Текст книги "Признания на стеклянной крыше"

Автор книги: Элис Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Даже когда Сэму случалось взяться за нормальное занятие, все как-то выходило вкривь и вкось. Он одно время до безумия увлекся поднятием тяжестей, добавляя к своей штанге один «блин» за другим, покуда Синтия, которой смертельно надоело слушать из ночи в ночь лязг брошенного металла, не договорилась, чтобы все это хозяйство пришли и забрали в дар местному приюту для бездомных. После чего приготовилась к грандиозному скандалу. Но Сэм, увидев, что его спортивное снаряжение исчезло, не сказал ни слова. Зато наутро выяснилось, что отличный фарфоровый сервиз Синтии – память от первого брака – разбит вдребезги.

Сэм заявил, что он тут ни при чем.

– Снимайте у меня на хрен хоть отпечатки пальцев! – кричал он. – Хоть в полицию меня везите! Валяйте, если не слабо!

– Вообще-то это я виновата. – Бланка, услышав гам, вышла к кухонной двери взглянуть, в чем дело. – Я потянулась достать кувшин для лимонада, и все полетело на пол. А сказать побоялась.

Сэм расхохотался. Он знал свою сестру.

– Не заливай, Прутик! Такое не в твоем характере!

– В другой раз обязательно скажу, если провинюсь. Обещаю, – мило проговорила Бланка. – Я думала, вымету осколки, и все сойдет.

– Вот врушка, – пожурил ее Сэм, но никто к нему не прислушался. Кроме Бланки. Она, считаясь с мнением брата, тайком скрестила пальцы за спиной.

– Ничего, – успокоила падчерицу Синтия. – Не волнуйся. В моем первом замужестве все никуда не годилось, включая фарфор. Я им и не пользовалась никогда.

Бланка широко улыбнулась, а Сэму высунула язык. Она умела сглаживать острые углы, особенно когда требовалось выгородить брата.

– А ведь это серьезно не моя работа, – сказал Сэм потом Бланке и Мередит.

– Какая разница? Она же признала, что это был ужасный сервиз, – сказала Бланка.

Мередит в свободную минуту заглянула в гараж, куда выносили мусор. Подошла к баку с разбитой посудой. Черепки, как осколки льда, холодили ей руку. По краю каждого шла черная полоса. Сажа. Одна из примет привидения. В первую ночь по приезде Мередит слышала голос за дверью своей спальни. Здесь в самый тяжелый период болезни Арлин жила ее сиделка, Джезмин Картер. Мередит лежала в постели, глядя сквозь стеклянный потолок на завихрение звезд над головой. Кружась, плыл по ночному небу Млечный Путь. Кто-то сказал, Вода.Или это она сама подумала вслух? Ей захотелось пить, и она спустилась вниз за водой. В том, что всегда надевала на ночь: в футболке и спортивных трусах. И босиком. Наступила на что-то и нагнулась посмотреть. Птичьи косточки, аккуратной кучкой сложенные на полу. Наверное, в доме есть кошка, а это – все, что осталось от ее ужина, от незадачливого пересмешника или королька. Мередит вышла на улицу. Ей нравились ночи за городом, нравилась эта тьма, разлитая повсюду. Только не очень уютно было жить в таком тесном соседстве с плавательным бассейном. И все же ее потянуло на звук воды. Она прошлась по сырой траве и села на краю бассейна, окунув ноги в воду. Джон Муди, надо признать, не перегревал свой бассейн сверх меры. Вода была идеальной температуры.

– Не топиться ли собрались?

В темноте, лежа на шезлонге под открытым небом, Сэм курил гашиш. Запахом от него веяло крепким, пряным.

– Смотри, попадешься, – сказала Мередит. – Не страшно?

– Уже попался, – сказал Сэм. – Вода, огонь, воздух. Вы что выбираете?

– Я – воду… Отцу попадешься, говорю. Или Синтии. То, чем ты балуешься, между прочим, запрещено. Найду в твоей комнате – выкину. Честно предупреждаю.

– А у меня замок надежный на двери. К тому же, если знаешь нужных людей, поставка наркотиков – не вопрос. В неограниченном количестве… Ну а я выбираю воздух.

– Что там за кости валяются на кухне? – спросила Мередит.

