Текст книги "Ваш выход, рыцарь Вешковская! (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Глава 4
– Ну, уж нет… Ну, уж нет. Нет же. Нет!
Безмолвное женское тело отозвалось мне: «Да».
Да, рыцарь Вешковская, да. Это – Ладмения. Не глухая Бередня. И по Ладмении этой гуляет «зверь». Причем, безнаказанно бодро гуляет.
– Эй, ну где же вы?!
– А вот про тебя-то я…и забыла, – подняла я нахмуренный взгляд от Ксю.
– Ч-чирк!
– Оба заткнитесь. Оба! Мне надо… подумать, – и подскочила с колен.
Выпустить узника из избушки – пойти против собственной же конторы. Это как раз понятно. Неясно другое: зачем он ей сдался? Пятой комтурии? Преступник «против Короны»?.. Думай, рыцарь Вешковская. На то тебе голова и хваленая семейная интуиция. Которая сейчас, кстати, кричит. Правда, пока на «незнакомом» мне языке. Так… По контуру избушки – следы сдвоенной прокуратской защиты. Две трети резервов на ней. Себе почти не оставили. Охраняли его. Хотя, приняли меры – моанитовые наручники и ошейник. Последний – вообще интересно, поскольку применяется лишь для алантов. Решили подстраховаться? Значит, сами не знали, кого повязали. А вот «зверь» рвался точно к нему… Думай, рыцарь Вешковская. Думай…Зачем он так лез вовнутрь? Освободить?.. Убить? И то и другое – вполне. Тогда, почему не доделал? Кто помешал? Или что?
– Ч-чирк, – почти просительно все с того же оконца.
– И ты тоже– «неизвестная птица», – прищурилась на пичугу. Та, склонив голову, смолкла. Лишь продолжила ответно за мной следить.
Ага… Значит, доделать не получилось. И вот – новый вопрос: «Что с моей-то конторой? Отчего такой „легкий“ подход?» Демонов с третьего уровня – всей комтурией по буеракам. Так, что те сами со страху – обратно, а здесь… Слова Глеба в Либряне в ответ на мои: «И такие персоны просто так не вылазят. Мне вообще кажется, его к нам наружу вызвали».
– А вот об этом, Агата… молчи, – повторила и задрала лицо к небу. В общем-то, все понятно. Хотя, отвратительно и недопустимо. Только лишь интуиция… И понеслась назад к распростертому телу. – Так. Проверяем еще раз… Свечение – отсутствует. Дыхание… – осторожно стянула шлем… Знакомое красивое лицо, как вспышка из прошлого, как новый удар под дых. Я на секунду зажмурилась и шумно выдохнула. – Дыхание… отсутствует… Проверяем еще раз, – и занесла над третьей, горловой чакрой ладонь… Тысь моя майка! – ну, Ксю. Ты во второй раз осложняешь мне жизнь… – «Тетя Гортензия… Тетя Гортензия!»
– «… со всеми своими хобьими погремушками. Агаточка, ты чего?»
– «Тетя Гортензия, вы – одна?»
– «Ну да», – весьма недоуменно в ответ. – «Этот бадукский прохвост только что укатил. И опять меня надул. Представляешь!»
– «Тетя Гортензия, у меня тут – свое представленье. Водевиль с танцами. Мне нужна ваша помощь. Срочно нужна!»
– «Агаточка, что случилось то? Ты где?»
– «У старой избушки. Вы ее помните?»
– «О-ой… Это где бывшие охотничьи угодья этого, как его…»
– «Где полно бузины! Вы еще хвастались, что варенье из нее…»
– «Агаточка, вспомнила!»
– «Отлично. Цепляйте колпак и незримой – ко мне. Но сначала, прихватите мою рабочую сумку с вещами, ботинки и деньги. Кошель – на столе. Вы меня поняли?»
– «Это что ж ты удумала? Мы с твоей матерью только отношенья наладили. И как я ей…»
– «Тетя Гортензия!» – прихлопнула я ладошки к вискам. – «Здесь маг умирает, пока я ваши лекции слушаю! Я вас жду! Доскачите до бузины и зовите меня!.. Тетя Гортензия?»
– «… Агаточка, я – в твоей комнате на пороге!»
– Уф-ф… Одно получилось, – и снова подорвалась с колен.
Мужчина меня терпеливо ждал. Я – еще раз вгляделась. Сквозь наложенное на сруб «заклятье стекла». Высокий. Лопоухий. В длинной белой рубахе навыпуск. Волосы темные и торчком. А во взгляде – покорность судьбе. Тоже мне…
– Ч-чирк!
