Текст книги "В поисках наслаждения"

Автор книги: Элизабет Эссекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

От едва сдерживаемой ярости контуры его губ побелели.

– Нравится считать себя самой умной среди присутствующих, да? Так вот, советую запомнить, что выглядит это непривлекательно.

Как странно, но она думала о том же. Они были в этом очень похожи, она и Роксхем. Вероятно, поэтому он вызывал у нее неприятие.

Возникшую напряженность разрядил втиснувшийся между ними человек.

– Элизабет. – Ее отец откашлялся. – Тебе пришло сообщение.

– Конечно.

Сделав легкий поклон, Лиззи отступила от Роксхема.

Но Роксхем с места не сдвинулся.

– Что это?

Он указал на официального вида пакет в руке ее отца.

– Срочная депеша, только что пришла из Адмиралтейства для Элизабет. От капитана Марлоу, осмелюсь предположить, – сказал ей отец.

Лиззи лишь рассмеялась и выхватила пакет из руки отца. Как романтично. Срочная депеша! Вполне в духе Джейми.

– Оно адресовано тебе, Элизабет, – уточнил ее отец для Роксхема, поскольку тот все еще нависал над ними. – Почему бы тебе не пройти в мою библиотеку?

– Ерунда. Это какое-нибудь любовное послание или что-нибудь в этом роде, – произнесла она с неподдельной радостью, хотя сказала это нарочно, чтобы позлить Роксхема.

С другой стороны, это должно было показать всем достаточно ясно, что они женились по любви. Хотя Роксхем был единственный, кто в силу невоспитанности сказал об этом вслух, другие тоже наверняка думали, что она скоропалительно выскочила замуж за Джейми, чтобы предупредить скандал.

– Право, не знаю, зачем ему понадобилось утруждать себя и посылать любовное письмо срочным почтовым отправлением.

Все же она переместилась к окну, где было больше света и чтобы охладить пылающие от нетерпения щеки. Его первое письмо. Хотя говорил, что писать не станет.

Ее руки слегка дрожали от возбуждения и счастья, когда она сломала печать и пробежала глазами написанное. Но слова не имели смысла. Письмо было не от Джейми.

«Мадам… Печальная обязанность… С сожалением сообщаем…»

Читая и перечитывая слова в тщетной надежде убедиться, что ошиблась, что неправильно поняла ужасную новость, Лиззи ощутила, как холод пробирает ее до костей.

– Нет! – Слова сорвались с ее губ каплями яда. – Так скоро…

В комнате вокруг стало тихо. Она подняла глаза и увидела, что все смотрят на нее. Ее колени подогнулись, и она вдруг осела на пол.

– Боже, но как же скоро…

Почему дышать вдруг стало так трудно?

– Элизабет, – бросился к ней торопливо отец. – Что такое?

И наклонился, чтобы помочь.

– Я не думала, что он умрет так скоро. Он ведь только уехал.

Ее грудь болезненно сжалась.

– Кто умер? Уж не хочешь ли ты сказать…

– Джейми. Мой Джейми. Его больше нет.

Отец забрал письмо из ее безвольных рук.

– Да. – Для нее внезапно наступила зима, и ничто не могло защитить ее от холода. – Я думала, это займет…

– Что ты думала?

Кажется, это Роксхем спросил. А где ее мать? Она хотела к матери.

– Не могу поверить, что это случилось так скоро.

Острая боль в груди ширилась, пока не превратилась в тугой узел жгучего огня. В глазах защипало. О Господи, она плачет. Но она не должна. Она говорила, что не будет. Сжав зубы, задержала слезы, яростно моргая ресницами.

Но как же больно. Как можно испытывать такую боль, если с тобой на самом деле ничего не происходит? В нее не стреляли. Ее не травили. Но чувствовала она себя так, будто над ней учинили физическую расправу.

Она пыталась размышлять, казалось, что смотрит на гостиную откуда-то из-под воды. И сама Она стала тяжелая и неподвижная, придавленная грузом, как будто кто-то набросил на нее мокрое одеяло.

