Текст книги "Проша (Непутевая семейка - 1)"
Автор книги: Елена Ткач
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Ткач Елена
Проша (Непутевая семейка – 1)
Елена Ткач
НЕПУТЕВАЯ СЕМЕЙКА
КНИГА1
ПРОША
Глава1
ДАЧНИКИ-НЕУДАЧНИКИ
После нескончаемо долгой езды на грузовике голова кружилась, коленки подкашивались и хотелось бухнуться прямо в траву, не добредя до скамейки. Но Сеня не бухалась – вытянув шею, она рыскала по дорожкам, спотыкаясь о сваленные здесь и там тюки и коробки. Взрослые покрикивали на девчонку, но она их не слушала.
Красота цветущего майского сада сразила её. Наповал!
– Ксюха, ты потеряла заколку.
Отец тащил на себе тяжеленный обеденный стол, сгибаясь в три погибели. Охнув, он поднял с земли оброненную дочкой заколку и протянул Сене.
Она поглядела на него как безумная, диковато дернула головой, крикнула: "Пап, потом!" – и исчезла за кустами сирени. Светлые, вьющиеся волосы рассыпались по плечам и падали на глаза, но ей было не до них. От восторга девчонка прямо-таки потеряла дар речи и теперь способна была только немо, без слов восхищаться...
Вообще-то, она совсем не была восторженной дурочкой – эта маленькая, худенькая девчонка-подросток с ясными карими глазами. Близкие привыкли видеть её задумчивой. Грустной даже... Но теперь, закончив седьмой класс и впервые в жизни переехав на дачу – родители сняли её на все лето, – теперь Сеня преобразилась. Глаза её волшебно сияли, сама она будто светилась и все тайны мира, казалось, спешили слететься к ней на руки: вот же мы, глупенькая, лови!
Она обожала таинственное – Ксения, Ксана, Ксюха, Киса – как звали её домашние, каждый на свой лад. А старший брат Костик всем другим прозвищам предпочитал оскорбительное: "Кисет"! И бедняга догадывалась, что список прозваний этим не ограничится – многочисленные родственники то и дело награждали новыми кличками. Какие-то из них приживались, какие-то – нет... Сама она предпочитала короткое – Сеня. По крайней мере, так никого не звали. Вокруг толпилась прямо-таки уйма Ксюш. Куда ни пойдешь – обязательно наткнешься на Ксюшу! Не то чтобы ей уж очень хотелось выделиться... Просто когда кругом все одинаковое – нет, это слишком скучно! А скуки Сеня боялась больше всего на свете. Она одевалась, как все, пела те же песенки, что и все, обожала "Титаник" и Леонардо ди Каприо ( правда, это было прошлой зимой, потом любовь как-то несколько поостыла ), но был в душе её тайничок, куда всему этому хода не было. Запретный такой тайничок. Особенный... В нем жила Ксения, не похожая на других. Эта Ксения верила, что в жизни её непременно случится нечто такое, чего ни у кого никогда не было и не будет. И этому тайному ожиданию она отдавалась всем сердцем.
Что-то крепко щелкнуло её в лоб и отскочило, гулко жужжа. Жук-бронзовик! Изумрудный, деловитый, сияющий! Она кивнула ему как старому знакомому, расценив внезапное нападение как сигнал: "Очнись!" И подумала, что в самом деле может лопнуть от переизбытка чувств – её просто-таки распирало от счастья!
И Сеня опустилась в траву. Потом легла, раскинув руки и шевеля пальцами, словно впервые пробуя на ощупь то прохладное, живое и нежное, что было здесь всюду, всюду и называлось травой, и таило в себе чьи-то скрытые шевеленья – целый мир, который сверху не рассмотреть. Но теперь Сеня могла это сделать. Она прищурилась, мир вокруг стал двоиться, потом зелень тронулась в глазах, поплыла, оделась радугой... Сеня прикрыла глаза и запах, поднимавшийся от земли, заставил её блаженно заулыбаться. Так она и лежала с глуповатой улыбкой на губах, полностью растворившись в этом живом, дышащем мире, слившись с ним... Крики и голоса взрослых, таскавших вещи в дом, казались грубым и назойливым шумом.