И вмиг оживился:
– Вы вернулись?
– А как же, – зло хмыкнула я. – Зовут как?
– Меня? Ванни. Ванн. Первым именем меня мама звала. А как вас величают?
– Агата.
– Агата, – повторил нараспев и, вдруг, улыбнулся. – Агата, вы меня выпустите?
– А что, очень надо?
– Очень, Агата. Я и так задержался.
– Неужели? И куда же вы шли?
– Еще не решил. Зависит не от меня.
– От «зверя».
– Вы что-то сказали?
– Сказала: дальше вместе пойдем.
– Чирк-чирк!
– А ты – попорхаешь… Вы меня слышали?
– Слышал. А путь наш с вами куда пролегает?
– В надежное место. Если такое еще существует.
– Агаточка! – истошный крик моей тетки подорвал пичугу с окна. – Агаточка, я пришла!
– Агата, кто это?
– Я скоро. И дело не ваше.
Вот тетка у меня – молодец. В который раз убеждаюсь. И даже не дернулась тонкой ручкой в моей «железной клешне». Лишь громко вздохнула… когда глаза открывала:
– Это она и есть? Которая умирающая?
Я, роясь в сумке, с колен кивнула:
– Ага. И слушайте дальше: ее надо подвалом в столицу. Вы на улице Четырех ветров ориентируетесь?
– Ну да… Агаточка… Ой. Грифон.
– Туда не смотрите! Значит подвалом и чем ближе к дворцу Прокурата, тем лучше. Там сразу кого-нибудь крикните. Вам помогут. Ее надо к нашему лекарю.
– А что с ней?
– Толком не знаю, – и запрыгала на ноге, натягивая штанину. – Сталкивалась всего раз в Бередне. Там селянина похоронили, а потом дружно бегали от него, как от злостного упыря. Оказалось – «торпор». «Оцепенение» по латыни – уснул без признаков жизни. Но он – человек. А здесь – маг и на четверть алант. А я – не лекарь. Так что… пусть сами решают. Теперь – дальше. Начнутся вопросы: где нашли и при каких обстоятельствах, – замерев с рубашкой в руках, скривилась. – Вот гном этот ваш – совсем ни к чему.
– Сама знаю. Давно пора поставщика поменять.
– Что?.. Не о том я. Если б не он, можно было б сказать: «Ушла племянница еще накануне в дальние дали», а так…
– Куда это ты «ушла»? – вскинула глаза от Ксю тетка.
– Неважно. Скоро вернусь. Дела у меня. И… слушайте дальше: про «дальние дали» – запасной вариант. Потому что про персону мою надо молчать до последнего. Так что: пошли проверять…
– Бузину?
– Так точно. Поспела ли ягода на варенье. А наткнулись на это.
– Агаточка, а что это?
– Не знаю, тетя Гортензия. И вам лучше не знать, – и дернула за рубашечную шнуровку. – Всё… Ну что, по исходным?
– По… куда?
– Чертите подвал. И… извините, что так получилось.
– А-а, – распахнула рот тетка. – Агаточка, последний вопрос: Нинуль… Нинон-то можно все рассказать?
– Так все равно ведь расскажете?.. Можно. Вы же ей доверяете?
– Да. А маме твоей?
– Уф-ф… Маме можно. Чертите подвал…
Как только в нем под пыхтенье исчезли волочащиеся ноги Ксю, я еще раз обозрела пространство. Потом, подхватив с травы сумку, «подчистила» за собой следы и сиганула к избушке. Сцена третья нашего «водевиля»:
– Я вернулась. Быстро уходим, – и знаком «закрепила» тело рыцаря у двери. Он даже не шелохнулся. И когда оттуда боком выскользнул Ванн и потом, с вернувшейся вновь «опорой»… Вот за что работу свою… Чтоб однажды точно так же мертвыми глазами смотреть в трухлявый косяк. А тебя кто-то наглый воспринимал, как «помеху». А все почему? Потому что «работа». И у каждого свой собственный «долг». И иногда они очень сильно разнятся. Не смотря на то, что оба – коллеги.
– Агата, я готов, – мужчина понимающе улыбнулся. Вот только не это!