– В траве на них наткнулся. Подумал, оставлю для Синтии в виде презента.

– Хорош сынок. – Мередит усмехнулась. – Гаси, давай, свою трубку.

– Пасынок. – Сэм затянулся в последний раз и выбил трубку.

– Я слышала чей-то голос у себя за дверью. – Мередит незаметно взяла со стеклянного столика положенную трубку. Надо будет выкинуть потом в мусорный ящик.

– Первый признак помешательства, – заявил Сэм. – И что вам сказал этот голос?

– «Вода».

– Хм-м, – сказал Сэм. – Любопытно. Лично мне голос твердит, что жизнь – бессмысленная мешанина костей, и праха, и дерьма.

– Сэм, – остановила его Мередит.

– Я тоже честно предупреждаю, – сказал он ей. – Даже и не надейтесь достучаться до меня или что вы там еще задумали. Со мной это дохлый номер.

И все-таки она пыталась. В этом, в конце концов, заключалась ее работа. Хотя, пожалуй, и нечто большее – миссия своего рода. Потому-то, быть может, так и стремился заполучить ее к себе Джон Муди, учуяв в ней прирожденного ремонтника, наладчика. Который рвется к успеху в том, где другие потерпели неудачу. Однако способа вытащить Сэма утром из постели, как видно, не существовало. Чего только она не пробовала: и батареи будильников расставлять, и радио включать на полную мощность, греметь горшками и кастрюлями под самой дверью. Никакого впечатления. Бланка была полной его противоположностью – быстрая, собранная. Спускалась рано утром на кухню, готовая встретить новый день: коса заплетена, тетрадки с домашним заданием аккуратно сложены в ранец, на столе рядом с гренками и джемом – открытая книжка.

– Да вы не ждите его, – обыкновенно советовала она Мередит. – Высадите меня у школы, вернетесь – и еще успеете с ним к концу уроков. Только не факт, что он проснется.

Но все же стараний не оставляли. Официально Сэм не был исключен из школы, он просто там не появлялся.

– Может быть, репетитора ему нанять? – предложила Мередит Джону Муди. – Или хотите, с ним буду заниматься я. Сдал бы тогда выпускные экзамены и получил аттестат за среднюю школу.

– Не согласится, – сказал ей Джон. – Органически не способен хоть чем-либо меня порадовать.

– Я думаю, дело не в вас.

Их взгляды встретились. Разговор шел на кухне, где Джон готовил себе аперитив. Звякнули кубики льда.

– По-моему, дело в ней, – сказала Мередит.

– Синтия уйму сил положила на этого парня. В сто раз больше, чем требует всякое там чувство долга, – так что Синтию давайте винить не будем.

Этим Джон Муди положил конец разговору. Но путь из кухни проходил мимо Мередит, а она его преградила.

– Я имела в виду его мать, – сказала она.

Возможно, в эту самую минуту где-то за самшитовыми кустами затаилась рыжеволосая женщина. Во дворе то и дело откуда ни возьмись ложились тени. На въездную дорожку, под кусты сирени, на газон. Стоило лишь открыть глаза и увидеть.

– Его матери больше нет, – сказал Джон Муди. – Вот, собственно, и весь сказ.

– Ой ли?

– А как иначе? – сказал Джон.

– И вы не чувствуете, что вас преследуют? Не ощущаете ее присутствия?

Из прихожей показалась Синтия. Она прислушивалась к беседе, не в восторге от доверительных отношений между Джоном и Мередит. При последних словах вошла на кухню и обняла мужа за пояс.

– Я забираю его у вас, не возражаете?

Мередит с первого дня, как приехала, все время чувствовала, что Синтия следит за ней. Сегодня был не первый случай, когда она подслушивала тайком. И всякий раз – эти прищуренные глаза и многозначительная улыбочка. Усядется на шезлонг и наблюдает, как Мередит, расстелив на траве одеяло, лежит и читает в минуты досуга, пока Бланка в школе. Сэм, большей частью, по-прежнему уединялся у себя в комнате, где расписал все стены флюоресцентной краской, чтобы светилась, когда включишь инфракрасный свет. Бланка, напротив, проводила массу времени с Мередит. Мередит раньше и не догадывалась, что бывают такие интересные, смышленые дети. С Бланкой ей, честно говоря, зачастую легче было находить общий язык, чем со взрослыми. Коннектикут дарил ощущение надежности – непотопляемый пузырек на поверхности зыбкого мира.

