Текст книги "Проша (Непутевая семейка - 1)"
Автор книги: Елена Ткач
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
Результатом дедушкиного проникновения в "святая святых" явилась новость: бабушке гораздо лучше, она уже лежит в общей палате, а не в интенсивной терапии, куда её поместили, диагноз "инфаркт" не подтвердился, и скоро, если дела совсем пойдут на поправку, её отпустят домой. А там и на дачу перевезут. Оживать!
Мама всю ночь провела в больнице, куда дозвонился дед Шура. Но к вечеру, если лечащий врач подтвердит, что беспокоиться не о чем, она вернется домой. Еще с недельку побудет в городе, каждый день навещая бабушку, а там, глядишь, и на дачу пожалует. Ведь здесь её поджидали муж, дети, отец, неоконченный перевод и все радости жизни... И ещё фотоаппарат, потому что, кажется, мама всерьез решила научиться снимать, чтобы увековечить житье-бытье своих любимых мучителей, как она, смеясь, говорила.
А пока... пока к мужской половине семьи спешила подмога: бабушка Дина с тетей Маргошей – папина мама с его же сестрой. Они грозились приехать ещё в конце мая, но дела в Москве задержали. Ужас от сознанья того, что дети брошены на мужчин, которые ничего не смыслят в хозяйстве, подстегнул бабу Дину, они должны появиться вот-вот, с минуты на минуту...
Сеня сама себе удивлялась – она всему радовалась! И приезду бабушки с теткой, и тому, что сейчас они сидят вот таким малым кругом – с дедом, отцом и братом, и тому, что у неё появился друг – Мамука, не говоря уж о том, что бабушка выздоравливает! Теперь она постарается быть к ней внимательней, она ведь знает уже, что такое, когда смерть совсем близко...
Нет, нет, нет, никакой смерти у них не будет – она минует её семью, как миновала сейчас. И они будут жить долго-долго и счастливо! И она, Сеня, больше не станет откладывать жизнь "на потом"! Не станет ждать, когда кто-нибудь принесет ей счастливую жизнь на блюдечке – интересную, распрекрасную, лишенную неудач, ошибок и огорчений... Похоже, такой жизни просто-напросто не бывает, а значит надо принять и любить её, такую как есть!
Она неожиданно поняла, что взрослым, оказывается, быть очень трудно. Что жизнь – вовсе не сплошное веселье и удовольствия! Ну так что ж – и пускай! Не надо из-за этого от неё прятаться. И уж очень жалеть себя тоже не стоит, ведь теперь она знала: тот, кто себя жалеет, жизни боится! Нельзя сказать, чтобы это открытие Сеню порадовало, но и не огорчило. Что ж, она постарается жить по-взрослому. Всерьез.
Когда она глубоко задумывалась, перебирая в памяти все эти невероятные события, кто-то её обязательно отвлекал: или дед просил передать солонку, или папа спрашивал, куда им бы с Костей хотелось отправиться путешествовать, или Костик начинал рассказывать анекдот... Мужчины, точно сговорившись, улавливали в ней малейшую тень грусти и всеми силами пытались развлечь.
Она про себя улыбнулась: "Милые вы мои! Я теперь тоже буду стараться быть чуткой, чтоб не впускать уныние и печаль в наш тесный семейный круг..."
Хотя... хотя, порой, конечно, хотелось расплакаться. Нет, все было хорошо, просто замечательно, жить бы, да радоваться, вот только... Проша. Неужели надежды рухнули, и он никогда с ними не поселится? Он явился ей, воспрянул духом, начал строить планы, чтобы вернуться к людям, в семью... а потом оказывается, семья эта прекрасно себя чувствует и без его помощи и нисколько в нем не нуждается...
"Небось, глядит на нас откуда-нибудь из-за куста и думает: и зачем я только все это затеял? – думала Сеня. – Вон какая дружная семья и вовсе не непутевая... Эх, если б он только знал, что все это благодаря ему, ведь это именно он раскрыл мне глаза, помог во всем разобраться. И прежде всего в себе! Теперь я, кажется, понимаю, что такое учиться любви... И вообще без Проши не сидели мы бы вот так, радуясь жизни, пропали б наверное..."
