Текст книги "Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира"
Автор книги: Элизабет Бартон
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
* * *
Впервые за всю свою историю Англия встала на ноги – она находилась пока в безопасности под защитой флота, обладала стабильной валютой и была свободна от страха перед иноземным завоеванием. И именно тогда впервые достаточно ясно проявилось то своеобразное явление, которое можно было назвать только «английскостью». «Английскость» в ее самом широком и наиболее общем смысле складывалась из ревностного патриотизма, крайнего индивидуализма и благородной, а порой и надменной сдержанности. Эти качества, от которых современная Англия болезненно пытается избавиться, взрастили ее величие, стали ее изюминкой и добавили яркости, но при этом, что естественно, не добавили популярности за рубежом. Правители других государств не доверяли, завидовали, боялись и ненавидели Елизавету. Однако англичане, совершенно свободные от зависти, были польщены внушаемым ими страхом, нисколько не боялись чужой ненависти и страстно ненавидели в ответ, а также считали иностранцев еще менее заслуживающими доверия, чем те их.
По словам Пауля Хенцнера[12]12
Пауль Хенцнер – учитель из Бранденбурга, путешествовал по Англии в конце XVI века и оставил записки: «Paul Hentzner's Travels in England, During the Reign of Queen Elizabeth», transl. Richard Bentley (1797).
[Закрыть], посетившего в те дни Англию, англичане были «хорошими моряками и еще лучшими пиратами, коварными, вероломными и вороватыми. Они хорошие бойцы, искусно справляются с противником, не выносят рабства, чрезвычайно любят громкие звуки, ружейную канонаду, барабанный бой и колокольный звон... Если им встречается хорошо сложенный или привлекательный иностранец, они говорят: "Жаль, что он не англичанин"»(6). Эта довольно неприятная характеристика англичан того времени показывает, что они были слишком деятельны и активны, чтобы забивать себе голову тем, что о них думают другие.
А еще они были крайне занятыми людьми. Благодаря своей энергии и энтузиазму им удалось стать – и это было совершеннейшей правдой – первоклассными моряками, пиратами, флибустьерами и авантюристами. Им удалось заложить основы современной капиталистической экономики. В то время на торговлю не смотрели свысока, как в XVIII веке, тогда ее считали опасным и увлекательным приключением, стоящим и даже романтичным. Можно сказать, что торговля была своего рода триединой богиней войны, путешествий и богатства.
Никогда прежде английские корабли не бывали в водах Каспия, а ее представители – при дворах персидского шаха и турецкого султана. Английские консулы и доверенные лица появились в Триполи, Алеппо, Вавилоне, Басре и Гоа. Корабли англичан – среди которых было несколько быстроходных судов, совсем недавно сконструированных Хоукинсом[13]13
Хоукинс Джон (1532—1595) – английский мореплаватель и военачальник. В начале своей карьеры поставлял африканских рабов в испанские колонии Нового Света. В период англо-испанского морского противостояния стал одним из видных деятелей флота, занимал посты казначея и контролера флота. Хоукинс был инициатором реформирования английских военно-морских сил, ему принадлежал проект нового типа быстроходного и маневренного военного корабля.
[Закрыть], – становились на якорь в устье Ла-Платы и пересекали труднопреодолимые воды Магелланова пролива, чтобы обследовать берега Чили, Перу и «все закоулки Новой Испании»(7), вызывая гнев и удивление испанцев. Поначалу те просто не могли понять, как английские корабли смогли оказаться у берегов Южной Америки.
Но для англичан мир был, в конце концов, просто круглым. А значит, его можно было обогнуть. Запад и Восток соединялись не только в воображении, но и на деле, а значит, их нужно было исследовать и использовать: как Россию, так и обе Америки, Китай и Левант, а также холодные берега Ньюфаундленда. Риск был огромным, но это того стоило.
