Текст книги "Лютый (СИ)"
Автор книги: Елена Синякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
Можно подумать, что за свою жизнь я не пила ничего противного, пока лечилась, например!
Не пять лет, в конце – концов, выпью все, как полагается, лишь бы только вернуть свою чувствительность и способность двигаться, потому что, кажется, этого очень ждала не я одна.
Должно быть, Лютый приподнял меня, чтобы я не захлебнулась, чаем, выдохнув:
– Пей осторожно…
И если в первую секунду меня пронзила паника, ведь я не понимала, работает ли во мне хоть что-нибудь, чтобы я могла глотать, то во вторую я была готова продать душу бешенной полярной белочке, чтобы во мне не работало больше ничего, потому что то, что попало на мой язык было просто чудовищным!
Это был не чаёчек, а орудие массового поражения!!!
Сибирская язва и чума в одном флаконе, приправленные красным перцем!
Тут же в голове вспыли слова Севера: «Каким бы не был чай на вкус, просто помни, что он поможет» Север определенно знал, о чем говорил! Вот только это мне не помогало совершенно.
Я орала и вопила, словно сумасшедшая, не издавая при этом ни звука.
Я изворачивалась и отбивалась всеми силами, не дрогнув даже кончиками ресниц.
Господи, я вспоминал все матершиные слова, которые только знала, провизжав их по кругу раз десять как минимум, и это при том, что в моем доме никто не позволял себе произнести даже слово «хрен» или «блин» считая это неприемлемым или же воспринимая исключительно в контексте продуктов питания.
В моей высокообразованной и подчеркнуто интеллигентной семье никто никогда не опускался до ругани, и родителей хватил бы сердечный приступ, если бы они слышали сейчас, какие словечки проносились раз за разом в моей голове, когда даже внутренний голос охрип кричать и визжать. Конечно же, оправившись от потрясения и придя в сознание, родители поинтересовались бы, откуда я все это знаю, и были бы жутко удивлены тем фактом, ЧТО можно услышать в метро в час пик, когда все спешат на работу или учебу.
Думаю, после этого у моей мамы случился бы второй сердечный приступ после того, как она узнала бы, что я была в метро.
Как я там оказалась? Очень просто – ночевала у моей Ланы и утром мы опаздывали на учебу.
Алекс не знал тоже….иначе пришлось бы слушать двухчасовую тираду и нотации о вреде таких поездок.
А сейчас, воя про себя и плеваясь, я думала, какой была бы моя поездка в метро из разряда «незабываааааамые очучения», если рядом был бы Лютый.
Проще было сразу помереть, чем выпить эту гадость полностью!
Не знаю, как я все осипила… вернее, словно у меня был выбор!
Главное, что меня сразу же бросило в горячий пот, словно с этой жуткой жидкостью, в меня влили по меньшей мере ведро лавы. которая теперь медленно, но верно растекалась по всему телу, заставляя меня задыхаться от радости, что я чувствовала хотя бы этот жар! Хоть что-то!
– Моя смелая, отважная Золотника! – промурлыкал Лютый надо мной так низко, что его вкусное дыхание проникло в легкие, словно он выдохнул эти слова прямо в мои губы, и снова кровать скрипнула, словно он лег рядом, хмыкнув, – а теперь будем греться о тех пор. пока ты не зашевелишься!..
И это звучало так заманчиво и многообещающе, если бы не мое нынешнее состояние, при котором я даже не могла понять, как лежу я, и где именно по отношению ко мне сам Лютый.
– Тебе должно быть очень жарко, Золотинка. Север сказал, что яд выходит через пот, поэтому, чем больше ты вспотеешь, тем быстрее поправишься.
Странно, но я не хотела спать. даже если теперь меня окутывало тепло и уют.
Хотелось верить, что я лежу в крепких объятьях Лютого, чей аромат блаженно кружил вокруг. даря чувство невероятной защищенности и непередаваемой неги.
Честно говоря, я не ожидала, что он вдруг заговорит, уверенная в том, что этот молчаливый, холодный и неприступный Бер скорее предпочел бы просто спать, чем пытаться общаться…к тому же в таком одностороннем порядке.
