Текст книги "Алгоритм счастья"
Автор книги: Елена Катасонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Всю ночь чувствовала она, как сильная рука поглаживает ее волосы, теплые губы целуют в щеку, слышала – или ей снилось? – ласковые слова. Утром проснулась раньше Олега и долго рассматривала красивое, серьезное лицо, осторожно провела пальцем по широким бровям, коснулась чуть заметной ямочки на подбородке, потом перелезла через Олега и скрылась в душе. Когда же вернулась, то увидела, что Олег не спит.
– Теперь моя очередь, – с непонятным смущением пробормотал он, встал как-то боком, так же, боком, прошел мимо Риты и исчез в ванной.
"Сейчас все будет", – со страхом и радостью подумала Рита и легла на спину, инстинктивно сжав ноги. Она ждала Олега, сердце ее колотилось, и когда он вошел, Рита протянула к нему руки, и он понял, что да, можно, теперь можно, его зовут и хотят. Только надо быть очень бережным, осторожным, чтобы не испугать, не разочаровать, не обидеть. Потому что это ведь не просто девушка, а его будущая жена. Он ни секунды не сомневался, что первый у Риты и все-таки, когда убедился в этом, растрогался и разволновался до слез.
– Тебе не больно? Ничего? Хочешь помыться?
Вот полотенце. Ты лежи, лежи, я сбегаю в магазин.
Притихшая Рита лежала на боку, поджав к животу ноги, а он суетился вокруг нее и все старался заглянуть Рите в глаза: как ей было? Говорят, у них все по-другому, говорят, женщина в девушке просыпается не сразу...
– Ну, я пошел?
– Приходи скорее.
Он твердил про себя эти два слова как заклинание. "Приходи скорее..." Она его ждет, зовет, любит!
Какое чудесное, ясное, полное солнца утро! Какие приветливые, милые продавщицы! Гляди-ка, пельмени! До чего же ему везет! Олег купил сразу две пачки, к ним – масло и уксус и рванул назад, к Рите. Какое счастье, что она оказалась девушкой! Пусть глупость, пусть предрассудок, но подумать, "что, кто-то там до него... Ревность полоснула так остро, что Олег даже остановился. "Ты чего? – одернул себя. – Ведь ничего же нет, чудила! Так чего ж ты, а?"
Когда он вошел, Рита сидела на подоконнике, обхватив руками колени, щурясь на солнце, по которому за эти три проливных дня так соскучилась. Белая, с кружевами, кофточка, широкая юбка, подчеркивающая стройность талии, тонкий на запястье браслет. "Какая она красивая!" Олег замер у двери, словно увидел Риту впервые.
– Осторожно, не вывались, – сказал с тревогой.
– – Да у вас широкие подоконники, – засмеялась Рита.
– Вдруг закружится голова?
Олег положил покупки на стол, подошел к Рите.
Мигом очутилась она в кольце его сильных рук.
– Сейчас я тебя накормлю, – сказал он.
Рита живо спрыгнула с подоконника.
– Что там у тебя? Пельмени? Я сама тебя накормлю: это женское дело. Так интересно, так внове было называть себя женщиной! – Где тут у вас кухня?
– В конце коридора.
– – А кастрюля где?
Рита хозяйничала. Олег радостно ей подчинялся.
Оба пробовали свои от века предназначенные им роли и радовались, что роли эти у них получаются.
– Вот и пельмени!
Рита торжественно внесла в комнату большую кастрюлю. Олег достал из серванта тарелки, вилки, ложки.
– Ух ты, уксус!
Потом они вместе мыли посуду, потом, спохватившись, Рита позвонила маме, но мама была уже в театре. А в театр Рита звонить не решилась: шла репетиция.
"Ей все равно, – обиженно подумала Рита. – Сказала, что, может быть, заночую у Вали, – она и поверила. Другая бы сто раз позвонила..."
– Пойдешь за меня? – неожиданно спросил Олег, когда, вымыв посуду, они уселись рядышком на тахту.
Сколько раз задавал он этот вопрос, но всегда это было как-то не очень серьезно, и Рита, кокетничая, отшучивалась, смеялась, ощущая свою полную над Олегом власть. Теперь что-то сместилось, Рита чувствовала какую-то от Олега зависимость, очень похожую на ту, что чувствовали наши бабушки и прабабушки, умолявшие своих соблазнителей "покрыть грех".