В 1553 году Ричард Ченселлор, пытаясь найти северовосточный проход, по ошибке вместо Индии открыл англичанам Россию и был хорошо принят Иваном, в то время еще совсем не «грозным». Так появилась «Московская компания», по примеру которой создавались другие великие торговые компании. Как ни странно, в начале отношения с Россией складывались настолько хорошо, что Иван IV даже захотел жениться на Елизавете. Но та отвергла это любезное предложение – что было так же мудро, как и остальные ее решения, поскольку все семь жен Ивана IV умерли при загадочных обстоятельствах. Отношения между двумя странами оставались достаточно дружественными, несмотря на то, что Иван, раздраженный отказом, написал королеве письмо, в котором осуждал ее незамужнее состояние.
Отношения Англии и Испании складывались менее удачно. Англичане нападали на испанские корабли и грабили их в открытом море, как правило, Карибском, или к югу от экватора, хотя Филипп II был на стороне Елизаветы во время ее вступления на трон и продолжал поддерживать ее в течение многих лет. Однако на испанских кораблях было чем поживиться. В 1585 году торговец из Ульма отправил домой сенсационное сообщение о том, что только что были получены новости об испанском корабле, захваченном Дрейком[14]14
Дрейк Френсис (1540?—1596) – мореплаватель, совершивший кругосветное плавание, знаменитый пират и адмирал английского флота.
[Закрыть]: награбленное добро составило два миллиона нечеканного золота и серебра в слитках, пятьдесят тысяч крон в реалах, семь тысяч шкур, четыре ящика с жемчугом – по два бушеля[15]15
Бушель – мера объема жидкостей и сыпучих веществ, равная в Англии 36,4 л.
[Закрыть] каждый – и несколько мешков с кошенилью(8). Вся добыча оценивалась в 25 баррелей золота, и утверждалось, что это была дань, выплаченная Перу за полтора года. Отчет был преувеличен, но ненамного. Елизавета не грабила своих людей, и ее подданные по праву гордились самыми низкими в мире налогами. Она считала более выгодным позволять им грабить врагов, что в итоге оказалось верным, поскольку полученная от захваченного добра доля пополняла ее скудный доход.
«Дрейк! – воскликнула она, когда Уолсингем убеждал ее тайно войти в долю кругосветной экспедиции Дрейка – пиратский набег, не имевший аналогов в истории. – Дрейк! Так я буду отомщена за все оскорбления, нанесенные королем Испании». Она нашла для этой работы подходящего человека, а он – идеальную госпожу.
На земле люди были заняты не меньше, чем на море. В английском обществе появилось новое дворянство, которому было суждено заменить старое и составить сильный средний класс. Тюдоры сами были скорее выскочками и побаивались старой аристократии. Все выдающиеся служители Тюдоров – даже Уолси[16]16
Уолси Томас (1475?—1530) – кардинал, лорд-канцлер Англии, всесильный министр Генриха VIII.
[Закрыть], сын ипсвичского мясника, – были скромного происхождения. У. Сесил происходил из семьи фермеров (его враги поговаривали, что его отец был хозяином таверны). Таким образом, классовые различия перестали быть строгими и даже наследственными. Теперь можно было свободно перемещаться внутри класса и даже перейти из одного класса в другой. Это означало, что частные предприятия и личная инициатива, вне зависимости от происхождения, были ключом, способным открыть любые двери.
В то время величие значило совсем не то, что мы понимаем под этим словом сегодня. Оно не имело никакого отношения ни к характеру, ни к дарованию, а также не было связано с внешностью или моральным обликом. Величие основывалось только на материальном состоянии. «Великий человек» означало «богатый человек», демонстрирующий свое величие стилем и образом жизни. Это вовсе не предполагало жить в согласии с законом, а быть нуворишем не значило быть презираемым. Это был желанный статус – цель, которая в то время могла быть достигнута практически любым сообразительным, решительным, энергичным и удачливым человеком.
Итак, новое дворянство, сквайры и землевладельцы отдавали своих сыновей в торговлю и коммерцию или посылали в плавание, чтобы те попытали счастья на корабле, что вызывало ужас у иноземных дворян, считавших, впрочем, как всегда ошибочно, это доказательством отсутствия семейного чувства или привязанности. Но ничего подобного. Это было следствием понимания того факта, что торговля – что означает «путь» – была прямой дорогой к богатству и «величию». Подъем торгового класса в то время был феноменальным. Англию стали называть страной торговцев, точно так же, как позднее она прославилась как нация лавочников.