– Я все-равно найду того, кто это сделал, Злата. Я не оставлю никогда ситуации. где кто-то решил покушаться на жизнь моей жены, пусть даже делая это так хитро и изощренно. Все виновные будут наказаны лично мной. И очень жестоко.
Я восторженно застыла, ахнув внутренне оттого, что впервые услышала от него эту фразу, от которой сердце радостно вспыхнуло, затрепыхавшись.
Моя жена! Он сказал – моя жена!
Да, Мия была совершенно права, когда говорила, что нет необходимости в сложных ритуалах, кольцах, фате, торжестве – достаточно было знать, что я принадлежу ему, этому сильному, необычному, харизматичному мужчине. Достаточно носить на себе его метку, как знак, посланный всеми миру о том, что я полностью в его власти и под его неусыпной защитой.
Ну как неусыпной…..
Ну да, с ядом получилась осечка, но ведь, если я правильно поняла, даже чистокровные Беры не смогли его унюхать. пока отец не догадался кровь попробовать, и Север не поставил окончательный диагноз.
А вообще, я уже была даже благодарна этому яду.
Теперь я знала, что не умру, мне вроде как и бояться больше нечего, только лежать себе под боком у Лютого и ждать, когда яд выйдет из меня, чтобы способность чувствовать и двигаться вернулась снова. Зато как раскрылся Лютый, когда, я узнала его совершенно с другой стороны, впервые почувствовав, что я ему небезразлична.
Да, если бы мне сказали, что Лютый назовет меня своей, стоит только выпить яда, я бы сделала это сама по доброй воле!
Вот только, что процесс выздоровления не будет простым и быстрым я поняла слишком поздно.
Сначала было просто приятно тепло.
Тепло изнутри, и тепло снаружи, когда я умиротворенно прислушивалась к мягкому треску костра, и ровному глубокому дыханию Лютого рядом. Мне было хорошо и приятно, но лишь до тех пор, пока это тепло не стало подогревать мою кровь…все сильнее и сильнее.
Словно вместо крови во мне бурлила жуткая смесь водки с красным перцем, вперемешку с раскаленной лавой, которая при чем с каждой минутой раскалялась все сильнее и сильнее, делая из меня просто огнедышащего дракона, который даже выть не мог, чтобы выпустить облако пепла из себя, и пар из ушей и всех отверстий в теле, как бы пошло это не звучало!
Мне казалось, что мою душу просто швырнули в самую глубь Ада на много-много часов, где я корчилась в поте и крови, не в силах найти успокоения!
Кровь жгла меня изнутри так сильно, что становилось больно дышать и все, о чем я мечтала сейчас – это сползти с кровати и растянуться плашмя на ледяном полу, который, вероятней всего. просто начнет таять подо мной.
Я чувствовала себя пойманной рыбкой, распластанной на раскаленной сковороде, которую активно жарили без добавления масла до румяной корочки. отчего я застонала:
– …умираю…где тут у вас морозилка?….
Сквозь алую пелену затуманенного взора тут же возникло улыбающееся, красивое лицо Лютого, чьи голубые глаза восторженно полыхнули и губы растянулись в его коронную нахальную и возбужденную улыбочку, показывая белоснежные острые клыки:
– Так и знал, что быстрей всего онемение спадет с языка, но мы найдем ему применение, пока не очнется все остальное!
Глава 8
Как же все горело!
Как безумно мне было жарко, словно в моих венах больше бежала не кровь, а самая настоящая лава!
Пот струился по моему телу просто ручьями, даже не смотря на то, что я лежала обнаженной…пытаясь спихнуть с кровати смеющегося Лютого, что было сделать не так-то просто. А вернее сказать – просто невозможно!
– А спящей ты мне больше нравилась, Золотинка, – смеялся он, озорно попыхивая своими яркими голубыми глазами, не двигаясь с места, как бы я не упиралась в него руками, пока ноги еще не могли шевелиться, и словно специально обвиваясь вокруг меня своими горячими мощными руками, прижимая к себе, – такая тихая лежала, не перечила, не шипела, не брыкалась.
