Текст книги "Шизофрения: клиника и механизмы шизофренического бреда"
Автор книги: Елена Каменева
Жанр:
Медицина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Из этого краткого обзора основных направлений в изучении бредообразования видно, что эта проблема в течение почти столетия проделала большую эволюцию. Вначале преобладали наивно-психологические попытки понимания его происхождения, в настоящее время изучаются патофизиологические механизмы его. Советские авторы положили начало изучению материалистической основы бреда.
Глава вторая
Симптом бреда в клинике шизофрении, его общая характеристика и основные механизмы
Симптом бреда в клинике шизофрении является одним из наиболее частых симптомов, но не всегда он достаточно ярко выражен. Лишь в редких, исключительных случаях он отсутствует совсем. Там, где отсутствуют четко оформленные бредовые «идеи», все же чаще всего имеются отрывочные, неясные для самого больного, бредовые переживания, или так называемая «бредовая настроенность»; при этом у больного имеются смутные опасения и страхи, связанные с людьми, предположения о каких-то отрицательных действиях с их стороны.
При параноидной форме шизофрении бред чаще всего бывает систематизированным; в острых стадиях аффективно насыщенный, он является основным, наиболее демонстративным ее симптомом, но в качестве второстепенного симптома он обычно имеет место и при других формах шизофрении, например, при кататонической. Об этом можно судить по отрывочным высказываниям больных, иногда по их поведению, а также по описанию ими своих болезненных явлений по выходе из психотического состояния. В этих случаях чаще всего имеет место бред воздействия, отравления или особого значения.
При гебефренической форме шизофрении бред характеризуется нестойкостью и бывает поверхностным, иногда нося характер «выдумок», возникающих на фоне вычурности и дурашливого поведения. Иногда при этой форме шизофрении он принимает видимость сверхценной идеи, однако, будучи нелепым и абсолютно некоррегируемым, он сочетается с неправильным поведением: употребление особой пищи, якобы полезной, убеждение в своей одаренности в каком-нибудь отношении, иногда даже настоящий бред величия с настойчивым стремлением к реализации своих воображаемых талантов или какой-либо бредовой теории, стремление к лечению от воображаемого заболевания и пр. Общий фон эмоционального уплощения, типичный для гебефренической формы шизофрении, накладывает свой отпечаток и на бред; он не носит такого массивного, стойкого и аффективно-насыщенного характера, как это бывает при параноидной форме шизофрении.
В полиморфной клинической картине вяло и благоприятно текущей шизофрении бредовые идеи, наблюдающиеся наряду с другими симптомами, носят чаще всего абортивный, неразвернутый характер. При этом не всегда можно говорить собственно об «идеях», а скорее о своеобразных аффективных переживаниях страха, недоверия, тревоги, связанных с людьми. Чаще всего это так называемые идеи отношения или рудиментарные идеи преследования. Особенностью является их несистематизированность и нестойкость, часто по их миновании у больного восстанавливается к ним критическое отношение.[18]18
Эти абортивные бредовые состояния описаны нами в работе: «О незаконченных параноидных феноменах в рамках шизофрении». Труды 1-й Московской психиатрической больницы, вып. 1, 1938.
[Закрыть]) В отдельных случаях и при вяло благоприятно текущих процессах абортивный бредовой синдром может занимать центральное место в клинической картине. Можно говорить в этих случаях об абортивно-параноидной форме шизофрении. При обострении ее в связи с различными внешними или возрастными факторами можно наблюдать развертывание бредового синдрома до выраженного психотического состояния.
Симптом бреда и бредовые синдромы близкие или даже идентичные с шизофреническими встречаются не только при шизофрении, но и при различных других заболеваниях, например при органических заболеваниях специфической этиологии (сифилис головного мозга), при эпилепсии; поэтому взятый сам по себе вне всей клинической картины и того фона, на котором он возникает, симптом бреда не может иметь абсолютного диагностического значения. В тех случаях, где бред развивается впервые в зрелом или пожилом возрасте, особенно важно тщательное неврологическое и серологическое обследование больного для исключения сифилитического заболевания головного мозга. Однако этот симптом почти всегда говорит за токсическое или токсико-органическое поражение головного мозга. Выраженные бредовые синдромы чаще всего имеют место при шизофрении, поэтому диагностическое значение их хотя и не абсолютно, но все же велико. Знание всех особенностей проявления бреда чрезвычайно важно в клинической практике для дифференцирования между шизофренией и различными реактивными состояниями, сверхценными идеями и пограничными состояниями вообще. Однако дифференциальный диагноз, ввиду правдоподобности некоторых бредовых идей и могущей иметь место относительной сохранности личности бредовых больных, не всегда бывает легок.