Милый Проша! Сеня вздохнула.
– Ой! – отшатнулся вдруг Костя. – Тут только что помидоры были... – он в растерянности оглядывал скатерть.
Действительно, в самом центре буквально секунду назад красовалось блюдо с помидорами, а теперь его не было.
– Дед, сознавайся, шалишь? – лукаво принялся подначивать деда Костик.
– Ну ты, воще-е-е-е! – поддел внука дед его же излюбленной фразочкой. – Что я, поехал, что ли?!
Сидящие за столом покатились со смеху – так похоже дедушка передразнил Костю. Тот тоже развеселился, вскочил, начал выкидывать коленца оказывается, Слон научил его выбивать чечетку.
А когда, завершив свою "цыганочку с выходом", Костя, отдуваясь и хохоча, бухнулся на траву... улыбка мгновенно сползла с его лица. Он медленно приподнялся, стараясь не делать резких движений, и изогнув шею, попытался углядеть, на что же он сел...
Непосредственно под его пятой точкой пребывало блюдо с исчезнувшими со стола помидорами, которые, само собой разумеется, превратились в пюре!
– Кисет, твои проделки? – с деланной суровостью поинтересовался Костя.
Тут все не удержались и прыснули – ничто не могло омрачить радость этого светлого утра!
Сеня, конечно, стала отнекиваться, но когда дедушка с озабоченным видом, спросил, не видал ли кто соль, а потом, глотнув чаю, поперхнулся, потому что содержимое солонки отчего-то оказалось в его чашке с чаем... Нет, если кому что и было не ясно, то только не Сене... Уж она знала, чьи это проделки!
Сказав, что пошла ставить чайник – один уже опустел, Сеня юркнула на свою любимую скамеечку за кустами сирени. Уселась на нее, поджав ноги и, сделав строгое лицо, изрекла:
– И нечего прятаться! Я знаю, что ты здесь!
– А я и не скрываюсь, Колечка! Это я так... шуткую!
Она едва удержалась, чтобы не завизжать от восторга. Проша был здесь! Жизнь продолжалась!!!
Он объяснил ей, что находясь на чужой территории, воплощаться не будет – мало ли что... И потом, где это видано, чтоб домовые людям показывались он только ей показался, но это не значит, что все время так будет, не станет он мельтешить перед ней, пусть не надеется, а то – ишь! – возомнила, небось, о себе!
Тут уж Сеня не удержалась и завизжала от радости: "будет", "надеется" – эти самые чудесные на свете слова обещали, что он исполнит задуманное и поселится с ними. В семье!
От переизбытка чувств она принялась хватать воздух руками, пытаясь поймать своего неуловимого друга, тот шлепнул её веткой сирени по попе, а родичи со смеху повалились в траву, потому что, оказывается, наблюдали за ней и видели эти странные пассы...
Поняв, что поговорить как следует не удастся, решили встретиться вечером и все обсудить. Проша заглянет к ней, – не воплощаясь, конечно...
Совершенно успокоенная, Сеня вернулась к столу, позабыв про чайник. Тот уж кипел вовсю – Костя поставил. А возле калитки послышались возбужденные женские голоса – к ним спешило подкрепление в лице бабы Дины и тети Маргоши. Поцелуи, объятия, гостинцы, смех... Нет, давно в их семье не бывало такого! Если б такая жизнь длилась вечно! День за днем...
"Но это ведь и от тебя немножко зависит! Совсем немножко... чуть-чуть!"
Она узнала знакомый внутренний голос – окрепшая и повзрослевшая душа, похоже, отныне не желала оставаться безгласной. И это Сеню ужасно радовало. Она теперь просто не представляла, как можно жить без этого голоса, который никогда не слукавит и не солжет... Что бы он ни сказал, это только поможет не затеряться в лабиринте взрослого мира, найти свой путь среди череды наваждений...
Сенина радость просто не умещалась в груди – ей хотелось поделиться ею со всеми: с дедом и братом, солнышком, цветами, травой, с отцом, ветром и бабочками... И, набравшись смелости, спросила, немного побаиваясь получить отказ, ведь он омрачил бы этот чудесный день...
