Текст книги "Синтия"
Автор книги: Элейн Каннингем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
В комнате было еще четверо мужчин, один из которых отличался невероятной тучностью. «Толстяк Ковентри», – мелькнуло в моем мозгу. Странное имя… И тут я вспомнил, что говорил мне Ротшильд.
Глава X
Толстяк указал на свободный диванчик и сказал, гнусаво растягивая слова.
– Присаживайтесь, ребята. Можете расслабиться. У нас тут дружеская встреча.
Мы сели на диван. Синтия Брендон очнулась от оцепенения, посмотрела на нас, и я спросил:
– Вы Синтия Брендон?
Она вдруг начала рыдать. Люсиль дотронулась до моей руки и шепнула:
– Харви, мне страшно!
– Ну что ты, детка, – сказал толстяк, – ты среди джентльменов старой южной школы. Беспокоиться не надо.
Трое остальных встали и по кивку толстяка подошли к нам.
– Обыскать его, – приказал тот.
– У меня нет оружия, – сообщил я, стараясь придать голосу как можно больше правдивости.
Меня быстро и умело обыскали.
– Сумочку дамы, – распорядился толстяк.
Они изучили содержимое сумочки Люсиль.
– Все чисто, – доложил высокий улыбчивый человек, впустивший нас.
Все трое были одеты одинаково – в серые фланелевые пиджаки с подбитыми ватой плечами и узкие брюки. Их черные шляпы лежали на стульях. На каждом были ковбойские сапоги, галстуки шнурком и бриллиантовые перстни. Один из них был невысок и совсем юн. Прочие же ростом удались на славу, им было где-то между тридцатью пятью и сорока.
– Я толстяк Ковентри, – сообщил главный, – ты, наверное, успел наслушаться про меня, братец Крим.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Я верю в то, что всегда надо знать самое необходимое, братец, – сказал толстяк. – А теперь я представлю тебе мальчиков. Джентльмен, впустивший вас, известен как Джо Эрп, Потомок. Никакого отношения к миллионерам Эрпам, но какой-то остряк назвал его Потомком, и прозвище осталось. Там – Джек Селби, мы зовем его Ринго, а вон тот бледный – Фредди Апсон, он же Призрак. Ну а малыш – Билли. Но пусть его габариты не вводят тебя в заблуждение, братец Крим. Ну-ка, Билли, сколько человек ты убил?
– Девятнадцать.
– А сколько тебе годков?
– Девятнадцать.
– Когда тебе исполнится двадцать, Билли?
– Завтра.
– Ну что, будешь отмечать день рождения новыми победами?
– Запросто.
– Кто у тебя девятнадцатый?
– А вон тот иностранный сукин сын, что валяется на полу.
Синтия издала отчаянный вопль.
– Замолчи, солнышко, – велел толстяк. – Кто будет твоим двадцатым?
– А вон та сволочь, что сидит на диване. Но по правилам это надо сделать завтра, правда мистер Ковентри?
– Сущая правда, Билли. Ты у меня умница.
– Как вы можете так?! – вскричала Люсиль. – Как вы можете сидеть и трепаться, когда он умирает!
– Мысль хорошая, – одобрил толстяк. – Ну-ка ребята, отнесите его на кухню или куда-то еще, положите в шкаф что ли…
Эрп и Апсон взяли графа за руки и за ноги и вынесли из комнаты.
Люсиль глубоко вздохнула, взяла меня за руку и сказала толстяку:
– Вы удивительный человек, мистер Ковентри. Вы совершенно аморальный тип.
– Какое еще клеймо вы собираетесь на меня поставить, мисси? – добродушно осведомился Ковентри.
– И не смейте называть меня мисси!
В этот момент я произнес глупую фразу из телесериала о гангстере. Я был то ли перепуган, то ли ошарашен, но сказал следующее:
– Неужели вы думаете это сойдет вам с рук? – А когда Люсиль удивленно посмотрела на меня, добавил: – Черт возьми, мы же в Нью-Йорке, на Мэдисон-авеню. В отеле «Рицхэмптон». Вы что психи?
Толстяк весело покивал головой.
– Ты просто чудо, сынок. Этот отель принадлежит мне.
– Как это так?
