Текст книги "Купленная революция. Тайное дело Парвуса"

Автор книги: Элизабет Хереш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Тогда Парвусу нужно еще кое-что организовать.

Несмотря на несколько миллионов марок – два в марте, затем четыре и, наконец, пять в июле, – на которые МИД постоянно раскошеливается, начиная с весны этого года, на революционные процессы в России, Парвус в конце осени 1915 года требует еще большую сумму – 20 миллионов рублей.

Брокдорфф-Рантцау исполняет и это его желание – по крайней мере, в форме полученной из Берлина гарантии, потому что сумма будет выплачена ему не сразу. Дипломат является лучшим защитником интересов Парвуса, потому что в одном пункте они совпадают с его собственными: подавление России. Чего нельзя добиться при помощи военного компонента, можно достичь с помощью политико-дипломатического путем внутреннего распада царской империи.

После того как Брокдорфф-Рантцау почувствовал близость намеченной цели, он в своем послании в Берлин настаивает на последнем, как он полагает, финансовом поступлении. Он рассказывает (согласно интерпретации Парвуса) о развивающейся деморализации брожении по всей стране, бессилии русского правительства, нарастающем стачечном движении – короче говоря, обо всем том желаемом, что Парвус выдавал за действительное.

Ввиду якобы нарастающего революционного движения царь не смог бы себе позволить и думать о сепаратном мире, говорит в заключение посол словами Парвуса. А поэтому только организованная анархия сможет привести к успеху, поставить на колени русское правительство, довести до готовности заключения мира и при этом еще вынудить на территориальные уступки Польшу, сообщение на этом заканчивается.

Это звучит для рейхсканцлера настолько убедительно, что Бетманн-Хольвег со своей стороны немедленно слово в слово передает кайзеру все, что ему сообщил посол. Из письма канцлера кайзеру Германии от 11 августа 1915 года:

«Если бы развитие военных событий и процессов внутри самой России позволило оттеснить Московское государство на восток из-за расщепления его западных территорий, то с освобождением от этого монстра на Востоке мы смогли бы достичь желанной цели, которая стоит огромных жертв и невыносимых тягот этой войны…»

Немного позже дипломат сумеет убедить своего канцлера и другими аргументами дальновидности, как он понимает, и политической мудрости, как он полагает, своего русского собеседника, когда речь зайдет уже о задачах послевоенной Германии. Здесь, по представлениям Парвуса, на долю немецкой социал-демократии выпадает забота оградить страну от экстремизма и анархии, а значит, внутренне сохранить ее. Когда посол рекомендует канцлеру полностью положиться Парвуса и обеспечить ему поддержку (финансовую) его патриотический пафос достигает своего апогея.

«Победа и первое место в мире Германии обеспечены если удастся своевременно революционизировать Россию и тем самым подорвать коалицию»,

– ликуя, пишет Брокдорфф-Рантцау в своем послании канцлеру Бетманну-Хольвегу.

До сего времени сохранилась расписка Парвуса в получении первого миллиона рублей из двадцати, запрошенных им.

Готовность Берлина, несмотря на наличие определенных сомнений, выложить еще большую сумму тем не менее зависит не только от риторического таланта Александра Парвуса. Скорее Ленин, которого он все же поставил во главе своей революционной программы, косвенно изъявил готовность сотрудничать с правительством Германии. В сентябре 1915 года Ленин через эстонца Александра Кескюла (псевдоним «Штайн»), который уже в сентябре 1914 года первым обратил на него внимание немецкого посла в Берне, Ромберга, передает немецкой стороне целевую программу на случай взятия им власти. В Берлине читают:

«1. Создание республики.

2. Конфискация крупной земельной собственности.

3. Введение узаконенного восьмичасового рабочего дня.

4. Мирное предложение (Германии), не принимая во внимание Францию.

5. Отказ Германии от аннексий и военных контрибуций.

6. Отказ России от Константинополя и пролива Дарданеллы.

7. Вступление русской армии в Индию».

Прежде всего, последние пункты – это гораздо больше, о чем могли мечтать на Вильгельмштрассе в Берлине. В первые минуты эйфории в Берлине забывают принять во внимание то, что Ленин мог внести пункт 7 только как приманку. Или он и вправду не шутил?

