Текст книги "Третий ангел"
Автор книги: Элис Хоффман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
– Кто бы мог подумать… – пропела Джорджи, задумчиво разглядывая их обоих.
– Встретил эту девушку на улице и решил, что могу подвезти бедняжку. – С этими словами Пол распахнул дверцу такси. – Мы прибыли. Рад был повидаться с вами, Джорджи.
Дверца захлопнулась, машина рванулась с места и исчезла. С ней, Мадлен, на этом покончено. Она была для него лишь средством достижения цели. Какой бы она ни была, эта цель.
– До чего же я его ненавижу, – процедила Джорджи.
Любопытное совпадение. Мадлен направилась к дверям.
– Я тоже.
Возвратившись в Нью-Йорк, она никому ни о чем не рассказала. Да и, собственно, кому было до этого дело? Разговаривая с сестрой по телефону, Мадлен расспрашивала о Поле. Она ненавидела его странной, какой-то алчущей ненавистью. Но не могла забыть их единственное свидание наедине. Может быть, во время свадебной церемонии ей нужно будет встать и во всеуслышание объявить о том, что случилось? Что ей мешает это сделать? Она осчастливит этим и сестру, и себя. Разве не лучше будет разоблачить его перед всеми собравшимися, пусть даже этим она разоблачит и себя?
Ее подавляла глубокая депрессия. Это сказывалось на работе, и кто-то из ее коллег даже поинтересовался, не произошло ли у нее в семье какого-либо несчастья. Раньше у нее были расписаны все выходные, теперь же она спала до полудня и старалась пореже выходить из дому. Когда однажды приехали в город родители и зашли к ней, стук в дверь разбудил ее, хоть было уже больше двух часов пополудни.
Мать отозвала ее в сторону и спросила, понизив голос:
– Что с тобой происходит?
– Ничего не происходит. Почему ты вечно подозреваешь меня в чем-то?
– Я не подозреваю, я догадываюсь, – отрезала Люси.
– Даже так? О чем же ты в таком случае догадывалась, когда я была маленькой? Но тогда тебе не было до меня дела. Ты меня даже не замечала.
Люси ошарашенно смотрела на дочь.
– Я не замечала? Как ты можешь говорить такое? Конечно замечала. Я всегда видела, что мы с тобой очень похожи, просто совершенно одинаковы.
Мадлен вспомнила, как однажды ночью она убежала из дому. Это произошло в ту пору, когда родители жили врозь. Надела плащ и зимние ботинки, потому что была весна и везде стояли лужи. Убежать оказалось так легко – просто открыть дверь и шагнуть в темноту. Она твердо знала, что надо делать. Сказала же ей однажды Элли, что голубая цапля придет к тому, кого полюбит. Вот остался позади их сикомор, вот и двор кончился. Трава была мокрая и хлюпала, словно губка. Ноги Мэдди утопали в ней, и ботинки сразу покрылись грязью. Небо было беззвездным, луна пряталась за облаками, но девочка знала, куда ей идти.
До болот было не так уж далеко. Сначала она добралась до тростниковых зарослей и стала пробираться дальше, раздвигая тонкие стебли. Они были высокие и перистые. И отвратительно пахли. Она брела вдоль берега, ботинки громко чавкали. Она слышала, как бурлила здесь жизнь, слышала улиток, крики сидевших в гнездах птиц, изредка вой ветра. Наверное, здесь можно встретить и пауков, и каких-нибудь пиявок, в деревьях, должно быть, прячутся летучие мыши. Из двух сестер это она, Мэдди, всегда была трусихой, это она плакала, когда оставалась одна, не умела ни приготовить еды, ни постирать, даже не могла застегнуть пуговицы на тяжелом зимнем пальто. Боялась густых кустарников и крабов, которые могут укусить за палец. Но сейчас она ни о чем таком не думала.
Конечно, пришлось идти довольно долго, но она нашла то место, где, как мама сказала, живет голубая цапля. Она одолела эти ужасные кустарники – и вот пожалуйста, стоит под большой ивой, в ветвях которой находилось гнездо цапли.
