Текст книги "Иуда (СИ)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

Взгляд со стороны

– Не вижу смысла в вашем дальнейшем присутствии при моей особе, – холодно проговорил король шведов. – Гетман предлагает торг, а я не согласен повышать цену, ибо не так велик приз, как он полагает.

– Гетман резонно считает, что дело не в Малороссии, ваше величество, – со всей возможной учтивостью ответил посол – явный иезуит, чтоб им провалиться. – Она – лишь ключ к завоеванию Московии и реорганизации сей страны по вашему усмотрению. Сделать вас господином полумира – это ли не тот приз, который стоит…некоторых первичных вложений? То, что нижайше просит гетман – сущая безделица по сравнению с тем, что вы получите взамен.

– Пока я получаю взамен лишь обещания, – фыркнул король.

– Так же, как и его ясновельможность, ваше величество.

– А вот дерзить мне не советую, господин посол, – теперь Карл озлился: что они себе позволяют, эти туземцы?

– Сие не дерзость, ваше величество, – посол снова склонился. – Гетман пока еще владетель сих земель по изволению царя московского, и так будет продолжаться, покуда он не принесет вам настоящую присягу. Он готов ее принести, если получит желаемое. Тогда то, чего желает ваше величество, сделается совершенно реальным.

Ведь он прав, этот иезуитский выкормыш. Без расквартирования и провианта эта зимовка для головной армии шведов может стать последней. Здешняя природа уже показала свои ледяные зубы: несколько сотен отменных воинов расстались с жизнью, просто замёрзнув насмерть. Но ведь сие не повод терпеть неподобающее поведение этого…посланника.

– Полагаю, предложение гетмана стоит обдумать, – демонстрируя недовольство, проговорил король. – Ступайте… господин посол. Я сообщу вам о своём решении завтра.

«Я тоже умею играть в эти игры», – подумал он, провожая взглядом удалявшегося после положенных поклонов посланника. Он не верил ни папистам, ни схизматикам.

1

Ожидание приближающейся шведской армии – голодной и озябшей, как доносила военная разведка – не лучшим образом сказывалось на настроениях гарнизона и горожан. Последним мы всю торговлю под корень обломали со своей войной, в плюсе оказались только те, кто вовремя подсуетился и переключился на армейские поставки. А теперь и поставлять особо нечего, кроме изделий ремесленников: землевладельцы, имевшие в Полтаве свои дома, давно уже продали свой урожай и отвалили в маетки.

Впрочем, накануне визита шведов самые умные всё-таки перебрались обратно в город. Оно, знаете ли, как-то спокойнее, когда между тобой и вражеской армией – крепкие бревенчатые стены и несколько полков вооружённых до зубов вояк.

– … А ещё, Дацько, скажи Максиму да Василю, чтоб особо следили за воротами и за провиантскими магазинами, – инструктировал я своего верного оруженосца – Незаймая. – Сам знаешь, что будет, коли вражина ворота шведу откроет в ночи. И коли склады нам спалят. Было б дело в Батурине, я б точно знал, что нам такое учинят. А тут – город незнакомый, да солдат царских тыщи четыре. Могут и поостеречься.

– Мы уж стараемся, пане гетман, глядим, – кивнул Дацько. – И полковник Палий того же опасался.

– Ты, ежели что, его держись.

– Полно вам, пане гетман, что вы всё о недобром…

– В мои годы – самое время о недобром всякий день помнить. А дело кому-то завершить надобно. Вот пусть Семён и завершит, ежели вдруг что… Да, а Скоропадского с тайным приглядом не тревожь, помощи не проси: больно у него язык длинный. Надо будет совета спросить, а я его подать не смогу – иди к Келину. Он со шведом уж повоевал, знает его повадки…

Да, всё верно: у меня теперь под рукой не один Дацько, и даже не десяток его парней, а самая настоящая секретная служба. Плачу я им из собственного – то есть, Ивана Степаныча – кармана, и неплохо. Ребята из тех, кто не выпендривается, обвешиваясь дорогими цацками, потому от простых казаков отличаются только более добротной одеждой и дарёными мною дорогими саблями. Сердюки как сердюки, да только полномочия у них были особые. Постепенно они навербовали осведомителей и теперь регулярно снабжали меня данными из всех кругов здешнего общества. А я – избирательно, конечно – делился оными с Келиным и Палиём. Не обо всех тайных делишках им можно было знать.