В срочном послании от 30 сентября 1915 года из Берна в МИД посол Ромберг предлагает подсунуть эту программу оппозиции во Франции с целью оказания давления на французское правительство, чтобы оно, принимая во внимание возможность заключения бы сепаратного мира между Германией и Россией, тоже было готово к заключению мира. Но в Берлине из-за риска разглашения тайны от этого отказываются.

Кескюла, которого позже спрашивали, в том ли дословном тексте Ленин сообщил ему программу, уклончиво объясняет, что это версия Ромберга всего, что он устно сообщил дипломату. Подразумевалась под этим, в сущности, не что иное, как готовность Ленина, в случае успеха его революции, «оказать содействие» в «антиимпериалистической» освободительной войне (против английских колонизаторов).

Этому проекту программы предшествовал доклад немецкого посланника в Берне канцлеру в Берлине о недавно состоявшейся конференции русских социалистов организованной Лениным. Вот некоторые из ее решений – что-то среднее между заявлениями о намерениях и программой действий:

«Превращение империалистической войны в гражданскую; создание нелегальных подпольных организаций там, где правительство и буржуазия провозгласили военное положение и отменили конституционные свободы; поддержка солдатского братания на фронте и пролетарских масс; приветствие свержения царской монархии…»

Это было весной 1915 года. Разумеется, Кескюла смог, воздействуя путем убеждения, финансовр подпитанного им, осторожно изменить точку зрения Ленина, причем Ленин при этом не потерял своих революционных лозунгов (и своего лица). Если вначале он был готов только к разговорам о мировой революции, испытывая отвращение к патриотизму «защитников отечества» среди своих товарищей, то теперь его высказывание в этом отношении можно интерпретировать так: «по-моему, вначале надо победить Россию» (то есть косвенно поддержать необходимость немецкой победы), прежде чем думать о революции.

Таким образом, Ленин высказался двояко: с одной стороны, изъявил готовность к диалогу, то есть к сотрудничеству с германским правительством, а с другой стороны, готов к вознаграждению, которое он надеется них получить за это.

План Парвуса начал действовать.

Собственноручное подтверждение Парвуса-Гельфанда, что он «получил 29 декабря 1915 г. миллион рублей в (…) банкнотах для развития революционного движения в России от немецкого посланника в Копенгагене». Эта сумма соответствует удвоенной сумме в долларах США.

Впрочем, эта видимая перемена в мышлении Ленина на руку не только германскому правительству, Парвусу и всем тем, кто делает с ним общее дело. Но и самому Ленину и товарищам из его большевистской фракции пригодится моральный и финансовый стимул.

Ленин уже раньше получил сумму от «Союза освобождения Украины» (поддерживаемого Германией и Австро-Венгрией), за счет чего он финансирует свою газету «Дер Социал-демократ». Теперь благодаря Кескюла он располагает в десять раз большей суммой и, кроме того, не должен беспокоиться о технических мелочах: большевистская газета издается в типографии имперского правительства в Швейцарии, а затем тиражируется в Германии. Оттуда газета проделывает путь через фронт в разные области России.

За то, что его пропаганда поощряется подобным обозом, Ленин проявляет очевидную готовность к компромиссам, в конце концов, он известен своими «прагматическими компромиссами». При всем том, что Кескюла поддакивает Парвусу, работая тем самым ему на руку, эстонец принципиально отличается от Парвуса. В противоположность революционному миллионеру, на лице которого написаны деловитость и бесцеремонность, Кескюла выглядит аскетичным, высоким, элегантным интеллигентом, которого вряд ли можно было бы принять за революционера и к гостям и собеседникам которого, бывающим на его вилле в Швеции может быть причислен архиепископ Уппсулы.

Цель Кескюла – это независимость его родины Эстонии, и, будучи идеалистом, он верен ей. Он признал Германию логическим союзником и порекомендовал ей Ленина как «деструктивную силу и бессовестного политика», которого стоило использовать. Но деньги, получаемые Кескюла от Германии, он берет не для себя, а для финансирования своей цели, а если точнее, как кредит, который он собирается вернуть.

И наконец, есть еще одно различие между ними: у Парвуса речь идет только о миллионах, с более мелкими суммами он не имеет дела, в то время как Кескюла, имея скромные финансовые запросы, обходится тысячами золотых марок и поэтому является для германского правительства значительно более дешевым, но более серьезным и при этом не менее продуктивным партнером. В общей сложности наберется меньше полмиллиона марок, которые Кескюла «одолжил» у правительства Германии и, к изумлению немцев, вернул после окончания войны. Но для германской стороны каждый из обоих мужчин по-своему ценен.

