Текст книги "Третий ангел"
Автор книги: Элис Хоффман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Девушка включила свет, оглядела царивший в комнате ералаш и принялась за борьбу с ним. Сдернула с постели белье, собрала грязные полотенца и отнесла все это в прачечную на третий этаж. Они будут выстираны, пока она тут убирается.
Фрида работала как каторжная, даже отчистила пятна на ванне и протерла мебель специальным составом с лимоном. Пока она пылесосила, до ее ушей донесся чей-то мужской голос. Сначала она испугалась, подумав, что слишком расшумелась, но тут же сообразила, что это привидение расшумелось, а не она. Было ровно десять часов тридцать минут. Дверь семьсот седьмого была заперта, и на ручке висела табличка с просьбой не беспокоить, так что, вероятно, сегодня там есть постояльцы. Может, и вправду там ночует Джон Леннон или кто-нибудь из других музыкантов. В общем, кто-нибудь, кто не боится привидений. Если б они существовали, эти призраки, то ее отец наверняка бы встретился с кем-то из них, ведь он, как никто другой, проводил столько времени с умирающими. Но доктор Льюис никогда ничего не рассказывал о привидениях. Когда человек умер, от него остается только тело, и ничего загадочного здесь нет. Но все-таки один раз Фрида слышала, как в домике у темных ив отец звал умершего по имени, будто тот был жив. Звал мужа той плачущей женщины.
Фрида вернулась к прерванной уборке. Она просто наслаждалась этой работой. Мысленно представляла себе мать, раскладывающую вещи отца по коробкам. Потом она, наверное, отвезла их к домику у ив и выгрузила на лугу? Если бы они с Джеми не поставили точку на своих отношениях еще до того, как их начали, то расставание у них было бы другим.
Покончив с уборкой и ожидая белье из прачечной, она присела у стола и из любопытства выдвинула один из ящиков. Там оказались флакончики с таблетками, пакетик марихуаны, коротенькая трубка и несколько наполненных чем-то мягким пакетиков. Один из них она осторожно развернула и сунула туда кончик пальца. Белый порошок. Прикоснулась к нему языком, и рот тут же онемел. Подчас, будучи не в силах выносить страдания, люди пытаются облегчить их и принимают наркотики. Иногда это становится привычкой, которая губит несчастных. Она подумала об отце и напомнила себе, что он никогда не судил своих пациентов. Это было не в его привычках и, значит, не в ее. Судить надо свои поступки, а чужие оставить.
Фрида сложила все обратно и задвинула ящик. Но потом снова приоткрыла, достала пачку почтовой бумаги и ручку и начала писать новое стихотворение. Или песню, смотря что получится. Слова будто лились сами. Она налила в стаканчик виски из бутылки и немного отпила.
«Белая жизнь, белая смерть. Иногда я люблю тебя, иногда ненавижу. Кто сидит рядом со мной, когда ночью я еду один? Кто позади меня? Кто впереди? Дорога пуста. Пусто и там, куда еду я. Откуда мне знать, ангела ли я встретил в пути? Как мне узнать его?»
Фрида писала так быстро, что даже не успевала обдумать слова, ложившиеся на бумагу. Стало вдруг так жарко, что пот градом потек по спине и груди. Сейчас она чувствовала себя точно так же, как когда писала то, первое стихотворение, – будто ее несет куда-то вне времени, вне пространства.
«Тот, кто сидел рядом со мной, не был ангелом вовсе. Ангелы не такие. Но как он узнал мое имя? Как он узнал, что я есть?»
На самом верху листа она написала название «Третий ангел». Потом спокойно посидела, отдыхая и время от времени отпивая из стакана виски. Стакан был чистый, потому что она сама его вымыла. Ей все еще было жарко, но теперь это было приятное ощущение. Похоже на то, которое она испытала, когда бегом мчалась через парк, а потом, добежав до отеля, отдыхала, переводя дыхание.
Прикончив виски в стакане, она встала и отправилась в прачечную на третий этаж. Спускаясь по лестнице, вдруг увидела Ленни.
– Господи, Фрида, какого дьявола ты тут делаешь? – воскликнула та изумленно.