Многообразие оформлений бреда является клиническим фактом. Это вполне соответствует положениям И. П. Павлова и его школы. Характер «жизненных трудностей» и тип высшей нервной деятельности накладывают свой отпечаток на всю картину заболевания и на бредовой синдром. Однако для разрешения проблемы бреда, исходя из клинико-психопатологических данных, необходимо найти то общее существенное, что объединяет различные проявления бреда.
Повседневное клиническое наблюдение большого количества больных шизофренией с бредовыми синдромами показывает, что наряду с многообразием бредовых оформлений можно подметить также известную стандартность бреда, закономерную повторяемость бредовых тем. Почти всегда можно встретиться с темой преследования, отношения, величия, воздействия, изменения собственной личности либо физической либо психической. Эти темы чаще лежат в основе клинических синдромов того же названия.
При изучении бреда у многих больных можно также увидеть стандартность, типичность основных бредовых высказываний, хотя индивидуальный характер предшествующих переживаний и особенности склада преморбидной личности больного имеют несомненное значение в генезе и оформлении бреда. Так, в случаях бреда преследования больные сообщают обычно о преследовании их целой организацией карательного или сыскного характера, название которой меняется в зависимости от эпохи и государственного строя; в случаях бреда воздействия больные говорят о гипнозе, токе, радио, различных аппаратах, которыми управляют те же организации или организации научно-исследовательского характера; при ипохондрическом бреде больные уверены в наличии у них того или другого злокачественного заболевания (чаще всего сифилиса или рака); больные с бредом отношения говорят, что их «учат», «перевоспитывают», «исправляют», «лечат особым способом», «укрепляют их волю» и т. д.
Эта закономерная повторяемость, повседневная общность бредовых тем и вообще бредовых высказываний сочетается с другими типичными клиническими особенностями бредовых больных: массивные аффекты, напряженность со склонностью к агрессии у больных с бредом преследования, тревога и недоумение при бреде отношения, различные патологические ощущения в сочетании с интенсивным страхом за свое здоровье со склонностью к агрессии или к самоубийству при ипохондрическом бреде и т. д. Все эти типичные клинические особенности складываются в типичные бредовые синдромы. Именно о них мы и будем говорить в противовес изучению бреда как изолированного психопатологического феномена.
Учитывая весь опыт клинической психиатрии и наш собственный, мы выделяем следующие основные бредовые синдромы при шизофрении: во-первых, бред преследования со стороны людей, во-вторых, бред отношения их к больному, в третьих, бред воздействия со стороны людей, в-четвертых, ипохондрический бред, в центре которого лежит убеждение в наличии вредоносных изменений в теле, в-пятых, парафренический бред, представляющий большей частью дальнейшее развитие первых двух, однако протекающий с новыми особенностями. Во всех случаях процессуального бреда, несмотря на сложность его оформления, можно найти основные элементы (радикалы) того или другого или даже нескольких из этих основных бредовых синдромов. Наиболее патогномоничным для шизофрении является, по нашему мнению, бред воздействия (психического).
В дальнейшем изложении мы иногда будем говорить также и о формах бреда. Однако следует подчеркнуть, что форма и содержание бреда тесно связаны между собой, образуя одно нераздельное целое, хотя в пределах одной и той же формы могут иметь место различные бредовые темы.
