Текст книги "Не чужие (СИ)"
Автор книги: Елена Рай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глава 13
– Я уже заждалась…
В самом страшном сне я и представить себе не смогла бы, что такое будет возможным. Мама стоит напротив Кирилла и смотрит на него во все свои глаза с превеликим любопытством.
– Дочка, кто это? – слегка с прищуром ощупывает нового «столичного знакомого». – Твой ученик?
– Мама, – деланно закатываю глаза. – Кирилл, мой студент, – стараюсь, как можно естественнее себя вести, зная ее дотошный характер.
– Здравствуйте, рад знакомству, – не теряется он и протягивает руку.
Мама, заливаясь румянцем, жмет его ладонь, наивно хлопая ресницами. Не знала, что в ее возрасте можно еще робеть при виде молодого парня, явно в ней незаинтересованного.
– Деточка, что с твоим лицом… тебя избили? – охает мама, пристально разглядывая рану на скуле Кирилла.
«Избили» еще мало сказано. На нем живого места нет. Мне хочется протянуть руку и коснуться его лица, проявить женскую заботу, но мысленно себя одергиваю.
– Мама, Кирилла ждут друзья.
И при упоминании его «друзей», все мое нутро сжимается и выворачивается наизнанку. Я не могла не заменить руку той девушки на его плече. И сердце мое неприятно заныло и затрепыхалось, словно, наказывая меня за все то, что между нами было.
– Дал себя избить, чтобы выбить дурь из своей головы, – обернувшись, взглядом касается моих губ.
Я до сих пор помню страсть его поцелуя со вкусом своего возбуждения. И все это рвет мою душу, изливаясь ядом в мои вены. Терзает кровоточащую рану снова и снова. Отравляет и заставляет мучиться, проходя заново собственные круги ада, пропитанные своей похотью и вожделением по его телу.
Мне хочется его остановить, извиниться за свое поведение, попытаться поговорить, дать себе снова право на прощение.
На нас смотрят его друзья и моя мама, я чувствую это кожей и ничего не могу с собой поделать. Мы же взрослые свободные люди. Почему так хреново – то на душе от осознания того, что между нами пропасть в восемь лет и множество запретов?
– Кирилл, как ты себя чувствуешь? – мне совершенно не хочется выглядеть в его глазах бесчувственной сукой, не знающей хоть толику сочувствия.
– Спасибо, что спросила. Больше такого не повторится.
Он уходит, а я так и замираю с двумя стаканчиками кофе в своих руках. Перед глазами все плывет, дышать становится все тяжелее, а конечности, словно, парализовало.
– Ева… что с тобой? – тихо спрашивает мама. – Этот мальчик не просто так к тебе подошёл, да? – ее голос, словно тихий шелест листьев, царапает мои слуховые рецепторы, не способные в данный момент выстраивать новые словесные цепочки для восприятия.
– Глупости не говори, кажется, сеанс начался, – отвечаю отрешенно, возможно и с большим опозданием на поставленный вопрос.
– Ну-ну. Дома поговорим.
Два с половиной часа в кинозале, а потом время, потраченное на возвращение в съёмную квартиру, называемое теперь моим «временным домом», стали для меня спасением от собственного внутриличностного самокопания и самоедства. Мысли в моей голове немного прояснились и я смогла настроится на нелегкий разговор с матерью. Она, вряд ли забудет о «его» существовании.
Мама садится напротив меня, медленно размешивая в своей чашке сахар. Она боится начать разговор, да и я сама боюсь. Но чего? Осуждения с ее стороны будет сполна, так чего уж сожалеть о содеянном, когда твой возраст перевалил на четвертый десяток.
– Да, я с ним спала, – первая нарушаю гнетущее молчание. Мой голос эхом отскакивает от полупустых стен, вибрируя над нашим столом, создавая эпицентр неминуемого «взрыва».
– Ну и дура… – опустив глаза в чашку, бормочет себе под нос. – Что люди – то подумают?
– Однозначно, что я сошла с ума, – шумно выдыхаю. – Ты права, я дефектная, поэтому решила сбежать от своих проблем, чтобы начать все сначала в другом городе. Увы, и тут облажалась.
