Текст книги "В паутине южной ночи"

Автор книги: Елена Миронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Обожаю, когда женщины едят все подряд, – сказал он, смущаясь. – Не люблю, когда они сидят на диете, берегут фигуру. В человеке все должно быть естественно. Вот ты – очень естественна… Ты не вегетарианка?

Его голос прозвучал хрипло. Денис даже сам удивился, что оказался способен на такую речь. Он и не собирался говорить ничего подобного!

Лика оторвалась от еды и посмотрела на него. А потом поднесла к губам бокал вина и сделала маленький глоток. Но главное – она не вытерла предварительно губы салфеткой, как это делала Эмма и требовала этого от него. Лике было наплевать на хорошие манеры. Получалось, что она тоже плебейка? Значит, у Дениса неплохие шансы… Эта мысль была ему приятна. Тем более что Лика ему очень нравилась.

– Нет, – произнесла она, и Денис почувствовал приятное возбуждение от ее голоса. – Я ем мясо и даже ношу шубы из натурального меха. А еще я могу выпить шампанского прямо из бутылки и употребить ненормативную лексику. Хочешь послушать?

Стоит ли говорить, что Денис был в восторге?

– О… – промямлил ослепленный видом женщины Куропаткин.

Он стоял на пороге домика Анжелы, который та снимала. Дом был небольшой и состоял из трех комнат: кухни-столовой, спальни и гостиной.

Деньги у женщины явно водились. Иначе чем объяснить то, что она сняла этот домик, стоящий неподалеку от моря? Стоил он, наверное, немыслимых денег… Может быть, даже дороже, чем номер в санатории.

Куропаткин вздохнул и прошел внутрь. Мебель была хорошей. Не роскошной, конечно, но и не наборной, вполне приемлемой. Анжела ловко орудовала на кухне и появилась у сервированного в гостиной стола со сковородой, в которой что-то горело.

– Ой, я помогу потушить, – вскочил следователь с кресла, в котором он сидел. В присутствии Анжелы он чувствовал себя чрезвычайно неловким и неуклюжим, поэтому, что бы ни делал и ни говорил, ощущал себя абсолютно не в своей тарелке.

– Не надо тушить, – засмеялась она, ставя сковороду на подставку посреди стола. – Это мясо по-фламандски, его обливают коньяком – для вкуса, и поджигают – для красоты.

– А.-.. И вправду красиво, – выдавил из себя следователь, ругая себя последними словами. Вот дурак, не догадался… Хотя жена, Наташка, в прошлом или позапрошлом году на его день рождения тоже делала что-то подобное, только Анжела приготовила мясо, а Наташка – десерт из бананов, которые тоже обливала то ли водкой, то ли коньяком и поджигала. А теперь Анжела подумает, что он деревенщина. И правильно подумает! Он и есть деревенщина неотесанная, поэтому такие женщины, как она, не для него. И чего он приперся, надо было вызвать ее к себе и допросить по всем правилам…

Куропаткин разозлился на самого себя. Сидит тут, как жених, с коробкой конфет…

– Угощайтесь, – произнесла она, положив ему на тарелку большую порцию мяса, и добавила салата из свежих овощей.

– Спасибо, очень вкусно, – дежурно пробормотал Куропаткин, отведав и впрямь вкусного мяса. Как она сказала, по-фламандски? Надо будет Наташке сказать, пусть тоже приготовит.

– Вина? Водки? – поинтересовалась Анжела.

– Нет, спасибо. Вина, наверное, – совсем смешался и запутался Куропаткин. Хотя, сказать по правде, ему хотелось водки. Но он стеснялся попросить, боялся, что она подумает о нем как об алкоголике.

Он видел, как она едва уловимо улыбнулась. Наверное, она понимает, что с ним творится в ее присутствии. Кровь приливает к голове и так громко стучит в висках, что он ничего не понимает. Кроме того, что ему хочется наброситься на нее, сорвать с нее тонкое вечернее платье, сжать в объятиях, ласкать, тискать и…

Он покраснел. Анжела не должна узнать об этих его мыслях, она считает его порядочным человеком, и поэтому он…

От смущения он потянулся за хлебом и столкнулся с ее рукой, которая тоже брала лаваш.