Подданные Елизаветы были заняты тем, что зарабатывали деньги. Те, кому удавалось в этом преуспеть, сколачивали себе состояние – и в этом им никто не препятствовал. Результатом стал резкий подъем деловой активности – и инфляция. Как и всегда, с началом бума англичане потянулись к роскоши. Все больше и больше людей покупали землю, строили и обставляли дома, огромные и совсем небольшие, обзаводились семьями и рожали детей. Но эти предприимчивые англичане, жаждущие богатства и материального благополучия, проявили себя и в других сферах. Они создали великолепную музыку и поэзию, прозу и живопись. Они вкусно ели и фантастически одевались. У них даже был «Закон о помощи бедным», имевший, конечно, свои недостатки, но намного опережавший все, что существовало в тогдашней Европе. Англичане также фанатично относились к свободе. Они приветствовали иммигрантов, приезжавших в поисках убежища из Франции и Нидерландов, в то время как сами сожгли четырех еретиков, мучили иезуитов, отвратительно вели себя по отношению к ирландцам и участвовали в работорговле – сама королева имела долю прибыли с корабля, торговавшего рабами, на борту которого красовалось имя «Иисус».
Англичане твердо верили в Бога, но еще в магию, астрологию, алхимию, предсказания, ведьм и колдунов. Королева даже настаивала, чтобы доктор Ди, ее придворный астролог и алхимик, выбрал благоприятный день для ее коронации. Таким днем стало 15 января.
Глядя на ту эпоху с безопасного расстояния, нам может показаться, что это был блестящий век, заполненный великими именами и великими делами, хотя бы на мгновение превративший тусклое строгое убранство истории в золотую парчу. На самом деле это был также век нищеты и страданий, предательства и внезапных смертей. Век попрошаек, бродяг, разбойников и воров, нищих оборванцев и безработных. Это был век господства Елизаветы и горстки людей, окружавших ее и составлявших ее двор. Но в тот век Англия по-прежнему была преимущественно аграрной страной. Однако так или иначе блеск двора и дух времени проникали в почти девственные леса, окружавшие плодородные поля, фермы, города и деревни, где проживали четыре из пяти миллионов англичан. И если королева была Елизаветой Английской, то Англия в такой же степени была елизаветинской – и та Англия одновременно была изумительно похожа и не похожа на Англию Елизаветы II.[17]17
Елизавета II (р. 1926) – королева Великобритании с 1952 года, дочь Георга VI.
[Закрыть]
* * *
Одному неудачливому иноземному гостю Англия показалась «сплошным нескончаемым лесом»(9), сквозь который пролегали отвратительные, немногим лучше следов от телеги, дороги. Там были огромные участки незанесенных на карту болотистых земель и поросшие вереском пустынные холмы. Однако на расчищенных от леса землях находились деревни и фермы, особняки и поместья, ухоженные поля и недавно огороженные забором или изгородью парки, где королевским указом разрешалось разводить животных для охоты. Именно здесь, в зоне пахотных земель, протянувшейся через все центральные графства Англии от залива Уош до Бристоля, производили «золотое руно» Англии и «избытки хозяйственной деятельности». В те дни Англия была способна себя прокормить – и довольно хорошо. Не считая разных добавок вроде специй, тростникового сахара, вин, тропических фруктов и оливкового масла, которые ей приходилось ввозить из-за границы, она производила столько продуктов, что могла быть крупным экспортером.
По причине хорошего обеспечения продуктами питания почти каждый иностранец, достаточно храбрый, чтобы вообще осмелиться путешествовать по английским дорогам, завидовал англичанам. Если он во время своей поездки придерживался одной из крупных старых римских дорог и их ответвлений – по-прежнему лучших в стране, – то мог остаться цел. Но если же он отправлялся по английской дороге, то часто не добирался до места назначения или прибывал туда с пустыми карманами, поскольку на дорогах было полно разбойников.