Впрочем, Кескюла с пренебрежением относится к Парвусу. В его глазах – он не политик, а «стяжатель». Услышав, что Парвус обещал Германии скорую революцию в России, Кескюла характеризовал его как более чем «шарлатана».

Кескюла со своей стороны составляет для германского МИДа подробный отчет об актуальном положении и соответствующем настроении различных политических группировок в России в преддверии революции, резюмируя его программой с тремя пунктами требовании приоритетная поддержка национальных меньшинств организация движения внутри России, независимо революционеров, находящихся в эмиграции, и совместные усилия, чтобы перетянуть революционеров в э грации на немецкую сторону.

В Берлине доверяют обоим – и Кескюла и Парвусу. Первый получает паспорт для поездок из Швейцарии в Германию и Скандинавию на имя Александра Штайна. В целом деятельность Кескюла – наконец, передача заявления о намерениях Ленина на случай захвата им власти – благоприятна для Парвуса. Берлин намерен по-прежнему оказывать ему поддержку как катализатору желаемых событий в России. И это независимо от того, насколько будут едины или разрозненны между собой революционеры в эмиграции.

Насколько известно в германском МИДе от послов в столицах между Стокгольмом и Берном, русские социал-революционеры, как они сами себя называют, никак не образуют единого фронта: группировка Плеханова видит свою цель преимущественно в уничтожении германского милитаризма; для группировки Ленина, напротив, борьба с царизмом имеет большее значение, чем война с Германией; между ними находится группировка Аксельрода. Но здесь и скрыто противоречие между взглядами Кескюла и Парвуса.

Кескюла в своем сообщении в Берлин объясняет, что революционеры и сепаратисты ни в коем случае не договорятся друг с другом: в то время, как революционеры заинтересованы в централизации государства для обеспечения лучшего контроля, сепаратисты, имея в виду свое национальное движение, поддерживали, скорее, децентрализацию. Большевики и меньшевики тоже были едины в ожидании революции, но не хотели, чтобы она была осуществлена преждевременно, во время войны. Кроме того, меньшевики занимают патриотическую позицию и категорически против немецкой победы.

У Парвуса есть все основания форсировать события в России. Чтобы придать своей революции больше силы и ускорить ее, он в конце 1915 года предлагает немецкому послу план, состоящий из пяти пунктов:

1. Театр военных действий: для деморализации настроения психологически было бы целесообразно успешное наступление, например, на Ригу; это было бы крушением надежд, способствовало падению боевого духа на фронте и лишило самоотверженности мирное население.

2. Воздействие на армию: надо оказать на нее прямое пропагандистское воздействие – разумеется, не так как раньше, анонимными листовками, а в форме прямой агитации немецкими социал-демократами и профсоюзами, они должны провозглашать задачу борьбы и призывать к братанию.

3. Надо энергично содействовать революционному настроению, чтобы запланированные события смогли состояться в день годовщины 9/22 января.

4. Мероприятия на русском денежном рынке как дополнительное средство для создания паники: пустить в обращение банкноты с одинаковыми серийными номерами – в результате падение курса рубля, утрата доверия населения к рублевой валюте, а вместе с тем и к правительству, паника на валютном рынке, к тому же нанесение ущерба русской кредитоспособности за границей.

В последнем пункте Парвус умалчивает, что он имел в виду подделку рублевых купюр, как Ленин в прежние годы уже делал, находясь в Финляндии. Как бы то ни было, германскому канцлеру это мероприятие кажется слишком рискованным, и он отказывается поддержать его. Впрочем, Парвус связывает надежды на скорое начало беспорядков с ожиданием предполагаемого голода.

Впрочем, Брокдорфф-Рантцау добился, чтобы Парвус со своей программой был принят в Берлине, а если получится, как бы ему хотелось, то и самим рейхсканцлером (ему дали понять, что «люди вроде Парвуса не должны быть допущены к высшим инстанциям»). Посол закончил свое изложение, являющееся основой для актуальных планов Парвуса, уже процитированными словами в патетическом тоне:

«Победа, и как награда первое место в мире будет нашим, если удастся своевременно революционизировать Россию и тем самым подорвать коалицию.

