Текст книги "Первая заповедь"

Автор книги: Елена Сенявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Елена Сенявская
Первая заповедь

 
Как горек хлеб, как ветер жгуч…
Но сквозь века и расстоянья
Нас согревает звездный луч -
Печальный светоч Мирозданья.
И в бархат Млечного Пути
Укутав зябнущие плечи,
Мы скажем: «Господи, прости!»
И, уходя, задуем свечи…
Но из заоблачной дали,
Где кругу надлежит замкнуться,
К порогу матери-Земли
Нам предначертано вернуться.
 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДНЕВНИК КОМАНДОРА

«Где бы ты ни был, что бы с тобой ни случилось, пока ты жив, пока бьется сердце, пока работает мозг, – помни о Земле, помни, что ты Человек. Всегда и везде будь Человеком».Первая заповедь звездолетчика.

Кен захлопнул Космическую Лоцию и небрежно бросил ее на матовое стекло тумбочки. Каждый уходящий в Пространство знал наизусть эту старую нудную книгу, сочиненную каким-то чудаком в то далекое время, когда люди Земли впервые вырвались за пределы родной планеты. Он, Кен, помнил каждое ее слово с тех пор, как мальчишкой впервые решил, что должен лететь к звездам. Тогда она не казалась ему слепленной из глупых, никому не нужных нотаций. Напротив! Он видел Звездную Книгу такой же загадочной и прекрасной, как зовущий его Млечный Путь. Он бредил звездами, не мог спокойно глядеть на них. И был удивлен, оскорблен даже, когда, сдав все нормы, пройдя самые сложные испытания, не нашел себя в списке принятых в Школу Звездных Проходчиков только потому, что на собеседовании честно ответил на последний вопрос, что «больше всего любит звезды». Тогда экзаменатор, прославленный командор Герд, уже вышедший в отставку, – его герой, его кумир! – сказал, глядя на Кена почти с сожалением: «К звездам может идти лишь тот, кто больше всего любит Землю. Когда поймешь и почувствуешь это, приходи».

Кен пришел через год. На этот раз он был умнее и отвечал, как следовало. Он очень боялся, что с ним опять будет говорить Герд, боялся его пронзительных, все понимающих глаз, но обошлось. Бывший командор уже не преподавал в Школе. Говорили, будто он полетел в отпуск на Марс к кому-то из друзей, да так и не вернулся. Там в то время набирали дальнюю экспедицию, и старик, конечно, не удержался. Улетел, никого не спросясь, а отказать ему капитан звездолета не посмел. И все было бы ничего, только экспедиция эта исчезла бесследно уже через полгода после вылета. Искали, конечно, и спасатели, и разведчики, но безуспешно. Пятнадцать человек экипажа и один пассажир были объявлены пропавшими без вести. А все знали, что пропавшие в космосе – это уже не живые.

Кен, естественно, погоревал о своем кумире и его товарищах по несчастью, но вскоре в напряженном учебном ритме совершенно забыл о них. И вот теперь, двадцать лет спустя, на борту Космолета Высшего Класса Дальней Разведки «КВКДР-15» штурман Кен внезапно вспомнил о погибшем командоре, листая от нечего делать Звездную Книгу. Вспомнил и усмехнулся. Сейчас он был так же знаменит, как когда-то Герд. И дома, после рейса, идя по улицам невесомо-упругим «профессиональным» шагом, чувствовал спиной, как его провожают восхищенные взгляды мальчишек. Вот и он был таким же – мечтателем… И, в отличие от многих, своего достиг. Но почему-то все чаще с годами стал задумываться, спрашивать себя: «Не ошибся ли в выборе?» И уходил в небо без прежней щемящей радости, так же равнодушно, как возвращался на Землю. Неужели был прав командор: «Тот, кто не любит Землю, не может любить звезды…»

«Штурмана к командиру», – раздался над головой ровный металлический голос. Кен с сожалением поднялся из глубокого кресла и направился в рубку управления: сегодня Поулу приспичило самому вести корабль.

– Ты звал меня, кэп? – спросил небрежно, едва переступив порог.