Он быстро отдернул руку, ему показалось, что по всему его телу пробежал электрический разряд. Господи, да разве ж бывает такое? Аж в глазах темнеет, так он хочет ее…

– Ты чувствуешь, да? – тихо спросила она своим грудным голосом, вдруг обратившись к нему на «ты». – Чувствуешь то же, что и я?

Куропаткин не знал, что чувствует она, но на всякий случай кивнул. Он думал, что особого вреда от этого не будет.

– У меня такого еще ни разу не было, – сразу же предупредил он Анжелу, желая оправдаться.

– Это хорошо, – пробормотала она, – это хорошо, что ни разу… Значит, я буду у тебя первой…

Куропаткин снова испугался. Что значит – буду у тебя первой? Что это значит? То, что она хочет с ним… Что она хочет его… То есть, что и ОНА хочет его?

Он вскочил, неловко задев свою тарелку с мясом по-фламандски и случайно опрокинув туда бокал с вином. Ему нужно срочно уйти, потому что, если ЭТО случится, как ему жить дальше, как смотреть в глаза Наташке?

А вдруг ЭТО ему так понравится, что он без ЭТОГО не сможет дальше жить? Лучшее – враг хорошего, это Владимир Куропаткин знал давно и всегда следовал этому постулату. Зачем ему, среднему человеку, лучшее? Лучшее портит мозг, изменяет жизнь, развращает. Если бы у него была возможность всегда пользоваться самым лучшим и иметь самое лучшее, тогда – другое дело, но ведь ЭТО будет только сейчас. А что потом?

Анжела шагнула к нему и сбросила с себя платье. Под ним у нее не было ничего – ни трусиков, самых тонких, ни лифчика, ни чулок, абсолютно ничего.

Куропаткин задохнулся при виде совершенного тела. Она была просто богиней, настоящей Венерой. Золотистые волосы разметались по плечам, синие глаза влажно поблескивали. Приоткрытые пухлые губы являли миру белоснежные зубки, а загорелое тело было под стать волосам – такое же золотистое…

– Мне надо уйти, – глухо сказал Куропаткин, насильно заставляя себя отвернуться от этой роскоши.

– Уйти? – удивилась Анжела. – Но почему?

– Я не могу, я должен быть честен, – забубнил Куропаткин.

– Но я же сама этого хочу, я сама предлагаю себя – тебе, – поразилась Анжела, подходя к нему ближе.

– Нет, – вздрогнул следователь, – не надо, прошу тебя… Ты потом будешь жалеть, и я тоже… Не надо, пожалуйста, я женат… Я не хочу…

Мудрый, хоть и молодой, следователь Куропаткин, постоянно общаясь с преступными элементами, знал, что за удовольствие надо платить. И рано или поздно ему придется расплачиваться за то, что он может сделать сейчас. Так не лучше ли не делать этого вовсе, ведь плата может оказаться непомерно высокой, гораздо выше той, которую он будет в состоянии заплатить?!

Он бросился к двери, но она была заперта на замок. Он никак не мог открыть ее, дергал и вдруг замер, услышав голос Анжелы. Он был совсем другим, не таким, каким он слышал его до этого момента. Голос был глухим и жестким.

– Посмотри на меня, – потребовала она.

Куропаткин, не оглядываясь, мотнул головой из стороны в сторону и продолжал трясти Дверь.

– Посмотри на меня, – повторила она; и он наконец повиновался, сообразив, что без ключа дверь не откроется.

Анжела, слава господу, уже оделась. Она стояла напротив него, прямая, стройная, бледная и прекрасная.

– Что происходит, ты можешь мне сказать? – ровным тоном поинтересовалась она.

Куропаткин вздохнул и поник. Может быть, сказать ей правду? Или не надо рассказывать? Черт, он вконец запутался! А, была не была… Следователь вернулся на свое место, уселся за стол и от отчаяния впился зубами в кусок мяса, политый красным вином, которое он пролил, поднимаясь с кресла.

Она с детства ненавидела свое имя. И тогда же, в детстве, разделила его на две части, на два имени. Одно имя она употребляла, знакомясь со всеми. Под этим именем ее знали все – сверстники, соседи, подруги матери, сокурсники. Другое имя она вообще никогда не произносила. Ей оно казалось каким-то чужим, неживым. А свое полное имя – Анжелика – она люто ненавидела. Анжеликой можно назвать принцессу, королеву, эстрадную певицу, которая пользуется таким псевдонимом, но никак не девочку из рабочей семьи. В которой к тому же, кроме нее, была одна мать. Родившая Анжелику непонятно от кого… Сама она утверждала, что он настолько известен, что она не хочет произносить его имени, но рано повзрослевшая дочь не верила в эти байки. Да какая знаменитость польстилась бы на мать, некрасивую, рано постаревшую, вечно усталую?