– Костя... а можно я прокачусь на твоем велосипеде?
– Что за вопрос, сеструха? Вперед! Справишься? Или помочь?
Ну, это было уж слишком! Такой заботы со стороны брата она даже представить себе не могла! Как же все изменилось! И как, оказывается, хорошо, когда семья дружная!
Через минуту она уже накручивала педали, мчась навстречу солнцу и ветру, навстречу этому поистине благодатному дню, который шептал ей: все переменчиво! То, что тебя сегодня печалит, завтра пройдет без следа... Только не позволяй тоске укрепиться в сердце, не превращай его в гнездо для обид... И не сворачивай с дорожки, по которой ты мчишься, – с той дорожки, которую подарил сегодняшний день, – она поведет к любви...
Объехав поселок, Сеня вернулась домой. Бессонная ночь и все пережитое, наконец, дали о себе знать – ей вдруг смертельно спать захотелось!
Едва добредя до постели, она свалилась прямо в одежде, сил хватило только на то, чтобы скинуть туфли, и проспала весь день крепко, без сновидений... Перед тем, как проснуться, ей послышался во сне мамин голос: "Ксанушка, милая... Я люблю тебя!"
– Я тоже люблю тебя, мамочка! Очень-очень... – пробормотала Сеня... и проснулась. Был уже поздний вечер. Возле её постели сидел домовой.
Глава 18
ИСКУПЛЕНИЕ
– Все, все, все, развоплощаюсь! – замахал лапами Проша и тотчас исполнил сказанное – исчез!
– Прош, ну зачем ты? Оставайся как был. Сюда же никто не войдет...
– Войдет – не войдет... не мое это дело! Мое – слово данное исполнять. А я слово дал тем, кто меня сюда, к людям направил... Больше не буду видимым, ну, разве что, в исключительных случаях! И только с тобой! Раз уж ты – моя, мне доверенная. Постараюсь быть хорошей подмогой твоему ангелу хранителю.
– Проша! – вся просияла Сеня, вдруг догадавшись, что Прошина мечта наконец исполнилась. – Тебе позволили... больше не слыть нечистым?
– Не "не слыть", а "не быть"! Вот ведь как... – и Сене почудилось, что он от радости прослезился.
– Прошенька, как я за тебя рада! – подскочила она на кровати и запрыгала на упругих пружинах.
– Эй, эй, ты не того... не балуй! Кровати-то не для того сделаны, чтоб на них белкой скакать!
– Ну, ты и зануда, – смеясь от радости за него, покачала головой Сеня.
– Таким уж уродился. Таким и помру!
– Ну, вот еще! Помирать он собрался! Жизнь-то ведь только начинается!
– Это точно – начинается. Но это не значит, что можно баклуши бить и о вечном не помнить. А мне положено о нем помнить – о вечном, значит...
– Ну и хорошо, Прошенька, вот и помни и мне расскажи. Ты ведь мне будешь рассказывать... как тогда, а? Как в твоем подземном прибежище? Помнишь, сколько ты мне всего рассказал? Кажется, я до этого и не жила!
– Жила, да ещё как – на полную катушку! Ты вопросами себя теребила всякими. Вот и дотеребилась – меня к тебе выслали, чтоб кое-что тебе прояснил. Только я-то что – это ведь всякий может – до жизни живой докопаться. Только надо все время рыть её – жизнь. И тогда она тебе все свои тайны раскроет!
– Так уж и все!
– Ну, не все, конечно... Только те, которые человеку раскрыть дозволено. А ему вовсе не все следует знать – от многого он отгорожен как бы стеною невидимой...
– Например?
– Ох, до чего приставучая! Имей в виду – разговоры эти для нас с тобой будут не правилом, а скорей исключением – когда какой-никакой вопросик уж больно тебя допечет... А пример тебе... вот пожалуйста! Как орехи хрустели видела? Ну, прошлой ночью, в жилище моем? Помнишь?
– Как будто такое можно забыть... – помрачнев, ответила Сеня.