– Родители этого мальчишки… они в курсе? – безжизненным тоном парирует она.
– Ему двадцать два, – откидываюсь на спинку стула, разглядывая узор на скатерти. – Согласие родителей нам не понадобилось.
– Ты знала, что он твой студент, когда вы… прости Господи, сношались?! – ее лицо неприязненно кривится, а губы начинают слегка дрожать.
– Знала.
Резко смахнув мою чашку с чаем на пол, она нависает надо мной, чувствуя мою слабость и подавленность. В ее глазах отчетливо отражается весь «ужас» того, что я себе представляла, когда думала о «нас», как о чем-то большем в своей жизни.
Непроизвольно мое тело съеживается под грохот разбитого стекла и горячих брызг не остывшего напитка, который болезненно попадает мелкими каплями на мою оголенную кожу ног.
– Денис и тот тебя бросил. А этому пацану ты и подавно будешь не нужна! – эти горькие слова режут меня на части, неминуемо возвращая в прошлое.
Прошло почти три года, а я до сих пор помню в мельчайших подробностях ту палату в нашей городской районной больнице. Самая непримечательная, серая, пропахшая лекарствами, тоской и неизбежной участью случившегося.
Отголоски той боли снова пронизывают мое «излечившееся» тело, заставляя мою память окунуться в водоворот тех событий, что оставили неизгладимый след и кучу последствий для дальнейшего гармоничного существования в обыденной рутинной жизни.
И через все «это», уже в реальном времени, в мое восприятие просачиваются крики моей матери, унося последние крупицы из воспоминаний «прошлой меня».
Мама падает передо мной на колени, хватая за руки. Из ее небесно – голубых глаз льются слезы. Она просит меня покаяться за содеянное перед Богом и постараться договориться с Кириллом, чтобы это осталось в тайне. А, если нужно – то дать взятку за молчание, потому что не верит в порядочность нынешней молодежи, исходя из собственного опыта преподавания в школе, в старших классах.
– Как ты такое можешь говорить? Ты совершенно его не знаешь, – пораженно качаю головой, встав со стула.
Буквально по стеночке прохожу в одну единственную комнату своего жилища, чтобы переодеться в уличную одежду. Мне невыносимо больно находится на одной территории с той, что никогда не встанет на мою сторону, целенаправленно давя на чувство вины за случившееся.
– Куда пошла?! Вечер же на дворе! – преграждает мне путь перед входной дверью. – К нему пошла?!
Полностью игнорируя хлесткие слова своей родительницы, я беру в свои руки связку ключей, грубо отталкивая ее в сторону. Во мне бушует гнев за несправедливые слова не только в мою сторону, но и в сторону Кирилла. Он не такой. И никогда бы так не поступил. Я просто это чувствую.
Запрыгнув в автобус будучи злостной безбилетницей, я рассчитываю доехать до Ани и просто тихо поплакать в объятиях подруги, но умышленно проезжаю ее остановку.
Выдыхая через рот холодный воздух, я запрокидывая голову и смотрю на окна Кирилла. Свет горит. Значит он дома. А вдруг не один?
Прошмыгнув в подъезд за молодой парой, поднимаюсь по лестнице на нужный мне этаж, минуя лифт.
Выжимаю дверной звонок, словно за мной несется стая разъяренных псов. Мне страшно подумать, если он действительно окажется «не одним». Кирилл открывает дверь и застывает на пороге, с кухонным полотенцем в руках.
– Прости меня, – не спрашивая разрешения, протягиваю руку и касаюсь подушечками пальцев его лица. – Не гони, прошу.
Сейчас я действую не разумом, а сердцем. Ломать свою волю оказалось намного тяжелее, нежели я думала. И то, как теплеет его взгляд, который снова ласкает мое лицо, на душе становится намного легче.
– Я готовлю белковый ужин, надеюсь, тебе понравится, – Кирилл старается улыбнуться, но рана на его скуле натягивается и он моментально морщится от боли.
Согласно кивнув, я прохожу в его квартиру, не рассчитывая на моральное утешение за сказанные слова моей матери, мне нужно другое.
Я хочу чувствовать на себе ласкающий мою кожу взгляд, немое обожание в каждом действие, а ещё неприкрытое желание, которое с каждой секундой разгорается в его глазах.