Сама Ленни выглядела так, будто была слегка навеселе. К тому же вырядилась в свое лучшее платье, то серебристого цвета мини, которое купила на распродаже на Кингс-роуд, и туфли на каблуках, таких высоченных, что она с трудом переставляла в них ноги. Волосы казались растрепанными, на лице было слишком много косметики. И глядела Ленни слегка виновато, будто ее застигли на чем-то плохом.
– Иду в прачечную, – объяснила Фрида.
Ленни покачала головой, будто не веря своим ушам.
– Понятно. Ты еще скажи, что свалилась с Марса.
– Нет, я и вправду туда. За бельем Джеми. Знаю, что это смешно и вовсе не мое дело. Так что заткнись, пожалуйста.
– Уже заткнулась. Можешь не сомневаться, я никому не расскажу об этом. Даже не скажу тебе о том, какая ты идиотка. Друзья ведь для того и нужны. Не задавать лишних вопросов и не получать лживых ответов. Мы с тобой квиты.
Обе девушки молча смотрели в глаза друг другу. У Фриды было странное чувство, что сейчас она видит другую Ленни, не ту, которая была ее лучшей подругой. Эта казалась странно уставшей, под глазами припухло, от нее попахивало спиртным, помада на губах была размазана.
– Я иду спать, – сказала она. – Забудь, что ты меня здесь видела, хорошо, Фрида?
Ленни определенно вела себя так, как будто ее смутила эта встреча, и Фрида понятия не имела почему. Может, у нее есть парень, с которым она встречается? Или она – такая же дура, как Фрида, – влюбилась в кого-то из постояльцев? Хоть на Ленни это не похоже, не похоже на девушку, для которой существует только одна забота – о самой себе. О номере первом.
– Я скоро приду, – пообещала Фрида.
– Можешь не обещать. Мне нет никакого дела до твоей личной жизни. Ты уже большая девочка, Фрида. Я тоже.
Раз политика «Лайон-парка» – обеспечение личной свободы, так, может, на то же могли рассчитывать и его служащие? Секретность любой ценой, никаких вопросов и никаких ответов, и узы дружбы тут не имеют значения.
Фрида забрала из прачечной вещи Джеми, отнесла к нему в номер, аккуратно сложила на стуле. Потом принялась с любопытством рассматривать. Футболки были старенькими и поношенными. Две его пестрые рубашки – одна сине-зеленая, другая красно-желто-оранжевая – явно нуждались в глажке. Никаких проблем. Фрида была способной девушкой, а гладить она вообще любила, потому что это ничуть не мешало ей размышлять о самом важном. Иногда ей казалось, что ее мать испытывает такие же чувства и поэтому никогда не жалуется на обилие домашней работы.
Когда все было сделано и белье опрятно сложено, Фрида почувствовала, что покончено с чем-то серьезным. Наверное, именно это мать и имела в виду, когда говорила о важности домашних хлопот. Занимаясь ими, занимаешься и своей жизнью. Сейчас в этом, прежде захламленном номере приятно пахло чистотой и мылом. Она принесла сюда лишнюю подушку и одно из новых покрывал – шелковое, которое обычно предназначалось для важных гостей. Ну и что? Джеми тоже скоро будет знаменитостью, это почти точно. Фрида надеялась, что тот тип из грамзаписи запомнил ее слова о таланте, которым обладает Джеми.
Она прилегла на минутку на кровать. Его кровать. В усталой голове пронеслась мысль о Ленни, о том странном виноватом выражении, которое застыло у нее на лице, будто ее застигли за чем-то ужасно плохим. Отец говорил Фриде, что люди ведут тайную жизнь, но тайны этой жизни никого не интересуют. Снова вспомнила о письме матери, которое та ей прислала. «Когда будешь стирать белье, которое было вашим общим, обязательно используй отбеливатель, а еще лучше сразу выброси его и купи новое». И, уже чувствуя, что засыпает, увидела перед собой темные дороги, по которым они с отцом, бывало, проезжали, замелькали огоньки в домах. «Каждое такое освещенное окно – чья-то жизнь», – услыхала она сквозь сон голос отца и тут же проснулась. В машине вдруг оказался еще кто-то, она почувствовала, как просело заднее сиденье, как неожиданно стало холодно. Кто это? Ангел? Если да, то который из них? Что с ней будет, если она обернется и взглянет на него? Или данной ему властью и могуществом ангел смерти заберет ее, если она посмотрит на него?