– Садись! – вместо ответа коротко приказал капитан, и штурман понял: дело серьезное. Резкий тон у Поула был признаком крайнего возбуждения. Уж он-то, Кен, отлично это знал. Все-таки одиннадцать лет вместе. Их даже считали друзьями. И на Земле, и в экипаже. Говорят, противоположности сходятся. А вот они не сошлись. Но сработались. И чувствовали настроение друг друга так же тонко, как малейшие отклонения в приборах. А дружба, в конце концов, не самое главное. Было бы уважение. Ну и звездное братство – это уже традиционно.

Кен быстро пробежал глазами по многочисленным экранам и схемам. Ничего особенного не заметил и, успокоившись, пожал плечами, насмешливо глядя на окаменевшую спину Поула.

«Да, брат, нервишки совсем ни к черту! Стоило таскать меня по пустякам! Я как раз собрался вздремнуть часок перед вахтой…» Но высказать свое мнение вслух он не успел. Поул наконец обернулся, и вся ирония Кена мгновенно улетучилась: лицо капитана было бледнее обычного, глаза странно блестели. Еще не успев понять, в чем, собственно, дело, штурман почувствовал, как ему передается чужое волнение.

– Что случилось, кэп? – спросил с тревогой и услышал в ответ:

– Помнишь «Луч-9»? Отсюда в последний раз он вышел на связь…

Кен вздрогнул. Как все звездолетчики, штурман был суеверен. Так вот о чем хотела напомнить ему Звездная Книга: их корабль идет по следам последней экспедиции командора Герда!

Итак, они уже за Границей. Освоенная часть Пространства осталась позади, а перед ними простирается бездна, в которой никто не бывал. Только экипаж «Луча», но он уже ничего не расскажет.

Кен подошел к иллюминатору и долго молчал, вглядываясь в черную пустоту с блистающей звездной пылью. Что ж, не впервой… Он снова пройдет по пути, который проложили другие. Пропавшие без вести… Родные ждут их, сколько бы лет ни прошло. Вот и он, Кен, однажды пополнит собой этот печальный список – с той лишь разницей, что его некому ждать. Многие не понимают этого, но он убежден: тот, кто ходит по краю пропасти, не должен иметь семью. Зачем связывать себя страхом за близких, а их – страхом за себя? Любой его рейс может оказаться последним. Ничто не должно привязывать его к жизни, чтобы он уходил из нее легко.

Кен отвернулся от иллюминатора и встал рядом с Поулом.

– Отдохни, кэп. Сейчас моя смена.

Командир устало кивнул и молча покинул рубку.

Штурман остался один. Медленно опустился в кресло, положив руки на белые клавиши пульта. Экраны тускло мерцали перед ним разноцветными огнями. Звездные россыпи мчались ему навстречу…

* * *

Люди Звездного Флота стараются не думать, почему не возвращаются на Землю корабли. Пусть гадают об этом комиссии, дают волю воображению. Все равно, не побывав в Пространстве, этого не понять. А тот, кто там побывал, зря болтать не станет: дурной тон, плохая примета.

Кен принадлежал к редкой породе людей, для кото-рых неписаные законы Звездного Флота стояли выше земных. Но почему-то сейчас, вопреки давней традиции, голова его была забита мыслями о погибшем звездолете.

Дома высказывали разное: вышел из строя пульт управления, отказала метеоритная защита, взорвался реактор… Кто-то даже выдвинул версию о столкновении с чужаком – несмотря на то, что за шесть веков космической эры так и не удалось обнаружить ни одной инопланетной цивилизации.

