Текст книги "Ваш выход, рыцарь Вешковская! (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Глава 8
Последний раз я так стремительно драпала в Бередне от стаи дрибз. Однако те в вороньих ипостасях преследовали исключительно молча. Потому что каркать от природы не умеют, а открывать свой рот (да и клюв) не ради мужчины мнят за явное унижение. Сейчас же…
– Шалава приблудная!.. Убила моего жениха! Держите их! Держите!!! – неслось нам вслед над ночной длинной улицей, получив должный отклик у местных собак и трех стражников, метнувшихся навстречу прямиком от ворот.
– Ух, ты! Что делаем дальше?
– В сторону! – Ванн, тормознув в нескольких ярдах, воздел к небу меч, умыкнутый у «убиенного» Дария. – И за спину мою.
– Ага. Работаем в паре, – и первой нырнула в кувырке под ноги к самому ближнему.
Тот от подобной наглости опомнился лишь на спине. Но, Ванн добивать лежачего посчитал ниже достоинства. Пришлось его мне – навершием своего же меча по макушке. Зато теперь соотношенье сровнялось. Хотя, ненадолго:
– Подмога! Уходим, Святой отец! – прощальный скрежет металла об металл и очень быстро – к стене домика стражи.
Лазить по углам сруба – с детства занятие одно из любимых. Жаль, таких в Куполграде немного (строят из камня и кирпича, в основном). Ванну, заслоняющему мой тыл, пришлось посложнее. Однако арбалетный болт в дюйме от его правого локтя, процесс заметно ускорил. И дальше – по крыше на частокол. Сначала я, с мужских плеч. Потом – он. Практически вознеслись. Под хор из матов, арбалетных щелчков и отодвигаемого засова ворот. Приземлялись в кусты с другой стороны уже под злорадный скрип распахнувшейся створки. И, не дожидаясь «попутчиков», вновь прочь, в незнакомую дальнюю тьму.
Погоня за нами увязалась лихая. Мужики сзади, судя по перекличке, растянулись цепочкой. Мне же пришлось мчаться в аккурат за спиной Ванна, потому как его резво прыгающая белая рубаха была видна в ночи и за милю. Пока, промахнув скошенный луг, не нырнули в лес. И только здесь позволили себе на ходу отдышаться:
– Уф-ф-ф… И с какого…
– Ярда четыре, Агата… Не ниже… был тот забор.
– Ага… И с какого…
– Ну, три… Три с половиной.
– Да, уф-ф. Я говорю, с какого рожна вы из-за угла этого выскочили? – тр-ресь. – Под ноги свои смотрите.
– А-а, – скосив рот, зашагал куда осторожней мужчина. – Агата, если б вы знали, что за «откровенные мысли» были у него в отношении вас.
– Да что вы говорите? – замерла я навытяжку и прислушалась. Ванн – следом за мной:
– Вот именно… Да за одну из них уже стоит…
– А знаете, что? – и дернулась снова вглубь леса. – Берем правее… Мне совершенно без разницы фантазии этого мужика, на которые я сама же его и сподвигла. А вот ваш «благородный порыв» стоил нам… Вы хоть главное-то успели? Или…
– По-моему.
– Что сие значит?
– А что значат: «Верблюжьи горбы»?
– «Верблюжьи горбы»?.. Не знаю.
– Он о них сразу подумал, как только вы ему про полынь вслух сказали, – и от старания прихлопнул руку ко лбу. – Агата, мне придется дословно сейчас…
– Ну-у?
– О-о… «Тащить бабу под Верблюжьи горбы, пока я ее сам не… обкатал». И дальше он именно об этом только и думал, – выдавил из себя страдалец.
Я в ответ хмыкнула:
– Ну, надо же… Ванн, не берите вы в голову. Подумаешь. Я ведь тоже – давно не девственница. Кстати, вы и сами, если написанному верить. Так, с чего?
– С чего? – мотнул он на ходу головой. – Здесь уместнее, Агата, сказать: «от чего». Ибо в деле этом, как и в любом другом, должна главенствовать любовь. От нее и наивысшая услада.