Фрида заплакала и окончательно проснулась. Открыв глаза, увидела, что рядом сидит Джеми, почувствовала сильный запах табака и алкоголя.
– Какой приятный сюрприз, – тихо произнес он.
Девушка спрятала лицо у него на груди, чтобы Джеми не заметил, что она плакала. Но он все равно заметил.
– Не бойся, я все понимаю. Этот мир – жестокая и страшная штука.
Он рассказал ей обо всем. О своей болезни, о долгих месяцах, проведенных в больницах, о боли, которую всегда носил в себе. О том, что он сражался со своим недугом как с врагом. О том, как всю жизнь сопротивлялся плохой наследственности, пытке чужих насмешек, мукам перенесенных операций. К тому времени, когда он дошел до рассказа о наркотиках, Фрида считала его героем.
– Тебе следует обратиться к врачу относительно твоей наркозависимости, – посоветовала она. – Тебе помогут.
Джеми расхохотался.
– Я достаточно навидался докторов в своей жизни, и сам знаю, как бороться с болью. Плохо то, что наркотики мешают мне сочинять. Стоит мне принять дозу, как я начинаю видеть сны, в этих снах звучат песни, они проплывают мимо меня, я слышу каждый звук, а потом просыпаюсь и ничего нет. Они исчезли. Со мной осталась только боль.
Фрида взяла со стола листок, на котором она записала песню «Третий ангел». Она собиралась отдать ему первую, про привидение Майкла Маклина, но теперь подумала, что те строчки слишком жестоки, они могут разорвать сердце. Пусть сначала послушает эту. Момент был серьезный, даже торжественный, и не будь с ней ее смелости, она бы не решилась показать песню Джеми. Но сейчас она прочла всю ее, а он смотрел на Фриду так, будто внезапно проснулся от сна длиной в жизнь. Будто не видел ее прежде.
– Ну и ну… – восхищенно протянул он. – Не думал, что ты можешь понять такие вещи.
– Я тоже знаю кое-что о боли, – негромко сказала Фрида. – У меня отец врач, и я ездила с ним к больным, когда была маленькой.
– Я думал, что ты собираешься писать о том привидении, а ты написала обо мне самом. Странно. – Джеми даже чуть заважничал. – Признаться, я польщен.
Эту ночь они провели вместе, хоть это шло вразрез с правилами отеля, вразрез с правилами самой Фриды и ее уверенностью в том, что из них двоих любит только один. Но что можно знать о любви? Время имеет власть изменять многое на свете, ее мать и об этом написала в том письме. Оно может изменять даже любовь. Фрида любила этого парня и хотела быть с ним этой ночью, неважно, что с ними случится потом. Ее любовь казалась ей жарким, горячечным сном, который унес их на край вселенной. Любовь заставила ее понять вещи, о которых она раньше не подозревала, испытать чувства более глубокие и более безотчетные. Фрида догадывалась, как много женщин познал парень, лежавший сейчас рядом с ней, но ей не было дела до того. Его тело принадлежало сейчас ей, и она целовала его не один раз, а тысячу.
Джеми сказал, что ни одна девушка не значила для него так много. Что он и вправду считает ее своей музой и знает, что так будет всегда, не только сейчас.
Когда пришло утро, Фрида едва нашла в себе силы расстаться с ним. Она никогда не могла понять обреченных людей, как, например, человек, узнавший о смертельном диагнозе, может вставать по утрам, пить чай, завтракать и не думать о том, что каждую минуту к нему все ближе подкрадывается смерть. Ее мысль о Стелле была подобна такому диагнозу, и тем не менее Фрида даже не думала о ней. Стеллы сейчас просто не существовало, ее смыло бледное ничто, с таким же успехом та могла жить на какой-нибудь далекой звезде. Настоящее было здесь, в «Лайон-парке», рядом с Джеми. Когда они лежали рядом, над ними парил ангел. Звучала песня.
