Текст книги "Темные силы"

Автор книги: Елена Топильская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

8

Дома мои муж и сын под руководством Горчакова лениво паковали вещи для переезда. Синцов привез меня, поднялся выпить чайку, чаек плавно перетек в другие напитки, и он с удовольствием остался помочь.

В принципе, уже и так был бардак, а с появлением нас с Синцовым он усугубился. Все бестолково перемещались по квартире, ругались друг с другом, роняли мебель и спорили о необходимости брать ту или иную шмотку, поскольку взгляды на жизненно необходимые вещи у членов моей семьи расходились. Я слонялась следом за ними, подбирая то, что они потеряли, напоминая, что нужно упаковать зубные щетки, трусы, носки и тэ пэ. Они огрызались в совершенно одинаковой манере и ровно через три секунды забывали о том, что я сказала, после чего начинали с новой силой обвинять друг друга в том, что один увел у другого важные предметы туалета.

Наконец я потеряла терпение, затолкала Горчакова, Синцова и Стеценко на кухню, где они получили возможность за рюмкой водки обсудить женскую бестолковость и неорганизованность, а сама за полчаса собрала себя и ребенка. То, что осталось после сборов, я упихала в Сашкину сумку и застегнула на ней «молнию». С облегчением решив, что можно ехать к Сашкиным родителям, я отправилась на кухню чего-нибудь погрызть, поскольку днем ела только в областном райотделе – три редиски и бутерброд с копченой рыбой, но была остановлена на полпути звонком в дверь.

Очень кстати (в кавычках) явилась моя закадычная подружка Регина в совершенно невероятной весенней шубке из белых кружев, в облаке дорогого парфюма, накрашенная как на подиум. Принесла мне в подарок помаду невообразимого цвета; я про себя решила, что употребить ее смогу, только если буду приглашена на вечеринку трансвеститов. Регина же, похоже, была накрашена именно такой помадой, и ей это шло.

Распахнув дверь на кухню и встав в проеме в своей необычной шубке, Регина привычно насладилась произведенным эффектом, не глядя скинула ее на руки моему мужу, потом выбрала, с кем из мужиков рядом сесть, жеманно выпила водки и обрушилась на меня с упреками.

– Я же твоя лучшая подруга! Весь город знает, что у тебя ЧП, а я узнаю об этом не от тебя, а от посторонних!

– И от кого же?

Регина метнула быстрый взгляд на Горчакова, а тот сделал вид, что его нет на этой кухне. Из чего я поняла – Регина узнала обо всем от Лены Горчаковой. Может быть, и сам Алексей ярких красок добавил. – Какая разница? – агрессивно спросила она. —Расскажи лучше все по порядку.

Но мне самой даже не пришлось трудиться: мой муж и Горчаков наперебой стали посвящать Регину в подробности чрезвычайного происшествия.

– Все понятно! – наконец сказала она и довольно откинулась на стуле. – Что дальше?

– Дальше? – переспросил Синцов. – Психа надо ловить. Благодетеля его искать. Маша, обещаю, я тебе его из-под земли достану.

– Да? – без энтузиазма отозвалась я. —И что? Воцарилась пауза. Регина немедленно в нее вклинилась.

– Одну минуточку! – сказала она. – Как ты сказал? «Психа ловить»? Некорректно выражаешься.

Синцов оторопел.

– То есть? Я что, на кухне у друзей обязан корректно выражаться в адрес тех, кто им проблемы создает?

– Вообще приличный человек обязан корректно выражаться даже в туалете, наедине с самим собой. – Регина сопроводила свои слова такой обворожительной улыбкой, что Синцов, напрягшийся было, тут же растаял и галантно поцеловал ей ухоженные пальчики, правда, со словами: «А я в туалете вообще не выражаюсь».

– Вы вообще слышали про понятие политкорректности? – Регина прикурила какую-то ароматную сигаретку от синцовской зажигалки. – Вот скажешь про кого-нибудь, «псих», тебя услышат, и в суд. За защитой чести и достоинства. Миллионный иск. Твое имущество арестовывают, тебя пускают по миру, жена тебя бросает, дети отрекаются, с работы выгоняют, собаки кусают, официанты не обслуживают. Не говоря уже о том, что это просто неприлично.