– И все-таки для меня это загадка, – сказала однажды Синтия.

Сентябрьский день клонился к вечеру. Вся зелень вокруг сменялась постепенно золотом. Мередит стояла на дорожке, поджидая Бланку. Школьный автобус останавливался в конце проулка, и Бланке оттуда до дому было семь минут ходу, если бегом, и одиннадцать – вразвалочку. Синтия тоже вышла ее встречать, чего до сих пор никогда не наблюдалось. Обычно она была слишком занята. Сейчас, к примеру, жертвовала, вполне вероятно, очередным уроком игры в теннис.

– Что – загадка? – спросила Мередит.

– Ваше присутствие.

– Извините?

– Вам, судя по всему, здесь у нас страшно нравится. Надо ли так понимать, что вы трахаетесь с моим благоверным, и все происходящее – милая потеха на мой счет?

Стеклянный Башмак прямо-таки притягивал к себе птиц. Вот и теперь в кусты живой изгороди впорхнула разом, словно насыпалась с высоты, стайка черных дроздов.

– Как это все у вас было? – продолжала Синтия. – Нет, правда? Мне можно сказать. С чего началось? Вы встречались в городе? Сперва проводили с ним ночи в гостиницах? Ну а потом, верно, решили – какого черта, когда есть возможность переехать к нему и заниматься тем же самым в соседней комнате от его благоверной? Подумаешь, невелика цаца! Всего-то навсего – вторая жена…

– Кончайте, слушайте. – Мередит не знала, куда деваться от неловкости и за себя, и за нее.

– Ага, сейчас! Вы что, прикажете верить, будто всю жизнь мечтали наняться нянькой к молокососу с преступными наклонностями? И набрели на наш дом по чистой случайности?

– У вас разыгралось воображение. – Мередит с удовольствием плеснула бы воды из ведра на свою хозяйку. С чего это ты взяла, что он мне нужен? Мне нужно ничто, вот почему я здесь. Нетонущий пузырек. Зеленая травка. Дрозды. Тишина. – И притом вы явно не доверяете своему мужу.

У Синтии вырвался смешок.

– Он поступает со мной так же, как когда-то – с нею. Спит с другой, пока жена лежит одна в супружеской постели.

Подошел школьный автобус. Мередит всегда следила за тем, чтоб точно в нужное время стоять и ждать на дорожке. Сегодня был понедельник, свободный день: ни танцев, ни футбола после школы. Мередит оставалось лишь приготовить Бланке что-нибудь перекусить да помочь ей с домашним заданием.

– Тут Бланка будет с минуты на минуту!

– А вы мне так и не ответили. – Синтия и не думала отступаться. Готовилась устроить сцену, не заботясь, услышит Бланка или нет. – Путаетесь вы с моим мужем?

– Я тринадцатый год ни с кем не сплю, – сказала Мередит. – При том, что это не ваше дело.

– Ну и сильна заливать!

– Верьте, не верьте – это так. Я здесь потому, что в данный момент мне больше податься некуда. Сделать карьеру не стремлюсь. Решила взять тайм-аут и поразмыслить, как и что.

– Совсем без секса? То есть по нулям? – Градус истерики в голосе Синтии слегка понизился.

– Совсем. Будь то хоть анонимный. Хоть секс по телефону. У меня был друг, еще в школе, он погиб – и на том дело кончилось.

– Тогда – виновата. Серьезно. Откуда мне было знать. Просто не понимала, с какой радости интересной, образованной женщине идти на такую работу.

– Мне нравятся ваши дети.

Естественное, в общем, объяснение, но до него Синтии никогда бы не додуматься. Сэм нюхом, как собака, чуял, кто его боится, – на мачеху он наводил страх. Постоянно.

– Как – оба?

– Сэм – мой человек. Я его понимаю.

– Святители! Уж не знаю, преклоняться перед вами или соболезновать, – сказала Синтия.

– Сойдет и то, и другое.

Синтия усмехнулась.

– Давайте, просто не буду нападать. Устроит?

– Вы что-нибудь видите вон там?

