Текст книги "Ри (СИ)"

Автор книги: Елена Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Мэкса, ёба твоего папу в зад! Гого зови! Где аптечка, бренди?! Бегом! Не видишь, меня эти бешеные дети живьем жрут?!

У ног медведя Шай, ломая руки, с колен, молил, запрокинув к альфачу мокрое от слез лицо, пощадить Ашу и не убивать немедленно, позволить последующим честным служением искупить вину. А ведь мог броситься на защиту брата… Не бросился – не осмелился даже дотронуться до нового хозяина.

– Аша хороший раб! – лепетал, захлебываясь ужасом. – Господин, не надо! Пожалуйста! Он хороший… Он будет слушаться…

– Не буду!!! – перекрывая общий гвалт, рыдал пребывающий в полном помрачении рассудка, висящий вниз головой Аша, дергаясь и извиваясь по-змеиному. – Пусть убивает!!! Лучше смерть!!! Хочу сдохнуть!!! Шай, трус, заткнись!!!

– Лэ! – кричал, вырываясь, отчаянно прыгающему вокруг, рычащему гиенышу, терзая коготками предплечье Бабры. – Лэ, не давайся им! Они чудовища! Чудовища! Лучше смерть!

Вкатившийся на кухню с аптечкой Гого оттолкнул с дороги не вовремя сунувшегося Ри, сцапал Лэ за шкирку и вышвырнул в коридор.

– Лежать тихо! – рявкнул, захлопывая дверь и задвигая засов. – Без тебя разберемся!

Под завывания колотящегося телом в запертую дверь с обратной стороны подростка шакал раскрыл аптечку, вывернул ее содержимое на пол и зашуршал, готовя сразу несколько инъекций.

– Ура!!! – приветствовал укол в каменно напряженную ягодицу Аша, колотя Гого стиснутыми до белых костяшек кулаками, куда доставал. – Яд!!! Да!!! Шай, братик, прощай!!!

Психоз омежки продолжался.

С чего бедный, вдруг, решил, что ему вкатили именно яд, а не наркотик или снотворное, оставалось тайной за семью печатями. Переубеждать его, такого спятившего, не имело смысла. Потом, завтра. Угомонить бы для начала – котенок оказался на удивление сильным.

Следующим дозу успокоительного получил Шай, после Шая – Ри. Гого колол щедро, благо запас лекарства позволял вырубить с десяток оборотней до утра.

– Кому еще? – осведомился, скалясь, у привалившегося, в шоке, лопатками к стене Леся. – Тебе?! Запросто, плечико подставляй, дружок!

Волк клацнул на шакала зубами и рыкнул, отрицая.

– Обойдусь, я не щенок! – заявил, гордо выдвигая подбородок. – Мне полстакана бренди вполне хватит! Котятами занимайся, Лэ!

Бабра и Кап, разумеется, тоже хором отказались от инъекций – обоим нужны были думающие, не замутненные мозги.

– Хватит! – шикнул медведь на мечущегося без толку, царапающегося Ашу. – Жди смерть, как подобает воину – с достоинством!

Омежка не воспринял сказанного альфачом из глубин захлестнувшей истерики, хрипло, надсадно мяукал, отбиваясь. Острые коготки рыськи безжалостно драли предплечье пленителя, на плитки пола капала горячая, густая медвежья кровь. Бедра альфача обхватил плотным кольцом из трясущихся рук Шай, уткнулся новому хозяину мордашкой в пах.– Не убивайте, Господин, – скулил как заведенный на одной жалкой, задушенной ноте. – Не убивайте… Мы послушные, клянусь…

Плачущий навзрыд Ри пытался оттащить рыську прочь от Бабры – бесполезно, только ногти обломал, частично очухавшийся Леся совал гиенке к губам запечатанную бутылку бренди – омега забыл, в раздрае чувств, вытащить из ее горлышка пробку. Кап же вообще сел на стул, с пустым стаканом в ладонях, молчал, бледный-прибледный, смотрел круглыми, немигающими пустыми глазищами – выпал из реальности и не вмешивался.

Поскорее бы подействовало успокоительное – иначе хоть связывай всех скопом. Ну, кроме Гого, тот сохранял относительное спокойствие, коварно подбираясь под шумок к Лесю с заряженным снотворным шприцом.

Леся оборонился от лезущего со шприцом наперевес Гого выставленным локтем и зарычал, ощериваясь.

