Текст книги "Первый Зверь (СИ)"
Автор книги: Елена Синякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
В какой то момент мне показалась, что еще немного и я просто потеряю сознание, но Зверь глухо и протяжно застонал, выгибаясь в позвоночнике, отчего я буквально распласталась на его груди, подавшись бедрами в последнем самом глубоком и болезненном движении, когда я отчетливо ощутила внутри себя пульсацию и жар, который разливался по бедрам.
Я боялась дышать, продолжая держаться за его нереально огромные плечи и заглядывая осторожно в глаза, которые сначала были плотно закрыты.
Его тело сжималось и напрягалось как-то хаотично, словно жило собственной жизнью, мучая Зверя своей неуемной жаждой.
ОН приходил в себя постепенно. Медленно и тяжело.
Сначала выровнялось дыхание и мышцы перестали сокращаться, затем задрожали ресницы и он медленно открыл глаза, которые были практически черными, оттого, что зрачок расползся по радужке глаза, заполнив его безумием и той черной страстью, которая терзала Зверя, не давая ему покоя, ни днем, ни ночью.
Постепенно зрачок сужался и приходил в норму, а глаза приобретали осмысленный вид, когда Зверь тихо выдохнул:
– Ты в порядке?..
Я быстро кивнула в ответ, прислушиваясь к себе и с радостью осознавая, что помимо некоторого жжения внутри бедер и ощущения растянутости, не было никаких обжигающе болезненных кровоточащих ран.
И он прислушивался ко мне, вдруг подавшись вперед, чтобы прикоснуться губами к моим, мягко и осторожно, отчего-то чуть улыбаясь и прошептал:
– Я умею быть другим. Идем в дом.
Я даже не успела перевести дыхание, когда он бодро наклонился, по-прежнему удерживая меня на руках и теперь прижимая к груди бережно и аккуратно, чтобы поднять со снега одеяло и поторопиться в дом.
То, что в лесу был только первый раунд, я поняла не сразу.
Наивно полагая, что все самое страшное осталось у озера, я с благодарностью принимала его заботу, когда Зверь занес меня в дом и аккуратно уложил на лежанку, где теперь была гора из одеял, отчего спать было уютно и очень мягко.
Вот только он не торопился уходить. Или одеться.
А еще он был все еще возбужден…
– Спасибо, – пробормотала я скованно, начиная подозревать неладное, лишь когда он сел на край лежанки, потянувшись к завязкам на платье и явно находя забавным то, как я тут же нахмурилась, быстро и растерянно заморгав.
Мысли метались в голове, для чего он делает это, и ничего более логичного на ум не приходило, когда я осторожно проговорила:
– Я точно не смогу плавать в том озере. По крайней мере, не зимой…
Зверь улыбнулся, широко и слишком очаровательно, как всегда полностью преображаясь от этого, словно каждая резкая черта его красивого лица наполнялась теплом и каким-то особенным обаянием, которое я не видела раньше за маской монстра, что создала сама.
– Я знаю. Ты, наверное, и плавать не умеешь, – легко отозвался он, не останавливаясь.
Все больше теряясь и начиная откровенно паниковать, я смотрела на его длинные сильные пальцы, которые на удивление ловко расправились с завязками и теперь скользнули по моим плечам, едва касаясь кожи и спуская ткань ниже, обнажая грудь, а потом и живот, хрипло выдохнув:
– Умею, но…что ты делаешь?..
– Хочу, чтобы ты привыкла ко мне и больше не боялась.
– Чтобы не бояться тебя, я должна ходить обнаженной?.. – еще тише выдохнула я, когда Зверь аккуратно стянул с меня платье, по его улыбке понимая, что он был бы вовсе не против такого расклада.
И мы снова замерли: я оттого, что не представляла, что делать дальше и как побороть в себе стыд, он – глядя блаженно и восторженно, словно каждый изгиб моего тела завораживал его и вводил в какой-то необъяснимый транс и негу.
Затаив дыхание и боясь пошевелиться, я осторожно наблюдала за тем, как Зверь касался меня своими горячими ладонями. Смотрела в его лицо и начинала краснеть все больше и больше, потому что, как всегда, он не пытался скрыть ни одной эмоции.
