Текст книги "Синтия"

Автор книги: Элейн Каннингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Ну-ка, еще разочек, мистер Крим, – нахмурился Джо Эрн.

– А точнее сказать, система сигнализации работает на постоянном токе в сто ампер.

– На постоянном? – спросил Джо Эрп.

– Ну да, слава богу, что это так. Потому что табло, кстати сказать, – побочный продукт фирмы, занимающейся изготовлением ракетной техники, установлено в прошлом году фирмой «Тексас инструментс» и должно работать на постоянном токе.

– Фирма «Тексас инструментс»? – с уважением в голосе осведомился толстяк.

– Да.

– Ты внимаешь, Джо? – спросил толстяк Эрпа.

– Ну в общем-то, да. Хотя, честно говоря, босс, я, конечно, могу провести проводку и сменить пробки, но эта вся электроника не про меня. Если Харви говорит, что система устроена так, наверное, он знает, что говорит.

– Главное, отыскать пробки, – сказал Ковентри. – Ты знаешь, где они, Харви?

Я кивнул с видом знатока.

– И ты можешь их выдернуть?

Я снова кивнул.

– Ну и отлично, Харви. Я даю тебе время – продумай план и приведи все в порядок. Музей закрывается в пять. Сейчас три. Через полчаса мы выходим.

Прелесть! Просто прелесть. Я понятия не имел, бывают ли пробки в сто ампер и уж и вовсе не представлял, где они могут находиться.

Глава XII

В номере для новобрачных Синтия сидела за столиком над листком бумаги, а Люсиль грустно на нее смотрела. Малыш Билли стоял, широко раздвинув ноги, и забавлялся пистолетом, выискивая воображаемые цели в комнате.

– Ох уж этот Билли, – заметил толстяк, входя в гостиную. – Вечно резвится, как ребенок.

– Здрасьте, мистер Ковентри, – сказал Билли, увидел врага на потолке и издал губами звук выстрела «паф!»

– Вы не можете заставить этого кретина замолчать? – рявкнула Люсиль.

– Я хорошо говорю: а) по-испански, б) по-немецки, в) по-французски, г) на идиш, д) по-итальянски, – пробормотала Синтия, а затем, обратившись к Люсиль, заметила: – Если ты перестанешь оскорблять его, то поймешь, что в нем, как и в каждом человеке, есть кое-что хорошее.

– Ну разве что, немного по-испански, – сказал Билли.

– Раса – кавказская, черная, евразийская, восточная, канака, – продолжала Синтия.

– Она составляет анкету на совместимость для компьютера, – пояснила Люсиль.

– Паф! – выстрелил Билли в Люсиль и спросил: – А что такое кавказская раса, мэм?

– Откуда у нее анкеты? – спросил я.

– Скажите этому поросенку, – обратилась к толстяку Люсиль, – что если он еще раз наставит на меня свой пистолет, я его растерзаю.

– Билли – это Билли, – пояснил Ковентри. – Он просто хочет немного повеселиться.

– Она не расстается с этими вопросниками, – сказала мне Люсиль.

– Не может быть.

– В общем, с меня довольно, – объявила Люсиль. – Ну что, ты будешь помогать им грабить музей?

– Ты выражаешься очень своеобразно.

– Да или нет?

– Да.

– Харви, ты совершенно спятил.

– Да.

– Никто не говорил вам, мисс Демпси, что вы на удивление болтливы? – спросил ее толстяк. – Вы хоть на минуту закрываете рот?

– Большинство детей считают меня: а) антровертом, б) экстравертом.

– Может, вы прекратите заниматься ерундой, – сердито буркнул я Синтии. – Пойми, что еще немного и вас отправят в шахту вслед за вашим дружком графом, а я по уши завяз в этом идиотском плане ограбления музея. А вы не находите ничего лучшего, как предлагать этому маленькому убийце вопросы из компьютерной анкеты.

Малыш Билли обернулся, подошел ко мне и, ткнув дулом пистолета мне в живот, прошипел:

– Такое еще даром не сходило никому, гад!

– Прошу прощения, – сказал я, – Примите мои извинения.

– Почему, мне кажется, кое-кому сошло, – возразила Люсиль.

– Ради бога, не обижай его, – попросил я Люсиль. – Это мой друг.