– Уходим, – и первой направилась прочь. Лишь еще один знак напоследок – меня здесь не было. Никогда…
В здешних предгорьях я раньше никогда не бывала. Знала лишь из прокуратского учебного курса, что лет двести назад велись тут обширные рудные разработки. А значит, должна быть к ним и дорога. Указанная, кстати, на всех служебных рыцарских картах. Правда, как тонкий пунктир вдоль гор, часто прерываемый скалами и провалами. С красными крестиками бывших шахт по верхнему краю и поперечными линиями мостов. Вот на последнее я возлагала большие надежды, так как река Сележа, берущая начало как раз по нашему курсу, была серьезным препятствием. Хотя до нее еще дойти надо.
А пока же, сразу за тылом избушки махнула в высокий густой ельник. И смело зашагала по пожухлой хвое:
– Старайтесь идти вслед за мной.
– Хорошо.
– И по возможности, не влазить в подлесок. Это и паутин касается и высокой травы. В общем, всего, на чем можно оставить следы. И…
– Агата, я вам внял, – Ванн, стряхивая на ходу паутину, виновато скривился. – Она здесь висела, между деревьев.
– Ага… Висела. Так надо было пригнуться.
– Так я не заметил. И обещаю впредь вас по подобным поводам не удручать… Агата, вы мне так и не огласили наш с вами путь.
– Хорошо, – оторвала я взгляд от просвета впереди. – Оглашаю: путь наш лежит чрез высокие леса и широкие реки. Тернист он и долог, ибо все благие дела достигаются лишь упорством. Как вы, Ванн, к «благим делам» относитесь?
Мужчина за моей спиной на несколько секунд впал в раздумье:
– Со всей искренностью к ним отношусь.
– Ага. Надеюсь, она вам не изменит и в ответе на следующий мой вопрос: что «зверю» от вас было надо?
– То, что ценится более всего и дается нам свыше, как дар. Ибо нет ничего в мире дороже и чище, чем это, – оповестили меня с явной улыбкой.
– Ага-а.
– Агата, я вас обидел?
– Чего?
– У нас с вами – равноцветное полотно: вы не доверяете мне…
– А вы…
– А я ничего не ведаю о вас. Что ж до доверия, то вы его, несомненно, достойны.
– Да что вы?
– Воистину говорю. У меня нет причин сомневаться в вашем душевном порыве. И я лишь надеюсь, что не стану причиной его колебаний.
– А вот я сейчас…
– Он не поколеблется из-за меня.
– Мой… – открыв рот, замерла я на месте.
– Порыв души, – нагнал меня Ванн. – Агата…
– Я вас просто спросила: какого рожна от вас надо было «зверю». И всё.
Мужчина, не отводя от меня карих глаз, вновь улыбнулся:
– Жизнь. Все очень просто.
– Очень просто?
– Он выследил меня и пришел, чтоб отнять мою жизнь.
– Откуда он вас выследил?
– От места моего появленья. Моего и…
– Ч-чирк!
Огненная пичуга, прогнув ветку ели, взмахнула крыльями и села рядом с мужским плечом. Ванн, скосившись на нее, вздохнул:
– Нам надо спешить.
– Это… да, – мужчина качнулся, обходя меня сбоку. Птичка тут же вспорхнула вместе с порывом лесного ветра. Я ошалело повела носом. – Нет… Да нет же… Обман обоняния.
– Агата! Здесь, сразу под бугорком, тропа начинается!
Вот, никуда не годное «полотно», рыцарь Вешковская! Никуда не годное! А, ну, быстро взять себя в руки!
– Стойте там! Я иду!.. – и, тряхнув головой, понеслась догонять…
– Тропа, значит? – оба застыли мы на самом краю бугра. За спинами – бор. Впереди и справа – валуны с кустарниковыми проплешинами. А слева, в узкой долине – одинокое пастбище. И даже рыжие овцы на нем скучают. Что ж до тропы… – видимо, восточнее этого места – ручей. Или запруда.
– Почему? – с прищуром повернулся ко мне Ванн.
– Да потому что тропа – овечья. Неужели, не видно? Или вы копыт от человеческих следов не отличаете? Они туда на водопой всем скопом…
– Я внял. А нам она, значит, не подойдет?
– До пастбища прогуляться? – вот же где проверка для «порывов души». Мужчина, вздохнув, насупился. – А-а. Я поняла. Вы – голодный?
– Я могу потерпеть.
– Ну, так, терпите. Мили три пройдем, и я еду сама навещаю.
– Агата, что вы под этим словом подразумеваете?
– Магию. Правда, в данном случае – без изысков. Умею яблоки, помидоры, огурцы и… блины. Так что с голода не загнемся. А сейчас, перед тем, как выходить на простор, мне надо кое-куда отлучиться.
– А под этими словами?