Я лишь громко фыркнула, безуспешно упираясь ладонями в его стальной пресс, и отдергивая руку, потому, что так было еще горячее.
– Я сейчас расплавлюсь просто, а тебе весело!
– Не расплавишься, не переживай, – улыбался этот белокурый хам, как всегда нахально, но так чертовски соблазнительно. что в глубине моего бедного полыхающего тела ко всему прочему загорелось кое-что еще.
И это кое-что весьма отчетливо ощутил Лютый, судя по тому. как многозначительно изогнулась его бровь и хитрые глаза полыхнули голодом и жаждой, на секунду выпуская в черном зрачке все его звериные инстинкты, от которых перехватывало и без того отрывистое дыхание.
– Мммымммм, – промурчал низко и раскатисто этот наглец. чуть прикрыв свои полыхающие глаза и проводя горячими ладонями по моей обнаженной влажной спине, отчего вибрация прошла по всему моему телу. Вернее по той ее части, которая уже вернула свою прежнюю чувствительность.
– Не смей! – взвизгнула я, безуспешно пытаясь убрать руки Лютого от себя, которые принялись легкими. но весьма настойчивыми плавными и массирующими движениями пробираться от спины к вмиг набухшей груди, и его светлые прядки защекотали мое лицо, оттого что Бер склонился вперед, прижимаясь горячими губами к дрожащей коже у впадинки между шеей и плечом.
– Это что тут у наааааас…. – снова мурлыкал он прямо в мою кожу, вызывая дрожь по всему телу и глубокое потаенное чувство голода до его прикосновений и этой звериной нежности, которая была такой редкостью. и потому ее хотелось так невообразимо сильно.
– Ничего! – прохрипела я, ощущая животом, что Лютый уже в полной боевой готовности, отчего голова шла кругом, и ледяные стены над нашими головами становились лишь размытой голубой картиной без четких граней.
– Действительно? – усмехнулись его губы, прикасаясь к моей коже и чуть прикусывая ее, отчего я судорожно выдохнула, на секунду прикрывая глаза, чтобы напомнить себе, что я еще не совсем здорова для таких ночных приключений с мужем, который явно соскучился… даже если в последний раз мы были вместе каких-то пол дня назад.
– Действительно!
– Ну. вот же это, я чую… – снова промурлыкал Лютый, наваливаясь на меня сверху и обволакивая меня своим морозным чистым ароматом, в который хотелось просто окунуться, при чем в прямом смысле этого слова, словно в прорубь, хохотнув, когда я поймала его двумя пальцами за нос, зажав ноздри, и выдохнув, дрожа и хрипя:
– Уже не чуешы….
– Поздно… – выдохнул Лютый в мои губы, чуть шевельнув головой и убирая мои пальцы от своего лица, прежде чем его губы накрыли мои в жадном, жарком поцелуе, от которого мои кости обуглились и превратились в пепел, а тело вознеслось куда-то ввысь, пытаясь вырваться из плена обжигающего огня, который теперь полыхал не только снаружи, но и изнутри.
Удивительно. каким мягким, ласковым и нежным мог быть этот язык, который жил лишь тем, что говорил одни колкости и часто доводил меня до состояния полной ярости и абсолютной беспомощности.
Вот и теперь я была беспомощна перед ним…сметена порывом его страсти, которая обжигала меня, словно синее пламя, увлекая за собой в пучину бесконечной неги, в которой я бы кружила до скончания века, отдаваясь его силе.
Его воле. Его власти надо мной.
Я забыла, что мне нужно отбиваться, чтобы не сгореть.
Забыла обо всем на свете, обхватывая его руками за мощную шею, притягивая к себе, и ловя губами его губы, которые оторвались лишь на секунду, чтобы лукаво улыбнуться, промурлыкав:
– …вроде говорила, что ничего нет?
– Поздно, – едва смогла пролепетать я, не дав ему победно рассмеяться и притягивая к себе снова, чтобы он не отвлекался от нужного и такого желанного дела на пустые разговоры.
Больше меня не пугало, что я могу сгореть до тла.
Кажется, мне было так жарко, что хуже уже просто не могло быть.