– Отстань, придурок! – взмолился. – Ну не надо мне укол, я сам справлюсь!

До волка, наконец, дошло, почему из бутылки ничего не выливается, он с кривой ухмылкой выдернул зубами мешающую добраться до бренди пробку, сделал прямо из горлышка пару жадных глотков, скривился и закашлялся.

– Фууу, – выдохнул в сторону. – Ну и гадость…

Понятливый Гого сунул омеге под нос рукав, занюхать.

– А тебе нельзя, – заявил Ри. – Ты маленький еще!

Несогласный Ри хищно оскалил зубки и собрался возразить, но не успел – на него сверху рухнул сумевший вывернуться из подмышки Бабры Аша. Опрокинув гиенку на спину, рыська протоптался по нему и кинулся к двери – отпирать засов. Миг, и он распахнул дверь и вывалился в коридор. Остановить омежку никто не успел. Едва оказавшись за порогом, котенок упал на колени перед пребывающим в зверином облике Лэ, обвил его за шею руками, как собаку.

– Я умираю… – безнадежно замяукал осипшим, сорванным голосом, давясь первым подкатившим зевком. – Умираю… Прости, мой хороший…

Не понимающий, с чего вдруг абсолютно здоровый еще пару дней назад Аша собрался умирать, Лэ утешающе лизнул рыжика в нос.

– Тебе где-то сейчас больно? – довольно невнятно тявкнул он, с недоумением, и тоненько заскулил, учуяв из кухни запах свежей крови, прищелкнул зубами. – Бабра тебя избил, что ли, покусал?! Где рана, покажи?!

Аша уткнулся зареванной мордашкой гиенке в мохнатое, теплое плечо и замученно заикал. По-прежнему толком ничего не соображал, бедняжка, но, вроде, не помнил, чтобы его били или кусали. Хватали, да – страшный, огромный альфач хватал, было. Держали подвешенным вниз головой, поперк туловища, словно котенка – было. Трясли – было. А вот кусали… Не было!

Осознание содеянного бабахнуло омежку по макушке кувалдой, погребая под повторным, смягченным начавшим действовать, наконец, снотворным цунами паники. Он, он (!!!) исцарапал нового хозяина когтями в кровь и сопротивлялся его воле. Он проявил непокорность. Он – плохой раб, достойный жесткого наказания… Папочка… Теперь неизбежны порка и ледяной, темный карцер без еды и воды…

Глаза слипаются и тело обмякает… Почему?.. Ах, точно, яд… А умирать, оказывается, сладко-о-о…

Засыпающего, тихонько мяукающего несвязицу рыжика очень бережно собрали с пола, прижали к широкой, бугрящейся стальными мускулами, явно принадлежащей альфе груди и куда-то понесли, укачивая на ходу.

– Все хорошо, малыш, – ласково шептали ему, проваливающемуся в наполненное яркими, танцующими видениями марево покоя, на ушко низким, бархатным басом. – Все хорошо, котенька, не плачь. Уложу тебя в кроватку, укрою одеялком, проснешься утром…

Растащить «убитых» снотворным подростков по спальням заняло у Бабры примерно с полчаса. Лэ и Ри медведь определил в номер к Ри, благо законный супруг гиенки, Кар, находился на данный момент в больнице и его койко-место пустовало. С ними, на правах тятя, вызвался ночевать Кап. Рысек устроили в гостиной, на коврах, под приглядом Леся.

Гого же вернулся на кухню – истрепанные нервы альфы срочно требовали выпить. Бабра к другу не присоединился – слишком устал.

– Про похмелье не забудь, – посоветовал со вздохом, оставляя шакала наедине с бренди. – Которое – головка бобо, во рту кака. У нас полный дом психов, не добавляй на завтра проблем.

Медведь решил спать в гостинной, с рыськами и Лесем. Быстро перекинувшись «туда» и «обратно», он излечил полученные во время борьбы с Ашей глубокие царапины, лег, натянув лишь трусы, завернулся в одеяло, возле дверей, преднамеренно перегородив выход в коридор, и долго еще ворочался, бурчал ругательства. Заснуть не давали разные невеселые мыслишки.

====== Глава 18 ======

По утру Бабру растолкал Леся.

– Кончай дрыхнуть, – тявкнул севшему, осоловело моргающему мужу, тыкая пальцем куда-то в середину гостинной. – Почти час тебя ждут, когда встанешь.