В руководствах по психиатрии бред с давних времен описывался в главе расстройств интеллектуальной деятельности и определялся как неправильное суждение или представление, заблуждение, ошибка, не поддающаяся коррекции. Многие современные авторы (главным образом зарубежные) пытались выводить бредовые идеи при шизофрении только из расстройств мышления, отрывая его таким образом от других более элементарных ступеней познавательной деятельности. Несомненно, что различные расстройства мышления играют большую роль в генезе бреда, однако сами по себе они не объясняют еще его происхождения. Так, например, при гебефренической форме шизофрении могут быть выраженные расстройства мышления, однако бреда может и не быть. В процессе бредообразования несомненна также роль нарушения аффективности. Клинико-психопатологическое изучение указывает на постоянное участие аффективности, особенно в острых стадиях формирования бреда, а именно аффекта страха, тревоги и других аффектов, трудно определимых в психологических категориях. Однако ни эти эффекты, ни патологические ощущения, с которыми они часто сочетаются, также не исчерпывают бреда.
Только физиологическое учение И. П. Павлова, разработанное его учениками (К. М. Быков, А. Г. Иванов-Смоленский и др.), пролило новый свет на проблему генеза шизофренического бреда. Оно показало, что бред не может быть просто выведен из расстройств мышления или аффективности, как это наивно полагали авторы XIX столетия. Оно прежде всего показало, что бред при шизофрении возникает на основе торможения с фазовыми состояниями в коре головного мозга. В связи с фазовыми состояниями идея, не представлявшая раньше для больного особого значения, или даже противоречащая его убеждениям и желаниям, а также и различные слабые ощущения могут стать исходным пунктом для бреда; идеи, представления принимают для больного характер реальности, достоверности.
Другой патофизиологический механизм – патологическая инертность раздражительного процесса в нервных клетках коры больших полушарий, связанных с ощущениями, представлениями и чувствами, с торможением в силу отрицательной индукции нервных клеток на периферии, обусловливает особую интенсивность и стойкость бредовых переживаний и невозможность их коррекции. Ультрапарадоксальная фаза может иметь значение в патогенезе всех выше указанных бредовых синдромов, но учитывая наличие и других патофизиологических механизмов, а также клинико-психопатологические особенности, можно было бы разделить бредовые синдромы на две группы. В одной из них, к которой относится ипохондрический бред во всех его разновидностях и отчасти бред физического воздействия, основную роль играет патология телесного восприятия, т. е. нарушение касается интерорецепции. В другой группе, к которой относятся остальные бредовые синдромы, мы имеем формирование патологических связей, возникающих больше с экстерорецепторов. В бреде преследования, отношения, воздействия предполагаемое больным участие других людей является обязательным. Теоретически они не могли бы осуществиться в обстановке, где участие других людей и возможность воздействия с их стороны были бы абсолютно исключены в сознании больного. В указанных бредовых синдромах отражено, с одной стороны, нарушение нормальных связей между больным и коллективом, с другой стороны – формирование новых (бредовых) связей.
И. П. Павлов с присущей ему проницательностью определил бред как искаженное отношение больного к окружающему миру. Он полагал, что искажение происходит преимущественно во второй сигнальной системе[19]19
Павловские «Среды», том 3, 1949, стр. 140.
[Закрыть]). Мы знаем, что основной формой человеческих взаимосвязей является речь – вторая сигнальная система, специфически человеческая сигнальная система, неразрывно связанная с первой сигнальной системой. В последующих главах будет показано, как выражается это нарушение специфически человеческих взаимосвязей в шизофреническом бреде.
Глава третья
Бред преследования
Изложение мы начнем с бреда преследования, так как он представляет собой оформленный самостоятельный синдром и вместе с тем выражает универсальную тенденцию почти всех видов бреда при шизофрении (кроме ипохондрического), т. е. тенденцию больного усматривать вредное, отрицательное отношение людей к нему.
Имеются две разновидности бреда преследования. При первой разновидности речь идет о бреде преследования в собственном смысле слова. Больным кажется, что за ними следят другие люди, которых они обычно называют агентами, шпионами, сыщиками и пр. Больной может замечать преследование везде, но чаше всего это бывает в общественных местах, где много незнакомых людей: на улице, в трамваях, в кино и в других общественных местах. Возникающий у больного страх заставляет его сходить с трамвая иногда на ходу, уходить из кино, сворачивать на другие улицы и вообще скрываться от мнимых преследователей. При этом больному кажется, что следящий за ним человек выходит и следует вслед за ним. На ранних стадиях заболевания симптом этот выражается в неопределенных ощущениях: больному может казаться, что кто-то стоит или идет сзади него; возникает страх. Если кто-нибудь входит, открывает дверь, если машина останавливается у подъезда дома и т. п., у больного мгновенно появляется не всегда ясно оформленная мысль: «вероятно за мной», или все ограничивается только переживанием страха.
