Текст книги "Спустя годы"

Автор книги: Элис Детли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Элис Детли
Спустя годы

1

Нет, все-таки расставаться нужно без всяких объяснений! Сентиментальные слова, тягучие, как патока… Энтони Элдридж поморщился.

Интересно, что она сейчас делает? Впрочем, он пожал плечами, какое ему теперь до всего этого дело! У нее, похоже, извращенное представление о любви. Хотя, что с нее взять… Семнадцать лет… девчонка! Наверное, решила, что, сказав «а», не обязательно говорить «б»… Нда! Весьма примитивная уловка…

С отчаянием и даже с каким-то ожесточением, поскольку был самолюбив, он вскочил и включил телевизор.

Провинциалка, дуреха… Ну откуда такое недоверие? «Энтони, а вдруг я забеременею? Что тогда?..»

О Господи! Неужели это всего лишь предлог?

А нежность, привязанность, потребность в общении, желание не расставаться ни на минуту? Ведь было же, было…

Если это не любовь, то что?

А может, ей просто не дано любить? Значит, надо ее забыть. И чем скорее, тем лучше. Странная, однако, штука жизнь! Оказывается, самым чужим может стать тот, кого любил, подумал Энтони устало.

Впрочем, наверное, виноваты они оба…

Устроившись поудобнее в кресле, он погрузился в раздумье, стараясь привести в порядок мысли и чувства, но ничего не получалось: все так запуталось, что Энтони уже не мог понять, каким образом выбираться из руин прежде столь упорядоченной жизни.

На экране почему-то пропало изображение, лишь бился, как сердечная мышца, маленький световой пульс.

Энтони впал в тяжелый, без сновидений, сон, время от времени просыпаясь, – в комнате было тихо, а тишина всегда вызывает беспокойство.

Когда за окном сгустились сумерки, сон стал спокойнее: в темноте спать не так тревожно…

– Да говорю вам, это он! Своими глазами видела!

Лина Нэвилл, дежурный врач отделения «скорой помощи» и травматологии больницы святого Варфоломея, подойдя к приоткрытой двери в ординаторскую, услышала, с каким жаром старшая медсестра Мэри Карбайд отстаивает свою точку зрения – на этот раз в самом прямом, а не в переносном смысле.

– Мэри, я заинтригована, – сказала Лина, входя в ординаторскую. – И кого же вы видели? – спросила она, приветливо кивнув трем молоденьким медсестрам-практиканткам.

Улыбнувшись в ответ, девушки немедленно перевели взгляд на старшую медсестру отделения – для них истину в последней инстанции.

Яркая блондинка с голубыми глазами с поволокой и обладательница аппетитной фигуры, Мэри Карбайд постоянно досаждала весьма привлекательной «новенькой» докторше Нэвилл, поскольку имела обыкновение принимать в штыки все и вся, если усматривала хоть малейший намек на соперничество.

Что касается профессионализма, старшая медсестра была вне всякой конкуренции! Она знала себе цену, и ее ценили. Впрочем, деловые качества всегда в цене там, где занимаются делом, а не псевдодеятельностью.

Смерив Лину ледяным взглядом, Мэри повела пышными плечами и с явно наигранной неохотой ответила:

– Нового хирурга-ординатора. Между прочим, перспективный кадр…

– У нас чуть ли не каждый год новый хирург-ординатор. – Лина улыбнулась. – А в этом есть нечто особенное? И какой же смысл вы вкладываете в словосочетание «перспективный кадр»?

Закатив глаза, Мэри Карбайд перевела дыхание – и от волнения роскошного бюста едва не лопнул халат на груди.

– Самый прямой! – Медсестра посмотрела на Лину в упор. – Он без пяти минут лорд, потому как единственный сынок у престарелого пэра.