К реальности её вернул резкий гудок грузовика – сигналил шофер. Как потом оказалось, он обнаружил в кабине забытый дедушкой плащ. Сеня, моргая, приподнялась на локтях, глядя на тянувшуюся за кустами дорожку. По ней шагал дед, победно размахивая вновь обретенным плащом, на лице его застыло такое же блаженное выражение. Тут Сеня чихнула. Голова деда разом повернулась к кустам.
– Эй, ты там? – он щурился без очков, пытаясь её разглядеть.
– Угу. Я иду, дед. Сейчас...
– Иди, бабушка собирается чаем поить.
– Ко-о-остик! Ко-от! Чай пить! – мамин голос разнесся над садом. По его интонациям Сеня определила, что мама раздражена и лучше ей под руку не попадаться.
Она вздохнула и поднялась по широким ступеням на веранду. Привезенный из города круглый стол был накрыт новой цветастой клеенкой и наскоро сервирован. Бабушка, то и дело поправляя падавшие на лоб пряди, резкими порывистыми движениями выкладывала на стол продукты из сумки.
– Я же говорила – надо было скатерть постелить! – сердилась бабушка. Празднично, чисто... и настроение поднимается. А эта клеенка... ты бы ещё на газетке накрыла!
– Мама, ну хватит! – Сенина мама – Ольга Александровна, а по-домашнему Лёля – сжала губы, стараясь сдержаться. Но раздражение нарастало в ней брови свелись к переносице, тонкие пальцы терзали колбасную шкурку, не желавшую поддаваться. – Ну какая скатерть в таком бедламе – ты погляди грязи сколько!
– Так надо прибрать, дорогая моя, ты что думаешь: дачный быт – так можно в грязи утопать?! Нет, так не пойдет! На все руки требуются. Приложи усилие – и все у тебя засверкает...
– Мам, пожалуйста, не начинай. Мы и так сделали все, что ты хотела стол этот перевезли... Тут полно мебели – так нет, понадобился тебе круглый стол!
– Да, понадобился! Стол – основа всего! Все должно быть как полагается.
– Ксана, ты Костю не видела? – перебила бабушку мама.
– Нет. Может мне сбегать его поискать?
– Леля, опять ты меня перебиваешь! Я не закончила.
– Мам, ты видишь, что творится – вещи надо разложить, кругом хаос, дети голодные...
– Это не повод. Какой пример ты подаешь детям – никакого уважения к старшим!
– О-о-ой, мамочка, ну прошу тебя! – Сенина мама шваркнула колбасу и выскочила из-за стола . – Ну сама подумай – какой будет отдых, если мы из-за каждого слова начнем препираться?
– Мам, так мне идти за Костей? – пискнула Сеня, приподнимаясь со стула. Ей до смерти хотелось сбежать. Если родичи начинали грызню – это надолго!
– Сиди! – железным тоном велела бабушка. – Нечего скакать как коза Костя и сам появится.
– Ксана, ступай, детка! Хорошенький семейный обед за круглым столом! Ступай, ступай... – Она подтолкнула мявшуюся дочь и кивнула мужу. Коленька, мы поедим у себя, захвати эти чашки, пожалуйста.
Сенин папа, Николай Константинович, будто только того и ждал – с готовностью ретировался, не дожидаясь дальнейшего развития военных действий. Женские перепалки в семье были делом привычным и он предпочитал держаться от них в стороне.
– Иннусечка, успокойся! – тронул бабушку за руку дед Шура. – Чай ведь остынет. Все устали, издергались...
– Не трогай меня! – гаркнула бабушка, отдергивая руку, точно её ошпарили кипятком. – Только бы чай был горячий, а на остальное тебе наплевать!
Она всхлипнула и отшвырнула в сторону чашку. Та не удержалась на блюдечке и опрокинулась. Коричневатая лужица расплылась по цветастой клеёнке. Это бабушку доконало, и с глухим стоном, сжав виски, она выбежала из-за стола и скрылась в доме. Продолжения этой сцены Сеня не видела – она была уже у калитки.
"Надо как следует местность исследовать!" – решила она, сворачивая налево – к перекрестку. Брата искать девчонка и не подумала, зато мамина просьба была прекрасным предлогом разведать окрестности и просто побыть одной, к чему Сеня всегда стремилась.