Конечно, она проспала в то утро и была вынуждена украдкой выбраться из его номера и, прячась от всех, стремглав кинуться к себе, на второй этаж. Пришлось ужасно спешить, ей надо было выходить в утреннюю смену, вместе с Ленни. Не так уж легко не спать половину ночи, занимаясь тем, что совсем не в твоих привычках, а потом являться на службу. Обе девушки – и Фрида, и Ленни – едва держались на ногах. Превозмогая себя, выпили по чашке крепкого кофе в вестибюле и едва успели явиться к завтраку. Ленни ни слова не сказала подруге, даже не смотрела в ее сторону. Но может, это потому, что она была в точно такой же запарке?
– Где это ты шаталась всю ночь? – спросила у Фриды ее третья соседка по комнате, Кэти, когда они забирали ведра и тряпки из кладовой. – Уж не забрела ли на территорию Ленни?
– Честно говоря, я заснула в номере, который убирала. Прямо стыд. Хорошо еще, что он был пустой.
– Да уж, повезло. – В голосе Кэти явно звучало облегчение. – А я испугалась, что ты пошла по дорожке Ленни, польстилась на легкие денежки. Не такие уж они и легкие, если хочешь знать мое мнение. Парни, которые ей платят, и в подметки не годятся Мику Джаггеру. Понимаешь, о чем я? Нелегко зажмурить глаза и молиться, чтобы он поскорей управился со своими делами.
Фрида рассмеялась.
– Ты ненормальная. О чем ты говоришь?
– О том, как твоя подружка зарабатывает деньги. Ты же не веришь, что можно ходить в платьях с Кингс-роуд при наших заработках? Ты-то ладно, у тебя отец врач, о денежках можно не беспокоиться.
– Мне тоже есть над чем поломать голову, – нехотя призналась Фрида.
Например, о венерических заболеваниях. Или о том риске, которому подвергаются девушки, если спят с незнакомыми парнями. Или о том, что она, оказывается, до сих пор совсем не знала свою лучшую подругу.
После обеда, закончив дежурство, она отправилась на поиски Ленни, но та, казалось, избегала ее. Мег сказала Фриде, что сестра, кажется, ушла в парк. Наверное, зайдет куда-нибудь пообедать. Фрида отправилась туда же. Гайд-парк – это огромные зеленые луга и леса, но она знала, где Ленни может быть. На берегу Серпентайна, ее любимого места. Там она и оказалась, сидела на скамье и курила сигарету. Погода последние дни стояла холодная, ранний утренний дождь сбросил с деревьев почти все их золотые листья. В парке царили теперь унылый серый цвет и ненастье.
– Ты что, следила за мной? – недружелюбно поинтересовалась Ленни.
Фрида присела рядом с ней на скамью, выудила из пачки сигарету. Когда-то, ей тогда было лет десять, отец взял с нее обещание, что она никогда не будет курить. Разговор этот зашел в тот день, когда они возвращались от пациента, умиравшего от эмфиземы. Страшнее того зрелища она никогда ничего не видела. Этот человек корчился в постели, борясь за каждый вздох. «Спасите», – хрипел он, а отец уже доставал кислородную маску и прилаживал ее ко рту пациента. В тот день Фрида поняла, что есть люди, спасти которых невозможно, как бы окружающие ни старались.
– Слушай, я не собираюсь оправдываться ни перед тобой, ни перед кем другим, – продолжала ее подруга. – Так что лучше отстань от меня. Тебя не касается, что я делаю.
– Хорошо. – Фрида не стала возражать.
Тогда Ленни глянула на нее и рассмеялась.
– Как же так? Даже не станешь читать мне лекцию о том, что я могу погубить свою жизнь? О том, что кто-нибудь из этих парней запросто может убить меня? О том, что могу подхватить сифилис, забеременеть? Кончу тем, что буду попрошайничать на улицах? Ты ведь именно об этом и собиралась говорить со мной, разве нет?
– Нет. Ты для меня навсегда останешься подругой, моей Ленни, чем бы ты ни занималась. Пока не стоишь у меня на дороге, – пошутила она.