Кен сразу отбросил эти безграмотные домыслы. А своих у него, честно говоря, не было. Если гипотезу невозможно проверить, кому она нужна?… Впрочем, су-ществовала одна причина, которую штурман считал возможной, потому что сам видел ее последствия: бо-лезнь пустоты. Случалось, что люди теряли способность ориентироваться в Пространстве и вслепую блуждали среди созвездий. И никакие приборы уже не могли помочь, когда экипаж, уверенный, что корабль сбился с курса, отключал автоматику и разворачивал звездолет в неизвестном направлении. Правда, на «Луче» находил-ся командор Герд и едва ли там могло произойти подобное. Хотя…

Кен вспомнил, как встретил однажды «странника», – и содрогнулся. Сколько времени они провели в пустоте? Лет триста, не меньше: слишком старой была конструкция. Никогда ему не забыть глаза этих высохших мертвецов. Там еще была женщина. Кажется, довольно красивая…

Нет, пожалуй, в одном права инструкция: обнаружив погибший звездолет, направлять туда робота, а самим держаться на почтительном расстоянии, пока не убедишься, что для твоего корабля находка не представляет опасности. Если же такой гарантии нет (а какие в космосе могут быть гарантии?!), то и «странника», и посланца следует уничтожить.

Все верно. Он видел эти лица на экране, а если бы там, на борту… Беднягам еще повезло: им отдали последние почести. А потом – мгновенная вспышка и белое облако вместо надгробия.

Кен мотнул головой, отгоняя жуткие образы, и с неудовольствием подумал, что в последнее время стал слишком чувствительным. Впрочем, он испытывал слабость только к мертвым. Живые никогда бы не дождались от него доброго слова.

* * *

Дежурство у пульта давно уже стало для Кена привычной, будничной работой, которая порядком ему наскучила. Но на этот раз время пролетело почти незаметно – может быть, из-за непрошеных мыслей.

Он даже вздрогнул от неожиданности, услышав за спиной шорох раздвигающихся дверей.

На пороге стоял корабельный врач и космобиолог Френк. Как и все члены экипажа, кроме своих прямых обязанностей, он нес вахтенную службу по управлению звездолетом. В Пространстве нужно уметь все – особенно если учесть, что профессии «пилот» не существует: все космолетчики – пилоты, это входит в программу первого курса Школы.

– Сдавай вахту, Кен, – подойдя к штурману и положив руку на спинку кресла, властным голосом сказал Френк. – Сейчас моя очередь.

Не произнеся ни слова, Кен поднялся и вышел из рубки.

Врач был единственным человеком на корабле, к которому он относился без холодного равнодушия. Всегда сдержанный, в присутствии Френка Кен немедленно закипал. Не проходило дня, чтобы врач не встал ему поперек дороги. Стоило штурману вступить в разговор, как в кают-компании появлялся Френк и начинал его опровергать. Как правило, с ним соглашались. Кен и сам чувствовал правоту оппонента, но признавать ее не хотел. В сорок лет взгляды на жизнь не меняют. Если на Земле это еще возможно, то здесь, среди звезд, любое сомнение обходится слишком дорого.

Веселый и дерзкий, Френк стал душой корабля, любимцем всего экипажа. Кен тоже испытал на себе обаяние его личности, но сумел подавить невольное чувство симпатии. Он привык к одиночеству и теперь избегал сближения, боясь потерять себя. А сам думал с усмешкой: «Невелика была бы потеря…»

* * *

Впервые они столкнулись два года назад, на космодроме, перед самым отлетом. А за день до этого Кену, Поулу и другим был представлен новый член экипажа, что выглядело довольно необычно. По инструкции, экипаж формируют заранее, полгода уходит на подготовку, проверку на совместимость (ее Кен всегда проходил с трудом), а тут неизвестного человека перед самым рейсом назначили на корабль врачом. Впрочем, скоро все убедились, что Френку тест на совместимость был просто не нужен – так легко он сходился со всеми без исключения. И все-таки одно исключение было – Кен, который невзлюбил новичка сразу после первого разговора.

До отлета оставалось три часа. Экипажи звездолетов, ожидая своей очереди, отдыхали на станции. Кен устал сидеть без дела и вышел «на свежий воздух». Он стоял на выровненной почве Марса и смотрел на огни космодрома, когда чья-то рука легла ему на плечо и прозрачный шлем чужого скафандра почти коснулся его собственного.

-– О чем задумались, дружище? – прозвучал в наушниках негромкий голос Френка.

Кен поморщился: фамильярность врача была ему неприятна. Но он заставил себя ответить, боясь показаться невежливым.

– О полете, брат.

Такое обращение было привычным на Флоте, и Кен выдавил его из себя, потому что, нравится ему или нет, но летать им придется вместе.