Зато девочка родилась настоящей красавицей. Даже врачи в роддоме все сбежались, чтобы посмотреть на ее личико, на большие красивые глазки и золотистый пушок на голове, придающий малышке особое очарование.

Мать была чрезвычайно горда, что сумела родить такое небесное создание. Она считала, что дочь принесет ей удачу и счастье, поэтому и назвала ее Анжеликой, ангелом…

Это удивительно сочеталось с фамилией. Да уж, и вправду говорят, что есть на свете некий закон подлости. У девочки, носящей прекрасное имя, была самая что ни на есть простая фамилия. Анжелика Иванова…

Причем и отчество мать дала ей под стать фамилии: Ивановна. Анжелика Ивановна, надо же! Девочка воспринимала это как насмешку судьбы и в отместку не любила мать, поставившую ее в смешное и глупое положение.

Анжелика не принесла своей матери ничего, кроме слез, постоянных переживаний и ранней смерти.

Девочка росла, окруженная завистливыми взглядами сверстников, восхищенными – их родителей и учителей, соседей и просто прохожих. Она была уверена, что ей все позволено только потому, что она родилась красивой. Ей и вправду прощали многое, гораздо больше, чем прощается обычным детям, не таким изящным и красивым. Анжелика сводила с ума взрослых мужчин и знала это. Но вот знать, что никто из них ее не полюбит, она не могла. Так же, как не могла знать и того, что человек, которого полюбит она, отвергнет ее. Человек, который не накинулся на нее в первый же вечер, человек, который разговаривал с ней и не делал при этом пошлых намеков, человек, которому она была интересна, она, а не ее совершенная красота… Она не могла так ошибиться, не могла… Хотя все же ошиблась! Она снова ошиблась! Он ведь популярно объяснил ей, зачем пришел. Но это сейчас он пришел, а до этого зачем встречался с ней? Зачем водил ее смотреть на дурацкие картины?

Значит, она все-таки привлекла его? Но тогда почему он не захотел переспать с ней?

Владимир был странным, слишком для нее непонятным. Когда она узнала, что он женат, ее сердце сжалось. Она-то думала, что уж на этот раз все получится! Она даже хотела рассказать ему свою тайну. И как хорошо, что она этого не сделала. Тем более что словно забыла, что он – следователь. И вовсе никогда он не понимал ее. Он такое же ничтожество, как и остальные. Просто он хорошо воспитан и слишком предан жене, чтобы позволить себе интрижку на стороне. Хотя, наверное, он прав. Ей было бы очень тяжело, еще тяжелее, чем сейчас, если бы он позволил себе то, чего она так хотела. Она думала, что все будет по-другому, не так, как всегда. Ведь, если два любящих человека занимаются сексом, нет, не сексом – любовью, то все должно быть прекрасно, сказочно, волшебно! И очень, очень естественно…

Значит, он и вправду честен, этот трогательный, постоянно смущающийся следователь со смешной фамилией! Такой смешной, что она с удовольствием бы променяла свою скучную и серую фамилию на его. И была бы Анжеликой Куропаткиной и ничуть бы от этого не страдала!

Он не хотел делать ей больно, поэтому и не стал с ней спать. Подумать только, а если бы они переспали, а потом бы он сказал ей все это? Про то, что женат, и что никогда не бросит жену, и что Анжела – всего лишь одна из многих, а вовсе не единственная? Она бы тогда его убила, точно, убила бы!

А сейчас она даже зла на него не держит. Просто ей не повезло – в очередной раз. Ей не дано быть счастливой и любимой! И она чувствовала, что уже никогда не будет счастливой. Такова ее карма – награда за красоту. Зачем же ей красота, если та не принесла ничего, кроме боли, страданий и зла?