– Интере-е-есно! – протянула Лина. – Все-то вы, Мэри, знаете! – Подойдя к перевязочной тележке, она вынула из стойки ампулу с пенициллином, пощелкала по ней ногтем, посмотрела на свет и поставила обратно. – Кстати, как у нас дела с противостолбнячной сывороткой? А то лорд Хирург-ординатор задаст нам всем хорошенькую трепку, если что не так…

– Ну это навряд ли! Ведь Энтони Элдридж – истинный аристократ, – сказала Мэри с расстановкой и облизнула губы. – А что до сыворотки, так вы как в воду глядели. Он такой красавец, что как увидите – так и остолбенеете. И никакая сыворотка не поможет! Берегитесь, девочки! – Она обернулась к практиканткам, смотревшим на свою наставницу во все глаза.

Лина подошла к холодильнику, достала бутылку минералки, налила полстакана, сделала пару глотков.

– Доктор Нэвилл, что с вами?! – всполошилась Мэри. – Да на вас лица нет! Вам нехорошо? – Кивнув на шкафчик с лекарствами, спросила: – Может, накапать чего-нибудь?

– Спасибо, не надо! – Лина сделала еще глоток. – Голова ни с того ни с сего закружилась. Наверное, спазм…

– Вам виднее. Спазм так спазм. А я, признаться, подумала, вы, случаем, с ним не знакомы?

– Откуда? – ответила Лина с излишней поспешностью. – В стране двадцать с лишним медицинских учебных заведений, и, надо думать, среди студентов есть и аристократы. Но мне не довелось познакомиться ни с одним сиятельным отпрыском… – Она перевела дыхание и, чувствуя, что переигрывает, нарочито уверенно добавила: – Нет, я его не знаю.

А я его и на самом деле не знаю! – с горечью подумала она. Девять лет назад по наивности полагала, что знаю Энтони Элдриджа, и этот «истинный аристократ» чуть было не воспользовался моей незрелостью и неопытностью. Кто я была тогда? Наивная доверчивая дура – если уж называть вещи своими именами…

Лина покосилась на старшую медсестру отделения, поправила выбившуюся из-под шапочки прядь каштановых волос, лихорадочно соображая, что бы такое еще сказать, но тут, на ее счастье, пронзительно зазвонил телефон. Экстренный вызов!.. Значит, ситуация критическая, под угрозой чья-то жизнь. Позабыв о «перспективном кадре», Мэри помчалась на сестринский пост.

У каждого бывают дни, когда прошлые беды начинают казаться ничтожными. Люди в белых халатах, для которых облегчать страдание ближнего – дело привычное, живут с подобным ощущением постоянно.

Сигнал о несчастье с кем-то, Лине пока неизвестным, мгновенно вытеснил из головы мысли об Энтони Элдридже, и Лина чуть ли не бегом поспешила следом за Мэри Карбайд. Когда она подбежала к посту, старшая медсестра уже положила трубку.

– Везут ребенка, – сообщила она. – Девочку двух лет. Собака покусала лицо. Бультерьер… Есть рана на шее. Не исключена травма дыхательных путей. – Старшая медсестра, как всегда в таких случаях, была предельно лаконична. – Пытаются ввести трубку, но мешает отек.

– Вызовите дежурного анестезиолога. И пошлите в реанимацию сестру поопытнее! Пусть готовит педиатрический аппарат искусственного дыхания. – Лина была собранна, голова прояснилась, будто и не было бессонной ночи. – Они не сказали, девочка в сознании?

– Не сказали.

– В таком случае, как только ее привезут…

Договорить она не успела: за окном у заднего входа в приемное отделение коротко взвыла сирена «неотложки». Сердце Лины сжалось, адреналин погнал кровь по жилам.

– Приехали! Скорее в приемное! – бросила она на ходу.

Как только санитар распахнул заднюю дверцу машины «скорой помощи», Лина забралась внутрь и склонилась над носилками с лежавшей без движения белокурой малышкой.

Девочка была в сознании и не мигая смотрела мимо нее. Шок! – отметила про себя Лина. Дыхание затрудненное, но стабильное.