– Хорошо, а если это действительно псих? – это мы спросили хором.

Я напомнила уважаемому собранию историю, вычитанную у Кони, про молодых юристов, которые на заре судебной реформы 1864 года подговорили, только для того, чтобы создать прецедент, молодого пастуха обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства к старшему пастуху, за то, что тот подпаска обозвал «дурным». Старик искренне не мог понять, за что же его приговорили к штрафу. «Он же дурный и есть, как есть дурный, я же правду сказал». Ему предложили не отягощать своего правонарушения повторением оскорбления. Тогда он, хитро прищурившись, спросил: «Ладно, а если дурного человека, ну как есть дурного, умным назвать, за это не накажут?» Его заверили, что нет, за это не накажут. Тогда он в пояс поклонился юристам и сказал: «Ну спасибо вам, разумные панове судьи, за то, что меня, дурака, уму-разуму научили»…Повеселились все, кроме Регины, которая снисходительно на нас досмотрела.

– Надо искать эвфемизмы. Нельзя говорить про человека, употребляя характеристики его физических и психических недостатков. Вы же знаете, негров в Америке никто неграми не называет, только афроамериканцы. То есть такие же американцы, как и все остальные, только африканского происхождения.

– А что, негр – это недостаток? – поинтересовался мой ребенок, задвинутый в угол. Его не удостоили ответом.

– Ну и какие же они тогда американцы, раз африканского происхождения? – резонно возразил Регине Горчаков.

– Возможно, никакие. Но так они не чувствуют себя ущемленными.

– Да плевать я хотел на их чувства!

– Ты что, расист, что ли?

– Говоришь, про физические недостатки нельзя упоминать? Интересно, какой эвфемизм ты употребишь для худого? – задумался Горчаков. – Тощий – это ведь тоже обидно. Дохлый —еще хуже. Малахольный – тоже не вариант.

– А разве худой – это недостаток? – удивился мой сын, рассматривая Горчакова, который с трудом помещался на стуле. Тот на Хрюндика цыкнул.

– Может, щепковидный? – предложил Синцов.

– Или узкотелый, – добавил Стеценко.

– Тогда уж глистообразный, – решил поучаствовать Хрюндик, давясь от смеха.

Не придя к согласию, обратились за помощью к эксперту по политкорректности.

– Элементарно, – бросила Регина. – Худой —это вертикально ориентированный.

Мы все пораженно замолкли, а потом зааплодировали.

– Классно, – отметил Горчаков. – А толстый, значит, горизонтально ориентированный?

Прежде чем кивнуть, Регина дольше, чем этого требовали правила политкорректности, задержалась взглядом на очертаниях Лешкиного тела. После этого мужики как с цепи сорвались, упражняясь в политкорректных определениях, наперебой выкрикивая:

– А глухой – это визуально ориентированный!

– А слепой – аудиально ориентированный!

– А одноногий – мануально ориентированный…

Так они резвились, пока не вспомнили про психа. Его они, как ни бились, политкорректно определить не смогли, и тут настал звездный час Регины.

– Ну что, сдаетесь? – торжествующе вопросила она, и обведя всех глазами, победно объявила:

– Дебил – это альтернативно одаренный!

Все признали, что самим до такого не додуматься.

В общем, с шутками-прибаутками, распитием кофе с коньяком, обсуждением подробностей происшествия и нашей поездки в область, мы досидели почти до полуночи, когда уже неудобно было беспокоить Сашкиных родителей. Поэтому переселение решили отложить до завтра. Горчаков поехал провожать Регину, а Синцов остался у нас ночевать, обеспечивая безопасность меня и моей семьи, хотя Регина явно предпочла бы наоборот; пылких взоров, которые она бросала в сторону Андрюхи, не оценил бы разве что безнадежно аудиально ориентированный или уж совсем альтернативно одаренный.

Синцов же был погружен в себя и наверняка уже прикидывал, как он будет искать мошенника-сатаниста Эринберга. По-моему, после помпезного отбытия Регины, в сопровождении Горчакова, он вздохнул с облегчением.

Мы постелили Синцову на кухне, где стоял уютный диванчик, и пока ванная была занята ребенком, мой муж счел своим долгом развлечь гостя и выпить с ним кофе. Они вдвоем сварганили какой-то хитрый напиток, насколько я поняла, основная часть его состояла из коньяка и ликера, а вот непосредственно кофе там было меньше всего.