Под пальто на ней была надета только голубая ночная рубашка. Девочка сбросила ботинки и стала карабкаться на дерево. Она умела хорошо лазать по деревьям и была гораздо крепче, чем казалась. Но пока Мэдди добралась до гнезда, силы оставили ее.
Раньше она думала, что оно из травы и мха, а оно оказалось сплетенным из серебристых и черных веток. Гнездо было пустым, и девочка забралась в него. Если оно свалится на землю, то она упадет тоже и сильно расшибется. Но ветки выдержали ее вес. Мэдди очень хотелось узнать, правду ли им сказала мама: заботится ли о ней цапля. Цапли ведь обязаны хранить верность, такова их природа.
Когда она проснулась, едва смогла разогнуть ноги, так они затекли от долгого сидения на дереве. На локтях и коленках виднелись красные следы от укусов каких-то жуков. Светало. При первых лучах солнца она вдруг услыхала далекий голос, он показался ей похожим на голос сестры. Мэдди глянула вниз, на болотную пустошь, и увидела, что далеко на мелководье стоит Элли. А совсем рядом с ней голубая цапля. Легко было догадаться, что девочка боится птицы и что птица боится девочки, но это не имело никакого значения Элли подошла так близко, что могла бы прикоснуться к цапле, а та не улетала. Но вот птица расправила крылья и взлетела. Девочка подняла голову и помахала ей рукой и увидела на дереве Мэдди. Конечно, светлые волосы старшей сестры были точь-в-точь такого цвета, как тростник. Потому-то цапля и выбрала ее.
Пол не пришел на следующий день в «Лайон-парк», хоть она и оставила ему сообщение на автоответчике, в котором намекнула, что намерена позвонить Элли и во всем ей признаться. Прибегла, так сказать, к угрозам. Но ей было безразлично, насколько глубоко она пала. Портье она уведомила о том, что ждет посетителя и что следует позвонить ей, как только он явится. С трудом поборола желание заявить, что человек, которого она ожидает, ее муж, но солгать так нахально не осмелилась.
Итак, Мадлен сидела в душной комнате и ждала, ждала… Ждала до тех пор, пока у нее не началось головокружение. Тогда она вышла из отеля и отправилась бродить по Лондону. Вернувшись, пообедала в номере и снова принялась ждать хотя бы телефонного звонка. Между делом выпила бутылку вина и улеглась спать, когда было еще светло. И снова ее разбудил шум в коридоре. Тот же спор двух голосов, тот же мужской крик. Вскоре, однако, все стихло, она решила принять душ, но тут обнаружилось, что из крана течет исключительно холодная вода, а горячая появляется только время от времени. Мыло было комковатым, и пахло чем-то вроде лизола. Кое-как вымывшись, она вышла из ванной комнатки, обернулась полотенцем и улеглась в кровать.
Было почти одиннадцать часов вечера, когда он наконец-то явился. Портье даже не удосужился сообщить ей о приходе посетителя, Пол просто поднялся к ней в лифте. Кто угодно мог оказаться на его месте, хоть лондонский городской сумасшедший, хоть серийный маньяк-убийца.
Он постучал в дверь и позвал ее по имени. Минуту – не меньше Мадлен заставила себя не двигаться, не обнаруживать свое нетерпение. Даже перед самой собой. Пусть он пострадает. Пусть подождет.
Пол постучал опять. И Мадлен медленно направилась к двери. Из одежды – по-прежнему только полотенце.
– Боже, кого же ты ждешь? – сказал Пол и рассмеялся. – Привет, сестричка.
Он начисто обрил голову и сбросил вес. Выглядел страшно тощим, одни кости и кожа.
«Отлично», – подумала Мадлен, очень надеясь, что он страдает по меньшей мере так же, как она. И сожалеет о браке, в который имел неосторожность дать себя втянуть.
– Ты почему-то не писал мне, даже не позвонил…
Женщина изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал легкомысленно. Но не получилось, выходила сплошная патетика, как раз то, что она терпеть не могла. Но Пол ничего не заметил. Казался рассеянным и каким-то отсутствующим, глаза затягивала странная пленка, будто у него был конъюнктивит.
– Но ведь мы с тобой чужие люди, Мэдди, и ты сама это знаешь. Пусть так оно и останется. Если ты снова будешь мне звонить, я тебе не отвечу.