– Сходить по важной оказии. Я недалеко, но вас буду видеть. Так что…
– Агата, конечно, идите, – и столько возвышенности в тоне и в голосе, что удержаться от искушения невозможно:
– О, благодарю вас… Л-ловите! Правда, яблоки у меня всегда кислые получаются. Не знаю, почему…
Нечисть в Ладмении, вся сплошь изученная, квалифицированная и учтенная, отличается от береднянской, как ленивый пес от дикого голодного волка. И единственные существа, на которых реагирует «остро» – пронырливые прокуратские кадеты. К этой категории можно также отнести студентов и юных магических самоучек. Вот на них у нашей ладменской нечисти крайняя аллергия. Ведь сколько учебных трактатов с практической частью написано? Сколько корявых заклятий испытано? Впору вконец мутировать или, собрав пожитки, добровольно махнуть в сторону Склочных болот. Да так бы, наверное, и было (по крайней мере, в радиусе миль сорока вокруг Куполграда), если б не… нечисть в Ладмении еще и ленивая…
Тук-тук-тук по скользкому трухлявому стволу поваленного невдалеке дуба. Тук-тук…
– О, доброго дня, – в пустом нутре дерева громко вздохнули. – Доброго дня, говорю. Вылазь, разговор есть, – сущность вновь подала признаки жизни, отозвавшись в моей «глухой» голове тихим шебуршанием. Ну что ж, придется по-другому. – Прокурат. Девятая комтурия. Покинуть нору, – и вспыхнувшую «печать» прямо к стволу – внутренней стороной правой ладони.
И дело сразу пошло на «сближение» – шушель, растолстевшим ежиком из мха, выкатился наружу и вперил в меня свои маленькие круглые глазки:
– Мы тихо сидим, – оповестил с придыханием. – Мы тихо.
– К тебе лично претензий нет. Вопрос есть, – и скрестила на груди руки. Создание пару раз моргнуло и вновь уточнило:
– Мы всегда тихо.
– А со слухом как? На слух не жалуешься?
– Мы тихо и… далеко слышим.
– И что сегодня ночью услышал?
– Мы… всё тихо.
– Да неужели?
– Всё-всё тихо.
– А если еще… припомнить?
Шушель, изображая мыслительный процесс, весь бурыми переливами пошел. Так старается, кроха. Да только, здесь и дар мой не нужен – опыта семилетнего достаточно.
– Всё-всё тихо, рыцарь, – твердо подтвердил после «дум». – Ручейник воду при луне баламутил: плескался и рыбу гонял. И всё.
– Ну, раз «всё», значит, «всё». Только у меня еще два вопроса: в какой стороне «особенно тихо» было и куда потом «это тихо» откатилось? Ты хорошо подумай, потому как, если сейчас затрудняешься, я тебя с собой заберу. Я как раз «источник этой тишины» ищу. А ты, может, припомнишь уже по дороге. Ну, так что?
И переливы пошли с новой силой:
– Тихо… тихо было ночью вон там, – корявой лапой в сторону оставленных Гусельниц.
– Ага-а.
– А ушло вон в ту сторону, – и ткнул пальчиком в юго-запад.
– Вот, значит как? – прищурилась я туда же. Потом посмотрела на терпеливо торчащего меж елей Ванна и мрачно изрекла. – Ну, значит, там и встретимся… На родных улицах.
– Рыцарь, а мне?
– А ты сиди тут, тихо-тихо, – и, перепрыгнув через ствол, зашагала обратно к тропе…
Ну и к чему так живописно изумляться? Ведь чуть не навернулся с бугра. Ах, да!
– Ванн, это – личина. Для маскировки, – с расстановкой произнесла, медленно подходя. – Да, и голос стал ниже. Но, ведь, не упырь? Так?
– Та-ак, – сглотнув, кивнул он. – А вот…
– Так надо. Привыкайте. Да, брюнетка. Цвет глаз не помню – по памяти знак наложила. И, кстати: ворот рубахи наглухо застегнуть, браслеты – поддернуть. Чтоб моанитом своим не отсвечивать… Так вы идете?
– Иду… Агата?
– Ага? – обернулась, уже спускаясь к тропе.
– А величать-то вас как теперь?
– А, Пашутой. Так, кажется, оригинал в Бередне зовут.
– Пашута, – и что-то еще под нос. Однако скоро нагнал и пошел уже рядом. Тропа ведь. Хоть и овечья.