– Любовь… А у меня вот в «деле этом» все было с точностью до наоборот.
– Это как? – удивленно откликнулся Ванн.
– Очень просто: ложиться в кровать лишь с тем, в кого не рискуешь влюбиться. Так оно как-то… спокойнее, – и вновь замерла. – О-очень мудро.
– Да я бы так не сказал… О чем вы?
– О погоне, – медленно провернулась я на месте. – Очень мудро с их стороны за нами не увязаться. А вот нам сюда, – и снова воззрилась на Ванна. – Часть вторая нравоучительной беседы: как теперь-то узнать, есть ли в Харитоновом углу Ник? А?
– Ну-у… – воздел очи к своему месту жительства Святой.
– Та-ак… – передернула я плечами.
– Еще вечером у ворот один из стражников возрадовался, что ужин этого несчастного…
– … шулера?
– Именно его. Что его ужин достанется теперь им с напарником. Ибо больше «срезать дармовых харчей» не с кого. А это, на мой взгляд, означает, что…
– … местная каталажка пуста… Ванн?
– Агата, я бы обязательно вам о том поведал, но, согласитесь: мы пришли в околоток еще и с целью разузнать о ближайших соседях? Ведь так?
– Воистину, Святой отец. И это – уже третья часть нашей нравоучительной беседы. Ибо «разузнать о ближайших соседях» мы теперь сможем лишь у дятла в этом лесу. Хотя, теперь даже дятлы спят… Может, Библию еще раз процитировать? Там, где о… О-ой!
– Хи-хи-хи.
И уже вскинув головы кверху, мы с Ванном смогли доподлинно убедиться, что не все в этом лесу… спят:
– Ребенок… ты кто? И зачем шишкой в меня?
Девочка, по «размеру», не больше шести-семи лет, сидящая на ветке сосны над нами, интригующе мотнула огромными не по размеру ботинками:
– Я – не ребенок.
– Ага…
– Дитя, что ты делаешь одна в этом глухом месте?
– Маму встречаю. Она к охотницам ушла. Скоро вернется.
– А вот… – открыла я рот. Потом его захлопнула. – Полный абсурд. Хотя… к «охотницам»?
– Угу, – кивнула мне «не ребенок». – Я ее всегда встречаю за огорожей. Она ругается. А я – все равно. Дома одной скучно ждать.
– Ну да. Здесь – куда веселее. А «охотницы», это женщины, живущие отдельным кланом?
– Угу.
– Бывшие дриады?
– «Бывшие» кто?
– Агата, погодите. Как зовут тебя, дитя?
– Меня, Батюшка, Варварой зовут, – произнесено было тоном, полным достоинства. – И ловите меня, – Ванн, тоже преисполнившись, воздел кверху еще и руки. Девочка, мотнув напоследок башмаками, уверенно нырнула вниз. И уже из святых объятий огласилась. – Пошли теперь к нам. Здесь – близу [12]12
В переводе с береднянского – «недалеко».
[Закрыть], за Тихим оврагом.
– Здесь близу? – повторила за ней я. – А как твоя мама? Ей может не понравиться, что ты нас домой привела.
– Так, а вы же – не абы так? – поправив косички, заметила Варвара. – Мама говорит, гости – к добру. А те, что не к добру, они – не гости, а вражины. А вы ведь…
– Мы – гости, дитя. Агата, и, раз приглашают, надо идти. Или еще с дятлом хотите побеседовать?
– О, Святой отец, ваше чувство юмора явно идет в рост… Ладно. Но, перед мамой ее будете оправдываться сами.