Я же от напитка отказалась, чем не особо их расстроила, и, пока они смаковали собственное изобретение, просто сидела рядом в глубокой задумчивости, вспоминая нетипичного служителя церкви. Что-то мне в этой истории не давало покоя. Прокручивая в уме избранные места нашей беседы, я поняла, что священник, на мой непросвещенный взгляд, уж слишком терпимо, я бы даже сказала, безразлично высказывался относительно сатанистов. Представитель православной церкви должен был бы себя вести более непримиримо, – мне так казалось. И вот еще что меня беспокоило: откуда бы православному священнику знать каббалистическую криптографию? Не грех ли это? Но поскольку специалистом в этой области я не была, то решила воздержаться от поспешных суждений до консультации с кем-нибудь из музея истории религии.

– Слушай, а как тебе они обосновали, что отпустили Иванова из больницы? – вдруг спросил мой муж Синцова. – Они ведь под каким-то соусом его госпитализировали, обследовать хотели, что же за сутки-то изменилось?

– Сказали, что у него – всего лишь умственная отсталость, которая не является основанием для содержания в психиатрической больнице.

– И что, они это всего за день установили? Без обследования? Без изучения анамнеза?

– Понял тебя, – кивнул Андрей. – Завтра туда съезжу, все выясню. У меня нехорошо заныло под ложечкой. Что-то нечисто с этой выпиской. Уж не сбежал ли Иванов оттуда? И не бродит ли он сейчас вокруг моего дома с мешком взрывчатки, чтобы глушануть, как рыбу? А если не сбежал, а его действительно выписали, то скорее всего, за взятку. А поскольку сам Иванов нужными средствами не располагает, а главное – политесом не владеет, чтобы договориться об этом, то не обошлось ли тут без теневого участия главного сатаниста, господина Эринберга?

Хоть я еще и в глаза не видела Илью Адольфовича, но он заранее вызывал у меня смутно-неприятные чувства. И если честно, мне совсем не хотелось его видеть, а также слышать и вообще что-либо знать о нем. Жила же я до сих пор без этих знаний…

Настроение у меня опять испортилось. И боевой азарт пропал, с которым я взялась за расследование комбинатского мошенничества. Да ну его, что мне – больше всех надо? Я вдруг отчетливо поняла, что больше всего хочу лечь спать и забыть про всех этих альтернативно одаренных. А утром проснуться, пойти на работу, расследовать свои обычные убой и не чувствовать себя дичью в сатанистской охоте.

И как раз в этот момент зазвонил телефон. Мы вздрогнули все втроем, синхронно; из ванной высунулась озабоченная физиономия Хрюндика – он, как и мы, хорошо знал, что означает телефонный звонок в это время суток. Я дрожащей рукой сняла трубку и услышала озабоченный голос Кости Мигулько:

– Маша, извини, что поздно. Ты не можешь в РУВД приехать?

– Сейчас? – охрипшим голосом безнадежно спросила я. Вставать из-за стола, одеваться и тащиться в РУВД на ночь глядя – мне даже страшно было об этом подумать. Даже ради собственной безопасности.

Сашка по моему лицу понял, о чем речь; зажав трубку рукой, я шепнула ему, что это наш начальник убойного, и он призывно замахал руками, что означало – «а может, лучше вы к нам?»

– Костя, если честно, сил нет куда-то ехать, —сказала я в трубку. – Может, ты приедешь?

– Так поздно? А это удобно? – засомневался воспитанный Мигулько. – И я не один. Я с Игорем Гайворонским… – при этом в его голосе отчетливо слышалось намерение с удовольствием воспользоваться приглашением, если я не буду особо выпендриваться.

– А мы тут с Синцовым плюшками балуемся, – обрадовала я его. – В общем, давайте быстро, пока я не свалилась. Потому что спать очень хочется.

Они заверили, что летят на крыльях любви, и бросили трубку. И прилетели буквально через пятнадцать минут. И прежде, чем начать разговор, еще полчаса трескали ужин, который я, как радушная хозяйка, не могла им не предложить, хотя хозяин дома, на правах человека с медицинским образованием, намекал им на вред позднего приема пищи, с приведением примеров из своей патологоанатомической практики. Они отмахивались, с набитыми ртами доказывая, что если ешь один раз в сутки, то не имеет значения, поздний это прием пищи или ранний. Короче, если нельзя, но очень хочется, то можно. Кончилось тем, что и мы все стали жрать с ними за компанию посреди ночи.