Анжела снова вернулась мыслями к событиям, произошедшим совсем недавно. Она ведь подумала, что их встреча – предопределена! Не случайно же он забрел в те заросли, в которых она сидела. Она вообще любила там бывать, потому что этот укромный уголок располагался в семи минутах ходьбы от снимаемого ею домика и там никогда не было людей. Во всяком случае, она никогда их там не видела, за исключением того дня, в который познакомилась со следователем. О, он был так потрясен, увидев ее на скамейке среди кустарников! Стал что-то лепетать, оправдываться, потом удивился, что она здесь совсем одна, а ведь уже темнеет и скоро станет страшно и опасно… А потом спохватился и вспомнил, что он пришел сюда по делу, что тут совсем недавно было совершено покушение на мужчину.

Она тогда испугалась. Если мужчину ударили железной палкой по затылку, то и ее могли ударить, ведь она – женщина и затылок у нее более слабый… А несмотря на все неприятности в ее жизни, умирать ей не хотелось.

Владимир обыскал все кусты и не нашел орудия преступления. Откуда ему было знать, что его чуть ранее нашла она сама и спрятала в ветвях олеандра! Непонятно, почему она тогда ему не призналась. Может быть, из солидарности с неведомым преступником! Может, покушение на какого-то мужчину было совершено женщиной: его женой или любовницей! Может быть, он это заслужил! Если бы нападению подвергалась женщина – то Анжела тут же вытащила бы металлический прут и показала его следователю.

Но пока что Анжелика не торопилась раскрывать свою находку. Почему она должна помогать милиции? А прут Анжелика спрятала, когда еще не знала, что он стал орудием нападения, так, на всякий случай. Все же и вправду она здесь сидит довольно часто и затемно, и всякое может случиться… Вполне возможно, что придется отбиваться от назойливого ухажера, и этот металлический прут очень даже может пригодиться!

А потом Куропаткин присел рядом с ней на лавочку и стал, запинаясь, рассказывать какие-то случаи из милицейской практики… Некоторые были забавными, и она звонко смеялась, некоторые – не очень, и она искренне сопереживала следователю. Но она сразу поняла, что он именно тот, кто ей нужен! И сознание ее тоже сразу определило Куро-паткина как искомого. А язык ее сам сболтнул, что она – Анжела, хотя она сто лет не называла себя так.

Анжелика тяжело поднялась с кресла и посмотрела на стол, за которым еще полчаса назад сидел Куропаткин. Она готовила это мясо с такой любовью, купила кучу специй, коньяк – специально, чтобы полить мясо, готовила его несколько часов, сначала мариновала в майонезе… Сервировала стол, даже фужеры для вина купила, хотя и знала, что оставит их здесь, не повезет домой. Значит, напрасные траты. Хотя при чем тут траты, он же ее не просил тратиться, она сама этого хотела. Она сама хотела, чтобы Куропаткин по достоинству оценил ее кулинарный талант и понял, что она вовсе не глупая красотка. Она все умеет, она отличная хозяйка, может поддержать любой разговор и даже говорит по-английски… Почему же у нее до сих пор нет мужа, нет семьи, несмотря на все ее достоинства? Видимо, не судьба. Так зачем же ей страдать? Когда-то она уже запретила себе впускать страдания в свою душу. Она будет продолжать делать то, что делала уже не первый год! Если она никому не нужна, то и ей никто не нужен, и никакие угрызения совести не помешают ей продолжать в том же духе!

Она со злости смахнула на пол закуски, стоящие на столе. Бокалы разбились, окропив вином пол и стены, мясо неуклюже шлепнулось на коврик и горделиво застыло там. Ведь оно было не простым мясом, а по-фламандски. Салат и хлеб вперемешку устроились на соседнем кресле, том самом, где сидел Куропаткин.

Анжелика почувствовала приступ ненависти ко всем мужчинам на свете. Она поняла, что ей нужно развеяться, выйти из домика, где все напоминало ей о потерянном мужчине, которого она уже считала почти что своим мужем.

Она закрыла дверь дома и направилась в бар, расположенный в санатории, до которого было не больше десяти минут ходьбы.