Даже на самом дне Ада было бы и то на несколько градусов ниже. чем в моем теле сейчас.
Именно поэтому я не удержала громкого, протяжного стона, когда Лютый вдруг повернулся на бок, забрасывая меня на себя, убирая шкуры и одеяла, а затем плавно стек прямо на ледяной пол, положив меня на него и нависая сверху, упираясь ладонями в лед по обе стороны от моей головы с широкой, лукавой улыбкой прошептав:
– Ты только что разбудила отца.
Я струдом понимала, о чем шла речь, распластавшись на льду утренней звездой, и закрыв от неземного блаженства глаза, чувствуя ягодицами, что лед подо мной не тает, но отдает коже свою свежесть и холод, уравновешивая мой жар и даря ту гармонию. о которой я не могла даже мечтать.
Хотелось просто морским котиком проехать на пузе по льду, прижимаясь к нему всем телом и даже ступнями, которых я пока не ощущала.
Хотелось изваляться в снегу или целой тонне льда, не боясь подхватить воспаление легких или свалиться потом с ангиной.
ЕЙ-богу про возможные болезни в эту секунду я думала меньше всего! Мне казалось, что сейчас от меня просто шли столпы пара, от которых, наверное, могли расплавиться эти вековые льды над нашими головами.
Я вздрогнула, чуть приоткрыв глаза, когда послышался где-то над ухом хруст, словно сломалось сразу два десятка чьих-то костей, удивленно глядя на Лютого, который загадочно улыбался, собирая рукой кусочки льда с ледяного пола.
Мне было тааааак хорошо плавиться на льду, что казалось просто не может быть еще приятней и лучше.
Но нет.
Лютый как всегда удивил и шокировал, когда я растянулась, словно кошка, оттого, что эти кусочки льда оказались на моем теле.
Лютый водил ими, оставляя влажные следы на моей горящей коже и собирая своими горячими губами капельки воды, отчего я застонала, притягивая его гопову к себе и вплетаясь пальцами в густые волосы, от которых шел аромат мороза и ледяной свежести.
Я выгибалась, содрогаясь всем телом, горя и плавясь от своих эмоций, которые не испытывала раньше никогда – это невероятное сочетание жгучего льда и обжигающих губ, которые скользили по коже жадно и так по свойски, оторвавшись на секунду, чтобы усмехнуться:
– Теперь ты и брата разбудила…
Впервые в жизни мне было без разницы, кто проснулся, когда и отчего.
Мне было так хорошо, что не оставалось места даже для навязчивого смущения….если бы я не услышала голоса в коридоре, которые все приближались и приближались.
Их можно было бы узнать даже из тысячи, когда Лютый тяжко вздохнул, поднимаясь надо мной на своих мощных руках, чтобы стянуть быстро одно из одеял с кровати на нас.
– Пап, не надо! – слышался замученный голос Свирепого, который явно пытался отговорить своего вечно неспокойного отца свернуть с намеченного пути, что вел, очевидно. прямиком к нам.
– Кыш, сказал! Я просто хочу убедиться, что с мелкой все в порядке!
Я улыбнулась. натягивая на себя одеяло до самого подбородка и пытаясь прикрыть Лютого, который как всегда плевать хотел на свою наготу.
– …а то ты из зала не почувствовал! – усмехнулся Лютый, когда Ледяной появился на пороге спальни, рассматривая нас как всегда излишне нескромно, настойчиво, и явно лукаво.
Выглядел Ледяной как всегда браво, нахально, но при этом так харизматично, как мог выглядеть только великий король Полярных Беров.
– Ну простите, что помешал вам еб…
– Пап!..
Ледяной закатил глаза, покосившись недобро на своего младшего сына, который как всегда из смущения и уважения даже в комнату не вошел, оставшись за порогом, и предприняв вторую попытку выразить свои мысли:
–..что помешал тра…
– ПАП!..
– Да епа маты Вырастил вшивых грамотеев с золотыми яйцами на свою голову!! – всплеснул недовольно своими мощными ручищами отец, – Скажи тогда, как нужно, чтобы не ранить ваш хренов слух!
