочего, субсидировать парижскую эмигрантскую газету «Наше слово».
Там трудится бывший друг и идеологический ученик Парвуса Троцкий вместе со своими товарищами Мартовым и Луначарским. Положение колеблется между линией меньшевиков – революция: да, но не ценой поражения России, и линией большевиков – война как исходный пункт революции, а именно международной. Но, по мнению Парвуса, эту ситуацию можно выгодно использовать: потому что, как он считает, достаточно дискредитировать российский режим провокационными кампаниями как в глазах ее населения внутри России и за границей, так и в глазах союзников и сломить русский боевой дух постоянной пропагандой на фронте и в тылу.
Парвус великодушно игнорирует тот факт, что Троцкий по поводу его возвращения в Европу – а заодно и о поводу всего, что доходило до ушей русских эмигранте из Турции о нем и его контактах с правительством Германии, – в феврале 1915 года именно в этой газете попытался предостеречь общественность.
Еще раньше, когда Парвус находился в Константинополе, Троцкий провел под их отношениями толстую черту, рассматривая ее как разделительную линию между когда-то уважаемым, а ныне отверженным им человеком: «Парвуса больше не существует. На Балканах разгуливает политический Фальстаф, отрекшийся от своего двойника».
Когда Парвус вернулся в Берлин, Троцкий счел необходимым предостеречь от него в своей газете. Он делает это в известном «Некрологе живому другу». Названное так возмездие для драматизации произошедших, по мнению Троцкого, с Парвусом перемен начинается с дифирамбов в адрес «прежнего» Парвуса, до 1914 года, бывшим учеником и другом которого считал себя Троцкий, пока тот не превратился в «политического Фальстафа, шовиниста и спекулянта – ужасающий пример падения II Интернационала», в Парвуса после 1914 года, от которого он отстраняется и заявляет, что «Парвус политически мертв».
Слава, приобретенная Парвусом среди эмигрантов, которые после его молниеносного материального подъема на Балканах стали относиться к нему как к подозрительной личности или, еще конкретнее, как к спекулянту оружием, не очень-то шла на пользу его действиям. Но это его мало беспокоило. Главное, что среди его социалистических товарищей по партии достаточно журналистов, готовых за деньги пропагандировать то, что Парвус изложил в своей программе: настроение против царской России в странах Антанты, чтобы ослабить поддержку России под давлением общественного мнения, невступление в войну на стороне России, поддержку Германии и Австро-Венгрии или по меньшей мере соблюдение нейтралитета…
Кроме того, он заботится и о том, чтобы найти талантливых ораторов среди австрийских и немецких социалистов, которые были бы готовы вести агитацию в Америке против России и, более или менее прямо, вербовать на немецкую сторону.
Раковский сразу же усердно берется за дело, пожалуй, даже слишком усердно. Не напрасно уже в течение многих лет везде, где бы он ни появился, документы о его деятельности заполняют секретные папки русских агентов охранки, для которых он давно уже стал наиболее желанным объектом страсти.
Так, агенты из Бухареста постоянно отправляют новости в заграничное бюро охранки в Париже, откуда объединенные дела передаются в Петербург. Из документов следует, что Раковского с Парвусом уже с давних пор связывает революционная деятельность вплоть до акций пропаганды и шпионажа в Константинополе и судьба быть изгнанными почти из всех стран Европы (и Балканского региона).
В своей злободневной деятельности агенты удивляются, что Раковский постоянно агитирует «за дело социализма», ведет пацифистскую пропаганду и провокационную кампанию против России, умалчивая при этом, что Германия объявила России войну и что немецкие социалисты в Рейхстаге подали свои голоса за военные кредиты.
Раковский считается германофилом; известно, что он ведет агитацию среди сочувствующих и организует демонстрации. Во время одной из таких демонстраций он разбил окна в редакции газеты, прославившейся своим дружественным отношением к Антанте.
Русская разведка хочет знать, что Раковский, вместе с другими румынскими социалистами, еще до Парвуса не отказывался от оказания услуг в немецком деле для другого хозяина – Румыния, хотя официально (еще) считается нейтральной, тем не менее выступает на русской стороне. Немецкий депутат от социал-демократов Зюдекум заплатил тридцать тысяч марок за то, чтобы защитить в местной партийной газете политику нейтралитета.
Но когда Румыния позже вступила в войну – стороне России, то в связи с мобилизацией было проведено расследование счетов агентов в «Румынском кредедитном банке». Среди получателей немецких денежных переводов значится имя Раковского. Разумеется, он получал крупные суммы, предназначенные «для субсидирования газеты «Лупта». Менее чем за два месяца этого, 18 сентября, одна русская газета сообщила через своего корреспондента в Италии, что Раковский прибыл туда, вел агитацию за вступление в войну на стороне Германии и попытался завоевать для этой цели газету «Аванти».
Между тем Парвус по пути из Бухареста в Вену остановился на промежуточной станции, чтобы и здесь выстроить сеть для соответствующей пропаганды в социалистических средствах информации и для подпольных кругов в России. Как он узнает от своего давнего товарища, еврейский «Бунд» после начала войны тоже предложил германскому правительству революционную программу, правда, не содержащую такого подробного плана и комбинации социальной и национальной революции, как у Парвуса.