– Не знаю, – нахмурилась Рита. – Ты думаешь, раз я у тебя осталась...
– Да нет же, нет! – вскричал Олег, сжимая Ритины руки. – Совсем не поэтому! – И вдруг замолчал.
– Ты что? – робко коснулась его руки Рита.
– А может быть, и поэтому, – задумчиво сказал Олег, обнял Риту, погладил как маленькую по голове. – Так с тобой хорошо... И как ты внесла пельмени, подпоясавшись полотенцем, и как сидела на подоконнике...
Он говорил о простом, будничном, будто забыв о прошедшей ночи, хотя только о ней и думал. Господи, как он хотел эту девчонку – гордую, глупенькую, такую отважную и несовременную! Умирал от желания, но себя стреножил: видел, что Рита ждет и боится, готова его принять и готова к решительному отпору.
Что победит? Что переборет? Пусть захочет сама!
– Пошли погуляем? – небрежно предложил он и увидел мгновенное изумление, мелькнувшее в серых глазах.
– Надо домой, – неопределенно ответила Рита.
– Так ведь Екатерина Ивановна в театре, – напомнил Олег.
– Все равно.
Рите было обидно. Она была как-то разочарована.
Почему, интересно, он к ней не пристает? Смутное беспокойство, что-то похожее на ревность и неуверенность – в себе неуверенность! – шевельнулось в душе. Странно... Нет, это странно... Она ему не понравилась? Он сравнил ее с кем-то другим? Однажды она его о чем-то таком спросила, и Олег как ни в чем не бывало сказал: "У всех мужчин есть своя, мужская, жизнь". Тогда ей стало интересно – фраза показалась значительной и загадочной, – теперь, задним числом, – тревожно. У него кто-то есть в этой его мужской жизни? Женщина, которая надеется, ждет...
– У тебя кто-то есть? – так и спросила Рита.
– Конечно, – широко улыбнулся Олег. – Ты!
– Я серьезно.
– И я серьезно. Уже давно – только ты.
– Но я же... Но мы же... Мы не были вместе, – смешалась Рита.
– Ага, вот именно! – Теперь он уже смеялся.
Жемчугом блестели зубы на загорелом лице, веселились карие насмешливые глаза. – Так что давай выходи за меня поскорее, а то надоело усмирять плоть в бассейне да в борьбе с путчистами.
Олег расхохотался, прижал Риту к себе, и она засмеялась тоже. Какой, парень хочет на ней жениться!
Умный, красивый, уже и диссертация у него наготове, а она-то, дурочка...
– А где мы будем жить? – спросила Рита, и это было уже согласием.
– Получим семейный блок, – живо ответил Олег. – Пишу заявление, прилагаю копию свидетельства о браке, и все дела!
Здорово! У Риты даже дух захватило от радости.
Жить здесь, в такой красоте! Стать в одночасье самостоятельной! А как же мама? "Вот и пусть воркует со своим Аркадием Семеновичем, – злорадно подумала Рита. – А то: "Доченька, ты когда сегодня вернешься?" Уж будто я не знаю, почему она спрашивает".
– Ладно, – с достоинством согласилась Рита. – Только сначала съездим к моей маме. Надо же испросить у нее разрешения?
Последнее предложение прозвучало с иронией, но Олег ее не заметил. Он вскочил, схватил на руки Риту и вместе с ней закружился по комнате.
– Конечно, конечно, – приговаривал он. – Сейчас и поедем. Ведь я должен просить твоей руки, верно? – Он остановился, опустил на тахту Риту, сел рядом. – Надо купить цветы, – озабоченно сказал он. – Ведь она певица!
– При чем тут профессия? – расстроилась Рита. – Цветы покупают, потому что так принято! Ты просишь моей руки. И не у певицы, а у моей матери!
– Ну да, ну да, – заторопился согласиться Олег: он что-то сказал для Риты обидное? – Я куплю цветы своей будущей теще.
Слово "теща" произнес со страшным шипением, в надежде рассмешить Риту: какая-то она вдруг стала печальная.
Глава 6
Нет, все-таки продавцы – большие психологи!
За букет – правда, очень красивый – содрали как за два.