На том мы со Святым отцом и сошлись. Варвара, с рук его, направляющая наш дальнейший путь, ни на секунду больше не смолкла. Я же просто шла следом, не переставая оглядываться… Место это, не сам ночной лес, а все Грязные земли, для таких вот, как я, было и испытанием и ловушкой. Замкнутое в забор с четырех сторон света пространство, лишало магическое существо прежних сил и ставило с ног на голову все былые приоритеты. И мне даже развить в воображении было страшно: как ощущает себя в нем «чародей», привыкший во всем полагаться лишь на силу своего «чародейства»… И что там со служебной статистикой?.. Десять процентов ссыльных в первый месяц тут сводят счеты с собственной жизнью. Семь – сходят с ума, а шестнадцать, сбиваясь в стаи подобных, уподобляются уже диким животным. Да только с инстинктами выживания у них явно проблемы – не наработаны, как у зверей и людей. Что же касается этого леса, то мой собственный природный инстинкт твердил: расслабляться нельзя, рыцарь Вешковская. Тем более… Ага… Еще одна «галочка» к «близу» – на древней березе Запис [13]13
Священное дерево в Бередне, на коре которого вырезан крест. Под его кроной молятся Богу, а при отсутствии храма в окрестностях, проводят церковные службы и обряды.
[Закрыть]. Снятая в форме креста кора на стволе темнела ровными поперечными полосами и наводила на совсем определенные мысли. О маме болтливого «не ребенка» и ее…
– А мы уже пришли. Я ж говорила! – известил он самолично и нас и низкую избушку, втиснутую меж двух берез с самого овражного края. Упомянутая ранее огорожа (плетень из трех поперечных прожилин) здесь тоже имелась. Правда, лишь с обеих сторон от калитки и, скорее, обозначала место входа для сильно воспитанных, чем несла охранную роль. Что же до самого жилья, то оно вполне вписывалось в ночной антураж. Дрожащим огоньком на окошке. Как робким приглашеньем для тех, кого ждут.
– Благословен сей дом и его обитатели, – осенив себя крестом, переступил порог Ванн вслед за спущенной на пол Варварой.
Я вошла третьей, прикрыв обитую тряпьем дверь. Дитя в это самое время, подтянувшись через лавку, уже разжигало от лучины на подоконнике еще одну. Потом умело воткнуло ее в рогатину на столе:
– Садитесь, гости. Сейчас чай пить будем. Или шиповниковый квас.
– Благодарствуем, хозяюшка, – бухнувшись сбоку на лавку, с удовольствием вытянул ноги Ванн. Видно он, как раз, «расслабиться» не поленился. Натуралист на отдыхе. – Агата, мы, наверное, квас с вами будем?
– Ага-а… – оторвала я изучающий взгляд от углов. Хотя, на что тут смотреть? Явно, живут вдвоем с мамой. По развешенным пучкам и горшкам видно, травницей. А вот мужиком, даже «приходящим» не «пахнет» еще от былого плетня. И живут, мягко сказать, небогато. – А вообще, я б воды просто выпила. Есть в доме вода, Варвара?
– Вода? Есть. Так за стол-то садись. Я сейчас в кружку налью, – и важной поступью обогнула меня. – У нас вода хорошая. Из ручья, – и, брякнув крышкой кадушки, запустила туда ковш. – А еще мама от охотниц приносит. Там у них ревун есть целебный. Только мутный и с пузырями. А так, целебный. Меня мама ту воду заставляет всегда пить. И сама пьет. И травы на ней заваривает. Те, что себе.
– Значит, мама у тебя – травница? – села и я рядом с Ванном, пристроив под рукой меч.
Девочка, уже от стола откликнулась:
– Конечно. И хоро-шая. Ее все ближайшие ценят.
– Ну, надо же. А ты в травах толк знаешь?
– Конечно. Мы ж с ней вместе их собираем.
– Ага… А по названиям? Вот какие, например, твоя мама готовит себе?
Варвара от такой простоты даже хмыкнула и, продвинув Ванну по столу кружку, огласила:
– Хвощ. Тот, что на лугу растет, не лесной. Копыт-корень, тимьян и росянница. Мы их уже собрали. Много заготовили.
– Ага, – скосилась я на соседа по лавке: травки сии – сильнейший легочный сбор. – Молодец ты, Варвара. А «ближайших» своих тоже всех знаешь?
