Текст книги "Ледяное озеро"

Автор книги: Элизабет Эдмондсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава седьмая

Графство Суссекс

В помещении № 3 на производственной территории «Авиакомпании Гибсона» зазвонил телефон, и его резкий звук вернул к реальности сосредоточенно работавшего Майкла Рексхема. Растерянно моргнув, он поднял голову от стола, где занимался проверкой своих вычислений, и протянул руку.

– Майкл! – услышал он. – Это Фредди. Мы можем поговорить?

– Валяй.

Майкл Рексхем прижал трубку плечом и отметил галочкой что-то на большом листе бумаги. Он сидел на высоком табурете за чертежной доской. Прикрепленная к ней мощная лампа отбрасывала на рабочую поверхность яркий световой круг. За запотевшими окнами бревенчатой постройки в темноте летел невидимый снег. Здесь же, в натопленной комнате, было тепло, даже душно. Всего тут находилось три чертежных доски и столик с пишущей машинкой. Но Майкл был сейчас единственным обитателем: остальные давно ушли домой, и пишущую машинку закрыли чехлом ровно в пять тридцать.

– Замечаешь, какая погода? Или так поглощен своими треклятыми аэропланами, что снег остался вне твоего внимания?

Майкл перевел взгляд на ближайшее окно.

– Теперь, когда ты сказал об этом, вижу, что у нас идет снег.

– Он идет практически повсюду. Особенно на севере. Что ты делаешь на Рождество? Есть какая-нибудь возможность вырваться на несколько дней?

– В данный момент трудно, Фредди. Сейчас тут некоторая запарка.

– Ты всегда так говоришь. А теперь слушай. Я чувствую чертовскую потребность малость покататься на коньках. Знаю, что не сумею соблазнить тебя отправиться в Швейцарию, но как насчет того, чтобы съездить в Озерный округ? Ты, наверное, читал, что крупные озера сейчас замерзают. Мы могли бы остановиться на постоялом дворе – я навел справки по телефону, и оказалось, что есть две комнаты за умеренную плату в отеле «Фазан», в Уэстморленде; прежний заказ отменили. Семья забронировала номер, но отец семейства свалился с корью, представляешь, бедняга! Жаль, что они лишились такого удовольствия. Один коллега в больнице говорит, что там хорошо обслуживают и вкусная еда. Хозяин отеля, мистер Диксон, придерживает для меня эти номера до завтрашнего утра. Скажи, что поедешь. Мы могли бы как следует погулять и покататься, прекрасный шанс размять мышцы и глотнуть свежего воздуха. Мало будет от тебя проку, если безвылазно просидишь в своей конторе все благословенное время, что дарует Бог.

Майкл засмеялся.

– Должен признаться, я действительно устал. Но не уверен, что удастся вырваться. – Он замялся. – Ты же знаешь, какова обстановка… Слушай, дай мне время подумать. Я свяжусь с тобой скоро и сообщу: да или нет.

– Хорошо. Жду звонка.

– Пока, Фредди.

Майкл положил трубку и отодвинул телефон. Выпрямился на табуретке, размышляя. Уэстморленд… Он прикрыл глаза и увидел перед собой холмы, замерзшее озеро, скалистый ландшафт, памятный по детским каникулам. Сколько же лет он там не был! Шестнадцать, подсказал его любящий точность ум. Последний раз он был там двенадцатилетним.

Молодой конструктор вновь склонился над чертежной доской, с логарифмической линейкой в руках, бормоча под нос цифры. Распахнулась дверь, и сильный порыв холодного ветра ударил ему в затылок.

– Закройте дверь! – крикнул он и, обернувшись, увидел на пороге высокого бородатого мужчину; плечи его куртки были засыпаны снегом.

Глава компании Джайлз Гибсон потопал ногами, оставив вокруг башмаков лужу из тающего снега.

– Извините, сэр. Не понял, что это вы, – пробормотал Майкл.

– Уже поздно. Пора идти домой.

– Я хотел закончить с этими показателями.

– Для «Пегаса»?

– Совершенно верно.

– Еще много осталось?

Майкл выпрямился и провел ладонью по волосам.

– Часок, и будет готово.