– Мне так жаль Элли, – проговорила она. – Правда, жаль.
– И мне, – кивнул Пол.
– Ты всегда был таким отъявленным эгоистом?
– А ты?
– Если я ей все расскажу, она не поймет тебя. И никогда не простит.
– Да, не простит. – Опять тот же кивок. – Тебя тоже.
– Может быть, это я не прощу.
Не сказав больше ничего, Пол развернулся и пошел к лифту.
Она ничего для него не значит. Мадлен принялась одеваться. Чувствовала себя разбитой и печальной. Спустилась в ресторанчик при отеле, он был почти пустым. Лишь один немолодой человек пил в баре и какая-то пара смеялась, сидя за столиком. К Мадлен подошла официантка и объявила, что уже время закрывать ресторан, но она наврала ей, что только что прилетела из Штатов и не успела пообедать. Тогда официантка принесла ей салат и пирог с начинкой. Подала и вино «Пино гриджио». В зале было довольно прохладно, но Мадлен все еще задыхалась от жары.
– Пирог вкусный? – поинтересовалась официантка.
Он показался Мадлен совсем черствым, но салат был неплохой, а вино и того лучше, потому она кивнула:
– Неплохо.
Пообедав, провела в ресторанчике еще почти час, попивая вино. Когда наконец поднялась, чтобы уйти, в зале оставались только бармен и пожилой господин. Смеявшаяся пара и официантка уже ушли. Мадлен поднялась на седьмой этаж в лифте и, едва выйдя из него, тут же заблудилась. И только долго проплутав, она нашла наконец свой 708-й номер. Отпирая дверь, лениво подумала, есть ли на этом этаже другие постояльцы. По крайней мере, по дороге ей не повстречался ни один человек. Выключила неисправный кондиционер и распахнула окно. Комнату наполнил городской шум, залетевший ветер оказался сухим и пыльным. Не сняв платья, она улеглась на кровать.
Отец оставил их, когда девочкам было одиннадцать и двенадцать лет, как раз в то время, когда мать проходила курс химиотерапии. Он снял дом в городе, примерно в трех милях от побережья. Мать сказала, она не винит его. Объяснила им, есть люди, самой природой неприспособленные примириться с болезнями; одна мысль о больнице вызывает у них головокружение. Но дочери не поверили ей. Если у их отца и кружилась от чего-то голова, то только от его собственных эгоистических поступков.
Они часто проносились на велосипедах мимо дома, в котором жил отец, но тот казался необитаемым. Когда же девочки звонили ему по телефону, трубку снимала какая-то женщина. Элли говорила, что это, наверное, знакомая отца или его экономка. Как раз тогда Мадлен начала наносить себе порезы под коленками и на руках. Не знала, чего она хочет больше – причинить боль себе или кому-нибудь другому. И каждый вечер звонила той женщине, с которой жил отец. Месть постепенно приобрела привычный вкус, и чтобы с ней не сродниться, следовало быть осторожной. И девочка стала очень осторожна. Она ничего не рассказала об этом даже сестре. Уже одиннадцатилетним ребенком она поняла, что месть – это исключительно частное дело.
Однажды отец снова появился в их доме. Припарковал машину прямо на дороге и вызвал дочерей. Казался таким злющим, будто это они перед ним провинились.
– Почему вы терроризируете невинного человека? Не звоните нам больше. Если еще хоть раз позвоните, я поменяю номер телефона. И вообще, она просто владелица дома, в котором я снимаю жилье. Мы практически незнакомы.
Элли понятия не имела о телефонных звонках, но не стала ни в чем винить сестру. Вместо этого сразу приступила с обвинениями к отцу.
– Чем менять номер, тебе лучше вернуться к нам. Ты нам нужен.
– Это ваша мать подучила вас?
– Она даже понятия не имеет об этом, – ответила Элли.
Мэдди молчала, опустив голову.
Отец вернулся к машине, за ним, не отставая, спешила Элли. Когда он сел за руль, девочка увидела, что он плачет. Не обернувшись к дочерям, не опустив стекло, чтобы попрощаться, он сразу уехал.