Нечего и говорить: минуты покоя были редкими гостьями в их семье. Сеня их страшно ценила. И готова была бежать на край света от бесконечных ссор и раздоров. Неподалеку от дома, в Миусском парке был дворец Пионеров. Пионеров теперь больше не было, но дворец со всеми кружками и секциями остался – и местные жители по привычке называли его по-старому. Сеня пропадала там после школы дни напролет – она занималась живописью, осваивала шахматы и азы актерского ремесла – только бы не возвращаться в их старую запущенную квартиру в одном из переулков неподалеку от Новослободской. Уж больно там было невесело! Но возвращаться все-таки приходилось...
И тогда, скрывшись в комнате, она надевала наушники, слушала музыку и мечтала. Или заваливалась на продавленный диванчик под абажуром, укутывалась в плед и в бессчетный раз перечитывала трилогию Толкиена "Властелин колец". Это была её любимая книга!
Вот и сейчас, заглядывая за заборы окрестных дач, Сеня представила себя хоббитом, оказавшимся впервые в незнакомой стране. Что там, в этих садах? Кто скрывается за этими стенами? Чужие или свои? Ей предстояло выяснить это.
И сердце забилось в предвкушении чудесных событий, душа замерла и полетела, помчалась вдаль – навстречу неведомому. Ноги несли сами собой, тяжкие гроздья сирени опахивали волной своего дыхания, заликовал соловей... Этот мир приветствовал её, радовался ей, раскрывая створы своих невидимых врат. И ей захотелось вдруг, чтобы они захлопнулись за спиной, отгородив от душного мира обыденности, с её гарью, заботами, суетой, вечными нотациями и спорами взрослых, нудными уроками и злой придирчивой толкотней на улице, ведущей в школу...
И она касалась прохладных лиловых гроздьев рукой, и прыгала с дорожки в траву, где притаились фиалки, и сидя на корточках, окунала голову в озерки незабудок, и шепталась с ними, шепталась... А потом вновь пускалась по пустынным дорожкам, углубляясь все дальше в поселок.
Май уже отцветал. День давно перевалил за полдень и застыл в ожидании, когда дрогнет невидимая пружинка часов, влекущих ход времени, и потянет, повлечет за собой, чтобы солнечный рай растворился в зыбких закатных сумерках... Чтобы день сгорел без следа, поддавшись чарам владычицы-ночи.
Но он сиял ещё – этот рай, и Сеня щурилась, прикрыв глаза и подставив лицо теплым лучам, когда нога её, внезапно не ощутив опоры, провалилась куда-то, все внутри сорвалось, в глазах потемнело, что-то звонкое взорвалось в голове, потом что-то толкнуло в грудь и... Дальше она ничего не помнила.
Очнулась Сеня от мерного журчанья воды. Приоткрыла глаза... Тень густая и влажная навалилась со всех сторон. Тень кустов, облаков и ещё чего-то, названья чему Сеня не знала. Но догадалась, что эта неведомая мрачная тень – живая – и она вездесуща, она способна проникнуть всюду. И эта тень стоит на страже здешних мест!
Сеня помотала головой, прогоняя дурные мысли. Голова болела, в глазах все двоилось. Она немного пришла в себя и увидела, что лежит на самом краю открытого люка. Где-то там, в глубине шумела вода. Крышки у люка не было. Этот зиявший провал находился чуть в стороне от дороги, прямо возле канавки, поросшей густой травой, из которой выглядывали любопытные глазастенькие цветы. Сеня силилась вспомнить как их зовут, пытаясь отодвинуться от края бездны и с испугом ожидая приступа резкой боли: а вдруг она что-то себе повредила? Но нет, ничего не болело, руки-ноги были целы, только вот голова... Названья любопытных цветов она так и не вспомнила и потерла виски рукой. С головой явно что-то было не то – она встала на ноги и мир стронулся с места, поворотился как карусель и её затошнило. Сеня рассердилась на себя: надо было получше глядеть под ноги, а не пялиться по сторонам. Сколько раз бабушка говорила!
Ей было страшно обидно, что такой радостный, такой светлый день испорчен – ясно же, что уложат в постель! Может, не говорить? Но похоже, ей и впрямь требовалось прилечь – голова кружилась, мир пошатывался, точно младенец на нетвердых ногах...