– Не хочу, чтобы ты вздрагивала каждый раз, когда я касаюсь тебя, – прошептал Зверь, склоняясь надо мной так, что его отросшие до плеч пепельные волосы защекотали мою чувствительную грудь, отчего я тут же покрылась «гусиной» кожей.
Каждое его движение было медленным и аккуратным, выверенным, я понимала, что он на самом деле сдерживается и делает это ради меня, все равно нервно вздрагивая, оттого что его губы коснулись моей кожи, целуя сначала метку на шее.
Не причиняя боли, не пытаясь прикусить мою кожу снова.
В этот раз он ласкал своими горячими губами, не скатываясь в обжигающую страсть истинного зверя, с которой невозможно было что-либо поделать.
Он смущал меня этим еще сильнее, чем если бы набросился снова.
Теперь его губы двигались мучительно томно, основательно исследуя губами и языком мою кожу, чего он никогда не делал до этого. И он не собирался останавливаться!
Уже почти по привычке я не позволяла себе шелохнуться, вытянувшись и застыв в одном положении, даже когда Зверь опустился губами ниже, касаясь груди и чуть придавливая ноги своим горячим обнаженным телом.
Теперь все было по-другому, и я пыталась сопротивляться тому, что начинала чувствовать, потому что эти ощущения были настолько новыми и обволакивающими, что я хрипло выдохнула, растерянно глядя в низкий закопченный потолок.
От этих прикосновений Зверя внутри меня зарождалось нечто горячее, волнующее.
Словно каждая клеточка тела, которая была заполнена мраком боли и недоверия, сбрасывала с себя этот тлен, наполняясь золотистой горячей негой, от которой в бедрах становилось мучительно горячо, а в груди тяжело, потому что хотелось застонать.
– Это не так страшно, как ты думаешь, – проурчал Зверь. – Доверься мне всего один раз, девочка…
Он подался вперед, придавливая собой еще немного, и втягивая в рот напряженно застывший сосочек, который был сконфужен не меньше меня самой.
В первую секунду я заметалась, вдруг осознав, что могу двигаться без вреда для собственного тела, потому что он действительно сдерживался сейчас, видимо выплеснув весь свой пыл в лесу.
Только я не понимала, что же мне делать.
Странный гул в теле только нарастал, накапливаясь пугающей тянущей болью внизу живота, где становилось с каждым его прикосновением все более жарко, словно внутри меня закручивалась спираль из тонких золотистых нитей, отчего было трудно дышать.
И это чувство усиливалось, становясь просто невыносимым, пока мягкие горячие губы Зверя скользили по моему телу, собирая каждую капельку выступающего соленого пота, каждую «мурашку» от его прикосновений.
– Не сопротивляйся этому, Рада. Просто расслабься и позволь своему телу взять верх над разумом.
8 Глава
Но как же сложно это было сделать!
Я не понимала, как можно расслабиться! Не понимала, как можно перестать ожидать боли, но еще сильнее пугало – это чувство внутри, от которого я никак не могла избавиться, отчего сердце колотилось затравленно и испуганно.
Это чувство порабощало меня!
Оно кружило мне голову чувственной удушливой дымкой, в которой я теряла саму себя!
– Я не хочу! – всхлипнула я, испугавшись, словно малолетняя дурочка того, чего не знала раньше, видя, как глаза Зверя полыхнули жаром, и черный зрачок на миг ахнул, расползаясь опасным озером, которое способно затмить собой солнечную радужку глаза, выпуская наружу истинного зверя.
– Хочешь, – промурчал Зверь, опускаясь губами еще ниже и оставляя мою грудь влажной от его ненасытных губ, а соски призывно торчащими, словно они хотели еще и еще. Чтобы он играл языком с ними, обводил по кругу, чуть прикусывал, оставляя в теле дрожь и капельки пота, от которых я едва могла дышать.
Тело предавало меня!
Оно отзывалось на его ласку и прикосновения, которые теперь были нежнее шелка, но все такими же обжигающими.