– Ну, что я тебе говорил? – учил потом дебелый, с нездоровым, мучнистым лицом продавец молодого, чернявого, заросшего густой щетиной парня. – Мужик при своей бабе торговаться не станет, понял?
Заруби себе на носу.
– Ага, понял, – согласно закивал буйной, нечесаной головой парень и тут же постарался применить на практике преподанный ему урок. Диким вепрем налетел на подходившую к нему пару. Только ни черта у него не вышло.
– Ты что, сдурел? – вытаращился на него здоровенный верзила, махнул рукой да и пошел со своей чувихой прочь.
– А говоришь "понял", – скривился, передразнивая дурного ученика, дебелый учитель. – Это же муж и жена, нешто не видишь? Идут себе под ручку, она его, в натуре, за что-то пилит.
А Олег с Ритой уже мчались в метро через всю Москву – туда, к поэтичной и непредсказуемой Ритиной маме. Олег торжественно держал огромный, украшенный розовым бантом букет, Рита, то и дело наклоняясь, букет нюхала, хотя цветы, как ни странно, ничем не пахли.
– Да они чем-то их обрабатывают, – объяснил Олег удивленной Рите этот феномен. – Чтобы дольше стояли.
– А-а-а, – разочарованно протянула Рита, и цветы потеряли для нее всю свою прелесть: чем, собственно, отличаются они тогда от искусственных?
***
Рита с мамой жили на другом конце Москвы, у Ботанического сада. После смерти отца, которому свежий воздух продлевал жизнь, мама все мечтала перебраться: к театру поближе, но так и не собралась.
– – Как подумаю обо всех этих бумажках...
Потом появился Аркадий Семенович со своим "Москвичом", и многие проблемы отпали, во всяком случае, перестали быть такими уж острыми. Главная из них – беречь горло, особенно в мороз и слякоть, когда гуляет по Москве этот проклятый грипп, – решалась на диво просто: приезжал Аркадий Семенович и отвозил маму в театр.
– На зарядку, на зарядку, на зарядку, на зарядку становись! – пел он раскатистым басом, и они с мамой хохотали до слез.
"Почему на зарядку? При чем тут зарядка? И что Здесь смешного?" злилась Рита, но добродушный Аркадий Семенович раздражения ее будто не замечал.
– А как там у нас молодежь? – басил он. – Может, подбросить?
– Нет, спасибо, – сухо отвечала Рита.
– Ну, как знаешь...
Но когда в начале лета маленький безотказный "Москвич", нагруженный по самую крышу, да еще с прицепом, дотащил их до старенькой дачи, а потом Аркадий Семенович целый день возился с водопроводом, чинил забор, подключал свет, таскал тюки с матрацами-одеялами, и все весело, с шутками-прибаутками, Рита смирилась с его присутствием в их жизни уже окончательно.
– Без женщин жить нельзя на свете, нет, – бодро напевал Аркадий Семенович, выбивал длинной палкой очередной матрац, и Рита увидела из окна, как мать подошла к нему сзади, встала на цыпочки и благодарно поцеловала его взмокший от яростного труда затылок.
"И без мужчин – тоже, – подумала Рита, чувствуя, что начинает понимать маму. – Ну кто бы ей так помог?" Она достала из буфета бабушкин самовар, расставила на столе чашки. Сейчас они усядутся втроем пить чай, а папы нет и не будет...
***
– Деточка, ты? – окликнула Риту мама и вышла в коридор. – Ой, здравствуйте... А я в халате...
Шелковый золотистый халат подчеркивал прелесть волос, синие глаза светились тихой, спокойной радостью.
– Здравствуйте, – откашлялся Олег.
– Ну, что я тебе говорила? – улыбнулась мама.
Ее нежный, грудной голос звучал, как всегда, негромко и мягко, потому что она его берегла, и это стало уже привычкой. – Все и образовалось. А ты боялась, мокла там под дождем... Ax, – всплеснула она руками, – какой прелестный букет!
– Это вам, – протянул Олег, волнуясь, букет.
– Мне? – удивилась Екатерина Ивановна. – Значит, вы знаете?
– Знаю? – растерянно переспросил Олег. – О чем?
– Так сегодня же сотый спектакль! Вы только подумайте – сотый! "Майская ночь". Перенесли с девятнадцатого.
– А-а-а, да, – смешался Олег. – Конечно. Поздравляю!