Мередит указала на живую изгородь. Очертания женской ступни, женской ноги; зеленая листва, колено… Чаще всего – то одно, то другое; отдельные частицы. Иное дело, когда присутствовал Джон: при нем видение являлось полностью.

– Вижу, что пора подстригать газон, – сказала Синтия. – Садовник у нас – из рук вон.

– Да, так вот – для полной ясности. Меня никоим образом не интересует ваш муж. Ни в коей мере.

– Знаете, меня – тоже, но я все равно с ним трахаюсь.

Обе переглянулись и прыснули, не вполне понимая, кто же они теперь, раз больше не враги.

– Ну, а я – нет, – объявила Мередит. – И не собираюсь.

Показалась Бланка. Присвистывая, свернула вприпрыжку к дому. Мередит помахала ей рукой.

– Привет, Би!

– По математике задано – горы! – отозвалась девочка.

– Она вас любит больше, чем меня, – грустно сказала Синтия.

– Не ищите во мне угрозы, Синтия. Я пришла сюда на подмогу. И только.

В надежде скрасить Бланке занятия математикой, Мередит приготовила для нее пикник на заднем дворике.

– Ты приготовила лаймонад! Обожаю!

Вселенная для Бланки располагалась согласно перечню ее предпочтений. Любимая еда – паста. Любимый член семьи – Сэм. Любимая бабушка – собственно, в данном случае выбора не было – баба Диана. Любимый предмет в школе – все, кроме математики. Любимая книжка – та, что в руках на этой неделе.

Мередит встретила Бланку на полпути к дворику и пошла вместе с ней по газону. Ступала, чувствуя колкую траву под босыми ногами.

– Как хорошо, что ты у нас, – говорила Бланка. – И так здорово разбираешься в математике! Хотя, за что ты ни возьмешься, все получается здорово!

– Если бы, – рассмеялась Мередит.

– Точно говорю!

Вот ради этого, может быть, Мередит и оставалась в Коннектикуте – хоть кто-то рядом считал ее стоящим человеком. Двенадцать лет назад ей было шестнадцать. Столько же, сколько нынче Сэму. Годы с тех пор прошли в тумане: никчемные минуты, сливающиеся в единый сумрак. Говорят, время врачует раны, однако Мередит так и не сумела оправиться от того, что стряслось. Прошлое длилось в настоящем, каждое мгновение минувшего – в тысячу раз важнее и ближе, чем текущая, реальная жизнь. Двенадцать лет она не чувствовала ничего. Даже и не пыталась.

Она видела следы от уколов на руке Сэма Муди, порезы на его руках. Те японские ножи в его комнате – безобидный антиквариат, как он выразился, – могли, оказывается, наносить увечья. Мередит прошла через все это сама. Она прекрасно понимала, что делает Сэм. Старается чувствовать – хотя бы что-нибудь. По этой части она могла бы и сама давать уроки – куда успешнее, чем по алгебре. Изучила эту науку со всех сторон. И знала одно: раз больно, значит, ты жив. Если быть в живых – то, чего тебе надо. Если это, когда подумаешь, хоть чего-то да стоит.

Сэм исчез в октябре. Такое случалось и раньше, но лишь на ночь-на две – чтобы, перепугав всех основательно, притащиться назад из Бриджпорта в жестоком похмелье, изможденным наркотой и с заготовленной в виде объяснения небылицей, какой и сам особо не рассчитываешь обмануть отца и Синтию. Но на этот раз было иначе. Прошли четыре ночи, пять ночей… В воздухе, принесенная волной раскаяния, нависла печаль. Каждый вечер Джон Муди садился ждать в гостиной, но Сэм не появлялся. Хотя бы уж на худой конец, сверкая мигалками, остановилась перед домом машина шерифа – и то бы легче! При этом Джон считал, что звонок в полицию может легко повлечь за собой новые осложнения, поэтому нанят был частный детектив. Сэма видели в Бриджпорте, в компании обкуренных дружков, но точно установить его местопребывание было затруднительно, а на помощь оравы его жутковатых приятелей рассчитывать не приходилось – те, даже получив мзду, поставляли ложные сведения. Сэм ускользал; он знал, как затеряться.