А Скоропадскому я и правда вовсе ничего не сообщал. Ну его. Не по злобе, так по услужливой своей душе может разболтать. Пусть лучше организацией обороны занимается, это у него неплохо выходит.

…Шёл четвёртый день с момента отъезда Орлика из Полтавы, когда Семён на совете объявил, что не вернулись сразу два разъезда, посланных на северо-западное направление.

– Мыслю я, то швед идёт, – высказал предположение Келин. Я ему завидовал: что бы ни случилось, всегда одет «с иголочки», полковничий нагрудный знак до блеска начищен. – Разъезды далее, чем на день пути, от города не отдаляются, а стало быть, явится Каролус самое позднее послезавтра. А то и завтра к вечеру его знамёна увидим.

– У нас ко встрече всё готово, – сказал Палий. – А скажи, пане гетман, куда генеральный писарь твой поехал?

– К шведу, – едко усмехнулся я. – Поближе к тому, кто ему платит. Я его из города прибрал, чтоб он тут пакость какую не устроил. И есть у меня подозрение, что Пилип ранее шведа здесь объявится – мол, вернулся с добрыми вестями, пустите за ворота. Так вот, мой приказ: не пускать. А станет грозиться – пристрелить, как собаку.

Три полковника уставились на меня с нескрываемым удивлением.

– То ты его слушаешь, словно сына родного, то пристрелить приказываешь, – покачал головой Скоропадский. – Не пойму я тебя, пане гетман.

– И в самом деле, Иван Степанович, выглядит сие несколько странно, – согласно кивнул Келин.

– Не верите, что Пилип с иезуитами снюхался? Так я вам его письма показать могу, – ответил я, почти физически чувствуя на себе тяжёлый взгляд Семёна. – Сам едва из ума не вышел, когда прочёл. Сперва хотел зарубить сего пса, а после подумал, что пусть наш враг к нашей же пользе послужит. Нацарапал цидулку шведу, да и отправил Пилипа за ворота… Мы Карла когда ждали? Третьего дня. А ныне обсуждаем, завтра он явится, либо послезавтра. Значит, получилась каверза моя. Лишние три дня для нас на вес золота.

– Хитёр ты, пане гетман, – покачал головой Палий. – Да только такие дела сообща решать треба.

– Так и будет, – ответил я, прямо глядя ему в глаза. – Теперь могу делать сие, не опасаясь – когда весь клубок змеиный вконец обезвредил.

– Сам же его и завёл.

– Сам завёл – сам и раздавил. Ты больно уж прям, Семён, тебя бы они враз сожрали. Да, собственно, и сожрали – по моей глупости. А я их хитростью взял.

– Ныне швед придёт – его тоже хитростью брать станешь?

– И этим тоже, коли в том нужда будет, – осадил его Келин. – Ты, Семён Филиппович, привык с честным врагом биться. А противу нас не токмо армия шведская идёт, при Каролусе иезуитов польских видели. Этих силой не одолеть, а вот хитростью – можно. Посему поступок господина гетмана я полностью одобряю. Самого опасного врага он из города удалил – того, кто мог бы тайно ворота шведу открыть и город позорно сдать.

– Как бы Орлик нам беды не сделал, – покачал головой Скоропадский. – Коли он предатель, так наверняка шведу и план крепости сдаст, и всё про гарнизон расскажет.

– Немного он Карлу дать может, – уверенно заявил я. – Укрепления мы переобустроили, пока он при ставке государевой обретался. А когда приехал, я ему не особенно позволял по сторонам глазеть, почитай, сразу отсюда сплавил.