– Простите, я должна отдохнуть... Детка, там, в морозилке, пельмени... А в холодильнике ветчина. Хозяйничай!
Екатерина Ивановна повернулась к Рите спиной – прямая, юная, легкая и пошла к себе, унося с собой цветы – небрежно, привычно, бездумно.
– Мама! – отчаянно крикнула Рита. – Мы хотели поговорить!
– Со мной?
Екатерина Ивановна остановилась, повернулась к дочери, и что-то особенное в глазах Риты, похожее на последний призыв к пониманию, заставило ее забыть на мгновение о театре. "Этот мальчик... И этот букет... Ой, неужели..."
– Конечно, конечно, – заторопилась Екатерина Ивановна, и лицо ее залилось краской. – Я только переоденусь.
Она скрылась в своей комнате, а Рита с Олегом так и остались стоять в прихожей, пока их не позвали.
Екатерина Ивановна сидела в кресле. Длинное темно-синее платье обтягивало безупречную фигуру, на пальцах блестели кольца, губы были подмазаны, букет, уже распакованный, стоял в вазе. "Когда она все успела?" – удивилась Рита.
– Садитесь.
Плавным движением руки Рите с Олегом указали на стулья. Рита села, сложив на коленях руки как школьница. Олег остался стоять.
– Екатерина Сергеевна, – начал он и снова закашлялся. Рита дернула его за рукав. – Екатерина Ивановна, – торопливо исправился он, – я вашу дочь так люблю, так люблю, что хотел бы на ней жениться.
– Хотел бы? – с милой насмешкой спросила Ритина мама, и Олег понял, что сказал что-то не так, не по правилам.
Стало безумно жарко. Какая-то жилка дрогнула под коленями. Олег тяжело опустился на стул, вынул из кармана мятый носовой платок, вытер лоб, взглянул на платок, смутился, сунул платок обратно. Екатерина Ивановна, покачивая ножкой в лаковой туфельке, с интересом наблюдала за всеми этими манипуляциями. "Глупости, – сердилась она. – Ну какой он жених?" Но тут как раз Олег и собрался. "Танков не испугался, а ее боюсь", – возмутился он, снова встал, сделал шаг к Рите, взял ее за руку и поднял со стула.
– Позвольте просить руки вашей дочери, – солидно сказал он, чувствуя, что теперь говорит так, как надо, как читал он в книгах и слышал в кино.
Екатерина Ивановна склонила голову набок, словно прислушиваясь. Потом взглянула на дочь:
– А ты что скажешь?
– А разве я тоже должна говорить? – удивилась Рита.
Екатерина Ивановна засмеялась.
– Ох, дочка! Ну а как же? Разверзни уста, произнеси что-нибудь.
– У Олега комната в общежитии, – сказала Рита совсем не то, что хотела бы услышать от нее мама. – Мы будем там жить.
Маме хотелось спросить о самом главном: "Ты его любишь?" – но не при Олеге же...
– Значит, так, – решительно встала она с кресла. – Сейчас мне пора в театр, а завтра... – Екатерина Ивановна помолчала, подумала, быстро подсчитав что-то в уме, – нет, послезавтра в три часа я приглашаю вас, Олег, на обед. Там и поговорим.
– Да не о чем говорить, мама! – воскликнула Рита. – Это же простая формальность!
– Ничего себе... – покачала головой Екатерина Ивановна и пробежалась пальцами правой руки по воображаемым клавишам фортепьяно, что всегда служило у нее признаком некоего замешательства. – Решается твоя судьба, а ты говоришь – "формальность"! У меня наверняка будет много вопросов, и многое надо решить, и вас, Олег, я почти не знаю.
– А зачем тебе его знать? – вызывающе спросила Рита, но мама не обиделась.
– Затем, что моя жизнь изменится тоже, – спокойно объяснила она. – И надо подумать о свадьбе и о том, на что вы будете жить.
– На стипендию, – гордо заявил Олег. – У меня повышенная, аспирантская.
– Какие вы еще дети, – улыбнулась Екатерина Ивановна. – А родителям ты написал?
– Нет еще. – Вопрос застал Олега врасплох.
– И они, конечно, не знакомы с Ритой?
– Да откуда им меня знать? – завопила возмущенная совершенно ненужными вопросами Рита. – Они же в Свердловске!