Тут она увидела лицо подошедшей к ней матери, белое от шока и горя, в складках морщин. Она обняла Лиззи и спрятала от чужих взглядов, а отец начал вежливо выпроваживать людей из комнаты. Наверное, он что-то говорил, но Лиззи не слышала.

Лица гостей перед ней расплывались. Расширенные глаза и лепечущие в ужасе рты, умолкавшие лишь на секунду, чтобы уловить страшное известие. А теперь они уйдут и разнесут повсюду, что Джейми больше нет.

Только Роксхем не торопился уходить, он в силу дурного вкуса или нездорового любопытства хотел взглянуть ей в лицо, сунуть нос в ее боль, в то время как другие гости отводили от нее глаза, создавая видимость уединенности, чтобы она могла дать волю чувствам. Но только не Роксхем.

– Выведите его вон! – выкрикнула она истеричным голосом. – Уберите его с глаз моих.

Слишком он был похож на Джейми.

Джейми…

Он ушел. Навеки. Как и говорил.

Мягкие, заботливые руки обняли ее за локти, приподняли и отвели к креслу. Это была Селия, которая подошла к ней вместе с матушкой, чтобы утешить и присесть рядом. Садясь, они сильно стукнулись коленками, но Лиззи едва это почувствовала – слишком велика была боль в груди и горле.

Селия обняла ее за плечи и что-то тихо говорила.

Но в голове Лиззи звучало лишь эхо ее собственного насмешливо-холодного голоса: «Ты же говорила, что всегда хотела быть вдовой».

Глава 11

В то время как мир вокруг нее рушился, в Лиззи жила одна мысль, одна нужда: она должна вернуться в Гласс-Коттедж. Если бы она могла сейчас вернуться туда, в то место, где была такой счастливой с Джейми, ей стало бы легче.

Ее сердце перестало бы колотиться и вздрагивать, и пронзительная боль, которая каждый раз накатывала, когда она вспоминала о нем, забыв на время, что он умер, ушла.

Джейми. Мысли о нем переполняли ее голову. Она не раз вспоминала, как он выходил из темноты веранды зала ассамблеи. Воссозданный ее безмолвной тоской образ был точной копией человека, каким она его помнила.

Он стал высоким и сильным. Таким привлекательным. Всегда готовым встряхнуть пыльную скуку ее жизни. Господи, помоги ей. Она уже не скучала, она была раздавлена.

Чьи-то руки провели ее по лестнице родительского дома наверх, в темную гостевую комнату. Но там ей стало еще хуже. Почему, удивилась Лиззи, отвлекаясь на посторонние мысли, которые время от времени мелькали в ее голове, не может она нигде найти успокоения?

Лиззи оставили в первой свободной гостевой комнате. Мама пошла поискать горничную, чтобы та посидела с ней, пока сама она будет готовить свой знаменитый успокаивающий отвар. Настойку опия с чаем и апельсинами скорее всего. Но Лиззи не хотела опия. Никакой опий не мог притупить эту боль. Если она станет тихой и спокойной, как все они советовали, боль просто ее поглотит.

Ей даже не пришло в голову переодеть шелковое нарядное платье или сменить красивые туфли на сапоги. Она просто спустилась по безлюдной черной лестнице, вошла в конюшню, оседлала лошадь и помчалась со всей скоростью, на какую была способна кобыла, домой.

Скачка стала чередой четких картин, сменяющих одна другую. Ворота Хайтона. Поворот за угол высокой каменной стены. Длинная тропа, пересекающая гребень холма, и пронзительно-голубое небо над головой. Яркие, нежные цветы, пляшущие на ветру.

Потом ее тропа. Ее дом.

Дом.

Ей хватило присутствия духа, чтобы создать для кобылы минимальный комфорт – расседлать и поставить в чистое стойло с водой. Работа дала возможность отвлечься и передохнуть от боли. Лиззи по вымощенному камнем двору направилась к кухонной двери.

Дом был заперт. Надежно и крепко.