Фактически дороги никто не строил – они просто появлялись. В то время никто не путешествовал ради удовольствия. В путь людей толкала либо торговля, либо крайняя необходимость попасть из одного места в другое. Плохое состояние дорог – довольно хороших в Средние века – было обусловлено распадом манориальной системы и разрывом с Римом. Поместья перестали следить за состоянием путей и дорог вокруг их территории, в то время как пилигримы больше не посещали храмы и святые места в таком количестве, как раньше, чтобы основательно протоптать дорогу из одного конца страны в другой. Как значилось в законе от 1555 года по улучшению больших дорог, елизаветинские дороги были очень «шумными и утомительными для передвижения и опасными для всех пассажиров и повозок». Полвека спустя жалобы были все те же, и отсутствие хороших дорог было «нескончаемой каждодневной бедой и несчастьем для людей и животных; с множеством преград, износов, колдобин и барьеров, порой представляющих большую и неизбежную угрозу их жизням».
У елизаветинцев XVI века не было ни карт, ни дорожных указателей, и порой даже членам королевской семьи случалось заблудиться[18]18
У елизаветинцев XVI века не было ни карт, ни дорожных указателей – это утверждение Э. Бартон не соответствует действительности. Именно в елизаветинскую эпоху картограф Кристофер Сэкстон создал точные карты всех графств Англии, которые составили первый национальный атлас этой страны. Кампания по картографированию была проведена при поддержке правительства, одним из ее горячих сторонников был У. Берли.
[Закрыть].
Когда Мария Кровавая отправила Елизавету из Тауэра в менее утомительное заключение в Вудсток, то ей пришлось проделать путь от Лондона до Оксфордшира на старой потрепанной повозке вместе с сэром Генри Беддинфилдом в качестве ее тюремщика и под охраной сотни мужчин в голубой униформе, вооруженных пиками, пистолетами и луками. Как и следовало ожидать, это путешествие без всяких видимых усилий превратилось в почти королевскую процессию. В Итоне мальчики толпились, чтобы поглазеть на нее, и по всему пути сельчане спешили взглянуть на «госпожу Елизавету» и преподнести ей дары в виде хлеба, пирогов, меда и собранных в саду цветов – это было в мае. Добравшись до Вобурна в Букингемшире, процессия остановилась, поскольку выяснилось, что никто из сопровождающих не знает, как отсюда попасть в Вудсток. К счастью, недалеко от города нашелся фермер, пришедший посмотреть на эту «общительную, щедрую даму, ничуть не похожую на свою неблагодарную сестру»(10), который отправился с ними дальше и указывал дорогу. Мы не знаем, как он добрался домой, но если предположить, что все закончилось благополучно, то по возвращении он мог жить за счет этой истории до конца своих дней, оставаясь объектом восхищения и почитания соседей.
В 1592 году напыщенный герцог Вюртембергский путешествовал из Оксфорда в Кембридж (болота тогда занимали площадь в 75 тысяч акров, а в паводок вода иногда достигала Кембриджа) и оставил нам поразительное описание трудностей своей поездки. «Мы проехали, – сообщал он, или, вернее, его секретарь Якоб Ратгеб, – по отвратительной, болотистой и дикой стране и несколько раз сбивались с пути, потому что близлежащие районы были очень мало заселены и пустынны, и, в частности, было одно место, где трясина была такой глубокой, что по нему было бы страшно проехать на повозке зимой или в дождливую погоду».
Действительно, зимой деревни, если только они не стояли на берегах судоходных рек, были практически изолированы, и их жители вынуждены были просто отсиживаться дома, как сурки в норах, ожидая улучшения погоды, что случалось редко. Но для нас, имеющих всевозможные и почти мгновенные средства связи, удивительнее всего то, как тогда доставлялись новости. Каким образом новости – и слухи – умудрялись так быстро достигать всех уголков страны, имеющей столь плохие дороги, плотно покрытой лесами и так мало населенной? Однако же это происходило. Каждый путешественник мог рассказать что-то либо о своем родном уголке, либо о мире далеко за его пределами. Так распространились новости о том, что колокольня Святого Павла сгорела дотла 4 июня 1560 года, а в Лондоне случилось землетрясение, причиной которого, по мнению некоторых, были колдовство и магия. Или новость о последнем захваченном у испанцев трофее, о последнем нанесенном ими оскорблении. Это были и слухи о том, что королева собралась выйти замуж за свое «создание» Роберта Дадли. Эта идея была не слишком популярна в народе, поскольку многие считали его виновным в убийстве своей жены Эмми Робсат, хотя коронер и не нашел никаких доказательств злого умысла. Рассказывали о странных происшествиях и чудесах, имевших место в отдаленных районах страны. Доходили новости о нападениях на границе, о краже скота разбойниками и сообщение о том, что герцог Норфолкский, единственный английский герцог и кузен королевы, был обвинен в сговоре с Марией Стюарт и заключен в Тауэр.