– Ближайших?.. – задумалась она на мгновение. – Так в двух милях отсюда Зубатов… ой, нет, уже Харитонов угол. Они тоже к нам ходят. Женщин своих засылают. А мужчины боятся.
– Чего? – выдали мы на пару с соседом.
Дитя хмыкнуло снова:
– Так, охотниц. Они ж этот лес под охраной держат. И сами в нем охотятся. На птиц, косуль, зайцев и их.
– Кого, «их»? – уточнила теперь я сама.
– Мужчин. У охотниц мужчин-то нет. Зачем они им? Лишний расход в хозяйстве. А так: побалуются и отпустят. Наверное.
– Наверное, «отпустят»?
– Агата! Ребенку и такие вопросы.
– Я – не ребенок, Батюшка.
– И мы это уже прояснили. Так что, не вмешивайтесь… Варвара?
– Угу… Говорят, не всегда отпускают. Вот тамошние и боятся.
– Понятно… Точно, дриады.
– А кто это?
– Духи лесные. Бывшие.
– Как это?
– Ну-у… они…
– Варвара, квас очень хорош, – прервал мое «красноречие» Ванн. И внезапно обернулся к двери. – А вот, кажется, и твоя… – в следующий миг подскочили мы с лавки на пару. – мама. Доброго… доброй ночи, хозяйка.
Я же, словно язык проглотила, глядя на женщину, вошедшую в собственный дом. И мне, вдруг, вспомнился совершенно другой дом. В другом мире. В далекой Бередне. Светлый. Богатый. И женщина эта. Такая же стройная, с черной косой на плече. Только, моложе. И без провалов-кругов под огромными дерзкими глазами.
– Здравствуйте, Стэнка.
– Варвара! – вскинув в сторону руку, огласилась она. Девочка от неожиданности вздрогнула и метнулась под материнское крыло. – Что вам здесь надо? Зачем вы пришли?
– Мы… – взглянула я на ребенка. – Мы просто искали приют на ночь. И сейчас уйдем. Святой отец?
– Да, конечно, – выдохнул Ванн. – Простите нас, – и первым качнулся на выход. Мимо отпрянувших в сторону матери и дитя.
Я прошла следом. Даже не найдя в себе сил обернуться. И зачем? Моя единственная в Грязных землях «клиентка», по моей же вине оказавшаяся здесь… Тысь моя майка. Косые дорожки, кривые пути…
– Агата! – и застыла столбом уже с рукой над калиткой. – Агата, постойте! – Стэнка, нагнавшая нас, замерла между мной и мужчиной. Еще словно что-то решая. Что-то мучительно важное. – Надолго вы в Грязных землях? – произнесла, переведя взгляд с меня на Ванна. Тот ответил:
– Уповаем на скорое возвращенье… Мы можем вам чем-то помочь?
– Помочь?.. Я так поняла, вам нужна помощь? Или нет?
– Да. Нужна, – посмотрела я Стэнке в глаза. – Нам нужна информация о здешних местах.
– Ну что ж…Добро. Остальное – у меня в доме, – сказала и быстро развернулась назад.
Туда, где в распахнутом дверном створе застыла маленькая фигурка. Мы с Ванном лишь переглянулись. И пошли за женщиной вслед…
В доме было сумрачно и тепло. Большая беленая печь отдавала его бережно, оставив после утренней готовки и на спокойный ночной сон. Однако давить подушку из нас четверых не торопился никто. Варвара, свесившая с печных полатей свои растрепавшиеся за день косички, развлекалась с сидящим под ней Ванном. Дергала перед носом веревочкой с привязанным на конце тряпичным бантом. Будто перед котом. Тот лениво подыгрывал, вытянув с низенькой скамейки свои длинные ноги. И в правду, кот. Сказочный, неземной кот. Дремлет, но бдит. За нами со Стэнкой, сидящими за столом. Друг против друга. Женщина тоже устала и сейчас, борясь с подступающей дремой, стучала худыми пальцами по доске столешницы. Выбивала незнакомый мне такт. Та-тата. Та-тата. Та-тата-тата-тата…
– Варвара, не пора ли тебе… кхе, спать? – за замершей женской спиной игры «с котом» вмиг затихли. Стэнка вздохнула. – Так значит, ищете вы своего… человека?