– А мне показалось, что о Земле, – мягко заметил Френк и улыбнулся.

Только сейчас Кен увидел над горизонтом бледно-голубой серпик и почувствовал внезапную злость. Этот новенький плевал на традиции. Говорить о Земле до отлета считалось плохим признаком: можно и не вернуться. Поэтому он ответил довольно резко, сбросив его руку с плеча:

– Я думал о звездах. Запомните это на будущее. Не советую вам касаться запретных тем, – и зашагал, не оглядываясь, обратно к станции.

В наушниках он услышал недоуменное восклицание Френка. Наверное, врач обиделся. Но Кену было все равно. Мальчишка получил по заслугам.

Уже на борту, проходя по коридору мимо кают-компании, штурман услышал в приоткрытую дверь обрывок случайного разговора. Кто-то упомянул его имя, и тут же до тошноты приятный голос Френка отчетливо произнес:

– У вашего штурмана странный характер. Он презирает всех, кроме себя. Не пойму, как его терпят на Флоте?

Кен поперхнулся, закашлялся и быстрым шагом прошел мимо. Каков наглец! Разведчика по призванию выгнать из Звездного Флота! Этих слов он Френку никогда не простит. «Презирает всех, кроме себя…» А впрочем… Впрочем, он прав. Во всем, кроме одного: себя Кен презирал больше, чем кого-либо другого.

С тех пор они побывали уже в трех рейсах, но общались только по делам службы.

Кен старательно избегал столкновений и все же од-нажды сорвался. Во время медицинского осмотра, ко-торый устроил Френк всему экипажу, штурман последним вошел в кабинет диагностики и остался с врачом один на один. Поначалу все шло нормально: на здоровье он никогда не жаловался. Но затем настала очередь психологических тестов…

Когда Кен услышал, что у него «расшатаны нервы, ослаблен самоконтроль и повышена агрессивность», то решил не сдерживать больше своих эмоций и оставил на лице врача явное доказательство, что диагноз поставлен верно. В отместку Френк вкатил ему лошадиную дозу какого-то препарата, после чего штурман пришел в сознание только на четвертые сутки.

Это происшествие могло закончиться для него довольно плачевно: драка на корабле во время полета… На Землю списывали и за меньшие прегрешения. Но, к великому его удивлению, никто ни о чем не узнал. Френк держал язык за зубами, объяснив отсутствие Кена тем, что поместил его в изолятор, прописав курс лечения от перегрузок. На этом инцидент был исчерпан. Оба делали вид, что ничего не случилось. При встрече сухо здо-ровались и говорили только о делах.

* * *

Кен вышел из рубки и отправился в свою каюту. Он повалился на койку и остался лежать, закинув руки за голову, с глазами, устремленными в потолок. Спать не хотелось, читать тоже, стереофильмы давно были просмотрены. Кен заскучал. Можно, конечно, заглянуть в кают-компанию, поболтать с товарищами, посмотреть программу с Земли, – но для этого придется вставать…

Кен потянулся, закрыл глаза, расслабился… Погрузить себя в сон усилием воли не составляло большого труда. Гораздо труднее потом проснуться.

…Обычно он не помнил снов. Но на этот раз перед его уже открытыми глазами, как живой, стоял командор Герд. Штурману стало страшно. Он чувствовал за собой вину, словно не выполнил какой-то последний долг.

Кен поднялся, подошел к иллюминатору, отдернул зеленую занавесь. Звезды. Одни лишь звезды, и никого вокруг. Почему он так цепляется за свое одиночество? Даже гордится им… Еще на Земле научил себя ни с кем не искать дружбы – и расплачивался за это постоянной тоской. Сегодня он почувствовал ее особенно остро: взгляд командора Герда преследовал его. Кен не мог оставаться один на один с насмешливыми глазами, взирающими на него из небытия.

Нервно усмехнувшись, штурман вышел в коридор. Он собирался поговорить с Поулом, но ноги сами принесли его в рубку, где оставался дежурить Френк. Впрочем, дежурство врача уже кончилось: за пультом никого не было, корабль летел на автопилоте.