– Ничего, я вернусь! – кивнула она манящим зарослям за калиткой и дорожке, утопавшей в цветущих кустах.
Отчего-то неудержимо захотелось проникнуть туда – в этот сад. Что Сеня и попыталась: спотыкаясь и потирая висок, она подошла к калитке, на которой виднелась заржавевшая табличка с номером "52" и полустершейся фамилией как видно, владельца участка. Видны были только начальные буквы "ВА" остальное погибло от времени и непогоды. Трава за забором – едва не по пояс. Сад был совсем запущенный, а дом нежилой. Это стало ясно с первого взгляда – по провалившейся верхней ступеньке крыльца, голым окнам без занавесок, кускам фанеры, кое-как прибитым снаружи к оконным рамам, по ощущенью заброшенности и безлюдья, исходящему от этого старого потемнелого дома.... Перед окнами разросся огромный сиреневый куст, под тяжестью махровых пушистых гроздьев ветви кренились едва ли не до земли. Эта сирень была какая-то особенная – яркая, сочная, с соцветьями густо-фиолетового оттенка, похожего на цвет вечернего предгрозового неба. Похоже, эта сирень и привлекла Сенино внимание к пустому дому. Она загляделась на неё – и...
Отойдя от калитки, Сеня стороной обошла мрачный провал, едва её не поглотивший, и стала озираться, пытаясь понять, в какой стороне её дом. Неподалеку был перекресток, с которого она и свернула на эту аллею. Вышла к нему, встала на перепутье... Перед нею и позади простиралась довольно широкая, как видно, центральная аллея, а справа и слева – дорожки поуже. И дачи, дачи кругом... Высокие и не очень, кособокие старенькие развалюхи и вновь возведенные пижонистые коттеджи в два-три этажа... Кажется, она свернула в проулок с злосчастным люком именно с центральной аллеи... Да, вон виднеется смешная пластиковая бочка, разрисованная ромашками, – она заметила её, когда шла сюда. А вон ярко-оранжевый домик, цвет которого Сеня язвительно определила как "вырви-глаз"! Точно, здесь она проходила. Ох, как голова болит... Скорее б добраться.
– Ой, я же не знаю номера дачи! – выпалила она на ходу, изо всех сил стараясь не сбавлять шагу, хотя ужасно хотелось рухнуть в траву и больше никуда не ходить. – Какой номер нашего участка? И фамилия хозяев? Она же на табличке возле калитки написана! Мама ведь говорила... Митины? Или Мишины? В общем, на "Ми"...
– Эй, Кадык, эта, что ли? – прорезал вдруг тишину противный мальчишеский голос.
На неё на всей скорости мчался велосипедист. Она ойкнула и попыталась сойти с дороги, но он вильнул и, резко затормозив, преградил ей путь.
На парне была синяя кепочка с козырьком, свернутым на затылок, тертые джинсы, рваные под коленкой, и майка с надписью "Адидас". Он ощерился в кривой ухмылочке, обнажившей сломанный передний зуб, и шмыгнул носом.
– Ну ты, Кадык, тут она!
К ним подрулили двое велосипедистов. В одном Сеня узнала брата, а другой был чернявый, толстый, с забинтованным локтем.
– Сенюха! – приветствовал её Костя, слезая с велосипеда. – Ну ты воще! Где тебя носит – там предки с ума посходили!
Она в изумлении уставилась на него. Костя никогда прежде не называл родителей "предками". И впервые назвал сестру этой идиотской "Сенюхой"! Как видно, тут не обошлось без влияния его новых знакомых. И как видно, его самого прозвали они "Кадыком"...
– Ну чё, раз она нашлась, ты домой? – шмыгнув носом, спросил парень в кепке.
– Ага... Все, ребят, я поехал. Значит завтра как договорились?
– Мамука, заедешь за ним?
– Угу, – утвердительно мотнул головой чернявый. – У тебя какой участок? Двадцатый?
– Точняк! Там ещё на табличке написано "Митин А.П." Так что, не ошибешься...
– Слушай, а она говорить умеет? – растягивая слова процедил чернявый Мамука, не глядя на Сеню.