Новостями, мнениями, слухами и сплетнями обменивались в базарные дни на рынках и сельских ярмарках, куда странствующие торговцы приносили свои товары вместе с последними листовками и популярными балладами. Тогда в ходу были сотни таких листов с напечатанным на одной стороне текстом с гравюрами, стоивших полпенни или пенни. Многие из них сообщали явную клевету и даже пошлости, но в век, когда не было ни журналов, ни газет, ни бульварного чтива, они шли нарасхват. Характеристика продавца баллад – «капля остроумия, смешанная с хорошей выпивкой, может быть по-своему притягательна»(11) – довольно точна. А что уж говорить про его работу! «Наиболее часто повторяющиеся сочинения выпускают на одном листе и распевают на рынках в разных городах под отвратительную музыку и ужасным голосом, в то время как бедные сельские девушки тают как масло, желая их послушать; и там есть истории о людях из Тайберна[19]19
Тайберн – место в Лондоне, где по традиции совершались публичные казни.
[Закрыть] или о странном уроде из Германии; или, сидя в публичном доме, он (автор) пишет Закон Божий...»(12) Трудно не узнать в этом описании знакомую картину пристрастий и интересов толпы.
С помощью такой системы передачи сообщений новости распространялись через рынки и ярмарки по всей стране... и довольно быстро. Возможно, при пересказе некоторые детали преувеличивались – например, число трофеев, захваченных Дрейком, – но, как правило, они основывались на фактах, даже если эти факты искажались. Новости о событиях в Англии и в окружающем ее мире тем или иным образом преодолевали леса, пустоши, болота и торфяники, путешествовали вверх и вниз по известковым обрывам от Линкольншира до Уилтшира, населенным одинокими пастухами и их стадами, и достигали столовых в поместьях норфолкских сквайров или кухонь в мазанках на пустынной границе Уэльса.
* * *
Лондон, население которого перевалило за 100 тысяч человек, уже тогда стал одним из величайших городов Европы, хотя и не в смысле архитектуры. Но его стремительный рост постоянно вызывал озабоченность властей, ломавших голову, как накормить и дать крышу над головой всем его жителям, поддерживать порядок и сдерживать эпидемии, которые часто уравнивали число умерших с количеством появившихся на свет. В то время река была одним из основных путей, обеспечивающих город. Большинство улиц были такими грязными, узкими, кривыми, плохо вымощенными и столь опасными по ночам, что жители больших домов – Норфолк, Эрандел, Эссекс-хауз, Бейнардс Кастл и Дарэм-плейс, – построенных на Темзе, предпочитали перемещаться исключительно по реке. Однако Роберт Дадли, граф Лейстер, построил свой новый дом в поле на окраине, где в настоящее время находится Лейстер-сквер. Впрочем, Дадли всегда был человеком необычным и безрассудным.
Темза была также и главной королевской дорогой, ведь на ее берегах находились почти все королевские резиденции: Гринвич, место рождения королевы и ее любимый дворец (см.илл.), Уайтхолл, о котором нам известно совсем немного, поскольку он был разрушен в последующем столетии, Сион-хауз, где приняла корону леди Джейн Грей[20]20
Джейн Грей (1537—1554) – правнучка короля Генриха VII, известна в истории как «девятидневная королева». Герцог Нортумберлендский убедил Эдварда VI объявить ее наследницей престола. Однако уже через девять дней после смерти короля королевой стала Мария Тюдор, а леди Джейн Грей была заключена в Тауэр и казнена.