– Черта с два, – огрызнулся Билли.

– Дружи с ним, Билли, – попросил Ковентри. – Он с нами. С ним мы войдем в музей, с ним и выйдем. Он поможет нам взять картинку. Не будет Харви, не будет и картинки.

– Он с нами?

– Ну да.

– Не верю я этому мерзавцу ни на грош.

– Я тебя понимаю, – добродушно отозвался толстяк.

– Ну как, тебя интересует анализ твоей личности или нет? – спросила Синтия у Билли.

– Засохни, – оборвал он ее.

Она была смелой девицей, уж это точно. Вскочив на ноги, она сделала два шага и, подойдя вплотную к Билли, попыталась залепить ему пощечину. Но, как это бывает со многими женщинами, она слишком долго замахивалась. Он успел увернуться, схватил ее за руку и стал выворачивать.

– А ну отпусти ее, гаденыш, – крикнул я.

Он тотчас отпустил Синтию и снова ткнул мне в живот пистолетом.

– Позвольте мне его пристрелить, – умоляюще обратился он к толстяку. – Ну пожалуйста.

Я подал апелляцию с явной тревогой в голосе. Я напомнил Ковентри, что если я погибну, то такая же участь постигнет их план.

– В конце концов, разве я не член вашей бригады? – вопрошал я. – И смотрите – у него дрожат руки. Прошу вас, велите ему убрать пистолет.

– Убери пушку, сынок, – сказал толстяк. – Сначала работа, а веселье уж потом.

Когда он упрятал пистолет в кобуру, Люсиль снова подала голос:

– Правильно, сначала работа, а потом веселье! Харви, ты в своем уме? Неужели ты думаешь, что они тебя отпустят после всего этого? Неужели ты думаешь, что они поверят нам с Синтией и разрешат уйти подобру-поздорову. Ничего подобного!

– Женщины такие недоверчивые, – хмыкнул Ковентри. – Мадам, будьте благоразумны. Харви в нашей команде. Если он донесет на нас, то тем самым донесет и на себя, а зачем ему это нужно? У него и в мыслях этого нет.

Это точно – и, прежде всего, потому, что голова у меня была занята совсем другим. Я думал о том, что если даже мне каким-то чудом удастся уцелеть в шайке этих психов, то шансы девочек равны нулю, а моя собственная жизнь сама по себе не стоит ломаного гроша, потому что я совершенно не представлял себе, есть ли кровати в американской галерее музея «Метрополитен» и, если есть, можно ли под ними спрятаться. Я не представлял себе, где там находятся пробки, и что с ними делать, если я их все-таки чудом найду. Весь план кражи картины представлялся глупостью от начала до конца, причем глупостью смертельно опасной.

Это были лишь некоторые из соображений, что заставляли меня отгонять мысль о доносе. Кроме того, я мог представить себе, как воспримет лейтенант Ротшильд сообщение о моем участии в этой операции. Но все же, особенно беспокоило меня предчувствие, а точнее, довольно твердое убеждение, рожденное из обширного опыта, смысл которого заключался в следующем. Большинство мошенников – самые настоящие психи, и их самые безумные планы срабатывают потому, что мозги у них работают не так, как у нормальных людей и, в первую очередь, у нормальных полицейских, не способных тем самым предугадать их действия. У меня было странное ощущение, что нелепый идиотский план может сработать.

Глава XIII

Когда толстяк более подробно ознакомил меня с их намерениями, ощущение того, что им может улыбнуться удача, только усилилось. За годы жизни в Нью-Йорке я бывал в музее «Метрополитен» раз тридцать-сорок. Впрочем, разве можно тут сосчитать эти визиты даже с приблизительной точностью? Попробуйте припомнить, где что находится. Где коллекция Баха? Где англичане восемнадцатого века? Где Энгр, Гойя, Давид? Как бы вы хорошо ни знали музей, всегда будет очень сложно представить схему его залов в уме и получить сколько-нибудь ясную картину. Где американские художники – недалеко от американской галереи или за залом индийского искусства? Я сделал несколько догадок, но так и не смог припомнить, какие меры принимались администрацией музея по сохранению экспонатов. Разумеется, они должны были принимать какие-то меры, но я мог припомнить только сонных работников охраны, торчавших в залах.