Бабра крутанулся, куда указывал волк, и узрел двух замерших на коленях, лбами в ковер, рысек. Перед собой юнцы держали, в вытянутых по полу руках, ремни. Тот ремень, который у Аши, принадлежал – Бабра узнал – Лесе, второй был военный. У Кара утащили, что ли, из номера?

Получалось, опять провинились, без разрешения ходили, пока хозяева спали, по комнатам и рылись в чужих вещах?

– Шай, – окликнул медведь альфочку строгим голосом. – Посмотри на меня. Приказ.

Шай заметно передернулся напряженным в струну, подчиненно согбенным телом, медленно поднял серовато-бледную, осунувшуюся, несчастную мордочку и встретился с Баброй полным муки, влажным взглядом. Замер, не дыша.

– Откуда у тебя этот ремень?

Рыжик судорожно сглотнул, собираясь с силами, и ответил тихо-тихо, с жалким подмяукиванием: – Господин Лесь дал, по моей просьбе. Чтобы вы смогли выпороть своих нерадивых, заслуживших наказание рабов, Господин. – и уронил голову обратно к полу.

Бабра внимательно выслушал альфочку, поскреб ногтями голую грудь, потом, через трусы, почесал в паху и корпусом повернулся к сидящему рядом, на корточках, хмурящему брови Лесе.

– Что все это значит, – осведомился у волка, – может, объяснишь, мой лучик?

Леся лишь пожал плечами.

– То и значит, – фыркнул. – Или выпори, или помилуй. Кстати, – омега забавно сморщил нос. – На завтрак у нас овсянка с клубникой, Мэдса наварил большущую кастрюлю. Вкусная, я уже пробовал. – В доказательство вкусности каши волк, шаловато подмигнув, сочно облизнулся кончиком языка.

– Еще новость есть, – сообщил, загадочно щурясь, придвигаясь к мужу вплотную и обдавая смесью запахов сладких цветов и мятной зубной пасты. – Кар из больницы сбежал. Сейчас на кухне, овсянку трескает и клубникой закусывает…

Ошарашенный последним известием Бабра икнул и вскочил на ноги.

«Ну, Кар, ну, придурок! – едва не взвыл. – Мало мне тут проблем!»

– Аша, Шай! – прорычал. – Бросайте ремни, быстро! Бегом зубы чистить! Завтрак стынет!

Рыськи не сдвинулись с места, только тряслись. Решили – новый хозяин изволит шутить. Какой завтрак, какие зубы после вчерашнего? Да у обоих и зубных щеток-то не имелось, старый хозяин подарил, в чем на кухне выцепил – в простеньких, домашних футболочках и шортиках, босиком…

Леся мягко тронул мужа выше локтя и вздохнул.

– Не так с ними нужно. – вымолвил сквозь зубы. – Скажи: посмотрите на меня! – Бабра повторил – Аша с Шаем послушно посмотрели, боялись, дрожали. –  Ваше наказание отменяется – Господин не в настроении кого-либо сейчас пороть. Ремни положите на пол. Встаньте и идите за мной получать зубные щетки. – Бабра опять повторил, слово в слово, и покорные хозяйской воле рыськи завозились, неуверенно распрямляя спины. Встали с колен, ссутулив плечи. Оба, заметно пошатываясь, недоверчиво косились на медведя, молчали, подавленные неизвестностью, бурчали пустыми желудками.

Лично у Барбы создалось стойкое впечатление, что они близки к голодному обмороку. Котят хотелось обнять и понежить, но ведь испугаются! Хотя, если аккуратно и без резких движений…

Аша отреагировал на прикосновение к боку широкой ладони медведя рваным всхлипом.

– Господин чего-нибудь желает? – откликнулся, с готовностью подаваясь навстречу ласке.

Барба желал, искренне и горячо – накормить рыжиков овсяной вкусной кашей с клубникой, срочно. А предложенных робко, изжеванных до кровоточащих трещинок Ашиных губок не желал, Леси, истинной пары, хватало – целовать не перецеловать.

Поэтому оборотень аккуратно остранил омежку, с трудом удержался от гневного, в адрес барса– рабовладельца, плевка на ковер – Леся заругает, не в лесу и не в поле – и отмахнул рыськам кистью.

«Потопали, мол, детеныши, за зубными щетками, пожалуйста, достали бояться, никто вас здесь не обижает, вроде.»