Позже, когда они остались вдвоем в своей комнате – сидели на одной кровати, взявшись за руки, за спинами одна подушка на двоих, – сестры продолжали разговор об отце.
– Вообще-то мне его жалко, – сказала старшая.
– А мне – нет, – сердито отозвалась младшая – Он не заслуживает нашей жалости. Оставил нас с больной женщиной.
– Он заплакал, когда уезжал.
– Крокодиловы слезы. Папка-крокодил.
– А ты действительно звонила ей каждый день? – поинтересовалась Элли.
– И даже по два раза.
– Ты думаешь, она и вправду просто домовладелица?
– А ты думаешь, он и вправду крокодил?
Обе рассмеялись. Элли даже удивилась, оттого что Мэдди так хорошо умеет хранить секреты.
– Ты вообще многого обо мне не знаешь. Слышала бы, что я ей говорила…
Именно Элли взяла на себя наблюдение за тем, чтобы все докторские предписания выполнялись. Она часами ждала мать подле кабинета химиотерапии, следила за процедурами, читала матери вслух, подливала ей в стакан имбирного эля. Все решили, что девочка хочет стать доктором. Мадлен тоже давно решила вопрос о своем будущем – и не только о своем.
– Я ей сказала, что убью ее, а кости повешу сушиться в нашем дворе, – сообщила она сестре. – Потом сварю из них суп.
Элли передернуло:
– Мэдди, как ты можешь!
– И выпью ее кровь. И воткну в глаза сотни иголок, – продолжала девочка. – И если она в самом деле всего лишь домовладелица, то она в одну минуту вышвырнет его вон.
Но женщина, подходившая к телефону, не была похожа на домовладелицу. Скорей она казалась чьей-то испуганной подружкой.
– Слушай, не делай этого, – попросила сестру Элли – У нас будут неприятности, и мама с отцом с ума сойдут от страха.
– Мне-то что? Я их обоих ненавижу.
Мать словно ничего не замечала – ни порезов на руках и ногах Мэдди, ни телефонных разговоров по ночам.
– Пусть убираются отсюда и оставят нас вдвоем, – продолжала девочка. – Может, к нам придет голубая цапля и мы будем жить вместе с ней.
– И не мечтай об этом. Скорей уж за нами явится полиция, и нас увезут в детский дом. И потом, кто тогда будет заботиться о маме?
– Кто угодно, – упрямо стояла на своем Мэдди. – Только не я.
Обед, который давали новобрачные, собрал довольно много народу; всех гостей рассадили за таким длинным столом, что общий разговор оказался практически невозможным. Что было, вероятно, к лучшему. Когда в зал вошли жених и невеста – как ни странно сильно опоздавшие, хоть это было отнюдь не в правилах Элли, – все встали и зааплодировали. Первое блюдо – холодный паштет с чесночными тостами – уже было давно подано. Родители Пола – Фрида и Билл – оказались довольно приятной парой, также Мадлен узнала среди собравшихся миссис Ридж, ту самую женщину, которая жила в Кенсингтоне. На ней был черный костюм от Шанель и шляпка, определить возраст этой женщины казалось невозможным. К счастью, она не узнала Мадлен, наверное, даже не разглядела ее во время того апрельского происшествия.
– Привет. – Элли отыскала в толпе сестру.
– Привет.
– Ты остановилась не в том отеле, где родители?
– Поблизости. В том самом, о котором мама так часто рассказывала.
– Понятно. Я рада, что ты здесь.
Элли казалась до крайности изможденной и тоже сильно похудевшей. У Мадлен мелькнула мысль о том, что свадебный костюм будет просто болтаться на сестре.
– Пол ненавидит такие мероприятия, – продолжала та. – Наверное, нашел спасение. – Она кивком указала на бар. – Господи, хотела б я тоже так сбежать. Навсегда.
– О чем ты? – переспросила Мадлен, но Элли ничего не ответила, и она продолжила: – Ты не счастлива?
На лице сестры не было ни малейшего следа макияжа и выглядела Элли ужасно: бледная, измученная.
– А что, произвожу впечатление очень счастливой?