Без проблем мы прошли как раз мили три. Минули узкую долину вдоль изгороди пастбища, разбавив на время скуку и овец и их седого хозяина. Вот у кого спокойная жизнь. А потом снова нырнули под еловую тень, на обещанный ранее «обед». На спутника моего к тому времени смотреть было жалко (ночь в холодной избушке да еще в ожидании «зверя» отдыху явно не способствуют), однако моего сострадания хватило лишь на блины с помидорами:
– Яблоки будете?
– Благодарствую, но, откажусь. А вы… Агата? Или Пашута?
– Мы ж здесь одни, – почесав нос, занесла я над разложенной сумкой руку (это, вроде как, скатерть). – А это… что?
– Где именно? – вслед за мной задрал подбородок Ванн.
– Тень по деревьям, – и приложила ко лбу ладонь.
Тень вскоре мазнула обратно. Одиноко парящим над верхушками бора грифоном. И не разобрать было снизу, сколько на нем седоков. Однако «заноза» осталась. И не знаю, ощущал ли ее и Ванн, нов небо поглядывал и жевал исключительно молча. Правда, не ёрзал.
Еще через милю мы вывернули из бора к дороге. И о ней, действительно, уже лет двести забыли – завалов с нависающих гор не расчищали и кустарники не выпалывали. В одном только месте были видны очевидные следы цивилизации в виде надписи: «Кдрист, сволочь, верни долг!» И, судя по обилию согласных, речь сия была адресована представителю гномьей расы. Да и по тексту тоже. А вот сразу за этим «криком души»… я сама едва им не огласилась…
– Тысь… моя майка…
И ведь все правильно стратегически выбрано: справа – скала. Слева – валуны, не взлететь, не допрыгнуть. А прямо по курсу… Рыцарь в полной экипировке, качнувшись от стоящего поперек дороги грифона, медленно направился к нам.
– Пашута, что будем делать?
– Стоять и ждать. Он – один, нас – двое. Должны «разминуться», – и поправила сумку на плече.
– Так вы предлагаете нам…
– Прокурат. Пятая комтурия, – и подцепив рукой шлем, сдернул его с головы. – Рыцарь Подугор. Явите для проверки свои паспорта…
Глава 5
Вот о чем должна подумать в первый момент «нормальная женщина» в такой важной для себя ситуации? Прямо перед ней стоит бывший любимый, а ныне – непрощенный предатель и всем своим видом являет суровость закона. А она, эта женщина – в чужой, кстати, незаконной личине. Да еще рядом с беглым из-под стражи бес знает кем. А действо все происходит на узкой предгорной дороге. И к тому же… Хотя, в случае с «нормальной женщиной», все вышеперечисленное уже – абсолютно запредельный абсурд. Так что, рыцарь Вешковская, кончай на него пялиться и бери себя в руки…Рыцарь Вешковская!
– Явите для проверки паспорта, – «бывший и ныне» в одном лице, перевел взгляд с меня на Ванна. Внимательный и спокойный. – У вас с этим какие-то проблемы?
Пора вступать «вторым голосом»:
– У нас никаких проблем нет, – «вступила» почти мужским басом. – Кх-ху. Потому как документы носить повсюду с собой не обязаны. Нет такого закона в Ладмении.
– Угу-у? – семь лет прошло, а привычка – все та же. Вот сейчас свои брови сдвинет для «утяжеления туч». – Закона такого, конечно же, нет, – предсказуемо свелись они к центру. – Однако места здесь не для прогулок.
– А с чего вы взяли, что мы вышли гулять? А может, у нас с… братом дела?
– Да! – не то удивился, не то подтвердил мой загадочный «брат». И спасибо, что рот свой открыл. Хотя с его лексиконом… – И-и… мы против насилия, потому как подобным порождается лишь подоб…
– Не обращайте вниманья. Он в канцелярии при епархии служит. Проповеди за выступающими строчит.
– Ну, тогда мне понятно, – постучал пальцами по шлему Ник. – Только вот непонятно: что за «дела» у вас в этих краях?
– Личные и срочные. И о них мы тоже вам… а, ладно! В долю ведь не попроситесь? Мы ищем исходный материал для философского камня. За этим и обследуем местные шахты.
– Киноварь, что ли?
– Нет, ртутный камень, – а в алхимии ты, по прежнему – «колба».
– Ну, да, конечно, – хотя свечения прощупываешь очень качественно. Да только с моей проверенной личиной оно в комплекте идет (спасибо урокам «хамелеонства» от Глеба), а «брат» и без того за «блаженного», лишь только рот свой открыл.
– Ну, мы пойдем?.. Господин рыцарь?