(…) То, что он не святой и не приспособленец, э точно; но он верит в свою миссию и выдержал испытание своих способностей во время революции после русско-японской войны…»

16–20 декабря 1915 года Парвуса принимают в МИДе в Берлине и в ведомстве Государственного казначейства. Заручившись согласием на получение следующего миллиона (на этот раз, рублей) от государственного секретаря Хельффериха, он уезжает.

Вернувшись в Копенгаген, Парвус с гордостью и радостью торопится поведать немецкому послу, как много встреч у него было назначено в берлинских министерствах и как «хорошо» и «с пониманием» отнеслись к нему и его планам. Брокдорфф-Рантцау опять передает это в Берлин с обратной почтой, не забыв намекнуть, что Парвус «для окончательной организации русской революции» запросил сумму в 20 миллионов рублей, но срочно из них необходим только один миллион.

На самом деле, называя послу эту сумму, Парвус добавил, что было бы опасным переводить сразу всю сумму целиком: после распределения этих денег в России существует слишком большой риск, что где-то через слабое звено может произойти утечка информации об их происхождении.

29 декабря Парвус получает в немецком посольстве в Копешгене обещанную сумму в размере одного миллиона рублей. Он хочет в ближайшие дни выдать деньги агентам в Стокгольме, которые должны в предстоящие недели инициировать в Петербурге большую стачечную волну.

Парвус может подвести первые итоги по результатам прошедшего 1915 года – и кажется, он был довольно успешным:

Сотрудничество с германским правительством институционализировалось и принесло финансовые результаты в виде неоднократных денежных выплат в миллионных размерах – в марках и рублях.

После первой выплаты, то есть аванса, в марте, в Финансовом отчете Государственного казначейства в апреле записано:

«Министерству иностранных дел согласно статье 6 Расходов чрезвычайного бюджета (…) предоставлены следующие четыре миллиона марок:

Два миллиона на пропаганду в России;

Два миллиона на особые нужды прессы…»

Деньги и материалы для революции попадали в Россию через него или непосредственно отправлялись из Берлина.

Июнь. Телеграмма немецкого посла в Швеции в Берлин с сообщением об оплате более четырех тысяч винтовок, шашек и патронов.

Июль. Телеграмма политотдела Генерального штаба в МИД относительно перевода 73 376 марок через «Дойче Банк» исключительно как компенсация потерь от колебаний курсов для Парвуса. Остаток суммы бюджета на «расходы по напечатанию и транспортировке русских воззваний», а также на хранение «необходимых Гельфанду взрывчатых материалов…»

Затем летом предоставление следующих пяти миллионов марок «на пропагандистские цели в России».

Поездка шведского единомышленника Крузе в Петроград и конспиративная поездка Густава Мёллера, который контрабандно перевозит письма из Швеции в Россию и обратно через финский пограничный город Торнио, обе прошли успешно, при этом сочувствующий в качестве прикрытия перевез большую партию презервативов.

Затем осенью состоялся успешный старт газеты «Глоке», субсидированный Берлином.

Октябрь. Создание акционерного общества на равных долях с Георгом Скларцем, аренда служебного помещения на Остергаде, 58.

Заключение сделок на поставку тонн меди, олова, алюминия, свинца, никеля, каучука; гарантия имперского правительства на необходимое грузовое судно.

Призыв Георга Скларца на военную службу успешно предотвращен, благодаря вмешательству Берлина.

Также в октябре: сообщение военно-морского агента из Румынии в МИД в Берлине об удачном «взрыве Русской юго-западной магистрали».

С политического фронта приходит благоприятная для Германии новость: русский министр иностранных дел Сазонов, как и царь Николай II, связанный союзническими обязательствами, а значит, являющийся противником «позорного» сепаратного мира, подал в отставку. Его сменил прогермански настроенный, немец по происхождению, министр Штюрмер, что было ошибочным внутриполитическим решением.

Ноябрь. Отчет немецкого посла в Стокгольме в Берлин от 21 ноября о договоре с агентом Львовым: в течение месяца организация взрыва железнодорожного моста через Волгу Транссибирской магистрали за гонорар в десять тысяч рублей; через две недели после взрыва – (сообщить об исполнении телеграммой) поставка немецких пистолетов и револьверов с 375 000 патронов.