– Не удалось нам малышку интубировать, – сообщил водитель, помогая санитару снимать со стойки капельницы пластиковый пузырь с физраствором. – Очень уж сильный отек. Тут без анестезиолога не обойтись.

– Уже вызвали, – сказала Лина, поддерживая катетер с иглой, введенной в вену девочки, пока водитель и санитар извлекали носилки из машины и заносили в приемное отделение. – Как зовут девочку?

– Холли… Холли Батлер.

Лина наклонилась к девочке и негромко произнесла, едва не касаясь губами окровавленного ушка:

– Холли, детка, я – доктор. Мы тебя полечим, и все будет хорошо! Ты меня слышишь?

Девочка все так же смотрела куда-то невидящими глазами.

– Когда это случилось? – обратилась Лина к водителю.

– Минут двадцать назад. Слава Богу, мы вовремя подоспели!

– А что же родители? Ну разве можно оставлять без присмотра такую кроху?!

– Какой уж тут присмотр! – Водитель чертыхнулся. – Мать, судя по всему, та еще шлюха!

– С чего вы взяли? – Лина бросила быстрый взгляд на ребенка.

– Дружок этой, с позволения сказать, мамочки, – он брезгливо поморщился, – нажрался с утра пораньше и приперся за известной нуждой, прихватив с собой свою псину. Ну и прямиком в койку! А ты, Холли, говорит, пока поиграй с собачкой… Представляете?

– Представляю… Ну и где же мать?

– Едет следом на такси. На пару со своим дружком…

Лина покачала головой.

– Почему же вы не взяли ее в машину? Она, наверное, рвалась к дочке.

– Да ну ее! Форменная истеричка эта миссис Батлер. Орала как резаная…

– Ничего удивительного! Все-таки мать…

– Бросьте, доктор! – Водитель взял на полтона выше. – Я повидал на своем веку всякого, но чтобы баба висла на шее у хахаля, да еще и успокаивала, мол, никакой компенсации за увечье дочки взимать с тебя не стану… Тьфу! – И он в сердцах выругался.

Лина сокрушенно покачала головой и распорядилась:

– Перекладывайте ребенка на каталку – и в реанимацию. Поаккуратнее с капельницей, пожалуйста!

К величайшему облегчению Лины, анестезиолог был уже на месте. Не окажись его там, ей бы пришлось интубировать самой, а ввести дыхательную трубку в крошечную трахею ребенка не так-то просто: не имея специального навыка, можно промахнуться и попасть в пищевод.

Пока анестезиолог занимался дыхательными путями, старшая медсестра Карбайд измерила пульс и кровяное давление, а Лина, осторожно промокнув стерильной салфеткой сукровицу с лица девочки, осмотрела рану.

На левой стороне от виска до подбородка зияла глубокая рваная рана. Глаз чудом уцелел. Лина невольно содрогнулась: шрам может остаться на всю жизнь. Холли вырастет, а этот изъян лишит ее любви, простого женского счастья…

– Как дыхание? – спросила она у анестезиолога.

– Стабильное. Она приходит в себя.

Слава Богу! Раз состояние малышки стабилизируется, остановка дыхания ей пока не грозит, обрадовалась Лина и, повернувшись к старшей сестре, распорядилась:

– Мэри, вызовите, пожалуйста, пластического хирурга.

– Пластического хирурга? – переспросила та с ехидцей. – А вы что, сами зашивать не станете?

– Не стану! – с трудом сдерживая раздражение, отрезала Лина. – Не понимаю, к чему эта дискуссия. Сестра Карбайд, вы вызовете пластического хирурга или мне придется заняться этим самой?

Метнув на доктора Нэвилл злобный взгляд, Мэри молча отправилась выполнять распоряжение.

Анестезиолог, высокий, худощавый мужчина средних лет, спокойный и невозмутимый, как и все люди его профессии, вскинул бровь.

– Производственный конфликт? – спросил он, когда старшая сестра Карбайд закрыла за собой дверь.

