Текст книги "Ри (СИ)"

Автор книги: Елена Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Взгляду сквозь прищур подросток научился у барсика, отложил в памяти на всякий случай – вот и пригодился.

Кар подавился, отодвинул почти полную тарелку и уставился в ответ. Молчал, кусая губу, тоже изучал, не менее пристально.

– Неужели снова панакх? – спросил, намолчавшись вдоволь.

Ри с усмешкой качнул головой и изогнул бровь.

– Я не малюська, любимый, бросаться панакхами, – отрезал весьма холодно. – Договариваться с тобой будем, как взрослый со взрослым.

В пульсирующих в такт серцебиению, расширенных зрачках готового биться за брата альфочки кололись зеленовато-голубые льдинки.

– Выслушай, потом кричи, – велел он мужу. – Лично мне представляется так: перебраться на пару месяцев в горы, желательно без Мими, – при воспоминании о уфи подростка затошнило от страха, – но с Лэ и рыськами. Аша, Шай и Лэ будут заниматься щенками, я и твои старшие мужья – привыкать друг к другу. Пойми, – Кар кусал губу, жмурился, – мне нужно время наладить отношения в гареме. Иначе… – Кар фыркнул, – меня сожрут, не подавившись, и истинность наша не поможет. Через полгода сам не выдержу, «панакх» взвою и сбегу.

Переведя стрелки на сохранение собственной тушки, Ри не испытывал ни малейших угрызений совести. Без сомнений, мэссу Кару плевать на Лэ и рысек. Но вряд ли ему аналогично наплевать на истинную пару, и наверняка омега уже не раз задумывался, как относительно бескровно возвратить Ри в гарем.

Предложенный сейчас мэссу Кару вариант развития событий Ри взял отнюдь не с потолка. Тять Кап подсказал. Нашептал на ушко, вызвав в коридор, пока мэсс Кар спал.

Мэсс Кар поморгал, сморщил нос и перевел взгляд с лица Ри на тарелку. Придвинув ее поближе, омега подцепил вилкой кусок рыбы, сунул в рот и отрешенно зажевал.

– В горы, говоришь? – прочавкал, ковыряясь вилкой в картошке. – Разумно, конечно, но слишком много разных «но»…

Похоже, перспектива единоличной, без помощи Бабры и Леси, ответственности за брата Ри и рысек, да еще и посреди диких гор, его не вдохновила.

– Ты мне аппетит испортил, кактусенок, – укорил вожак продолжающего стоять рядом мужа, сплюнув в ладонь попавшуюся в рыбе косточку. – Ну что за жизнь, пожрать спокойно невозможно!

Ри состроил омеге противную мордочку.

– А ты меня спроси, любимый, – ответил подросток холодно, – когда я нормально в последний раз ел. Думаешь, у меня аппетит прекрасный в последние несколько суток? Да я мозг сломал за вас всех и душу наизнанку вывернул! Ты на сохранении, Май текет, Лэ спятил, про Ашу с Шаем вообще промолчу, на них даже смотреть страшно. А мне, – плакать альфочка не собирался, наплакался достаточно, – шестнадцать лет, не тридцать. Я школу только четыре месяца назад закончил. И не вашу омежью, военизированную, а закрытую, для благородных нежных альф. Меня никто никогда не учил управлять кланом, Кар, ни папА, ни тяти. Не учил искать братьев в чужих странах и выкупать их из борделей. Я не знаю местного языка, не слишком спортивен, до одури боюсь незнакомцев и с трудом переношу здешний климат. Зато играю на вивере*, умею танцевать и рисовать акварелью красивые пейзажи. – презирающий закрытые школы для альф Кар издевательски хмыкнул в тарелку, и Ри зло оскалился. – Поэтому сделай доброе дело, – он почти уже кричал, слегка задыхаясь, – или предложи сейчас что-нибудь умное взамен, если не нравится моя идея с горами, или не выпендривайся!

Для недавней фиялочки это была очень длинная и смелая речь. Скажи кто-нибудь Ри в день его свадьбы, что он станет однажды разговаривать с мужем подобным резким тоном, подросток сочел бы его психом, пришел в ужас, разревелся и побежал жаловаться дяде Маю.