[Закрыть], Хэмптон Корт, начатый Уолси и достроенный Генрихом VIII, Ричмонд, построенный Генрихом VII, и Виндзорский замок. Тауэр, Монетный двор, королевский арсенал, здание парламента также располагались на Темзе. Когда двор находился в Лондоне, ярко украшенные баркасы путешествовали вверх и вниз по Темзе, а под лондонским мостом раздавались залпы в честь королевы.
На реке часто можно было увидеть и саму Елизавету. Нам известно, что одно из ее ранних появлений, уже в качестве королевы, состоялось в День святого Георгия в 1559 году, когда она отправилась по воде в Бейнардс Кастл, чтобы поужинать с графом Пемброком. После ужина «она села в лодку и прокатилась вверх и вниз по Темзе, за ней следовали сотни лодок, и тысячи людей столпились на берегу, чтобы взглянуть на Ее Величество, ликуя от радости и наслаждаясь музыкой и зрелищем, при каждом передвижении королевы трубили трубы, били барабаны, играли флейты, раздавались залпы орудий и взрывались петарды. И все это продолжалось до десяти вечера, пока королева не отправилась домой. Королева явилась так открыто и снизошла до своего народа, что заставила людей принять и полюбить себя(1З).
Но река была также и местом отдыха. Здесь проводились водные фестивали и пышные зрелища, на которых искусно построенные лодки вспугивали тысячи лебедей, тоже считавших реку своей. По другим случаям небо над рекой озарялось вспышками фейерверков, на краткий миг затмевавших звезды и отражавшихся во всем своем сиянии и мимолетном блеске в темной сверкающей полоске внизу. Музыка плыла над водой и услаждала слух жителей страны, известных за своими пределами как одна из самых музыкальных наций в мире. И один или два раза за царствование Елизаветы во время знаменитых морозов проводились ледовые карнавалы с угощениями, музыкой, танцами и фейерверками.
Сейчас нам трудно представить, как сильно преображался Лондон во время пребывания там королевского двора. Несмотря на многочисленность жителей, большую часть времени Лондон во всем походил на провинциальный город, не слишком удачно породнившийся с портом. Но с приездом Елизаветы он наполнялся особой магией и величием и озарялся тем же ослепительным сиянием, что и при сверкающих над Темзой фейерверках. Этот блеск охватывал Сити, Вестминстер и пригороды.
И это было связано не только с личностью самой королевы и ее тягой к известности, но и с широко распространившейся идеей королевской власти. Наши мнения о Елизавете могут расходиться – все зависит от того, каких биографов и какие рассказы мы читали. Но факт остается фактом: какой бы она ни была – и при любых обстоятельствах, – Елизавета завладела воображением людей и полностью соответствовала их представлениям о том, какими должны быть королевская власть и достоинство. Как сказал один из ее министров, упрекая тех, кто противоречил ее воле: «Она наш Бог на земле». И это было не лестью, а выражением искренней веры.
Нам это может показаться идолопоклонством, но помазанный на царство правитель был одновременно человеком и богом. Этот идеал Тюдоры сочли весьма полезным и всячески поддерживали. Он оказался той объединяющей силой, которая смогла обратить верность своему краю в верность государству. Отныне человек был уверен, что его преданность в первую очередь принадлежит не лорду, не городу, не гильдии, а его королеве – и нации. В исторических пьесах Шекспира можно найти множество мест, где короля признают Божьим избранником, а значит, его личность священна. Король Ричард восклицает, желая заглушить обвинения в свой адрес матери и невестки:
Ричард II после возвращения из Ирландии заявляет еще более решительно:
Однако Болингброк свергает его, и в своей речи после этого события Карлейль указывает на то, насколько «черным и отвратительным» было это дело:
Карлейль, или Шекспир, озвучил отношение времени к королям. Драматург обращался к елизаветинцам и выражал стратегию Тюдоров.
О человеческих качествах правящей полубогини нам поведал сэр Джон Хейворд[24]24
Хейворд Джон (15б4?—1б27) – историк, автор «Начала царствования Елизаветы».