Глава 14
– Очень больно? – прикладываю ватный диск, смоченный в растворе хлоргексидина, к ране, расположенной на скуле Кирилла.
Сердца моментально бахает вниз, от роя мыслей, которые носятся сейчас в моей голове. Эти мысли меня жалят, подобно пчёлам и я ничего не могу с собой поделать, чтобы остановить катящуюся слезу по моей щеке.
– Терпимо… – подняв на меня глаза, он замечает мокрую дорожку из слез, которую я так и не стерла со своего лица. – Почему ты плачешь?
– Это я виновата, да? – тихо спрашиваю, предположительно зная ответ.
Кирилл хмуро сдвигает брови к переносице, не понимая того, что я хочу от него узнать. Будто подслушав мои мысли, слегка приподнимает уголок губ, а затем и вовсе расплывается в широкой мальчишеской улыбке.
– Помнишь, я тебе говорил, что весь «мир» нужно оставить за рингом? – утвердительно киваю. – Так вот, я нарушил собственное правило – позволил эмоциям взять над собой верх. Ты ни в чем не виновата.
Его голос звучит очень ласково. Он успокаивает, подобно теплому порыву ветра, согревает своей значимостью в каждом сказанном слове.
Пресловутые «кошки» вновь загоняют свои острые когти мне под кожу, не веря до конца в свою невиновность.
– Не бегай больше от меня, ладно? – его голос хриплый и низкий, снова будоражит мой разум, растекается горячей волной по моим нервным окончаниям, заставляя полностью проникнуться к первобытным инстинктам.
– Да, как тут убежишь, ты так крепко меня держишь, – подмигнув, проверяю пластырь. Все держится. Теперь можно складывать полномочия перевязочной медсестры.
– Я ничего тебе не предлагаю, – тяжело вздохнув, освобождает меня. – Потому что отчасти понимаю все твои страхи.
– И какие у меня страхи? – излишне весело интересуюсь, чувствуя приближающуюся тревогу.
– Я нищий студент и просто тебя не вытяну, – порой мне кажется, что меня уже сложно удивить, но как же приятно осознавать, что это вовсе не так.
Его не беспокоит ни разница в возрасте, ни то, что я являюсь преподавателем в институте, где он получает образование, а все его переживания связаны лишь с собственным финансовым благополучием.
– Не нужно меня «вытягивать», Кирилл, – пожимаю плечами, слегка улыбаясь.
Притянув своими руками за его тренированные плечи к себе, практически вжимаю его лицо в свою грудь, ощущая жар дыхания из приоткрытых губ Кирилла.
Пропускаю его отросшие волосы через свои пальцы, сжимая их. И я буду ненормальной, если запрещу сейчас себе чувствовать реальные эмоции, которые исходят от нас двоих. Мы пропитывается энергией друг друга, растворяется в прикосновениях, которые наэлектризовывают все пространство вокруг нас.
– Не давай мне надежд, Ева. Если себе ты это запрещаешь, то за меня не тебе решать. Я дал сегодня себя избить, чтобы…
– Чтобы, что? – с чувственной хрипотцой спрашиваю его, плавясь в его руках.
– Чтобы не чувствовать все то, что сейчас испытываю, когда ты снова в моих объятиях.
– А сейчас… сейчас, что ты чувствуешь? – задыхаясь от эмоций, спрашиваю уже немного отстраненно, направляя его губы туда, где все ноет без его ласк.
– Я хочу пригласить тебя на свидание. – грудную клетку, словно сдавили огненным обручем, причиняя боль. Не сразу понимаю, что с силой тяну волосы Кирилла вверх.
– Больно… Ева! – с шипением отстраняется от меня.
– Извини меня, – разжимаю свои пальцы, вглядываясь в его лицо. – Ты думаешь целомудренно сейчас начинать конфетно – букетный период после всего?
– Что – то должно между нами быть настоящим, почему не начать с банального и совершенно простого, пусть и «целомудренного»?
– Я не хочу, чтобы ты тратил на меня деньги, – чувствую, как напрягаются под моими ладонями мышцы на его плечах. Ему не понравился мой ответ. Нужно срочно реабилитироваться, поэтому спешно добавляю: – Мне нравится проводить время дома… или гулять в парке.