Но ее слова не были лишь шуткой, она говорила серьезно. Если вы любите кого-нибудь, вы должны быть с ним честны, да? Должны открыто объявить диагноз, так, как это всегда делал доктор. «Ну, что у нас здесь?» – бывало, бормотал он у постели больного. В данном случае «у нас здесь» девушка, которая намерена идти своим путем независимо от того, куда этот путь может ее завести.
– Обязательно. Буду стоять у тебя на дороге, где бы ты ни жила, – усмехнулась Ленни. – Явлюсь с тамбурином и маленькой обезьянкой под твои окна и подниму гвалт на целую ночь. Позволяю бросить мне несколько пенсов или шоколадку. Так что жди.
– Ты моя подруга. Я всегда буду поддерживать тебя, что бы ты ни делала.
– Ладно, замнем – Ленни погасила сигарету, лицо ее стало серьезным. – Мне нужны деньги. Это, может, звучит неубедительно и не изменит ничего, но мне наплевать. Я не собираюсь всю жизнь служить горничной в отеле. Эта затея принадлежит Мег, и я отдаю ей половину того, что зарабатываю. Через два года у нас будет свой отель. Пусть недорогой. Тогда я, может, найму Кэти в горничные.
Обе рассмеялись. Невесело.
– Если она к тому времени еще не станет миссис Мик Джаггер, – от смеха еле выговорила Фрида.
И тут девушки закатились неудержимым хохотом.
– Положим, ты тоже мечтаешь о «большом и вечном» чувстве между тобой и этой будущей рок-звездой.
Фрида мгновенно замолчала. Шуток на эту тему она не собиралась терпеть.
– Не обижайся, – заторопилась Ленни, увидев, как изменилось выражение лица у подруги. – Я, наоборот, считаю тебя законченным прагматистом. Считаю, что ты умеешь видеть человека без прикрас.
– Мы, кажется, договорились не учить друг друга, как нам строить нашу жизнь? Забыла? – Тон Фриды был ледяным.
– Но он конченый тип! Каждому видно, что он сидит на игле. И пойми, кто ты для него – горничная, которая убирает его номер в захудалой гостинице. Или еще лучше – девушка, с которой он трахается, если у него есть свободная минутка и желание. После чего ты опять отправляешься убирать его номер.
– Замолчи! – выкрикнула Фрида. – Ты ничего не понимаешь.
– Понимаю достаточно, чтобы знать, шансов у тебя с ним столько же, сколько у Кэти с ее Джаггером. Собственно, даже меньше, потому что у твоего нет ни гроша и он готов на что угодно, чтобы его заработать. А это значит, что на горничной из отеля ему и в голову не придет жениться.
– Ты, по-моему, не из тех, кто имеет право давать советы. Вспомни, с кем ты путаешься по ночам?
– Ах, теперь ты переводишь разговор на меня. Нечего больше сказать, да?
– Разве я осуждаю тебя? – мирно спросила Фрида.
Обе замолчали и некоторое время сидели, обдумывая все ими сказанное.
В тот день она долго вспоминала слова, что Ленни выкрикнула ей вслед. «Под конец люди всегда покажут вам, каковы они на самом деле! Нужно только суметь увидеть это».
Следующую ночь они снова провели вместе. Джеми и она. Они случайно встретились в вестибюле, и он попросил ее подняться к нему, когда она закончит с уборкой. Конечно же, он интересуется ею, Ленни просто ничего не понимает. Освободившись, Фрида постучала в дверь его номера, но никто не отозвался. Она могла войти, ведь у нее, как у любой горничной, был специальный ключ, который подходил к каждому из номеров в отеле. Она постояла перед дверью, раздумывая, что делать. Если его там не окажется, она просто уйдет к себе. Но Джеми был у себя. Спал. Она тихонько разделась и легла рядом с ним. Не собирается она ни над чем ломать голову. Не собирается волноваться и трусить, как ей это свойственно. Она просто будет радоваться жизни, радоваться тому, что вот она, Фрида, лежит рядом со своим любимым. И ничего больше.
– Я боялся, что ты никогда не придешь, – прошептал он, когда проснулся.