«А вдруг они вообще не принимали никаких серьезных мер предосторожности, – спросил я себя. – Вдруг замыслы толстяка осуществятся, и я окажусь соучастником кражи Рембрандта, который стоит два миллиона долларов?» В плане Ковентри не было ничего сверхъестественного. Более того, его несомненным достоинством была абсолютно идиотская простота. Он мог сработать именно так, как и предполагали мошенники.

По их замыслу, Ринго и Билли будут дежурить на улице. Они наймут лимузин на семерых пассажиров – в городе время от времени появляются такие яхты на колесах. В машине будут девушки, похоже, связанные и с кляпами во рту. В этом лимузине они подъедут к выходу из музея на 81-й улице, чтобы подобрать нас с картиной. Мы – это Джо Эрп, Фредди Апсон и я сам. У меня не хватило ума позволить им самостоятельно вломиться в музей и оказаться пойманными с поличным. Нет, мне понадобилось поразить их своей осведомленностью и добиться того, что теперь я включен в команду налетчиков, которая будет прятаться под кроватями в американской галерее до семи часов.

В семь мы вылезем из-под кроватей, я разыщу и вы верну пробки, и мы пройдем в зал Рембрандта, устраняя охранников, если таковые попадутся у нас на пути, любыми средствами, затем возьмем картину, выйдем из музея на 81-ю улицу, нырнем в лимузин и поедем в Бронкс. В Бронксе, на 171-й Восточной улице, есть гараж, который принадлежат Ковентри. В гараже стоит трейлер. Картина окажется в трейлере и вместе с прочими товарами мы начнем свое путешествие в Техас. Относительно наших собственных передвижений после этого толстяк, понятно, проявил сдержанность. Лично я не принял бы страховку на нашу жизнь – то бишь на меня и девушек – даже если бы взносы составили бы девяносто процентов от страховой суммы.

Короче, план был составлен, но наши шансы уцелеть были плохо связаны с тем, удастся он или нет.

Все эти невеселые мысли крутились в моей голове, когда я ехал к музею в компании двух пионеров техасской культуры – Фредди Апсона и Джо Эрпа. Сегодня был вторник, а все это началось пять дней назад из-за того, что богатая и никем не любимая девица влюбилась в молодого человека с помощью компьютера. Пока что я еще не пустил в ход мое секретное оружие, которое было помощнее пистолетов сорок пятого калибра, стилетов и прочих инструментов насилия, – восемьдесят пять тысяч долларов в чеках. Сейчас мне вдруг пришла в голову мысль попробовать ими воспользоваться. Но поскольку впереди за рулем сидел Билли, а толстяк с ним рядом, я решил не торопиться. Я был в руках у судьбы, и мне ничего не оставалось делать, как сидеть и бояться.

Об этом лишний раз напомнил Ковентри.

– Учти, Харви, что ты сейчас нежный цветок прерий и тебя легко загубить.

– Именно это я и чувствую, – согласился я.

– Я в том смысле, что, если ты попробуешь задать стрекача, а Фредди и Джо тебя не сцапают, девицы в наших руках.

– Постараюсь не забыть об этом, – пообещал я.

– С другой стороны, Харви, не забывай, что ты вестник будущего, так сказать. Мы в Техасе любим смотреть на вещи с разных сторон. Канули в вечность времена угодничества перед мафией. Босс мафии на дне реки Гудзон. Мы возвращаемся к исконным американским ценностям. Ты понимаешь, о чем я?

– Да, сэр, вполне.

Толстяк заворочался на сиденье и уставился на меня. Мы уже подъезжали к музею – машина свернула с 83-й улицы на подъездную аллею. Секунду-другую он задумчиво созерцал мою физиономию, затем сказал:

– У тебя что-то бледный вид, Харви. Ты не в форме. И руки у тебя дрожат. Это нехорошо.

Я схватил правой рукой левую и объяснил, что у меня всегда слегка дрожат руки, когда я нервничаю.

– Держись, Харви, сейчас надо быть в форме.

– Хорошо, сэр.

– Запомни – вы входите в семь. Вам потребуется на все про все пятнадцать минут. В четверть восьмого мы вас ждем. Выходите из музея – и сразу в машину.