– Ну вот. Сама понимаешь, кто там в комнате был, и под чьими шагами эти орехи давились... Пояснять не надо, надеюсь? Дело-то к ночи идет...
– Нет, не надо, не надо! – вся сжавшись, пискнула Сеня.
– Так вот, Господь и не попускает, чтоб человек ВИДЕЛ духов нечистых. Так их вид страшен, что от одного этого можно сойти с ума... Ограждает Он человека. Сказано ведь: познание умножает скорбь. Так что, отпущено вам человекам – знать о мире ровно столько, сколько положено. И не лезть за черту запрета – иначе, кроме бед, ничего не выйдетт из этого... А нам беды нужны?
– Не нужны, – враз посерьезнев, сказала Сеня. – Прош, так это был... Сам? Я правильно догадалась?
– Правильней некуда. Сам!
– А как же теперь?
– Что теперь?
– Ты с ним опять будешь... биться?
– Биться буду, без этого нам нельзя. Ни человеку, ни духу без битвы никак невозможно! Только теперь жизнь покажет, какой-такой недруг у меня нарисуется. Откуда явится и какой из себя будет...
– А Сам? Он, что, от тебя отступился? – с надеждой спросила Сеня.
– Сам-то... А нет его, Самого! Совсем нет! Развеялся! Ты его победила, девочка, бесстрашьем своим и верой.
– Я? – не веря ушам своим, Сеня так и застыла на месте.
– Ты. Ты знала, что недруг мой рядом, по пятам за нами идет, и не испугалась. Знала, что крест для нечистой силы – самое страшное оружие. И не побоялась оружие это в битве со злом применить. Сам давно тут по округе рыскал, крест искал. Очень он боялся его и хотел уничтожить, потому как перед смертью Варварушка предсказала, что много нечисти через её крестик нательный в прах развеется! Видишь, сбылось её предсказание... Крестик наш – тот самый, Варварушкин. Она, как постриглась, его не снимала, свято верила в силу креста, и вера её недруга нашего победила. Вот и ты верила, что Бог не оставит. Так и случилось – не оставил Он нас!
– Проша... но тогда ведь ты сам должен был первый от креста в прах развеяться! Ты же нечистый дух, так ведь? А получается, крест тебя спас? Это же вопреки всем законам!
– Вопреки всем законам нечистых! А я не нечистый вовсе – сто раз тебе уже говорил. Я так себе был – серединка наполовинку, невмоготу мне стало болтаться на серединке этой убогой и возмечтал я... да я ж тебе говорил! Вот и дал мне Бог по мечте моей, молитву мою исполнил. Да, конечно, сильно я рисковал, когда просил крест на себя возложить, мог от этого в миг развеяться. Но, как видишь... – Сеня, не видя его, почувствовала как он весь просиял,, – как видишь, мы с тобой победили и мне отныне дано званье чистого! И получается – единственный чистый я домовой на земле! Только, знай, если будешь хвастаться, вот как я, то немедленно грязи в душу горстями наляпаешь. Да, что там – лопатами! Потому что, хвастовство – это грех!
Сеня подумала, что Проша неисправим – даже преобразившись, привычки свои не оставил: так же любил поучать, так же обожал возноситься, и чуть что – менял настроение. Переменчивый, что твой весенний ветер...
– Слушай, я за тебя страшно рада!
– За НАС! – поправил её Проша. – Это ведь и твоя победа...
– Ну, хорошо, за нас. Только... как же мы будем теперь?
– Что будем?
– Ну... жить?
– Хорошо будем жить. Попробуем, по крайней мере... А чего там, у нас получится! Да и прошлые ошибки мои, надеюсь, не пропали даром – многому меня научили... Заплатил я за них. Сполна! И мои – они, бедные, тоже за эти ошибки платили. Жизнь штука такая – и за свои ошибки, и за чужие – за все платить приходится. А иначе не прорасти к небесам через эту корявую твердь...
И Сеня услышала, как он несколько раз в сердцах притопнул лапой.