– Положено пригласить, – объяснила мама, и Рита посмотрела на Олега в недоумении.
Он ответил ей понимающим взглядом. Пригласить родителей? Из Свердловска? Как будто мы живем в прошлом веке! Да не собираются они устраивать никакой свадьбы! Нет, все-таки старое поколение, с их правилами, привычками, – это нечто...
– Я напишу, – выдавил из себя Олег. – И приглашу...
Ему стало страшно: Рита и представить не может, как трудно они живут, в какой.., ну, не бедности, конечно, но в постоянной нужде. Мать считает каждый грош, после школы бегает по урокам. Разве может она так вот, запросто, взять и приехать в Москву? Да и зачем? Для нее это – отдать последнее.
Как поняла его смятение Рита? Что почувствовала? Этого Олег не знал. Только внезапно и быстро она сказала:
– Сейчас такое сложное время... Не надо ничего устраивать. Лучше мы потом приедем к ним в гости, на зимние каникулы, например. Приедем и познакомимся. А? Как ты думаешь, мама?
Просительные нотки в голосе дочери заставили Екатерину Ивановну быстро взглянуть на Риту. В ее глазах она увидела откровенную просьбу, даже мольбу. О чем была эта мольба? Скорее всего о понимании.
– Ладно, ладно, – торопливо и виновато заговорила Екатерина Ивановна. – Вот послезавтра обо всем и договоримся.
Глава 7
Эти два дня Рита прожила у Олега. Не предупредив мать, собрала чемоданчик, написала коротенькую записку. Олег смотрел на нее изумленно, во все глаза: он бы так точно не смог!
– Что еще? – озабоченно морщила лоб Рита. – Зубная щетка, полотенце, купальник... На пляж смотаемся? Смотри, какое солнце!
– Ага.
– Что – ага? Чего ты на меня уставился? – нахмурилась Рита.
– Мама придет, а тебя нет, – пробормотал Олег. – Надо бы дождаться.
– У них же сотый спектакль, ты что, забыл? – Рита моталась по комнате, открывала-закрывала шкаф, кидала в чемодан какие-то маечки-трусики-лифчики. – Ты, может, не рад? – вдруг остановилась она, круто повернулась к Олегу. Может, ты против?
– Я рад, рад, – испугался он. – Как я могу быть против?
– Не рад – так и скажи!
– Да рад я, очень рад, – бросился к Рите Олег, схватил ее, стиснул в объятиях, не позволяя вырваться. – Только моя бы мама обиделась, – не удержался от объяснений.
– А моя – нет, – тихо сказала Рита, положила голову на плечо Олегу и закрыла глаза. – Для нее главное – театр, спектакли, ее сопрано, а я...
Голос у Риты дрогнул. Она затихла в руках Олега, и он понял, что задел что-то тонкое, прикоснулся к хрупкому и больному, тому, что может разбиться от неосторожного движения или слова.
– Прости меня, ласточка, – виновато шепнул он и погладил Риту по голове. – Прости, дорогая моя, хорошая...
Он сам не знал, за что просит прощения – за неосторожные ли слова, за нечуткость, за то, что чего-то не знает? Но это было не важно. Он обидел Риту, а значит, перед ней виноват. Олег снова погладил Риту по голове, и она заплакала: так ласкал ее только папа.
Она плакала, плакала и была не в силах остановиться.
Страшное напряжение трех безумных дней – танки, листовки, омоновцы, снайперы на крышах, а внизу замыкают кольцо бэтээры, и она, Рита, в этом кольце, пылкие речи с балкона Белого дома, церковное пение, столь странное, неожиданное в атеистической буйной стране, а потом – тишина в пустом общежитии, мужская, сдержанная, горячая нежность, горделивое сознание, что ты стала женщиной, и почему-то печаль, будто что-то в ее жизни кончилось, ушло навсегда, никогда не вернется... Все это, вместе взятое, вызвало горькие слезы, и щемило сердце, напоминая о том, как другая рука, самого близкого человека, так же гладила ее волосы.
– Родная моя, – шептал Олег, – все будет у нас хорошо, вот увидишь!
– Я не потому, не поэтому, – всхлипывала, успокаиваясь, Рита.
– Ну, поехали? – бодро спросил Олег, чтобы Рита, не дай Бог, в нем не засомневалась.