Коротко и ясно.

Мы вылезли из лимузина и пошли к музею. С одной стороны от меня был Эрп, с другой Апсон. Мы вошли в музей, изображая из себя туристов. Не знаю уж, насколько это нам удалось. Мы заглянули в египетский зал, но мои спутники отнеслись к древнему искусству весьма прохладно.

– Старье какое-то и плохо сохранилось, – заметил Джо Эрп.

– Я знал старика-мексиканца в Эль Пасо, он делал неплохие каменные надгробья, – припомнил Фредди Апсон.

Мы свернули налево, прошли через зал, где была собрана коллекция японского оружия. Оттуда мы попали в главный оружейный зал. Хотя ребята явно бывали в музее и раньше, этот зал они увидели впервые.

– Здорово, да? – сказал Джо Эрп.

Они завороженно смотрели на фигуры в латах на деревянных конях. Наконец, Эрп спросил меня:

– А что они делают?

– Хотят проткнуть друг друга большими прутьями, – пояснил я.

– Осел, это же рыцари короля Артура, – разъярился Фредди Апсон, после чего мы направились в американскую галерею. Мы задержались перед витринами, в которых были выставлены на обозрение длинные кремневые ружья, затем пошли по залам. Охранник, встретившийся нам, оглядел нас без малейшего интереса, и я подумал, что если бы я управлял музеем, то первым делом уволил бы этого недотепу. Тот, кто встретил в музее бандитского вида верзил-техасцев, а между ними бледного детектива из страховой компании, и не насторожился не имеет права дальше работать в службе безопасности.

Мы прошли один зал, где была кровать, потом второй. Мы поднялись по лестнице этажом выше и снова увидели зал с кроватями.

– Какая кровать вам нравится больше? – спросил я.

– Ты уж сам выбирай, Харви.

В чем этим бандитам не откажешь, так это в вежливости. Я выбрал зал, где не было ни посетителей, ни охраны, и ткнул пальцем в кровать.

– Ладно, – сказал Эрп, – Годится.

Мы тут же залезли под нее. Я-то поместился там легко, но вот сапоги моих подельников высовывались наружу.

– Подтяните ноги, а то сапоги торчат, – сказал я ребятам.

– Правда? – Апсон и Джо подтянули колени так, что я оказался, как в тисках.

– Не очень-то здесь удобно, – посетовал я.

– Потерпи, это ненадолго.

– Нарушается кровообращение.

– Такие, как ты, Харви, могут жить без кровообращения.

Послышались шаги, и мы замолчали. Я увидел в щель между полом и кроватью, что по залу прошел охранник. Приближалось время закрытия, и посетителей становилось все меньше, чего никак нельзя было сказать об охране. Лежать под кроватью было неудобно и тесно. Техасцы были вроде и вымыты, и выбриты, но от них все же пахло стойлом, – может, оттого что они ходили в тех же сапогах, в каких и ездили на лошадях, а может, все это мне просто почудилось. Мне и раньше случалось попадать в необычные ситуации, но все это никак не могло сравниться с тем, что происходило сейчас: я лежал под кроватью восемнадцатого века в американской галерее музея «Метрополитен» с двумя ковбоями весьма ограниченных умственных способностей.

Ситуация была непростой, и я попытался отнестись к ней философски. Я даже попробовал завести разговор шепотом со своими партнерами в отчаянной надежде, что мой шепот услышат не только они, но и охранник, а также, и что вышеуказанный охранник откроет огонь по моим дружкам. Я заметил вслух, что ситуация сложилась нестандартная.

– Как бы крыша не обвалилась, – заметил Джо Эрп.

– Это в каком смысле?

– А в таком, что ты лучше говори потише, а то мы с Джо тебе сломаем ребро-другое, как бы мне от этого не стало тяжело на душе.

– У меня от этого на душе будет еще тяжелей, – уверил я его хриплым шепотом. – Но вообще-то, разве ваша главная специальность – красть произведения искусства?

– Наша специальность – банки, – сказал Джо Эрп, – но мы можем переключиться на что угодно, если надо, верно я говорю, Фредди?

– Верно, – подтвердил Фредди.