На шестую ночь Мередит отправилась искать его сама. Прочесывала заваленные хламом улочки кварталов, где Сэма хорошо знали. Ну как же, Сэм, – это такой, с приветом,говорили ей люди, однако тем дело и ограничивалось. Мередит обратила внимание, что очень редко увидишь, как на крыльце, на ступеньках у подъезда, прохлаждаются женщины – сплошь одни мужчины. Молодые. С печатью неблагополучия, понурые – такие, которым больше нечего терять. Мередит проехала мимо автобусной остановки, ища места, где собираются подростки; остановилась у захудалой винной лавки. Каждому, кто в нее заходил, показывала фотографию Сэма, но не услышала ничего.

– Бросьте вы это, – посоветовала ей приятная на вид женщина постарше. – Нагуляется – явится сам.

Когда Мередит вернулась назад, Джон Муди еще сидел и ждал в гостиной.

– Похоже, безнадежный случай, – сказал он.

– Пока еще – не совсем. Возможно, он задержался у кого-нибудь из приятелей.

– Я не про Сэма. Я – о себе в качестве родителя. – Мередит села на диван, не снимая темно-синего пальто, надетого, так как на дворе уже становилось прохладно. – Чем-то я, видимо, проштрафился в прошлой жизни.

Мередит усмехнулась.

– Речь не о том, что вам ниспослано наказание. Речь вообще не о вас. Речь идет о Сэме.

– И все же я терплю наказание. Мне это с некоторых пор стало ясно. Я в это твердо верю.

Мередит пожалела, что не догадалась войти в дом через кухню и избежать этой встречи. Она чувствовала себя виноватой, что так и не открыла Джону Муди, каким образом оказалась в его доме, – скрыла, что, еще до того, как здесь появиться, знала, кто он такой. Знала, что он из тех, кого отчаяние толкает искать помощи у экстрасенса.

– А вот я, кажется, ни во что не верю, – сказала она.

– Хорошо вам. Раз ни во что не верите – стало быть, ни в чем и не обманетесь. Я, к сожалению, верю, что все мы расплачиваемся за свои ошибки. Горим в огне за свои грехи.

Джон Муди извинился и пошел наверх. Такое не обсуждают с няней, нанятой глядеть за детьми. Сокровенное, что пробирает до костей, задевает за самое живое. Беду, которую ты носишь в себе. К тому же было ясно, что этой ночью Сэм уже не появится домой – тем более, что и самой-то ночи уже не было. Небо яснело, проливая свет с вышины в Стеклянный Башмак.

Мередит чуть не уступила соблазну выдать Джону Муди правду. Я тоже ее вижу. Это она привела меня сюда.Пожалуй, если я и верю во что-нибудь, так это в привидения. Но вместо того – промолчала, как всегда ограничиваясь тем, чтобы просто делать свою работу. Попадется зола – смахнет в совок. Птица в дом залетит – поймает и выпустит на волю. Черепки битой посуды выбросит в мусорный ящик. Странных теней пыталась не замечать. Но вот Сэм – как было не замечать его отсутствие?

– Сегодня он обязательно к вечеру будет дома, – объявляла во всеуслышанье Бланка шесть, потом семь, потом восемь дней подряд.

Нужно было как-то жить дальше, правильно? Хочешь ты или нет, но мир не стоит на месте из-за того, что кто-то один – пропал. Повседневная жизнь худо-бедно текла своим чередом. Приходили газеты, готовилась еда, выполнялись дела по хозяйству. Как-то днем Мередит повезла Бланку в библиотеку за книжкой, нужной для сообщения о мировых религиях. В библиотеке Мередит бросилось в глаза объявление, что в конце месяца состоится лекция на тему «Физика параявлений». Преподаватель и аспирант Йельского университета будут вести дебаты о том, существует ли в самом деле иное измерение.

К Мередит подошла сзади Бланка.

– Отец говорит, что все это чушь собачья.

– Ах, вот как?

Назад, когда им выдали книги, Мередит шла, неся одну половину, Бланка – другую. Из мировых религий Бланка, пожалуй, отдавала предпочтение буддизму. Она была вообще склонна веровать – не совсем, правда, сознавая толком, во что. Запойная страсть ее к чтению неустанно возрастала. Она не пропускала возможности заглянуть в книжную лавку и вечно пропадала в библиотеке. Держала припрятанной под кроватью стопку книг, выбор которых никак не вызвал бы одобрения у Синтии: всякую всячину от Сэлинджера до Эрики Джонг, какую девочкам в ее годы читать не полагается.