Вслед за переживанием «слежки» за собой обычно быстро возникает и представление о цели этого выслеживания: «чтобы убить», «схватить» и т. п. Больные при этом говорят о преследовании их бандитами, убийцами, всевозможными агентами и др., но иногда переживание преследования не имеет конкретного объяснения в сознании больного.
По сравнению с другими видами бреда бред преследования у больных шизофренией наиболее прост по своей структуре и основной идее; он является наиболее элементарным выражением переживания опасности, преследования, угрозы жизни и благополучию больного в условиях его повседневного существования.
Приведем наблюдение.
Больной В., 37 лет, протезист. Находился в 3-й Московской психоневрологической больнице в 1951 году.
Анамнез со слов больного: В детстве был здоровым, учился отлично. Из инфекций перенес корь, скарлатину, возвратный тиф. Алкоголем не злоупотреблял. По характеру был замкнут, недоверчив. Женат, имеет двух детей. Заболел в 1936 г. в двадцатидвухлетнем возрасте во время прохождения службы в армии: больной стал замечать, что за ним следят какие-то люди. В 1941 г. лечился в психиатрической клинике. Отмечались слуховые галлюцинации: казалось, что о нем говорят, его называют «порочным», «гомосексуалом». После демобилизации из армии «слежка» продолжалась, незадолго до настоящего поступления переживание преследования усилилось. Везде он видел людей, которые за ним следили; замечал особые сигналы: мужчины поднимали руку, женщины поправляли прическу. При этом у больного сжималось сердце, в руке возникало ощущение электрического тока. На работе он тоже замечал какую-то «провокацию»; кто-нибудь из сотрудников или посторонних лиц поворачивался к нему спиной, а все остальные в это время смотрели на него. Иногда, уже выходя на улицу, он становился тревожным, испытывал страх, искал подозрительных людей, и когда «находил», становился как будто бы спокойнее.
Соматически и неврологически без особых уклонений от нормы.
Психический статус: больной доступен, ведет себя правильно, умеренно общителен с другими больными. Внешне несколько вял, но по временам, при обострении бредовых переживаний, у него нарастает аффективная напряженность. Сообщает, что за ним постоянно следят одни и те же лица, являющиеся, видимо, членами какой-то шайки. «Везде встречаю их».. Когда эти люди подходят к больному, то поднимают руку, сразу же их лица бросаются в глаза. Если эти люди заглядывают ему в глаза, то вызывают, по словам больного, ненависть, злобу. Об этом больной писал жалобу. Больной уверен, что существует связь между этой организацией преследователей и сотрудниками по работе. Он видел их в вестибюле учреждения в котором работал. Спрашивал о них у своего начальника, но тот отрицал. Иногда на улице они пытались заговорить, задавая ему какие-нибудь вопросы. В больнице, по его словам, этих преследователей не замечает. Отмечает «наплыв мыслей» о преследовании, шпионах и т. п. Интеллект расстройств не представляет. Речь связная, достаточно последовательна.
Лечение проводилось инсулином. Через две недели после начала лечения состояние больного ухудшилось, появилась аффективная напряженность, подозрительность. Больной стал говорить о желании убить людей, которые его преследуют, стал обвинять окружающих в том, что они бросают на него «особые взгляды». В дальнейшем состояние улучшилось, при выписке больной уже обнаруживал некоторую критику, допускал, что обвинял людей напрасно.
При проведении словесного эксперимента обнаружены однообразие и бедность словесных реакций. Преобладали, по классификации А. Г. Иванова-Смоленского, индивидуально-конкретные ответы. Отмечена тенденция к стереотипии. Так слово «человек» повторилось в эксперименте четыре раза, слова «хорошо», «нехорошо» – четыре раза.