– Пустяки… Показывает характер, – ответила Лина, обрабатывая салфеткой подбородок ребенка.

– Может, стоит доложить заведующему отделением? – предложил он.

Лина покачала головой.

– Сама управлюсь, – твердо сказала она и, заметив краем глаза показавшуюся в дверном проеме высокую фигуру в белоснежном халате, оглянулась.

Рассмотреть вошедшего она не успела – ее сразил до боли знакомый голос:

– Всем привет! Что будем зашивать?

Сосчитав до десяти, Лина встала и, шагнув навстречу, на миг задержала взгляд на жетоне, приколотом к кармашку халата: «Энтони Элдридж. Хирург-ординатор». Истинный аристократ и без пяти минут лорд! – припомнила она восторженные комментарии Мэри Карбайд.

Проглотив ком в горле, Лина взглянула на девочку и как можно ровнее произнесла:

– Вообще-то мне нужен именно пластический хирург.

Тем временем Энтони уже снял халат и теперь вытаскивал золотые запонки из манжет накрахмаленной стильной рубашки в полоску.

– Увы! В данный момент все пластические хирурги заняты, – усмехнувшись, сообщил он. – Зато я свободен. Сестра, принесите-ка мне парочку перчаток девятого размера!

Мэри Карбайд выросла словно из-под земли и уже стояла наготове с перчатками нужного размера, ловя глазами каждый жест хирурга-ординатора, как преданная собачонка.

Вернувшись к операционному столу, Лина продолжила обрабатывать рану, а сердце чуть не выпрыгивало из груди.

– Сестра, готовьте местную анестезию, – услышала она бархатный голос.

Сочный баритон Энтони Элдриджа пьянил как доброе вино. Однажды услышав, его невозможно было забыть. Он волновал и обволакивал, действуя безотказно на всех особей женского пола независимо от возраста.

Лина окончила обработку раны, и Энтони, готовый накладывать швы, едва слышно поблагодарил:

– Спасибо.

На миг их глаза встретились, и Лине показалось, будто ее внезапно подхватил и закружил вихрь чувств.

– Пойду успокою мать девочки, – пробормотала она.

Но Энтони вряд ли ее слышал, да, пожалуй, и не заметил, как она ушла. Он приступил к работе: ловко орудуя шприцем, обкалывал рану обезболивающим.

Лина позвонила в приемное отделение и попросила прислать к ней мать Холли Батлер. Пошла в свой кабинет, села за стол и, положив перед собой карточку учета поступлений по «скорой», бесстрастно отметила, что у нее дрожат руки.

Ну разве могла она предположить, что ей снова доведется встретиться с Энтони? Она запретила себе думать об этом – хотя, если откровенно, в глубине души хотела его увидеть. Лина вздохнула. Девять лет, девять долгих лет прошло с тех пор, как они расстались…

Девять лет упорной учебы… Лекции, ночные бдения над учебниками, изнурительная практика… Скоро стукнет двадцать семь. Пора бы поумнеть, но куда там! Стоило услышать его голос – и глупое сердце снова трепещет, как у школьницы на первом свидании!

Набралась ума, нечего сказать! А ведь думала, что повзрослела, научилась понимать, что к чему… Неужели я позволю Энтони лишить меня зрелости, достигнутой с таким трудом за все эти годы?

Ни за что!

В дверь негромко постучали, и Лина инстинктивно выпрямилась, расправила плечи и постаралась придать лицу безучастное выражение.

– Войдите!

Дверь распахнулась, и в кабинет одновременно вошли женщина и мужчина, видимо мать Холли и ее дружок. Женщина цепко висла на руке своего спутника с таким видом, будто только что выиграла ценный приз в лотерее. Мужчина был щедро расписан татуировками и «благоухал» перегаром. Лина подавила отвращение, решив оставаться бесстрастной. Как профессионал она прекрасно понимала, что руководствоваться эмоциями, принимая решение, – последнее дело.