А сейчас не хотелось ни плакать, ни жаловаться. Да и некому жаловаться – дядя Май не контактен, дядя Юли остался дома, папА мертв, полузнакомый тять Кап занят, на шее висят Лэ с рыськами, в перспективе – война с гаремом. И если мэсс Кар откажется подставить плечо…

– Любимый, – Ри понятия не имел, откуда лезли произносимые им непочтительные слова. – Посмотри на меня, пока я твою тарелку не шваркнул об пол. Я ужасно устал и заслуживаю такой мелочи, как твой прямой взгляд.

Мэсс Кар бормотнул нечто нечленораздельное, кинул на скатерть вилку и снизу мрачно, в упор, уставился на подростка.

– Держи мой взгляд, – тявкнул, играя по побледневшим скулам вздувшимися желваками и сжимая кулаки. – Доволен?!

Ри месячной давности стушевался бы и, скуля, сотворил испуганную щенячью лужу. Ри сегодняшний лишь безнадежно вздохнул.

– Это не тот взгляд, которого я ожидал от взрослого супруга и разумного вожака, – проговорил альфочка, впервые с начала тяжкого для него разговора жалко дрогнув голосом. – Ну, да видимо, ладно. Придется принять, что есть.

Быстро наклонившись, он чмокнул кипящего едва сдерживаемым гневом омегу в покрывшийся выступившей испариной лоб и вновь выпрямился.

– Когда на левой ладони, – вымолвил, предостерегая явно взбешенного мужа от опрометчивого сиюминутного проступка, и продемонстрировал обе ладони, – одна вполне состоявшаяся родная жизнь, а на правой – три, тоже родные, но готовые вот-вот оборваться, долг может перевесить истинность. Прости, мне больше нечего добавить. Пойду лучше в душ, освежусь.

Мэсс Кар проводил удалившегося на ватных ногах подростка рычанием, и догонять не метнулся. Хорошо, ничего вслед не швырнул, кроме вилки. Несчастный предмет с глухим стуком воткнулся в аккуратно закрытую Ри кухонную дверь и завибрировал, а Ри подпрыгнул, пугаясь. Чего он наговорил мужу, Господи?! И с какой радости? Вроде, трезвый...

Скорый панакх рухнул на ссутулившиеся, хрупкие плечи уныло бредущего по коридору альфочки и придавил его к полу стотонным, неподъемным грузом. Что ж, значит, дядям Маю и Юли придется принимать обратно в клан двоих хир-ха. Дяди не предадут. Не должны.

Уже в номере, переохлажденном поставленным беременым мэссом Каром на максимум кондиционером, Ри вдруг передумал идти в душ. Распахнув шкаф, он, после недолгих поисков, откопал на полке, под стопкой белья мужа, купальник и сунул его вместе с полотенцем в полиэтиленовый пакет с длинными ручками. К купальнику и полотенцу добавил кошелек с некоторым количеством шувуйских денег, влез в первый попавшийся под руку костюмчик и, никому ничего не сказав и не оставив записки, покинул дом. С территории базы альфочка вышел без проблем, через маленькую незапертую калитку в окружающей двор стене, и пешком, шлепая резиновыми тапочками, направился по незнакомым улицам чужого города в сторону моря, ориентируясь на шум прибоя. Тоскливо щурился на торчащее в зените, слепящее южное солнце. Плавился от жары, потел, вздыхал.

До ближайшего пригодного для купания пляжа оказалось недалеко, около десяти минут хода. Берег и синий бликующий простор открылись внезапно, когда подросток миновал очередной поворот. Завернул за угол, и хоп… замер, широко распахивая глаза, жадно вбирая увиденное и трепеща ноздрями.

Ведь не только рыськи никогда в жизни раньше не были на море. Ри – тоже.

Почти белый горячий мелкий песок под ногами. Вода, много-много воды до самого горизонта, по ее поверхности бегут волны, у пустого от края до края, ограниченного каменными насыпями-волнорезами берега вспениваясь белыми гребнями, над водой слепящее ярко-голубое высокое небо, расчерченное перистыми невесомыми белоснежными облаками. Парящая в небе белая чайка. И резкий, но приятный запах соли, гниющих водорослей и дальних, полных приключений странствий. Оглушающее сочетание.

– Так вот ты какое, море, – прошептал Ри. – Красивое…

«Величественное”, – мысленно добавил подросток и испугался, резко осознав, какой же он крохотный и потерянный один на фоне пустынного пляжа и огромных масс колыхающейся, равнодушной воды.

Купаться расхотелось напрочь.

Нервно облизнув пересохшие губы, альфочка поправил на плече съезжающий пакет, тявкнул, укоряя себя за трусость, решился и, увязая в песке, побрел к границе прибоя. Пришел на море – значит уже пришел. Хоть ноги помочить. Альфа он или нет?

Накатившая теплая волна мягко лизнула ступни и отбежала, дразнясь, зовя за собой в глубину. И Ри послушался – не заморачиваясь переодеванием в купальник, скинул футболку и шорты и в трусах шагнул навстречу следующей волне. Осторожный от природы, альфочка зашел в воду «по бедра» и немного постоял, привыкая к ощущениям, потом присел и погрузился по шею, ощупывая дно руками. Песок и камушки.

Нечто чувствительно ущипнуло за большой палец правой ноги, Ри вскрикнул в испуге и метнулся обратно к берегу. Выскочив из воды пробкой, альфочка чуток отдышался, сел на песок и, задрав ногу к лицу, внимательно осмотрел палец. Ни следа зубов или присосок, лишь налипшие песчинки. Зато на песке у левой стопы – ракушка размером со среднюю монетку, розово-белая и округлая. Подняв находку, Ри обнаружил в ней маленькую дырочку, очевидно, проточенную каким-то морским червем.

– Будешь моим талисманом, – сказал ракушке подросток, вставая.

«Море – это замечательно, – размышлял он, натягивая футболку на мокрое тело. – Но тут слишком жарко днем, свариться можно. Если получится, лучше приходить купаться ближе к закату, и желательно – с кем-то. Иначе жутковато.»

Обратно на базу подросток вернулся, страдая от жажды и пошатываясь. Он едва не заблудился в перекрестьях улиц и был счастлив вновь оказаться в знакомом месте.

Номер встретил раскрытым настежь шкафом и пустотой. С полок исчезли принадлежащие мэссу Кару вещи, в углу не стояла дорожная сумка мэсса Кара. На аккуратно заправленной кровати, поверх покрывала, лежало веером несколько листов бумаги. Часть из них были с печатным текстом, Ри признал в листах свои документы, а один, положенный чуть отдельно, был исписан вручную наискось размашистым корявым почерком.

Уже догадываясь, что прочтет, альфочка взял лист и, захлебнувшись отчаянием, заскользил глазами по строчкам.

«Я женился не на злобном ядовитом кактусе, – гласило короткое прощальное письмо мэсса Кара. – Не тебе ставить мне условия, наглая малявка. Мы разводимся».

Омега выбрал. Отрекся сам, не дожидаясь, кого выберет Ри, его или рысек с братом. Без вариантов не пожелал принимать в клан бордельных вольноотпущенных. Не больно – навылет через сердце, круша ребра и выворачивая наизнанку веру в любовь, истинность и окружающий мир.

Записка мэсса Кара выскользнула из разжавшихся пальцев подростка и беззвучно упала на ковер. Новоиспеченный хир-ха не плакал, проводил ее сухими глазами.

Кончено. Да здравствует панакх. Вожак мэсс Кар доносит, родит и вырастит помет рыжих щеночков без Ри, и гарем старых мужей ему в помощь.

Остаток дня прошел для Ри как в тумане. Подросток лежал на нерасправленной кровати, свернувшись в клубочек, дрожал, не замечая холода, под кондиционером, чесал зудящую, покрытую морской солью кожу и не открывал на стуки в дверь. Его звали из коридора по имени – он не откликался. Не потому, что внезапно оглох – не видел смысла отвечать.

Когда стемнело, альфочка будто очнулся. Стуча зубами, он скатился с кровати, сдернул с крючка халат и метнулся в ванную, оттаивать под горячим душем.

Да, мэсс Кар уехал. И что? Настал конец света? Исчез Лэ и связанные с ним проблемы? То-то и оно. Нужно как-то теперь выживать без мэсса Кара в чужой стране, без денег, профессии и языка. Для начала – согреться и срочно позвонить дяде Юли, сообщить о разводе и попроситься обратно в родной клан. Иначе – хозяева гостиницы рано или поздно выставят их с братом на улицу. Или не выставят, пристроят к делу типа мытья посуды где-нибудь в ресторанчике на берегу, они добрые…

Дядя Юли выслушал племянника молча. И молчал еще некоторое время, переваривая известие, дышал в трубку. Потом спросил странно изменившимся голосом:

– Ри, малыш, ты сдурел? Месяц замужем и уже панакх? Немедленно объяснись!

Пришлось рассказывать ВСЕ, с подробностями. Дядя Юли слушал, не перебивая, тихонько кхекал горлом.

– Ну ты даешь, племяшка, – вздохнул, разобравшись. – Кто так с мужьями разговаривает-то? Не умеешь просить – не берись, обратись за советом к старшим. Как вас с Каром мирить теперь, ума не приложу – он же гордый как не знаю кто.

Ри вовсе не считал, что обязан мириться с мэссом Каром и сердито оттявкивался, кутаясь в одеяло. Слишком больно ударило его предательство истинной пары. Спорить с глупым, напрасно гонорящимся и явно спятившим от переживаний с разума щенком папА щенков подростков Юли не стал.

– Сидите пока при Бабре, ждите, когда у Мая течка закончится. – велел омега племяннику. – Не брошу я ни тебя, ни Лэ, не боись. И Май не бросит, уверен. Мы свою кровь на произвол судьбы не бросаем. И с рыськами вашими разберемся – если Лэ с Ашей действительно истинные, поженим. Жить будете на базе, где мы вместе были, с начальством договорюсь – там и посудомойки, и уборщики нужны всегда. С Баброй перетру сам.

Омега отключился, а Ри еще немного поморгал с мобилкой в ладони, не имея сил встать. Хотелось есть, хотелось пить, голые ноги обдувало кондиционером. Холодно, пусто и тоскливо. Мэсс Кар не вернется обнять и не шепнет больше в ухо с ласковой усмешкой «мой цветочек». И вообще, бывший муж не прав – никакой Ри не ядовитый кактус. Он – обыкновенный напуганный потеряшка, попытавшийся взвалить на свои хрупкие плечи ношу не по мерке и не справившийся с ситуацией.

Щенок, преданный не пожелавшей искать устраивавшего обоих компромисса истинной парой. Вожаком, на минуточку, клана и воином, папА кучи щенков. И пусть дядя Юли разобьет голову о стену, обеляя друга и объясняя его проступок свойственным беременым резким гормональным всплеском – предательства мэсса Кара это не отменит.

В дверь уже не стучали – колотили, и, похоже, ногами.

– Ри! – надрывался хриплый бас Бабры. – Ри, открой! Я знаю – ты там!

– Ри! – вторил Бабре звонкий, полный тревоги голос Леся. – Ри, открой!

– Ри! – целый хор голосов. – Ри!

Ри звали и умоляли, заклинали открыть – тятя Кап, и Гого, и Лэ, и даже, вроде, рыськи. Отпереть замок, пока не выломали дверь. Проще простого.

Огромным усилием воли Ри надел на лицо маску спокойствия, которого на самом деле не испытывал, кинул не нужную сейчас мобилку на подушку, поднялся и, подволакивая по ковру босые ступни, как был в одеяле и с накрученным на голову чалмой полотенцем, поплелся открывать.

Решил быть взрослым и сильным – соответствуй. Иначе и затевать истории не стоило. Кричать «панакх» легко. Отвечать по предъявлению – куда сложнее.

– Да не войте вы! – раздраженно тявкнул альфочка, неверными пальцами сдвигая защелку и распахивая дверь. – Вот он я! Со мной все нормально! Заснул крепко!

Нагло врал, чтобы успокоить брата и… друзей? Мучиться совестью успеет позже, ночью, ворочаясь без сна.

Комментарий к Глава 21 Вивера – похожа на нашу скрипку

====== Глава 22 ======

Дядя Юли не обманул – сумел договориться с начальством базы о пристройстве родственников. Трем хир-ха и одному ополо выделили в столовском корпусе маленькую скромную двухкомнатную квартирку почти без мебели. Ри и Шая в первый же день определили к грязной работе на кухне, Ашу с Лэ забрали в местный детский садик помощниками воспитателя.

И для Ри и Шая потянулись будни, не отличимые друг от друга. Шесть рабочих дней, один скользящий, редко когда совпадающий с Шаем выходной.

Спецназовцы, оказывается, ели очень много картошки – и вареной целиком, и резаной в суп. Чистить не перечистить. После приходилось мыть горы жирных тарелок, ложек и вилок. Тяжело, нудно, моющий раствор разъедал кожу рук, от напряжения ныли спины. Покончив с посудой, драили до блеска кухонные полы.

Хир-ха не жаловались – дядя Юли обещал, что это временно, а зарплату за подобный откровенно рабский труд армия начисляла неплохую. С учетом бесплатного питания при кухне и минимальной оплаты за жилье получалось более чем прилично, года за три-четыре реально накопить на университет.

Ашу и Лэ они почти не видели – парочка появлялась лишь ночевать, им очень нравилось возиться с малышами. Прибегали, держась за ручки, усталые, но довольные и сияющие, наскоро чмокали братьев и заваливались спать в своей комнате, чтобы с утра пораньше снова ускакать. Панические атаки их, в отличие от Шая, почти оставили, влюбленные расцвели и из просто смазливых буквально за неделю превратились в ослепительно хорошеньких.

Вскоре на кухне остался впахивать один Ри – главному повару надоел вечно пугающийся, бьющий со страху тарелки рыська, и его тоже забрали нянчить щенков. С Ри картошку мешками теперь чистил Мод – юный омега дорабатывал до конца каникул последний месяц, чтобы вернуться в город, к началу учебного года, с денежкой. Его жених Шашия тут же мыл посуду. Оба забалтывали Ри то по очереди, то вместе до головной боли.

Ри же мечталось о тишине и одиночестве. Слушая беззаботную трепотню парней о планах на будущее, скорой свадьбе и учебе, альфочка отмалчивался и вздыхал, ощущая черную пропасть за своей спиной. Там больше не трепетали крылья любви, даже не трепыхались – висели изломанными, теряющими перо за пером придатками, тянули к земле.

Где-то далеко в столице продолжал вынашивать беременность мэсс Кар. От омеги не было ни слуху, ни духу, документы о разводе он прислал на базу по почте заказным письмом – то есть прекрасно знал, где находится Ри, но не попытался связаться с брошенным мужем и на звонки не отвечал. Да-да, Ри звонил Кару пять или шесть раз, не удержался, хотел кратко попросить прощения за сказанные в запале резкости. Оставлять голосовых сообщений подросток не стал – сбрасывал вызов после шестого-седьмого длинного гудка.

Мод и Шашия уехали, и всю картошку чистил Ри. На посуду из детского садика вернули Шая – рыська больше не бил тарелок, оттаял и смеялся с поварами. У него появился ухажер, омега гиги лет двадцати пяти. Спецназовец заходил за Шаем вечером, и парочка, распростроняя острые сексуальные флюиды, убегала на свиданки до утра. Воин не был истинным Шая, они просто нравились друг другу, но с его появлением место рыжика в кровати Ри опустело. Не к кому теперь было прижиматься ночами в поисках крупиц тепла, и гиенка совсем затосковал.

А вокруг кипела жизнь. Ссорились и сходились парочки, холостые повара и прислуга перестреливались глазками с неженатыми офицерами, выясняли отношения семейные, заскакивали на кухню группками и поодиночке щенки, клянчить вкусное. Эта жизнь не имела к застывшему душой во времени и пространстве Ри отношения.

Будто бы альфочка отделился от мира, существовал отдельно. Без смысла и без целей.

Он закуклился в ледяной кокон и ждал. Ждал, ждал… Не дядю Мая и не дядю Юля, мешками привозивших подарки с обновками им с братом и рыськам. Не звонков из Шувуя – Бабра и тять Кап звонили регулярно. Не шляющихся по свиданкам Лэ с Ашей.

Скидываемых ему кем-то на мобилку по понедельникам и четвергам фотографий Кара. Вот омега сидит в кафе за столиком, поглаживая через свитер округлившийся животик, и пьет кофе. Вот он перед телевизором, в обнимку с Зуром. Он с двумя щенками, оми и аля, похоже, ругает подростков за провинность. Он же, облепленный пометом младших щенят, валяется звездочкой на ковре в гостиной среди воздушных шаров и заливается смехом. Он и целующий его в беременый упругий голый пузик Нана, дома. Он сразу с кучей гаремников, опять дома. Много фотографий мэсса Кара, разных, и ни на одной из них нет… Мими. Поверить в то, что фотографии присылал уфи, Ри не мог. Кто угодно, но не старший супруг бывшего мужа!

Выпавший снег гиенка пропустил. Только заметил, что резко похолодало и, дрожа, достал из шкафа теплую одежду. Грянувшую в тот же день течку Аши проигнорировал – ну, заперлись Лэ с Ашей в комнате и шумят, их проблемы. Запах течного рыськи мешал заснуть, крики и стоны рухнувшей в гон пары раздражали, и альфочка вынужденно-временно перебрался ночевать на кухню.

Он снова ждал. Ждал, ждал, ждал… Не живой и не мертвый.

Ждал чуда. Единственного, не должного случиться никогда. И мечтал, без сна долгими часами ворочаясь в ночной темноте, увидеть мэсса Кара не на фотографиях, втянуть ноздрями его сладкий запах сливочной карамели и сказать «прости». Чтобы после уйти уже навсегда, из жизни вообще, к прародителю гиен за новой судьбой.

В этот четверг фотографии на мобилку не пришли. Напрасно Ри ждал почти до полуночи и сотни раз проверял входящие сообщения – они отсутствовали. Случилось ли что-то в доме у мэсса Кара или неведомый отправитель просто забыл о сеансе связи? Оставалось лишь гадать. Хотя, впрочем, зачем гадать, когда есть дяди Май и Юли? Поразмыслив, Ри решил позвонить именно Маю – с этим братом покойного папА у него отношения были более близкими.

Уже когда омега ответил, подросток сообразил, сколько сейчас времени, и смутился. Разбудил дядю, идиот…

Оказалось – не разбудил.

– Я ем, – порадовал Май племянника, аппетитно хрустя чем-то. – Офень фкуфная мофкофка.

Мясоед Ри не понимал, как сырая морковка может быть вкусной посреди ночи, но он, в отличие от дяди, не был беременым, да еще и двойней от медведя. И кто должен родиться, между прочим, до сих пор не поинтересовался. Невежливо. Надо исправиться.

– Гиги, разумеется, – хохотнул прожевавший омега. – В смешанных парах вид детенышей наследуется по папА. – и резко посерьезнел. – Говори, зачем позвонил, – велел племяннику. – Ни за что не поверю, что спросить о моих щенках.

Пришлось Ри нести чушь про приснившийся кошмар с бывшим мужем в главной роли – о фото-отчетах неизвестного гаремника дядя ничего не знал.

– А-а-а, – тявкнул омега, вникнув в суть проблемы. – Сон плохой с Каром. Ясно. Можешь спать дальше – не родил пока. – и зататараторил. – Заодно слушай новость – его старший, Киш, женится. Помнишь Киша? Такой нервный русый оми? Встретил три месяца назад истинную пару, Мими сегодня вечером улетел их свадьбу организовывать.

Значит, фотографии высылал все-таки Мими. Не зря его не было ни на одном снимке. Щелкал то здесь, то сям телефоном бытовые сценки, формировал папочки и скидывал на мобилку Ри, чтобы отрешенный мужем хир-ха видел – мэсс Кар здоров и округляется.

Почему уфи это делал? Неужели жалел чужого подростка, переставшего быть соперником? Или просто хвастался своим семейным благополучием? Скорее последнее.

– Иди уже ложись, – вздохнул Май, послушав подавленное молчание Ри. – Поздно. И я ложусь, только доем еще чего-нибудь.

Омега сбросил вызов, а Ри вернулся в постель. Он проворочался до рассвета, не сомкнув век, и поднялся измученным. Ничего не хотелось – ни есть, ни пить. Закопаться бы в сугроб и замерзнуть насмерть. Не позволят – отроют и отогреют, заставят чистить бесконечную картошку.

На кухне альфочку ждал сюрприз – один из поваров выдал заказное письмо без обратного адреса. В конверте нашлись билет на самолет до столицы, тонкая пачка кредиток и визитка небольшой скромной гостиницы. На обратной стороне билета некто написал каллиграфическим мелким почерком: «роды мэсса Кара ожидаются с ** по **/месяца **. Ты должен успеть. Номер на твое имя проплачен на неделю.»

Доброжелатель аноним приглашал Ри принять помет рыженьких щенков. Кто?! Опять Мими?!

Упускать подарка судьбы Ри не собирался и сверил даты с календарем – рейс завтра днем. Лететь, лететь в столицу! Мчаться! Пусть не удастся помириться с мэссом Каром, на подобное чудо подросток не надеялся, но увидеть его и собственных щенков! Тогда и умереть не страшно. Прародитель гиен заждался там, в небесах.

Отпроситься у начальства заняло пять минут – показал билет и объяснил про намечающиеся роды бывшего мужа. Покидав в дорожную сумку минимум необходимых вещей, альфочка чиркнул брату на клочке бумаги записку, оставил ее на столе, прижав банкой с сахаром и, нервно поглядывая на часы, рванул с базы к шоссе – он опаздывал на местный, следующий до автовокзала автобус.

Дальнейшие свои перемещения по направлению к столице Ри запомнил смутно. Он везде успел, и на автобус, и на поезд, и на самолет. Через двое суток подросток, не евший – кусок не лез в горло – и почти не пивший, перехваченный в поезде стакан чая с двумя печеньками не в счет, грязный и падающий от истощения, вышел в зал аэропорта с сумкой на плече. Удачно быстро поймав такси, он показал водиле визитку гостиницы, плюхнулся на заднее сиденье машины и немного расслабился.

Скоро. Очень скоро все решится. Возможно, сегодня!

Выскочившей на красный свет тяжело груженной фуры не заметил ни он, ни водитель. Удар швырнул не пристегнувшегося альфочку вперед, через спинку сиденья в лобовое стекло, крик водилы, скрежет сминаемого металла, вспышка – и погасло. Настала абсолютная, полная невнятных шорохов чернота.

Больно. Больно-больно-больно и темно. Нечто горячее и влажное обхватывало тело со всех сторон плотно-плотно, не давая двинуть ни рукой, ни ногой, рот и нос забивала солоноватая слизь.

Плющила и пихала куда-то неумолимая сила.

«Я не дышу! – толчком сообразил альфочка. – Не могу, грудь сжата!» – и хотел испуганно заскулить, но из горла не вырвалось ни звука.

Сзади в попу упиралось нечто округлое и твердое, медленно ползло вперед вместе с Ри.

Сколько времени продолжался этот непонятный ужас, десять минут, два часа? Здесь, в явно живом узком, лишенном света тоннеле не существовало времени.

Где-то кто-то кричал, много голосов, они отдавались у Ри в голове.

– Тужься! – сумел разобрать наконец часто повторяющееся альфочка. – Тужься! Сильнее! Уже почти!

Вопль, боль, и Ри выскользнул в ослепительно яркий свет. Замахал крепкими, измазанными в липком сером веществе и крови лапками, протестуя против издевательств.

А потом – зажмурился и завопил, что нашлось мочи, когда прародитель гиен мягким прикосновением между ушек милосердно забрал у него память о предыдущей жизни.

– Какой красавец! – восхитился низкий, принадлежащий омеге голос, и переставшего понимать связную речь Ри встряхнули и положили на нечто мягкое. – Смотрите, папочка! Замечательный здоровенький аля!

Мэсс Кар принял новорожденного щенка на грудь, провел кончиками пальцев по повернутой к нему крохотной рыженькой мордочке и захлебнулся слезами счастья.

Гиеныш, точная копия находящейся сейчас далеко-далеко, преданной им из пустой гордости истинной пары, тоненько заскулил, впервые обоняя родителя.

«Все-таки я конченый дурак, – вяло подумал омега, накрывая тельце малыша ладонью, и закорчился, завыл, выплевывая из родовых путей следующего, тоже рыжего щенка-оми. – Дорожаю, посплю часок и позвоню Ри. Пора мириться».

Откуда вожаку было знать, что он опоздал?

====== Бонус всем ======

/Спустя двадцать один год/

Медно рыжий, красивый как картинка, весьма молодой омега самого что ни на есть омежье-гиеньего вида сидел в удобном, мягком кожаном кресле, подобрав под себя стройные босые мускулистые ноги, чесал сквозь футболку мощную омежью грудь, грыз карандаш и жалобно поскуливал, тупо водя глазами по им же час назад написанной цепочке формул. Где-то здесь была ошибка, но он ее в упор не видел.

Сосредоточиться мешала накатывающая волнами тошнота.

– Ошибка, – бормотал юноша, с карандашом во рту. – Вся моя жизнь – сплошная ошибка, начиная с рождения.

Последняя течка тоже была ошибкой – точнее, забывчивость в ее начале: прибалдел в объятиях любимого, не принял вовремя подавитель. А про то, что течные омеги имеют плохую привычку залетать, должен думать Бог. И все бы ничего, но за второй помет вне брака папА забурчит и выест плешь.

Из раздумья юношу вырвал раздавшийся в тишине комнаты писклявый детский голосок.

– Какать! – затявкал неслышно подкравшийся щенок, хватая родителя за колено, стоял, смотрел круглыми, ярко-голубыми глазенками. – Какать!

Вообще-то, щенку сейчас полагалось быть в детской и играть с тятем Мими. Опять упустил. Стареет альфа.

Отбросив карандаш, омега вскочил с кресла, подхватил сына на руки и бегом понес на оставленный в гостиной горшок. Не успеют – придется стирать малышу штанишки и трусики.

– Мими! – на ходу закричал он в глубину дома в надежде, что услышат и ловко сдирая с тужащегося щенка штанишки. – Тут Няша, у нас какать! Где салфетки?

Вместо Мими в гостиную из коридора сунулась взлохмаченная черноволосая голова.

– Это твой положительный тест в ванной в мусоре валяется, мой лучик? – вопросила голова музыкальным баритоном.

Успевший усадить щенка на горшок «до безобразия» омега злобно рыкнул на любовника и сморщил нос – какал сыночка отнюдь не духами. Ох, и так тошнит невыносимо, еще и это…

– Сгинь! – замахал он на альфу рукой. – Чудовища! И без салфеток не возвращайся, пока меня не вырвало!

Не ожидавший от беременой, заучившейся перед сессией пары связных речей брюнет бесстрашно показал омеге язык и исчез, чтобы меньше чем через минуту объявиться вновь. Он держал пачку влажных салфеток.

– Давай сменю на посту, – предложил, аккуратно отодвигая давящегося рвотой любимого в сторонку мощным плечищем.

Омега подчинился воле альфы, зажал рот ладонью и метнулся в туалет, выворачиваться наизнанку.

«Кто в здравом уме будет спорить с медведем, – стонал, склонясь над унитазом и сплевывая горькую пену. – Только не я…»

За рыгающим юношей из коридора с интересом наблюдал оми-однопометник, мотал на палец рыжий локон.

– Ри, – дозрел наконец, вдоволь нахмурившись. – Ты опять залетел, что ли? Ну, бля… Прими уже предложение Дауды и поженитесь, как нормальные?

Не желающий свадеб Ри ощерился от унитаза.

– А что это изменит-то? – возразил, упрямо стискивая зубы. – Давно меченые, живем вместе. В универе стебать начнут – Ри сдался, Ри окольцевал лесовик-северянин, Ри у медведя под пятой!

Новый спазм отправил было приподнявшегося омегу обратно в объятия унитаза.

Брат фыркнул и пожал плечами.

– Ты придурок, – ласково обозвал он беременого. – Упертый придурок, хуже травоядного барана! Пять лет живешь с истинным, троих щенков ему родил! Узаконьте уже отношения! Прав тять Мими, дурость не лечится! – и удалился, вздернув подбородок.

– Мне надо закончить универ… – прохрипел Ри в спину брату, мечтая – поскорее бы тот свалил к мужьям в гарнизон и отвязался с нравоучениями. Загостился у папА, наглая рыжая сволочь!

Шорох шагов и одежды заставил омегу открыть глаза. Тять Мими приблизился с кошачьей грацией танцора и вплел пальцы в волосы приемного сына.

– Малюська ты малюська, – альфа протянул упаковку салфеток и присел рядом на корточки, моргал сочувственно. – Гордость и предубеждение сгубило множество судеб, – вздохнул с затаенной горечью, бережно утирая Ри испачканный рвотой рот. – В том числе и твоего тятю. Хватит морочить мозги себе и Дауде, просто напиши на бумажке «да», если нет храбрости сказать вслух.

О чем думал полуседой, неюный совсем, хрупкий восточный цветок тять Мими, помогая гонорящемуся напрасно рослому пасынку принять верное решение? А точнее, о ком? О спящем сейчас наверху, на втором этаже, давно полностью поседевшем, до сих пор иногда плачущем ночами над фотографией рыженького подростка-али, в траурной черной рамке, муже. Не сумел уговорить того вовремя сделать один-единственный звонок. Пытался примирить истинных, был близок к цели. Но – не успел. Мертвым не нужно ни прощения, ни искупления. Они из края прародителя не слышат молитв живых.