– Ева, пока не слишком поздно, давай я тебя до твоего дома подвезу, – словно игнорирует мой ответ, смотря на настенные часы. – У меня завтра ранняя тренировка. Тренер шкуру спустит, если я не высплюсь. Прости.
– Не нужно, я сама, – отпрянув от него, следую в прихожую. – Тебе, действительно нужно отдыхать.
– Обиделась? – ловит меня за руку, фиксируя на месте. Смотрит так, будто в душу заглядывает.
– Нет, что ты… я и сама должна была догадаться без подсказок. Все хорошо. – стараюсь вложить в свою улыбку чуть больше непринужденности, чем положено.
– Ты удивительная девушка, Ева. Искренняя и совершенно не умеешь врать.
Всю дорогу до моего дома мы переглядывались, улыбались и подкалывали друг друга. Может нам, действительно нужно что-то настоящее? Заложить фундамент? Вроде это так называется в построении отношений.
Если для него это все в новинку, то для меня, будто после «пожарища» нужно снова выстраивать все сначала. Опыт есть, а душевных ресурсов практически нет.
– Провожу до квартиры, – заглушив мотор, Кирилл первым выходит из машины.
Открыв дверцу с моей стороны, он подаёт мне руку. Улыбнувшись, вкладываю свои прохладные пальчики в его горячую ладонь.
– Я живу здесь, – показываю на обшарпанную входную дверь своей съемной квартиры. – Внутри не так все печально.
Притянув к себе одной рукой за талию, он обрушивается на мои губы, вторгаясь своим языком в мое тепло, пленяя мой разум каждым своим бесстыжим движением внутри меня.
– Буду дома – напишу, – разорвав наш поцелуй, слегка подталкивает меня в сторону моей квартиры.
И пока я проворачиваю ключ в замочной скважине, пока убираю связку ключей обратно в сумочку, ощущаю на себе его взгляд. Разворачиваюсь. Он, действительно на меня смотрит.
– Ева, иди, или завтрашняя тренировка полетит к черту, если ты не перестанешь на меня так смотреть, – густо покраснев, все таки разрываю наш зрительный контакт.
Тихо закрыв дверь, уже с внутренней стороны, хочу также бесшумно пройти в ванну, как спотыкаясь об какой-то предмет. Тихо чертыхаясь, включаю свет.
Мама появляется в дверном проеме, в ночной сорочке и с каким-то пузырьком в руках.
– Явилась… – шипит, подобно змее, оглядывая меня с ног до головы. – Совсем о матери не думаешь, голова не пойми чем забита! – срывается на крик.
Ее кожа приобретает непривычно бледный окрас, а сама она хватается за сердце, провоцируя собственный организм на радикальные последствия для своего здоровья.
– Ты же моя мама… неужели ты меня не любишь? И не видишь, как мне плохо… – всматриваюсь в ее лицо, ища проблески здравого смысла в этой ситуации.
– Твой отец слишком тебя баловал. Упустили мы тебя, – в ее голосе появляются осуждающие нотки. Это больше всего похоже на разочарование, нежели на проявление родительской заботы.
– Пожалуй я пойду спать. Доброй ночи, – заперевшись в ванной комнате, я ещё долго рассматривала свое лицо, а точнее изменения, которые привнес в мою жизнь Кирилл.
В моих глазах появился былой блеск, на лице выступил здоровый румянец, который только усиливается при воспоминании нашего поцелуя перед дверью моей квартиры. Словно я вернулась в трепетные студенческие годы.
Заварив чай с мелиссой, я заворачиваюсь по самые уши в объемное покрывало. Лишь высунутая рука с чашкой остаются свободны от теплого ворсистого кокона.
Сделав глоток обжигающего успокоительного напитка, «разрешаю» себе окончательно погрузиться в свои воспоминания той ночи. Нашей первой ночи. И впервые мне совершенно не стыдно.
На телефон приходит сообщение: «Спокойной ночи».
Что же мне ему ответить… кручу в руке телефон, прикидывая возможный ответ. Повторить его «пожелание» в точности или же воспользоваться панелью смайлов?