– Не боись, с этим у нас все в порядке! Правда, Сенюха? – потрепав сестру по разметавшимся волосам, изрек братец Костя. – Скоро сам убедишься.
– Да мне без разницы, – презрительно сощурился толстяк и сплюнул в канаву.
– Слон, значит, завтра встречаемся возле пруда? – уточнил Костя.
– В двенадцать тридцать. Дорогу Мамука покажет.
Парень с выбитым зубом по кличке Слон поворотил велосипед, вслед за ним то же проделал Мамука, и вскоре оба скрылись за поворотом.
– Ладно, давай – залезай на багажник, – скомандовал он. – Ты чего смурная такая? Где тебя носило – там с бабой Инной истерика...
– Да нет, я ничего... Гуляла просто.
– А я новый велик обкатываю. – Костя кивнул на свой новенький велосипед. – Так классно!
Сеня взобралась на багажник и обеими руками вцепилась в сутулые плечи брата. Далось ей это не без труда, потому что брат её Костик был чрезвычайно худ и высок, отчего в школе получил кличку "Длинный", а в бывшем Дворце Пионеров, где он занимался в компьютерном классе, преобиднейшую кликуху "Глист". Костя был близорук, носил очки, кроссовки сорок второго размера, сгибался при ходьбе в три погибели и клевал носом. В жизни его интересовало одно – компьютеры. А теперь, как видно, ещё и велосипед. Он был замкнут, угрюм и дик – сторонился компаний и вообще людей, и часами просиживал перед экраном компьютера, погружаясь в ирреальный мир хитроумной игры... Потому-то сестра его так удивилась, увидав брата в сопровождении сверстников – такое случилось с ним едва ли не впервые...
"Видно, местность подействовала!" – подумала Сеня. Брата она не то, чтобы недолюбливала – просто у них было мало общего. Трудно было найти существ, столь близких и столь непохожих... Сеня была живая, вспыльчивая как огонь – мгновенно загоралась и так же быстро гасла. А Костя редко выказывал свои истинные чувства – казалось, что он не живет, а тлеет, прозябая в каком-то сумрачном полусне. Его невозможно было вывести из себя, по крайней мере ближайшим родственникам это не удавалось. Он отмалчивался, согласно кивал в ответ на любую ругань, даже самую несправедливую, и только спешил поскорее смыться к своему компьютеру. Впрочем, эта черта их, пожалуй, объединяла: оба жили в своем собственном мире и не желали пускать в него никого – в том числе близких...
Мама иногда, смеясь, звала их отшельниками, а Костю и вовсе странно: "Вещью в себе". Что это за вещь такая Сеня не знала, но догадывалась, что нечто не очень приятное. Наверное маме хотелось, чтобы её дети больше походили на обыкновенных детей – шалили, смеялись... дрались, наконец! А не прятались по углам детской: одна – уткнувшись в книжку, другой – в экран компьютера...
Да, конечно маме хотелось, чтоб её сын был нормальным парнем веселым, общительным... Чтобы двойки приносил и разбивал мячами витрины – и пускай за них платить бы пришлось! Конечно, это она только так говорила, подозревала Сеня, – потому что если б Косте вздумалось на самом деле расшибить витрину мячом, ему бы дома не поздоровилось!
Впрочем, маму не слишком радовала и дочь. Уж больно мечтательная! "Все витаешь в облаках?" – вопрошала мама, сокрушенно покачивая головой, когда видела как её дочь валяется на диване, обложенная горой книг, и широко раскрытыми глазами глядит в потолок.
Брат с сестрой догадывались, что родители не разделяют их увлечений и вообще от них не в восторге, и отвечали им той же сдержанностью. И все теснее смыкался круг отчуждения, все меньше тепла дарил домашний очаг...
И все же, и все же... Как же они любили своих родителей! И как мечтали, чтобы в один прекрасный день этот замкнутый круг вдруг взорвался, и вся непроявленная любовь и нежность друг к другу вырвалась на свободу...
И когда Костин велосипед птицей порхнул в распахнутую калитку и родные мамины руки подхватили Сеню, а теплая прядь маминых темных волос упала ей на глаза, она вздрогнула и как будто вышла из оцепенения. Прижалась к маме, жалобно всхлипнула, слезы выступили на глазах...