– Это называется желание, – лицо Зверя оказалось прямо над моим, когда он позволил себе лечь на меня сверху, отчего я по инерции уперлась ладонями в его полыхающую твердую грудь, ощущая, как под упругой обижающей кожей колотится его загадочное сердце.
И как же странно и волнительно было слышать от него это, учитывая, что многие мои эмоции были для него в новинку и приходилось самой копаться в душе, чтобы сказать ему, что это за чувство.
Я ощущала его возбуждение, когда его ладонь скользнула по моим коленям, раздвигая их и давая понять, что мы только в самом начале пути, а Зверь твердо решил следовать своему плану!
Да, он приручал меня.
К своим рукам, к своему телу, к тому, как мог касаться меня, не оглядываясь на приличия и нравственность, которые были чужды ему.
И сейчас, когда он коснулся моих губ своими, я снова задохнулась, распахнув глаза и не понимая, что со мной происходит, ведь все это было раньше. Но не так! Совсем не так!
Его губы не принуждали меня, не пытались поработить, показать, что он сильнее и его желание важнее моих эмоций.
Теперь они касались меня, завораживая тем, какими могли быть мягкими и чувственными. И, сама не понимая, что творю, я тянулась навстречу им, приоткрывая свои губы и неловко открывая себя, чтобы познать его аромат и вкус на собственном языке.
Он был пряным, бархатным, чувственным.
Я уже не сопротивлялась, робко впуская в себя его язык, чтобы прикоснуться своим, сначала осторожно, словно пробуя новые неведомые ощущения, от которых голова начинала кружиться.
Это было приятно! Очень!
В том, как сплетались наши языки было что-то запретное, но такое необходимое, что казалось, если он остановится сейчас, то я просто разрыдаюсь.
Я училась двигаться правильно, улавливая его темп и такт, не замечая за собой, как сама наклоняю голову, чтобы впустить его в себя еще больше, еще сильнее. Пока не начала задыхаться, ощущая, как капельки пота собрались на влажных висках и слыша его тихий низкий стон.
Зверь выдохнул первым, отстраняясь ровно настолько, чтобы я смогла сделать один судорожный вдох, наполняя легкие воздухом, в котором сплелись ароматы наших обнаженных тел.
Я смотрела в его глаза и видела в них непередаваемый восторг!
Кажется, до этого момента он и сам не верил в то, что у нас получится целоваться в унисон, полностью погружаясь в эти волшебные эмоции, которых хотелось еще и еще.
Зверь промурчал что-то ободряющее, явно похвалив, но не собираясь останавливаться и увлекая меня в этот водоворот из новых неизведанных эмоций все глубже и глубже, пока его губы скользнули по моей шее, снова опускаясь к груди, а затем лаская живот – неторопливо, основательно, заставляя мышцы подрагивать от желания…я хотела еще.
Даже если не совсем понимала, чего именно хочу. Эти прикосновения сводили с ума!
Но когда я сквозь собственный затуманенный новыми ощущениями мозг поняла, куда именно направляются жадные до касаний губы Зверя, то отчаянно вцепилась пальцами в его влажные волосы, забившись под ним.
– Не надо! Пожалуйста!
Нет, к подобному я была еще не готова!
Слишком чувственно, слишком откровенно!
Мне было достаточно того, что мое тело ощутило сегодня, чтобы потеряться в собственных мыслях!
И Зверь, как всегда, почувствовал все, что было у меня внутри, шумно выдыхая от явного разочарования, но все-таки послушно потянувшись вверх, чтобы склониться надо мной, глядя в глаза своим жарким огненным взглядом, где сейчас было так много эмоций, что мне казалось, что я просто плыву в океане света и тепла, завороженная и окруженная им со всех сторон.
Но и это был не конец моего обучения, Зверь чуть придавил собой, придвинувшись бедрами ближе и давая мне сполна почувствовать его жар и каменное возбуждение, которое продолжало пугать, напоминая о том, как может быть больно.