Но тут к ней слетелись подружки, которым не терпелось узнать о предстоящей церемонии, она махнула рукой и ушла с ними. Для Мадлен оставался только один способ пройти через испытание – как следует напиться. Что она и сделала. С таким успехом, что даже ее отец это заметил и спросил:
– Что с тобой случилось?
– Почему вы вечно думаете, что со мной что-то случилось? Все в порядке.
И тут же улизнула в бар. Пол сидел у стойки с бокалом шотландского виски. От светильников ложились на пол маленькие серповидные островки желтоватого света. Глаза Пола казались неестественно большими.
– Она знает про нас, – заявила Мэдди, усевшись рядом. – Только что сказала мне, что очень несчастна.
Пол обратил к ней отсутствующий взгляд, словно не узнал, кто это.
– Я серьезно… – Мэдди только сейчас почувствовала, до чего она пьяна. – Ей все известно. Ты доволен тем, что сделал?
– Я сделал все, что мог, чтобы она оставила меня. Но этого не произошло. Она понятия не имеет о том, что такое измена. Даже не знает, как это делается. – Пол выглядел опустошенным. – Поэтому мы и намерены пожениться. Можешь меня поздравить.
– Ты можешь объяснить мне одну вещь? Почему именно я? Почему ты не мог устроить это с кем-нибудь другим?
– Просто ты там оказалась. И изъявила согласие. К тому же именно с тобой я мог обидеть ее всего сильней.
– Слушай, ты просто больной.
– В самую точку. Я знал, что ты так скажешь.
Мадлен поднялась и вышла из бара. Подумала, что Пол попытается задержать ее, но он и бровью не повел. Спустилась по лестнице к выходу. Если она сейчас упадет и сломает себе шею, никто этого даже не заметит. Младшая, второсортица.
Объект для сравнения: белое и черное, полное и пустое, находка и потеря.
На такси Мэдди вернулась в отель. Прежде чем подняться в номер, заглянула в бар. Там было чуть больше посетителей, чем накануне: та же молодая пара, что сидела тут вчера, несколько делового вида мужчин. И давешний старик, перед которым стояли два стакана с виски и чашка кофе.
– Мне, пожалуйста, то же самое, что заказал этот человек, – попросила она.
– Кто? Тедди Хили? – переспросил бармен. – Он у нас каждый вечер. И пьет всегда одно и то же. Чтобы не пьянеть, придумал пить по одной чашке кофе после каждой пары виски.
Мэдди взяла поданный ей стакан, мигом осушила его до дна, после чего направилась к лифту и поехала к себе. Позже она даже не могла вспомнить, как добралась до своего номера. В жизни она не пила так много, как в этот свой приезд в Лондон. Предательство плодит предательство. Она не собиралась никого обижать, в том числе и себя, и не станет этого делать. Встала, подошла к окну. Отсюда, с седьмого этажа, она видела острые углы кирпичных зданий, крыши, каминные трубы. Неба почти не было видно, и она высунулась подальше. В воздухе носился чуть солоноватый запах моря. Теперь перед ее глазами расстилалась проезжая магистраль, мелькали светлые и красные огни, доносился шум дорожного движения.
Опять вспомнился сикомор, росший во дворе их дома. Они с Элли проводили долгие часы, прячась в его ветвях. Однажды сестры увидели, как из дома появилась мать и, не заметив их, опустилась на траву и заплакала. Они знали: женщина надеялась, что цапля ей поможет. Элли доверчиво уставилась в небо, но она, Мэдди, не сомневалась, что никто сюда не явится. Ее страшили высота и сила собственного разочарования. Страх младшей сестры был очевиден, и Элли прошептала:
– Не смотри вверх. Просто закрой глаза и сиди не двигаясь. Я скажу тебе, когда она прилетит.
Мадлен только успела заснуть, когда ее разбудил крик из номера напротив. Проснулась и глянула на часы – опять то же самое время – десять тридцать, похоже, это повторяется каждую ночь. Может быть, все любовные ссоры таковы: люди просто снова и снова повторяют друг другу одни и те же слова. Она подошла к двери и сжала пальцами дверную ручку. В ушах эхом отдавалось ее собственное бурное дыхание, когда она стала прислушиваться к спору незнакомцев. Затем, скрестив ноги, уселась на пол около двери и приложила к ней ухо.