– Проша, мне кажется, ты за все заплатил... И страданьями своими, когда мучился без людей и простить себе не мог, что семью свою погу... нет, не ты её погубил! Ты просто недосмотрел вовремя – вот что!
– Так все беды – они от недосмотра! Когда душа немеет и не чует близкой опасности. А чтоб чуяла – это я тебе говорил – растить её надо. Вот этим мы с тобой и займемся!
– Прош, ты меня не отвлекай, дай договорить – ведь это же очень важно! Мне кажется, что все прошлое ты искупил. И Самого победил и меня научил многому... Я, знаешь, как-то совсем по-новому жить начала.
– То ли ещё будет! – успокоил её домовой. – Только ты ещё про одну вещь забыла.
– Про какую?
– Про последыша моего. Ведь я простил его... да. Себя превозмог, а простил. И спас.
– Как? Когда?
– Да вот, утречком... Ведь Валет этот гнусный – мой последыш и есть!
Сеня так и онемела с раскрытым ртом.
– Вот-вот, – продолжал Проша как ни в чем не бывало. – Видишь, какая завязочка по жизни пошла? Последний из прошлой моей семьи полез в мою новую, со свиным-то рылом – да в калашный ряд! Это ведь он твоего отца в грязное дело втянуть хотел. Специально дачку эту вам подыскал – поблизости от подельника своего Нукзара!
– Я... я об этом догадывалась, – кивнула вконец ошарашенная Сеня.
– Ну вот. Только завязочку эту гнилую я на корню развязал. Обрубил, чтоб ее! Я ведь потихонечку-полегонечку, хоть и в немощи был, историю эту по ниточке, по другой – да распутывал! Ты вот думаешь – пистолет тот, из которого отморозок Ефимов по Валету стрельнул, – он что, случайно осечку дал? А?! Так-то вот!
– Так это ты... твоя работа? Прошка, какой же ты молодец, ура! Значит, спас ты последыша своего...
– А что мне оставалось, коли чистым намылился сделаться? Чистым положено так – прощать. И помнить, что на горе чужом счастья не выстроишь. Нет, никак этого не получится – уж ты мне поверь!
– Я тебе верю, Проша! – сверкая глазами, ответила Сеня.
– Э, ты того... не вздумай!
– Чего? – не поняла Сеня.
– Ну, как это говорится в заповеди: не сотвори себе кумира! Не вздумай, то есть, ни из кого, будь то дух или человек, непогрешимого и всесильного делать, потому что это значит ему всей душой, всем сердцем предаться, а это противно. Потому что нет на земле ни духа, ни человека иль существа какого, чтобы такое ради него над собой учинить! Душа человеческая, знаешь, кому принадлежит?
– Богу! Теперь-то я знаю... Прош, а скажи... ты ведь знал, что здесь клад! Что Варварушка именно в этих краях монастырские сокровища спрятала... поблизости от сестры с племянницей. Знал?
– А ты как думаешь? Догадайся с трех раз! Знал, конечно. Знал и то, что без человеческой помощи клад бы мне не дался. Куда мне, лохматому, подступиться к православным святыням! Ох-хо-хонюшки... Ну ладно, что-то опять нас с тобой в горние выси заносит, время тебе теперь спать, а не разговоры разговаривать.
– Но ведь я уже выспалась! – она попыталась было протестовать.
– Чтоб очухаться от всей этой передряги, нужно трое суток подряд спать без просыпу. Вопросы есть?
– Вопросов нет! Ой, только один!
– Ну, давай.
– А как же клад? Его же, наверное, вернут владельцам – монастырю, то есть...
– Правильно понимаешь. Вернут.
– А как же мы... Ты ж говорил, что у нас в доме поселиться не сможешь – там другой домовой есть наверное.
– С этим мы разберемся – не беспокойся. Главное постановили поселяюсь с вами теперь. Так что уж не взыщи, если что не так... И не обижайся на меня, если не стану на связь выходить. Тебе надо земной жизни учиться, а не с духами в прятки играть!
– Но иногда-то можно? – умоляющим голоском прошептала Сеня.
– Ну, разве что иногда... Все, спать, спать...
– Прошенька, ещё один маленький-премаленький вопросик...