– Очень просто. Купил его пару месяцев назад за семь миллионов долларов. Что скажешь, Джо? – обратился он к Эрпу. – Это святая правда или гнусная ложь?
– Это святая правда, – подтвердил Эрп.
– Но Джекоби…
– Вы знаете Джекоби, местного детектива? – спросил толстяк.
Я тупо кивнул головой.
– Так вот, он работает на меня. Услужливый молодой человек, хотя звезд с неба не хватает. Я его босс. Потому-то он у меня такой услужливый.
– Вам незачем нас убивать, – сказала Люсиль. – Мы не видели, как вы убили графа.
– Графа? Детка, он никакой не граф. Он глава организации, которую называют мафией. Слыхали о мафии, мисси?
Люсиль посмотрела на меня, а я на нее.
– Господи, я до смерти напугана, – тихо прошептала она.
Толстяк осклабился и сказал человеку по кличке Ринго:
– Не сбегаешь, Ринго, за бутылочкой пепси? – Ринго потопал на кухню, а Ковентри пояснил мне: – Приходится, понимаешь, следить за своим весом. Раньше я на это не обращал никакого внимания, но нынче принято уважать холестерин.
Тут появился Ринго с пепси, и Ковентри без лишних церемоний взял бутылку и одним длинным глотком осушил ее до дна. Потом осторожно отставил бутылку в сторону, похлопал себя по пузу и сказал, что в безалкогольных напитках есть что-то уютное и истинно американское.
– Прямо как яблочный пирог. Когда мы входим в дело, я не разрешаю пить ничего крепкого. Ни за что и никогда. Работа и спиртное плохо сочетаются. Другое дело – безалкогольные напитки. Работник всегда имеет право промочить пересохшее горло, верно, Харви?
Я кивнул и внимательно посмотрел на него. Ковбойские манеры Ковентри сильно попахивали Голливудом. Он устраивал мне представление, но вот его «работники» явно были мастерами своего дела и вооружены не допотопными ковбойскими пушками, а современным оружием с отличными глушителями. Работники, как он называл их, отличались отменной выучкой, да и он был отнюдь не провинциальным бандитом, случайно оказавшимся в большом городе.
– Можешь успокоить свою подружку – мы не собираемся вас казнить. По крайней мере завтра. Нашему Билли, конечно, не терпится отпраздновать свой день рождения, но за год у него будет много возможностей поставить новую зарубку на своем оружии.
– Харви? – вопросительно прошептала Люсиль.
– Успокойся, по-моему, он говорит то, что думает. Не волнуйся.
– Ты мне нравишься, Харви, – продолжал Ковентри. – Я тебе точно говорю.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Подумаешь, большая тайна. Я же говорил, Джекоби работает на меня. Нет, нет, он понятия не имеет, кто я такой. Он хороший, честный мальчик. Но я знаю о тебе многое. Например, что ты самый ловкий сыщик по страховым делам, и о твоей подружке тоже знаю: зовут ее Люсиль Демпси, окончила она этот самый Радклиффский колледж, что в Гарварде или где он там, а что нынче она работает в Публичной библиотеке Нью-Йорка, – все это мне рассказал Джекоби. Между прочим, он прямо-таки без ума от твоей подружки.
– Кого же еще вы знаете? – спросил я.
– Ты будешь удивляться, Харви, но я знаю и этого иностранца, которого убрали мои ребята. Куда вы, кстати, его дели?
– Сунули в ларь для грязного белья, – сообщил Джо Эрп.
– Ну и хорошо. Так вот, я знаю, что его звали Вален-то Корсика, он же граф Гамбион де Фонти, и что он главный человек в мафии.
Синтия Брендон издала пронзительный вопль, потом внезапно замолкла и сказала совершенно нормальным голосом:
– Все это неправда. – И тяжело задышала.
– Что неправда, дорогая? – уточнил Ковентри.
– Что он был главой мафии. Он был графом. Ему заплатили десять тысяч за это… а вы его убили… Вы жестокие звери… А я никогда не любила Техас… Ведь именно оттуда родом мой отец.
– Успокойся, детка, – мягко сказал Ковентри. – Не надо так волноваться по пустякам. Техас тут ни при чем. Все дело в том, что нью-йоркская мафия совсем распоясалась: пора честным гражданам призвать мерзавцев к порядку. Мы хотим напомнить мафии – их дни сочтены. Это пока только первый шаг.