Мой сыночек, завернутый после душа в полотенце, заглянул на кухню, увидел эту оргию, неодобрительно покачал головой и отбыл почивать.

– Вы уж тут не очень шумите, ладно? – сказал он вместо «спокойной ночи».

Наконец они набили желудки и откинулись на спинки стульев. На часы я старалась не смотреть. .

Сашка стал убирать со стола. Мигулько с Гайворонским переглянулись, и Игорь вытащил на свет божий папочку с какими-то бумажками.

– Смотрите, что мы накопали за сегодня, – сказал Мигулько и подвинул папку мне, как самому заинтересованному лицу.

Я достала бумажки и поняла, что спокойный сон отменяется.

9

Фотография № 1: улыбчивая молодая женщина, кареглазая, со светлыми кудряшками, очень ей идущими. Светлова Инна Юрьевна, сотрудница туристического агентства. «Новый год в азиатских столицах – это наше предложение для тех, кто хочет затерять в веселой толпе незнакомых лиц и провести праздник необычно. Клиентам, которые еще не выбрали, куда хотят поехать, а знают только, что шампанское в честь деда Мороза будут пить под пальмами, мы рекомендуем остановиться на странах, где визу выдают на границе. – А где будете встречать Новый год вы сами? – Мы с мужем отправимся в Бангкок. Я неравнодушна к тайской кухне, а муж – к тайскому массажу. И, конечно, мы привезем с собой оттуда гору необычных сувениров». Где встретила Новый год госпожа Светлова, неизвестно. Инна Светлова пропала двадцать пятого декабря позапрошлого года. Муж в милицию не обращался. Родители, вернее, мать, умерла несколько лет назад, об отце история умалчивает.

Фотография № 2: Удалецкая Марина Аркадьевна, эффектная блондинка средних лет, с томным взглядом. Владелица мультибрендового магазина косметики. «Советы дамам, приобретающим духи: не спешите с выбором. Нужно, чтобы аромат выбранного вами парфюма пол-ностью раскрылся, а на это требуется время. Если вы хотите создать вокруг себя ауру чувственности, купите „Magnetic“ от La Scada —гармоничное сочетание цветочных и мускусных нот не оставит вашего любимого мужчину равнодушным. – А какие ваши любимые духи? – Неужели вы думаете, что я посоветую посетительницам нашего магазина тот аромат, который не нравится мне самой?» Вскоре после публикации магазин закрылся, и госпожа Удалецкая уехала. В неизвестном направлении.

Фотография № 3: Глейхман Юля, студентка педагогического университета. Черные косы, монобровь, нос с горбинкой, породистость в лице. Победительница конкурса, проведенного посольством Великобритании. «Я – будущий преподаватель английского языка. Родилась в Англии, где работали мои родители, но в школьном возрасте приехала в Россию, и ничуть не жалею об этом. А учителем я мечтала быть с детства. Наверное, дело в том, что мне самой не везло с учителями, вспомнить их добрым словом я не могу. А вот мне бы хотелось запомниться моим ученикам. И еще мне хотелось бы посмотреть мир, мне интересно все, и европейские столицы, и азиатские деревни. Конечно, папа, который всю жизнь провел на государственной службе, не очень доволен тем, что я так легка на подъем, и в полчаса могу все бросить и круто поменять судьбу. Иногда я сама не знаю, где окажусь завтра»… О том, где она оказалась через две недели после интервью, не знают даже папа с мамой. И не хотят знать.

Фотография № 4: Доля Ольга, бывшая модель, ныне – домохозяйка. Ненакрашенное лицо с правильными чертами, короткая стрижка, открытый лоб, большие глаза. «Ты не скучаешь по модельному прошлому? – Мне некогда скучать. Я занимаюсь хозяйством, дизайном собственного дома. Развожу цветы в саду. – А ты не думала о том; чтобы открыть свое модельное агентство? – Нет, что ты! Стать бизнес-вумен – это значит забыть про семью. Модельный бизнес требует полной отдачи, и у меня не останется времени на общение с мужем. А мне хочется проводить с ним как можно больше времени. Мне так повезло с ним, мы очень любим друг друга!» Сейчас любящий муж даже слышать не хочет о жене, и не отвечает на вопрос: где она?