– Валяй!
– Прош, а что такое крест? Что он значит? Наверное, не только то, что на нем был распят Христос?
– Это, конечно, главное – память об искуплении. Господь все грехи человеческие взял на себя, искупил их смертью своей... Заступился за вас и у Князя мира сего – у дьявола навеки вас отнял. Но главное скрытое в нем в кресте – это тайна жизни... Горизонталь и вертикаль. Пересечение путей земных и небесных...
– Ой, Проша, расскажи мне про них, пожалуйста!
– Время тебе ещё не пришло. Ты и так высоту великую с одного маху взяла. Передохнуть душе нужно, переварить все, а то не усвоится...
– А что, душа, как желудок, пищу усваивает? На это ей время нужно?
– А как же? Обязательно. А то просвистит мимо тебя то, что ты зацепила, и накрепко не приживется. Ты ж не хочешь такого, чтоб не прижилось? Тогда получается, вся работа – даром.
– А если приживется все пережитое, тогда... не даром?
– Вот видишь, сама понимаешь!
– Проша, а крест Варварушкин... он не вернется?
– Это уж как на то будет Божья воля, – строго сказал домовой. – Все, спи сладко! Испаряюсь я. Дел у меня – по горло. Успеть надо до вашего переезда все дела свои тутошние обустроить, чтоб никто не обиделся и добром поминали в здешних краях... И с Лапекаком за жизнь покалякать, наставить его бестолкового на путь истинный... Вроде бы, ждет его повышение – он же здорово нам помог, так что, глядишь, зримую форму получит... Поэтому, до переезда мы с тобой вряд ли услышимся. А ты не скучай – ты усваивай. Вон сколько пищи для душеньки-то твоей! Все, покедова!
И как ни звала его Сеня, как ни наведывалась в заброшенный дом, – к люку подземному она и близко подходить боялась по старой памяти, – все было напрасно. Проша сдержал слово и вплоть до самого переезда в город не давал знать о себе...
Глава 19
ОТЪЕЗД
Как ни сдерживалась, как ни храбрилась бабушка Инна погожим деньком конца августа – днем переезда в город, но слез сдержать не смогла. Уж больно прижилась она в здешних краях, больно пришлись они по сердцу! Здесь даже характер её изменился... смягчился, что ли. Нет, она по-прежнему оставалась натурой властной, придирчивой, по-прежнему обожала командовать, но в уныние по всякому поводу и без оного не впадала. Может, так живительно природа подействовала... И впрямь сколько было по лесу хожено-перехожено, сколько грибов да букетов собрано, сколько трав засушено на зиму... А может быть, так благотворно подействовало на неё знакомство с новыми внучкиными друзьями – Марией Леонидовной и Наташей. Она стала частой гостьей на их участке, и они к ней частенько захаживали, вместе ходили в лес...
А Сеня прямо-таки влюбилась в этих двух женщин, по пятам за ними ходила и, как губка, впитывала все, чем живут они, о чем думают... Решено было, что знакомство свое продолжат в Москве. Мария Леонидовна оставила Сене свой адрес – жили они на Арбате, в Чистом переулке, и пригласила почаще к ним в гости захаживать. От этого и грусть переезда не казалась такой уж горькой – ведь столько хорошего поджидало Сеню в Москве!
Когда прибыла заказанная из Москвы грузовая машина и стали грузить вещи, у калитки притормозил знакомый велосипед. Мамука!
После тех страшных событий в середине июня Мамукин отец Нукзар вместе со всеми родственниками перебрался в Москву. Началось следствие по делу Ефима. И Нукзар был в этом деле не последним лицом... По поселку бродили разные слухи: кто говорил, что его посадят, кто – что откупится, вон, дескать, денег у него сколько! – кивали злобные и завистливые на опустевший особняк с башенкой... Ни детского смеха, ни людских голосов не слыхать в нем было. Дом опустел.
И все-таки Мамука приехал! Приехал, чтобы с ней попрощаться. Он прибыл на электричке один – совсем как взрослый... Видно, домашним было не до него.