Мамаше чуть больше двадцати, удивилась Лина, разглядывая посетительницу. Всего лет на пять моложе меня, а выглядит… Кожа бледная, с землистым оттенком – видно, по бедности ютится в многоэтажке в промышленном районе… Одета дешево и безвкусно. Босые незагорелые ноги втиснуты в новые, но уже изрядно замызганные туфли, натертые места залеплены пластырем. Вытравленные перекисью блеклые лохмы свисают до плеч, а у корней темнеют отросшие волосы.

Ссутулившись, мать Холли мрачно смотрела на Лину потухшими глазами. Судя по всему, судьба не слишком балует эту женщину, а общество обрекает на подобное существование и ее дочь! – пришло в голову Лине.

Придав лицу участливое выражение, она вежливо спросила:

– Миссис Батлер?

– Не миссис, а мисс! – вмешался мужчина. – Тип, который ее обрюхатил, сбежал и не подумал на ней жениться.

– А вас как зовут? – поинтересовалась Лина.

– Том, – буркнул он. – Том Ричардсон.

– Как… как там моя Холли? – плаксиво спросила мать девочки.

Раньше надо было интересоваться, как там Холли! – с неприязнью подумала Лина, но ответила все же вежливо:

– Доктор накладывает ей швы. Учитывая его профессионализм и юный возраст вашей дочки, будем надеяться на лучшее, но должна вас предупредить – останется шрам. Хирург делает все возможное, чтобы он был как можно незаметнее.

Лина глубоко вздохнула. Полиции еще предстоит разбираться с этим случаем, но и отделению «скорой помощи» и травматологии необходимо знать подробности происшествия.

– Расскажите, как это случилось. Для истории болезни, – пояснила она, обращаясь к матери Холли.

– Глупая девчонка сама раздразнила собаку! – ответил за нее Ричардсон, и его лицо исказил злобный оскал. – Да этот пес никого не обидит!

С трудом сдерживаясь, Лина подумала, не будь она врачом, так бы и врезала этому хаму по физиономии! Впрочем, это вряд ли решило бы проблему… Наверное, сызмальства привыкнув отвечать жестокостью на жестокость, став взрослым, Том купил себе агрессивную собаку и полагает, что она подчеркивает его мужественность.

– А вы видели, как это случилось? – спросила Лина, глядя ему прямо в глаза.

– Нет, не видал.

– Но ведь собака ваша? – уточнила Лина, заполняя карточку.

– Ну моя.

– И вас в момент нападения рядом не было?

– Ну не было.

Лина едва не спросила, как им могло прийти в голову оставить такую кроху наедине со свирепой псиной.

– Так где же вы были, когда на Холли напала собака?

Он гаденько прыснул и не сразу ответил:

– В спальне. – И его брови поползли наверх, а взгляд опустился на грудь Лины. – Хотите знать, чем мы там надумали заняться?

– В этом нет необходимости, мистер Ричардсон! – оборвала его Лина и повернулась к женщине, которая по-прежнему молчала и хлопала глазами. – Мисс Батлер, вы понимаете, что мне придется сообщить о происшествии в социальную службу?

– А это еще зачем?! – встрепенулась женщина. – Чтобы эти умники начали совать нос в мои дела?

Ну и парочка! Неужели до сих пор не поняли, что после подобного случая у них могут забрать ребенка? Господи, прости! Да уж лучше пусть так и будет! Хотя не секрет, что дети, отданные на попечение, тоже страдают от недостатка внимания…

– Кроме того, мне придется сообщить о случившемся в полицию.

– Зачем? – с вызовом спросил Том.

Лина отложила ручку.

– Таких собак следует держать в наморднике, мистер Ричардсон. Полагаю, вам это хорошо известно. Равно как и то, что их нельзя оставлять без присмотра, тем более наедине с малолетним ребенком… – Лина осеклась, поняв, что сделала непростительное: позволила себе высказать свое суждение. Но ведь врачи – тоже люди! Ну как тут сдержишься?!