Мой палец замирает над рожицей «поцелуйчик». Жму и отправляю, судорожно ожидая ответа.
В моей руке снова вибрирует телефон: «Не стоит меня дразнить. Теперь я знаю, где ты живёшь».
С блаженной улыбкой на лице, я погружаюсь в долгожданный расслабляющий сон, который впервые за долгое время приобретает яркие краски, олицетворяя новый этап в моей жизни.
Глава 15
– Поговаривают Давид Эдуардович в конце следующей недели уезжает на какую-то важную конференцию. Это так? – оторвав взгляд от экрана мобильного телефона, смотрю на жующую творожную запеканку Аню.
– Да. Это так, – сухо роняю немногословную фразу, чтобы снова вернуть все свое внимание обратно. «В телефон».
– Мне знаком этот взгляд…
Погасив экран телефона, откладываю его в сторону, чтобы не было больше соблазнов снова залезть в «нашу переписку», где присутствуют сплошные милые рожицы и много горячего подтекста, которое чересчур будоражит мое воображение.
– Ау… Ева, ты вообще здесь? – машет перед моими глазами своей ладошкой Аня.
– Прости. Я просто кое с кем переписываюсь.
По тому, как округляются ее глаза, как лихорадочно подрагивают мышцы на красивом лице – новость ее шокировала. И шокировала весьма приятно.
– Ты всё – таки, тогда к нему вернулась, да? – она запрокидывает голову назад, мечтательно улыбаясь.
– Тогда он меня фактически прогнал, – взяв в свои руки стаканчик с горячим ароматным кофе, жадно делаю глоток, неприятно обжигая небо и язык.
– Вы теперь встречаетесь?
– Мы ничего друг другу не обещали. Ещё рано о чем-то говорить, – проверяю время на часах. Следующая пара начнется только через пятнадцать минут. Значит Аня успеет ещё задать пару провокационных вопросов.
– Ты играешь с огнем, Ева. Чувства не поддаются логике, а ты непременно захочешь взять и это под контроль.
– Не хочу питать ложных надежд относительно «нас». Он молодой. Начинающий спортсмен. У него вся жизнь впереди – яркая, не обременяющая, перспективная, – произнося все эти слова, внутри все сжимается от правдивости этих эпитетов. Я не подхожу ни к одному из них.
– Вставь во все это «себя»… разве от этого что-то изменится? – подается вперед, сверля меня пытливым взглядом.
– Я всегда буду почти на десять лет его впереди, Ань. Уже это не изменить.
Посетовав, что могу не успеть подготовиться к лекции, покидаю студенческое кафе с учащенным сердцебиением.
Я знала, что разговор закончиться примерно так. И все равно раскрыла все карты, а точнее в очередной раз вывалила «все это» на стол, как есть.
Если Аня отнеслась с огромным пониманием и восприняла информацию весьма благосклонно относительно Кирилла, то мама осталась непреклонной и, поэтому остаток своей вылазки в столицу коротает в гостиничном комплексе, который я же оплатила.
В нашей обители снова витает запах сигарет, значит Давид снова курил, не выходя из кабинета.
– Думал, ты уже не вернёшься, а сразу пойдешь на лекцию. Кто там у тебя сейчас…? – не отрывая взгляд от бумаг, интересуется он.
– Экономисты, третий курс, – присаживаюсь на свой стул, устремляя свои глаза в окно.
– Я хочу познакомить тебя со своим сыном, – его голос прозвучал, как приказ, который не подлежит обсуждению, а только безоговорочному исполнению. – Судя по реакции, ты уже наслышана, – хмыкнув, он снова возвращается к бумагам.
– Я видела тебя с мальчиком и с девушкой в торговом центре после нашей… Увидела своими глазами, так сказать, – улыбнувшись, благосклонно наклоняю голову в бок.
– Его зовут Матвей. Няня скоро привезет его ко мне, так как у самой появились срочные семейные дела, – его интонация лишена всяких эмоций, словно мы не о ребенке разговариваем, а об очередной методичке с нововведениями.
– Давид, я с радостью познакомлюсь с твоим сыном, если его мама будет не против, – мне интересно, что он на это скажет, провоцируя на дальнейшие детали его личной жизни.