– Здравствуй! – сказал он, потупясь и топчась у калитки. – Вот, приехал. Я слышал ты уезжаешь в город... Слон сказал. Мы с ним иногда перезваниваемся. Вернее, он мне звонит – сюда-то позвонить некуда. Не в сторожку же...
– Привет! – шагнула навстречу Сеня и широко распахнула калитку. Проходи... Ой, как я рада, Мамука, уж думала больше тебя не увижу.
– Ну что ты! Правда, отец говорит... мы уезжаем. Совсем. Это ещё не решено, но...
– Ты погоди – ещё все сто раз переменится. Может, вы никуда не поедете. А если и так – можно же переписываться! Ты мне напишешь?
– Я?
Мамука порозовел. Он не думал, что она так встретит его... по-доброму. Ведь, что ни говори, а темная тень отца ложилась на всю семью...
– Ну, конечно! Ты мне свой адрес оставишь?
– И адрес, и телефон.
Сеня быстро сбегала в дом и принесла лист бумаги, на котором старательно написала свой полный московский адрес и номер домашнего телефона.
– Вот, держи! И... ты не волнуйся, Мамука. Все будет хорошо. Обязательно! Только не забывай обо всем... ну, о ручье, о том, как мы бежали, как притащили клад... Вернее, не мы притащили, а Проша. Как он...
– Проша? – Мамука сморщил лоб, как будто силясь что-то припомнить. Это кто? Друг твоего брата?
– Нет, Проша – он... – Сеня осеклась.
Она хотела сказать, что он домовой, но неожиданная догадка вдруг осенила её. Мамука забыл все, что было связано с Прошей, забыл и его самого... Все это попросту стерлось из его памяти, потому что... так хотел домовой. Проша открылся только ей – ей одной – и ни с кем больше не хотел разделять их тайну.
– Проша... да нет, я ошиблась. Я хотела сказать "Слоша"! Это я так Слона теперь называю. По-своему. Ну как тебе кликуха? Нравится?
– Слоша? Здорово! Классная кличка. Такой уж точно ни у кого нету – ни с кем не спутаешь. А то у меня в Москве аж два знакомых Слона! Слушай... а ты меня тоже как-нибудь назови... ну, по-своему.
– Тебя? – Мися задумалась. – О, придумала! Хочешь, я тебя буду звать Кум? Ну, Мамука – Мук – это Кум наоборот... И потом... она вдруг задумалась, но о новой догадке своей ему не сказала.
Кум и кума – это как бы духовные родители ребеночка, над которым совершают обряд крещения ... Или взрослого человека – это неважно. Они оба после этого считаются близкими родственниками. А они с Мамукой... ведь они как бы окрестили Прошу – Сеня возложила на него крест и окропила слезами. Правда Мамука случайно выбил из лап домового крест... но это ничего. Он окрепнет. И руки его, и душа... И если получится, она ему в этом поможет.
– Кум? Здорово! Пускай я буду Кум! Но это только между нами, хорошо? Это будет только наша с тобой междусобойная кличка.
– Междусобойная! Как ты это придумал, просто обалдеть... Если хочешь, можешь звать меня Кумой!
– Идет! Ну, Сень, пора мне. Я ведь только на минутку заехал, чтоб попрощаться. У нас теперь постоянного адреса нет – мы квартиру снимаем... верней, не одну, а разные – то и дело переезжаем с места на место. Ох, как надоело... А! – он махнул рукой. – Ну все, я поехал.
Он оседлал свой велосипед.
– Я тебе позвоню-ю-ю-ю... – крик затихал в отдалении, потому что он уже мчался, крутя педали, и вскоре пропал за поворотом.
– Мосина, пора! – шепнул ей на ходу дед, тащивший в машину узел с постельным бельем. – Через пять минут отправляемся...
Все, прощай лето!
Сеня едва удержалась, чтоб не заплакать. В последний раз обежала сад, заглянула в сарай – пленка по-прежнему лежала на месте. Сеня засунула под неё руку и вытащила воланчик. Он так и пролежал здесь преспокойненько с того самого дня, как она его спрятала. Какая она была тогда... противная. Нет, не противная, глупая просто! – рассмеялась Сеня, немножко повеселела и сунула воланчик в карман. Она сохранит его на память об этом лете. Об этих местах, которые помогли ей здорово повзрослеть!