– Доченька, что с тобой? Что ты, милая?
Мама спешила в дом, обнимая Сеню за плечи. Не так давно она ещё носила её на руках... Вот и кровать – ещё не знакомая, вот и ватное одеяло – свое, из дома... Сеня жалась к нагретой стене, занавешенной тканым ковриком – её комнату обогревала задняя стена печки. Она ведь и дом-то как следует не оглядела... а ведь интересно! Глаза у неё слипались.
– Ну что? Голова не кружится? – мама с тревогой вглядывалась ей в лицо. – Больше не тошнит?
Сене волей-неволей пришлось рассказать о своем падении – уж больно вид у неё был нездоровый. Только в своем пересказе открытый люк она заменила камнем, о который якобы с разбегу споткнулась. Люк вполне мог довести взрослых до инфаркта!
– Ничего, мамочка, все прошло, не волнуйся!
– Ладно, родная, спи! – мама склонилась над ней совсем низко и поцеловала в прохладный нос. – Завтра поищем врача. Говорят, здесь в поселке где-то поблизости врач живет. Ну все, до завтра.
– Спокойной ночи, мамочка! – прошелестела сонным голосом Сеня, хотя до вечера было ещё далеко – её сморило тепло натопленной комнаты. И когда мама уже прикрывала дверь, еле внятно позвала. – Погоди, мам...
– Что, миленький? – мама Леля вернулась к кровати и присела на край.
– Мам... неужели мы теперь дачники?! – Сеня вдруг расплылась в улыбке.
– Ничего не поделаешь... дачники! Надо здесь приживаться. Условия, конечно, не ахти, но зато не слишком дорого... Вот. Дачники-неудачники! мама вдруг рассмеялась и глаза её засветились теплым чудесным светом.
Г л а в а 2
ЗАБРОШЕННЫЙ ДОМ
Ночью Сеня проснулась в слезах. Ей приснилось, что она провалилась в открытый люк и тонет в бездонном колодце, старается выбраться, цепляясь за проржавевшие металлические перекладины лестницы, но пальцы скользят, а в отверстии наверху появляется чья-то темная голова и слышится гулкий хохот. А потом крышка люка со скрежетом закрывается, свет гаснет и Сеня остается в кромешной тьме одна-одинешенька... Только слышится где-то рядом мерное журчанье воды.
Поняв, что это был страшный сон, девочка села в кровати. Все ещё всхлипывая, утерла слезы, прислушалась. В самом деле, как будто что-то журчит! С крыши в бочку под окном по желобку стекала вода, ровно и мерно журча. Капли стучали в стекло... Дождь!
Сеня соскользнула с кровати, подбежала к окну. Деревянный крашеный пол холодил босые ступни и от этого сон как рукой сняло. Она осторожно приоткрыла занавеску... всполох света разорвал темноту и чуть погодя раздался рокочущий удар грома – шла гроза. Она приближалась! Молнии били влет одна за другой, освещая сад неестественным фантастическим светом. В грозном рокоте грома слышалась явная угроза.
У неё дух захватило! Перед ней – вовсе не обычная дачная местность... Перед ней открылся неведомый мир, манящий, загадочный, – мир, в котором нет ничего невозможного! Мир, в котором живут существа, не жалующие обыденность, быть может, древние как сама земля...
– Они здесь! – шепнула Сеня, дернула шпингалет и распахнула окно. В комнате сразу повеяло свежестью, девчонку окутал влажный ночной воздух, и она высунулась в окно. Прохладные дождевые струи тотчас защекотали её, стекая за ворот ночной рубашки. Но это было даже приятно – как будто сама природа, умытая грозой, обняла её и поцеловала! Она вдохнула чистый благоуханный запах освеженной грозою ночи – вдохнула всей грудью... и с внезапной ясностью поняла: кто-то зовет её.
Нет, въяве зова она не услышала, но ощутила его всем своим существом. Она знала о нем. Знала – и все! И новая эта способность – знать не разумом, а интуицией, как звери чуют приближение стихийного бедствия, – похоже, эта способность послана ей из иного мира. Этот мир звал ее! И мало радоваться, что он существует. Надо туда проникнуть. Надо осмелиться! И тогда...
Тогда с нею может произойти все, что угодно! Как плохое так и хорошее. Может, пока не поздно, не рисковать?
Сеня вспомнила о "Хрониках Нарнии" писателя Клайва Льюиса. Там герои попадали в неведомый мир и с ними происходили самые невероятные приключения. Их поджидали ужасы и опасности, злая колдунья с её злыми чарами и лев Аслан. Он был – как сама любовь, сама радость, как обещание самого заветного, самого лучшего, что есть на свете... Сеня мечтала о чудесах, но одно дело мечтать, а другое – взять и осмелиться! Выбраться за окно и очутиться в этом неведомом мире, где тебя поджидает немыслимое, невообразимое – в мире, которого ты не знаешь...
А Сеня ни секунды не сомневалась, что именно он – этот мир – ждет её за окном. Но ведь там может быть... все то страшное, о чем предпочитаешь не думать, чего лучше даже не воображать... И она одна. Совсем одна! В "Хрониках Нарнии" дети никогда не оказывались в незнаемом поодиночке. С ними рядом были друзья, братья и сестры... А её брат? Может, шагнуть за окно вместе с ним? Пробраться в соседнюю комнату и разбудить Костю... Ведь ему уже скоро шестнадцать!
И с твердостью, доселе ей незнакомой, она ответила: "Нет!" Этого она не хочет. Она пойдет в этот мир одна, будь что будет! Этот мир ждет её, он открывается ей. Только ей! И она никого с собой не возьмет, потому что не хочет делить его ни с кем. А то все испортит. Хватит с неё и того, что вокруг старшие знай указывают: это делай, а то не делай... Она начинает новую жизнь... Свою жизнь! И сумеет справиться с ней!
И приняв это мудрое решение, Сеня быстро оделась и спрыгнула в сад. Дикий всполох света высветил темноту, Сеня зажмурилась – ей показалось, что там, в кустах у беседки замерло что-то страшное. Удар грома разорвался, кажется, прямо у неё в голове. На какой-то миг Сеня ослепла, оглохла и, в ужасе присев на корточки, закрыла лицо руками...
А когда отняла их, поняла, что она уже там, внутри! В мире, о котором мечтала! Нет, внешне все оставалось прежним – и кусты, и дорожки, и клумба с махровыми маргаритками, и очертания дома, размытые в темноте... Но словно приоткрылась потайная дверца – как заслонка в печи, что усиливает тягу, горение... Заслонка реальности была сдвинута и впустила Сеню туда, где её поджидали. Она знала: в этом мире помнят ней, она здесь не чужая, потому что рвалась сюда всем сердцем и не отсюда ли – как знать? – явилась её душа...
Переборов страх, она двинулась вперед по дорожке, у калитки в последний раз обернулась, – там, позади спал знакомый домашний мирок. Спал, укрывшись теплым стеганым одеялом... Еще не поздно, можно вернуться, но... этот мирок подчинялся скучнейшим правилам: "Ты должна", "Нельзя", "Тебе рано", которых Сеня терпеть не могла! Нет, она не вернется! То есть, вернется, конечно, но вначале совершит этот побег в никуда. Путешествие в шуме дождя во тьму ночи...
Сеня знала – ноги сами приведут её, куда нужно. Туда, где ждали её. И потому нисколько не удивилась, когда очутилась возле того самого дома, который днем так привлек её. Вспышка молнии осветила проломленное крыльцо, заколоченные окна и куст сирени, поникший до земли под дождем.
Она толкнула калитку – та оказалась не заперта. Вот странно... И тело отчего-то не ощущало холода, хотя промокла, кажется, до костей. Что-то невидимое задело её по лицу, когда двинулась по заросшей травой дорожке. Что-то стукнуло, ухнуло... Сеня шла, стараясь не обращать внимания на все эти странности – она стремилась к неведомой цели. А та с каждым шагом все приближалось – точно кто звал её. Как же непривычно было это новое знание, эта способность чувствовать мир тоньше, полней, быть связанной с ним незримыми нитями... Это и пугало, и восхищало её. А тот, кто звал, становился все ближе...
Сеня уверенно миновала крыльцо, прошла вглубь сада и завернула за угол дома. Очередная вспышка осветила поваленный ствол. И возле ствола ей почудилось какое-то шевеленье.