– Всё будет хорошо, – прошептал он, потянувшись к моим губам и не позволяя сосредоточиться на том, что происходит внизу, когда его язык снова скользнул в меня, а пальцы принялись поглаживать живот, опускаясь туда, куда я не пустила его губы.
Сначала я вздрогнула и по инерции попыталась свести колени, что сделать было просто невозможно, учитывая, что Зверь лежал на мне, не позволяя пошевелиться и скользнув рукой вниз, напористо, но вместе с тем очень осторожно и трепетно.
Сложно было бояться и сопротивляться, когда он целовал так, что голова кружилась, а дыхания едва хватало, чтобы оставаться в сознании.
Теперь я понимала, что все может быть иначе. На самом деле.
Даже сейчас, когда его сильные длинные пальцы оказались во мне, поглаживая складочки и собирая влагу моего тела, которое отзывалось на каждое его прикосновение, расцветая, словно нежный бутон, который не спалил пожар и теперь коснулись лучи солнца.
Я не сразу поверила, в то, что застонала я!
Я черт побери!
Оттого, что его щемящая нежность с терпким вкусом желания и пряным ароматом едва сдерживаемой страсти пробуждала в моем теле то, о чем я даже не подозревала!
Его пальцы продолжали двигаться умело, напористо, но вместе с тем мягко, не стараясь причинить боли, а каждую секунду показывая, что я не знаю о том, что Зверь назвал желанием ровным счетом ничего.
А мне казалось, что каждая дрожащая клеточка моего влажного тела отдает всю себя, собираясь каплями нектара, которые скатывались в бедра, оставаясь влагой на его пальцах, отчего мне не хватало воздуха и сил противиться тому, что в буквальном смысле разрывало меня на мелкие кусочки, которые разлетались яркими осколками по радужной вселенной, в которую я окунулась так неожиданно и горячо.
Когда Зверь чуть подался вперед, я даже не сразу поняла, что он вошел в меня, делая это аккуратно и медленно, но заполняя собой, отчего стеночки тут же напряглись, обхватывая его эрекцию так плотно, что в какой то момент мне показалось, будто я чувствую, как пульсирует кровь в тугих набухших венах.
Он замер, выдыхая судорожно, сквозь зубы, лишь в этом поддавшись власти своего внутреннего хищника лишь в этом, а я даже не успела испугаться, шумно втягивая в себя воздух и глядя распахнутыми глазами в его огненные глаза.
Едва ли кто-то из нас мог говорить в эту секунду, когда Зверь подался вперед, создавая терние наших тел, мучительно медленно и осторожно, я видела, как тяжело дается ему этот тотальный контроль и восхищалась тем, как много он делал для меня, ломая себя день за днем.
– Закрой глаза, девочка. Почувствуй это…
Прохрипел Зверь, теперь подавшись назад, все так же медленно и осторожно, а я послушно прикрыла ресницы, прилежной ученицей, которой было уже не столько страшно, сколько интересно.
Он продолжал двигаться, и, слыша его тяжелое дыхание, я понимала, что начинаю дышать в такт с ним.
Я начинала чувствовать то, что он пытался показать мне.
То, как наши тела сливались в идеальном балансе, где не было боли и страха, а одни инстинкты, что были древнее самого мира и приносили только наслаждение.
Да, трение наших тел было не просто приятным. Оно порождало внутри что-то настолько глубинное, запретное и желанное, что, вкусив этот плод единожды, уже невозможно было остановиться!
Я стала двигаться в такт со Зверем, сама того не понимая.
Подставляла свои бедра навстречу ему, хватаясь руками за его огромные жаркие плечи и ощущая, как внутри меня растет гул, словно все тело сжималось в комочек, завибрировав внизу живота в одной напряженной точке, отчего пресс напрягся и затвердел, а мышцы стали сжиматься хаотично и быстро, словно меня пронзали мелкие молнии.
Это было неожиданно – немного больно, но так приятно, что тело выгнулось дугой, уходя разрядами вверх по позвоночнику, отчего сжались и подогнулись даже пальцы на ногах, а я испуганно ахнула, распахнув глаза и снова окунаясь в его восторженный пылающий взгляд и широкую довольную улыбку.