[Закрыть], в описании которого она предстала одновременно волнующей и прекрасной. «Все ее способности, – писал он, – были в движении, и каждое движение было тщательно продумано. Она смотрела на одного, слушала другого, выносила суждение на счет третьего, к четвертому обращалась с речью, казалось, что ее дух проникает всюду и одновременно столь целостен в ней самой, что невозможно представить, чтобы он был где-то еще. Одним она сочувствует, других хвалит, некоторых благодарит, над четвертыми мило и остроумно подтрунивает, никого не осуждает и не пренебрегает услугами, она раздает улыбки, взгляды и милости так безупречно, что вследствие этого люди удваивают выражение своих радостей; и после возвеличивают все до высшей черты, не уставая на все лады расхваливать своего Повелителя»(14). Тем не менее Елизавета терпеть не могла, когда ей противоречили, открыто сквернословила, частенько поднимала руку на приближенных и однажды во время спора швырнула туфлей в Уолсингема с криком «Point de guerre! Point de guerre!»[25]25
Никакой войны! Никакой войны! (фр.)
[Закрыть] Стоит ли удивляться, что этот дух, присутствующий, похоже, повсюду и полностью в самом себе, оживлял Лондон и любое другое место, где пребывала королева.
А рядом с королевой всегда был двор. Он не только состоял из смертных домочадцев этой полубогини – он был также центром практически всей важной деятельности страны. Те, кто управлял домашними делами королевы, руководил и жизнью королевства: поодиночке, когда дело касалось монарха, и как Тайный совет, когда вопрос затрагивал интересы государства. С их помощью королева определяла и осуществляла свою политику и, что поразительно, все сорок пять лет своего правления сама была своим премьер-министром, без сна и отдыха. Ее государственный казначей, являвшийся также главным политическим «министром», камергер, вице-камергер, адмирал и масса других чиновников были ее придворными. И всегда они были там, где была она.
Но величие двора заключалось не только в его деятельности. Елизавета, возможно, была дитя Реформации, но, как и ее отец, она была монархом эпохи Возрождения. А в те времена правителю следовало быть блистательным, образованным, изысканным и величественным. И Елизавета не была исключением, так что двор стремился быть достойным своей королевы.
Мужчины при дворе не были ни картонными фигурами, призванными выполнять лишь роль декораций, ни узкими специалистами, ослепленными своей сферой деятельности. Придворный должен был обладать умом – и остроумием, – но, кроме того, ему следовало быть спортсменом, поэтом, солдатом, лингвистом, искусным танцором и уметь играть на струнном инструменте. Королева не была ни солдатом, ни тем более поэтом, но она с избытком обладала всеми остальными качествами. Елизавета была необыкновенно способна к языкам и сообщила французскому послу, что к моменту своего восшествия на престол говорила на шести языках лучше, чем на родном. Когда посол заметил, что это большое достоинство для принцессы, она ответила, что «нет ничего удивительного в том, чтобы научить женщину говорить, гораздо труднее научить ее держать язык за зубами»(15). Возможно, именно по этой причине не поощрялось, чтобы жены придворных жили при дворе. Однако присутствие нескольких женщин, чтобы прислуживать королеве, было необходимо. Они были образцом женского совершенства – совершенства, которому стремились подражать все женщины в стране. Камеристки королевы были начитанны, знали как современные языки, так и греческий, и латынь. Каждая из них владела рецептами нескольких изысканных блюд собственного изобретения, была равно искусна в готовке и знании основ врачебного дела. Молодые и здоровые, так же, как и мужчины, они увлекались спортом и все должны были уметь сносно шить, вышивать и музицировать. Молодые женщины, в частности, «когда не прислуживали королеве, играли на лютнях, лирах и пели по нотам».
А королева, зная о пристрастии Сатаны к лентяям, постоянно находила занятия для своих слуг и камеристок. Она не выносила никакого вздора. Вот как об этом говорилось в одной из баллад, написанных, чтобы оплакать ее смерть:
Еще не было королевы мудрее
И характером сильней.
Если что-то ее раздражало,
Она всем тумаки раздавала.