Среднее время реакций было замедлено – три секунды. После проведенного лечения несколько увеличилось количество репродукций – с 44 до 49 из 50. Слово «человек» повторилось три раза. Словесные реакции сохранили свой бесцветный, однообразный характер.
Основным симптомом у больного является типичный бред преследования, сочетающийся на высоте своего проявления с аффектами злобы и страха. Галлюцинаций не отмечено. В формировании бреда сыграло роль иллюзорное восприятие каких-то особых жестов и движений, совершаемых окружающими людьми, которые больной относил к себе, т. е. нарушения в первой сигнальной системе. Однако восприятие это оказалось тесно связанным с мыслями больного, явилось основой его бредовых идей, сложившихся в определенную систему. В этом проявилась неразрывная связь первой сигнальной системы со второй.
Переживание преследования, опасности, грозящей больному, со стороны людей, часто проходит через все стадии развития шизофренического бреда и является его основным стержнем. По сравнению с относительно элементарно построенным бредом «слежки», встречающимся и при интоксикационных психозах, например алкогольных, более патогномоничным для шизофрении является бред преследования в широком смысле слова, оформляющийся в развернутом виде при наличии хронически и неблагоприятно текущего процесса. В данном случае дело не ограничивается только переживанием «слежки», здесь речь идет о более сложном и многообразно проявляющемся преследовании, выражающемся в нанесении обид, «насмешках», «подвохах», «намеках», имеющих конечной целью как-то «погубить» больного, уничтожить его физически и морально, повторяющихся на каждом шагу его жизни. При этом конечная цель не всегда достаточно ясно представляется больному.
При систематизированном бреде преследования больной бывает уверен, что против него систематически действует целая организация. Еще неоформленным проявлением бреда является так называемая «параноидная настроенность», выражающаяся в общей установке недоверия к людям и подозрениях в том, что к больному «плохо относятся», «делают нарочно», «выживают» и т. п.
Обе указанные выше разновидности бреда преследования клинически резко не разграничиваются и часто могут иметь место одновременно у одного и того же больного. В основе их лежит одна и та же тенденция больного видеть преследование, враждебную деятельность, направленную со стороны людей против него. Аффект тревоги, страха следует особенно подчеркнуть, как частое явление, сопутствующее бредообразованию на ранних стадиях его развития, и особенно в остром периоде его ясного оформления, как в приведенном выше наблюдении[20]20
На роль аффекта страха в бреде преследования указывал и И. П. Павлов (Павловские среды, том 3, стр. 316, 1949).
[Закрыть]). У больных с еще неразвернутым бредом преследования нередко отмечается появление непонятного для них страха перед людьми, заставляющего избегать их. Иногда этот страх носит неопределенный характер, иногда формируются определенные опасения. Так, больному Л. казалось, что на работе товарищи ударят его тяжелыми предметами. Больной В. казалось, что на улице ее вот-вот кто-то ударит сзади, «пригнет». Больной П. в период, предшествующий оформлению бреда, «стал всех бояться», стало казаться, что против него собираются какие-то материалы, мучило тревожное ожидание неприятностей в результате взаимоотношений с людьми. Обычны жалобы больных на страх, испытываемый ими, если кто-нибудь идет сзади, если кто-нибудь неожиданно входит, на страх, возникающих на улице, в темноте и т. д.
Эти аффективные переживания качественно своеобразны, иногда они носят особо интенсивный, «витальный» характер. Можно думать, что в основе их лежат мощные импульсы, исходящие из подкорки. Как было указано выше, многие авторы еще в XIX столетии пытались выводить бред преследования в целом из аффектов. Однако эта теория не объясняет того факта, что бред всегда связан с людьми, а также не объясняет возникновения основного стержня бреда – бредовой некритичности, сохраняющейся у больных шизофренией по миновании аффективного состояния.
При благоприятно и медленно развивающихся шизофрениях или в ранних стадиях параноидной шизофрении в клинической картине преобладают аффективные компоненты тревоги, страха, однако они содержат в себе в рудиментарной форме переживания особого отношения к окружающим людям, какой-то связи с ними, ожидания опасности с их стороны.
Приведем наблюдение такого неразвернутого бреда преследования при шизофрении.