Джеми был не первым мужчиной в ее жизни, как не был им и Билл, ее дружок из Рединга. Первого мальчика, с которым она переспала, она встретила на каникулах, когда ей было пятнадцать. Тогда Фрида решила, что для нее пришло время узнать, что такое секс, подобно тому, как оно приходит для получения водительского удостоверения, и стала действовать в этом направлении. Да, ее действительно можно считать прагматиком. Но сейчас все было по-другому. Ей казалось, будто она ждала Джеми всю жизнь, будто она рисовала его в своих мечтах, ей казалось, что она давно знает его. Весь мир, ускользая, исчезал, будто по ее прихоти. На земле больше никого не осталось. Так и бывает, стоит вам влюбиться. Чувство было таким огромным, таким глубоким, что она удивлялась самой себе. И выбросила письмо, которое прислала ей мать.
Не хочет она таких списков. Не станет читать эти советы. Она хочет быть собой.
Потом они лежали, тесно обнявшись, и Джеми спросил:
– Хочешь, я спою для тебя ту песню?
Она не сразу поняла, о чем он.
– Мне кажется, она тебе понравится. Я больше всего хочу, чтобы она тебе понравилась.
Встал, взял со стола гитару и снова вернулся к кровати.
– Конечно, она немного не доделана. Я еще над ней поработаю. Увидишь.
Фрида любила незаконченные вещи. Закончено – почти забыто, а она любила сам процесс, как и вообще подвижные, текучие явления: реки, облака, биение сердца.
Голос Джеми звучал потрясающе. Такой ясный, мягкий, он словно исходил не от него. Джеми и сам казался удивленным тем, какой получилась песня. Он пел ее стихотворение «Третий ангел», и текст становился чем-то более значительным, чем-то более глубоким в сравнении с написанными ею словами. Стихотворение превращалось в историю человека, одержимого наркотиками и болью. Человека, побежденного демонами. Его, Джеми, собственной историей.
Голос смолк. Гитара легла на пол, Джеми снова оказался рядом.
– Прекрасно, – тихо произнесла Фрида. – Мне очень понравилось.
– Я же говорю, ты моя самая настоящая муза. Что бы я делал, если бы не встретил тебя?
Настало следующее утро. Когда она рассказала Ленни о том, что произошло ночью, та громко рассмеялась.
– Эта та песня, которую ты написала? Он хоть словом упомянул об этом? Или так и называет ее своею?
– Но это и есть его песня. Он написал музыку. Он исполняет ее. А когда он поет, то песня эта становится совершенно другой. Я, может быть, напишу для него еще. Что-нибудь по-настоящему хорошее.
– Знаешь, подруга, мне, по крайней мере, платят. В отличие от тебя, которая дает бесплатно.
Голос Ленни звучал очень жестко. Что-то новое поселилось в их отношениях. Они постепенно изменялись, и обе видели эти изменения. Началось с того дня в парке, когда они решили не осуждать одна другую. Теперь их отношения теряли смысл.
– Я хочу быть честной с тобой, Фрида. Хоть, по-моему, тебе это не понравится, дела это не меняет. Ту чертову песню написала ты. Значит, она твоя.
На той же неделе Фрида узнала, что на днях ее отец приезжает в Лондон. Он собирается присутствовать на какой-то конференции и хотел бы с ней встретиться. Такой шаг с его стороны был полной неожиданностью для девушки, она вовсе не собиралась видеться с отцом, но избежать этого после отцовского звонка стало невозможно. Раньше она не отвечала ни на одно из его писем, пересланных ей матерью, но теперь, получив от Мег телефонное сообщение, она почувствовала себя загнанной в угол. Фрида не сообщала отцу, где она работает, но он каким-то образом выяснил это, поэтому она перезвонила ему, намереваясь избежать его посещения. Зачем ему видеть этот «Лайон-парк»? Не то чтобы она стыдилась своего отельчика, не совсем так. Скорее не хотела, чтобы их тяжелый и серьезный разговор проходил здесь, например в вестибюле. К тому же тут живет Джеми. Ее воображение отказывалось представить обоих этих людей рядом, хотя бы даже в одной вселенной. Надо всеми способами держать доктора Льюиса подальше отсюда.