– Заканчивайте, а затем подходите ко мне в кабинет, хорошо?

– Да, – откликнулся Майкл, мыслями уже вновь погруженный в работу.

– Час, не более. Сегодня я иду на званый обед. Мне нельзя опаздывать, а то Марджори будет недовольна.

– Скоро буду.

Кабинет Джайлза Гибсона располагался в другом бревенчатом помещении, на противоположном конце взлетно-посадочной площадки полевого аэродрома. Майкл почувствовал, как от холода у него перехватило дыхание, и пустился рысцой через продуваемое ветром пространство. Снег бил в лицо, заставляя жмуриться, мохнатые снежинки оседали на ресницах. Он одним махом преодолел три ступеньки, ведущие в помещение Гибсона, и постучал.

– Настоящая метель, – произнес он отряхиваясь.

Гибсон, уже в пальто, сидел за письменным столом, засовывая какие-то бумаги в выдвижной ящик стола, потом запер его и убрал ключ в карман.

– Идемте, я подброшу вас до вашего жилья, вам нельзя ехать на велосипеде в такую погоду.

– Не такая уж она и страшная! – запротестовал молодой человек. – Впрочем, буду рад, если вы меня подвезете.

– Побеседуем по дороге.

Гибсон выключил свет над письменным столом и последовал за Майклом к двери. Запер ее и толкнул, проверяя, хорошо ли держится. Пригнув головы, мужчины поспешили к главному зданию, к изрытой выбоинами площадке, где Гибсон парковал машину.

– Залезайте, – сказал Гибсон, обходя автомобиль и забираясь на водительское сиденье. – Будем надеяться, что он заведется.

Мотор издал несколько сдавленных звуков, зарычал и закашлял, а потом и вовсе заглох.

– Я сделаю, – произнес Майкл, беря из рук Гибсона заводную рукоятку.

– Осторожно, у нее дьявольский норов! – крикнул тот, когда молодой человек направился к передней части машины.

– Насчет норова – это вы правы, – промолвил через несколько секунд Майкл, садясь обратно в машину и потирая ушибленное плечо.

Он с силой потянул на себя дверцу. Хлюпая, они двинулись по изрезанной бороздами узкой дороге, Гибсон пристально всматривался сквозь ветровое стекло, на котором «дворники» вели неравный бой со снегом.

– Сегодня звонил один мой приятель, – проговорил Майкл. – Хочет, чтобы я отправился с ним в Уэстморленд на несколько дней. Озера полностью замерзнут, и можно будет покататься. Он очень увлечен зимними видами спорта.

– Превосходно, – одобрил Гибсон. – Как раз то, что надо. Свежий воздух и немного движения пойдут вам на пользу.

– Я сказал ему, что не сумею вырваться.

– Вот как?

– Если высадите меня тут, на подъезде, я дальше сам дойду. Тогда вы сможете отсюда повернуть направо и вернуться на главную дорогу.

Гибсон подрулил к обочине.

– Позвоните своему другу или пошлите телеграмму. Сообщите, что составите ему компанию. – Он протестующе поднял затянутую в перчатку руку, когда Майкл открыл рот, чтобы возразить. – Нет, это приказ. Закончите с «Пегасом», а потом я не хочу вас видеть до января.

Майкл вышел из машины, поблагодарил Гибсона зато, что подвез, и захрустел по чистому, девственному снегу к маленькому дому с террасой, где квартировал. В прихожей горел свет, но остальная часть дома была погружена во тьму. Квартирная хозяйка оставила ему записку: «Ужин в плите, чтобы не остыл, ушла к миссис Найт, она нервничает по поводу снега».

Миссис Найт нервничала по любому поводу. Сейчас она несомненно полагала, что какой-нибудь праздношатающийся снежный человек, нацеленный на грабеж и бесчинства, вдруг неожиданно постучит в ее дверь. Майкл скомкал записку и выбросил в огонь, тлеющий в кухонном камине. Он подбросил в камин угля и вытащил из плиты тарелку с едой. Застывший ломоть мяса и комковатое картофельное пюре. Кажется, Фредди утверждал, что в «Фазане» хорошо кормят?