– Ладно, то дело прошлое, – подытожил Семён, всё ещё сомневаясь в действенности моих методов. – Сядем в осаду и станем держаться, покуда государь с войском явится… Остатние вести, что от него были, неделю назад с курьером пришли. Полагаю, следует удвоить разъезды на северную дорогу, чтоб встречь государевым гонцам, буде таковые случатся, выехали. А то ведь как ворота закроем, сразу вестям конец. Снова морозы ударят, так швед и через Ворсклу по льду переберётся, обложит нас со всех сторон.

– Обложит, – согласился я. – На то и осада. На то и головами своими рискуем, чтоб швед у нас под стенами застрял. А как тут его морозами прихватит, да с голоду животы подводить начнёт, тут государь с войском и явится. Но до того нам подраться предстоит всерьёз. Скажи, Алексей Степанович, легко ли шведа бить?

– Тяжело, – признался Келин. – Тяжело, но можно. Швед скалою держится, покуда над ним офицер стоит и команды отдаёт. А как офицера не станет, тут швед не знает, что делать, и бежит, коли его давят.

– Я сие запомню, – согласно кивнул Семён. – Тебе, Алексей Степанович, держать западную и южную стену. Тебе, Иван Ильич – северную и восточную. Тебе, пане гетман, как ты сам себе положил, следить за порядком в городе, чтоб никто подлости не учинил. А я послежу, чтоб всем было вдосталь еды и пороха со свинцом.

– Лекарей моих, немцев тех, в оборот возьми, – посоветовал я. – Пускай нашим коновалам покажут, каково там у них в европах раны лечат…

2

Шведская армия славилась скорыми маршами, но в этот раз Карл не спешил. Виной тому была оттепель, которая превратила дороги в ловушки для сколь угодно большого воинского контингента. А если учесть, что самая лёгкая пушка весит полтонны, я вполне понимаю шведского короля. Потому дымы от бивуаков «хувудармен» мы увидели лишь на рассвете того самого послезавтра, которое наступило после военного совета. И то – на горизонте, а значит, полноценного явления шведских полков раньше следующего утра мы не увидим.

И, как я и думал, именно сейчас под Покровскими воротами объявился Пилип Орлик. Завидев закрытые в ожидании осады створки, он начал выкрикивать караульных на стене: мол, свои, открывайте. Караульными там были казаки глуховского полка. Ребята дело своё знали туго, приказ «не пущать» получили, о чём приехавшему и объявили. Тот попытался давить авторитетом – мол, я вам не кто-нибудь, я генеральный писарь, второе лицо после гетмана! На что казаки скучно ответили, что генеральным писарем нынче Иван Скоропадский, а ты вообще иезуитский наймит, пошёл вон к своим хозяевам, псина. Пилип ожидаемо начал бушевать, грозиться и такое прочее. Караульные же, буквально исполняя полученный приказ, взвели курки и начали крикуна выцеливать… Сообразив, что дело пахнет керосином, Орлик развернул коня и припустил назад.

«Продаст он тебя, – устало заявил мне бестелесный голос Ивана Степаныча. – Помяни моё слово».

«На другое я и не рассчитываю. Твоя школа».

«Лучше бы ты велел его в город пустить, и тут же на него цепи надел».

«Чтобы поутру мы в подвале ничего, кроме цепей, не нашли? Он же при тебе только тем и занимался, что разведсеть выстраивал. Я его агентуру хорошо проредил, раскидал, о ком точно знал, по всем мухосранскам. Но кое-кто наверняка остался. Ведь даже ты не знал всех его агентов».

«Тут твоя правда… – согласился Мазепа. – Пригрел я змею… Гляди, Георгий. Пилип ведь почитай всё обо мне знал. Как бы не удумал чего в отместку».

«Ему тоже придётся непросто, причём довольно скоро, – едко усмехнулся я. – А остальное я уж как-нибудь переживу. Хочу помахать саблей в Полтавской баталии… напоследок».

«Гляди, – повторил Мазепа. – Хитёр ты, да как бы сам себя не перехитрил, в самом-то деле».