– Вы хотите сказать, что за этим и приехали в Нью-Йорк? – задал я вопрос.
– Господи, Харви, конечно, нет. У нас самые разные дела и интересы в Нью-Йорке, но когда мафия стала протягивать свои щупальца к этому отелю и пожелала его купить, я забеспокоился. У нас и раньше бывали недоразумения с мафией. Им невдомек, что мы владеем этой хижиной. Видишь ли, им нравится местоположение. Я поставил в номерах жучки. Конечно, я не прослушивал все разговоры, боже упаси, но дама Фортуна нам улыбнулась, и я узнал, что они замыслили внедрить сюда какого-то поддельного графа и женить его на настоящей американке, да еще из Техаса. Разве это джентльменский поступок, скажи мне, Харви?
– Нет, конечно, – уверил его я.
– Он-то был истинным джентльменом, каким вам не быть никогда, – подала голос Синтия, вытирая глаза кружевным платочком.
Теперь я мог получше ее разглядеть. Надо сказать, она была запоминающейся наружности – рыжая и по-своему весьма привлекательная: длиннолицая, длинноногая.
– Он может позволить себе любезничать с вами, – пояснила мне Синтия. – Только я видела, как вот тот крысенок убил бедного графа.
Малыш Билли только ухмыльнулся.
– Поэтому, если кого ему и придется убрать, так это меня. И если вы думаете, что я хоть минуту радовалась тому, что у меня богатый отец, мистер…
– Крим, – подсказал я, – но можете звать меня Харви.
– Ах, ах, зовите меня Харви, – передразнила меня Люсиль.
– Господи, что вы так волнуетесь, мисси, – сказал толстяк. – Билли уже выполнил обязательства по восемнадцати контрактам. Как говорится, все равно, за что висеть на виселице – что за овцу, что за корову. Ты со мной не согласен, сынок? – спросил он Билли.
Билли снова ухмыльнулся. Он изучал обивку кресла, ковыряя ее ногтем.
– Знаете что, мистер Ковентри, – вдруг сказал он. – А мне нравится это кресло. Нельзя ли его отправить ко мне в Техас?
– Почему нельзя, Билли, можно.
Толстяк улыбнулся, а за ним и остальные. Они явно любили своего талантливого юнца.
– Знаете, чего бы мне еще хотелось, мистер Ковентри? – спросил тот.
– Ну чего, Билли?
– Еще мне хотелось бы разложить на диване эту длинноногую рыжую стерву и как следует ее оттрахать.
– И это, наверное, можно устроить.
– Только через мой труп, – сказала Синтия.
– Поживем, увидим. Я уже говорил, что у меня нет намерения ликвидировать кого-то из вас, а ты начинаешь дерзить. Я не люблю дерзких девчонок. Советую обратить внимание на слова Билли. Он парень уважительный…
– Послушайте, мистер Ковентри, – принял я к сведению намек. – Не могу выразить, какое облегчение доставляет мне ваше философское отношение к происходящему. Мистер Ковентри, поскольку вы знаете обо мне все, нет смысла финтить. У меня единственная цель – доставить Синтию Брендон домой – целой и невредимой.
– Я так и думал, Харви. Девица крепко застрахована, да?
– Застрахована, – согласился я. – Но вы же знаете, что такое страховые компании, если только найдут какую-то зацепку.
– Ну, конечно, Харви. Кстати, у меня у самого есть маленькая страховая компания в Далласе. Но, Харви, ты уж говори дело, дружок. Не хочешь ли ты сказать, что я так просто возьму и выпущу вас троих.
– Именно это я и имел в виду.
– Харви!
– Ну, конечно, мы могли бы дать вам слово…
– Харви!!
– Что же вы хотите с нами сделать?
Некоторое время толстяк пребывал в размышлениях, потом сказал:
– Начнем сначала, Харви. Как говорится, рука руку моет. У тебя свои интересы, у меня свои. Помоги мне, и я помогу тебе. Ты хочешь заполучить Синтию. Ну а я хочу кое-что взамен.
– Если у вас есть деловое предложение, я готов его выслушать.