И забеспокоилась вдруг: где же Проша? Он ведь так и не подавал о себе весточки со дня их последнего разговора...
– Ксюха, в машину! Костик, прощайся с Ирочкой! – послышался папин зов.
– Иду! – крикнула Сня.
Костик, зардевшись, неловко чмокнул в щеку свою первую любовь – Ирочку – Бирочку – они уже битый час прощались, стоя возле калитки...
И вот, урча мотором, груженый грузовик выехал за ворота.
Прощай, дача!
Папа с Костей уселись в кабине с шофером, все остальные расположились в кузове на тюках и узлах. Бабушка теребила в руках носовой платочек, но держалась – не плакала, только хлюпала носом. Мама глядела на дорогу, убегавшую назад из-под колес. Мися обняла её и крепко поцеловала.
– Бабуленька, мамочка, не грустите, это ведь не последнее лето! Мы ещё сюда вернемся.
– Нет, не вернемся. Хозяева наши дачу продают. У них совсем плохо с деньгами...
– А-а-а... – погрустнела Сеня. И тут же встрепенулась. – Ну, тогда найдем другую, ещё лучше прежней – где-нибудь у озера... Или прямо возле реки. Правда, мам?
– Поживем – увидим, – ответила мама и пригладила ей разметавшиеся волосы. За лето они отрасли ниже пояса, и Сеня заплетала их в косу. Гляди-ка, какая у нас коса – девичья краса! Всем на радость!
– Ой, девочки, тут платочек был мой... на коленях! – бабушка растерянно шарила у себя под ногами в поисках носового платка. – Упал, что ли...
– На тебе мой, – протянула Леля свой платок бабе Инне. – А твой найдется – куда он денется?
– Да вот же он, бабуль! Почему-то у меня в кармашке лежит, – Сеня с изумлением извлекла из кармашка своего широкого сарафана бабушкин платок. Ты его ко мне в карман по ошибке засунула!
– Да, нет же! Что я, совсем из ума выжила! Он у меня на коленях был! протестовала бабушка под смех дочери с внучкой. – А, да ну вас! – взяла у Сени платок, вытерла выступившие-таки на глазах слезы и... рассмеялась тоже.
– Девчонки, хорош бузить! – деланно строгим тоном изрек дед Шура, с удовольствием поглядывая на развеселившуюся семью. – Вам палец покажи – вы и то смеяться будете. А переезд – дело серьезное. Не ровен час чего-нибудь позабудем... Так что, держите себя в руках! Ох... куда я очки свои подевал?
– Да, вот же они, у тебя на носу! – усмехнулась бабушка.
– Как? – дед с опаской поднес палец к переносице и... нащупал дужку очков. – Быть не может! Это же очки для чтения. Они у меня в очешнике в кармане лежали... А они на носу... странно. Очень странно!
– Надо же, пап! – улыбнулась мама. – Обычно очки у тебя либо в хлебнице, либо в холодильнике, а тут – на носу! Нет, определенно тебе свежий воздух пошел на пользу! Решено, будем каждое лето дачу снимать! Подработаем, перезаймем, но дача у нас будет!
– А может быть, и своя... – мечтательно протянула Сеня. Но думала она о другом. И улыбка во весь рот растянулась на её лукавом, счастливом и несказанно похорошевшем личике.
Уж она-то знала, чьи это проделки с платком и очками! Проша подал ей знак!
– Ну что, Колечка, начинаем новую жизнь? – услыхала она над самым ухом приглушенный знакомый шепот. – Можешь поздравить меня с переездом.
– Ой, Прошенька... поздравляю! – так же тихо шепнула Сеня, чтоб никто не услышал. – Значит, новая жизнь, ты с нами?!
– А куда я денусь от вас? Я вам ещё надоем...
– Сеня, с кем это ты разговариваешь? – поинтересовался дедушка, глядя на неё из-под очков.
– Ни с кем, дедуль. Просто сама с собой!