Взгляд со стороны

– Гетман предал вас, ваше величество. Он и меня предал…

– Безусловно, первое беспокоит вас менее, чем второе, – язвительно заметил король. – Что ж, отдаю гетману должное: он сумел-таки задержать меня до оттепели с её чёртовой распутицей и выиграл несколько дней. Теперь главный вопрос: для чего ему понадобились эти дни? Не знаете? А я догадываюсь: вероятнее всего, письмо царя, которое вы прочли в дороге и затем сообщили мне его содержимое, было подложным. Русская армия не собирается зимовать под Смоленском, она в скором времени будет здесь.

– Ваше величество предпримет меры, дабы…

– … дабы сия встреча состоялась как можно скорее, – теперь голос Карла был почти весёлым. – Разбить царя Петера в генеральной баталии – вот что мне желательно, и он сам идёт мне навстречу. Но пока его здесь нет, я займусь гетманом… Старый хитрец сумел меня обмануть, а это далеко не всякому удавалось.

– Если вашему величеству угодна моя скромная помощь в сём деле, я к вашим услугам.

– Хорошо. Ступайте к полковнику Чечелю, он введёт вас в курс дела… Гёрдт! Созывайте совет!

Глава 16

Взгляд со стороны

– … Иными словами, вы предлагаете мне пойти на гнусность.

– Я не вижу другого способа воздействия как на гетмана, так и на его окружение. Посудите сами, ваше величество, как будет он выглядеть в глазах собственных офицеров, если…

– … если я соглашусь покрыть свое имя позором, – фыркнул король. – Я отнюдь не ангел, сударь, однако то, что вы предлагаете, не может быть применимо к знатным персонам.

– А я, ваше величество, не знаю другого способа обращения с местной знатью.

– В таком случае я не вижу вас среди претендентов на будущее управление этими землями и этой знатью. Ступайте и более не беспокойте меня…подобными фантазиями.

1

– Ох, и притащил же Каролус войска, – Келин обозревал окрестности города в подзорную трубу. – Передовые отряды уж палатки разбили, а арьергард ещё по дороге марширует. – Не менее пятидесяти тысяч солдат будет. Пушек маловато, а конницы многовато для осадного маневра, однако ж и пехоты достанет, чтобы нам докучать.

Я тоже вооружился подзорной трубой – кстати, весьма хреновой – и осматривал лагерь Карла на предмет отыскания знакомых рож. Ни на минуту не сомневался, что беглые Чечель и Орлик сейчас вертятся при ставке шведа: эти ребята поставили на его победу всё, а я, гад такой, весь кайф им обломал. Поэтому их единственный шанс не просто уцелеть, но сохранить власть и доходы – это играть за команду «тре крунур».

Нет, дорогие мои, здесь не хоккей. Здесь игра идёт по-крупному, а ставка – жизнь и свобода целой страны.

Я вам покажу, кто таков «гетман Мазепа»…

«Показывать», впрочем, пока доведётся молодым и сильным: после прогулки по городской куртине с инспектированием батарей и осмотром будущего театра военных действий меня опять прихватило. Лекари чуть ли не насильно затолкали меня в кровать, напоили снадобьями и велели спать. Надо отдать им должное: ребята своё дело знают. Несмотря на некоторые заскоки вроде модных нынче кровопусканий, во многом они применяют методы лечения, сходные с современными для меня. Во всяком случае, с «грудной жабой» они борются с переменным успехом. А переменный он в основном из-за того, что я всецело на стороне болячки: ни дня покоя… Ну, да ладно. Всё равно я спринтер, и финишная черта уже близко.

Теперь переписка с «Большой землёй» сильно затруднена. Кажется, в том варианте использовали бомбы без пороха, чтобы перебрасываться письмами с Шереметевым. Но здесь пока Шереметева поблизости нет, и едва стукнет хороший мороз, шведы переберутся на левый берег Ворсклы и там окопаются. На наше счастье, река, взявшаяся было коркой льда, во время оттепели оттаяла. Скандинавы в ледяную воду не полезут точно, и рисковать на переправе в такую погоду не будут. Совсем другое дело случится, когда установится «мостик» на тот берег, который будет способен выдержать салазки с орудием.