«И это за Границей!» – мрачно подумал штурман, опускаясь в кресло. В глубине души он не доверял автоматике.

Кен смотрел на экран, и странные предчувствия томили его. Космолет приближался к цели. Через сутки они войдут в систему красной звезды, и начнется основная работа. Все как обычно. Но тревога не отпускала его. Впервые в жизни Кен испытывал страх, что может остаться один.

* * *

Система красной звезды встретила разведчиков настоящим сюрпризом: по размеру, плотности, силе тяго-тения, составу атмосферы и прочим параметрам одна из пяти планет оказалась сестрой Земли. Впервые в истории космонавтики появился шанс обнаружить иную жизнь – шанс слишком редкий, чтобы его упускать. Это внесло изменения в первоначальную программу исследований, но их метод, согласно инструкции, ос-тался прежним: получать информацию прямо с орбиты, не вступая в контакт с чужеродной средой. Высадка на поверхность категорически запрещалась.

У строгой инструкции были на то основания: раньше люди вели себя слишком беспечно – и обожглись.

Однажды на космодром (он тогда размещался на Фобосе) вернулся мертвый корабль. В течение суток погибли все, кто находился на станции: дежурная смена, ремонтники, врачи карантинной службы. Причину их смерти выяснить не удалось: во избежание новых жертв, людей на место трагедии решили не посылать, а автоматика после всех измерений сделала весьма сомнительный вывод: «Опасных излучений не обнаружено. Опасных вирусов не обнаружено. Никакой опасности нет».

На Земле посчитали иначе и устранили угрозу ста-рым, проверенным способом: расплавили, сожгли, уничтожили, не пытаясь даже понять и найти возможность защиты на случай повторной встречи. Фобос, вернее то, что от него осталось, был объявлен запретной зоной. Попытки смельчаков-добровольцев туда про-никнуть пресекались в зародыше: не дай Бог, занесут на Землю загадочное нечто, справиться с которым людям пока не под силу. Стоит ли рисковать?

Рисковать, пожалуй, не стоило: опасность была велика. И Земля оградила себя мощной стеной инструкций. Злополучный корабль побывал в созвездии Лиры? Полеты туда отменить! Опускался на чужую планету? Все высадки запретить! Вернулся на автопилоте? Отныне и навсегда обратный курс должен прокладывать экипаж. У мертвого «странника» нет права на возвращение!

С тех пор человечество ушло далеко вперед, но законы, принятые сгоряча, продолжали действовать.

* * *

Астронавты разошлись по своим местам. В рубке остались трое: капитан, штурман и вахтенный. Каждый член экипажа был немного взволнован, разглядывая на одном из экранов мутную поверхность планеты, но наибольшее напряжение царило именно здесь. Всегда невозмутимый Кен держался довольно нервно. Скоро его возбуждение передалось Поулу, и вахтенный, новичок-первогодок, на обоих взирал с удивлением: «герои космоса» вели себя не по правилам. Но работа есть работа, и никакие эмоции не могут ей помешать.

Программа визуального наблюдения шла своим чередом. Довольно урча, корабельный мозг впитывал полученную информацию. Но вот первый этап завершен, настала очередь киберразведчика.

Стиснув зубы, чтобы унять внезапную дрожь, Кен нажал кнопку пуска, и автомат, отделившись от корабля, медленно поплыл вниз, погружаясь в верхние слои атмосферы. На экранах космолета клубился вязкий туман: все, что пока «видел» кибер. Наконец сквозь толщу облаков начал вырисовываться горный ландшафт. Обломки скал, темно-бурая растительность, напоминающая мхи и лишайники, и никаких следов водоема. Картина довольно унылая. И все же на планете была жизнь! Сам факт ее существования казался чудом. И хотя встреча с ней представлялась немного иначе, действительность никого не разочаровала: праздник красок – не самое главное.

Люди, как дети, радовались открытию. Все, кроме Кена. Сердце его бешено колотилось, лоб покрылся испариной, перед глазами мелькали радужные круги. Такого с ним еще не бывало.