– Он говорит, паранормальные явления – чушь, – поправилась Бланка. – «Собачья» я прибавила от себя.

– Прелестный лексикончик, Би!

– Большущее спасибо!

На обратном пути, когда они сворачивали за угол, обсуждая под звуки радио «Кантри плюс Вестерн», какой у кого любимый отдел в библиотеке (отдел беллетристики – у Бланки, исторической литературы и биографий – у Мередит), им встретился Сэм. Они было совсем забыли на какие-то минуты, что он исчез. От библиотек и охапок книжек такое случается. И даже когда увидели его, едва было не решили, что им почудилось – что это бескровный, зыбкий дух, вызванный их воображением. Но нет, то был действительно Сэм. Стоял возле магазина и рисовал на тротуаре. Вокруг собралась кучка зевак. Везде, куда ни глянь, господствовали краски. Разбросанные, вперемешку с кровью, синие перья, белые кости. На самом же деле – всего лишь цветные мелки по асфальту.

– Почему вокруг него столько народа? – спросила Бланка.

Мередит подъехала к тротуару и открыла для себя дверь.

– А ты пока посиди.

Она подошла к толпе. Люди пересмеивались, словно глядя на цирковое представление. Наверное, со стороны это выглядело забавно – подросток, явно под кайфом, в заляпанной грязью одежде, малюет как безумный, весь в цветной пыли.

Сэм изрисовал мелками почти целый квартал. Нечто подобное он проделывал и дома, расписывая стены в своей комнате красками, светящимися в темноте. Теперь, похоже, задался целью изрисовать весь белый свет – или хотя бы ту часть его, что под рукой. Пропитывая все кругом собственным видением мира. Мира, в который не каждый отважился бы ступить по доброй воле. В котором, будто в страшном сне, роились кошмары – мертвые тела, мертвые птицы, скелеты с обоюдоострыми секирами, крылатые безликие фигуры, летящие над домами, объятыми пожаром. Руки и лицо у Сэма были вымазаны бирюзовым, алым, черным.

Мередит пробилась сквозь толпу. Сэм был так поглощен своим занятием, что даже не заметил ее. Она присела рядом на корточки. Сэм поднял глаза и не выказал при виде нее ни малейшего удивления.

– Привет, – уронил он, не отрываясь от своей работы.

Огромные, во все глаза, зрачки; он видел то, чего не могли, не пожелали бы видеть другие. Несколько дней он принимал галлюциногены. Ему и не вспомнить было, как он попал в свой город. Возможно – по воздуху. Очень может быть. Сидел в каком-то туннеле в Бриджпорте и чистым усилием воли перенесся сюда.

– И долго ты так? – спросила Мередит.

Какой ценой достался ему целый квартал? Все его руки, как она сейчас увидела, были стерты до крови. На полпути между химчисткой и магазином был рисунок женщины в белом платье. Рыжей женщины.

– Начал часов в двенадцать ночи. Двигал домой – и вдруг нашло как-то разом. Даже раздумывать не понадобилось.

Значит, пятнадцать часов: ночь напролет, все утро, весь день до вечера.

Вышел директор магазина, попытался разогнать толпу.

– Полиция едет, – крикнул он Сэму. – Я не обманываю. Это – частная территория.

– Вообще-то тротуар принадлежит всем, болван.

Сэм ни на миг не прерывал свое занятие.

– Ну что, поехали домой? – предложила ему Мередит.

Она оглянулась на припаркованный «фольксваген». Бланка, приоткрыв дверь машины, следила за происходящим. Фигура рыжей женщины, казалось, выросла откуда-то из-под асфальта. Полупрозрачная – сквозь нее Мередит виден был микрофургон, стоящий у тротуара.

– Идем. – Мередит потянула Сэма за собой.

– Какого дьявола, Мерри! Я работаю! – Сэм вырвал у нее руку. Глаза его горели. – Не видите, я занят делом! Раз в кои-то веки! Ослепли, что ли?