Разумеется, растерянные, хлопающие ресницами рабы без возражений последовали за хозяином – заплетающимися в собственных ногах тенями, глаза долу. Пугаясь и не соображая, чего хочет новый хозяин. От переживаний и голода их мозги застилал тошнотворный сизый туман.

В коридоре на процессию натолкнулся несущий в стирку ворох грязного постельного белья Мэкса.

– Господи! – воскликнул, случайно скользнув рассеянным взглядом по бредущим за медведем экскортом и застопорившись, будто налетел на стену. – Бабра! Куда ты тащишь котят?! Они же у тебя падают! А бледненькие-то какие, – запричитал, хватая Ашу за запястье – омежка оказался ближе.  – Натуральные привидения! – альфа закрутил рыжика, с беспокойством всматриваясь в его понуренную мордашку. – Детеныш, – спросил он мягко, – ты точно себя хорошо чувствуешь? Когда вы с братом в последний раз ели?

Воспринявший заботу Мэдсы как проявление недовольства Аша сдавлено мяукнул нечто нечленораздельное, попятился и без предупреждения рухнул на колени. Следом за ним, с секундной заминкой, позу покорности торопливо принял и Шай.

– Простите, Господин, – залепетали рыськи хором, сгибаясь лбами в пол и скрещивая за спинами руки. – Простите…

Не угодили, а чем, не знали. Боялись-боялись-боялись. Кормить обоих на кухне, посадив за общий стол, было бы безумием – не проглотят ни кусочка. За ложку взяться в присутствии хозяев не осмелятся.

Наконец осознавший весь размер щедро презентованной барсом двойной проблемы Барба глухо заворчал. Если котята от любого звука валятся кланяться, поднимать конкретно замаешься.

Перевоспитывать придется.

Вопрос кормления рысек выпер ребром, и Бабра крепко задумался, зачесал бритую макушку.

– Мэдса, – буркнул альфач, дергая мнущего ком стирки друга за футболку. – Куда нам их определить, в тихое место, чтобы они спокойно поели? Может, в кухонной кладовке накроем столик? Журнальный прикатим, маленький, из моей спальни?

Пока Мэдса прикидывал, влезет ли в заставленную разным хламом кухонную кладовку журнальный столик, медведь сердито скомандовал коленнопреклоненным рыжикам:

– А ну встали быстро!

Подняться рыськам оказалось сложнее, чем упасть – у бедняжек откровенно подкашивались ноги. Бабра, ругаясь сквозь зубы, наклонился, ухватил обоих подмышки и вздернул в вертикальное положение.

– Без приказа на колени не валитесь, – рыкнул, нависая над рабами скалой. – А не то…

Что «не то», альфач не договорил – из кухни в коридор на голоса выглянул Гого.

– О, котята! – обрадовался, расплываясь в белозубой улыбке. – Давайте их сюда, каша остывает!

Напуганные суетой вокруг рыжики прильнули друг к другу, смотрели округлившимися, медленно наполняющимися влагой глазами. Сглатывали набегающую слюну. Боялись-боялись-боялись, но и кушать хотели неимоверно, а из распахнутой двери кухни так вкусно пахло свежей клубникой…

Бабра повторно подхватил робеющих до полуобморока рабов подмышки и поволок завтракать.

– Обойдемся без столиков, – бросил через плечо устремившемуся следом Мэдсе, протащил растерявшихся, хлопающих ресницами котят через кухню, мимо сидящих за общим столом Леся и Кара, и толчками между лопаток запихнул в кладовку. – Я придумал. Надо на пол пару подушек. Мэдса, ты добрый, сгоняй!

К методично уничтожающему овсянку Кару у медведя имелся отдельный разговор, но – попозже, без свидетелей.

Пока рыськи пытались сообразить, на каком пребывают свете, Мэдса сбегал в гостиную за подушками и вернулся, а Леся подал из кухни две почти до краев наполненные овсянкой фаянсовые тарелки. В кашу омега воткнул по ложке, обычной, десертной, стальной. Клубника, порезанная тонкими кружочками и пересыпанная сахаром, прилагалась, с горочкой, в отдельной мисочке.

– Вот, – сказал переминающимся у порога рыськам Бабра, кидая подушки под окошком и ставя тарелки, в ряд, прямо на пол. – Ваш уголок на сейчас. Садитесь, и чтобы съели все. Вернусь через полчаса.