Не предупредив, что приезжает, она надеялась, что миссис Таппер будет в доме, как тогда, когда они приезжали с Джейми в последний раз.

Прогнав мысли о Джейми из головы, Лиззи направилась по дорожке к дому управляющего, как оглушенное животное в поисках убежища, собирая подолом своего нарядного шелкового платья грязь с ухабов. Миссис Таппер наверняка должна находиться там.

Чтобы отвлечься, Лиззи попыталась занять мысли праздными наблюдениями. Ей показалось странным, что господский дом столь неправомерно назвали коттеджем, когда на территории имелось два других строения, больше подходящих под это определение. Коттедж управляющего был столь же очарователен и увит розами, как и господский, только меньше, двухэтажное здание из серого камня.

Лиззи подошла к кухонной двери.

– Миссис Таппер? – позвала она.

Ее туфли гулко застучали по сланцевой плитке пола коридора. Минуя чулан и кладовую, она услышала голоса, оживленные и обычные.

Миссис Таппер сидела за разделочным столом на кухне и пила чай. Это выглядело так по-домашнему, так обыденно. Рядом с ней находился однорукий мужчина с обветренным лицом. Пустой рукав его сюртука был заправлен за полу. Когда она вошла, он поднялся с места.

– Вы, должно быть, мистер Таппер. Он говорил о вас.

– Да, мэм. А вы… вы как? В порядке?

– Нет. Совсем не в порядке. – Она чувствовала на щеках слезы и вкус соли во рту. – Он мертв.

Слова опустошили ее изнутри, не оставив ничего, кроме мучительной боли, которая не уменьшалась.

Они оба теперь стояли, Тапперы, но оставались на месте и смотрели на нее как-то странно. Они не поняли.

– Капитан Марлоу. Мне прислали… извещение.

Она вынула из кармана смятый листок бумаги, истерзанный и истертый оттого, что слишком крепко был зажат в ее кулаке, и протянула им.

Миссис Тапер пристально посмотрела на мистера Таппера.

Все это выглядело так странно. Как могли они вот так стоять?

Миссис Таппер осторожно вышла вперед, держась за спинку стула для устойчивости или храбрости, как обычно делают, приближаясь к отвязавшейся собаке.

– Мэм. Вы пережили удар. Страшный удар.

– Господи, да. Ужасный удар.

Из ее горла вырвался звук, похожий то ли на хохот, то ли на крик. Закрыв лицо рукой, она отвернулась, уставившись на простой каменный пол. На свои туфли. Они были покрыты грязью.

– Все безвозвратно погибло.

– Бедный ягненочек.

Миссис Таппер приняла ее в свои руки, ласково окутав пропахшим лавандой теплом своих объятий. Лиззи обвила миссис Таппер руками, чтобы остановить дрожь, которая, начинаясь в кистях, спускалась вниз, к коленям.

Чудовищная боль в груди продолжала разрастаться, и Лиззи больше не могла ее сдерживать. Горе выплеснулось и горячими жгучими слезами и жалобными рыданиями. Ей было стыдно, что потеряла самообладание, но слишком велико было горе. Слишком ужасно.

И виновата в этом была она сама. Это она обрекла его на погибель. Потому что небрежно согласилась на его предложение. Смеялась и шутила, когда он сказал, что его могут убить. И так и не призналась, что любит его больше всех на этой прекрасной, пустынной планете.

И какими бы ни были условия их соглашения, она никогда его не простит за то, что он так внезапно оставил ее совершенно одну.

Первой мыслью Лиззи, когда она проснулась, было то, что миссис Таппер при всей своей чопорности была такая же лукавая, как и ее мама, и, должно быть, добавила что-то в чай. Второй мыслью было то, что, несмотря на неприятную сухость во рту, утро стояло прекрасное. Она находилась в мансардной комнате, маленькой и уютной.

Вероятно, в домике Тапперов.

И тут ее ударило, как молотом между глаз. Сосущая пустота. Острая, пронзительная боль.