«Что за чертовщина! – выругался про себя. – Старею, что ли? Неужели пора в отставку? Проклятая пла-нета! Чувствую, что-то здесь не так, а понять не могу. И эти сны дурацкие…»

Он был зол на себя, на Поула, на весь экипаж, на свой корабль – святая святых! – и лишь о командоре Герде боялся даже подумать.

Разведчик опустился на плато и, неуклюже маневрируя среди камней, щедро разбросанных по поверхности, стал продвигаться в сторону горной гряды, что-бы взять анализ новых пород. Около часа на космолете любовались однообразным пейзажем. Но вот кибер до-брался до ближайшей скалы, и на гладком, будто отполированном ее выступе люди увидели изображение… цветка! Лилия… Цветок походил на лилию. Четкий рисунок, сделанный чьей-то рукой. (Лапой или щупаль-цем, кто знает?! Трудно представить, каков этот чуждый разум, но разум уже несомненный!) На какой-то миг все потеряли дар речи. А автомат, лишенный эмоций, продолжал двигаться дальше, к светлевшей невдалеке расселине.

Десять метров, восемь, пять… Кибер замер на обры-ве между скал. Световая дорожка потянулась через пропасть, выхватив из полумрака знакомый контур. Блеснул серебром корпус корабля…

– «Луч»! – выдохнул Кен, почти теряя рассудок.

Внезапно из-под опор автомата посыпались камни, и он стремительно рухнул вниз. Во весь экран полыхнула ослепительно-яркая вспышка…

* * *

Кен лежал на койке лицом вниз, обхватив голову руками. Успокоительное не помогало. А может, он просто боролся с его действием, не давая сознанию погаснуть.

Он не может, не должен спать – сейчас, после принятого Поулом решения. Решения, за которое штурман стал его презирать. Да, они не вправе рисковать кораблем, людьми, Землей, наконец. Они не вправе высаживаться на планету. Но и улетать они тоже не вправе! Потому что существует закон, не внесенный в инструкцию, – закон, стоящий над ней. И нарушить его гораздо страшнее… Вторая заповедь, Закон Звездного Братства.

Командор Герд посадил звездолет, нарушив инструкцию. Значит, иного выхода не было. Или он узнал нечто, дающее ему право на этот риск. Кен не верил в версию капитана, что корабль был неисправен. На борту находился Герд! Он сумел бы устранить повреждение, не совершая запрещенной посадки… Незаметно для себя штурман продолжал думать о нем как о Боге. Именно так он думал еще в детстве.

Чувство вины, запоздалое раскаяние, преследовавшие Кена с первого дня полета, нахлынули с новой силой. Он должен искупить ту давнюю ложь, доказать свое право на однажды избранный путь – или навсегда забыть о звездах. Кому доказать – призраку, мертвецу, или самому себе, – Кен не знал. Но тот, кто нарушит Закон, не смеет поднять глаза к небу.

Поддавшись на уговоры товарищей, Поул отложил возвращение на сутки, хотя не было ни малейшей надежды, что кибер выйдет на связь. Второго кибера на космолете не было. Оставался разведкатер – бесполезное, в сущности, устройство, сохранившееся как пережиток прежней «вольницы». Музейный экспонат, который нельзя использовать. Но сейчас это был единствен-ный шанс Кена. Его последний шанс.

Пока корабль на орбите, он должен исполнить заду-манное, выбрав время, когда остальные спят. Он отправится в поиск, чтобы никогда не вернуться. Своими руками отрежет путь к возвращению, отказавшись от мысли снова увидеть Землю, лица родных и друзей. («Друзей», – подумал Кен, забыв о том, что их у него нет. Но теперь это уже не имело значения.) Он должен понять, что заставило командора посадить звездолет на планету. И сделает это, хотя бы и ценой жизни… Ведь это его жизнь, и он вправе распорядиться ею по-своему.

Стараясь не думать о будущем, которое его ожидает, Кен загнал страх на самое дно души. («Черт возьми! А разве не так должны поступать мужчины?») Но что-то мешало ему гордиться своим безумным решением.