Поэтому она быстро согласилась с предложением отца встретиться в одном итальянском ресторанчике на Бейсуотер-роуд. Немножко, конечно, опоздала, потому что пришлось несколько раз переодеваться. Она не хотела выглядеть в глазах отца ни слишком серьезной, ни уж очень легкомысленной. Остановилась на средней степени серьезности. Надела светлую юбку и блузку. Наряд, который показался бы в высшей степени уместным и в Рединге. Но она все-таки осталась верной себе и не сдалась: надела короткие черные сапоги с пряжками. Не станет она больше носить простые школьные туфли. Небольшой макияж с помощью черного карандаша, не под Клеопатру, конечно, но все-таки взрослая и самостоятельная Фрида Льюис. Независимость и индивидуальность.
Отец ждал ее прихода больше чем полчаса, хоть она и торопилась изо всех сил. Предстоящая встреча внушала ей некоторый страх, из-за этого она и двигалась медленнее, чем обычно. Как правило, она не опаздывала, по крайней мере до нынешнего дня.
Доктор Льюис сидел за столиком и изучал газету, когда его дочь появилась в дверях. Увидев отца, девушка вновь ощутила прежнюю привязанность к нему. Почти прежнюю… она не забыла, что он бросил их, предал и что ее любовь не оказалась для него чем-то очень важным. Легко поцеловала его в щеку, когда отец встал, здороваясь с нею, постаралась сохранить максимум самообладания.
– У меня было такое чувство, будто моя дочь исчезла с лица земли, – сказал он.
– Никуда я не исчезала.
Фрида заказала пасту и салат. Отец был вегетарианцем, и, хотя она не придавала большого значения таким делам, однажды с удивлением обнаружила, что часто следует его примеру. Сегодня ей вообще казалось, что она и кусочка проглотить не сможет. Ни малейшего желания есть. Отец начнет свое: что это она такое надумала, убегать из дому! Конечно, Фрида хотела жить в Лондоне, но кроме того, она так же хотела воздействовать этим на отца. Она ведь, кажется, не обязана ему ничем? Особенно после того, как он оставил их с матерью. Ничем она не хочет быть ему обязана.
– Послушай, дочка, я думаю, что ты слишком болезненно восприняла мой уход. Правда состоит в том, что мы с твоей матерью перестали понимать друг друга и плохо ладили последнее время. Но это все-таки еще не конец света.
– Для нее это почти так.
Фрида хотела сказать, что и для нее самой это было едва ли не крушением всей жизни, но промолчала. Могло прозвучать как детская жалоба. Или слишком эгоистично.
– Значит, для того чтобы наказать меня, ты убегаешь из дому и, вместо того чтобы учиться в университете, идешь работать горничной в отель?
– Кто тебе это сказал?
Фрида разозлилась из-за того, что он ухитрился выяснить почти все о ее жизни и к тому же догадался, что все это она устроила ему назло.
– Разве это имеет значение? – Доктор пожал плечами.
Конечно, она сразу же догадалась, что все рассказала мать. С чего это она решила помогать ему?
– Это мама тебе обо всем сообщила? Я думала, она даже не разговаривает с тобой.
– И кому твое поведение причинило больше всего вреда? Только тебе, Фрида, одной тебе. Ты разрушила собственную жизнь. Стала простой прислугой. Нет, я не хочу сказать ничего плохого об этой работе, но она не для тебя.
– Ничего я не разрушила. Мне очень весело живется, – пробормотала Фрида. – По крайней мере, я живу своей жизнью. Никому ничем не обязана. И если я решу остаться прислугой навсегда, то останусь. И ни у кого не спрошу разрешения!
– Билл приходит ко мне аккуратно по меньшей мере раз в неделю. – Пошла в ход тяжелая артиллерия. Раньше отец говорил, что она слишком молода для серьезных отношений. – Его очень огорчает то, что ты не хочешь с ним встречаться, дочка. Он даже стал хуже учиться. А ему ведь трудно приходится, ты же знаешь. Откровенно говоря, ты должна была бы учиться вместе с ним. Ты не глупее его, это самое малое, что можно сказать. И кого угодно другого. Из тебя мог бы получиться прекрасный врач, и мы с тобой оба это хорошо знаем.