Обе женщины уставились на меня. Мне стало интересно, что они подумали, но догадок у меня не было. Люсиль посмотрела на меня, потом на Ковентри, потом опять на меня, затем обвела взглядом комнату, украшенную техасскими бандитами. Синтия смотрела только на меня. Я поглядел на Ковентри, а затем на малыша Билли, который свернулся клубочком в кресле, словно большая кошка. Кобура с пистолетом выпирала из-под его пиджака.
– Имей в виду, Харви, – сказал Ковентри, – что я не могу отпустить вас просто так, когда у меня в ящике для грязного белья валяется Валенто Корсика.
Я пожал плечами, а Синтия крикнула:
– Никакой он не Валенто Корсика!
– Значит, я должен выбросить труп в реку, потом найти на этот отель покупателя, завершить свои дела в Нью-Йорке и убраться восвояси. Но это же жуткие хлопоты. А все из-за вас, Харви. Поэтому самое разумное, что мне остается сделать, – это убить вас троих и отправить в воду вслед за графом.
– Но у вас кажется есть и другое предложение?
– Сущая правда, Харви. Я готов к честной сделке. По-настоящему, мне следовало бы перекинуть вас троих в Техас и устроить вам отдых на ранчо на недельку-другую, пока здесь улягутся все страсти… Но вы, городские жители, никогда не можете выкроить время для такого полезного отдыха.
– Что же вы хотите?
– Не денег, Харви. Что такое для меня просить выкуп за эту молодую особу, – так, пустяки. Да и вообще киднеппинг – занятие для сопляков. Мне нужен настоящий товар, и, я надеюсь, ты, дружок, выведешь меня на него.
– Серьезно?
– Ну да. Никогда не слышал о такой штуке «Аристотель созерцает бюст Гомера»?
– Что, что?
Четверо бандитов радостно оскалились.
– Да, да, Харви. «Аристотель созерцает бюст Гомера».
– Он имеет в виду картину, Харви, – холодно пояснила Люсиль. Но я уже и так понял, к чему клонит толстяк и слушал его внимательно.
– Картина висит в Метрополитен-музее, – продолжала Люсиль. – За нее заплатили два миллиона долларов.
– Истинная правда, – подтвердил толстяк. – У тебя очень даже сообразительная подружка. Она, картина то бишь, именно там и находится. Я слышал, что ваша компания имеет дело с этой организацией.
– Бросьте, мистер Ковентри, – сказал я. – В мире не существует такой компании, у которой хватило бы средств застраховать этот музей. Кое-что страхуем мы, а что-то с десяток других компаний. Мы заключаем договор, потом он истекает, потом снова заключаем, потому не придумали еще счетную машинку, которая сумела бы сосчитать доллары и центы за все эти штучки в здании на Пятой авеню.
– Я это знаю, Харви, – улыбнулся толстяк. – Но для меня важно не то, на сколько они у вас застрахованы, а что вы – и ты, Харви, имеете доступ туда и знаете, как у них работает служба безопасности. Мне не нужен весь музей. Мне хватит одной старой картинки, потому как в Техасе появился клиент – он готов выложить пять миллионов, если я достану се ему. Ну а пять миллионов долларов да без налогов, Харви, – это тебе не баран чихнул. Никак нет, сэр!
Глава XI
Если и существует нечто, объединяющее всех толстых людей планеты, это их понимание того, что человеку нужно питаться. Ковентри не поскупился на ленч для нас троих. Шампанское, четыре вида сандвичей, салат, сыр, свежие фрукты, красное вино для желающих, кофе, печенье, пирожные и еще бутылка бренди. Все это вкатил на столике в гостиную малыш Билли. Когда я предложил ему угоститься, он только покачал головой.
– Я не ем с гостями. Я всего-навсего помощник.
Честный и скромный юноша! Они нас оставили одних. Но когда я подошел к задней двери, там стоял Ринго и ковырял во рту зубочисткой. Я высунул голову из парадного входа и увидел Билли, практиковавшегося в умении быстро вынимать пистолет из кобуры.
– С этими пистолетами одна морока, – пожаловался он мне. – Да еще глушитель! А вы какое оружие предпочитаете, мистер Крим?
– «Риглиз» [6]6
Сорт жевательной резинки.
[Закрыть], – сказал я, захлопнул дверь и попытался проверить, не работает ли телефон. Он, разумеется, не работал.