– Как ты могла так поступить? – спрашивал мужской голос.
И Мадлен разрыдалась, хоть понятия не имела, о чем идет речь. Все-таки в тот день, когда они с Элли забрались на сикомор, ей следовало открыть глаза. Может быть, это помогло бы ей научиться любить мать. Может быть, мать полюбила бы ее в ответ.
Она так и заснула на полу, свернувшись у двери. И утром у нее болели все кости. Спустившись к завтраку, она остановилась у стойки портье, чтобы пожаловаться на своих шумных соседей. Дежурила молодая женщина, Кара Аткинс, ответственная за услуги, как бы малы и неопределенны ни были эти услуги в «Лайон-парке».
– Пара, которая живет в номере напротив моего, страшно шумит. Они ведут себя просто неприлично. Мне даже заснуть не удается.
– Сожалею. Позвольте, я проверю. – Мисс Аткинс провела пальчиком по странице регистрационного журнала и отыскала номер комнаты Мадлен. – О, вы, оказывается, живете на седьмом этаже, в семьсот восьмом номере?
– Да. И ваши постояльцы шумят каждую ночь. Понимаю, в конце концов, их поведение не мое дело, но эти люди мне мешают.
– Администрация отеля будет счастлива переселить вас на другой этаж, – сказала мисс Аткинс.
Но Мадлен тут же попросила ее не беспокоиться. Она все-таки надеялась, что Пол навестит ее, и не хотела упустить свой шанс.
В столовой за одним из столиков опять сидел Тедди Хили и спал. Съежился как мышь и даже тихо похрапывал. Было понятно, что именно так он и провел всю ночь. Относились к нему тут внимательно: Тедди Хили принадлежит к одним из самых старых постояльцев отеля, и администрация не расположена забывать об этом. Шокированная таким недостойным зрелищем, Мадлен тут же дала себе слово не распускаться. С нынешнего дня и впредь. Ей совсем не хочется закончить свои дни пьянчужкой в баре какого-нибудь отеля. И уподобиться брошенной супруге-цапле с выщипанными перьями. Поэтому она наскоро выпила кофе, подкрепилась тостом с джемом и поднялась обратно к себе, чтобы захватить платье – подходило время, назначенное для последней примерки. Когда Мадлен оказалась на своем этаже, она с удивлением заметила, что дверь в 707-й номер распахнута, и заглянула туда, надеясь, что шумная пара уже выехала.
Комната была пуста. Здесь не только не было никого из постояльцев, здесь не было даже мебели. Ни кровати, ни комода, лишь лежали брошенными у стены несколько матрацев. И почему-то в этом номере было жутко холодно, у нее даже пар изо рта поплыл легкими белыми облачками. В спальне ее матери тоже всегда было прохладно, и Мадлен с трудом заставляла себя войти туда, она попросту боялась. Может быть, в этом она похожа на своего отца, всегда готового бежать даже при тени трудностей? Элли приходилось брать ее за руку и вести к матери. «Это же наша мама, глупая, – успокаивала она ее. – Тебя тут никто не укусит».
Мадлен снова спустилась в вестибюль.
– Я случайно выяснила, что тот номер стоит нежилой, – сообщила она мисс Аткинс. – Там даже кровати нет. Кто же там в таком случае шумит?
– Э-э, как бы вам сказать… – Портье замялась. – Говорят, его зовут Майкл Маклин.
– А кто это? Какая-нибудь знаменитость? Почему вы думаете, что мне о чем-нибудь говорит его имя?
– Это наше местное привидение. По крайней мере, так утверждают некоторые. Сами понимаете, я не верю в такие глупости.
– Великолепно. Во всяком случае, я рада, что оно переехало.
– Но оно никуда не переехало. В этот номер мы не ставим мебель уже лет двадцать, но призраку это не мешает. Привидения свободны в своих поступках. И не предупреждают ни швейцаров, ни горничных о том, что поселятся в гостинице.
– Вы же сказали, что не верите в его существование.
– Я и не верю. Но на самом деле я его однажды видела.
– Шутите? – Но, заглянув в глаза Кары Аткинс, она получила ответ на вопрос. – О боже, вы это серьезно.