– Я запомнила ту женщину на всю жизнь, – не отвечая на его слова, сказала Фрида. – Помню, как она плакала. Каким страхом была охвачена в ту ночь.
Принесли заказанную ею пасту, доктор попросил подать им немного вина.
– Думаю, ты иногда позволяешь себе выпить рюмочку?
– Я выпью пива.
Когда официантка ушла, девушка снова повернулась к отцу. Из них двоих не она тот человек, которого можно обвинить в разрушении чьих-то жизней.
– Ты ведь живешь теперь с этой женщиной, я не ошибаюсь?
– Ее муж умер от тяжелой болезни. Ты можешь понять, до какой степени она исстрадалась.
– Мне было всего пятнадцать. И я тогда ничего не боялась.
– Да. Ты всегда была не похожа на других. И ни на кого, кроме меня.
Как давно была та ночь! Ночь, когда ангел смерти сидел рядом с ними. Однажды ей даже показалось, что она видела его, страшное существо в развевающемся черном плаще и низко надвинутой на лоб шляпе. Она опустила стекло в машине, чтобы ветер прогнал его прочь. Но он остался рядом, никуда не исчез, пока они не доехали до дома под ивами. И сейчас ее отец живет там. Вместе с той женщиной, кажется, ее звали Дженни. Каждое утро он, наверное, выходит на луг и несет лошадям овес, и Фрида не знала, бегут ли они к нему, когда слышат, как открывается задняя дверь коттеджа, или ждут на месте…
– Ничего я на тебя не похожа.
Прозвучало гораздо много серьезней, чем она хотела.
– Любовь гораздо более сложная вещь, чем ты можешь себе вообразить.
– Что ж, спасибо за инструкцию. – Фрида торопливо сбросила с колен салфетку, поднялась из-за стола. – Не звони мне, пожалуйста. Я не хочу с тобой встречаться.
– Фрида! – окликнул ее отец, но она не слушала.
Голос его звучал обиженно, но какое ей дело до отцовских обид? Не хотела она думать ни о его ночных дорогах, ни о песнях, которые он пел в пути, ни о том, как люди смотрели на отца, когда их мучила болезнь и на него была их последняя надежда. Нет ей дела до того, что ее отец носит две пары наручных часов, чтобы никогда и никуда не опоздать. Раньше Фрида была уверена, что он единственный человек в мире, на которого можно было положиться, но, оказывается, она ошиблась. Интересно, ушел бы он от них с матерью, если бы она была пугливой малышкой, вскрикивающей при виде мыши? Боящейся смерти. Убегающей от ангелов.
В ту ночь Джеми к себе в номер не вернулся. Она сначала долго стучала, потом отомкнула дверь своим ключом. Зажгла свет, потому что там было совершенно темно. Отворила окно, иначе здесь можно было задохнуться. Прибрала, потому что, по обыкновению, у него было очень грязно. И, присев к столу, стала писать. Но из-под ее пера текли лишь бессвязные, скучные слова. Каждое из них словно противоречило остальным. А уж на песню они и вовсе не походили. Скорее напоминали список из письма матери, а уж такого рода творчество Фриду никак не интересовало. Необузданному гневу не породить ничего стоящего.
Медленно она вышла из номера Джеми и отправилась в вестибюль, там находилась телефонная будка.
– Мама, я получила твое письмо. Ну то, в котором ты меня учишь, как надо расставаться с парнем.
– Помню, – ответила Вайолет. – Я все эти способы перепробовала сама, и ни один из них не помог. Можешь выбросить это письмо. Забудь. Я не собираюсь сидеть дома и умирать только потому, что отец ушел к другой женщине. Я решила налаживать собственную жизнь.
Прежде мать на добровольных началах работала в больнице. В стиле «жена доктора – помощь ему во всем». Но после ухода мужа, разумеется, оставила эту работу. Вместо нее стала посещать занятия по искусству. Теперь она жила только для себя, а это было нечто совершенно новое в ее жизни. Фрида даже понятия не имела о том, что ее мать интересуется искусством. Она также немного изменила свое имя, став из Вайолет Ви. «Это более современно», – смущенно объяснила она.