Люсиль налила себе шампанского и уговаривала Синтию съесть сандвич.
– Неужели ты думаешь, я буду есть сандвичи, когда бедный Гамбион валяется в ящике. Что, по-твоему, у меня совсем нет сердца? Ты еще хуже моей матери!
– Гамбион больше не в ящике, – информировал я Синтию. – Они завернули его в простыню и спустили в шахту для грязного белья. Сейчас он, наверное, уже на дне речном.
– Как вы можете говорить такое!
– Я только пытаюсь улучшить ваш аппетит, Синтия. Лично я помираю от голода, – Я взял сандвич и съел его в два приема. Осушил бокал шампанского и закусил еще одним сандвичем. Сандвичи были вкусные, но маленькие.
– Откуда тебе это известно? – удивилась Люсиль.
– Что именно?
– Насчет Корсики?
– Он никакой не Корсика, – воскликнула Синтия. – Ну почему вы меня не слушаете?
– Это мне сказал Ковентри, – ответил я Люсиль, а затем спросил Синтию: – Откуда вам известно, что он не Корсика?
– Бедняжка не выдержал и все мне рассказал. Он младший сын нищего графа. У него сдали нервы, и мы так и не поженились. Но он проделал все, что от него требовали. Он был вполне симпатичный, хотя и любил не девочек, а мальчиков, но это вина не его, а его мамаши! Ему дали денег, чтобы он прошел через компьютерный тест, – им надо было сбить со следа иммиграционные службы и полицию. Мне он даже нравился, бедняжка, и вдруг на тебе!
– Съешьте что-нибудь. Вам станет легче, – посоветовал я.
Синтия начала с шампанского. Залпом выпив два стакана, словно это была вода, она взялась за сандвичи. При всей ее худобе аппетит у Синтии оказался отменный, и горка сандвичей стала заметно уменьшаться. Она пояснила Люсиль, что привычка говорить с набитым ртом появилась у нее еще в школе.
– Вот вам и радость от того, что у тебя богатые родители. Надо же, швырнуть его в шахту для грязного белья!
– Вы все еще мне не верите?
– Может, верим, может, нет. Кто знает? – Я немного подумал и сказал: – Какая разница. Он взял от них деньги. А потом случилось то, что должно было случиться.
– Ладно, Харви, – перебила меня Люсиль. – Не надо читать нотаций. Ты что будешь им помогать? Я имею в виду безумный план ограбить «Метрополитен»?
– Да, – сказал я, – буду.
– Прелесть! Просто прелесть!
– Слушай, – отозвался я. – Пора бы вам, девочкам, как следует пораскинуть мозгами. Если я не соглашусь, толстяк поубивает всех нас. Если я помогу ему, в благодарность он, глядишь, даст нам шанс выжить. Вот такие дела. – Я вынул свой блокнот, написал на нем «Неужели непонятно, что комната прослушивается?» Показав им запись, я вписал туда фразу: «Будем обманывать их», потом пошел в туалет и там, порвав страницу, спустил ее в унитаз. Когда я вернулся, Синтия устремила на меня задумчивый взгляд.
– Ему тридцать шесть лет, – холодно заметила про меня Люсиль, – Стало быть, ему на шестнадцать лет больше, чем тебе, Синтия. Более того, он разведен, ненадежен, беден, а также неуравновешен. Про него говорят, что он очень смекалист, но сейчас он согласился помочь ограбить музей искусств. Это наводит на печальные мысли.
– По-моему, он просто прелесть, – заметила Синтия.
В этот момент раздался звонок в дверь. Я бросился к двери в надежде, что увижу там страдающее от язвы лицо лейтенанта Ротшильда. Но на пороге стоял Ковентри.
– Девочки будут в целости и сохранности, – объявил он. – Тут есть цветной телевизор с большим экраном. Сюда доставят газеты и журналы, так что, я думаю, они прекрасно проведут время. Ну, а ты, Харви, пойдешь с нами – сейчас проверим, какие сигналы посылают нам костры.