И возобновилась дрожь. Началось все с рук, когда, откинув одеяло, потянулась за одеждой. Она совершенно запутала шнуровку корсета из-за волнения и не смогла его с себя снять. Надела поверх остальную одежду, нимало не заботясь о своем виде. Все это не имело значения. Важно было поскорее встать и начать двигаться, уйти отсюда, пока не подкосились ноги, пока не растеклась в жалкую, бесформенную лужу безмолвных слез.

Держась за перила, она спустилась вниз по лестнице и сразу направилась к двери, не ответив на оклик миссис Таппер. Ей хотелось пройтись, оказаться на воздухе и отвлечься, как отвлеклась вчера, когда прискакала сюда.

Неужели это было только вчера? Казалось, прошла уже вечность. Как будто земля изменилась. А она и вправду изменилась.

Как странно. Менее двух недель назад мысли о Джеймсоне Марлоу совсем не посещали ее голову. Она не видела его десять лет, и за все эти десять лет они ни разу не обменялись ни словом, ни письмом.

А теперь она только о нем и думала. У нее было ровно четыре дня воспоминаний, чтобы заполнить пустоту, которая приходила раньше и которая придет потом. Пустоту, которая началась в тот момент, когда она прочитала проклятое письмо, и будет длиться до конца ее дней.

Она бродила, снова и снова меряя шагами пространство вдоль скалы, по берегу, в поле, в попытке изгнать боль из тела. Изнурить тело, чтобы сознание наконец прекратило настойчиво цепляться за болезненную правду.

– Мэм. – Она повернулась на голос. На дорожке в ореоле света, отбрасываемого фонарем, стоял мистер Таппер. – Миссис Марлоу. Прошу вас, мэм. Уже темнеет. Вы босая, вам лучше пройти в дом.

Она отвернулась, устремив взгляд на берег, где на западе последние лучи солнца заливали горизонт оранжевой краской. День близился к концу, и над ее головой простиралась тюремным заточением безграничная ночь. Она взглянула на свои ноги. Таппер сказал правду: туфель на ней не было. Она не имела права искать утешения в их красоте. Если бы надела их, то навеки потеряла бы тот покой, который однажды обрела, когда их носила. Но ее ноги замерзли.

– Мэм, вы весь день ходили и ничего не ели. Идемте к нам. Миссис Таппер приготовила вам ужин.

– Я… не могу.

Она заслужила холод. Такой же холод, что сковал Джейми, затонувшего где-то на морском дне. Холод навеки.

– Пожалуйста, мадам, ради миссис Таппер. Она так беспокоится.

Лиззи посмотрела на него. Его лицо пересекали морщины напряжения и тревоги. Тембр голоса был у него такой же грубый, как и черты его лица, но держался он с достоинством и уверенностью. Он коротко кивнул и поднес ко лбу пальцы.

Явно морской жест.

– Позвольте спросить, мистер Таппер, вы, случайно, во флоте не служили?

– Да, мэм. Боцманом.

Как она и думала. Джейми привез с собой с флота своего наименее удачливого товарища.

– Сколько же лет вы состояли на службе у его величества?

– Почти тридцать, мэм. Пока не потерял в Тулоне свою клешню.

Как это похоже на Джейми – привезти супружескую чету сюда, в Гласс-Коттедж, когда Таппер стал не нужен флоту. Как заботливо. И как неосмотрительно доверить бывшему боцману, однорукому человеку, управлять имением.

– Это там вы встретили капитана Марлоу?

– Так точно, мэм, в восемьдесят восьмом.

Разговор с кем-то, кто знал и любил Джейми, в какой-то степени облегчил ее состояние.

– Ему, должно быть, было всего восемнадцать. Такой молодой.

– Ну да. Ему только присвоили третьего лейтенанта под командованием капитана Джекмана.

– И как долго вы вместе плавали?

– До Тулона, мадам. В беде и в радости.

За грубовато-добродушными словами Лиззи уловила скрытые чувства. Да, она потеряла Джейми, но и Таппер, который провел с ним гораздо больше времени, который знал его как взрослого мужчину, тоже потерял.