Фотография № 5: Швецова Мария Сергеевна, старший следователь прокуратуры района. Прокурорская форма, взгляд исподлобья. Как всегда, неудачный ракурс. Нос кажется длиннее, чем на самом деле. Мешки под глазами. «Мария Сергеевна, вы расследуете дело о покушении на одного из лидеров крупнейшего преступного сообщества в нашем городе. Какие версии рассматривает следствие? – Версий несколько, но существует тайна следствия. – Тяжело ли вам расследовать дело, потерпевшим по которому является известный бандит? – А у него в паспорте не написано, что он бандит, а наоборот, написано, что он гражданин России. Для меня он – потерпевший, и этим все сказано. – Но криминальная личность потерпевшего направляет следствие по определенному пути? – Скажем так: факты его биографии учитываются нами».

Горчаков и Стеценко, прочитав все это, пришли в неистовство. Оба, практически в один голос, орали, что надо срочно что-то делать: возбуждать уголовные дела, ловить и арестовывать альтернативно одаренного Иванова, организовывать мне круглосуточную охрану… Единственное, по поводу чего они разошлись во мнениях, – это количество людей, желающих меня похитить и убить. Добрый муж считал, что за мной охотится маньяк-одиночка, друг и коллега доказывал, что я под колпаком у разветвленной преступной организации.

Синцов и наши районные опера благоразумно помалкивали, крутя головами то в сторону Горчакова, то в Сашкину сторону. Моим мнением вообще никто не интересовался. Предоставленная сама себе, я рассматривала вырезки из газет. Все газеты были разные. Про Удалецкую писали, насколько я могла судить по шрифту и бумаге, в «Деловом городе», про студентку Юлю Глейхман – в какой-то дешевой, может, даже бесплатной газете, типа «Метрополитен» или «Наш район». Рекламная статья про турагенство, в котором работала Инна Светлова, размещена была в одной из наших городских газет общеинформационного направления. Интервью с бывшей фотомоделью, Ольгой Доля, судя по затрепанному глянцу, опубликовано было в журнале; но не толстом и гламурном, а небольшого формата развлекательном издании. «Отдыхай», или что-то в этом роде. Точно я знала только, из какой газеты было вырезано интервью со мной: «Криминальный репортер». Разбирая эти клочочки бумаги с женскими фотографиями и обрывками интервью, я ощущала себя прямо Шерлоком Холмсом.

– Нет, ты скажи, почему их родственники в милицию не заявляли? – приставал тем временем Сашка к Горчакову, хотя логичнее было бы спросить об этом у Мигулько или Игоря Гайворонского, все-таки именно они занимались сбором информации о женщинах, чьи фотографии носил с собой Иванов.

– Их запугали!

– Что, всех без исключения?

– Конечно! Я ведь тебе говорил, что это мафия. Организованная преступная группа.

– Возможно, ты прав, – задумчиво сказал Стеценко.

– Что делать?

Андрей Синцов кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Может, обсудим наконец, что делать? Костя, Игорь, вы самих родственниками говорили?

– Вон, Игорь к ним ездил, – сказал Мигулько. – Иначе откуда бы мы узнали?..

– Никто из них на контакт не идёт, – стал рассказывать Игорь. – Муж Ольги Доли вообще разговаривать отказался, даже по телефону. Родители студенточки этой считают, что она связалась с какими-нибудь хиппи и болтается с ними по стране. С ней такое уже бывало.

– А сколько прошло с момента ее исчезновения? – спросил Синцов.

Гайворонский сверился со своими записями:

– Четыре месяца. Про хозяйку парфюмерного магазина вообще никто ничего не знает.

– Удалецкая? Она выписалась с места жительства? Сама?

– Это как посмотреть, – пожал плечами Гайворонский. – В паспортном столе лежит бланк ее заявления, внизу стоит какая-то закорючка. Она, не она расписывалась, непонятно. Образцов почерка ее у меня нет.