Под голливудско-ковбойскими интонациями, похоже, пряталось бруклинское происхождение, впрочем, пряталось неплохо. У Ковентри были удивительно маленькие ножки, и он смешно семенил ими, топая при этом ковбойскими сапогами, что вызывало у меня в памяти какие-то смутные ощущения. Мы вышли из номера для новобрачных и перешли в президентский – это были весьма впечатляющие аппартаменты: столики красного дерева с гнутыми ножками, позолоченные зеркала и фальшивые обюссоновские ковры, бледно-голубые с отделкой цвета слоновой кости.
Ковентри с гордостью демонстрировал мне все это великолепие, хотя и признал, что до сих пор ни один президент США не спал в этом номере.
– Когда в Белый дом приходит президент из Техаса, Харви, – посетовал толстяк, – начинаешь думать, а почему бы ему не дать немного подзаработать земляку, но нет, он останавливается в «Карлайле».
«Сигналы от костров» пришлось обсуждать в кабинете, где тон всему задавала черная кожа кресел и диванов, и друг на друга глядели бюсты Джорджа Вашингтона и Бенджамина Франклина.
Помощники сидели без пиджаков, то есть Джо Эрп и Фредди Апсон, а двое других несли караул – у них под пиджаками бугрились пистолеты сорок пятого калибра, а в руках были стаканы с панателлой, чтобы подсластить горечь выпитых бурбонов. Мне предложили те же самые напитки, а потом Ковентри призвал собравшихся к порядку одним простым вопросом:
– Ну что, Харви, можно ограбить «Метрополитен»?
– Ограбить можно что угодно, если приложить достаточно силы и ума. Сейф, недоступный для грабителей, – это миф. Что запер один человек, может открыть другой.
– Мне нравится твой ответ, – похвалил меня Ковентри. – Честное благородное слово, нравится. Впрочем, иного я и не ждал от человека такой профессии. Но как это сделать?
– Вы хотите попасть в музей после его закрытия? – спросил я. – Наверное, вы уже все как следует осмотрели.
Ковентри кивнул в сторону Апсона и сказал:
– На счету Фредди столько ограблений, сколько звезд на небе. Конечно, Харви, он уже все посмотрел. Скажи ему, что ты на этот счет думаешь, Фредди.
Фредди вытянул ноги и, растягивая слова, сказал:
– По мне, так туда может залезть и ребенок.
– Но как?
– Самое простое – через первый этаж. У них там тоже что-то вроде музея. Знаешь его?
Я кивнул.
– Так вот, там есть вход с автостоянки. Двойная дверь, которую можно открыть парой ножниц. Первая дверь из стекла в дюйм толщиной. У каждой двери цилиндрический замок. Замки можно открыть отмычкой или вырвать клещами. Любой из способов займет не больше полминуты. Внутренняя дверь деревянная, толщиной два дюйма, с такими же замками. Если все пойдет гладко, я проникну внутрь за полторы минуты. Если возникают осложнения, – за две. Затем я попадаю в довольно длинный зал, где разные старинные хибары, которые у них называются парфеноны что ли, или как-то там еще. Дома, в которых жили древние бога. Надо пройти через него, подняться по лестнице, свернуть налево, и вы попадаете в главный вестибюль. Оттуда надо подняться по большой лестнице наверх в итальянский зал, потом направо, в третьем зале свернуть налево, и вы оказываетесь в зале, где висит эта самая картинка. Остается только взять ее под мышку и удалиться.
– Ну, что ты скажешь на это, Харви? – спросил Ковентри.
– Он прав. Попасть туда нетрудно.
– Так-то оно так, Харви, а как выбраться?
– В том-то вся штука, – согласился я. – Выбраться нельзя.
– Разве что ты нас выведешь, Харви.
– Это исключено. Господи, вы представляете, что начнется, когда вы откроете самый первый замок?
– Для того-то ты нам и нужен, Харви, – удовлетворенно произнес толстяк. – Так что же начнется?
– Разомкнется цепь. В этом, собственно, и состоит основное различие между этим музеем и, скажем, Музеем национальной истории. Оно определяется разницей в страховке. Не то чтобы в Музее национальной истории не было ничего ценного, но просто эти ценности не очень-то продашь, да и вообще у тамошней администрации своя, особая точка зрения. Вот потому-то хулиганам из Флориды удалось туда забраться и вынести алмазы. Никто не связывал национальную историю с алмазами – в том числе и администрация музея. Но в «Метрополитене» все иначе: одна-единственная картина может потянуть на рынке на пять с лишним миллионов долларов. Нельзя ограбить Форт-Нокс. Нельзя ограбить «Метрополитен». Все входы, выходы, двери, окна, шахты, люки снабжены электронной сигнальной системой. Такие дела.