Больной Г., 38 лет, инженер. Болен со студенческих лет; заболевание проявилось с явлений навязчивости. В возрасте 24 лет после психотравмы были нестойкие идеи преследования, состояния раздвоения. В дальнейшем с годами, периодически обостряясь, стали нарастать головные боли, идеи отношения, стал злым, апатичным. В больнице все время испытывает какой-то страх, тревогу; появилась подозрительность. Мучают мысли о том, что «не то сказал», «не то сделал», все время кажется, что в чем-то виноват: «боюсь как преступник, а в чем дело сказать не могу». После беседы с врачом беспокоится, что дал такие подробные сведения о себе, боится, что это может быть как-то использовано против него; особенно беспокоит больного, что он рассказал о своих страхах, из чего могут сделать вывод, что он на самом деле в чем-то виноват. Отдельные замечания, высказанные больным, оставляют в нем смутное неприятное чувство, кажется, что они могут стать причиной неблагоприятных последствий. После этого долго не может ничем заниматься. Кажется, что сделал что-то скверное. После того, как сообщил как-то врачу, что у него есть ружье, долго волновался, казалось, что ружье собираются у него отнять Часто думает о том, что его считают симулянтом, случайно повторяющиеся вопросы кажутся проверкой. После беседы с врачом появляется тревога, переживание какой-то зависимости: «точно стал зависеть от человека, с которым разговаривал, кажется, что он может со мной что-то сделать, появляется страх перед ним». Если лицо, с которым больной только что разговаривал, посмотрит на него, это еще больше подкрепляет подозрения Иногда в разговоре окружающих больной усматривает намеки, направленные в его адрес. Взгляды окружающих часто становятся неприятными, вызывают тревогу. Часто кажется, что про него говорят окружающие, что подошел не вовремя к людям, с ним не хотят разговаривать. Иногда накапливаются отдельные факты, которые поддерживают мысль в направлении его подозрений, но последние не систематизируются.
В данном случае у больного, страдающего в течение ряда лет периодически обостряющейся шизофренией, имеют место непонятные для него, ничем немотивированные состояния страха и тревоги, возникающие всегда при соприкосновении с окружающими людьми и сопровождающиеся неясными опасениями какой-то опасности со стороны этих людей. Подобного рода аффективные состояния больных не могут рассматриваться как какие-то первичные явления, из которых может быть выведен бред.
Возникновение в бредовых состояниях при шизофрении как бы нового качества психического функционирования, отличного от обычного и необъяснимого психологически, становится понятным с точки зрения учения И. П. Павлова о том, что в основе бреда лежат фазовые явления в коре головного мозга, т. е. гипнотическое состояние.
Необходимо обратить внимание еще на один клинический факт, имеющий место иногда у больных шизофренией вообще и при наличии бреда преследования в особенности. У многих из этих больных уже в ранних стадиях заболевания можно констатировать какое-то глубокое изменение их отношения к другим людям. Больные с относительно благоприятным течением шизофрении, доступные и способные отнестись критически к своим переживаниям, отмечают, что с начала заболевания они стали по-другому относиться к людям, чем раньше. Уменьшается потребность в общении с людьми и непосредственность при этом общении, любовь к людям, сочувствие к ним и желание помочь, исчезает чувство симпатии. Все это заменяется каким-то недружелюбным или холодным отношением к людям, больные в каждом человеке подмечают неприятные, отрицательные черты. Наряду с этим, а иногда и одновременно, появляется недоверие к людям, предположение об отрицательном отношении с их стороны: больным кажется, что их обманывают, хитрят с ними и т. д. В дальнейшем может возникнуть абортивно-параноидный синдром в виде общей параноидной настроенности, постоянной подозрительности и настороженности, склонности к идеям отношения и преследования в широком смысле этого слова: больному кажется, что ему делают на зло, подводят, выживают, избегают, говорят плохое и т. п. При этом аффекта страха может еще не быть. Эти картины могут нерезко переходить друг в друга.
Приведем наблюдения.