* * *

Поул тоже не спал. Никто из экипажа не мог со-мкнуть глаз в ту «ночь». Но капитану было труднее всех. Ответственность за людей, за их жизнь. Опасность, которую они могут принести на Землю после высадки на планету. Страх перед Неведомым, погубившим предшественников, и чувство вины перед ними, которым нельзя помочь… Что сказать на Земле? Отыскали пропавших без вести… А если те еще живы? Двадцать лет – не такой уж большой срок. Никто не видел их мертвыми. Никто не знает, что с ними случилось. Как уйти, не оказав помощи, не пытаясь хоть что-нибудь сделать?! Но не уйти нельзя. Земля не примет обратно тех, кто нару-шил закон. Приходится выбирать – мы или они. Жестокий выбор. И неспокойная совесть до конца дней.

Что же делать? Остается одно: сам командир должен идти в разведку, не подвергая риску других. Не важно, чем она кончится: обратной дороги нет. Билет в одну сторону. И не скажешь, что слишком счастливый… Впрочем, преемник капитану найдется. И доведет корабль до Земли с соблюдением всех формальностей. А там пусть задумаются наконец, не пора ли пересмотреть с десяток старых инструкций.

Мог ли он знать, что каждый член экипажа решил для себя то же самое?! И решимость людей была столь велика, что, записав на кассету слова прощания, обращенные к товарищам, к близким, к родной Земле, к несчастному капитану, которому придется отвечать за случившееся, каждый из них уже собирался тайком пробраться на катер, когда сигнал тревоги прокатился по кораблю.

«Кто-то опередил! Посмел оказаться первым! Кто же этот смельчак?»

Но никому не пришло в голову, что им может быть Кен.

* * *

Когда защитное поле космолета пыталось его удержать – сразу чувствовалось, как старается Поул, управляя системой захвата! – он вырвался довольно легко. Но из-за этого раньше времени пришлось соскочить с орбиты.

Кен вел катер сквозь плотную облачность, думая лишь о том, как совершить посадку поближе к старому кораблю. И хотя он все рассчитал верно и вошел в атмосферу именно там, куда десять часов назад «нырнул» кибер, тревога не уменьшалась.

Но вот наконец и заданный квадрат. Теперь катер парил над горами, высматривая место для «приземления». Рядом со звездолетом не получалось: «Луч-9» стоял на площадке, с трех сторон окруженной скалами; с четвертой к ней примыкала пропасть, в которую свалился кибер. Места для катера не хватало. Пришлось садиться в стороне, возле скалы с рисунком, ломая голову над тем, как перебраться через ущелье.

«Ну и местечко! Хуже не придумаешь. Каменный мешок, да и только. Стоило самим себя запирать в ло-вушку… А может, им понадобилась естественная защита? Но от чего? Или от кого? – Кен невольно поежился. – И цветок лилии на скале… Что вы этим пытались сказать, ребята? О чем предупредить?»

Кен вылез из катера. Скафандр непривычно давил на плечи. На внешних базах, где атмосферы не было вовсе, тяжесть его не чувствовалась. А здесь все как на Земле. И баллоны с кислородом весят порядочно. Но ведь не сбросишь из-за этого шлем, в самом деле! Придется терпеть. Впрочем, не особенно долго: запасы воз-духа ограниченны – значит, рано или поздно скафандр будет снят…

Штурман мотнул головой, отгоняя мрачные мысли. Не нужно об этом думать, хотя бы сейчас. Он должен попасть на «Луч», выяснить судьбу экипажа. Всем ос-тальным можно заняться потом: впереди у него целая вечность.

Неуклюже переставляя ноги, он двинулся прямо к расселине.

Вот и следы обвала. Кен даже не взглянул вниз. Зачем? Все равно от кибера ничего не осталось, а если бы и осталось, что он увидит на такой глубине? Его задача – «перепрыгнуть» на ту сторону, что он сейчас и сделает. Плевать, что на это уйдет добрая половина энергии: без защитного поля можно пока обойтись.

Кен настроил скафандр на антигравитационный прыжок и уже через минуту стоял на площадке перед звездолетом. Быстро сгущались сумерки, последние блики заходящей звезды таяли в клубах тумана, выпол-завшего из ущелья. А корпус «Луча» призывно и мягко светился, словно живой.