Она не сразу поняла, что происходит, увидев прямо перед своим носом сомнительной чистоты татуированный кулак. Да этот тип еще и агрессивен! Тогда лучше пусть выскажется. За месяц, проведенный в отделении, Лина поняла, что для снятия агрессии всегда надо дать возможность «выпустить пар».

– Послушай, что я тебе скажу, сучка… – злобно прошипел Том, брызгая слюной.

– Что здесь происходит? – раздался с порога сочный баритон.

В дверном проеме высилась внушительная фигура Энтони, который словно излучал силу и уверенность в себе.

– Отвали, пока цел! – огрызнулся Том.

На пару секунд в кабинете повисла напряженная тишина, а потом Энтони не спеша подошел к столу и тоном, не терпящим возражений, негромко сказал:

– Послушайте, что я вам скажу, и слушайте меня внимательно. Доктор Нэвилл оказала помощь вашей дочке, а я только что наложил ей швы. Я сделал все, что от меня зависит. Дай Бог, чтобы шрам был незаметнее. Сейчас анестезиолог закачивает Холли в легкие воздух, поскольку от укуса у нее на шее образовался такой отек, что, появись «неотложка» минут на пять позже, ваша дочка умерла бы от недостатка кислорода.

Мать Холли ахнула, будто только что осознала весь ужас случившегося.

– Скоро Холли переведут в детскую палату, – продолжал Энтони, – где за ней будут присматривать врачи и медсестры. Мы все здесь выполняем свою работу. Нам за нее платят, и мы сами ее выбрали. Но мы не потерпим, чтобы нам мешали, да еще и третировали. Вы меня поняли, мистер?.. Не имею счастья знать ваше имя. – Темные брови взметнулись, а серые глаза потемнели от гнева.

Сейчас он похож на разъяренного зверя! – подумала Лина. Однако при этом умудряется держать себя в руках. Впрочем, Энтони всегда отличался завидным самообладанием…

– Ричардсон, – поспешно представился бузотер. – Да, сэр, я все понял.

– Вот и ладно. – Энтони перевел взгляд на Лину. – Можно вас на минутку?

Прошло девять лет, мелькнула у нее горькая мысль, а он как ни в чем не бывало спрашивает, можно ли меня на минутку! Разрыв с Энтони – хотя вряд ли это слово уместно после их непродолжительного знакомства – был, пожалуй, лучшим из того, что случилось с ней в жизни. Но, думая об Энтони – первом мужчине, вскружившем ей голову и пробудившем желание, – Лина спрашивала себя: а что будет, если судьба вдруг снова сведет нас? Что подумаем? Какие слова скажем друг другу?

Столь прозаическую встречу в тесной служебной комнате больницы она и представить себе не могла, равно как и банальную фразу: «Можно вас на минутку?»

Лина украдкой бросила взгляд на Энтони, и у нее заныло в груди. Признайся, Лина, подумала она, он прекрасен, как… как сон. Не мужчина, а мечта каждой женщины, воплощенная мечта в белом халате!

Загорел… Впрочем, он всегда загорелый. Зимой катается на лыжах в швейцарских Альпах, а летом плавает с друзьями по Средиземному морю на яхте, которую ему подарили родители к восемнадцатилетию. За девять лет ничуть не оброс жирком, и халат не скрывает мускулистого тела, доведенного до совершенства годами упорных тренировок. Черные волосы – Энтони как-то обмолвился, что по материнской линии у него есть предок-грек, – непослушными завитками лежат на шее, которую не отказался бы лепить Микеланджело.

Лина смотрела в его глаза цвета штормового моря, стараясь выдержать их бесстрастный взгляд и силясь убедить себя, что лишь внезапность их встречи заставляет ее сердце стучать как колеса паровоза.

– К сожалению, сейчас я занята, – услышала она словно со стороны свой голос. – Заполняю карточку пациента.