– Эй! Есть кто-нибудь? – дрогнувшим голосом позвала Сеня. От волнения её пробирала дрожь.
– Давай сюда! Да поскорее! – послышался чей-то дребезжащий гнусавый голос.
– Куда? Я ничего не вижу – темно...
– Да, к дереву, к дереву! Экая непонятливая!
Сеня с опаской приблизилась к поваленному стволу. Снова молния прорезала темноту диким всполохом света. Под стволом... там было что-то мохнатое!
– Ну что ты копаешься? Палку тащи!
– Какую палку?
– Да, любую, любую! Там их полно возле сарая. Ну? Да, не стой ты столбом – больно же! Не видишь, меня придавило?
– Сейчас, подождите минуточку!
Сеня кинулась к темневшему в глубине сада сараю. В самом деле – возле него были свалены в кучу доски, бревна, длинные жерди. Она схватила жердь, лежавшую с самого верху, но та оказалась слишком тяжелой – Сеня с трудом её даже пошевелила. Наконец удалось выбрать небольшую, но крепкую жердь. С превеликим трудом она вытянула её из кучи и волоком подтащила к поваленному стволу.
– О-ох! Ну и копуша! Теперь просовывай её сюда – она будет рычагом. Да нет же, не так! Беда на мою голову! С этой, с этой стороны надо... Так, кажется, начинаешь соображать. Вот, теперь получается. Вошла? Глубоко вошла?
На все эти возгласы и указания Сеня не отвечала – не до того было. Кряхтя и сопя, она пыталась поглубже вогнать свою жердь между землей и упавшим стволом, используя её как рычаг, чтобы приподнять ствол. Наконец, вся красная от напряжения, она не удержалась на ногах, поскользнулась и шлепнулась наземь.
– Все, больше не могу – сил не хватает! – взмолилась она, еле переводя дух.
– Тогда попробуй приподнять ствол. Поднимай эту жердь, тяни на себя. Сильнее! Еще сильней!!! Так! Ага, кажется этот проклятый ствол поднимается... Еще немного – лапа застряла... Фу-у-у, сладили!
Из-под ствола выбралось что-то темное, мокрое и мохнатое...
– Ой! – только и смогла вымолвить Сеня, ощутив прикосновение мягкой и влажной шерсти и разглядев две яркие точки, светящиеся в темноте.
– И нечего ойкать, пошли отсюда. Надо же, вот угораздило! И здорово меня придавило – лапа совсем затекла... Еще не хватало хроменьким сделаться!
Существо цепко ухватило её за руку прохладной лапой и, прихрамывая, увлекло за собой – к дому. Что было потом Сеня помнила смутно – голову будто заволокло туманом. Очнулась она сидя на голом пружинном матрасе, лежащем на полу возле покоробившегося ящика из-под посылок, служившего столом, и старого колченогого венского стула. На стуле восседало спасенное существо и разглядывало её своими круглыми глазками, светящимися в полутьме фосфорическим блеском. Она снова ойкнула и зажмурилась. А потом ощутила обволакивающее тепло мягкой ткани, а руки её коснулось что-то гладкое, твердое и горячее.
Приоткрыв глаза, Сеня обнаружила на себе теплый клетчатый плед, а в ладонях – кружку с темной дымящейся жидкостью.
– Пей! – приказало ей существо тоном, не терпящим возражений.
– А что это? – робко поинтересовалась девочка.
– Во всяком случае, не отрава! – был ответ.
Она с опаской глотнула раз, другой... вкусно! Похоже, её угостили каким-то травяным настоем или отваром, – терпким, сладковатым, душистым, от которого по всему телу сразу же растеклось блаженное тепло, а на душе воцарился покой.
– Ну, согрелась? – деловито осведомился её немыслимый собеседник.
– Ага! – кивнула Сеня и почувствовала, что улыбается, даже щурится от удовольствия.
Ей никогда не было так покойно и хорошо, как в этой полупустой комнате, рядом с неведомым существом с пронзительными светящимися глазами.
– Ну вот и хорошо! Грейся. А я ещё дровишек подкину.
Только тут Сеня заметила в углу печку-буржуйку с приоткрытой заслонкой, из которой падали на стену отблески танцующего огня.