А ведь и ему было страшно, новая жизнь начиналась и у него – полная любви и тревог, нежности и упреков, взаимной притирки, недоразумений, ссор, примирений, ответственности за другую душу... Знать этого он, конечно, не мог, но древний, как мир, инстинкт подсказывал, что жизнь станет намного сложнее, интереснее, беспокойнее.
– Поехали! Закрывать чемодан?
– Да, поехали. Посидим на дорожку.
***
Успех был ошеломляющим. Корзины, букеты, охапки цветов, и снова и снова, подчиняясь шторму оваций, раздвигался тяжелый занавес. Декорации были новыми, и новыми были костюмы – ленты, монисто, расшитые самыми фантастическими узорами украинские белоснежные кофты. А уж сама волшебная ночь...
Осветители превзошли себя, посылая на сцену лунный, призрачный свет.
Аркадий пришел за кулисы, влюбленный, как в первый день.
– Катенька, ты – прелесть!
Театрально преклонив колено, преподнес колье в бархатном узком футляре.
– Что ты! Зачем? – вспыхнула от радости Екатерина Ивановна.
– Монисто же придется сдать, – пошутил, радуясь ее радости, Аркадий Семенович. – Поехали!
Грим можно снять дома. Пусть дочка видит, какая у нее мать красавица.
– Ох, я и забыла тебе сказать, – устало потянулась Екатерина Ивановна. – У нас новость...
– В машине расскажешь.
– Да нет, ты послушай... Я, может быть, через год стану бабушкой!
– Никогда ты не станешь бабушкой, – решительно возразил Аркадий Семенович, который сразу все понял, – даже если у тебя будет сотня внуков.
– Ну уж и сотня! – серебряным колокольчиком рассмеялась Екатерина Ивановна и накинула на себя бежевый плащ.
Как легко, как весело ей всегда с Аркадием! После раздражительного, печального, больного Кости какое это отдохновение, хотя только Костю она и любила...
– А может, Риты и нет, – с надеждой сказала Екатерина Ивановна, когда уселись они в машину. – Может, она гуляет.
– Ночью-то? – засомневался Аркадий Семенович, боясь, что Катенька сглазит.
– Так ведь какая ночь, – напомнила Екатерина Ивановна. – Ночь победителей!
– Она же была вчера?
– Ну и что? Молодежь все никак не напразднуется.
Оба они засмеялись, как смеются взрослые над детьми. Подъехав к дому, не сговариваясь, вскинули глаза к окнам. Темно. Но это еще ничего не значит.
Поднялись на пятый этаж. Екатерина Ивановна осторожно повернула ключ в замке.
– Рита? – позвала в темноту. – Наверное, спит. – Надев теплые тапочки, скользнула в комнату. – Зажги свет, – шепнула Аркадию Семеновичу, оставшемуся в передней.
Щелкнул выключатель.
– Катенька, тут записка у зеркала.
Екатерина Ивановна вернулась, взяла записку, прочла и села тут же, в прихожей, на ящик для обуви.
– Можно?
Аркадий Семенович взял из ее рук записку, с тревогой покосился на Катю: любимое лицо под жизнерадостным гримом как-то враз потускнело. Прочитал.
Помолчал. Подумал.
– Ну и что? – спросил очень бодро. – Ты чего запечалилась? – Аркадий Семенович обнял Катю за плечи. – Они, считай, муж и жена. Уехали – и уехали. А мы сейчас откупорим бутылочку шампанского.
Но Катя радость его не разделяла. Она снова взяла записку и, страдальчески сдвинув брови, принялась перечитывать. "Что со мной? – думала горестно. – Ведь только что, когда ехали мы в машине, именно об этом я и мечтала... Но не так, не Так! Ни одного ласкового слова, никакой теплоты..."
– Знаешь, Аркадий, – сказала она, – я что-то устала. Прости, но мне нужно побыть одной.
Аркадий Семенович внимательно посмотрел на Катю.
– Ты уверена? – спросил тихо, обиженно. – Тебе не станет без меня одиноко? Совсем одиноко?
– Мне и так совсем одиноко, – ответила Катя, и он, вспыхнув, вскочил с ящика, на котором сидел с ней рядом, и рванулся к двери.
Дома опомнился, взглянул на часы: была глухая ночь, но Катя, он знал, не спала.