– Она давно потеряла право участвовать в воспитании Матвея. И… да, я не против, что ты с ним познакомишься.
– Но?
– За твоим браслетом тоже скрывается суровая реальность последствий, которые произошли из-за определенных событий.
– Матвей – это суровое последствие? – во мне вскипает материнский инстинкт, который буквально вопит о несправедливости к собственному ребенку этим человеком. Его лишили матери, только, потому что она не угодила чем – то его папочке. Возможно и не без причины…
– Кажется у тебя лекция сейчас начнется, – и в подтверждении его слов оглушительно звучит звонок, призывающих всех студентов собраться в лекционных классах, как и мне проследовать к ним.
Встав, ощущаю на себе его изучающий взгляд. Знала ли я истинного Давида? Или же это я из него «вылепила бесчувственного монстра» своим выбором? Одни вопросы, на которые, возможно и не получу ответы. Никогда.
Лекция идет мучительно медленно, позволяя мне обдумывать все слова Давида и перекручивать по множеству раз в своей голове, перебирая, пробуя на вкус его отдельные высказывания насчет сына, не обращая внимание на тихо пиликающий телефон в сумке.
– Ребята, выполнив задание, сложите тетради на край стола. Мне нужно выйти, – выхожу за дверь и набираю Кирилла. От него два пропущенных.
До конца пары остаётся десять минут, поэтому позволяю себе сбежать из аудитории, чтобы услышать его голос.
– Кирилл, – задерживаю дыхание. – Что-то случилось?
– Случилось… ты впервые мне позвонила сама, – его смех вибрирует в районе моей груди, отчего и я улыбаюсь.
– Как твои дела?
– Я думаю о тебе. За один час уже три раза вспомнил… Или лучше унять свой пыл? – не перестает издеваться надо мной.
– Из-за тебя я практически всё пропустила мимо ушей, когда завтракала с Аней в кафе, – надеюсь это больше похоже на флирт, нежели на осуждение.
– Из – за тебя у меня могут быть проблемы в мужской раздевалке… я же молчу, – понизив голос, шепчет мне в трубку.
На часах ещё не было и восьми утра, как поступило сообщение от Кирилла. Он попросил фото прямо из кровати. Долго смущаясь и нервничая, я отправила только зону декольте в ночной сорочке. Совсем невинно, только решила добавить изюминку – одну бретель спустила со своего плеча.
– Ммм… обвинения в мой адрес неуместны. Ты сам попросил.
– Хочу тебя увидеть… Этого ты мне запретить тоже не сможешь, – на заднем фоне я отчётливо слышу мужской отборный мат, а затем Кирилл сухо роняет, что позже обязательно перезвонит или напишет.
Мне навстречу идет молодая девушка с ребенком, поравнявшись со мной она спрашивает:
– А, где здесь кабинет Мартьянова Давида Эдуардовича? Может этаж перепутала… – она растерянно смотрит на кабинеты, расположенные по левой стороне, старательно вчитываясь в таблички. Ее лицо мне знакомо, только я ошиблась насчет ее роли в жизни некогда близкого мне человека.
– Нужно спуститься на этаж ниже. Матвей, да? – всматриваюсь в лицо мальчика. Удивительно, как они похожи. От мамы, словно, ничего и нет. Горько усмехнувшись своим мыслям, продолжаю: – Я все равно туда иду. Могу проводить.
Буквально с порога кабинета, мальчик бежит в объятия своего отца. Давид при этом улыбается так искренне, а в его глазах появляется что-то отдаленное, похожее на любовь. Именно, так он раньше смотрел на меня, пока я… Уже и не важно.
Сейчас все становится неважным, когда на моих собственных глазах разворачивается удивительная картина единства отца и сына – их объятия и мимолетных поцелуй Давида в макушку мальчика.
– Оля, можете идти. Виктории я позже сам наберу, – девушка кивает и покидает кабинет.
Матвей сразу берет в руки листы бумаги и стопку карандашей, которые любезно вложил в его ладонь Давид.
– У тебя две няни? – озадаченно спрашиваю, глядя, как на бумаге появляется подобие домика с трубой.