Защитного поля вокруг корабля не было. Этого следовало ожидать, но стоило Кену самому убедиться в заранее очевидном факте, как у него защемило сердце. До этой минуты, втайне от себя самого, он еще на что-то надеялся. И вот первый признак гибели экипажа налицо.

Штурман приблизился к закрытому люку, набрал аварийный код. Появившееся в обшивке отверстие пропустило его внутрь и тут же исчезло, с легким шорохом сомкнулось за спиной. Освещение включилось автоматически.

Повинуясь скорее привычке, чем необходимости, Кен прошел дезактивацию (вся аппаратура действовала!) и лишь потом выбрался в салон. Он шел по коридору, держа руку на бластере, хотя чувствовал, что здесь, на борту, ему ничто не грозит.

На корабле царил образцовый порядок. Казалось, его покинули пару часов назад. Осмотр всех помещений занял у Кена минут сорок, и всюду он видел одно и то же: идеальная чистота, приборы в полной исправности – и никаких следов катастрофы. Ни малейшего намека на то, что же произошло с людьми. Звездолет не был мертв, но экипаж исчез, не оставив в нише ни одного скафандра.

«Кто-то ушел на разведку и не вернулся. А потом остальные, один за другим, отправлялись на поиски… – Кен поежился от этой догадки. – Нужно заглянуть в бортжурнал: пусть ответит хотя бы на часть вопросов», – разумная мысль, как всегда, пришла с опозданием: именно с этого следовало начать.

Штурман вошел в рубку, отыскал бортжурнал, подключился к одному из экранов – и изменился в лице: кассета пуста, записи стерты. Никакой информации о полете, о причинах высадки на планету – ничего! Вызвал на связь Кибермозг – но и здесь его ждала неудача: блок памяти был чист, сведения о рейсе уничтожены.

Как во сне, побрел Кен прочь. Жертва оказалась напрасной: он ничего не узнал. Все кончено. Он погибнет, как погибла команда «Луча», – таинственно и непонятно. А главное – бесполезно. Звезды посмеялись над ним…

Что же теперь? Связаться со своим кораблем – и выслушивать упреки Поула, видеть смущенные лица товарищей, которые не в силах помочь? Он не хотел этого. Он уже ничего не хотел…

Наугад толкнул дверь одной из кают, вошел, опустился в кресло. Зажмурился, словно в детстве, заслоняясь от страха ресницами. Пальцы нащупали кнопку на изогнутой ручке – и сквозь сомкнутые веки проник изумрудный свет.

Штурман открыл глаза – и вздрогнул: на серой стене ожила голограмма, поражая своей реальностью, – березовая роща, среднерусский пейзаж. Полноту иллюзии довершал звуковой фон, а вместе с ним – аромат весеннего леса…

«У каждого астронавта – свой образ Земли. Командор Герд всегда говорил о березах. Не его ли это каюта?»

Кен встал, подошел к тумбочке, пошарил рукой в полупрозрачной нише. Он искал подтверждения своей догадке – и на этот раз ему повезло. Повезло так, как он и не смел рассчитывать.

«Почему командор не воспользовался другими видами записи, более привычными и современными? Все же старик был чудаковат. Такую допотопную тетрадь в пластиковой обложке можно отыскать только в музее…» – все эти мысли мгновенно промелькнули в голове Кена, но ни на одной из них он не успел задержаться, потому что стал лихорадочно читать страницу за страницей. И чем дальше читал, тем сильнее менялся в лице. И все же у него хватило сил дойти до последней строчки.

Крепко сжимая в руке свою находку, штурман бросился обратно в рубку.

– «КВКДР-15»! Я – «Луч», выхожу на связь, – прозвучало в эфире. И когда на экране появилось измученное лицо Поула, за спиной которого сгрудился весь экипаж, встревоженный и суровый, сочувственно-негодующий, Кен начал без предисловий: – Докладываю: людей на борту нет. Никаких следов катастрофы. Приборы работают нормально. Записи в бортжурнале отсутствуют. Кибермозг информацией о полете не располагает. В одной из кают обнаружен Дневник командора Герда.