– Ладно, – улыбнулся Ковентри, – Мы взламываем первый замок, и что происходит?
– Для начала в центральной службе безопасности есть табло.
– Правда? В подвальном этаже музея начинает мигать лампочка, она указывает на место, где что-то не так. Дежурный сразу понимает: цепь разомкнулась. Когда вы открываете вторую дверь, он уже уверен, что имеет место умышленное вторжение. Но уже до этого он связывается по рации с охранником в крыле филиала музея, предупреждает его о случившемся и просит выяснить, что произошло в передней части музея. В выставочной галерее находится еще один охранник, который по ночам охраняет также греческий и этрусский залы. Он получит сигнал тревоги по своему передатчику и вместе с охранником центральной части спустится вниз. К этому моменту им уже будет ясно, что имеет место попытка проникновения в музей, и они имеют право применять оружие. Ваши техасцы, конечно, ребята ловкие, но и те свое дело знают.
– Выходит, может начаться маленькая война? – спросил Ковентри.
– Вот именно, – сказал я. – Но я описал вам только то, что случится в самом музее. Между тем начальник охраны музея свяжется с городом. Возможно, с девятнадцатым участком. Он, возможно, также включит прожектора у музея на Пятой авеню, и, если это будет после полуночи, то любая патрульная машина обязательно остановится и полицейские начнут выяснять, в чем дело. Он также может включить полный свет в музее и привести в действие сирену. Но даже если охранник ничего этого и не сделает, разомкнутая цепь сигнализации все прекрасно расскажет ребятам из девятнадцатого участка, а может, и в агентстве Пинкертона. На «Метрополитен» работают и пинкертоны, и шерлоки холмсы.
– Неплохо устроились, Харви, ничего не скажешь! – фыркнул Ковентри.
– Это точно, но и это еще не все. Где-то в зале античной архитектуры спрятан электронный глаз. Если включить его и указать направление, то автоматическая камера сфотографирует вас, а если вы от нее там каким-то чудом ускользнете, то вас снимут в одной из шести точек на пути к рембрандтовскому залу. Ваш маршрут будет отмечен на табло в комнате дежурного. Но до рембрандовского зала вам все равно не добраться, потому что вас успеют ухлопать или, по крайней мере, поднимется перестрелка. Даже если и в ней вы уцелеете, то здание будет окружено полусотней полицейских. А если этого окажется мало, подоспеет подмога. Такие вот дела. Надо трижды подумать, прежде чем идти грабить музей «Метрополитен».
– Но именно это мы и собираемся сделать, Харви. Потому как вариантов всего два: или эта самая картинка едет в Техас, или ты и две эти цыпочки отправляетесь на тот свет. Если ты думаешь, что я шучу, то ты ошибаешься.
– Нет, сэр, – учтиво отозвался я. – Какие уж тут шутки.
– Тогда, дружище Харви, – сказал Ковентри, – придумай что-нибудь. Ты же сам сказал, что если запер один человек, откроет другой, если приложить силу и ум. Ну, силенок у тебя маловато, а вот как с мозгами?
Я сидел, таращился на техасцев, а они глядели на меня с большим интересом и даже с каким-то уважением. Я самым авторитетным тоном поведал им о том, как охраняется музей, но, признаться, это была чистой воды выдумка от начала до конца. Я и понятия не имел, что там у них на самом деле, и разбирался в устройстве защитной сигнализации музея не больше, чем эти техасские гориллы. Может, музей и впрямь использовал столь красочно описанные мною устройства, а может, и нет. Но если эти техасские головорезы поверили в мои байки, не исключено, что нашлись глупцы, которые претворили их в жизнь.
Я никак не мог взять в толк, почему они решили, что детектив страховой компании может быть знаком с работой службы безопасности одного из крупнейших музеев мира. Может, потому что именно так это делается в Техасе, где страховой бизнес приносит почти такие же барыши, что и нефтяной. Но у нас все обстоит иначе. Мне удалось так ловко описать им внутреннее расположение залов исключительно потому, что Люсиль Демпси часто затаскивала меня в «Метрополитен» по воскресеньям, а у меня хорошая зрительная память. Я понятия не имел, что принесет мне этот блеф, но надо было кинуть бандитам какую-то «кость», немного потянуть время. Глядишь, что-то и придумается.