Дожидаться ответа медведь не стал и прикрыл дверь, оставив рабов наедине с овсянкой. Когда он вернулся, через обещанные полчаса, котята сидели, опять плотно прижавшись друг к другу, и протягивали пустые, начисто вылизанные тарелки. Личики у обоих заметно порозовели.

– Почему не на коленях? – поинтересовался у юнцов альфач.

Рыськи поморгали, с подушек, и ответили, очень неуверенно, заикаясь, вразнобой:

– Вы приказали сидеть, Господин… – Бедняжки даже не догадывались, что для них пришло время первого урока перевоспитания.

Полюбовавшись на котят секунд с пять, Бабра удовлетворенно кивнул.

– Ладно, – сказал. – А теперь, по вашему мнению, что надо сделать? Только не торопитесь с ответом, пожалуйста, подумайте.

Думать рыжики, очевидно, не умели, отучил предыдущий хозяин, потому, ни сколько не сомневаясь в правильности совершаемого, скатились с подушек, бухнулись на колени и глубоко закланялись, залепетали слова благодарности за вкусный, вкусный, потрясающе вкусный завтрак. Продолжая протягивать тарелки, естественно.

– Неверное решение, – огорчил бедняжек медведь. – Кланяться за еду у нас не принято, достаточно простого «спасибо, было вкусно». Давайте-ка сядьте обратно и еще чуть-чуть подумайте, но как будто меня здесь нет и вы только вдвоем. Что тогда нужно сделать?

Сесть рыськи не сели, слишком озадачились, замерли на колешках, с тарелками в руках, снизу преданно глядя на хозяина. Размышляли. Подсказывать юнцам Бабра не собирался.

– Помыть посуду, – вдруг сдавленно мяукнул Шай. – Да, хозяин? Но… вы же нам не разрешали выходить на кухню… И там… – альфочка замолчал, задрожал. Возражать хозяину он не осмелился, и так считал – разболтался более обычно дозволенного. Непочтение…

– Там – свободные-незнакомые? – подхватил медведь. – Боитесь?

Аша и Шай тихим мяуканьем подтвердили – боятся до полусмерти.

– Значит, пора вас перезнакомить. Вставайте, пожалуйста, и вперед, к новой жизни!

Сытые, по-прежнему ничего толком не понимающие рыськи бодро повскакали на ноги и заели хозяина прояснившимися глазками, готовые по его воле хоть в прорубь, хоть голой жопой в муравейник, хоть без скафандра пехом на луну.

«Не бьет, не кричит, тон ласковый, „спасибо“-„пожалуйста“, вчерашнее неповиновение простил, вместо карцера – молочная каша и сладкая клубника. – буквально слышал Бабра лихорадочную работу их извилин. – Добрый? Угодить, угодить, не разозлить чем-нибудь случайно. Пусть и дальше такой будет»…

Улыбающийся медведь аккуратно приобнял обоих за плечи, ободряя, и сразу же отпустил.

– Идемте уже, – вздохнул, подталкивая замерших напугавшимися столбиками котят по направлению к кухне. – С вашим статусом в моем доме разбираться. Малыши, кто из вас помнит, куда я сунул вчера ваши документы? Я забыл…

Ни Шай, ни Аша, увы, не имели понятия, где папочка с дарственными на них – вчера было совсем не до папочек – и замотали, виновато понурившись, головами, побледнели.

«Сейчас хозяин ка-а-а-к разозлится, ка-а-а-к примется кричать и ругаться.» – решили, и задрожали. Но на колешки не попадали, только пальцы заломили отчаянно, до хруста – ведь не велено на колени, хозяин не одобряет поклонов.

Рыськам не помешало бы умыться, расчесаться и переодеться – длинные распущенные волосы обоих спутались безобразными космами, мордочки украшали подсохшие разводы слез вперемешку с, вроде, пылью, по футболке Аши темнели, бурой россыпью, пятна крови Бабры. Да и пахло от них – прокисшим потом и нечищенными сутки зубами. Неухоженный вид юношей определенно требовал вмешательства взрослых.

– Леся! – позвал медведь остервенело драющего в раковине кастрюлю волка, втаскивая Ашу с Шаем, под локти, на кухню. – Бросай кастрюлю! Посмотри!

Леся, не прерывая процесса мытья, обернулся через плечо и глянул. Кроме Бабры и шугающихся, ломающих руки растрепанных котят омега не увидел ничего интересного и вопросительно изогнул бровь.