Столько лет никто не называл ее «Мерри»… Господи, за что и когда бы она ни взялась, все кончалось неудачей – не удавалось ей никого спасти, и сейчас, кажется, не удастся. Внезапно ей открылось, что это-то и держит ее здесь. Вот истинный ответ на вопрос Синтии. Чего ради такая, как она – образованная, интересная, молодая, – пошла на столь незавидную работу. Потому что не могла бросить на погибель Сэма.

Где-то взвыла сирена. Зеваки в толпе потешались. Некто высказался в том смысле, что, дескать, не самого ли Нечистого они наблюдают за работой. Все эти адские чудища. Скелеты с обоюдоострыми секирами. Женщина с космой кровавых волос.

– Вот что я думаю, – сказала Мередит. – Оставим все это как есть – пускай народ получает удовольствие, а мы отправимся ужинать и заодно потолкуем. Вон Бланка сидит ждет в машине. Она очень скучала без тебя, Сэм.

– Никаких гребаных «мы»! – Сэм продолжал рисовать. Костяшки его рук кровоточили, но кровь была ему не внове. – Бросим все это и айда домой, в тюрьму, —протянул он, передразнивая Мередит. В одно мгновение к нему вернулась ярость. – А во всем этом – я.И только я!

– Так и давай, расскажи! О том я и хочу поговорить. – Проклятые сирены завывали уже совсем близко. – Едем, Сэм. – Меньше всего Мередит хотелось иметь дело с полицией. Выходит, она как бы соучастник? Ну и пусть. Ясно, что ни тест на наркотики, ни срок в тюрьме к хорошему не приведут. По крайней мере – в данном конкретном случае. Сэм захлебнется в благих намерениях начальства и сгинет. – Давай же, нам пора.

– Знаете, не сочтите за бред, но я умею читать по глазам, что кто думает. – Сэм широко развел руками над тротуаром. Над буйством красок, багрянцем, адскими видениями. – Умею вытащить наружу нутро. То, что здесь, на асфальте, – это я. Меня же иначе просто не видят!

Бланка тем временем вышла из машины и теперь стояла совсем близко. Она слышала, что говорит брат, и лицо ее приняло недетски серьезное выражение.

– Вернись назад, Би, и жди нас, – сказала ей Мередит. – Звони отцу на работу.

Бланка будто не слышала. Она была примерной девочкой и никогда не перечила взрослым, но сейчас ослушалась. Подошла к Сэму и стала радом с ним на колени. Подол ее пальтишка припорошило синей пылью.

– Я знаю, что в этом – ты.

Сэм перестал рисовать. У него участилось дыхание.

– Я – тебя вижу, – сказала Бланка.

Сэм заплакал. Он и не помнил, когда плакал последний раз. Слезы резали ему глаза, точно бритвы. Он смертельно устал – с самой полуночи пробыл он здесь, на этом тротуаре, неотступно думая, придавая зримый образ своему внутреннему миру, – вот и руки уже ободраны до костей…

– Едем со мной домой, – сказала Бланка.

– Я не могу.

– Мы тебя умоляем, – подхватила Мередит.

– Никогда никого не умоляйте, Мерри. Не роняйте себя. У вас хватит характера.

К стоянке возле магазина подкатили две полицейские машины и карета «скорой помощи». Директор махал руками, подзывая к себе блюстителей порядка. Сэму было знакомо чувство, которое охватило его в эти минуты. Оно посещало его и раньше. Ножевые порезы на ногах, пальцы, исколотые булавками, косточки его бельчонка – то, как у него разбилось сердце. Все разлетелось вдребезги. Он спрятал в картонную коробку жемчуг, оставленный матерью, и больше не взглянул на него.

Подошли два полицейских, попытались урезонить Сэма.

– Не лезь ко мне, дядя. Я занят, не видишь? Разуй глаза! Трудно, что ли?

Полицейские подступились к нему с двух сторон, но Сэм увернулся. Когда его все-таки схватили, он отбивался, не разбирая, что попадется под руку. Тогда его уложили на асфальт. Пыль от цветных мелков поднялась столбом. Бланка зажала руками уши. Сил не было слышать, как он кричит – словно, если ему не дадут закончить рисунки, он умрет. Мир, создаваемый им, не достигнет завершения, и с ним исчезнет он сам, обратясь в ничто. Останется пепел. Зола. Битая посуда. Птичьи полые кости. Призрачное свеченье.