Борис Эленберг не был близок с женщиной перед смертью, поэтому не вписывался в схему, которую для себя нарисовал Куропат-кин. Он продолжал работать, опрашивал свидетелей и соседей убитых мужчин, искал, сопоставлял, строил версии. И ждал сведений из Москвы по поводу гибели жены Дениса Корнилова, на которого было совершено покушение. Его жена Эмма, сестра Бориса Эленберга, погибла незадолго до смерти своего брата. Да и сам брат уж больно подозрителен. Куропаткину сообщили, что Борис Эленберг прилетел в Сочи на самолете, но самое странное, что он зарегистрировался на рейс, прилетевший 16 июля. Значит, в тот день, когда он звонил Корнилову и говорил, что У него нет денег на билет, он находился здесь, в Сочи, или собирался лететь сюда и был уже в аэропорту, либо сочинском, либо московском, потому что точное время звонка Корнилов не помнит!

Чертовщина какая-то! Зачем же ему вводить Корнилова в заблуждение? Не затем ли, чтобы следить за ним? Может быть, Эленберг думал, что Корнилов повинен в смерти его сестры, поэтому и следил за ним, ждал, что тот сделает ошибку, проколется? Но почему именно здесь? Почему бы Борису не дождаться Корнилова в Москве, и там уже выяснять все, что он хотел выяснить. Зачем терять время, лететь в Сочи, в то время как можно подождать несколько дней и встретиться с Денисом в столице!

Чего он хотел, этот Эленберг? Следователь упорно не понимал, для чего Борис солгал своему родственнику, что прилетит в Сочи завтра-послезавтра, хотя уже был на месте. Или просто боялся, что Денис не станет с ним разговаривать, и подстраховался? Ведь отношения у них были не самые лучшие, Корнилов этого не скрывал.

Странно все это, очень странно. И Эленберг убит и никогда уже не расскажет, зачем ему надо было лгать мужу своей сестры. Единственный положительный момент во всем этом тот, что во внутреннем кармане пиджака Эленберга был обнаружен еще и русский паспорт на его имя. Значит, в посольство можно не сообщать. Двойное гражданство в России официально не признано. И если есть русский паспорт, значит, Элёнберг—гражданин России, не больше и не меньше.

Что же они не поделили с Корниловым? Следователь подошел к окну и в сердцах стукнул по раме. Он не мог забыть свой разговор с Анжелой, после которого бросился не домой, а сюда, в свой кабинет… И как он мог быть таким грубым с этой нежной, прекрасной женщиной? В конце концов, она же не виновата, что он женат и обременен семьей? Она тянулась к нему, даже хотела отдаться, а он…

«Я не могу, я не должен, я женат» – вспомнил Куропаткин и снова сплюнул на пол кабинета. Надо же, это уже входит в привычку.

Он достал пачку «Кэмела» из стола и жадно затянулся. Ну и дурак же он! Взял и сказал ей о том, что после того, как он проводил ее домой в первый день их знакомства, в тех же проклятых кустах было совершено убийство. Он просил ее не ходить туда в одиночку даже днем. Эти кусты становились слишком опасны.

Она, кажется, слушала вполуха, если вообще слушала его. Анжела думала о чем-то своем, и на ее прекрасном лице отражались печаль и разочарование. Куропаткину было больно смотреть на нее и больно думать, что именно он причина этих ее эмоций. Она так ничего и не ответила ему, вообще перестала разговаривать с ним после того, как он сказал ей про жену. И на вопросы его не отвечала, молчала. Поэтому ему ничего не оставалось, как встать и уйти. Она, кажется, даже не заметила этого. Просто ключ, которым была закрыта дверь, она положила на стол, и он этим воспользовался. Черт, черт, черт! Ему нужно немедленно прекратить о ней думать! Он больше не встретится с этой женщиной, чтобы не подвергать себя искушению. Ему надо думать о другом. О преступлениях, которые были совершены здесь за последнее время, о тех троих отпускниках, об Эленберге, о Корнилове…

Кстати, о Корнилове. Если он узнает, что Элёнберг приехал раньше, звонил ему уже, вероятно, из Сочи, поймет ли он, зачем тот приезжал? Догадается ли? Сможет помочь следствию?

Куропаткин взглянул на часы: без пятнадцати десять вечера, не так уж и поздно. Вполне удобно прийти к нему и задать пару вопросов, которые он хотел прояснить еще позавчера, когда познакомился с Анжелой. Подумать только, прошло всего двое суток, а такое чувство, будто полгода. Эта женщина стала ему близка… Не случайно он просидел с ней до двенадцати часов ночи в первый же вечер знакомства, хотя направлялся к Корнилову. Следователю не давал покоя уход Корнилова из его кабинета, внезапный и резкий. Да и на следующее утро, когда Корнилов сам заявился в милицию, они даже не успели толком поговорить, потому что влетел Булыгин и заорал, идиот, что найден труп Эленберга. Естественно, Куропаткин тут же направился на место убийства и там уже спрашивал Корнилова об Эленберге, а не о нападении на самого Дениса.