«Вот тогда он тебе всё припомнит, – Иван Степаныч снова высунулся из глубин сознания и злорадно захихикал. – Если б мы с тобою не делили одно тело, я б даже порадовался».

«Ты и так радуешься каждой проблеме, – напомнил я. – Учти: сердечко у тебя действительно хреновое, загнал ты его на седьмом десятке. Гляди, чтоб мы с тобой раньше срока не померли».

«Негаразды ты сам не только ищешь, но и создаёшь, Георгий. Так что сам гляди».

И замолк сам, не стал дожидаться, пока я в тысяча какой-то раз грубо посоветую заткнуться. Плохой знак. Если этот старый урод радуется, значит, что-то у меня идёт не по плану.

Копание в его памяти ничего не дало: там не было ничего такого, из-за чего стоило беспокоиться. Ситуацию в городе господа офицеры держат под контролем. Проблема явно находилась вне городских стен, где-то в районе шведского лагеря. То есть там же, где и мои беглые полковники.

Теперь стоп: а что, собственно, они могут шведу предложить, кроме планов Полтавы и примерных прикидок по численности и оснащению гарнизона? И когда до меня, дурака, наконец-то дошло, что именно они скорее всего Карлу предложат, я мгновенно покрылся ледяным потом.

Не имея особой возможности воздействовать на меня военными или экономическими мерами, они могут попытаться ударить по мне – то есть, по Мазепе – лично. Его супруга умерла, дочка скончалась ещё в детстве, других близких родственников нет, друзей – тоже. Остаётся кто? Правильно: Мотря Кочубей… Вот ведь не было печали… Где она должна быть? Кажется, в Белой Церкви? И Орлик наверняка об этом знает…

О своих подозрениях я немедленно сообщил Ивану Степанычу.

«Что скажешь?» – спросил я.

«А что сказать… Помочь ты ей не сможешь. Пропадёт она… Ты ведь тоже не станешь разменивать крепость на бабу».

«То-от и оно, что просто не смогу. Сдать Полтаву – сдать кампанию».

«Значит, судьба у Мотри такая злая, что поделаешь… Хотя, не верю я, что Карл решится на такое».

«Карл, может, и не решится. А те двое?»

«Вот те двое как раз могут… Охохо, не подумали мы оба о такой каверзе, а стоило. Пилипа, раз уж до подобного довёл, надо было не гнать от стен, а пристрелить. У Чечеля без него ума бы не хватило заложника брать, а этот сообразит сразу…»

«А ты бы что сделал на моём месте?»

«Я бы на твоём месте вовсе не оказался, – Мазепа снова начал язвить. – Ладно: я бы торг со шведом устроил, коль Пилип ему такую идею подаст. Потяни время, может, и войско государево успеет подойти. На него теперь одна надежда… Кто б мог подумать, что стану ждать его как избавителя…»

Я уже не стал язвить в ответ, напоминая, кто загнал гетмана в такую ситуацию, когда он просто не имел бы возможности предать. И так уже обсудили-переобсудили это сто раз. Вызвав Дацька, надиктовал ему – сам пера в руке удержать не мог от боли в грудине – записку для Семёна. Может, хоть у Палия получится лазутчика с письмом или устным посланием отправить, а там всё будет изложено – и о подходе шведской армии, и о проблемах, грозящих всем, в том числе и мне лично. Кочубей должен быть при царской ставке и, если ему сказать, что дочка в опасности, может, отец и расстарается, вывезет её оттуда.

Сам не знаю, почему я так разволновался, но хреново стало до такой степени, что лекари напоили меня сильнодействующим снотворным. Вырубило так качественно, что проснулся я только тридцать шесть часов спустя. К слову, лекарства сработали, мне и правда заметно полегчало.