Оба повернулись ко мне и дышали прямо в лицо. Им не мешало бы почистить зубы. Ковбои часто рекламируют сигареты, но вот что-то зубную пасту – никогда.

– Ну ладно, – продолжал шептать я, – предположим, вы возьмете этого Рембрандта, а кому вы продадите картину?

– Неужели, по-твоему, Ковентри берет что-то просто так, не имея покупателя?

– Да я не знаю…

Снова шаги. Мы замолчали. Я вдыхал выдыхаемый техасцами воздух, испытывая тошноту. Шаги стихли.

– Кому же? – зашептал я опять.

– Что кому?

– Он хочет знать, кому?

– Ну и скажи ему, – буркнул Фредди.

– Сказать ему? – удивился Джо.

– А что такого? Какая разница.

Ребята были честными и прямыми. Они были готовы поделиться со мной страшной тайной, ибо знали, что я не уйду дальше выхода из музея. Значит, я выдерну пробки, они заберут картину, а потом прощай, Харви, а также все те, кто стоит у них на пути.

– Ну ладно, Харви, ты хороший парень, поэтому знай, что Ковентри хочет продать картину мистеру Элмеру Кантуэллу Брендону – тому самому Э. К. Брендону, который приехал сюда из Далласа и научил вас, янки, как зарабатывать доллары.

– Кто? – я чуть было не заговорил в полный голос.

– Э. К. Брендон.

– Тот самый, чью дочь вы захватили?

– Так точно.

– Но его дочь… какого же вы сваляли дурака!

– Ничего подобного. Мистер Ковентри дурака не сваляет. Никогда и ни за что.

– Но если Брендон узнает, что его дочь похитили вы?

– Он не узнает, Харви.

– Ты хочешь сказать…

– Ты слишком разговорился, – прошептал Фредди напарнику. – У тебя больно длинный язык.

– Харви наш человек, – прошептал Джо Эрп. – И, как и все мы, он знает, что девочка застрахована. Он же работает в страховой компании.

– Ты хочешь сказать, Брендон с вами заодно? Он знает, что вы похитили…

– Да нет же, – прошептал Джо Эрп, жарко дыша мне в щеку. – Ничего он не знает, но разве он откажется получить страховочку, если выяснится, что его любимая дочь сыграла в ящик?

– Она же застрахована, Харви, – напомнил Фредди Апсон. – Застрахована по самые уши.

– Неужели у вас нет сердца?

– Нет.

– И вы можете взять и убить человека – просто так?

– Что ты, Харви, – запротестовал Джо Эрп. – Просто так мы никого не убиваем. Только если нам за это заплатят. А для развлечения – боже сохрани!

– И к тому же убивать будем не мы, – пояснил Фредди, – а малыш Билли.

– А как же я? И мисс Демпси?

– Ну, а вы поедете с нами на юг. На этот счет можете не волноваться. А с этой Синтией слишком много хлопот, так что придется нам с ней расстаться. По-тихому.

Я попытался обдумать услышанное, но вокруг было слишком уж тихо. Я понял, что музей закрылся, причем уже довольно давно. Я даже не предполагал, что в Нью-Йорке может оказаться такое тихое местечко. Джо Эрп повернул свою руку так, чтобы увидеть светящийся циферблат наручных часов. Еще через несколько минут он снова на них глянул.

– Пора на охоту.

Они вылезли из-под кровати, Джо с правой стороны, Фредди с левой. Потом вылез и я. Мы были все в пыли, и я хотел бы особо привлечь внимание к этому обстоятельству тех, кому положено следить за чистотой в музее. Что касается меня, то я не имел ничего против того, чтобы провести последние минуты на этой земле в пыльной одежде, но техасцы были очень недовольны и поспешно стали отряхиваться.

– Может, ты мне не поверишь, Харви, – сказал Фредди Апсон, – но за этот вот костюмчик я выложил четыреста двадцать два доллара.

Я настолько сосредоточенно молил всевышнего, чтобы он послал нам навстречу охранника, что не сумел достойно прокомментировать его слова.

– Ну, а теперь веди нас к пробкам, Харви, – сказал Джо Эрп.

Я повел их по основному зданию через зал индийского искусства. План у меня был самый примитивный – вести их по кругу – через залы мусульманского искусства, французскую скульптуру, этрусков к выставочным галереям – в надежде, что мы все же наткнемся на охрану или мне удастся улучить момент и броситься наутек, а потом, если они меня не подстрелят, поднять тревогу.