– Ну, как хозяйка магазина, она отчеты в налоговую сдавала, значит, найдем образцы ее почерка, – успокоил Горчаков. – А куда выписывалась?

– А, это тоже интересно. Улица Ла Вея, тринадцать.

– Кого, кого? – Гайворонскому пришлось сначала повторить это название по буквам, а потом даже написать на салфетке.

Никто из нас не слышал ни о каком Ла Вее, хотя Горчаков предположил, что это Может быть какой-нибудь вьетнамский коммунист.

– И что? – спросил он оперов. – Туда съездил кто-нибудь?

– Нету такой улицы, – хором ответили Мигулько и Гайворонский.

Костя Мигулько, предвосхищая вопрос Горчакова, открывшего было рот, добавил:

– Такой улицы нет вообще нигде. Ни в Питере, ни в области, ни в одном городе России.

Мы все немного помолчали, переваривая эту информацию. Потом Синцов разложил на столе веером фотографии, отложив студентку и Удалецкую.

– А эта, из турфирмы? – он ткнул пальцем в газетный снимок.

– Муж встречаться со мной тоже отказался, как и банкир этот, который на модели был женат, – виновато рассказывал Гайворонский, —по телефону сказал, что они разошлись, и жена уехала.

– Может, и правда уехала? – тихо спросила я, хотя сама не верила в это ни секунды.

Гайворонский покачал головой.

– Не уезжала она никуда.

– А он не мог ее грохнуть?

– Довольно глупо так убивать.

– Почему это?

– Все знали, что они собираются на Новый год поехать в Бангкок…

– А билеты у них были? – уточнил Горчаков.

– Нет, но она билеты собиралась заказывать. И вдруг она пропадает. На кого подумают?

– Конечно, напрашивается, что на мужа. Но ведь не подумали же?

– Вообще фантастика! Молодая женщина пропадает, когда ничто не предвещало, и никто об этом никуда не заявляет, пороги никто не обивает, да? Не кричит, что ее убили? – Стеценко обвел нас всех тяжелым взглядом человека, начитавшегося детективов.

– Никакой фантастики. Если бы муж ее пришел в милицию, он бы первый присел в ИВС. Так, Костик? – подмигнул Горчаков.

– Ну, естественно, – охотно признал Мигулько.

– Ну и чего ему ходить? А вот почему с работы никто не заявил? – вот это вопрос. Она же не увольнялась, просто исчезла, и все.

– Во-первых, они там все считали, что это не их дело, муж сам разберется, – подал голос Гайворонский.

– А во-вторых?

– А во-вторых, нормальному человеку не приходит в голову, что если кто-то не вышел на работу, то его обязательно грохнули. Они там себе считали, что эта Светлова где-то загуляла, а потом ей просто стыдно стало на работе показываться.

– А она что, и раньше загуливала? – вцепился в него Горчаков.

– Так они нам и скажут, ха!

– Значит, загуливала, – задумчиво промолвил Лешка. – Ну, может, и в этот раз загуляла.

– Леша, окстись! – укорил его мой муж. —Почти полгода прошло с новогодних праздников! Она что, все гуляет? А эта? Как ее? Модель? Она куда делась?

– Судя по тому, как муж ее настроен, она вполне могла сбежать с любовником, – признали опера.

– А муж ее нашел и заказал. Поэтому и вспоминать не хочет. Да?

– Нет, – сказала я. Все головы повернулись ко мне. – Никто из них не сбегал с любовником или с хиппи. Дети у кого-нибудь из них были?

– У Светловой, дочка, пять лет, – сразу сказал Гайворонский.

– Ну вот! И мужья никого из них не убивали.

– Почему это? – вскинулся Горчаков.

– Заявлений ведь не было об их исчезновении. Да?

Мигулько согласно кивнул.

– Как тогда умудрились выбрать из разных газет фотографии тех, кто вскоре после интервью пропал, а? Мне кажется, что не фотографии подбирали после их исчезновения, а пропадали они после того, как кто-то обратил внимание на эти публикации.

Мужики сначала зашумели, потом замолчали, обдумывая эту мысль.

– Ладно, как версия, принимается, – сказал наконец Синцов.

Горчаков тут же стал перебирать вырезки из газет и отбрасывать их по очереди в сторону:

– Я понял! Надо идти от журналиста! Вам не показалось, что стиль интервью один и тот же?