– Да, он был преданный и верный, правда?

Он и ей был верен. Вернулся к ней после стольких лет, чтобы жениться.

– Да, мэм. И он бы не хотел видеть вас вот такой на улице. Прошу вас, мэм.

– Осмелюсь сказать, вам повезло, что вы ушли из флота. Похоже, занятие это смертельно опасное.

– Да, мэм. Но не нужно больше об этом беспокоиться. – Мистер Таппер поддержал ее за локоть. – Давайте провожу вас в дом. Ужинать.

– Да, хорошо.

Не важно, что с ней будет, но она не могла допустить, чтобы миссис Таппер переживала или чтобы мистер Таппер бегал, искал ее в ночи.

Если бы она не ощущала такой слабости во всем теле, может, и поела бы. Но все, о чем она могла думать и что могла чувствовать, была боль.

В другой раз они нашли ее на обзорной площадке утеса, на тропе. Она ушла бродить по окрестностям с первыми признаками рассвета. Мансардная комната в коттедже Тапперов оказалась лишь временным убежищем. Она, похоже, совсем потеряла сон. Слишком трудно было спать, особенно ночью, когда ни о чем другом не могла думать, кроме как о Джейми и звездах в его спальне.

– Мэм?

Это был белокурый мужчина, с которым Джейми разговаривал в тот первый день. Зачем она ему понадобилась? Она слишком устала и измучилась, чтобы придавать значение холодку беспокойства, что пробежал по ее спине, когда увидела его всего в каких-нибудь четырех футах. Она не заметила его приближения. А чувство беспокойства с легкостью могло сойти за и без того испытываемые страдания.

– Что вам нужно?

– Мистер Таппер вас ищет. Мы оба ищем. Кто-то хочет вас видеть. Из прихода Дартмута. Он ждет в большом доме.

Ее свекор. Она еще ни разу не заходила в дом, но принимать посетителя на лужайке не могла. Лиззи устало побрела вдоль скал к дому, вошла в открытую переднюю дверь и пересекла холл. Незваный гость в пустой гостиной шуровал в камине кочергой.

Это был викарий преподобного Марлоу, мистер Кромби. Выглядел он не моложе пятидесяти лет, хотя Лиззи знала, что ему всего около тридцати пяти. Типичный викарий. Со своим красным мокрым носом и бусинками глаз, он невероятно напоминал пугливого черного дрозда, вечно что-то выискивающего. Почему она вдруг стала объектом его интереса, вызвало у Лиззи недоумение.

В гостиной появилось два новых предмета мебели, но, поскольку миссис Таппер накрыла их чехлами, Лиззи осталась стоять в дверном проеме.

– Да, мистер Кромби, чем могу быть полезна?

Ее вид заставил бедного мистера Кромби отпрянуть. Она повернулась к старому зеркалу на стене и отстраненно, как бы со стороны, посмотрела на себя. Она и вправду выглядела как пугало. Нечесаные, взъерошенные ветром волосы. Красные от солнца и соленого воздуха щеки. А одежда была сочетанием случайных вещей вместо элегантного ансамбля.

Почему бы и нет? Она понесла потерю. О чем ее вид красноречиво свидетельствовал.

– Преподобный доктор Марлоу прислал меня с сообщением для Вас, Миссис Марлоу.

– Да?

– Тело прислали для погребения. Прибыло сегодня поутру. В таком красивом дубовом гробу…

Ее взгляд чуть не лишил его языка.

– В красивом?

Она ощутила первое странное и такое знакомое пробуждение гнева. Безудержная ярость больше ее устраивала и была лучше тупой вездесущей боли.

– В гробу?.. – Она с трудом выдавила и это слово. – Кто прислал его? Он умер в море. Так написано в извещении.

– Я не знаю, мэм.

– Откуда прибыл гроб?

– Из Адмиралтейства, мэм. Вероятно. Священник сказал, что ничего не организовывал, поскольку был не в том состоянии. Если не друзья покойного капитана Марлоу, которые сочли своим долгом отдать ему последнюю дань уважения, то наверняка Адмиралтейство.