Мередит прижала Бланку к себе и держала так, покуда полицейские волокли Сэма к стоянке. Бланка звала брата, но никто ее не слышал. Зеваки не расходились, в их толпе раздались аплодисменты. Кто-то, видимо, указал полицейским на Мередит и Бланку, и один из них подошел узнать полное имя Сэма, его адрес и номер телефона.

– Ничего им не говори! – Бланка попыталась высвободиться и броситься к «скорой», но Мередит удержала ее.

– Нам нельзя вместе с ним? – спросила она полицейского. – Она – его сестра.

– Дайте, я для начала зафиксирую то, что требуется для протокола, – сказал полицейский. – И давайте успокоимся.

Так они и поступили. Что им еще оставалось? Бланка тихонько плакала, уткнувшись в пальто Мередит. «Скорая помощь» отъехала, пока Мередит диктовала адрес. Стеклянный дом. Для кого – последний. Кому – потерянный.Повидаться с задержанным, как заверил их полицейский, можно будет довольно скоро – в больнице, куда его направят для обследования и теста на наркотики. Таков порядок. Обычное дело, правильно? А раз так, не надо торопить события. Директор магазина между тем уже поливал тротуар из шланга.

– Смотри, что делают! – закричала Бланка. – Он исчезает!..

Поразительно, какое многоцветье стекало струей в канаву: десяток оттенков синего, двадцать – красного, кромешные сгустки черной сажи, словно ночной кошмар, обретший форму, – нутро человеческого сердца, порушенное с такой легкостью, уничтоженное, раньше чем можно было остановить это разорение, сберечь утраченное или хотя бы попытаться его спасти.

По решению суда, чтоб избежать наказания, связанного с наркотиками, Сэму предстояло пройти трехнедельный курс реабилитации в больнице. К счастью, при нем обнаружили всего лишь спрятанную в кармане щепотку гашиша в серебряной фольге. Все это время он отказывался встречаться с посетителями, но попросил, чтобы к нему приходила сестра. Джон Муди это запретил. Не видел смысла подвергать десятилетнего ребенка контакту с отделением, в котором лечат наркоманов. Ну что ж, отец был волен устанавливать любые правила, но Бланка все равно ухитрялась каждый день бывать в больнице. Обнаружила это Мередит – приехала за Бланкой к школе танцев и обратила внимание, что все другие девочки высыпают гурьбой из двери, а Бланка приближается со стороны улицы. Назавтра, завезя Бланку в библиотеку, Мередит заехала на своем «фольксвагене» за рядок придорожных сосен и стала ждать. Бланка показалась из библиотеки через пятнадцать минут; Мередит поехала следом за ней и, держась на почтительном расстоянии, проводила ее до больницы. Когда она вышла погодя немного, Мередит посигналила. Бланка села в машину. Никаких объяснений, оправданий. Ничего. Сидела, глядя куда-то в пространство.

– Ты виделась с ним? – спросила Мередит.

– Я пишу записки, он отвечает. Одна сестра их забирает, потом приносит ответ.

– И что он пишет?

– Это я пишу. Он – рисует.

Мередит задумалась.

– Хочешь, я буду просто возить тебя сюда, и кончим притворяться, будто ты в это время на уроках или в библиотеке.

– Вы это серьезно?

Бланка была хорошей девочкой, и необходимость все время врать сказалась на ней даже внешне. Волосы потускнели и обвисли, на лице выскочили прыщи.

– Серьезно.

День, когда Сэма выписывали домой, решено было отметить шоколадным тортом. Не мог же человек, в самом деле, измениться до такой степени, чтобы утратить вкус к шоколаду! Синтия даже съездила за мороженым, а в ответ на удивленные взгляды заявила:

– Я, чтоб вы знали, плохого Сэму не желаю. Я желаю ему добра.

Все это время, когда звонила бабушка Сэма, а к телефону подходила Синтия, Диана Муди бросала трубку. Она желала говорить с Мередит.

– Синтия знает, что это вы кладете трубку, – сказала ей Мередит.

Диана незадолго до того перенесла инсульт и огорчалась, что не может приехать помочь в трудную минуту. В Мередит она видела родную душу – единственную, от кого узнаешь правду.