Б-ная В., в возрасте 32 лет, перенесла острый приступ шизофрении с выраженным параноидным синдромом (бред преследования и отношения). За 8–10 лет до явного начала заболевания изменилось ее отношение к людям: стала «разборчиво» относиться к ним, чаще люди вызывали в ней чувство антипатии, общение с ними стало неприятным. Одновременно с этим больная стала недоверчивой, перестала делиться своими переживаниями с подругами; стало казаться, что они все расскажут, что говорят с нею неискренно. На работе казалось, что на занимаемую ею должность хотят поставить другое лицо. Иногда казалось, что в общественных местах все на нее обращают внимание, говорят о ней, смотрят на нее. Эти явления с годами усиливались.
Б-ной Л., 37 лет, врач по профессии. Отмечает у себя появление с юности подозрительности к людям и отчуждения от них; «хотелось жить одному где-нибудь среди природы». Люди стали противны или безразличны, друзей не имел. Среди людей был всегда как-то скован, обособлен. Было постоянное чувство настороженности «готовности к подозрениям». С годами подозрительность нарастала; малейший повод ее усиливал. В дальнейшем развернулись выраженные идеи преследования и отношения, которые заставляли больного постоянно менять места работы; появились также расстройства мышления и другие симптомы шизофрении.
Б-ная С. следующим образом описывает изменение своего отношения к людям, появившееся за несколько лет до явного начала шизофрении, протекавшей с параноидным синдромом: «Раньше была общительная, доверчивая, но уже давно стало казаться, что всем только мешаю, не подхожу к компании, что люди недовольны мной, не хотят разговаривать, говорят обо мне плохое». Люди стали ей вообще неприятны, стала замечать все их отрицательные стороны.
Те же черты враждебности и недоверия, но с более выраженной аффективной насыщенностью мы наблюдаем у бредовых больных в острой стадии шизофренического процесса. Это глубокое и стойкое изменение эмоционального отношения к людям вначале может носить избирательный характер и других выраженных эмоциональных расстройств может еще не обнаруживаться. Как раз параноидные больные длительное время сохраняют профессиональные и интеллектуальные интересы и не обнаруживают столь выраженного безразличия к окружающему, как многие другие больные шизофренией без выраженного параноидного синдрома.
Таким образом, можно говорить о нарушении нормальных взаимосвязей между личностью больного и человеческим коллективом, причем имеются все данные за то, что шизофреническому процессу присуще вызывать это нарушение, которое является одним из основных проявлений клиники шизофрении.
Можно думать, что эти клинические факты обусловлены определенными патофизиологическими сдвигами в высшей нервной деятельности, что у больных в связи с заболеванием шизофренией нарушаются те прочные условные и даже безусловные связи с внешней средой, с коллективом, которые входят в структуру человеческой личности при ее формировании. При этих условиях возникают новые патологические связи, лежащие в основе бредовых идей. Это может привести к указанным выше изменениям отношения больного к другим людям и переживанию иного отношения к ним – отсутствие влечения к обществу людей, чувства симпатии, параноидная настроенность. При кататоническом ступоре, в основе которого лежит диффузное торможение коры головного мозга, у больных полностью отсутствует связь с коллективом – ступорозные больные ничем не реагируют на поведение окружающих людей и не включаются в жизнь коллектива. У них не только наступает нередко полное торможение функции речи, но и отсутствует и элементарная ориентировочная реакция – поворот головы к собеседнику. Мы этого не видим обычно при параноидной форме шизофрении, при которой торможение менее диффузно и менее глубоко.
Основной специфически человеческой формой общения является речь – вторая сигнальная система по И. П. Павлову, которая неразрывно связана с первой сигнальной системой. Следовательно, указанным нарушениям взаимоотношений больного с людьми должны в какой-то степени соответствовать и нарушения речи.
В синдроме бреда преследования в развернутых его стадиях мы находим различные нарушения речи и мышления. Они могут быть обнаружены так называемым ассоциативным (словесным) экспериментом, даже в тех стадиях его развития, когда клинически при обычной беседе с больным они еще не обнаруживаются. В острых бредовых синдромах преобладают обычно «низшие» словесные реакции, по классификации А. Г. Иванова-Смоленского, указывающие, по его мнению, на торможение высших форм речевой деятельности.