– Моя девочка!!!
От его мурчания я всхлипнула, быстро заморгав, и прижалась к груди Зверя, слыша, как отчаянно колотится его сердце под этой обжигающе горячей кожей.
– Все получилось!
Мышцы на животе продолжали сжиматься и тугой сладостный спазм сводил бедра изнутри, когда я тихо застонала, погружаясь в отголоски того взрыва, что случился так неожиданно и настолько ярко, что я по-прежнему не могла хотя бы размеренно дышать, не то, чтобы попытаться говорить.
Кажется, я была немного в шоке, притихнув и погружаясь в какую-то расслабленную негу, ощущая, как зверь обхватил меня одной рукой, прижимая к себе и задвигавшись быстрее и резче, чтобы скоро застонать и вдавить меня в лежанку в последнем самом сладком рывке.
Я собственными ладонями ощущала, какие тугие и упругие его выпирающие мышцы на спине, когда они стали перекатываться под кожей, но теперь я поняла, что это происходит оттого, что в Звере тоже взорвалась эта сумасшедшая радуга, чья безумная черная страсть забирала из тела всю силу, задевая каждый трепещущий нерв, чтобы подарить в конечном итоге невероятный полет в невесомости, где было так сладко.
Зверь завис надо мной на несколько секунд, заглядывая в глаза и выглядя сейчас настолько довольным и расслабленным, что я неловко улыбнулась, в ответ на его вопрошающий взгляд, не сразу понимая, что он спрашивал таким образом разрешения быть рядом, поворачивая меня на бок, чтобы растянуться за моей спиной, обнимая одной рукой и прижимая к горячей груди.
Все, что происходило с нами сегодня, было впервые, несмотря на то, как много времени мы успели провести рядом друг с другом.
И я все еще чувствовала себя неловко и смущенно, ощущая его за своей обнаженной и влажной от ласки спиной, когда Зверь осторожно обнял, положив свою горячую тяжелую руку.
Даже спиной я отчетливо ощущала, как стучит его сердце.
А еще мне казалось, что он улыбается. Широко, обаятельно. Как всегда, даже не пытаясь сдерживать ни своих эмоций, ни своих желаний, что сначала шокировало, а теперь завораживало меня.
Я рассматривала его руку перед собой, засомневавшись лишь на долю секунды, прежде чем осторожно коснулась ее кончиками пальцев, исследуя с робким любопытством его обжигающую кожу с темной порослью жестких волос, очерчивая тугие выпирающие под кожей вены и небольшие шрамы, тихо хихикнув на странный звук за спиной:
– Ты мурчишь?
Звук был просто умопомрачительный!
Низкий, обволакивающий своим тембром, и вибрирующий, словно позади меня лежала огромная кошка только гораздо более басистый, чем у представителя кошачьих.
Зверь был расслаблен и искренне счастлив.
Теперь он не сдерживал себя в попытках не испугать меня своим поведением или скоростью, а просто лежал, блаженно растянувшись во весь свой громадный рост и обнимая меня, с тем огромным чувством, которое смущало меня, но…заставляло ощущать странное тепло в груди.
Пока люди стремились к власти, мечтали о богатствах, убивали друг друга для того, чтобы что-то доказать и стать могущественнее, все, что было нужно для счастья этого создания – чтобы его касались.
Это было немыслимо. Но это было прекрасно.
– Маленькие медведи всегда мурчат, чтобы показать своей матери, что они сыты, довольны. И что очень любят ее, – проговорил Зверь приглушенно своим необычным хриплым голосом, пробуждая в моем тебе бурю мурашек этими словами. Словами, так похожими на признание, что я покраснела, но широко улыбнулась, пытаясь сгладить собственное смущение и то, как вдруг заколотилось мое сердце:
– Кажется, ты уже не похож на медвежонка.
Зверь рассмеялся низко, приглушенно, и отчего-то волнительно для меня.
– Не думаю, что кто-то решится погладить взрослого медведя, чтобы услышать подобное.
Я улыбнулась сильнее, теперь не боясь трогать его, и с трепетом думая о том, что я стала первой, кто прикоснулся к нему, познав ласку зверя сквозь боль, недоверие и ненависть.