Кажется, на секунду Свирепый задумался, приглушенно проговорив и прозрачно краснея:
– …Ну… помешал улучшать генофонд будущих поколений новой популяции беров.
– Чего?!..
От вопля отца Лютый лишь устало закатил глаза, а я безуспешно пыталась сдержать свой смех, кусая кончик одеяла и наблюдая за этими большими, красивыми мужчинами, которые были семьей, но при этом были так не похожи друг на друга.
– В наше время это ваше улучшение называлось одним простым незамысловатым словом…
– Не надо, пап!
– Да тьфу на вас ей-богу! Аж есть захотелось – пробурчал недовольно Ледяной, отпихивая с порога своего младшего сына и устремляясь в коридор, метнув взгляд на Лютого, – вы бы поосторожней упражнялись на полу-то! Девчонка еще не закаленная! Хотя бы шкуры под зад подложите, а то следующие пару недель целоваться получится только с соплями!
– Сами разберемся, – сухо сверкнул своими глазами Лютый, явно давая всем понять, что нам как бы помешали, и двое из четверых в этой комнате явно лишние.
Хмыкнув себе под нос что-то явно веселое и язвительное на своем языке, отец окинул нас долгим многозначительным взглядом, выгнув бровь, но все-таки промолчал, выйдя так же быстро и резко, как и появился здесь.
– Прошу прощения за вторжение, – виновато изогнул свои красивые губы Свирепый, смущенно потоптавшись на пороге и так и не смея поднять своих бирюзовых глаз на нас, – вы знаете его…
– Забей, брат, все в порядке, – кивнул Лютый, на что Свирепый стремительно ретировался, словно только этого и ждал.
Но не прошло и пары минут, как послышался громогласный ор Короля видимо из кухни:
– Хрен вам моржовый во все дыры!!! Кто сожрал последние пирожки?!
Больше я не могла сдерживаться.
Я хохотала от души, вытирая слезы с глаз и тяжело протяжно выдыхая, чтобы не задохнуться от этого безудержного веселья.
Лютый посмеивался, вытянувшись рядом, а скоро все-таки последовал совету своего гипер эмоционального и супер прямого отца, стащив с кровати шкуры, на которые переложил меня, укрывая сверху одеялом.
Вышло просто идеально – не холодно. не мокро, а главное не так безумно жарко, как было еще пару минут назад.
Блаженно растянувшись на мягких шкурах, которые щекотали кожу. я была безмерно рада.
Просто рада тому, что я снова могла чувствовать!
Рада, что рядом со мной был мой муж, который пусть и был хоподнее льда и безжалостнее самой жуткой вьюги, но зато только рядом с ним я чувствовала впервые себя счастливой, гармоничной и такой….на своем месте. Словно я, наконец, попала в ту точку мира, которая была моей от рождения и ждала все эти годы только меня одну.
Прижимаясь спиной к обнаженной горячей груди Пютого, и уткнувшись кончиком носа в обнимающую меня руку, я была словно ручная нежная кошечка, которая была готова замурлыкать и растаять в этих сильных больших руках.
Теперь все было просто идеально…если бы только не этот грохот и недовольное бурчание в коридоре, когда Ледяной шел обратно из кухни в общий зал, где, скорей всего, уже все попрятались, забившись в щели между льдом и притворившись обглоданными тушками тюленей.
Лютый усмехнулся в мою макушку, пробормотав:
– …Лишь бы кухню не разнес.
Вот уж точно! Удивлюсь, как этот ледяной огромный дом вообще все еще стоял в целости и сохранности, прикидывая силу, мощь, а главное характер отца, от взгляда которого все начинали разбегаться в рассыпную еще то того, как он успевал открыть свой рот и что-нибудь пророкотать.
Я улыбалась, начиная подхихикивать, когда отец прошел мимо комнаты, даже не оглянувшись на нас – видимо так сильно был расстроен тем. что не получилось ночного позднего ужина, – когда вдруг мой мозг буквально коротнуло на кухне.
Почему?
Потому что с нее все началось!