Майкл съел свой ужин, а потом сидел за чашкой чая, глядя на играющее пламя. Да, он действительно устал, следует признать. После месяцев многочасовой работы без отдыха и перерывов устали даже кости. Влияла ли его усталость на качество работы? Что ж, пожалуй, даже простейшие вычисления давались сейчас с напряжением и занимали больше времени, чем раньше. Очевидно, Гибсон прав: нужно съездить отдохнуть.

Майкл закрыл глаза, мысленно уносясь на заснеженный север. Шестнадцать лет миновало с тех пор, как он был там в последний раз; шестнадцать лет с той поры, как чуть не умер от воспаления легких. Майкла тогда нашли скитающимся в лесу, он схватил жестокую простуду – так сказали ему, когда опасность миновала и он, очнувшись после горячки, обнаружил, что все события зимних праздников стерлись из памяти.

Майкл уронил подбородок на грудь, на колени ему вспрыгнула полосатая хозяйская кошка, впившись всеми когтями. Он слабо дернулся и погрузился в сон.

Здесь и обнаружила его вернувшаяся через пару часов хозяйка.

– Только погляди на него: спит как младенец, – сказала она, обращаясь к кошке. – Я приготовлю ему добрую чашечку какао, а затем разбужу, чтобы он перебрался в постель.

Она посмотрела на лицо своего квартиранта, интересное даже во сне; ей нравились правильные, настоящие мужчины, а этот вдобавок напоминал, каково это – быть молодым. Жаль только, что он проводит много времени на своей драгоценной работе; где уж тут ему познакомиться с хорошей девушкой, когда он весь в трудах?

Она перелила густое, тягучее варево в чашку и осторожно потрясла жильца за плечо.

– Проснитесь, мистер Рексхем, пора в кровать, а я приготовила вам чашечку какао.

Он моргнул и потряс головой.

– Я, кажется, уснул. Боже правый, столько времени? О, спасибо, вы очень добры. – Майкл с сомнением покосился на чашку: он терпеть не мог какао. – Я возьму это с собой наверх.

Он отнес напиток в ванную комнату и выплеснул в раковину.

Глава восьмая

Йорк [21]21
  Старинный город в Северном Йоркшире; знаменит, в частности, огромным кафедральным собором.


[Закрыть]

Где же Утрата?

В широком нефе Йоркского кафедрального собора находилось много девочек – ряды и ряды серых фланелевых пальто, целое море серых шляп, с пурпурной каймой каждая. Разумеется, барышни не были абсолютно одинаковы, они были разного роста и размеров, но в этом возрасте так быстро растут – его сестра за это время могла стать гораздо выше.

Вытягивая шею в попытках окинуть взглядом собравшуюся паству, Эдвин сбился со слов рождественского песнопения, чем заслужил презрительную усмешку от высокой женщины, сидевшей на скамье рядом с ним в простой, приличествующей случаю фетровой шляпе. Господи, те же рождественские гимны, что он сам пел когда-то в школе, тысячу лет назад; неужели ничего не изменилось? Гимн закончился, невидимый хор исполнил еще какие-то малопонятные песнопения на средневековом английском, затем женщина с жесткими седыми волосами и строго сжатым ртом, в кембриджской магистерской мантии, взошла на кафедру и начала читать историю Благовещения.

Служба завершалась, жизнерадостного вида епископ в розово-золотом облачении поднял посох, благословляя, органист громко заиграл вступительные аккорды гимна «Придите все люди», и величественная процессия, состоящая из высшего и младшего духовенства, школьной директрисы и церковного хора, потянулась к центральному проходу.

Среди хористок была и Утрата в белом стихаре, коротковатом, с темно-каштановыми волосами, гладко зачесанными и заплетенными в пару широко раскинувшихся косичек, с бледным и непроницаемым лицом, сохранявшим отрешенное выражение после возвышенного завершающего распева.

Повернув голову, Эдвин наблюдал за удаляющимся после службы хором. Удастся ли ему быстро выбраться отсюда? Он засунул программку службы в сетку на спинке переднего сиденья, между сборником церковных гимнов и молитвенником, и начал боком протискиваться мимо своих более набожных соседей, стоявших на коленях либо сидевших с молитвенно преклоненными головами.