– Несчастье произошло в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, так что наше привидение довольно молоденькое для своего статуса. Если это, конечно, привидение.
– Так вы верите?..
– Конечно. Один из участников происшествия приходит в наш бар каждый вечер. Возможно, снова и снова переживая то событие. Но он никогда не говорит об этом.
– Вы говорите о Тедди Хили, да? О том пожилом джентльмене, который бывает по вечерам в баре?
– Да, о нем.
– И вы утверждаете, что каждый вечер в вашей гостинице повторяется то событие, что произошло в пятьдесят втором году?
– Я рассказываю вам то, что известно мне лично, – заметила Кара. – Об остальном можете сами строить догадки.
Мадлен собиралась поехать к сестре на такси, но передумала и пошла пешком. Ей не нравятся рассказы о привидениях и о несчастной любви. Хорошо, по крайней мере, то, что она решила перестать пить. И наладить свою жизнь. Что она непременно сделает.
Молодая женщина шла, перекинув платье через плечо, и в ярких лучах солнца оно, как драгоценное знамя, плыло позади нее. Хоть на улице по-прежнему припекало, сегодня она не ощущала в себе ненависти к Лондону. В парке Мадлен окружили тишина и зеленое спокойствие деревьев. Аромат, разлитый вокруг, напомнил ей тот острый своеобразный запах, которым напоен был воздух болот, подступавших к самому их дому. По глади пруда скользили игрушечные лодочки детей. Листья на деревьях были зелеными-презелеными, только чуть пожелтевшими по краям. Когда она приблизилась к той части парка, где цвели розы, они показались большими белыми кубками, вырезанными изо льда. И только их изящное покачивание под утренним ветерком нарушало эту иллюзию.
Мадлен опаздывала, но это не волновало ее Она уже совершила так много ошибок, что подобную мелочь не следовало даже принимать во внимание; поэтому она остановилась у киоска, в котором торговали пузырящимся лимонадом. Если бы привидение выбрало для обитания эту часть парка и расхаживало меж белых кустов, нюхая цветущие розы, она, пожалуй, могла бы его понять. Неплохая участь – провести загробную жизнь в парке… если вы, конечно, верите в загробную жизнь. Привидения не нуждаются в мебели, наверное, они также не нуждаются в любви. Может быть, они спят в птичьих гнездах в кронах деревьев, а днем разглядывают оттуда те глупые существа, которых зовут людьми?
Мадлен медленно шла по направлению к Бейсуотер-роуд. Дойдя до нужного дома, поднялась к Элли и обнаружила, что остальные девушки в своих кремовых льняных нарядах уже собрались и ждут ее. Ждут в полном молчании, отчего обстановка больше походила на поминки, чем на ожидание счастливого события.
– Ты не могла бы хоть раз прийти вовремя? – колко спросила Джорджи.
– Хоть тебя это не касается, я все-таки объясню. Я заблудилась – Собственно, это даже не было ложью. – Где моя сестра?
– Почему бы тебе самой не заняться ее поисками?
Элли оказалась на кухне. Плакала.
– Послушай, извини меня, пожалуйста. – Мадлен присела рядом и перекинула платье через спинку стула. – Я, конечно, последняя идиотка, но я опять потеряла дорогу. Я знаю, что такой дурости нет прощения, Джорджи мне об этом уже сообщила, и я с ней даже не спорила. Мне ужасно жалко, Элли. Извини, пожалуйста. Или лучше отрекись от такой сестры.
Элли опустила голову.
– Он очень болен, Мэдди, весь этот год. Я не хотела огорчать тебя, да и Пол настаивал, чтобы никто не знал о его болезни. Даже мысль о чужой жалости приводила его в неистовство. Но сейчас ему гораздо хуже.
Мадлен услышала вдруг, как громко шумит холодильник, раньше она даже не замечала этого. Не замечала и того, что ее сестра несчастна. Она вообще не думала о замужестве Элли, только о связанных с ним хлопотах.