– Ты действительно никогда не жил среди людей?..
– Никогда.
– И тебе не хотелось этого? Ведь на людей ты похож больше, чем на медведей, – тихо прошептала я, до сих пор не уверенная в том, могу ли спрашивать о подобном, чтобы не разбередить рану и не сделать хуже, слыша за спиной тяжелый вздох, но спокойный голос Зверя:
– Похож лишь внешне. Внутри я не человек. После смерти отца, пока был еще маленьким, я не понимал, куда мне идти. Было страшно остаться одному. Он не позволял мне уходить к кромке леса. Туда, где была деревня. Прятал от глаз людей, но не мог объяснить почему делает это. Тогда люди казались мне…симпатичными.
Замерев под его рукой и положив обе ладони на его горячую кожу, я слушала почти не дыша, видя перед собой странного кроху с желтыми глазами и жемчужными крошечными клыками, который прятался голенький и грязный в тени кустарников, выглядывая из зарослей и наблюдая за тем, как живут люди, не подозревая о нем. О его боли. О его одиночестве и страхе.
– Детей отпускали играть у кромки леса. Они играли, смеялись, что-то кричали друг другу. А я смотрел на них из своего укрытия и был счастлив. Не посмел выйти сразу, пока прислушивался к звуку речи, изучал то, как они двигаются. Но спустя несколько дней все-таки вышел.
Сердце пропустило один тревожный удар.
Страшно было даже подумать, что могло стать с тем, кто тогда был еще крохой и не мог защитить себя, как сейчас, ввергая в ужас.
Зверь ощутил мой озноб, прижав к себе ближе, словно пытался защитить даже от собственной памяти, чуть пожав плечами:
– Не произошло ничего страшного. Они не боялись меня, только не понимали откуда я взялся. На следующий день принесли какую-то одежду и нарядили меня. Было неудобно и мне не нравилось, но я видел, что они не ходят голыми и следовал их примеру. Как только их звали домой, я раздевался, а потом снова одевался, чтобы была возможность поиграть с ними… Мы бегали, догоняли друг друга. Мне не нужно было понимать речь, я понимал их эмоции и жесты. Но дети рассказали о своем странном друге родителям.
Я снова замерла, слыша, что однако его сердце стучит ровно и спокойно, а дыхание остается размеренным и глубоким, пока я не могла дышать, боясь услышать ужасы, но понимая и то, что жизнь Зверя сложно назвать благополучной и уже совершенно невозможно назвать легкой.
– Они обидели тебя?..
Зверь покачал головой, криво усмехнувшись:
– Не смогли бы поймать. Когда несколько взрослых пришли в лес, они не верили своим чадам, что у них появился лесной друг.
– Но ты вышел к ним? – ахнула я.
– Вышел. Потому что не чувствовал опасности. По крайней мере, сначала.
Зверь просто пожал плечами, словно давая понять, что на этом этап с играми явно был закончен. И он снова остался в полном одиночестве в лесу.
– Ты убежал от них?
– Да. Когда люди поняли, что я отличаюсь от них глазами и клыками, то в деревне началась паника. Они рыскали с факелами даже ночью. Ставили ловушки, бегали с вилами. А я просто ушел вглубь леса, оставив подаренную одежду на камне. Вот и все.
Зверь говорил об этом спокойно, но сложно было представить, что испытывал покинутый всеми испуганный ребенок, который остался в этом жестоком и сумасшедшем мире совсем один. Погруженная в эти эмоции, я едва сдерживала слезы, с одной стороны, боясь услышать продолжение, но и не в силах остановиться, чтобы не дослушать до конца, когда прошептала:
– А потом?..
– Спустя какое-то время люди забыли про меня. Вероятней всего думали, что я погиб в лесу. А я понял, что несмотря на то, что похож на них, я им чужой. И решил пойти к медведям, кем был мой отец.
Я чуть улыбнулась:
– И там нашел свою семью?
– Нет. Первый медведь, которого я встретил на своем пути, кинулся на меня раньше, чем я успел подойти и попытался убить меня.