– Что опять? – осведомился недовольно. – Они не наелись? Так нету больше ни каши, ни клубники. Только булка и сыр остались. Сооруди им быстренько по бутербродику.

Лишь слепой бы не заметил, как у рысек при упоминании о бутербродиках загорелись желтыми огнями глаза. Похоже, и правда не наелись кашей, бедные, но боялись-боялись-боялись даже заикнуться о добавке и показаться наглыми. Вдруг новый хозяин решит, что они слишком прожорливы, и накажет, оставит без ужина? О наличии в этом доме трехразового питания юноши не догадывались.

– Сажай голодающих сюда, – Леся отмахнул облепленной мыльной пеной губкой на стол, в угол. – Сыр в холодильнике, булка на полке. И сок не забудь – Мэкса апельсинов надавил. Тоже в холодильнике, на дверце полная бутылка.

Повинуясь жесту Бабры, рыськи тенями скользнули в указанный волком угол и затихли, теребя край скатерти, с опущенными мордочками. Медведь молча выложил перед ними завернутую в бумажный пакет половинку булки, достал из холодильника початую упаковку сыра и сок, добавил кусок сливочного масла в фольге и выставил на скатерть.

– Стаканы, – буркнул, – нож – вот. Давайте-ка сами, не инвалиды, появятся вопросы – обращайтесь к Лесю, он вместо меня. А я отойду на полчасика.

Оставив рыжиков с мужем, Бабра заскочил, наконец, в туалет, отлить и поплескать в лицо водой, а после, из коридора, позвонил Мэдсу.

– Ты где? – спросил озабоченно. – Посоветоваться хочу с тобой, насчет котят.

Мэдса копался, на данный момент, в дальней, платяной кладовке. Вряд ли гиена умел читать мысли на расстоянии, просто он и медведь одновременно подумали об одном и том же – привезенным практически голыми рыськам требовалась одежда.

– Во! – гордо похвастался альфа ввалившемуся помогать другу, тряся плотно набитым большим белым полиэтиленовым мешком с яркой рекламной эмблемой на боку. – Нашел! Тут десять комплектов – майки и шорты. Купил прошлым летом, по скидке на распродаже, дома померил – на размер меньше. Менять поленился, сунул на полку вместе с ярлычками и забыл.

Распотрошив мешок, гиена вытащил из него навскидку синюю футболочку без рисунков и разложил у себя на груди.

– Я в кости пошире, – тявкнул. – А котятам впору будет, они худенькие. Потом еще прикупим, поприличнее, сгоняю с ними в торговый центр, когда освоятся немножко.

Бабра пощупал футболку, принюхался – приятно пахло новой, не стиранной тканью – и одобрительно ухмыльнулся. Тонкий хлопок без примесей. Идеально на первое время, для дома и жаркого климата.

– Ты – умница, – похвалил друга от сердца, – что про них вспомнил. Твоя тогдашняя лень нас сейчас здорово выручила. А тапочек у тебя никаких не завалялось? Котята босые…

Мэдса фыркнул и покачал головой.

– Полы теплые, – отмахнулся. – Не простынут. Да и ножки у них аккуратные, не чета моим лыжам. – Альфа продемонстрировал свою босую, весьма крупную альфячью стопу. Не срочно, похолоданий в ближайшие четыре месяца не предвидится. Держи, – он подал Бабре два сложенных махровых полотенца и два костюмчика, синий и небесно-голубой. – Отнеси малышам и отправь их мыться – пованивают. Расчески и зубные щетки для гостей – в кладовке, где стиралка. Откроешь белый шкаф – в желтой коробке.

====== Глава 19 ======

Ри потревожило движение – рядом в постели ворочалось нечто большое, куда крупнее Лэ, сопело и знакомо, вкусно пахло сливочной карамелью. Пребывая где-то на границе сна и яви, подросток на ощупь нашел мужа, уткнулся носом в его сильное, родное плечо и недовольно вопросил неверным, плывущим голоском:

– Ты зачем из больницы сбежал, сволочь? Уши отрову и в жопу засуну…

Ожидавший несколько иного приема мэсс Кар кхекнул горлом и напрягся.

– А ты, я вижу, совсем по мне не соскучился, – упрекнул Ри печально, отодвигаясь и разрывая едва состоявшийся контакт тел. – Впрочем, – он сглотнул, – я уже догадался, не дурак: за двое суток ни разу меня не навестить даже на полчасика… Предатель. Получай свой панакх и подавись! Отпускаю!

Мгновенно проснувшийся Ри подскочил, широко распахивая глаза, перехватил садящегося омегу за запястье и опрокинул обратно на спину.

– Собрался далеко? – осведомился, зло оскаливаясь и придавливая его для надежности локтем поперек груди. – Лег быстро и сохраняйся здесь, раз из отделения сбежал! Зачем мне нужен твой панакх, я передумал давно! Предпочитаю помет наших, общих щенков!

Кар тявкнул, ошарашенный напором ранее всегда почтительного и робкого подростка, и послушался, опустил голову на подушку.

– Ты изменился, мой цветочек. – вымолвил задумчиво, разглядывая ерошащегося Ри сквозь оценивающий прищур. – Стал… взрослее. Что у вас стряслось в мое отсутствие? Давай колись.

Ри повторно показал омеге зубки – кололся, но отнюдь не так, как велел муж.

– Позже все расскажу! – рыкнул, откатываясь прочь. – События последних нескольких суток научили альфочку расставлять приоритеты и отличать просто важное от супер важного.

«Куда девался Лэ?» – учащенно билось о ребра сердце.

Сдернув со спинки стула халат, подросток торопливо запаковался в него и подвязал разъезжающиеся полы пояском.

– Я отойду, – сказал моргающему с подушки мэссу Кару весьма холодно. – Ненадолго. Узнаю, где Лэ, и немедленно вернусь. А ты, – он грозно показал мужу кулак, – лежи ровно. Не скакать, не бродить – запрещаю. Только в туалет можно. Вот пульт, – омега без возражений принял протянутый пульт, – телевизор включи, если скучно, полистай каналы. В потолок поплюй, в конце концов. Но – лежа. Приказ.

Кар приподнялся на локте и удержал подростка жестом.

– Почему у Мая недоступен телефон? – тявкнул, ощерившись. –  Ранен? Убили? Потерял мобилку?

Ри пожал плечами.

– Твой Май, – фыркнул с оттенком превосходства, чеканя фразы, – жив и здоров, но абсолютно безответственный. Забыл дома подавители. Гон у него.

Кар поперхнулся.

– То есть как – гон?! – изумился, заламывая бровь. – А кто тогда нашел Лэ?! Не он?!

– Не он, – подтвердил хмурый Ри, кивая, и развел руками. – Но, в принципе, какая разница-то? Главное – Лэ найден. Другой вопрос – где он сейчас. Где-то в доме точно. Наверняка, к рыськам побежал.

Видевший рысек лишь мельком Кар скривил уголок рта.

– Это которые рыженькие, с волосней по попок? – уточнил омега. – Их Бабра в кладовку на кухне уволок, минут сорок назад. Альфочку и омежку. На редкость хорошенькие котики, но странные…

«Кхм… Странные – мягко сказано». – покинувший номер, с сохраняющейся в нем на кровати истинной парой, Ри горько вздохнул, вспоминая рысек – валяющегося в ногах у Бабры, лепечущего мольбы зареванного Шая и воющего диким зверенышем, мечущегося, вниз головой, царапающегося, приветствующего яд Ашу. И как Лэ с Ашей обнимались на пороге кухни, и брат лизал Аше лицо.

Подростку ужасно не хватало сейчас поддержки кого-нибудь взрослого и опытного. Просто по-щенячьи похныкать ему и пожаловаться – на ватную, сковывающую мышцы усталость, медленно, но верно нарастающую, стягивающую виски боль, жажду, голод и поднимающуюся из пустого желудка противную тошноту, результат действия снотворного.

«Воистину – меньше знаешь, лучше спишь, – приободрил он себя, шлепая босыми ногами по направлению к кухне. – Мэсс Кар беременый. Ему нельзя нервничать. Я сам справлюсь, не малюська, да и не впервой уже, похуже переделки случались. Мой омега сможет мной гордиться по праву.»

Для нытья есть Гого, Бабра, Леся и, конечно же, тять Кап. Но – снова потом. Где, ёба, Лэ?! Не вляпался бы в очередную неприятность!

Уже на полдороги Ри вдруг притормозил, осененный внезапной мыслью. Крутанувшись на пятках, он мелькнул в воздухе распускающейся косой и почти бегом устремился обратно, к оставленному в неизвестности мужу.

Мэсс Кар был достоин хотя бы поцелуя после двух суток разлуки! Пусть одного и короткого, но нежного и полного любви. Омега не виноват, что влез в бой с кланом Бра из-за Шашии и получил пулю. Не виноват, что забеременел не вовремя, не юн и угодил на сохранение. А еще он – истинный, без которого ужасно пусто, холодно и страшно. Дышать им и не надышаться.

Запаковавшийся в одеяло на боку наподобие большой потерянной гусеницы перед выключенным телевизором мэсс Кар встретил вернувшегося подростка вопросительно приподнятой бровью.

– Что-то забыл? – осведомился подозрительно неверным голосом.

– Да! – радостно подтвердил Ри и присел на край постели. – Поцеловать тебя, мой воин! Я соскучился, очень-очень…

Кар смотрел недоверчиво, не спешил раскрывать объятий.

– С чего такая перемена, кактусенок? – спросил и совершенно фиялково, беспомощно шмыгнул носом. Из последних сил сдерживал недостойные вожака, готовые брызнуть слезы.

Ри нервно потер зачесавшуюся метку через толстую ткань халата и подавил вздох.

– Иногда, – сказал альфочка мужу, кладя ему ладонь на плечо. – Требуется некоторое время, чтобы осознать собственную глупость. Так вот – я осознал. Прости меня за холодность и небрежение. Просто… я сильно рассердился сначала, что ты сбежал из больницы, и с Лэ у меня серьезные проблемы. Давай я тебя сейчас поцелую и побегу искать брата, а потом вернусь и все-все тебе расскажу, с подробностями? Потерпишь полчасика?

Мэсс Кар просветлел глазами, пошебуршался, выпростал из-под одеяла руку и мягко потрепал Ри по щеке тыльной стороной кисти.

– Ах, теперь я спокоен, – улыбнулся и добавил, жалко всхлипнув: – Ри, и ты меня прости, ладно? Я, похоже, добавил тебе головной боли…

От омеги пахло карамелью и недавно съеденной клубникой.

– Я люблю тебя, Кар, – шепнул Ри мужу, наклоняясь и сближая лица. – Береги себя, пожалуйста. Когда тебе плохо, мне темно.

Губы накрыли губы, и супругов затопило теплом. Обоим стало невыразимо спокойно и уютно…

Скрипнула, распахиваясь, дверь, и мяукающий, хрипловатый голосок возвестил:

– Господин! Аша привел вашего брата! Господин Бобра велел!

Застигнутные врасплох Ри и Кар шарахнулись друг от друга и в едином порыве уставились на явление.

– Не Бобра, а Бабра! – рявкнул первым опомнившийся Кар, гневно зыркая на рыську и прячущегося за его спиной Лэ. – Это раз. Два – тебя стучаться, вообще, учили, нахал?! Вламываешься как к себе домой!!!

Знал бы омега, к кому обращается, выбрал бы тон помягче. Не знал, увы. Реакция рыжика последовала незамедлительно: позеленел мордашкой, бухнулся на колени и, согнувшись в три погибели, уткнулся лбом в пол, руки, скрещенные в запястьях, за спиной. Испуганный же криком Лэ метнулся к Ри.

– Не отдавай меня им! – залепетал, становясь белее мела и хватая брата за предплечья. – Я не хочу! Не хочу!

Пораженный представлением мэсс Кар лязгнул зубами и подскочил в сидячее положение, откидывая одеяло.

– О Господи! – воскликнул он, бледнея не меньше Лэ. – Ри! Что тут происходит?!

«Ничего особенного, – мог бы ответить мужу Ри, – так, война за разумы», – но промолчал – занимался отрыванием от себя брата. Брат отрываться не желал – мертво вцепился скрюченными пальцами в рукава халата и подвывал, умоляя о защите.

От порога альфочке вторил Аша – горестными, задушенными всхлипами. И гиенка, и рыська боялись-боялись-боялись – шума, мэсса Кара и, конечно  – наказания.

Чуть-чуть поборовшись с Лэ, отчаявшийся освободиться по-хорошему Ри плюнул на приличия – а кого стесняться-то, в трусах, не голый – скинул халат и крепко обнял однопометника.

– Лэ, не дури, – взмолился, гладя его по напряженной в струну, дрожащей спине. – Не бойся, глупый. Это же мэсс Кар, мой муж, вы столько лет знакомы…

Лэ скулил, уткнувшись брату носом в шею, трясся крупным трясом.

– Не отдавай, – бормотал, моча шею Ри слезами. – Не отдавай…