А ведь эти убийства и покушение на убийство надо раскрывать! И вообще, после сегодняшнего вечера он не заснет, все будет думать о ней, о ее теле… Может, надо было плюнуть на все и…

Следователь поспешно отогнал от себя эту мысль. И думать нечего!

А к Корнилову обязательно надо наведаться, ведь тот завтра уезжает! И неизвестно, успеет ли он допросить Дениса. И препятствовать его отъезду тоже не может! А что, если это Корнилов убил Эленберга? Если знал, что тот здесь, и просто пудрил мозги следователю, то есть ему, Куропаткину? Ведь все, что касается Бориса, Куропаткин знал только со слов Корнилова! А вдруг он намеренно исказил события? Что, если Эленберг звонил ему раньше, и сообщил, что прилетает, именно 16-го? И чтобы отвести от себя подозрения, Корнилов солгал?

Надо будет позвонить домработнице Корнилова и спросить, правда ли тот велел дать Эленбергу денег, и когда это было. Хотя Корнилов вполне мог договориться с этой своей… тетей Симой! К тому же он и вправду мог позвонить домработнице и сказать про деньги, заранее зная, что Борис за ними не приедет. Но как об этом узнать?!

Значит, никаких предположений строить нельзя. Корнилов – темная лошадка. И еще следователю только что пришло в голову, что тот мог просто банально забыть или спутать числа. Ведь; судя по всему, он не просыхает уже несколько дней. А пьяный мозг не всегда адекватно реагирует на внешние раздражители. И все же надо держать Корнилова под наблюдением. Не исключено, что он просто прячется за личиной человека, ушедшего в запой от горя.

А нападение на себя он мог инсценировать, вполне мог! Кто знает, что это за фрукт – Денис Корнилов! Капитан относился к нему как к потерпевшему, а на самом деле он может быть преступником! Разве редко преступники прибегают к инсценировке, чтобы отвлечь от себя подозрения? Следователю были известны такие случаи. Может быть, Корнилов воспользовался этим? Потому что ведь металлический прут, которым его ударили, так и не был найден. Зато, вероятнее всего, этим же предметом был убит Борис Элен-берг. Не слишком ли все просто и ясно? Корнилов не хотел, чтобы этот предмет нашли, поэтому и спрятал его. Чтобы запутать следствие. А потом ударил им по голове брата своей покойной жены. Надо бы еще узнать, как она погибла. Кто знает, почему Корнилов мог захотеть избавиться и от жены, и от ее брата? Может, они ему оба надоели. А может, из-за наследства… Куропаткин аж подпрыгивал на месте от возбуждения. Его всегда интересовали не банальные убийства, по ревности или спьяну. А именно такие – загадочные, непонятые, запутанные. Ему нравилось постепенно расплетать клубок, он поражался, насколько неистощима бывает фантазия убийцы, насколько тонок его ум и продумана тактика.

Денис не мог поверить в то, что Лика снова находится в его номере. Подумать только, она запросто пошла с ним! Может, она проститутка? Он опасливо покосился на нее. Хотя нет, уж чересчур неприступно она выглядит. Но разве он знает, как выглядят дорогие проститутки? А в том, что она дорогая, он не сомневался. Уж очень хорошо она была одета. Эмма любила обувь известных итальянских фирм, поэтому Денис знал, что босоножки на ногах прелестницы – именно одной из этих фирм. Платье ее было из тонкого материала, очень качественного, причем сшито на заказ, значит, снова дорогая вещь. И серьги в ушах ее были очень стильными: крошечные гвоздики с бриллиантиками. Денис мог поклясться, что серьги – тоже известной фирмы, только теперь ювелирной. Может быть, «Картье».

Больше никаких украшений на женщине не было. Ее духи могли свести с ума любого, Даже если бы она не была такой красавицей. Пока Денис жил с Эммой, он научился отличать хорошие вещи от подделок и дорогих Женщин от дешевых. Лика была дорогая. Дороже Эммы, несмотря на ее безупречные манеры. Лика сама была настолько безупречна, что обращать внимание на ее манеры не имело никакого смысла. К тому же если она станет пить шампанское из бутылки и материться, то все равно будет выглядеть безупречно.