– Да, ищем, – оторвала я глаза от глиняной кружки, зажатой в ладонях. Вода в ней давно нагрелась. И пить мне тоже давно расхотелось. – Поэтому и…
– Я вам помогу, – и взглядом метнулась в ночь за окном. Потом, будто с трудом, выдавила. – Если ты, Агата, мне тоже… пообещаешь.
Я взглянула на женщину напротив себя. Что в ней осталось от прежней? Лишь глаза да еще волосы. Черные, как смоль. А у Варвары – словно спелый орех с серыми прожилками-прядками. Значит, в отца. И сколько ж она себе отмерила?..
– Хорошо, – Ванн в полной тишине, шеркнул по полу, подбирая под себя ноги. – Когда мне сюда вернуться?
– А ты… – Стэнка скривилась, пытаясь улыбнуться. Вышло плохо. Невесело. – А ты смелая. До сих пор жизнь не обваляла. Как ты тогда, в Стожках, тому борову из своей грозной канцелярии. Я до сих пор помню. Хоть меня это и не спасло.
– О-о. Смелость не всегда признак ума. Да и обещаю я с оглядкой. На то, что останусь к тому времени живой.
– Я знаю. Но, главное, что пообещала. Значит, вернешься и ее отсюда…
– Хорошо. Но, ты не сказала, когда?
– Через месяц, – взглянула она мне в глаза. – Через месяц. По первым заморозкам… Теперь – моя очередь… Кхе-кхе… – и, выдержав паузу, заговорила ровным спокойным голосом. – Места у нас тут глухие. Самая восточная окраина. Одно добро – лудов мало.
– Лудов? – опустился к нам за стол Ванн. Стэнка скосилась на него со вниманием. – Лудов. Тех, кого только закинули после приговора. Я их так зову, потому как они…
– «Бешеные», – непроизвольно перевела я с береднянского.
– Бешеные и есть. Что до охотниц, они к себе только своих берут. Да и то не всех. И живут замкнуто. Лишь мужиков местных таскают… побаловаться. Варвара, ты спишь? Кхе.
– Угу, мама. Почти, – изобразило дитя из-за занавески сонливость.
– Вот и спи… Сегодня утром они меня к себе вызвали. Мы ж на их землях живем. Вот и приходится «платить» за постой и покой.
– Ну и? – подалась я вперед, давя пробежавший по плечам озноб. – Стэнка, и что?
– А то, что в этот раз помощь нужна была не одной из сестер, а…
– Го-вори же.
– Он был очень плох. Ногу левую увернул, да дело не в этом.
– А в чем?
– Видно, буйствовал, когда охотницы его близу нашли и к себе поволочили. Вот они его и сподобили своим дурманным настоем. Чтоб не трепыхался. Да похоже, перестарались. Влили по самые уши.
– Так он жив?!
– Жив. Бредит только все время и не видит ничтоже.
– А как ты поняла, что мы ищем его? Может, это совсем другой…
– Как догадалась? – прищурилась Стэнка. – По черной одежде. А еще он светловолосый и сероглазый, как ты описала. И… он в бреду все время одно и тоже талдычил.
– Тысь моя майка! Да там ведь можно все, что угодно, вплоть до собственного клиентского списка, – подскочила я с лавки. – Что он там говорил?
– Одно лишь слово он говорил: «Агата». И всё…
– А-га-та.
– Агата, вы сядьте, пожалуйста, – поймал меня за руку Ванн. – Стэнка, а что вы предлагаете? Как нам его вызволить оттуда?