– Тогда поговорим, когда закончите? – с насмешливой улыбкой предложил он.

Такому и в голову не придет, что ему могут сказать «нет»!

– Боюсь, я буду занята довольно долго.

Энтони пожал плечами.

– В таком случае, постараюсь перехватить вас после операции. – Его глаза сверкнули. – Ждать я не могу.

Звучит как угроза… Лина чуть не выпалила: а кто вас просит? да и о чем нам разговаривать?! Но вместо этого тоже пожала плечами с безразличным видом, достойным «Оскара», – и холодно-любезно ответила:

– Как вам будет угодно. – И снова взялась за авторучку. – А теперь, мисс Батлер, давайте уточним некоторые детали…

В эту смену Лина больше об Энтони не вспоминала: у нее не было ни одной свободной минутки. Привезли мужчину средних лет с множественными переломами голени, а потом девочку-подростка, наглотавшуюся снотворных пилюль.

– Сколько же таблеток она приняла? – спросила Лина у белой как мел, трясущейся от страха матери девочки, когда та протянула ей пустой пузырек из-под транквилизатора.

– Всего десять. Там больше не было. Оставила записку… Написала, что сделала это… – женщина судорожно всхлипнула, – мне в отместку. Понимаете, доктор, я не пустила ее на вечеринку. Сказала, сиди и готовься к экзаменам, а то будешь, как я, всю жизнь горе мыкать.

– Успокойтесь, – мягко попросила Лина, протягивая рыдающей женщине бумажный носовой платок. – Не надо себя так терзать.

– Ведь она поправится, доктор? – жалобно спросила та.

Кивнув, Лина ответила со сдержанным оптимизмом:

– Обязательно поправится! Она в хороших руках.

Девочке крупно повезло, что эти таблетки не оказывают побочного действия, думала Лина, глядя, как медсестры, облаченные в непромокаемые халаты, перчатки и сапоги, засовывают толстую трубку в рот девочки и проталкивают ее в желудок. Влив солевой раствор, стали ждать, когда начнется рвота. Остается надеяться, что столь болезненная и неэстетичная процедура, как промывание, отобьет у этой дурехи желание глотать снотворное, чтобы отомстить матери. Хорошо, что на этот раз все обошлось, а ведь могло закончиться иначе…

Проработав в отделении всего месяц, Лина поняла, что зачастую работа врача смыкается с обязанностями социального работника. Откровенно говоря, на решение социальных проблем у нее не хватало времени. Да и что она могла изменить? Условия жизни пациентов иной раз приводили Лину в отчаяние, однако в ее силах было лишь облегчить их боль, но не жизнь.

Хотя смена заканчивалась в шесть, Лина освободилась к семи часам: ее задержали в кардиологии. Только сняв халат и вымыв руки, почувствовала усталость. Приму ванну, почитаю книжку и пораньше лягу спать! – мечтала она. Хорошо, что я условилась с Марком встретиться не сегодня, а завтра.

По лабиринту коридоров и лестниц Лина устало шла в свою квартирку при больнице. В лучах вечернего заката мраморные резные колонны старого здания отбрасывали причудливые тени на истертые каменные плиты. За спиной послышались шаги, показавшиеся ей знакомыми.

Лина напряглась, но оборачиваться не стала. Подумаешь, шаги… Это больница, тут день и ночь ходят. Пол каменный, все звуки отдаются эхом. Просто показалось… Да и разве узнаешь его шаги: ведь прошло девять лет!

А шаги все приближались… Лина обернулась – просто так: любая женщина на ее месте сделала бы то же самое.

Это был он.

– Привет, Лина! – сказал Энтони насмешливо-нежно, будто лаская ее голосом.

Сердце ее затрепетало – лишь только Лина услышала, как он назвал ее по имени. В его устах оно прозвучало как песня – впрочем, Энтони всегда это удавалось.

Лина посмотрела в его лучистые серые глаза – и девяти лет как не бывало. Просыпались будто песок сквозь пальцы…