Я замерла в ужасе, а Зверь медленно повел плечами, добавив:
– Он располосовал мне спину и вырвал клок кожи. Убил бы, если бы я не забрался под камни, куда медведь не мог протиснуться.
Это было настолько страшно, что я изо всех сил пыталась отогнать от себя видения, которые кружились в голове, теперь понимая, откуда у Зверя появился этот чудовищный шрам на спине, который зарос неровными кусками.
– Для медведей я такой же враг, как и для людей.
Я даже не могла представить себе какого это – прожить всю жизнь в таком одиночестве! Быть отверженным у всех, лишь по факту своего рождения, не причинив никому вреда.
Да, потом, когда он вырос и стал сильным, можно было не бояться ничего и никого.
Но пока он был ребенком и не обладал ни этой мощью, ни этой скоростью – как он выжил?..
– Если хочешь, спроси меня о своем отце. О том, что привело нас к этому, – отозвался вдруг Зверь, говоря осторожно и вкрадчиво, явно боясь задеть те струны моей души, которые были разорваны и уже никогда не смогут зарасти.
Эта рана не заживала.
Она тихо тлела внутри меня, вырываясь болью и слезами каждую ночь, когда я видела во сне отца.
Просыпаясь в поту и слезах, я долго не могла успокоиться, зная, что Зверь тоже не спит за стенами домика, прислушиваясь ко мне и молча терзаясь вместе со мной.
Иногда я точно ощущала его прямо за дверью. Видела метущуюся тень его огромного тела, но за проведенные ночи он ни разу не позволил себе войти, боясь потревожить мою память и сделать своим появлением лишь еще больнее.
Многое изменилось, между нами. Моя прошлая жизнь была сожжена и уничтожена.
Не изменилось только то, что именно Зверь убил моего отца…
И каждый раз, когда я думала об этом, мне становилось тошно, и в груди вспыхивала рана, кровоточа и отбирая остатки воздуха.
Я еще была не готова услышать это, даже если теперь знала наверняка, что сказанные когда-то Зверем слова были чистой правдой, он не убивал ради выгоды, забавы или от скуки. Каждый кто умирал от его руки заслужил смерть…
…но невозможно было думать об этом, вспоминая папу…
Зверь как всегда молча кивнул, научившись принимать не только меня саму, но каждую эмоцию, которую он остро чувствовал, даже если иногда не знал, что именно это такое.
Какое-то время мы молчали, слушая дыхание друг друга и не торопясь заговорить.
– И у тебя нет имени? – тихо произнесла я снова, не замечая, как глажу его кожу пальцами, водя небольшими кругами, отчего на ней выступали мурашки, а урчание снова стало громче и жарче.
– Нет. Отец был медведем и не мог говорить, чтобы дать его мне.
– Кто же тебя стал называть Зверем?
– Люди. Но если ты хочешь, то можешь дать мне такое имя, которое понравится тебе.
Он уткнулся в мой затылок, блаженно выдохнув и, кажется, засыпая, а мое сердце трепетно билось от его слов и того, как мы лежали теперь. Вместе. Обнаженные. Не прикрытые даже легким покрывалом.
Рядом с ним холод не ощущался, и теперь было необычно и тепло на душе, оттого что напряжение улетучилось, оставляя только трепет в груди.
Зверь на самом деле уснул, дыша глубоко и ровно, но не отпуская меня от себя даже во сне, а вместе с ним уснула и я.
Когда я проснулась, солнце уже высоко светило в небе, по всей видимости был полдень, а Зверь уже хозяйничал в домике, убирая из печи истлевшие ветки, чтобы положить новые и развести огонь, отчего дом тут же наполнился сказочным ароматом смолы и особенным теплом, которое всегда так дорого, долгими зимними вечерами.
– Выспалась? – улыбнулся он мне, широко и невероятно обаятельно, так, что я не смогла сдержать улыбки в ответ, вдруг подумав о том, что на самом деле Зверь был настоящим красавцем! Пусть слишком необычным, чтобы люди могли увидеть это за собственным страхом, но все-таки красавцем!