– Вызволить?.. Да есть один способ, – глядя в сторону, буркнула та. – Через их «овражный погост». Ой, вы только дослушайте!.. Кхе-кхе… Только дослушайте и уж потом…
– Хорошо, – опустилась я снова на лавку. – Мы тебя слушаем. Говори, – и залпом осушила свою нагретую кружку…
Все следующее утро говорить мне совсем не хотелось. Ни с кем. И я даже обрадовалась, когда избушка после завтрака опустела. Громко брякая, расставила мытые плошки по полкам и снова опустилась за стол. Наблюдать из окна, подперев подбородок кулаками, как во дворе общаются Ванн и Варвара. Мужчина, натаскав на рассвете молодняка, поправлял «огорожу». Дитя рядом с ним щебетало, прыгая через приткнутые к калитке стволы. Стэнка ушла… К охотницам… Уф-ф. Как долго тянется день! Как мучительно долго… «Да есть один способ»… Хороший. И предложен с душой. Это я и без кивка Ванна поняла. Ведь, когда дело касается ребенка, мать свою шкуру порвет, а исполнит. Остается надеяться, что риск и для нее минимален. А еще на то, что Ник до сих пор жив…
– Жив… Конечно, жив. Иначе я сама его… – и, подхватившись из-за стола, хлопнула теперь и входной дверью.
– Агата, вы куда? Вам далеко отсюда…
– За избушку. Лечебно дышать.
– Ой, а мне можно с тобой?! Я только просто дышать умею!
– Просто дышать? – ну, что, рыцарь Вешковская, привыкай к новой роли. Потому что, если тебе «повезет», то… – Пошли. Научу тебя… А вот вам, Святой отец, лучше сейчас вообще помолчать… Потому что про «ответственность» и «наглядность» я и от родственников своих огребу, – добавила под собственный нос, дожидаясь на углу избушки Варвару… Но, это опять же, если мне «повезет»…
Пока же фортуна провернула колесом нам всем вместе. И вернувшаяся в сумерках Стэнка, первым делом доложила:
– Моими травами, «почти мертв». Дожидаться кончины не станут. Потащат в овраг, после ужина.
На наших с Ванном лицах отобразились эмоции, совсем не по тексту:
– Замечательно. Когда мы идем? – первой огласила их я. Ванн лишь поддакнул. Травница, опустившись на подставленный табурет, ослабила узел платка:
– Уже сейчас и… Варвара, останешься дома.
– Угу, – многозначительно кивнуло дитя.
– В этот раз – точно, дочь. Потому что так надо. Кхе-кхе… И ты рубаху старую в кладовке нашла?
– Твою ночную?
– Мою. А то Святой отец в своей, как заяц-беляк на прогалине. Прости меня, Господи.
– Ну, так, Аминь, – покорно отозвался «беляк». – Где она? Я готов.
Он «готов». А вот я так с утра уже, как на старте перед своим учебным экзаменом по практике. Только отмашка и…
Полторы мили до «овражного погоста» мы промахнули в путающемся между деревьями тумане. И минуя череду валунов, границей отделяющих владенья охотниц, залегли за крайним из них. Ждать пришлось не так долго. Ванн был в дозоре. Мы со Стэнкой притихли, грея друг другу бока. И ей составляло большого труда все это время не кашлять. Однако скрип тележки услышала именно Стэнка. А потом для меня все звуки, словно вымерли. И я только ее и слушала. Тележку, два женских голоса, шум сползшего тела и треск сучьев, которыми его завалили. Закрыв свои глаза… «Это – не его… Он – жив… Вот еще немного. Еще чуть-чуть…»
– Агата?
– Что? – потому тихий оклик Ванна долбанул, как колокольный набат.
– Тише. Они уходят. Но, все же…
– Ага, – рыцарь Вешковская, давно пора брать себя в руки. – Давайте за мной. Только осторожно… Стэнка, останься тут. Мы вдвоем управимся. А ты свою фляжку готовь. Вливать ему сразу же.
– Добро. Идите, – и мы с Ванном, согнувшись, посеменили к краю оврага…
Слухи о массовых потерях среди мужского ближайшего населения, на очередную нашу удачу, оказались преувеличенными. И на сыром дне оврага, среди зарослей багульника, кроме Ника покоился всего лишь один «труп». Да и тот женский. Как он сюда попал, на это «пристанище инородцев», рассуждать смысла не было. Я первым делом, раскидав ветки осины, встряхнула его:
– Ник?