Нееееет, в моей голове почему-то не было мыслей о том, что наша первая бурная встреча с Лютым случилась как раз ночью и на кухне. Что там же был наш первый поцелуй и даже первые разборки от души….все это было на кухне нашего милого, теплого уютного и такого большого дома, где всегда стоял гул гопосов сотен Беров, и всегда пахло какими-нибудь вкусностями.
Я же думала про ту кухню, на которой меня встретили не горячими объятьями, а горячим удушением…
Весь мой мурлыкающий настрой скатился по большой крепкой руке моего огромно мужа, растянувшись на льду и отползая на безопасное расстояние.
– Что происходит?…
Большое горячее тело Лютого напряглось практически в тот же момент. стоило только мне подумать о Луне, и обо всем том, что произошло всего каких-то пару часов назад. Я не сопротивлялась, когда Лютый настойчиво развернул мня к себе, всматриваясь в мои глаза так пристально и грозно, словно пытался протиснуться внутрь зрачка.
Я же смотрела на него так же, ни сколько не боясь и словно впервые в жизни почувствовать себя в этот момент женой этого огромного мужчины, которого обожала, которого не боялась. и над которым очень хотела иметь свою собственную женскую власть. Ну хоть немного!..
Не знаю, каким именно образом этот мой новый настрой отразился на моих эмоциях, но светлая бровь Лютого изумленно выгнулась, когда он проговорил так, словно видел меня перед собой впервые:
– Злата?…
– Да, мой дорогой мух, я, – без доли иронии ответила я, не отводя своего взгляда от его ярких полыхающих глаз, в которых словно вспыхнуло пламя первородного голода и жажды, когда его рука настойчиво скользнула по моим ягодицам, притягивая к себе и явно давая понять о его напоминании, что нас вообще-то прервали на самом интересном месте.
Вот только я была настроена на разговор.
Здесь и сейчас.
Поэтому стойко и целенаправленно убрала его руку, положив ее на свое плечо, видя, как вторая светлая бровь вспорхнула вверх, изогнувшись, и лукавые глаза уставились на меня хищно и пожирающее, словно этот невероятный голубоглазый зверь воспринял мои действия лишь как вкусную игру, правила которой он был не прочь принять.
Вот только я была настроена решительно, проговорив умилительно сладко, но при этом так, что в моем голосе сквозил лед:
– Знаешь, я вот лежу и понимаю одну вещь – какой странный в вашем мире кофе.
Видимо слишком крепкий для меня? Как и объятья твоей медвежьей подружки?
Голубые глаза Лютого тут же прищурились, растеряв всю свою игривость, и забираясь под мою кожу сотней жалящих льдинок. Вот только больше они меня не ранили и не пугали.
– …хочешь поговорить о том, что случилось? – так же сладко и колко проговорил Лютый, чуть откидываясь назад и освобождая мое тело от своего жара, хотя прекрасно чувствовал, что я хотела не меньше его продолжения банкета с полным погружением в эту ледяную обжигающую страсть. Но он ведь хотел узнать, что во мне победит – логика и воспитанность или инстинкты?
Вот, мой дорогой муж, посмотри и убедисы
– Просто вся горю от желания! – сладко выдохнула я, прекрасно понимая, насколько двусмысленно это прозвучало, и как с новой силой полыхнули глаза Лютого, а мышцы на его мощной груди напряглись и заходили ходуном. хотя, надо отдать должное, выдержка у него была, как у снеговика, и Бер стойко продолжал лежать в том же положении, не дернувшись ко мне даже кончиком пальца!
– Что именно ты хочешь узнать, моя жена? – это был его ответ и брошенная в меня граната, от которой во мне вспыхнуло еще одно пламя, потянувшись к нему душой и телом, когда хотелось плюнуть на все, и просто растянуться на этом великолепном огромном теле, которое было готово и которое ждало меня.
Это становилось уже сложнее…и пришлось пару раз сглотнуть и кашлянуть, прежде чем сладко улыбнуться, чтобы пульнуть в Лютого его же горячим оружием снова:
– Хочу все! От начала и до самого конца!..
Челюсти Лютого клацнули, оттого, что он их сжал слишком резко и горячо, снова опалив меня своим взглядом, но снова не сдвинувшись с места.