– Что ж, – сказал я после небольшой паузы, – если нельзя попасть в музей, когда он закрыт, стало быть, надо попасть в него, когда он открыт для посещения. Выход один: войти туда вместе с самыми обыкновенными посетителями, потом где-нибудь спрятаться, а когда музей закроется, то мы выберемся, отключим сигнализацию, возьмем картину и уберемся восвояси.
– А что! – сказал Билли. – Котелок у него варит. Он, конечно, недомерок, но мозги у него имеются.
– Хочу отметить для протокола, что мой рост пять футов десять дюймов и, может, я маловат с точки зрения верзилы техасца, но еще никогда и никто не называл меня недомерком.
– Может быть, – пробормотал толстяк. – А где же нам спрятаться, Харви.
– Ну для этого мне надо немножко походить по музею и подобрать что-нибудь подходящее.
– Ты совсем спятил, Харви? – удивленно воскликнул он, забыв свою ковбойскую роль. – Ты не выйдешь из этого отеля и не останешься без нашего присмотра, пока мы не провернем дело.
– Нет?
– Нет, Харви.
– Значит, придется пошевелить мозгами здесь и сейчас.
– Для этого-то мы с тобой и держим совет, Харви. Ты уж думай, и думай хорошенько. Иначе нам от тебя нет никакого проку. Иначе тебе прямая дорога в шахту, вслед за графом.
– Буду думать, – согласился я.
– Вот и молодец.
Я погрузился в десятиминутное раздумье. Они сидели и ждали. Думать было непросто. Если не верите, попробуйте сами. Возьмите план музея и отыщите там место, где можно спрятаться, не привлекая ненужного внимания. Решение найти непросто, и оно должно быть на вид абсолютно смехотворным. Наконец, я нашел его. Через десять минут я объявил, что все придумал.
– Где же нам спрятаться, Харви? – спросил Ковентри.
– Под кроватями.
– Не надо хохмить, Харви. Я обижусь.
– Я серьезно. Послушайте меня внимательно. В северной части музея есть отдел, который они называют американской галереей. Там устроена выставка старинных интерьеров. В этих комнатах есть кровати. Под этими кроватями и может спрятаться человек или двое.
– Или шестеро, Харви.
– Шестеро?
– Именно. Я хочу, чтобы ты зарубил у себя на носу, Харви. Не вздумай фокусничать со мной. Ты войдешь в музей с Джо Эрпом, Фредди и двумя девицами. Если кто-то из вас только пикнет, девицам настанет конец.
– Что вы! – воскликнул я. – Это же верный способ погубить все дело. Разве можно рассчитывать на успех, когда с тобой две женщины.
– Он верно говорит, босс, – вставил Фредди Апсон. – От женщин только и жди беды. Лучше заклеить им рты пластырем и оставить в машине.
– Ладно, я подумаю, – проворчал толстяк. – Теперь поговорим о сигнализации, Харви.
Мозг мой лихорадочно работал. Откуда мне было знать, была ли в музее система сигнализации на манер той, которую я сочинил, или они полагались на охранников. Мне это было неведомо.
– Ну что скажешь, Харви? – торопил меня толстяк.
– Вроде придумал, – сказал я, – Как и в большинстве старых зданий Нью-Йорка, там есть две системы электроснабжения – переменный и постоянный ток. Постоянный ток – более старая система. Она используется в работе лифтов и вентиляции.
– Странно, что они не переделали все на переменный ток, – вставил Джо Эрп.
Не хватало мне, чтобы тут появился кто-то, разбиравшийся в электричестве лучше, чем я.
– Они давно разработали план модернизации, – поспешно проговорил я, – только это будет стоить миллион долларов, а им жалко выбрасывать такую сумму. – Я говорил быстро, словно боясь, что меня остановят. – Самое главное, что там такие же стоамперные пробки, что и у переменного тока. Две такие пробки позволяют обслуживать двухсоткамерную систему постоянного тока, который обслуживает систему сигнализации и освещения.