Все уткнулись в газетные вырезки. Кроме меня; я их уже наизусть выучила.

– Надо устанавливать, кто эти интервью брал, и с журналюгами работать! Это все одна шайка! – не унимался Горчаков, и все пришли в возбуждение. Одна я была спокойна.

– Маша, кто у тебя брал интервью? – наконец догадался спросить у меня Горчаков.

– Бесполезно, ребята. Меня интервьюировал знакомый и проверенный журналист Старосельцев. Вряд ли все эти годы он скрывал свою принадлежность к сатанистам, а сам по ночам кошек мучил.

– Да все они сатанисты, Маша! – чуть ли не в один голос запричитали наши районные опера. – Ты смотри, как они все на кровь заводятся! Как вампиры! Да если в городе не будет происшествий, они сами мочить начнут, лишь бы; было что в новостях показывать!

Синцов хмыкнул:

– А что, это версия! Надо прикинуть наши «глухари» на эту идею.

Горчаков кинул на него уничтожающий взгляд.

–Черт! Ну, может, хоть с остальными поработать?

Я пожала плечами.

– Вы мне лучше скажите, не приходил ли к ним накануне исчезновения Паша Иванов с признанием в любви?

Мигулько с Гайворонским переглянулись.

– Я же говорил, что родственники на контакт не идут, – вздохнул Мигулько. – Шут его знает, кто к ним приходил.

– Ну что? Пока я вижу три версии, – подытожил Синцов. – Кроме шуток, конечно. Всех этих дам похитили сатанисты – раз. Все эти дамы добровольно примкнули к сатанистам и ушли из дома…

– Смысл? – перебил его Лешка Горчаков.

– Да кто его знает. Чтобы понять, в чем смысл, надо понять, кто такие сатанисты. Я пока не понял. Что-то нам святой отец такое путаное объяснял, но мне кажется, он сам это плохо представляет. Да, Маша?

Да, у меня наш новый знакомец, священник, вызывал странные чувства. Что-то было в нем фальшивое, только я даже себе затруднялась объяснить, что именно. Мало того, что он чуть ли не с симпатией говорил про сатанистов, меня смущали его прямо-таки вожделеющие взгляды, которые он бросал на Библию, по его же словам, оскверненную. Зачем он предлагал ее сжечь? А эта мелодекламация каббалистических гимнов? Но я пока промолчала. Надо действительно разобраться с этими сатанистами.

– И три: родственники этих дам сами при делах, они и сотворили с потерпевшими что-нибудь, – продолжал Синцов. – Если они сатанисты, то, например, в жертву принесли.

– Сильно, – вздохнул Мигулько.

Он заметно погрустнел, и мы все понимали, почему. Чтобы все эти версии проверить, надо было все бросать и только на это и работать, не покладая рук, целой бригадой. А какие-либо правовые основания работать отсутствовали. Дел-то ведь уголовных не было. И заявлений об исчезновении женщин не было. И никто не хотел их писать. И мы не располагали достоверными сведениями о том, что все они стали жертвами какого-то преступления. Так что дел нет, и никто их сейчас не возбудит. Остается что? Работать на добровольных началах. Но это роскошь, которую мои друзья не Могут себе позволить, даже из хорошего отношения ко мне. Не говоря уже о том, что это будет просто незаконно.

– Блин, Мигулько, надо хоть психа этого взять в оборот, – вскинулся Горчаков. – Тебя что, учить надо, что делать? – не дал он Косте возразить. – Прими сообщенку какую-нибудь про то, что Иванов причастен к разбою.

– Лучше к убийству, – тихо вставил Гайворонский.

– Вот именно. И ищи его, и работай с ним.

– Спасибо, что научили, люди добрые, – кисло промолвил Мигулько.

И расходились они с такими же кислыми лицами. Меня подмывало поклониться им в пояс и сказать, что не надо мне таких жертв – принимать левые сообщенки, рисковать, проводя незаконные оперативные мероприятия, тратить время на благотворительность, когда реальных дел невпроворот.

Но я не сказала. Потому что хотела таких жертв. Мне страшно было оставаться один на один с маньяком, за которым стояла какая-то сатанистская организация. Государство не могло меня защитить; вернее, не хотело, не до меня ему было; оставалось надеяться на друзей.