– Зря ты меня, дурочка, выгнала, – нежно сказал Аркадий Семенович, когда Катя сразу сняла трубку.
– Хорошо, что ты позвонил, – с облегчением вздохнула она. – Конечно, зря. Прости.
– Может, приехать? – тут же спросил он.
– Завтра, – помедлив, ответила Катя. – Сегодня столько было всего... Хорошо, что ты позвонил, – повторила она. – Теперь я засну. – И повесила трубку.
Аркадий Семенович с облегчением снял узковатые для него ботинки – что поделаешь: другого размера не было! – сунул ноги в домашние тапочки, прошел в комнату, нажал кнопку торшера – мягкий свет озарил его уютное, обжитое жилище, – достал из бара коньяк, рюмку, сходил за лимоном на кухню и уселся в кресло. Потягивая ароматный французский коньяк, отдыхая после театра, неожиданного разочарования – как-никак его выгнали, – он думал, думал... Мысли его бежали по неизменному кругу: одному, без жены, плохо – сколько можно сидеть на покупных невкусных котлетах? – но Катя певица, какая там из нее хозяйка, да и грешно было бы ее заставлять, а никого другого он в этой роли не видит. Аркадий Семенович вздохнул. "Неля, Неля, рано ты меня покинула..."
Взгляд его упал на фотографию покойной жены. В рамочке из мраморной крошки она стояла на книжной полке, скрытая в полутьме, но он и так знал каждую черточку ее лица. Надо было, не думая, сразу жениться на Кате тогда, три года назад, когда врезался по уши. Остановила она, Неля, последние ее слова: "Поклянись, что не женишься! Живи с кем хочешь, только не женись, ради Бога!" И эти лихорадочные, блестящие глаза, полные безумной, непонятной ревности – к той, что придет после нее, или вообще к жизни? – рука, сжавшая его руку с неожиданной силой, прядь влажных волос, упавшая на мертвенно-бледный лоб... Остановил суеверный страх: года ведь не прошло после Нелиной смерти, как он встретил Катю.
Господи, какая страсть охватила его, какая безумная нежность и благодарность! Они бросились навстречу друг другу, спасаясь от одиночества, и ничего, казалось, другого им не было нужно. Но это только казалось. Через год Катя стала на него обижаться, но он уже привык быть один. И потом, он боялся Риты – сложной, замкнутой, не принимавшей его девочки. Делал вид, что ничего такого не замечает, шутил, балагурил, а сам боялся. Теперь Риты не будет в доме, и Катя это очень почувствует. Да что там: она уже чувствует.
– Все нужно делать вовремя, – сказал Аркадий Семенович, и странно прозвучал его голос в ночи, в пустой, холостяцкой квартире. – А если Рита приведет своего мужа в дом? Что тогда?
Взгляд его тревожно обежал комнату. Катя будет приезжать к нему? Невозможно! С ее репетициями, спектаклями, вечной боязнью за голос, с ее самолюбием... Нет, невозможно! А если по-настоящему уедет Рита? Он-то знает, каково эго – жить в одиночестве. Значит, он должен... Но он не может! То горячее, обжигающее, что бросило их друг к другу, уже позади – и у нее тоже. Да-да, не у него одного!
Конечно, он любит Катю, спокойно, уверенно и надежно, но та стадия, на которой женятся, увы, позади.
– Вот именно – все нужно делать вовремя, – повторил Аркадий Семенович и встал. – Пора спать.
Утро вечера мудренее.
Он вдруг подумал о Валечке из их конструкторского бюро. Как она на него смотрит, как старается сесть рядом на совещаниях и в буфете! Славная девочка. И эти ее кудряшки, стройные ножки на каблучках, пухлые, яркие губы... Что она в нем нашла? Он ей в отцы годится. А все-таки льстит... "Спи, Казанова", – сказал себе Аркадий Семенович и улегся спать.
***
Молодые играли в семейную жизнь – как они ее понимали. Рита с утра наводила везде чистоту, Олег бежал в магазин, к самому его открытию, за продуктами – ночи, насыщенные любовью, требовали горючего, – потом Рита надевала на голову яркую, как летнее небо, косынку и они отправлялись на пляж.