– Хочешь рыбы?
Я кивнула, видя, как он буквально засиял от восторга и радости, заставляя меня в очередной раз внутренне удивиться и даже умилиться его реакции на простое общение, которое было для него чем-то совершенно волшебным и восхитительным.
– В озере ее полно. Скоро вернусь!
Я уже не вздрагивала и не пугалась того, насколько резко и молниеносно он поднялся, застыв на секунду у печи в полусогнутом состоянии, но вместо того, что выйти на улицу, сделал поспешный шаг ко мне, целуя в губы осторожно и как-то собранно, словно хотел понять, как я отреагирую на это его прикосновение сейчас, и всеми силами прислушивался ко мне.
А я поцеловала его в ответ, кожей ощущая его невообразимую радость, что делала Зверя похожим на ребенка. Чистого, светлого, в чем-то по-прежнему наивного, который радуется всей душой даже легкому поцелую в ответ, отчего его глаза становятся похожими на бескрайнюю гладь океана, залитого солнечным светом, когда волны кажутся золотыми и излучают тепло.
– Ты пробовал когда-нибудь жареную рыбу? Или, приготовленную на огне?
Зверь покачал головой, улыбаясь в предвкушении чего-то нового и еще неизведанного, а я думала о том, что, как он открывал мне свой мир, так и я хотела показать ему, что в мире людей есть что-то хорошее и приятное, что, возможно, сможет ему понравиться, хотя бы немного.
На самом деле за эту неделю, пока наши раны постепенно залечивались с помощью его необыкновенной крови и некоторых трав, которые Зверь приносил из леса, запаривая в кипяченой воде, я готовила – варила каши, делала куличи и лепешки, томила мясо. Собирала на маленький низкий столик, за которым приходилось сидеть на полу, чтобы он был впору, и обязательно ставила тарелку для Зверя.
Первое время он отказывался.
Говорил, что не голоден.
И я понимала, что, привыкший к совершенно другой жизни, ему было проще перекусить в лесу, поймав того, кто станет его ужином или обедом, а потому не могла корить его за отказ.
Но в один из дней, на предложение попробовать сладкую кашу с медом и засушенными яркими ягодами, которые Зверь принес вместе с некоторыми специями, мукой и солью, он неожиданно согласился, присев на пол рядом, скованный и напряженный.
Все это ему было чуждо и ново. Тарелки, ложки.
Он смотрел на них так, словно ждал, что утварь начнет двигаться, уползать или верещать, если только он коснется их.
Зверь явно чувствовал себя неловко, но как же трогало за сердце то, что ради меня он решился даже на это, когда проговорил приглушенно:
– Я не умею пользоваться всем этим. Тебе придется показать мне…
И я показывала, с улыбкой и трепетом в душе наблюдая, как он искренне пытается делать все, как нужно, даже если сначала у него ничего не получалось, и обе ложки были сломаны.
Тогда я поняла, что поступаю эгоистично, пытаясь заставить его делать то, что привыкли делать люди, когда он вовсе не был человеком. Что я снова ломаю его представление и мирный уклад жизни, который до меня тек совсем по-иному.
Поэтому отказалась от ложек и старалась готовить еду так, чтобы ее можно было есть руками.
Не все Зверю нравилось. Например, мясо он ел только сырым, но из тарелки, куда я резала его небольшими кусочками, не содрогаясь от его предпочтений и постепенно привыкая к новому укладу жизни. А вот каши и лепешки пришлись ему по вкусу, как и пирожки.
– Скоро приду.
Зверь поцеловал меня еще раз, явно не горя желанием покидать стены домика, что я отчетливо видела в его солнечных глазах, как и то, что он снова возбуждается, в этот раз не одевая на себя брюк из кожи.
А вот я поспешила одеться, как только он ушел, не поборов свое смущение настолько, чтобы ходить перед ним обнаженной, зная заранее, что много времени Зверю не потребуется, чтобы раздобыть рыбы. Он и с охоты всегда возвращался быстро и приносил уже разделанное мясо, словно понимал, что я не смогу вынести вида растерзанного животного в доме.