– В основном одна, но в критические моменты могут понадобиться две, – достает из рюкзака мальчика бутылку с водой и пачку детских печенюшек. – Сейчас позвоню нашей экстренной няне, чтобы забрала его.
Матвей, услышав наш разговор, грустно опускает уголки губ, пряча свои серенькие глазки. Скорее всего, он не раз слышал подобное, чувствуя себя каждый раз лишним.
– Можно я с ним погуляю? За нашим институтом есть хорошая детская площадка с современными игровыми модулями. Думаю ему будет интересно, а потом вы вместе поедите домой, – и по тому, как загораются глазки мальчугана, он точно хочет на эту самую площадку, а экстренная няня, скорее всего захочет затащить его обратно домой, лишая последнего шанса насладиться солнечной погодой.
– Ева… если тебе будет удобно. Меня сейчас ректор ждёт на ковер, а Матвей очень некстати… – предупреждающе шикаю на него, чтобы замолчал. – Много работы, сынок.
– Я знаю, пап… Всегда одна сплошная работа, – грустно вздохнув, продолжает рисовать.
– Меня зовут, Ева. А ты, Матвей, – протягиваю ладонь, присаживаясь рядом с ним. – Сколько тебе лет?
– Ему скоро четыре. Большой пацан, – роняет Давид, направляясь к выходу. – Заменю тебя на твоей последней лекции. Освобожусь примерно через два часа.
И вот теперь мы вдвоем провожаем спину «занятого папочки».
– Матвей, не бойся меня. Я не обижу, – вырывается из меня первое, что пришло на ум. Дети же могут бояться незнакомых людей? – Пока папа занят – мы с тобой погуляем.
– Я не боюсь, – встав на ножки, складывает обратно карандаши и кладет рисунок на стол к Давиду. – А ты красивая.
Когда маленький ребенок говорит такие слова – ему сразу веришь, потому что дети не умеют врать. Они на это не способны. Чего не скажешь о взрослых…
На втором часу нашей прогулки, выясняется, что Матвей хочет в туалет, а потом и пить, и кушать. Все его поручения я беспрекословно выполняю, потому что чувствую, что так нужно. Мы обмениваемся энергией, как с Кириллом. И это немного меня пугает.
– Хотел уже звонить, – Давид встаёт из своего кресла и направляется к нам, чтобы потуже завязать шарфик Матвею. – Подвезем тебя домой, Ева.
– Мы задержались… угостила его заварным пирожным с помадкой. Матвей сказал, что ты ему такие покупаешь, – кажется я сдала мальчика, судя по ухмылке на лице его отца.
– Хитрый, – подмигивает мальчику. – Подождите меня. Сейчас оденусь.
Проходит минут тридцать, как машина Давида притормаживает во дворе моего дома.
– Пока, Матвей, рада была с тобой познакомиться, – посылаю ему улыбку и слегка сжимаю его теплую ладошку.
– Папа… а можно она будет моей няней? Она самая красивая и добрая, – весело спрашивает у него.
– Не получится, парень, – косо посмотрев на мальчика, недобро улыбается.
Он хотел сына от меня… просил бросить пить противозачаточные.
Нужно уходить, чтобы не возникло гнетущее молчание, чтобы не рвать себе душу, не винить себя за прошлое, захлебываясь в слезах. Я это проходила. Мы это проходили.
– У тебя отличный сын, Давид. Хорошего вечера, – еще раз улыбнувшись мальчику, покидаю салон автомобиля.
Оказавшись на улице, поспешно иду к подъезду, как вдруг оказываюсь в капкане уже до боли знакомых рук.
Его ладони сминают мое тело сквозь теплое пальто, отключая мир вокруг нас.
– Раз ты любишь проводить время дома… хочу первое совместное утро, – шепчет Кирилл мне в губы, чтобы накрыть их своими губами.
– Как ты здесь оказался? – отвечая на поцелуй, ласкаю его рот языком.
Кирилл издает протяжный рычащий стон, отстраняясь, чтобы обхватить ладонями мое лицо.
– Ты права, нам поздно начинать конфетно – букетный период…
И отголоски моего сознания повергают меня в шок. Я не видела, как уехала машина Давида с моего двора, а это может только означать одно… на одного человека, узнавшего о моем тайном и запретном влечении стало больше.