Отцы семейств в темных пальто осуждающе взирали на него, не одобряя его неуместный наряд: коричневую твидовую куртку и брюки из рубчатого плиса. Их жены поджимали губы и возмущенно бормотали себе под нос что-то по поводу его невежливых стараний смыться. Но вот он уже достиг прохода и получил возможность устремиться в главную часть собора прежде, чем его затопит волна школьниц, изливающаяся туда же.

Начищенные до блеска коричневые ботинки всех размеров понеслись по его ногам, натренированные хоккеем мускулы оттесняли его с дороги, крепкие локти пихали в бока. Каким наслаждением было достичь безопасного местечка перед алтарной преградой и забиться в щель возле громадной вазы с декоративной праздничной зеленью. Эдвин не спускал глаз с хора, который постепенно утягивался в дальний конец северного нефа; без сомнения, рано или поздно все хористки пройдут этим путем.

Так и случилось. Они двигались мимо него, похожие на шахматные фигуры, в пурпурных сутанах и белых стихарях, ниспадавших с плеч и рук.

– О Эдвин! Здорово! Я так рада тебя видеть. Не знала, приедет ли кто за мной. – Утрата указала на свои мантию и стихарь. – Мне нужно убрать вот это в корзину и взять пальто и шляпу. Ты подождешь здесь?

– С места не двинусь, – сказал он. – Никогда не видел столько девчонок сразу, они вселяют ужас.

Она улыбнулась ему и ускакала.

Стараниями одетых в накидки учительниц, которые бегали туда-сюда точно овчарки вокруг стада, выстраивая девочек парами в одну линию и сгоняя отбившихся, в другом приделе церкви образовывался некий гигантский серый крокодил.

– Поторапливайтесь, девочки, нам надо успеть на поезд. Фиона, поправь шляпу. Матильда, где твои перчатки? Дирдре, сколько раз мне повторять, чтобы ты не стояла на одной ноге?

– У меня от чулок ноги чешутся, – оправдывалась несчастная Дирдре, которая перед этим яростно терла голень носком своего строгого, без излишеств, коричневого ботинка.

– Дирдре! Упоминать публично нижнее белье! О чем ты вообще думаешь?

В холодном воздухе Эдвин видел собственное дыхание; вначале показалось не так холодно, но стужа проникала сквозь древние камни, и его ступни начали коченеть, нос покраснел. У стоявших вокруг него девочек и их родителей почти у всех рдели носы и щеки.

Как бы ни были теплы пальто и шубы, ничто не могло защитить от арктической стужи Йоркского кафедрального собора в декабре. Погода стояла необычайно студеная даже для севера Англии, но Эдвин не мог припомнить случая, когда бы не замерз в этом соборе.

«Холодный, как казенная благотворительность». Именно эти иронические слова пришли ему на ум, когда он смотрел в дальний конец непомерно длинного нефа, туда, где стояли открытыми западные двери и прихожане вытекали наружу, на тусклый свет зимнего дня. Вскоре к нему присоединилась Утрата.

– Я рада, что ты приехал меня забрать. Эта ужасная поездка на поезде… Пять часов в душном купе и сидение на ледяных платформах, к тому же терпеть не могу без конца пересаживаться с поезда на поезд.

Еще один серо-стальной взвод учителей – серых даже не в смысле цвета одежды, а в смысле седины и выражения лиц – устремился к ним.

– Утрата Ричардсон!

Девочка поспешно высвободила руку, просунутую под локоть Эдвина.

– Это мой брат Эдвин, мисс Хартнесс.

Острые недоверчивые глаза внимательно обследовали молодого человека с ног до головы.

– На вид он слишком стар, чтобы быть твоим братом.

Эдвина это позабавило.

– Думал, моя бабушка дала вам знать, что я приеду.

– Полагаю, директриса получила телеграмму от леди Ричардсон с таким уведомлением. Обычно мы не отпускаем наших воспитанниц с братьями. Вы, девочки-сироты, создаете трудности для школы.

Эдвин повернулся к Утрате:

– У тебя есть какой-нибудь багаж?

Учительница ответила за нее:

– Чемоданы и сундучки девочек отправили по железной дороге два дня назад. У Утраты сумка с ночными принадлежностями.

На лице мисс Хартнесс все еще было написано подозрение. Неужели она считает его плутом и повесой, собирающимся похитить девочку? Он, конечно, любит сестру, но этой женщине следовало бы сообразить, что будь у него подобное намерение, то вместо нескладной Утраты Эдвин умыкнул бы девочку поярче.

Женщина продолжала говорить:

– Что ж, по правде сказать, полагаю…

Молодой человек был избавлен от ее нелестных соображений, ибо в этот момент из толпы выпорхнула и ринулась к нему похожая на яркую птицу элегантная фигура в алом пальто и модной шляпке, кокетливо сидящей на гладких блестящих волосах.

– Эдвин, дорогой, ты здесь, чтобы забрать Утрату? А это моя Грейс, пока еще малышка, первый семестр в женской школе; верно, дорогуша?

Крохотная девочка с белокурыми волосами, заплетенными в две тугие косички, посмотрела на мать снизу вверх и промолвила:

– Мама, не называй меня малышкой.

Эдвин приветственно поцеловал женщину, обменялся рукопожатием с серьезной девчушкой, которая одарила его тихим, невозмутимым взглядом, а затем отодвинулась и стала болтать с подругой.

– Здравствуй, Люси, – сказал он нарядной даме. – Ролло здесь, с тобой?

– Пошел посмотреть, куда исчез Уоткинс; всегда бывает такое столпотворение после праздничной службы в конце семестра. – Она приподнялась на цыпочки, чтобы тоже чмокнуть его в щеку. – Приятно видеть тебя, дорогой; говорят, озеро может полностью замерзнуть. Если так – обязательно приедем после Нового года, ничто нас не удержит. Передай мой привет Каролин и Генри, хорошо? До свидания, Утрата, желаю тебе чудесного Рождества! Конечно, иначе и быть не может, Рождество в «Уинкрэге» – просто рай.

Выражение лица мисс Хартнесс несколько смягчилось, хотя рот по-прежнему был крепко сжат.

– Я вижу, вы знакомы с миссис Ламберт.

Эдвин сделал вывод, что учительница была рада удостоверить его личность (как подлинного родственника, а не самозванца под личиной брата), однако не одобряла элегантную Люси Ламберт.

– Это наша кузина.

– Хорошо, Утрата, – произнесла мисс Хартнесс. – Можешь ехать.

– С Рождеством, мисс Хартнесс!

Он повлек за собой сестру, которая выкрикивала слова прощания и рождественские поздравления подругам и учителям.

– Поторопись, старушка. Нам предстоит долгий путь в Уэстморленд.

– Правда, что озеро замерзло?

– Еще нет, но Риггз говорит, мороз продержится. А если так, то непременно замерзнет – с севера на юг и с запада на восток.

– Замерзнет полностью? Я жду каждый год, но этого никогда не происходит. И мне можно будет проехать на коньках до самого острова?

– Конечно, можно, и с одного конца до другого – если оно замерзнет так же прочно, как в прошлый раз.

– А когда это было?

– В последнюю зиму перед твоим рождением. – Эдвин снова взял ее под руку. – Изрядный срок, и вот ты уже юная леди.

– Всего лишь школьница. Далеко не леди, к сожалению.

– Ну почему же?

Они достигли западных дверей и вышли на морозный воздух. В воздухе витал запах сжигаемого угля, над каждым домом на Стоунгейт и Питергейт вился столб дыма, поднимающийся в безоблачное небо.

– Для школьницы такая внешность вполне нормальна. Для юной леди – нет.

За ее ровным тоном брат уловил нотку отчаяния.

– По мне, ты очень симпатично выглядишь, старушка.

– Да, ты мой брат и привык ко мне. Но любой другой просто подумает: нескладный переросток.

– Кто другой?

– Кто угодно! – бросила Утрата и сменила тему: – Где ты припарковал машину?

– На площади Святой Елены. Недалеко. А где твой сундучок с ночными принадлежностями?

– Наши чемоданы все выстроены в линию на тротуаре, рядом с автобусной остановкой, вон там. Где мы будем обедать?

– Остановимся по дороге в «Лисе и гончих». Там неплохо готовят, а ты, надеюсь, голодна.

Они двинулись в северном направлении и через Боробридж выехали на Большую северную дорогу. В салоне автомобиля было холодно, усилившийся восточный ветер гнал по небу пухлые белые облака.

– Уже много снега нападало. – Утрата радовалась теплому пледу, которым накрыл ее Эдвин. Она подышала на пальцы, чтобы согреть их. – А дорога чистая?

– Вчера была чистая – в последние два-три дня не было серьезного снегопада.

– Ты по пути сюда что-нибудь фотографировал?

– Немного. Сегодня в середине дня, перед сумерками, свет был довольно необычный. Очень ясный и четкий, хорошие контрасты.

Потом они сидели за столом перед гудящим камином на постоялом дворе и от души заправлялись ветчиной и пирогом с луком. Они были единственными посетителями, если не считать пары местных пастухов, и у хозяина заведения, дородного, с кустистыми бровями, было время поболтать.

– Ветер крепчает – похоже, будет метель. Лучше не засиживаться, если вам далеко ехать.

– В Уэстморленд, – сказала Утрата, выскребывая последнюю ложку сладкого крема от пудинга.

Эдвин встал из-за стола и посторонился, пропуская Утрату. Он расплатился по счету, они с сестрой попрощались с хозяином и посетителями и вышли на улицу. В лицо им ударил шквал ветра, дувшего с северо-востока. В воздухе кружились снежные хлопья. Эдвин распахнул для Утраты дверцу автомобиля, отер залепленные снегом ветровое стекло и зеркальце заднего вида, потом сел и не без труда уговорил машину вернуться к жизни.

Через несколько миль небо просветлело и снегопад прекратился, оставив после себя дорожки гладкой, нетронутой белизны меж валунов и острых камней. Там, где слой был потоньше, закаленные овцы северных вересковых пустошей с руном, отяжелевшим от комков и ледышек, выдергивали из-под снега пучки травы, проворно сжевывая их. Они с интересом глазели на автомобиль, проезжающий мимо по узкой извилистой дороге. Попадались на ней и иные транспортные средства. Путники обогнали деревенскую повозку: большой тяжеловоз осторожно переставлял копыта по неровной поверхности, его спину возница заботливо укутал от снега старым одеялом. Сам он сидел, укрывшись под обтрепанной фетровой шляпой, ссутулившись от холода, сжимая поводья рукой в рукавице. Он неспешно отсалютовал им и посторонился к обочине, давая автомобилю проехать. Навстречу промчался почтовый фургон, бодрым гудком своего рожка возвещая о присутствии и других людей в этой пустынной местности. К тому времени как они достигли Седберга, Утрата одеревенела от холода и обрадовалась, когда брат предложил сделать остановку.

– А если немного размять ноги?

– Ты имел в виду немного поснимать? – понимающе уточнила она.

Девочка кое-как выбралась из машины и стояла рядом с ней, притопывая ногами, а Эдвин дышал на застывшие пальцы.

– Только вот эту улицу, в сумерках, когда в окнах загораются огни.

– Потребуется длительная экспозиция, – сказала Утрата, которая любила помогать брату в работе. – У тебя есть штатив в машине?

– На заднем сиденье.

Он принялся устанавливать аппаратуру, местные жители сновали мимо по своим делам, не обращая внимания на эти манипуляции. Правда, один или два замедлили ход, чтобы поприветствовать Эдвина, а целеустремленно шагающий викарий даже остановился перекинуться с ним парой слов.

– Дальше вам понадобятся цепи на колеса, – заметил он.

Утрата не стала спрашивать, есть ли у Эдвина цепи. Рожденная и взращенная на севере, она принимала холодные зимы и заносы на дорогах как должное: всякий водитель, отважившийся в эту пору пуститься в путь без комплекта цепей, предусмотрительно засунутых в багажник, рисковал угодить в беду. Эдвин всегда возил с собой лопату, а также мощный фонарь и пару резиновых сапог под водительским сиденьем.

Они снова тронулись в путь. Утрата, выгибая шею, старалась из окна машины разглядеть небо. Сейчас оно прояснилось, и на нем появились первые звезды. Мощные фары автомобиля отбрасывали вперед, на замерзшую поверхность дороги, длинные лучи света. Когда дорога опять пошла в гору и слой снега стал толще, путники остановились, чтобы надеть цепи на колеса. Отсюда и далее продвижение происходило со скоростью улитки – дорога была покрыта коварной наледью, лишь кое-где прикрытой заплатами нанесенного снега.

– Бабушка будет злиться, – произнесла Утрата, вглядываясь в циферблат часов. – Мы приедем к восьми.

– Поздно закончившаяся служба, заносы на дорогах… – отозвался Эдвин.

– И никаких остановок там и сям, чтобы пощелкать фотокамерой. Ладно, не бойся, я ничего не скажу. В любом случае виноватой все равно окажусь я, так всегда случается. А не могли мы по пути проколоть шину?

– Так оно и было, по дороге в Йорк.

– Ну вот видишь.

– И пусть даже обед на подходе, я не собираюсь ничего делать, пока не приму горячую ванну.

– Тебе придется поспешить, – предостерегла сестра; сейчас они как раз сворачивали в большие ворота, на аллею, тянущуюся к фасаду дома.

Утрата не могла бы ответить, в какое именно время суток она любила подъезжать к дому больше всего. Не ночью ли, как сейчас, когда из темноты возникал мрачноватый и слегка призрачный остов здания со странными зубцами и башнями на фоне звездного неба. Светились лишь немногие из его обрамленных камнем окон – большая их часть темнела, занавешенная тяжелыми шторами, не пускающими наружу свет, а внутрь – холод. Приезд в дневное время имел свое очарование, хотя иного рода: открывая взору целый строй арок, декоративных деталей и резных украшений, окаймляющих двери и окна. Дед сэра Генри построил дом по собственному архитектурному проекту – после продолжительной поездки на континент, где его в равной степени впечатлили итальянские палаццо и баварские замки.

Парадная дверь отворилась, изливая свет на широкие каменные ступени, и на крыльце, светясь искренней радостью, появился величавый Роукби.

– Добро пожаловать домой, мисс Утрата!

Девочка приветствовала дворецкого.

– Я отведу машину в гараж, – сказал Эдвин. – Вели кому-нибудь заняться чемоданами и прочим, хорошо, Роукби?

Дворецкий поклонился и препроводил Утрату в холл. В одном конце помещения в гигантском камине пылал огонь, а горевшие по стенам огромные светильники девятнадцатого века, в виде средневековых факелов, отбрасывали свет на верхнюю часть стен, где крохотными декоративными колокольчиками поблескивали головы оленей с ветвистыми рогами.

– Тетя Труди хорошо поработала, – отметила Утрата озираясь. – Немного оживила жуткие старые головы, не правда ли?

– Мисс Труди сумела добиться истинно праздничного духа, – промолвил Роукби, умалчивая о том, какой кавардак произвела эта эксцентричная леди, охваченная рождественским порывом.

Огромные еловые ветви и колючие связки остролиста были принесены в так называемую цветочную комнату – обширное, выложенное каменными плитами помещение рядом с кухней, где кормили собак и на длинном истертом деревянном столе производилась работа, связанная с большим количеством мусора. В работу были впряжены садовник и два его помощника; одну из горничных с ловкими пальцами отозвали от уборки для изготовления бумажных цветов; шофера Эккерсли на большой машине послали в ближайший Вулворт для закупки всех видов праздничных атрибутов, какие только могли порадовать глаз; и даже ему, Роукби, как обладателю необычайно высокого роста пришлось полазить по приставным лестницам, закрепляя гирлянды и ленты в недоступных местах.

– Все пошли переодеваться к обеду, – сообщил он Утрате. – Ваш чемодан с вещами еще не прибыл – погода, осмелюсь сказать, причинила неудобство.

– О, найду что-нибудь. Побегу, пожалуй, не хочу, чтобы бабушка злилась на меня в первый же вечер.

– Разумеется! – с чувством произнес Роукби. – Мисс Аликс наверху, она приехала незадолго до вас и прошла прямо наверх.

Лицо девчонки просияло.

– Она здесь?! – И Утрата понеслась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.