Таков был мой план, но ему не суждено было претвориться в жизнь. Не сделали мы и десяти шагов, как Фредди Апсон показал на зеленый ящик на стене со словами:

– Ну, ты молодчина, Харви! Смотри-ка, привел нас прямо к пробкам.

Глава XIV

Тут послышались шаги охранника, мы замерли на месте, а Джо Эрп одним неуловимым движением выхватил пистолет и ткнул мне дулом в ухо. Я затаил дыхание. Шаги стихли. Похоже, охранники музея сговорились избегать встречи с нами. Ни охранников, ни сигнализации. Я попытался открыть зеленый ящик, но он был заперт.

– Видите, – бросил я техасцам. – Ничего не выйдет. Ящик закрыт.

– Мы взломщики, – не без гордости отозвался Фредди Апсон.

Вынув из кармана какую-то штуковину, он повертел ею в замочной скважине, и ящик открылся. В нем были три толстые пробки. По очереди я выдернул их и передал Фредди на хранение. Там было и два рубильника. Я повернул сначала один, потом другой. Но ничего не произошло. Тусклые ночные лампы даже не замигали.

– Ну вот, мы отключили сигнализацию, – неуверенно сказал я.

– Что это у тебя так дрожит голос, Харви?

– А у тебя не дрожал бы, если бы ты гулял по музею с двумя громилами из Техаса, которые пустят тебе пулю в затылок, как только сочтут, что больше им от тебя никакой пользы?!

– Зря ты так, Харви, – сказал Джо Эрп. – Мы ведь можем и обидеться.

– Мысль о надвигающейся смерти заставляет меня забыть учтивость.

– При чем тут смерть, Харви? Не дрожи ты так! Разве я сказал хоть слово о смерти? Или Фредди? Ты нас отведи туда, где висит эта картинка, и мы займемся делом.

Я мрачно кивнул и повел их вперед. Мы прошли залы американской живописи двадцатого века, потом свернули налево, потом направо и оказались в Рембрандтовском зале. Картина, изображавшая Аристотеля, созерцавшего бюст Гомера, находилась в центре справа. Мы медленно подошли к ней и остановились. Тут я выложил свою последнюю карту.

– Ну и сколько платит вам за такую работу пузан?

– Не надо называть мистера Ковентри пузаном, Харви! – сказал один из бандитов.

– Он нам платит неплохо, – уверил меня второй.

– Я могу заплатить не хуже.

– Кончай, Харви, – перебил меня Джо Эрп. – Если мы выйдем отсюда без картины, нам не спрятаться от него даже на техасских просторах.

– Я думаю о себе, а не о картине, – признался я. – Мне моя жизнь дороже.

– Разумно, Харви.

– Я готов откупиться.

– Харви!

– Восемьдесят пять тысяч за меня, мисс Демпси и Синтию.

– Харви!

– Наличными, – в отчаянии сказал я.

В этот момент раздался хлопок – зловещий, странный хлопок. Если вы никогда не слышали звук выстрела из пистолета с глушителем, вы не сможете точно представить себе этот звук. Джо Эрп, таращившийся на меня в удивлении, вдруг потерял интерес ко всему вокруг и рухнул на пол. Фредди Апсон обернулся и выхватил свой пистолет, но второй выстрел-хлопок его опередил. Это выглядело, как на сцене. Только что передо мной стояли два живых техасца, а теперь на полу валялись два мертвых техасца.

Они лежали рядышком в Рембрандтовском зале музея «Метрополитен»: Джо Эрп с дыркой в той самой белой рубашке, которая обошлась ему в 42 доллара 50 центов, и Фредди Апсон с дыркой во лбу, а рубашка его была целой и невредимой. Я же застыл, толком не понимая, жив я или мертв, и опасаясь совершить то лишнее движение, которое окажется роковым. Так я и стоял – как мне показалось, очень долго – пока голос не произнес:

– Ну ладно, Харви, можешь повернуться, только медленно. Ведь лучше стоять, чем спать мертвым сном на полу рядом с этими подонками. Верно я говорю, Харви?