– Агата, Стэнка на совесть его «угостила», так что…
– Ага, тащим наверх.
Всю обратную дорогу тащил Ника Ванн. На руках. Лишь передохнул, приткнувшись плечом к сосне и снова. Стэнка прыгала сбоку, вконец развязав свой платок, я – замыкающей. И все вспоминала: хорошо ль «замела все следы»? Вроде, качественно… И Варвара оказалась на высоте. На порожной. Шустро спрыгнув с нее, как только дверь распахнулась. А потом потянулась ночь… Длинная и не менее мучительная… Ник, возложенный на единственную кровать, сначала, тоже очень «качественно» изображал из себя упокойника. И лишь, часа три спустя, задышал: вдохнул с тихим свистом, мы все замерли, он – выдохнул… Уф-ф…
– И что за состав-то был? Ведь при таких подручных средствах некромантская магия не нужна.
Автор скромно потупилась:
– Еще с прежних времен рецепт. Правда, пришлось уже здесь замену трем компонентам поискать. А потом долго упражнялась на зайцах.
– А-а? – открыла я рот. – Так ты с Ником впервые? На людях, то есть, на магах?
– Угу… И вишь, получилось. Завтра к вечеру совсем отойдет. Я ему новый состав запарю. Добавлю кое-чего. А теперь, давайте ко спать. Тебе где постелить-то?
– Где? – наморщила я лоб. – Рядом с кроватью. На сундуке. Я тулуп просто брошу. Все равно не усну.
– Ну, как скажешь. А вы, Святой отец?
– Я, как и вчера – на чердак, – ну-ну, поближе к своему месту жительства. – И вам, Агата, спокойной ночи. Всем вам, девушки, – улыбнулся уже из двери и исчез в темноте сеней…
Я же долго ворочалась на своем сундуке. Долго… Очень долго… Все ворочалась, в перерывах слушая мужское дыхание сбоку и двойное женское сопенье с печи… Потом опять ворочалась… И опять. Нет, это точно, зря. Только бока себе…
– … какие-то сказки у него, мама, странные.
– Какие еще «сказки»? Кхе-кхе… Варвара, он не обыгался еще. Явно, бредит. С койки слезь.
– Не-ет. Он чего-то рассказывает мне, – прошептало дитя. – Я его спросила, и он мне ответил.
– Спроси у него: «В чем смысл жизни». Доброе утро всем, – криво потянувшись, свесила я ноги со своего узкого ложа. – О-ох… Как он, Стэнка?
Травница оторвалась от своего, испускающего пар, горшка:
– Живой. Отходит помаленьку. И даже говорить больше прежнего стал. Вот, – мотнула подбородком на дочь. – Варваре сказки рассказывает.
Ребенок, встрепенувшись, развернулся обратно к лежащему. Я тоже подошла: и в правду, живой.
– А в чем смысл жизни?
– Варвара, я кому сказала?
– Мама?.. Ну вот, замолчал.
– Осмысливает, наверное, – склонилась я над мужским лицом. – Вопрос-то сложный.
– Агата…
– Ты смотри, признал, – хмыкнула, подошедшая к нам травница.
– Ты думаешь?.. Ник?..
– Агата… Я так люблю тебя. Я перед тобой так виноват. И простишь ли… не знаю… Твои волосы… И губы… Я их запах помню до сих пор… Я так хочу начать нашу с тобой жизнь заново. Будто не было в ней никого лишнего… Никого…
– Мама, я ж говорю, рассказывает. Только он до этого еще про какого-то дракона говорил и картошку. Сказку.
– Агата…
– Да, Ник?
– Дай мне свою руку, – мужские пальцы лишь дрогнули, не оторвавшись от одеяла. И, собрав его, медленно сомкнулись.
– Агата, ты чего? Он же про-сит?
Он просит… Какие холодные у него пальцы… И какие родные.
– Агата… Ты здесь…
– Я – здесь…