Лиззи не могла представить, кто был этот благодетель, но Джейми с легкостью сходился с людьми и заводил друзей. О великодушии его натуры наверняка знали его коллеги, что объясняло, почему нашлись люди, готовые совершить для него последний акт благотворительности.

Но теперь нужно было что-то делать.

– Преподобный Марлоу сделал какие-либо приготовления, прислал указания?

– О да. – Викарий неловко порылся в кармане. – Он прислал вам письмо.

По крайней мере оно оставалось запечатанным. Лиззи не могла представить, чтобы старина Кромби не ознакомился с его содержанием. А раз не ознакомился, значит, скорее всего знал, о чем оно.

Лиззи сломала печать и сосредоточила взгляд на угловатом почерке. Свекор спрашивал ее о погребальных предпочтениях. Боже, похороны. Она не думала, что похороны будут настоящими, с телом и гробом, заупокойными мессами и гимнами. Она полагала, что его похоронили в море. Ведь Джейми следовал в Австралию, а не в Плимут. Ей не приходило в голову, что его могут поместить в ящик и отправить обратно, как какой-нибудь потерявшийся багаж. Это казалось обыденным.

Чем-то окончательным и бесповоротным.

– Благодарю, мистер Кромби. Передайте преподобному доктору Марлоу, что зайду к нему завтра.

Она могла бы написать ему записку с теми же словами, просить сделать все те приготовления, которые сочтет нужным, но так у нее появится занятие и необходимость куда-то ехать.

И как жена Джейми, она была обязана это сделать. Была обязана организовать его погребение.

– Нам нужно подготовиться к поездке в город, – сказала она миссис Таппер, которая маячила в гостиной. – У меня нет ничего черного.

Впервые она надела черное платье по поводу смерти бабушки Элизабет четыре года назад, и оно безнадежно устарело. Лиззи представила Джейми в его элегантном синем мундире, который так шел к его смеющимся серым глазам. Он был неотразим. Полон света и радости. Она все же должна заказать его портрет. И чтобы ему не было за нее стыдно, она должна позаботиться о платье. Лиззи поднялась по изгибающейся лестнице наверх и медленно проследовала в свою комнату. Его комнату. С красивым куполообразным потолком и широкой кроватью.

Но в комнате не было призраков. Наполненная утренним солнечным светом, она выглядела безупречно чистой. Лиззи опустилась на солнечное пятно, что лежало на кровати, согревая голубое шелковое одеяло. Они были такие счастливые здесь, в этой комнате, огражденной уютом от жестокой реальности мира на такой короткий срок.

Она рассеянно протянула руку к подушке и разгладила мягкую ткань. Словно нарочно, чтобы подразнить ее, в воздухе разнесся его едва уловимый запах – пряный дух лавровишневой воды, как он говорил. Призраки все же здесь были. Она поднесла подушку к лицу и глубоко вдохнула, погрузившись в то единственное осязаемое, что от него осталось, затем свернулась калачиком на голубом шелке одеяла, теплом в том месте, где на кровать падал солнечный свет. Здесь они лежали вместе с Джейми.

Она, должно быть, все же уснула и проспала какое-то время, потому что, когда миссис Таппер ее разбудила, солнце стояло уже высоко в небе и солнечное пятно переместилось с кровати.

– Мистер Таппер готов отвезти вас в город, мэм.

Миссис Таппер встряхнула ее дорожное платье.

– Но я собиралась ехать верхом, я не люблю закрытые кареты.

– У нас есть только рессорная двуколка. Она достаточно удобная и открытая. И простите меня, Мэм, но я не думаю, что вы в состоянии проехать весь этот путь верхом одна.

– О нет, мы все поедем. То есть я думала… я думала, может, вы тоже пожелаете поехать, учитывая, как долго вы его знали, капитана Марлоу. Это было бы уместно. В Хайтоне достаточно комнат. Там хватит места для всех нас.