Ее подданные гордились своей королевой. Она понимала их, а они понимали ее, хотя и не переставали восхищаться и удивляться, что женщина – пусть и полубогиня – смогла сделать то, что удалось ей. Ее слова и поступки расходились лучами от золотого круга ее двора, где она была солнцем, освещая и обогревая всю страну.
Хотя Лондон был самым большим городом, в Англии существовали и другие важные центры, и Елизавета посещала их все, несмотря на ужасные дороги. Йорк, столица севера; Норидж, центр торговли шерстью; Бристоль – центр как внутренней, так и международной торговли. В каждом из них проживало около 20 тысяч человек, тогда как в более мелких провинциальных городах было не более 5 тысяч населения("16"). Рано или поздно мода, нравы и привычки двора «лично» или другими способами достигали этих центров, где их перенимали, им подражали и откуда они распространялись дальше, оказывая влияние на повседневную домашнюю жизнь среднего англичанина того времени.
И здесь перед нами возникает одна проблема. Нам довольно много известно о королеве и о великих людях того времени, что же касается остальных – менее великих и известных – сведений совсем немного. Какими они были, подданные Елизаветы, простые люди той эпохи? Они не ели мясо павлина. Не строили огромных домов из кирпича или импортного камня. Они не были придворными, как непредсказуемый Лейстер, адмиралами, как Дрейк, финансовыми гениями, как Грешем, политиками, как Сесил, драматургами, как Шекспир, поэтами, как Спенсер, учеными, как Бэкон, музыкантами, как Джон Булл, или портретистами, как Николас Хил-лиард. Они действительно жили в тот же золотой век, что и прославившие его величайшие умы и мошенники. Но было ли это время золотым и для них?
К сожалению, о том времени нам известно меньше, чем о жизни людей в последующие века. Мы не знаем, что думали те люди и кем они были. Елизаветинцы почти не вели дневников. Некоторые из них оставили после себя лишь бухгалтерские записи, откуда мы можем узнать цены на апельсины и сельдь, детские туфли и о том, что бобровая шапка персикового цвета, украшенная серебряной тесьмой, стоила 2 фунта стерлингов, но они не оставили заметок о себе и о своей повседневной жизни.
Личных штрихов осталось совсем немного – даже в редких дневниках того времени. Возможно, они вели слишком активную жизнь, чтобы делать записи о каких-то деталях, как это делал Сэм Пипс[26]26
Пипс (Пепис) Самюэль (1633—1703) – политик и государственный деятель, автор знаменитого «Дневника» – пятидесяти рукописных тетрадей с закодированным текстом, – который после расшифровки оказался ценнейшим источником по истории политической и культурной жизни Англии XVII века. Сокращенный перевод на русский язык Пипс С. Домой. Ужинать и в постель / Сост., пер. с англ. и прим. А Ливер-ганта. М.: Текст, 2001. 157 с.
[Закрыть] в следующем столетии, – хотя и он тоже был занятым человеком. Что касается писем, то, кажется, в то время не было никого сравнимого с Маргарет Пастон, писавшей мужу за сто лет до правления Елизаветы: «Прошу тебя от всего сердца выслать мне как можно скорее горшочек патоки». Письма сэра Генри Уоттона[27]27
Уоттон Генри (1568—1639) – английский дипломат и поэт, популяризатор классицизма в Англии, автор трактата «Элементы архитектуры» (1624).
[Закрыть] были скучными, напыщенными и холодными, ничуть не похожими на век, в который были написаны. Френсис Бэкон был великолепен в общении, но чересчур официален – только государственные дела и никаких слухов, и в письмах Джона Донна[108]108
Донн Джон (1573—1631) – поэт, принадлежавший к так называемым метафизикам, священник, настоятель собора Святого Павла.
[Закрыть] нет и следа настоящего, героя его стихов и метафизических речей.
Однако обыденная жизнь людей той эпохи, несомненно, испытывала на себе влияние необыкновенного духа времени – хотя и небывалое становится привычным, если вы достаточно долго с этим живете, – а Елизавета правила почти полстолетия. Так что мелкие сквайры, зажиточный средний класс и сельские жители, пусть и с опозданием, должны были следовать примеру, который подавал странствующий двор.