– А-а, стоять, – и будто бы воздух вздрогнул… Ник еще раз черкнул поверх моей головы глазами и… ошейник на Ванне. Только искорки на самом дне глаз – увидел. – У меня к вам будет… просьба, – свободной от шлема рукой хлопнул по карману штанины. – Просьба… будет. Есть описание наружности одного типа… да где же оно у меня… Пожалуйста, подержите, – всё! Игры кончились. И в доказательство – взлетевший прямо в мою сторону шлем. Потому что я знала, что последует дальше.
И в ответ запустила сама. Заклятием «паутины». Шлем отбросило вправо, вновь открыв мне обзор, чтоб через доли секунды, лишь успеть осознать – он тоже… успел. Удар заряда сложил меня надвое, и уже отлетая спиной, я увидела, как Ник, накрытый «сеткой», плашмя падает к ногам своего грифона. А потом приземлилась сама. Не очень удачно. Совсем…неу-дач…
– Ч-чирк!
– Агата, не плачь.
– Я не плачу. Это солнце глаза слепит и они от того…
– Угу… Больно не будет. Года быстро эту хобью щепу из тебя выдернет. У него – опыт.
– А ты не ругайся. Научился у старшекурсников. О-ой.
– Агат, я даже еще не начал… Ник, откуда лучше подлезть, как думаешь? – и два затылка, русый и темный, склонились над моей вытянутой в траве ногой.
Я закатила к небу глаза. И зажмурилась, хватая ноздрями солнечный запах полыни:
– Ну, долго вы там еще?
– Сейчас начнет… Давай я тебе дуть стану? Аф-фу-у-у.
– А на лицо-то зачем?
– Чтоб твои невсамделишные слезы быстрее просохли, – Ник изо всех сил старался выглядеть взрослым. Даже глаза не смеялись. – Впредь тебе, Агата, урок: не лазить по старым деревьям с сухими ненадежными сучьями.
– Ну, у тебя же оно получилось? – мои растрепавшиеся волосы ветром мазнули ему по лицу. Ник сощурился:
– Так я же – пацан и…
– А-ай!
– Года, осторожней давай!
– Я и так стараюсь!
– Погоди. Я дуть ей на рану стану.
– Нет!.. Нет. Лучше руку мне свою дай. Руку! Так лучше… Так намного лучше… Уф-ф. Года, можешь начинать…
– Чирк-чирк!
Вот опять этот сон. И к чему?.. В последний раз непрошено являлся в Бередне. Сразу после моста и демона… А сейчас-то… Хлобысь! Собственной памятью по горячему лбу! И открыла глаза…
– Чирк-чирк!.. Чирк! – гулко множась в высоком пещерном своде.
– А, ну, прочь. Прочь отсюда.
– Он не улетит, Николас. Там темно и холодно, – и душевно-просительно. – Эль?..
– О-о-о… – два мужских силуэта сквозь пламя костра, одновременно обернулись. – Здра-вствуйте, тысь моя майка, – добро пожаловать обратно в «абсурд реальности».
– Здравствуй, Агата. Тебе вставать с лежанки нельзя. Левая лопатка не до конца восстановлена.
– Это я поняла. А вот чего ты тут расселся? И где вообще «тут»?
– Мне на вопрос стоя отвечать?
– И желательно с другой стороны от входа.
– Ну да. Твои командные навыки неизменны даже из положения лежа.
– Я могу и сесть.
– Это, конечно. Да только вряд ли потом будешь прямо ходить.
– Ну, надо же, какая забота. Вот не хватало еще…
– Скажите, это так первостепенно, кто из вас в каком положении станет вещать?
Уф-ф. Ну, если хорошо подумать, головой:
– Нет! Пусть с-сидит.
– Николас?
– Хоб знает, что… Вы оба – в моей пещере. На территории Седого заповедника. Этого ответа достаточно?
– Отшельничья нора? Та, в которой ты с детства…
– Так точно. В четырех милях от моего дома в Бадуке.
– И что мы тут делаем?
– А ты бы предпочла другие «апартаменты»? – сощурился сквозь огонь Ник. – После вашего «балагана» на дороге?
– Водевиля.
– Что?
– Ничего. И что дальше?
Мужчина, отведя от меня взгляд, зло хмыкнул. И с чувством запустил в огонь сучок:
– Не знаю, Агата. И очень жду объяснений от тебя. Желательно, с предложениями.