– Все, что только ты пожелаешь, жена моя, – в этот раз небольшая осиплость в его садком голосе выдало то, что и Лютому нелегко играть в эту игру, которую мы дружно затеяли, и в которой каждой из нас не собирался сдаваться.
Беру пришлось помолчать какое-то время. не то собираясь с мыслями, не то собирая свою выдержку в свой пудовый кулак, но только он все-равно скоро заговорил своим мурлыкающим, чуть язвительным голосом, словно убаюкивая меня:
–..так вышло, что в твое тело попало немного сока особого растения, которое вызывает частичную или полную парализацию, на какое-то время.
– Так вышло? – язвительно повторила я, выгибая свою бровь на манер Лютого, отчего он с трудом сдержал усмешку, но все-та нашел в себе силы продолжить в том же тоне:
– Да. Так вышло, потому что никто из нас не ожидал этого.
– Я была обездвижена, но не оглушена, мой дорогой муж. И слышала, что все вокруг называли этот «сок особого растения» не иначе, как ядом!
Кончик чувственных губ Лютого снова дрогнул в едва сдерживаемой ухмылке, однако он сдержался и в этот раз, продолжив в том же подчеркнуто спокойном духе снова:
– …у нас – Берсерков эта особая трава называется ядом Кадьяков, поскольку растет она только на земле этого рода и используется только исключительно Кадьяками в военных целях.
– В военных? – изогнула я бровь, не отрываясь глядя в глаза Лютого, в которых в военных целях.
– В военных? – изогнула я бровь, не отрываясь глядя в глаза Лютого, в которых в едином порыве схлестнулись сейчас лед и пламя.
– Раньше войны между родами Беров было обычным делом. Люди воевали между собой, а мы поддерживали тех, с кем жили на одной земле. Перед битвами Кадьяки точили свои когти в этой траве. Сок забивался под когти и высыхал, не причиняя вреда самим Кадьякам, но тех, кого они ранили в битве оставался умирать долгой мучительной смертью, обездвиженный. Если яда попадало в кровь достаточно, то Бер умирал сразу. Если не так много, чтобы убить, он умирал телом, но не мозгом, запертый сам в себе…никто не мог помочь раненным ядом. Парализованных воинов убивали их братья, чтобы остановить мучения, потому что чувствовали, что происходит с их душой, запертой в обездвиженном теле…
Я едва могла дышать, чувствуя, как ужас снова охватывает мое тело, когда хотелось начать щипать себя за руки и за ноги, чтобы отчетливо понять, что моя кожа горит от прикосновений, а не от того внутреннего огня, который сжигает изнутри, благодаря выпитому чаю. от которого проще было бы умереть, чем выпить, но благодаря которому я снова стала собой.
Это было просто ужасно.
Едва ли можно было представить что-либо страшнее этой пытки – оставаться в сознании, все слышать и понимать, но при этом не чувствовать совершенно ничего.
Я уже знала, что это станет моим долгим новым кошмаром, который не отпустит так сразу и не пройдет еще много дней подряд, когда я буду просыпаться в поте и рыданиях. кусая себя за руки в кровь, чтобы только знать, что я живая. Что мое тело живое.
Пытаясь прогнать этим мысли, и вид растерзанных, но еще живых внутренне воинов, которых убивали собственные братья, чтобы прекратить их мучения, я растерянно прошептала:
– … Говоришь, только у Кадьяков?…
Лютый нахмурился, внимательно глядя в мои глаза и, очевидно, ощущая все то, что пронеслось во мне в эти секунды, когда его тело напряглось и даже как-то окаменело:
– ….Я не знаю, как яд оказался в стенах нашего дома. ПОКА не знаю. Но это лишь вопрос времени.
В голосе Лютого прозвучали нотки, от которых мне стало не по себе.
Настолько не по себе, что кончики пальцев словно онемели снова, отчего я сжала ладонь в кулак так, чтобы острые ноготки впились в кожу. разгоняя мой страх и эту панику перед стальным взглядом моего мужа, который, кажется, был способен на убийство.