– О, я, право же, не знаю, мэм. С вашей стороны это так великодушно.

– Я подумала… Я бы хотела… – И Лиззи сделала нечто такое, что никогда бы не сделала две недели назад. Попросила о помощи. – Я бы очень хотела, чтобы вы поехали со мной. Прошу вас.

И Тапперы исполнили ее просьбу. Они стояли рядом с ней, когда она позвонила в колокольчик на пороге дома приходского священника, серьезные и почтительные в своих черных одеждах. Ей было чуть-чуть легче, когда видела и других в скорби. Потерять мужа, с которым состояла в браке всего несколько дней, – это одно, но потерять ребенка и единственного сына – совсем другое. Скорбь, отпечатавшаяся на безмолвном морщинистом лице миссис Марлоу, была непереносима, но Лиззи боялась, что она отражала ее собственную.

Но самым тяжелым был вид гроба, установленного на табуретах в передней комнате. Господи, храни мистера и миссис Таппер. Без них она, возможно, не выдержала бы, потому что ее дрожащие ноги подгибались. Но она постарается. Она сделает все, чтобы Джейми ею гордился. Она пробежала руками по ящику, ощущая гладкую реальность древесины. Ей хотелось еще раз прикоснуться к нему, ощутить текучую напряженность и жар его тела. Почувствовать, как его губы изгибаются в улыбке, когда припадают к ее губам.

Потеря его была сродни физической боли. И она не знала, как сможет эту боль перенести.

Он все видел. Заставил себя, хотя это было больно, смотреть на слезы отца, когда тот читал на кладбище заупокойную молитву, и слышать сдержанные рыдания матери, когда запряженные лошадью похоронные дроги медленно катились от церкви по кладбищу.

Сжимая зубы, наблюдал, как выполняется с буквальной точностью распоряжение Адмиралтейства о проведении публичной церемонии погребения.

Черт бы его побрал. Этот план, разработанный им самим и одобренный Мидлтоном, казался необходимым злом, но он не подумал, чего он будет стоить его близким. Не подумал ни о чем другом, что непосредственно не касалось выполнения задания. Но теперь видел, чего это стоило его семье. И цена эта воистину была ужасна. Его родители, которые всего несколько дней назад с такой радостью отпраздновали его свадьбу, выглядели теперь неестественно хрупкими, состарившимися от горя.

Только бы они потом его поняли и простили.

Но больше всего его волновала Лиззи. Он ожидал, что она воспримет событие со свойственной ей самоуверенностью и будет наблюдать за всем с беспристрастным любопытством.

Но любопытства в ней он не увидел. Она выглядела совершенно потерянной.

Без шляпки, с распущенными по ветру, позолоченными солнцем волосами, она стояла там одна, в то время как другие скорбящие, в том числе и ее родители, позволили, чтобы их увели с ветра прочь от коричневого холмика земли, выросшего на погосте. Но Лиззи осталась. И стояла в неподвижности, в то время как ветер трепал ее юбки.

Она выглядела тонкой, хрупкой статуэткой, и черный цвет ее одежды лишь оттенял изысканную фарфоровую прозрачность кожи и ярко-рыжий цвет непокрытых, распущенных волос. Но ее лицо оставалось бесстрастным, скованное чудовищным напряжением, как будто она боялась рассыпаться на кусочки, если пошевельнется. Миссис Таппер маячила за ее спиной. Лиззи держалась прямо, как будто у нее спина не гнулась.

Наблюдать за ней ему было нестерпимо больно. Боль тугим обручем перепоясала его грудь. Было невыносимо видеть, как ее снедает горе. Горе, намеренно причиненное им самим. И это потрясало. Он никогда не думал, что все так будет. Считал это невозможным. Ведь Лиззи была неприступной и непробиваемой.

Он не предполагал, что это так глубоко на нее подействует.

Что он, спрашивается, наделал?

Сухая, жгучая боль прожигала ему горло. Но подзорную трубу он не убрал. Использовав Лиззи столь безжалостно, он должен был оказать ей хотя бы это уважение.