– От меня?.. – а что я могу ему «объяснить»? А тем более, «предложить»? Мы с ним теперь, в дополнение ко всем своим личным страстям, еще и по разные стороны от закона. Действительно, «хоб знает, что». Вот не так я представляла нашу неизбежную встречу в Ладмении. И первый наш разговор уж точно не из таких неравных позиций. С отшибленной спиной и головой, в которой теперь лишь большой шевелящийся ком, выпускающий фейерверки. Так что… – Мне нечего рассказать.
Мужчина, кажется, не удивился. Видимо, был готов:
– Я понял, – и глянул на смирно торчащего у костра Ванна. – Мы тут пообщались с твоим… другом. Ты, кстати, в курсе, что он в поиске по всей нашей стране?
– Догадываюсь, – выдавила я, изучая покатый каменный потолок.
– Угу… Его хорошо описали. Вплоть до цвета рубахи, – да что вы говорите? Только, там, вместо рубахи, «белоснежная ряса» должна быть. – И любимой тематики, – а вот тут точно вышла накладка. – Даже стиль повествования совпал, – терпеливо продолжил Ник. – С оборотами и примерами, – нет, вот когда точно знают, на какие «мозоли» давить!
– И позвольте узнать, за какие такие «заслуги»? – развернувшись, подскочила я на локте. – Обычного болтуна с площади, по всей стране, важной пятой комтурией? К тому же весьма странно вы это делаете, господин рыцарь. Я бы сказала, небрежно и непрофессионально.
– И с чего, вдруг, такой вывод? – тут же вскинулись за свою «больную мозоль».
– Да, как же это, «с чего»? Такую «государственно вражью персону» ловить жалкими двойками и даже поодиночке? Логика где? – и в довесок: коленом в «личное место». – Да вам даже близких, господин рыцарь, не жаль. Раз собственную «избранницу» не уберегли.
Ого! А вот теперь я, кажется, его по-настоящему припекла. Ник, выпрямив спину, замер и посмотрел мне в глаза:
– Действительно, уберечь ее сложно. Работа у нас с ней непростая. Да и бегает она быстро. А Бередня – большая страна.
– А причем тут… Бередня? – ошарашено выдала я. – Причем тут… тысь моя майка.
Ник хмуро выдохнул:
– Значит, Глеб это скрыл, – и уже по собственному почину поднялся с земли. – Я тогда на самом деле, почти не успел. Да и от свадьбы этой разудалой ничего не добился. Вы же им не сказали, куда именно перед самым рассветом ушли… Агата?.. – я даже не повернулась, с силой зажмурив глаза: что мне ему сказать? – Хорошо. Тогда слушай: после того, как ты не ответила на шестое мое письмо подряд, я решил: приеду сам, вот и поговорим. А потом меня на три года сослали в Джингар. Охраной в наше посольство. Когда я оттуда вернулся, первым делом пришел в ваш дом в Куполграде. И твои родители сказали мне: ты продлила с Бередней договор. С тех пор я каждый свой отпуск пропадал только там. Совсем рядом, но параллельно. Думал, ты давно живешь своей жизнью. Зачем ее портить? Что же касается последнего… Ты сама знаешь: это дело ведет наша комтурия. Потому в северные горы отослали меня. Раз я Бередню досконально освоил… Агата?………Ну что ж… Я пойду посмотреть, как там грифон.
И ушел…
– У-уф-ф… Вод жеш од супо охурви. [9]9
В переводе с береднянского: «Вот это кулинарное блюдо из отходов жизнедеятельности скота» (перевод приблизительный).
[Закрыть]Вод жеш… да что за жизнь?!..
– Агата?
– Что, Ванн?
– Совет дать вам позволите?
– Какой еще «совет»?
– Ну-у…
– Подковы зубами гну. Ванн, прозвучавшее только что, во-первых, вас не касается. А, во-вторых, никогда больше не повторится. Сейчас главное – довести отсроченное до конца. А все остальное…
– И что с «остальным»?
– Да ничего. Не имеет значения. Я вам ясно сейчас сказала?
Ванн лишь плечами пожал:
– Пожалуйста.