Возвратившись, снова кидались друг к другу в объятия, раскаленные солнцем, собственной наготой, невозможностью обладать друг другом на пляже, где Рита прыгала у волейбольной сетки в "бикини" и узеньком лифчике, а потом валилась на горячий песок рядом с Олегом, старательно отводя взгляд от его плавок. Олег же, когда уж вовсе было невмоготу, переворачивался со спины на живот. "Как интересно! – в восторге думала Рита. – Как это все интересно!"
А какой обед устроила мама! Как на праздник или на день рождения. Все серебро, весь хрусталь были вытащены из серванта и блестели, и переливались всеми цветами радуги на белоснежной, накрахмаленной скатерти. Одними салатами можно было насытиться до отвала, но в центре стола на огромном блюде лежал еще гусь, обложенный золотистым картофелем, а по обеим его сторонам возвышались вазы с яблоками, персиками, мощными кистями зеленого и синего винограда.
На маме было новое, цвета морской волны, платье, тщательно и затейливо были уложены золотистые волосы.
И все это из-за нее, из-за Риты? Не может быть! Просто мама, как все артистки, любит праздники.
– Как вы там кормитесь? – тихо спросила она, когда Рита с Олегом набросились на гуся как голодные волки.
– Нормально! – с набитыми ртами в два, голоса бодро отозвались они, но Екатерина Ивановна не поверила. Она все смотрела, подпершись, на дочь, и что-то жалостливое, очень русское светилось в ее глазах.
– А где Аркадий Семенович? – со вкусом обгладывая ножку гуся, поинтересовалась мимоходом Рита.
– Его я не приглашала, – суховато ответила мать и, вспомнив, зачем позвала ребят, заговорила о главном:
– Как хотите, а без свадьбы нельзя!
Она старалась говорить твердо, решительно, но получилось тихо, неуверенно и просяще, и это было так странно, так необычно, что Ритино сердце смягчилось.
– Ну, если ты уж так хочешь... – великодушно протянула она. Пригласим тогда свидетелей. Вальку с Геной.
– И Веню с Толей, – торопливо добавил Олег, боясь, что его свидетели будут дискриминированы.
– Ну конечно, – успокоила его Рита и быстро взглянула на мать. – А ты можешь позвать своего Аркадия Семеновича.
– Да что ты все про Аркадия Семеновича? – вспыхнула мать.
"Значит, правда: что-то случилось", – подумала Рита.
– А на зимние каникулы мы съездим к моим, в Свердловск, – очень кстати перевел на другое Олег.
Знал бы он, что всех ждет к Новому году, аккурат к зимним каникулам! Никто и в страшном сне представить не мог, как взбрыкнут цены, что вообще будет твориться – даже сам ясноглазый "отец реформ".
– Детонька, ты хоть звони иногда, – попросила, прощаясь, мама и сунула Олегу огромный пакет с банками, куда уложены были салаты и маринады И даже остатки гуся.
– Ладно, – кинула через плечо Рита и внезапно увидела – как-то сразу, – как потерянно и одиноко стоит посреди коридора мать, в нарядном платье, легких туфельках на каблучках, а за ней – никого.
"Где этот чертов Аркадий Семенович? – рассердилась Рита. – Когда не надо, он тут как тут, а когда надо..." Но к счастью, в этот самый момент в проеме двери возникла фигура маминого аккомпаниатора – маленького, худого, взволнованного, с взъерошенной шевелюрой и папкой в руке.
– Уже уходите? – обрадовался он. – Как сказали, Екатерина Ивановна: ровно в восемь.
– Да-да, заходите, – улыбнулась Екатерина Ивановна, и уже совсем другая женщина стояла теперь в коридоре: оживленная, элегантная и уверенная в себе. – Так ты, детка, звони, – повторила она машинально.
"Как же... Нужны тебе мои звонки... – ворчливо подумала Рита. – Тебе на все наплевать: на меня, мою свадьбу, пропавшего ухажера... Черт бы побрал твою музыку!" И, ничего не ответив матери, не дожидаясь лифта, стала спускаться по лестнице.
– До свидания, Екатерина Ивановна, – попрощался за обоих Олег. Спасибо! – И поспешил за Ритой.
***
– Красивая у тебя мама, – уважительно, с каким-то даже страхом сказал Олег, когда очутились они на улице.
– Это что! Ты бы послушал, как она поет! – похвасталась Рита.
– А моя мать просто учительница, – вздохнул Олег. – В младших классах.