2

Ситуация под стенами города особо не изменилась: как была плохой, так и осталась. Оттепель с дождями затянулась, и теперь лагерь шведов представлял собой стылое болото с чавкающей под ногами грязюкой. Ни о каких земляных работах во имя возведения осадных фортификаций и речи быть не могло: едва шведы пытались копнуть, как ямка тут же заплывала холоднючей водой. Потому скандинавы занимались только заготовкой дров – и то сырых – да попытками собрать хоть сколько-то провианта. Казаки ночью сходили на вылазку за стены, изловили парочку «языков». Шведы сообщили, будто добрая треть солдат от такой погоды ходят с кашлем и соплями, а из лекарств только чеснок и водка, и те через недельку к концу подойдут. Что ж, самая гриппозная пора в наших широтах, пускай эти викинги привыкают: им здесь ещё много лет жить, будучи в плену.

Собственно, глядя на шведские страдания, я начинал понимать, почему в эту эпоху зимой не воюют.

Приметы же указывали, что потепление на исходе, скоро должен был пойти снег. И как только верхний слой земли подмёрзнет, каролинеры примутся за копание шанцев и апрошей. Как там будет у них с установкой артиллерии, не возьмусь судить, но подозреваю, что хреново. Однако это тоже ненадолго, они обязательно найдут способ укрепить осадные батареи. Другое дело, что солдатики по ту сторону стены голодные, продрогшие и простуженные. Это не очень-то поднимает боевой дух, а уж когда температура упадёт ниже нуля, и вовсе небо с овчинку покажется, даже морозостойким скандинавам.

Я молился лишь о том, чтобы, если и мороз придёт, то недостаточно сильный для возникновения крепкого льда на Ворскле и её притоках. Иначе нам будет не смешно. И знаете, кажется, в небесной канцелярии меня услышали. Через пару дней морозик действительно заявился в гости – с непременным снегом и завывающим ветром. Жаль, термометра нет, чтобы измерить, однако по ощущениям где-то минус пять, не ниже. Шведы принялись усиленно жечь дрова – а для армии в полевых условиях топлива требовалось просто огромное количество. Насколько видели наблюдатели, провиантские команды у них не особенно преуспели в сборе харчей. Я бы даже сказал, совсем не преуспели. Ну, извините: первое, о чём я распорядился, приехав в Полтаву – это спрятать, вывезти в город или уничтожить всю еду. Селяне кто разбежался по округе, кто под защиту городских стен спрятался. И ещё – я не мог без слёз смотреть, как шведы надрываются, чуть ли не на руках перетаскивая со скоростью три метра в час тяжёлые осадные пушки. Подозреваю, что, когда их установят, жалеть придётся уже нас самих, но пока что каролинеры упорно боролись с природой.

Когда за стенами стали постепенно возникать выкопанные строго по Вобану траншеи, Келин велел своим бомбардирам спуститься в подвалы и слушать, не роют ли шведы сапу под стену. Предосторожность совершенно не лишняя. А я, немного оправившись, на пару с Дацьком занялся инструктажем и опросом лазутчиков. По свежевыпавшему снегу им было крайне неудобно ходить в вылазки, но ребята тёртые, справлялись как-то. То языка возьмут – у нас в подвале уже полтора десятка пленных шведов кантовалось – то высмотрят чего. А самые ловкие установили безличный канал переписки с «Большой землёй»: оставляли письма в дуплах условленных деревьев и через время забирали ответы. Главное, чтоб те были писаны знакомой рукой. И в последнем таком письме я получил три новости… Начнём с хорошей? Итак, армия Петра в пяти дневных переходах отсюда, идут не торопясь, по пути к ним присоединяются новые полки, ещё и Самойлович с Полуботком казаков привели. А плохая…

Я был совершенно прав в своих подозрениях: Василь Кочубей всё же добрался до Белой Церкви и наведался к дочери, но дома её уже не было.

За ней приехали – с письмом, якобы от меня. А это означало, что поработал Пилип. Он-то мою руку знал, мог и подделать…

Прочитав это, я не сразу разглядел третью новость. А когда ознакомился с оной, то понял, что такое «безвыходное положение»: сообщили о том, что из Крыма двинулась орда, и она уже в трёх или четырёх днях конного марша отсюда.

Приехали. Значит, швед подсуетился, у него с татарами давно хорошие отношения установлены. Только их здесь и не хватало для полного счастья.