Когда Львов (в документах германского МИДа транскрибируется как «Льофф») начнет проводить революционную агитацию в индустриальных центрах, особенно в Донецком угольном бассейне, и успешно призывать к забастовкам, он получит следующую партию пистолетов (3500) и патронов (875 000), 2000 винтовок с 500 000 патронов.

Для прекращения работы в угледобывающих областях или для восстаний в одном районе Львов получает следующую партию оружия и полмиллиона марок, если ему удастся сделать это во всей губернии – два миллиона.

Еще в ноябре приходит сообщение о распространении выпущенных Кескюла (но какая теперь разница?) пропагандистских изданий за линией фронта.

Декабрь. Ответное сообщение об удачной контрабанде из Скандинавии в Петроград оружия и денег, в частности, Екатериной Громовой и Перасичем, основное занятие которого – депутат русской Думы.

Одновременно в декабре в Японии в тайном меморандуме зафиксировано, что в случае заключения сепаратного мира с Германией она нападет на Россию с востока.

План, по которому должны быть перекрыты важные пути снабжения для армии на фронте и населения в тылу и в связи с этим созданы стесненные условия, которые надо суметь использовать для агитации и вооруженного восстания, в конце 1915 года полностью вступил в силу. Также успешно проходит агитация против Центра, или против государства в целом, в так называемых окраинных областях, если не сказать везде.

В целом итог достойный. Над некоторыми деталями еще стоит хорошо поработать, что следует из отчетов охранки, отражающих общую картину.

Так, в секретном отчете министра внутренних дел начальнику Тайной полиции от 15 декабря 1915 года написано:

«На основании поручения № 171 142 от 8 июля сего года имею честь доложить Вашему Превосходительству, что, по полученной от агентуры (охраны) информации, Кавказский окружной комитет, объединяющий все кавказские организации, входящие в меньшевистскую фракцию, в настоящее время переживает сильный внутренний кризис, что объясняется существующими сейчас разногласиями во мнениях членов этой организации о войне.

В самом начале войны известный немецкий социал-демократ Парвус – его настоящее имя Гельфанд – хотел развернуть среди грузин, населяющих Кавказ, антирусское движение. Он долго жил в Константинополе и некоторое время принимал активное участие в Российской социал-демократической рабочей партии. Кроме того, он также замешан в деятельности «Союза освобождения Украины». С указанной выше целью он направлял многих эмиссаров из грузин на Кавказ, которые должны были убеждать отдельных социал-демократов в необходимости его замысла, но ни одна грузинская организация в своем большинстве не разделила взглядов и намерений Парвуса.

С сильным сопротивлением Парвус столкнулся в армянском движении, так как они видели решение своих национальных вопросов в поражении Турции. Но даже среди армян мнения по отношению к России принципиально различаются. В то время как одни хотят присоединения к России в форме автономной территории, другие усматривают в этом новую национальную катастрофу и требуют полной независимости.

Большевики-ленинцы на Кавказе, в первую очередь в Баку, где они сильны, хотели призывать к движению «за мир», но в кавказских организациях гораздо сильнее влияние «Кострова», депутата I Государственной Думы и бывшего члена Центрального комитета РСДРП, Жордания, который заявляет о своей принадлежности к социал-патриотическому движению (то есть к движению по защите Отечества).

Этот так называемый Костров-Жордания к началу войны находился в Вене, откуда он поехал в Швейцарию и попытался нелегально вернуться на Кавказ. Под его влиянием усилились социал-патриотические настроения в Грузии и Армении…»

Но если «в окраинных областях» не все происходит сразу так, как хотелось бы, ничего уже нельзя изменить: в конце 1915 года. Парвус может оглянуться на плоды своих усилий, распространившиеся повсюду. И уверенно шагнуть в новый год. Он предвещает, что по стране прокатится волна беспокойств, которые, по мнению Парвуса, должны всколыхнуть затишье перед бурей.

Чтобы и географически оказаться ближе к предстоящим событиям, Парвус к началу 1916 года отправляется в Стокгольм.

3 января – менее чем за три недели до запланированного старта «своей» революции – он отправляет оттуда телеграмму послу Брокдорффу-Рантцау в Копенгаген:

«Все как нельзя лучше. Жду здесь сообщений из Петрограда».