– Верно, но я без оружия…

– Я знаю, Харви, но все равно поворачивайся не торопясь.

Я представил, что у меня на голове стоит бокал с пивом, и повернулся так, чтобы ни одна капля из этого воображаемого бокала не пролилась на пол. Обернувшись, я увидел человека лет тридцати со смуглым, приятным хоть и жестковатым лицом. Он был одет в серый фланелевый костюм от «Братьев Брукс». В руке у него был пистолет марки «люгер», снабженный новехоньким пятидюймовым глушителем.

– Молодец, Харви, правильно. Продолжай в том же духе.

– Я, собственно, не имею в виду ничего такого, – заговорил я. – Но вы знаете, как меня зовут, а я…

– Харви, они подслушивали номера в отеле, и мы тоже.

– Они?

– Эти техасские подонки, Харви. Тебе понятно или картинку нарисовать?

– Значит, Синтия была права. Он и в самом деле граф.

– Был графом, Харви. Граф Гамбион де Фонта, бедняга.

– А вы, стало быть, Валенто Корсика?

– Молодец, Харви. Ребята говорили, что ты глуп. Это не так. Может, соображаешь немного медленно, но ты неглуп.

– Но ваш акцент, манера говорить…

– Харви, мир меняется. Я проучился четыре года в нью-йоркском университете – изучал менеджмент. Потом год учился в аспирантуре. В Гарварде. Теперь у нас не тот рэкет, что прежде. Раньше мы стреляли, теперь стали менеджерами, бизнесменами. Теперь нам не надо применять силу – разве что совсем изредка.

– Как, например, сейчас?

– А что ты прикажешь делать? Этот болван из Техаса решил нас потеснить. Вот и пришлось его немного поморочить, пустить по ложному следу. Бедняга Гамбион. Кто мог подумать, что они его пристрелят. Жаль, очень жаль, но мы этого не хотели. Толстяку нравится покупать отели, и мы решили завязать ему на шее маленький финансовый узелок, который он не смог бы развязать. Но теперь дело принимает иной оборот. У нас на руках такая карта, как ты, Харви.

– Не понимаю ваших планов, – твердо отозвался я.

– Харви, ты не представляешь себе, как тщательно мы все продумываем. Все до деталей. Мы даже подтолкнули толстяка купить «Рицхэмптон». Мы устроили ему заем, мы впутали в это Э. К. Брендона. Мы даже думали оставить все как есть и прижать Брендона, когда у него на руках окажется эта картина. В этом плане были свои сильные стороны, но у нас есть неплохие записи разговоров толстяка с Брендоном о Рембрандте. У нас есть его дочь.

– Черта с два! Пока мы тут стоим и ждем, когда прибежит охрана, толстяк, наверное, уже собирается прикончить и ее, и Люсиль Демпси.

– Не беспокойся насчет охраны, Харви. И насчет толстяка тоже. Мы взяли и толстяка, и девиц, и двух его телохранителей. Тебе надо беспокоиться о другом, и я не хотел бы быть на твоем месте.

– О чем же мне беспокоиться?

– О многом, Харви.

– О чем же, например?

– Хотя бы о том, что ты видел, как я убил этих ковбоев.

– Господи, но вы же спасли мне жизнь, мистер Корсика!

– Это ты собираешься сказать на суде?

– Из меня свидетеля не сделают. Я буду нем как рыба.

– Не говори ерунду, – сказал Корсика, – Не будь ослом.

– А почему бы мне не побыть ослом? – возразил я. – Какая, собственно, разница? Тогда ковбои толкали меня к пропасти. Теперь вот вы.

– Не надо нас сравнивать, Харви.

– И в конце концов вы стреляли при самозащите.

– Харви, – терпеливым голосом произнес он. – Ты знаешь, кто я такой, или нет?

– Знаю.

– Ну вот и отлично, – отозвался он, вынул из кармана платок и аккуратно протер свой люгер. Затем, взяв его за ствол, протянул мне. Я тут же взял пистолет, нацелил на него и сказал:

– Не двигайтесь!

– Харви!

– Прошу прощения, – отозвался я, – но раз вы мне дали пистолет…

– Неужели я дал бы тебе заряженный пистолет, Харви?

Я наставил «люгер» на дверь и спустил курок. Он только щелкнул.