От этой мысли меня бросило в дрожь, отчего Лютый сузил глаза, прищурившись и изучая меня так, словно собирался четвертовать и пустить мои внутренности на изучении Берам.
– Злата?…
– ‚ты… ты когда-нибудь убивал?…
Мне казалось, что я впервые почувствовала, что лежу прямо на льду, буквально околев от взгляда Лютого, которым он смерил меня, сухо проговорив:
– Не думаю, что ты хочешь узнать правду.
–.. берсерков? Или…пюдей?…
Лютый не ответил, но по его взгляду стало понятно, что и тех и других.
– Если ты сомневаешься в том, что виновный будет наказан по заслугам, то совершенно напрасно, – и снова голос Лютого отдавал привычным холодом и язвительностью, когда он закинул руку за голову, растянувшись и делая вид, что на этом наш разговор окончен.
– Действительно наказан?
– Да.
– Даже если это будет твоя любимая Луна?
Наверное, стоило бы прикусить язык и не дать этим словам вырваться из меня, но, как говориться, поздно пить Боржоми. Я уже сказала, затаив дыхание и видя, как широкая и мощная грудь Пютого сделала вдох и вдруг окаменела, словно он задержал дыхание, отчего упругие мышцы напряглись и застыли буграми.
В первую секунду я не знала, задела ли я его тем, что назвала Луну «любимой».
Или что в принципе не постеснялась упомянуть ее имя вслух при нем.
Все это уже было не важно, потому что я отчетливо чувствовала, как во мне закипает злость, ярость и жуткая ревность.
– Пуна не виновата.
А теперь возьмите в руку лопату, разбегитесь и дайте мне по груди ею со всей дури – мне все-равно не будет больнее. И не надо мне тут вопросов, откуда у Полярных в их ледяной берлоге оказалась лопата! Не об этом речы
– Кажется, ты не понимаешь… – от напряжения в моем голосе лед вокруг мог бы просто зазвенеть.
– Мне не нужно ничего понимать. Я всё чувствую.
Я стукнула кулаком по прессу Лютого, даже если понимала, что вреда от этого ему будет, как слону от мухобойки, соскакивая на нетвердые ноги и даже не пытаясь прикрыться под его полыхнувшим взглядом, как только мола гордо прошагала на дрожащих ногах до постели, рухнув на нее, и потянувшись рукой к моей одежде, которая горкой лежала у кровати.
– Я, конечно. понимаю, что логика – наука совершенно чуждая для вашего звериного рода, но мозги-то у вас есть? – язвительно сверкнув глазами я добавила, стараясь сделать это как можно обиднее, – Хотя бы в зачаточном состоянии? Или от инфузории туфельки вы отличаетесь только размерами?
Лютый хохотнул, приподнимаясь на локте и совершенно не скрывая своей торчащей наготы:
– …Какой туфельки? А почему тогда не ботинка?…
Проигнорировав его усмешку и полыхающие глаза, я демонстративно принялась натягивать на себя одежду, начиная с нижнего белья, говоря при этом холодно и четко:
– Я не буду пытаться строить догадки относительно того, каким образом яд Кадьяков мог попасть в дом Полярных. Это уже твои непосредственные проблемы, мой дорогой муж.
Надевая на себя кружевные трусики, я поднялась с кровати, согнувшись, и намеренно встав в пол оборота, чтобы Лютому не жилось спокойно в ближайшее время, судя по тому, как снова вспыхнул его взгляд, впиваясь в мои ягодицы, а мышцы груди и пресса снова напряглись и заходили буграми под гладкой, горячей кожей Бера.
– Надеюсь, я правильно поняла и услышала, что яд был в выпитом мной кофе? И именно это подтвердил Север, когда попробовал его остатки?…
Не обращая внимания на взгляд Лютого, в котором сейчас полыхала ярость от моих слов, и безудержная страсть, которая делала его взгляд ярче обычного, я закончила с трусиками, буквально продефилировав пару шагов до другой стороны кровати. где был горнолыжный костюм, носки, термобелье и спортивный топик, за которым я и потянулась, сгибаясь как можно ниже:
– Странное депо, что именно это кофе мне принесла твоя разлюбезная Луна. Сама.