– В прошлом году ему поставили диагноз – четвертая стадия, неходжкинская лимфома. Обнаружила ее я. Какое-то время назад он стал потеть по ночам, потерял аппетит, и однажды, когда мы вместе принимали душ, я вдруг нащупала у него под мышкой какую-то шишку. Мы, конечно, решили, что ничего особенного, просто укус насекомого, который чуть воспалился, но оказалось не то. Это была опухоль. С обширными метастазами. Пол даже мне не хотел рассказывать об этом. Самое же смешное в том, что незадолго до его болезни я решила порвать с ним.
Мадлен направилась к раковине и неспешно налила в стакан воды. Постаравшись стать таким образом, чтобы сестра не видела ее лица.
– Он мне совсем не нравился. Не знаю, любила ли я Пола вообще когда-либо или приняла его предложение просто оттого, что пришла пора выйти замуж. Мы совершенно не подходили друг другу. Но было поздно, не могла же я бросить его во время лечения. Я не из тех, кто способен на такое. Но все стало ужасно. Много хуже, чем с мамой. Он совершенно не выносил химиотерапии; врачи даже думали, что ему не выжить. Облысел, потерял в весе тридцать фунтов. И мне пришлось остаться с ним.
Мадлен поставила стакан на стол, подошла к сестре.
– Конечно, как же иначе…
– Он становился просто неуправляемым. Терзался вопросами – почему это случилось именно с ним? С нами? И так далее. Я не могла поступить так, как поступил когда-то отец. А зимой неожиданно настало улучшение. Полу даже не понадобилась пересадка костного мозга. Откуда-то взялись силы. И в марте я сказала ему, что между нами все кончено. Господи, он чуть с ума не сошел от гнева! Незадолго до твоего приезда в апреле мы почти расстались. Мое решение было окончательным, ты могла бы догадаться об этом еще тогда, во время примерки. Я собиралась отменить все, что мы к тому времени успели заказать. Но тут снова ход болезни переломился, и для меня такой выход стал невозможным. Время для трансплантации упущено.
– Но он же поправился.
– Ты не слушаешь меня, Мэдди. Ничего он не поправился. Для него не существует даже завтрашнего дня. Сегодня после обеда его кладут в больницу. Опять. Все происходит страшно быстро. Ухудшается зрение. Плохо слушаются ноги. Поражен почти весь позвоночник.
Мадлен почти упала на стул.
– Я не знала, что эта болезнь так стремительна.
– Извини, что приходится рассказывать тебе о таких вещах. Остальным я тоже рассказала только сегодня. Раньше знали об этом только Джорджи и Ханна, больше никто. Ах да, и мама. Она уже давно знает.
– Мама знала? Ты сказала ей, а не мне?
– Я хотела защитить тебя.
– Ну как же… Я ведь такая слабая. Никому и ничем не могу помочь!
Элли взволнованно запротестовала:
– Я совсем не это имела в виду.
– Почему ты никогда не обращалась со мной как с ровней?
Мадлен вытащила из пачки сигарету и закурила. Элли промолчала. В конце концов, это та самая Мэдди, которая всегда думала только о себе. В первую очередь о себе.
Сестра сделала глубокую затяжку, потом раздавила сигарету в пепельнице.
– Прости, – произнесла она виноватым голосом. – Я веду себя как идиотка.
– Наша свадьба состоится прямо в больнице. Я так хотела, чтобы это происходило около нашего старого дома, под сикомором. Мы бы навязали бантов и колокольчиков на его ветвях. – В книжке Элли именно это и должна была сделать жена-цапля, чтобы вернуть супруга домой. – Придется еще расплатиться с поставщиками за цветы, и все такое. Но мы предусматривали такой вариант, потому-то я и не разрешала маме с отцом платить за меня.
– Так значит, отец тоже все знал? Господи, Элли, оказывается, все на свете знали, кроме меня.
– Пол просил не говорить тебе об этом.
– Именно мне? Прямо так и сказал: «Только Мэдди ничего не рассказывай»?
– Конечно не так. Он же такой упрямый. Он вообще из тех людей, кто откажется навестить старых друзей, а возьмет и пригласит одинокую пожилую даму в театр или на обед. Боялся, что его болезнь может разрушить мою жизнь. И делал все, чтобы я бросила его. Я не понимала, думала, он злится на меня за что-то. Только позже догадалась, что он хотел освободить меня от себя.