– Вот это да! – восхищенно сказал я. – Вы, значит, вышли против них с двумя патронами?

– Нет, Харви. – Он вынул из кармана небольшой «смит-вессон» и наставил на меня. – У меня есть кое-что про запас.

Я вынул из кармана свой платок, вытер «люгер» и с грохотом швырнул его на пол. Этот грохот разбудил бы покойника, но никто и не подумал нарушить наше уединение.

– Новая смена охраны будет через полчаса, Харви. Сигнализацию же мы отключили, так что не надо упрямиться, – сказал Корсика.

– А я выдернул три огромные пробки, – признался я. – Они ведь тоже что-то отключили?

– Совершенно верно, – терпеливо разъяснил Корсика. – Отключили питание трансформатора, который преобразует переменный ток в постоянный для грузового лифта. Я знаю схему этого музея лучше, чем главный смотритель. Но не волнуйся, Харви. Мы не крадем картины. Этим занимаются только босяки. Например, техасцы. А мы – нет. Так что подними-ка лучше пистолет.

Я поднял, подумал и спросил:

– Но ведь пистолет не мой. Зачем это вам надо?

– Могу я поступать так, как считаю нужным, Харви? – Конечно.

– Оружие записано на тебя, Харви. Девочки покажут под присягой, что тебя привели сюда насильно, принудив участвовать в несостоявшемся ограблении. Ты станешь героем, Харви.

– Только не в Техасе, – мрачно отозвался я и еще мрачнее добавил: – И не в девятнадцатом участке нью-йоркской полиции.

– Насчет Техаса это ты зря, Харви. Этот Ковентри родом из Бруклина. Его давно разыскивают в Техасе. То, что ты пристрелил двоих «торпед» из пистолета, в котором было лишь два патрона, означает, что ты просто забыл зарядить пистолет…

– Я противник насилия, – в отчаянии пробормотал я. – То, что толстяк оказался бруклинцем, делало его поистине жалкой фигурой.

– Ты лишил их жизни, чтобы спасти свою.

– Вы меня обманываете.

– Нет, Харви.

– Почему вы готовы отпустить Синтию?

– Потому что синица в руке, Харви, причем свободная от налогов синичка, куда лучше, чем стая журавлей в воздухе.

– Какая там синица? – крикнул я, и он вежливо попросил меня говорить потише. – Какая еще синица? – тихо повторил я.

– Она у тебя в кармане, Харви. Это те восемьдесят пять тысяч, которыми ты пытался подкупить ковбоев. В дорожных чеках.

– У меня восемьдесят пять тысяч? Да я валял дурака. Я это просто придумал.

– Харви, – холодно перебил он меня. – Мы прослушивали твой номер в Торонто, мы подслушивали в отеле. У нас есть связи в банке. Короче, ты дашь мне эти восемьдесят пять тысяч или мне придется в тебя немного пострелять?

– Но вы вернете мне обеих девиц?

– Разумеется.

– Когда?

– Как только ты подпишешь чеки и передашь их мне.

Я сунул руку в карман, вынул пачку чеков и показал Корсике.

– Подпиши.

– Где?

– Сядь на пол и подпиши.

Он бросил мне шариковую ручку, а я сел на пол рядом с трупами и подписал пять чеков на десять тысяч, пять на пять и десять на тысячу долларов каждый. Затем я подтолкнул пачку в его сторону. Он взял чеки и сунул в карман.

– Хорошо, Харви. Оставайся на месте. Сосчитай до ста, но до этого не сходи с места. Мы прекрасно пообщались и было бы жаль, если бы все вдруг испортилось.

Он попятился к выходу из зала и скрылся. Может, я и бросился бы за ним, а скорее всего, остался бы на месте, но мне не пришлось принимать решения, потому что в зал почти тотчас же ворвались Синтия и Люсиль. Люсиль крепко обняла меня и стала целовать. Из глаз ее капали слезы. Именно такого отношения и жаждало мое потрепанное в боях я. Синтия, напротив, стояла и удрученно смотрела на покойников. Я боялся, что она закатит истерику, но она, похоже, в этот момент внезапно повзрослела.

– Мне их, конечно, жаль, – сказала она, – но это в общем-то были плохие люди.