– Вот и спасибо. А теперь – до завтра. Мне надо на собственном здоровье сконцентрироваться. Потому как валяться здесь – времени нет, – и уткнулась носом в холодную каменную стену…
«Сконцентрироваться» решила. И слово то вспомнила умное из учебного курса. Вот семь лет «собирала мысли веником», а тут «сконцентрировалась». Оттого видно и сам процесс не выходит – мысли на незнакомое слово не бегут. Не собираются, тысь моя майка… Да и как им собраться, когда пышущий жаром ком, выпускающий фейерверки, еще немного и разорвется одним большим сметающим залпом из глаз а, главное, рта? Еще немного и понесет. Даже из положения лежа… «А все остальное… не имеет значения». Скобан выпендрёжница. Да ты даже не вспомнишь, как того демона-эстета зовут. Так захватит, что… Ну, рыцарь Вешковская, надо брать себя в руки. Опять. И очень-очень крепко. А то и до женских истерик – по горочке вниз. А оно нам, рыцарям, надо? По должностной инструкции не положено. Даже из-за такого вот… Который пришел. Вернулся… Ну, и значит: теперь можно спать. Спать, рыцарь Вешковская!.. И во сне концентрироваться…
– Ч-чирк!.. Чирк-чирк!
И что, совсем некому клюв этому «исполнителю», наконец, подвязать?..
– Чирк-чирк!
– Доброе утро, птица. Тебе удовольствие доставляет горланить под сводами? – пичуга, сидящая на перекладине над костром, склонила рыжую голову набок. – А и бес с тобой. Все равно утро доброе, – и спустив ноги с лежанки, осторожно повела левым плечом. Свежесобранная лопатка в ответ едва отозвалась. Еще бы – столько энергии в нее влить и двум магам сразу. Кстати… – А где все?..Что заткнулся-то, Эль?
Пещера «Отшельничья нора» сегодня поутру выглядела куда более радостно. И даже уютно. С книжными кривыми полками в нише и старым ковром, натянутым над не менее древним топчаном. Они смотрелись вполне слаженным дуэтом: один выпирал краями камней, придавая блеклым от времени розам хотя бы объем, другой – пружинами из-под плешивого покрывала. Однако, судя по двум скатанным узким матрасам у стены, никто из мужчин спать на нем не решился. Оба тянули ноги у костра. А еще «Отшельничья нора» была «многокомнатной». Или «многокоридорной». Потому как из узкого прохода за выступом ощутимо тянуло сквозняком. Тогда, скорее всего, и сквозной… Не хило для мальчишки-одиночки. Такие большие владения. И, если хорошо вспомнить, в них еще могила бывшего хозяина должна входить. Которого тут, якобы, самолично обнаружили и геройски потом схоронили. И я не удивлюсь, если на этом самом топчане и нашли. А последнее, что тот видел – уже тогда выгоревшие на ковре цветы. Но, это если верить «новому хозяину» норы. А ему, как показала личная практика… Н-да… И прислушалась к своему «взрывоопасному» кому… Молчит. Значит, с ним мы договорились. А вот меня, по-моему, бросили. И, сощурясь от солнца, замерла на выходе из норы.
– Кра-со-та.
По обеим сторонам – ступенями с горы, серые валуны. За ними – густые колючие кусты «Гномьих роз». Это так шиповник здешние жители именуют. А прямо по курсу красота самая главная – узкая застойная речка. Как уха в котелке, щедро присыпанная мелкой бурой хвоей и зеленой пахучей ряской. Высоченные ели, в честь которых и назван заповедник, с того берега на этот отбрасывают длинные тени. Прямо до подножья пещеры. И покачивают на ветру лапами. А тени им «отзываются».
– Красота… Ух, ты!
Ну, конечно, как же рыцарю и без него? Слева, у валунов на обстроганном еловом стволе, торчало видавшее виды боевое чучело. Многажды нарощенное по высоте, но, все еще, «неприятельски грозное» (и где он этот раритетный шлем раздобыл?). Я подошла поближе, померила – макушка как раз на уровне моей. Значит, в последний раз поднимали лет десять назад. И скользнула взглядом правее. На камне рядом – еще один нужный рыцарю атрибут. Карта местности, гордо поименованная «Мои земли». На ней: сама пещера с обозначенным по всем топографическим правилам, выходом, рекой, бором с кривыми елочками и… ага, все-таки, могилой – крестом чуть восточнее вглубь бора. И спустилась глазами вниз. Ниже следовал текст «Правила рыцаря». Оных было шесть, исполненных углем и торжественным детским почерком, уже изрядно размытым. А еще ниже… в рамочке: «Агата Вешковская – моя Дама сердца. Навеки»…
– Тысь моя… майка, – ком внутри дернулся и начал медленно подплывать к горлу. – У-уф-ф… Рыцарь Вешковская, соберись, – и подорвалась к воде.
Ботинки скинула тут же на теплом песке. Следом полетели носки и, закатав до колен штанины, вошла в тихую воду. То, что надо. И еще рукава до локтей подтащила. А потом водяным взрывом – в лицо. И лишь после краем глаза уловила:
