Текст книги "Ваш выход, рыцарь Вешковская! (СИ)"

Автор книги: Елена Саринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Елена Саринова
Ваш выход, рыцарь Вешковская!

Пролог

За семь лет до последующих событий…

– …В заключение своего дипломного проекта хотелось бы еще раз подчеркнуть, что знание теоретической основы такого важного аналитического компонента, как «женская логика», позволяет определить скрытую мотивацию участвующих в следствии сторон и заметно продвинуться в поиске преступника…

О-хо-хо. Ничего себе, загнула. Одну мозговую извилину за другую. Последние, оставшиеся… Теперь желательно глаза от кафедры оторвать… Надо бы… А что они там молчат-то?

– Кхе-кхе… Спасибо, Агата, – канцлер Исбург, вероятно, от моего «загиба» очухался первым. И поправил ладонью свою козлиную бородку в перпендикуляр к столу (привычка у него – вкушать кадетский бред, водрузив подбородок на кулак). – Вопросы к кадету Вешковской у присутствующей комиссии есть?

– Имеются, – а кто б в этом факте усомнился? Лично я бы и медень на спор не поставила. Госпожа Лэшок в выдержанной театральной паузе скосилась в исписанный лист под своим носом. – Кадет Вешковская?

– Да, это я, – надеюсь, это уже вопрос был?

– Кадет Вешковская, тема вашего дипломного проекта… так называемая, «женская логика», – и выстрел в упор прищуренным взглядом. Ох, чую, грядет. Да и чего доброго от этой «мантикоры» ждать? Столько лет традиционно скалилась, а тут, вдруг… – Я хотела бы для себя… – ударение на последнем слове и кивок на обе стороны длинного стола – уточнить: какое она имеет отношение к обычному следствию, проводимому рыцарем Прокурата?

– Женская логика?.. – да хвост тебе главной дверью прищемить. Ведь, едва ли не в лицах все примеры живописала.

– Совершенно верно, кадет Вешковская.

Ну, хорошо. Поскачем по второму кругу. Только, оно вам всем надо? На пятом-то часу третьего дня «триумфа маразма над здравым смыслом»:

– Вернемся к пункту первому главы номер два, – мне послышалось или остальные четверо «хранителей здравого смысла» вздохнули? – Составляющие данного аналитического компонента, – мстительно процитировала я саму себя. Потом тоже… вздохнула. Точнее, вдохнула. – Женская логика отличается от признанной за эталон, так называемой «научной» или «мужской», наличием третьей ее части. В мужской логике суждение может быть истинным или ложным. В женской, кроме перечисленных двух, присутствует третье – суждение, не представляющее для женщины интереса. Что не мешает ей отнести его ко всем перечисленным категориям одновременно. Причиной этому служит понятие «абсолюта». Что такое «абсолют»? Так называемая «догма», к которой примеряется последующий вывод. Именно абсолют решает, соглашаться со стороной оппонента, противоречить ей или свести спор на нет. На бытовом примере поясню: спор мужчины и женщины. Он в полемическом пылу восклицает: «Ты сама на себя посмотри!». Тем самым, намекая на собственные недостатки оппонента. Женщина же в ответ парирует: «Да вам вообще никому верить нельзя! Правильно мне мама говорила!». Абсолют здесь: «Мужчина по своей природе доверия не заслуживает»… – перевела я дух и понеслась дальше. – Абсолют применительно к следственному процессу и именуется «скрытой мотивацией». Например, дама, выступающая по делу об убийстве собственного мужа, сначала пытается уверить, что упокойный был крайне невоздержан на грубость. Потом дает показания о его притеснениях по службе. И в заключение без колебаний соглашается на эксперимент с энергодвойником убитого.

– Ну и в чем же здесь «абсолют»? – приподняла тонкие брови «мантикора».

– Данная дама, хоть и мужа собственного, мягко говоря, не любила, к убийству его никакого отношения не имеет. Абсолютом же здесь является ее уверенность: «Мой упокойный муж – никчемное животное»… Прошу прощения.

– Да-а… – канцлерская бородка вновь накрылась ладонью. – Я так думаю, господа, на этом…

– А вот что бы еще хотелось прояснить… для себя, – пожалуй, ее не только я сразу за дверью тихо прокляну. – Вы, кадет Вешковская, по своему специалитету, насколько я знаю, «малумтелепат»? Чтец мыслей нечисти?

– Так точно, госпожа Лэшок.

– Так, применительно к ней…

– Женская логика? – на этот раз она меня все же, удивила. – Ага-а. Применительно к нечисти?

– Совершенно верно. Но, если вы затрудняетесь нам…

– Во-первых, женская логика активизируется лишь для полемики, а представители разумной нечисти очень редко вступают с малумтелепатом в спор. Во-вторых, хоть у нечисти и высоко развита интуиция, то есть, инстинкт самосохранения, сама по себе она…

– Уж о вашей-то, кадет Вешковская, развитой интуиции мы тут все наслышаны. Не так ли, господа?

Вот мстительная зараза! И ведь было-то на первом курсе. С тех пор за свою «интуицию» и плачу. Хотя, скорее, за не менее «развитый» язык:

– С вашего позволения, я продолжу. Еще один пример абсолюта. Теперь, из моей личной практики. Обычно женщина применяет скрытую мотивацию в корыстных целях. Часто, пользуясь при этом своим…

– Агата!.. Господа, вопросы к защите данного проекта еще будут? – взгляд моего научного куратора и без всяких слов был более чем красноречив: «С языком у тебя, детка, проблемы хронические». – Нет?.. – тягостная, многосекундная пауза. Настороженный скос в сторону мрачной госпожи Лэшок и громкий поспешный выдох. – Кадет Вешковская, можете быть свободны. И, раз вы у нас – последняя, предупредите там остальных, чтоб далеко не разбегались до церемонии оглашения результатов.

– Спасибо, господин канцлер… Всем спасибо за внимание, – о-хо-хо! И, подхватив подмышку свой «маразм», нестись отсюда, не касаясь скрипучего пола…

Ба-бах! Высокая дверь за моей спиной захлопнулась со звуком выставляемой пудовой печати (я такую в музее видела). И я, будто впервые за последние несколько недель, оглядела родной, уходящий в обе широкие дали, коридор… А кого тут предупреждать? Наверняка, все на лужайке за главным корпусом кверху носами в чувство приходят. После экзаменационного «финиша». Все, кроме одного. Вот оно – счастье. И я через гулкий коридор ринулась сейчас именно к нему:

– Ник! – бух, прямо в подставленные на другом его конце длинные руки. – Ух-х. Всё!

– Ты живая? Как все прошло?

– Надеюсь… нормально. Правда…

– Мантикора?

– Ага. А тебя вчера не пытала?

Мой «любый» однокурсник скривился, прищурив вечно смеющиеся гранитно-серые очи:

– Узкопрофильная тема моя ей явно не по клыкам… Агата?

– Ага?

– Значит, тебя можно поздравить?

– Так, и тебя тоже. Я теперь снова способна объективно оценивать реальность. Потому что изменить ее в ближайшие дни уже не смогу. Когда у нас кадетский бал?

– Как «вернувшейся в реальность», докладываю: через четыре дня, рыцарь Прокурата, малумтелепат, Агата Вешковская.

– Ну, предположим, еще не «Рыцарь». Да и насчет «малумспециалитета»: где я в Ладмении достойных «собеседников» себе найду? Такие как ты, дерзкие и решительные, их почти всех извели. И у меня по этому поводу к тебе…

– Погоди.

– Что?

Ник, оттолкнувшись от подоконника, перехватил мою руку:

– Погоди. Сначала – обоюдные поздравления.

– Поняла… А давай – на нашем любимом месте? Там, где обычно? Когда еще сможем…

– Понял… Пошли!

И мы побежали. Миновав длинное правое крыло третьего этажа, промахнули пустой лестничный пролет и, разметав по сторонам кучку младшекурсников, вновь вильнули направо. А дальше – мимо высоченных, вровень потолкам, шкафов вдоль стен с хранящимися под их залапанными стеклами раритетами, картами и важными инструкциями (подальше от кадетских корректировок) и, наконец, тормознули между двумя самыми дальними. У узкого простенка. Такого, что, если в него вдвоем – то только в обнимку. Прижавшись тесно друг к другу.

– Закрой глаза.

– Ник, зачем? – обесцененная «Женская логика» полетела на мраморные плиты пола. – Зачем? Я хочу в твои глаза смотреть.

– А я тебе сказать что-то хочу, – обхватил он пальцами мою шею и спиной вперед направил в пропахшую пылью нишу. – Не спорь.

– Я и не… – захлопнула я и рот и глаза. Потом рот все же, приоткрыла. Иначе, зачем вообще сюда неслись… Ух ты… Теплое мужское дыхание от моих губ плавно сместилось к левому уху:

– Я тебя люблю, Агата, – шепотом выдохнул он именно туда. Я всего на миг замерла:

– Я тебя – тоже, – руки мои, привычно скользнув по мужским бокам, зацепились сзади за жесткий ремень штанов. – Я тебя – тоже. Это и есть твоя новость? Так я ее с шестнадцати лет…

– Агата, я люблю тебя.

– Ник, я поняла… И можно я глаза открою?

– Поздно… – ух… о-о… а вот целовался мой любый всегда так, что любая логика вмиг растворялась за дальними-дальними облаками… Иначе… зачем вообще сюда?.. На лучшее в мире место…

Все повторилось, как и много-много счастливых и рискованных до этого раз. Пальцы мои, как обычно, оказавшись в мужских волосах, перемешали его русые пряди с моими собственными. Гораздо длиннее и всего чуточку посветлее, но, на первый взгляд и не поймешь: где чьи. А звуки от наших поспешных, тоже по многолетнему опыту, поцелуев, привычно звонко улетали в самую высь между узкими боковинами шкафов. И мы смеялись, лишь на мгновенье оторвавшись друг от друга, а потом вновь принимались целоваться. Все это вновь повторялось. С одной лишь существенной разницей…

– Ой. А вы… а я… Агата, я тебя везде ищу.

– Ксюша…

– Да. Широких спин Годы и Ло здесь явно не хватает, – Ник, хмыкнув мне прямо в щеку, нехотя отстранился:

– А-ай!

– Ох, извини. Мой перстень… за твои волосы. Я сейчас…

– Только, пожалуйста, на этот раз – без них.

– Это трудно… Как бы подарок твой не оставить… у тебя же висеть.

– Ай!

– Ой!.. А что? Придется дарить еще один, – сосредоточенно пробубнил Ник. – Раз этот ты мне снимать запретила… Всё. Отцепил.

Ну уж, нет. Еще один точно такой у меня вряд ли получится. Потому что этот – особый. Серебряный с круглым арабским агатом в гнезде совершенно черного цвета. Как и мои собственные глаза. И заложенным вовнутрь камня заклятием. О нем даже сам «носитель» не в курсе. Это – мой ему «жертвенный приз». А «жертва» – я. Ну, как, «жертва»? Просто…

– Агата, как защита прошла? – Ксюша явно чувствовала себя рядом с нашей суетой «коряво». Так Ник «психологический дисбаланс» называет. Корявость эта выпирала из моей приятельницы блуждающим взглядом голубых глаз, который, в конце концов, уперся в раскинувшиеся веером на полу листы:

– Что это ты? – фыркнув, подхватила она их с плит, а потом тщательно на весу протрясла.

– Всю женскую логику высыплешь. А защита прошла нормально.

– И даже мымра эта…

– Агата, я пойду. Мне…

– Куда? – развернулась я всем корпусом к Нику.

– Дела кое-какие нужно доделать до вечера. Девушки, – и бросив на нас поочередно прицельный взгляд, быстро зашагал вдоль пустынного коридора.

– А-а…

– Так что там с мымрой? – оторвалась Ксюша от стремительно удаляющейся мужской спины. – Агата?

– С госпожой Лэшок?.. А, по родне моей «нечистой» опять прошлась, – забрала я у девушки свой несчастный труд. Та вмиг подбоченилась:

– Вот гадина. Запрещенным приемом. Да еще в такой день.

– Запрещенным? Подумаешь. Ну, был у меня в предках перевертыш с истинной медвежьей ипостасью? Ну, «одарю» и я свою внучку точно таким же «специалитетом»? Подумаешь… Ксюш, а насчет «запрещенных приемов»… Ты зачем Нику уступила?

– Что?!.. Когда?

– Пять дней назад на практическом экзамене. Ведь ты же – на четверть алант. И порхаешь, как бабочка. А тут – зависла сонной мухой над этим сколопендровым мутантом и про ключ на его шее напрочь забыла.

– О-о, – собрав пухлые губы в трубочку, откинулась та спиной на шкаф. – Ну, растерялась поначалу. А потом, Ник бы меня все равно на горе обошел. Если б даже я этот ключ с этой хобьей многоножки сдернула, и ворота загона открыла. А не он, так ты. Вы ж с ним – лучшие на курсе. Что, впрочем, и произошло. Это я про тебя.

– Ага… Трусанула, значит? На тебя не похоже.

– Агат, кончай со своей «женской аналитикой».

– Логикой.

– И с ней тоже кончай. Ты и так половину примеров для диплома с меня списала.

Ну да. Хотя, если быть точной, две трети: к чему далеко бежать, когда под собственным носом, в соседках по казарменной комнате такой «истинно женский экземпляр»? И если исходить из этой самой пресловутой логики…

– Ты его мужское самолюбие боялась задеть? А ведь он бы тебя, наверняка, на горе обошел. Он, действительно, лучший на курсе. Тем более, глупо. Надо было бороться.

– Бороться? Ради чего? У меня и так приличный диплом выйдет, а вот ты… – и неожиданно смолкла.

– Мы с ним – на равных, Ксюш. Все двенадцать лет. И нас обоих это устраивает. Ник для меня – и друг, и подруга, и любимый мужчина. Все – в одном лице. А то, что я его обошла…

То, что я его обошла, было чистым везением. Поначалу. Ведь начинала я пересеченный забег последней из нашего «трио». И все благодаря «мантикоре» и ее низкому баллу за экзамен по «Истории ближнего заграничья». С опозданием на мучительно долгие двадцать секунд. А потом начала догонять. По лабиринту пронеслась на предельной для собственной самооценки скорости, влетев в коридор с пятью открывающимися ловушками тоже на ней. И тормознула только на третьей. Здесь моя интуиция и сработала. Правда, пришлось практически скакать по стене. А потом была топь и загон с ядовитым мутантом. Самый правый из трех. В центральном к тому времени уже шла жаркая схватка между Ником и темпераментной обладательницей ключа. Над левым болталась в раздумьях о «месте женщины в обществе» медововолосая Ксюха. А я, выдохнув, вперлась в беседу. Хотя, сколопендра по уровню интеллекта очень сильно близка к табурету. Однако мои спешно заброшенные мыслеобразы разглядела: «Ключ с шеи – жизнь», «Копытом в песок – смерть». Вот так и уговорились. Сравнительно быстро. И, отсалютовав, только закончившему (прикончившему) любимому уже на подъеме, поскакала наверх. До обвисшего в штильном мареве флажка на вершине.

– Ты лучше скажи: как на целебных источниках три дня отдохнула в компании идущих на поправку героев? Рыцари наши не сильно покой нарушали?

– Что?.. Ксюш, ты о чем?

Девушка понятливо хмыкнула:

– Я так и знала. Куда им до…

– Да я все эти дни на террасе у родителей проторчала вот с этими бумажками под носом, – и вздернула их для наглядности между собой и открывшей рот Ксюхой. – Я же тебе говорила, что они у меня еще месяц назад, в конце мая, домик сняли недалеко от Тайриля? Подальше от нашей столичной пыли.

– О-о… Агата, а я о том и…

– Ну, ты и… «женщина», – и зашлась в громком смехе, рикошетом полетевшем по длинному просторному коридору. – Хотя, та «моральная компенсация победителю» пришлась как нельзя кстати: я хоть отоспалась и отъелась за последние несколько недель. А еще знаешь что?.. Помнишь некроманта из выпускной комиссии на практическом экзамене?

– Это кудрявый такой брюнет с потрясающе фиалковыми глазами? Тот, что к тебе потом подходил?

– Ага, господин Анчаров. Так вот…

– Ой!

– Что, «ой»? – прищурила я глаза.

– Агата, ой. Мне очень сильно пора. Потом дорасскажешь. И… заскочи по дороге в канцелярию. Там надо в какой-то ведомости расписаться! Я, в общем-то, затем тебя и искала, не дождавшись в казарме! Меня Лизуня, секретарь нашего канцлера, на самом выходе подлови-ла! – слова эти прозвучали уже на стремительно удаляющемся ходу.

А я так и осталась стоять у своей разлюбимой ниши. С широко распахнутым ртом… Да-а… Как говорит наш, только что упомянутый, канцлер:

– Да-а… И… ой. Мне же обратно, наверх надо. Сейчас ведь результаты должны огласить! – и подорвалась вслед за исчезнувшей за поворотом к лестничному пролету приятельницей…

Интуиция – вещь интересная. Крайне полезная и занимательная. Женская интуиция – во многажды раз. Ведь она совершенно не подразумевает под собой логической базы. Просто: нельзя, не ходи, руку отдерни, нос не суй. А почему?.. Моя личная интуиция исключением не была. И проявлялась в двух вариантах: ощущением переставленной в давно обжитом помещении мебели (если опасность грозила извне) и дисбалансом, как от тесной не по размеру одежды (если дело касалось внутренней составляющей). Так вот…

– Так вот… – передернув плечами, словно подправив съехавшие назад рукава, уселась я на кровати удобней. – Так вот… Что мы имеем? – и вновь поднесла к глазам пустую мензурку, извлеченную из-под соседской кровати. Потом – к носу и глубоко вдохнула. – Настойка травы череды. Антиаллергенное снадобье. Ксюхи. Употреблялось минимум четыре-пять дней назад, а применяется ею же раз в году, в период весеннего повсеместного цвета. И откуда это у «на четверть аланта»? Или… – еще раз вдохнула. – после заглатывания вовнутрь мятосодержащих продуктов… Или напитков. Значит, она что-то запрещенное ела или пила как раз пока я была у родителей. Но зачем? На моей памяти это было единожды: первый курс, мороженное с апельсиново-мятным сиропом. А потом – галопом к нашему лекарю и страшная клятва: «Никогда!» перед пятнистым отражением в зеркале. Значит, причина была слишком веской… А если еще… поискать? – и пошла по второму кругу нашей с Ксюхой маленькой комнатки… – Нет, – констатировала через пару минут. – Все чисто. Особенно… Ага. Значит, все-таки пила, – и замерла напротив тщательно вытертых пустых бокалов на полке буфета. Да они у нас сроду так не блестели. – Значит, пила. И, если б одна, то, конечно, другое. Получается, что за компанию. Без меня. И вот с кем? Ради кого подобная «маскировка»? Ведь еще и полотенцем прошлась. И заклятием чистоты шандарахнула. – Ой… Нет. А если и «да»? Да нет. Да в любом случае… Вот только, без «абсолютов», кадет Вешковская. Давайте ко лучше о чужих. Например, о все той же Ксении. А какой у нее абсолют? «Быть всегда и во всем в курсе». Так с чего вдруг такая прыть? Ведь заинтересовал же ее господин некромант? Глеб Анчаров, наш представитель в Бередне? А унеслась, только хвост просвистел. Смена женского абсолюта? Тогда ради чего? Или… ради кого? Ради кого женщина меняет свои гранитные догмы? Наверное, этот «кто-то» стоит и собственной аллергии? А еще сохранения тайны. Да, кадет Вешковская, вовремя вы вернулись в реальность…

– Ксюха! Ксю! – разродилась последняя громким истошным криком из-под нашего распахнутого настежь окна. Воробьи из черемухи привычно взлетать не стали. Стерпелись. Я – тоже:

– Ло! – и высунулась через подоконник.

– Агата?! – прищуренный ввысь третьего этажа парень, выказав удивленье, почесал кудрявую рыжую макушку. – А-а…

– А я здесь тоже живу. Пять лет уже… Ло, «призывом» ее не пробовал? – и постучала пальцем в висок.

– Так пробовал! – огласились мне снизу. – Не отзывается. Как обычно.

– Ну, это… да, – подумав, скривилась я. Может, в цирюльне под «волшебными» пальцами маэстро Понти млеет или… – Ло, а…

– Не знаю!

– Что ты «не знаешь»?

– Где она может быть! – переступив, пояснил однокурсник. – Агата, как защита прошла?! Мне Ник сказал, вроде…

– Высший балл.

– А кто б сомневался? – оскалились мне весьма убедительно. – И даже мымра…

– Да сдалась она вам. Уже вчерашняя притча, – зато сегодня мне свежих навали… – Ло! А ты сейчас сам куда?!

– Я?..

– Ты? С сумкой наперевес?

Парень неожиданно скосился в черемуху:

– Да, недалеко здесь. И… Агата, я тороплюсь!

И этот «торопится». Ну, уж нет!

– Ло! Лоуп! Я – с тобой!

– Куда?!

– За ворота! У меня… Мне Софико нужна! И ты меня к ней проводишь!

Ло буквально взмолился:

– Агата, давай подвалом! Я и сам им планировал!

– В подвале мозги не проветришь! Жди меня тут! Я – скоро! Только форму скину и платье надену! Лоуп?!

– Вот ведь… и… к тому ж… Понял! Жду… – вот и жди. «Язык без костей», добытый в полемической схватке.

В результате по казарменной лестнице я скакала, уже на ходу обматывая талию длинным плетеным шнурком. И выпорхнув на крыльцо, замерла… Ах! Тонкий лен платья после шерстяного казенного сукна – легче перышка под полуденным июньским ветром. И я не удержалась – в два прыжка слевитировала прямо к застывшему со скрещенными на груди руками Ло:

– По-шли.

– По-шли, – не разделив моего девического восторга, буркнул тот и первым развернулся к распахнутым в конце аллейки высоким воротам. – Значит, уже свободна?

– Ага. Полностью. Целых четыре дня, – уверенно пристроилась я к быстрому размашистому шагу.

– А… потом? – скосился на меня однокурсник.

– Потом? – вот об этом последние пару недель как-то не думалось. – Потом – диплом подмышку и через два месяца – служба. Как и у всех.

– А-а… Ник говорил, ему место предложили в пятой столичной комтурии.

– Преступления «против Короны». Ну да.

– А тебя ведь тоже туда ждут?

– В девятую. К любимой нечисти.

– И что?

– И пойду. А как же иначе? – вот же дурень. И вопросы дурацкие. – Ло, мы с ним еще с пятого курса решили, что всегда будем вместе. И, по-моему, за последние пять дней планы не поменялись. Или… – прищурилась я сбоку на парня. Тот поспешно выкатил свои глаза:

– Понятия не имею.

– Ага… Ло?

– Что, Агата?

– А чем вы тут занимались? У вас ведь времени свободного больше было.

– Когда?

– Ну, например, сразу после практического экзамена. Я ведь тогда Ника, перед своим отбытием в Тайриль, так и не поймала. Он мне тоже на «призыв» не откликнулся.

– Ну так, отмечали. Как положено. Правда, в мужском половинном составе: Софико к своей политэкономии готовилась, а Ксюха… не знаю. Вроде, в казарме сидела.

– Так вы, значит, втроем: Ник, ты и Года?

– Угу, – кивнул, гладя под ноги, Ло.

– И где?

– Да как обычно – в «Бесхвостом драконе», – и, поддернув тощую сумку, ощутимо прибавил шаг. Однако и я не отстала:

– В «Бесхвостом драконе». Поняла… А следующие несколько дней?

– Да к защите готовились. Мне вообще пришлось две главы переделать. А Нику… Агата, спроси у него сама.

– И спрошу. Только вот встречу.

– О-о, так сейчас-то? – оскалился мне уверенно Ло. – Ты ж теперь – с нами. Вменяема.

– Вменяема, – уверила я его. – И знаешь, что? Дальше – своими подвалами. Я тебя отпускаю.

– Угу.

– Ага. Пока, Ло.

– Агата, до вечера! – и, словно с цепи молодым кобелем. Прямо под готовую арку: был и нет.

– Да-а… «Бесхвостый дракон»… Значит, всё у нас, как обычно, – и сразу от ворот свернула на «обычный» наш, утоптанный сотнями кадетских стертых подошв, маршрут.

По сложившейся же традиции, протекал он вдоль узкой окраинной улицы Куполграда, ведущей прямиком в центр. Тихой совсем в это время. Я и обеденный зной имею в виду и отсутствие толп выпущенных на свободу «узников» казармы. Конец июня. Маются в оставленных за спиной коридорах лишь выпускники и малышня под присмотром рыцарей-наставников (не все музеи еще в столице обозрели). Оттого и тишина сейчас вокруг. Благодать…

– О-хо-хо, – прихлопнула я рукой собственный, перетянутый шнурком живот. Тот, прямо в ладошку вновь жалобно огласился. Законным правом на обед. Хотя, и завтрак тоже мимо прошел. Так что… – «Бесхвостый дракон»… Всем доброго дня!

Тоже наше «обычное» место. Слегка обшарпанное, но полное кадетских легенд и баек. С длинными столами из дуба и видавшими виды (спины, затылки и ноги) скамейками. И отдельным залом для рыцарей-педагогов, защищенным регулярно пробиваемой кадетами магией. Тоже – местная, от курса к курсу, традиция. И, задержавшись лишь на секунду у входа, свернула в сторону нашего «обычного» углового стола. Парочка первокурсников, важно заседавших поодаль, пихнув друг друга локтями, скосилась на мою голодную физиономию. Я тоже им… подмигнула. Да, после «общения» со сколопендрой я теперь сама – новая кадетская байка. На полноценную легенду скромность девичья претендовать не позволит. Вот Ник, он точно. Правда, после другого «общения». И уже не здесь, а на Склочных болотах, где мы в прошлом мае дружно проходили специальную практику. Считай, повезло. А осенью угораздило уже Годарда с Софико. Хотя, она – единственная из нас шестерых, не маг и «гражданская». Студентка Куполградского университета. И вообще, барышня из приличной аристократической семьи… Она и Году раненого тогда из подворотни пёрла тоже, не теряя аристократического достоинства. С идеально прямой спиной: «А тебе, дорогой, не мешало бы и похудеть». С тех пор – одна из наших любимых присказок…

– Агата, привет! Как твоя защита? – упитанный и вечно лохматый Хью, нынешний хозяин «Бесхвоста», хлопнулся на противоположную через стол скамью и продолжил надраивать полотенцем и без того полированную кружку. – Ты ведь последней из вашей компании…

– Ага. В яблочко. Теперь давай, корми меня. Кстати, почему сам? Милена где?

– А, я ей выходной дал, – придирчиво обозрел мужчина глубокое глиняное нутро. – Сейчас соображу самолично. А-а…

– Мымра, как обычно, – смеясь, закончила я. – Сдалась она вам.

– О-о, не далее, как вчера, тут, – мотнул тройным подбородком в сторону соседнего зала Хью. – заседала: конспектами обложилась и одна целый галлон кофе… Я сейчас, не скучай.

– Ага, – проводила я широкую спину с поникшим фартучным бантиком поперек до самой двери кухни и подперла щеку кулаком.

Не скучай… Да разве сейчас до скуки? И вертится вокруг головы что-то важное, да только вовнутрь пока никак. А насчет «Мымры». «Мантикоры». Госпожи Лэшок… Чего душой кривить? На самом деле, я ей искренне благодарна. За Ника. Пусть это и странно. И нелогично. Хотя, с какой стороны смотреть…

Поначалу, на самом первом «сопливом» курсе, отношения у нас с этой преподавательницей складывались ровно. Да и предмет ее, больше схожий со «сказочкой на ночь», стоял одиноким часом в течение всей учебной недели. Пока во втором полугодии не свернул в древнюю историю полудикой и полузнакомой соседки по Бетану, Бередни. Вот тогда исторические сказки в исполнении госпожи Лэшок приобрели совсем уж зловещий характер: нечисть из них поперла завидным для некромантских практик потоком, а когда речь дошла до северо-предгорных перевертышей… мне стало уже по-настоящему интересно:

– А почему вы, госпожа Лэшок, называете этих оборотней «тварями»?

– Потому что твари они и есть. На их счету не одно загубленное селение. Разве вы меня плохо слушали, кадет Вешковская? Или у вас другая позиция? – и руки свои с ногтями, не хуже медвежьих, скрестила с вызовом на груди.

Я же важно потянула и вправду сопливым носом (зима ведь, а горок – целый парад):

– Ага. Мой пра-пра… не помню, сколько еще «пра», был перевертышем с истинной медвежьей ипостасью. Значит, я тоже, «тварь»?

– Вы?.. – ученая дама вытянула на меня свою длинную шею из-под кружевного жабо. – Перевертыш? – и скептически наморщила нос. – Вы на себя наговариваете, кадет Вешковская. Хотя, в таком юном возрасте подобный экзольтизм…

– И вовсе нет!

– Агата, молчи, – Ло, не отрываясь выпученными глазами от замершей у кафедры «мантикоры», дернул меня за косу. Я набычилась уже по серьезному:

– И вовсе нет. Я доказать вам могу.

– Ну-ну. И коим образом? – почти не размыкая губ, процедила госпожа педагог.

– Своей природной интуицией.

– Так вы упорствуете? Подобное качество хорошо на ристалище, а не за партой, где учитель – единственно достойный авторитет… Извольте. А мы потом все вместе посмеемся.

– Боюсь, вам не понравится.

– Что? – прищурилась она на меня.

– То, над чем мы будем смеяться.

– Кадет Вешковская! Да вы забываетесь и со своим воспитанием, действительно, спустились с гор, где и понятия не имеют о…

– Вас ждет неминуемая опасность.

– Где? – на выдохе замерла она.

– Прямо здесь, – с прищуром кивнула я на учительский стол. – Здесь она вас и ждет. Если вы туда подойдете и… сядете.

– Да с чего, вдруг? – скосилась дама туда же. – Что вы там… сделали?

Дежурный по курсу Года стремительно подпрыгнул со своего стула в самом конце кабинета:

– Ничего! Вы нас запустили вовнутрь лишь после колокольчика на занятие! Мы бы и при… желании не успели.

– Так-так… – госпожа Лэшок пристально оглядела притихшую в предвкушении мелкую «публику» и снова уставилась в ознаменованный пророчеством стул. – Ну, что ж… Остается лишь… – пять быстрых шагов, вдох и решительно…Тр-ресь! Хр-ба-бах!.. Одинокое тихое хи-хи… И полная ти-ши-на… – Ка-дет Вешковская?

– Так точно, – я сама от удивления едва шевелила губами, но через секунду уже испуганно зажмурила глаза:

– Кадет Вешковская! Я не знаю, когда вы успели! – едва подскочив на ноги, во всю мощь заорала взлохмаченная педагог. – И помогал ли вам кто-нибудь из присутствующих! Но, этот поступок, действительно, присущ только твари! Твари, которой неведом стыд! Вы…

– Госпожа Лэшок.

– Да, кадет Подугор?!

– Если бы вы были мужчиной, я бы вызвал вас на поединок за оскорбление, несовместимое с честью будущего рыцаря Прокурата, – Ник, медленно поднявшийся с места, сжал свои кулачки, а я тогда отстраненно подумала: «А у него на руках цыпки… Тоже, на горке…», – и сглотнула слюну.

– Что?! – на госпожу же учителя я теперь даже взглянуть забоялась. – Что вы сказали?.. Да я вас обоих… Обоих… А, ну, оба – за мной в кабинет канцлера Исбурга! Быстро! – и первой застучала каблуками к двери…

Однако в кабинет за высокой полированной дверью нас тогда не пустили. Мы сидели рядом на длинной холодной кушетке и громко сопели в унисон, слушая, приглушенный магией крик, доносящийся с другой ее стороны. Госпожа Лэшок единовластно солировала. Я – тихо сопела. Ник первым открыл рот с этой:

– А здорово ты ее, – буркнул, сцепив свои руки в цыпках. – проучила.

– Ага… – и, повернувшись, подняла на него глаза. – Ты тоже… здорово… Николас.

– Зови меня Ник… Агата, – и улыбнулся, пожалуй, впервые за первую половину года нашего первого совместного курса. – Я Ник для друзей.

– Так, а мы теперь – друзья?

– Угу. И я тебя защищать стану.

– Вот еще. Я ведь – не дама, а сама – почти рыцарь.

– Но, ты ведь – девочка? – удивленно наморщил он нос.

– Ну… да, – удивилась и я такой логике. – А-а…

– А раз так, то положено.

– А-а-а… Ну, это мы еще поглядим. Ты не думай, я – сильная. У меня знаешь, какие мышцы? Тебе показать?

– Не надо. Я тебе верю, – глубокомысленно вздохнул мой защитник. Однако в следующие одиннадцать лет, все же остался верным себе.

Хотя, тот знаменательный день, положивший начало нашему неравному противостоянию с госпожой Лэшок, дал нам с Ником еще одного «защитника», выступившего прекрасным внешним «противовесом»:

– Кадеты! – грозный канцлер Исбург, тогда еще с чисто выбритым подбородком, оглядел наши подскочившие с места фигурки. – После содержательной беседы с уважаемой госпожой Лэшок, я пришел к выводу, что вам обоим необходим рыцарь-наставник.

– Господин канцлер?!

– Госпожа Лэшок, вы считаете, этих мер будет недостаточно?

– Не-ет, – стремительно «сдулась» та.

– Я тоже так думаю… Кадеты, жду вас после занятий в своем кабинете. А теперь развернулись и в класс!.. Госпожа Лэшок?

– Ой… А я…

– А к вам у меня еще есть вопросы. По поводу экзамена пятого курса. Раз уж вы заглянули… Почему до сих пор стоим? – и уже через секунду от нас с Ником воспоминания не осталось…