Когда Денис подсел к ней, она лениво повернула голову в его сторону, и в ее глазах зажегся какой-то огонек. Денису хотелось бы верить, что это он зажег огонь в ее глазах и что она простила его за тот досадный случай. Впрочем, он все же извинился. И попросил дать ему шанс реабилитироваться.

– Для чего? – спросила она своим неповторимым голосом.

– Ну… – замялся Денис. – Просто так…

А что ему надо было сказать? Реабилитироваться как мужчина? Да наплевать ему на это! Просто стыдно, что он обидел такую женщину. Привел ее в номер, раздел, и…

О боже, он ее раздел! Точно! Значит, она согласилась переспать с ним? Может, она и вправду проститутка? И что же теперь делать? Он ведь только хотел поговорить с ней, может, выпить… Хотя у него нет денег, но в номере в холодильнике могло что-то остаться. Именно поэтому он и звал ее в номер, потому что заказать спиртное в этом санаторном баре уже не мог. Эх, черт, значит, она думает, что он хочет реабилитироваться, показав класс настоящего трахальщика? Как неприятно-то! И странно: впервые Денис оказался в таком положении. Он вовсе не хотел Лику. То есть не то чтобы она была ему неприятна, наоборот. Очень даже приятна. Но он не хотел тащить ее в постель. Тогда, сильно пьяному, ему было все равно, что делать и с кем это делать, лишь бы забыться. Да он и не отвечал за свои поступки, тогда виски руководило его умом и телом. А сейчас он чувствовал, что не хочет заниматься с ней сексом, потому что еще не готов к этому. Ему этого было мало. Он хотел для начала получить душу Лики, а потом уже – ее тело. Невероятно, но все было именно так. Ему была интересна эта женщина в первую очередь как личность, а уж потом – секс с ней.

«Старею», – подумал Денис. Но приглашение уже прозвучало. И она снова не отказалась! Пока они поднимались по лестнице в его номер, он лихорадочно думал, чем же развлекать ее. Что ей рассказать? Не о том же, как он ездил к Колобку, чтобы тот сделал Эмму недееспособной?

Корнилову на минуту стало плохо, и он Привалился к перилам лестницы. Какой же он гад, тварь последняя! Как он мог сделать такое? Если бы не он, то Эмма была бы сейчас жива. И не было бы ничего этого – ни санатория, ни смерти Бориса, ни этой женщины…

Денис вдруг почувствовал внутренний протест. Во-первых, он не хотел, чтобы Колобок убивал Эмму. Он не должен был причинить ей особого вреда, через некоторое время его жена вернулась бы с больничной койки в свое привычное состояние! Но если бы все случилось так, как он планировал ранее, он не встретил бы Лику.

Денис сам удивился своим мыслям. Да при чем тут Лика, он ее знает всего ничего. Даже, если честно, совсем не знает. И вот она уже завладела всеми его мыслями. Он вспомнил, что и сегодня, и вчера, и позавчера, начиная с того дня, как увидел ее, все время думал о ней. Надо же, как странно. Они толком и не познакомились, а он уже думает о ней, она стала ему нужна. Он даже не хочет трахнуть ее. То есть хочет, но не сейчас. Его тянуло к ней, и чем она была ближе, тем притяжение становилось сильнее. Ему хотелось приласкать ее, обнять, узнать о том, как она живет и чем, какую музыку любит, что предпочитает в еде, где работает…

Все это было так странно и так неожиданно…

Денис сам опешил от этого и поспешил за Ликой, которая уже стояла у двери его номера.

|| Денис беспокоился за сохранность квартиры, вещей и даже за свою жизнь и жизнь Эммы из-за пристрастия жены к антиквариату. Именно на этой почве у них стали появляться разногласия в первый же год после свадьбы. Эмма как одержимая бегала по салонам, галереям, антикварным магазинам и скупала то, что ей нравилось. Вначале Денис думал, что она просто желает обустроить их жилище, создать изысканный интерьер и что в жене проснулся дизайнер. Но когда количество предметов старины перевалило за пятьдесят, а Эмма стала настаивать на покупке старинной мебели, он насторожился. Ему были известны случаи, когда коллекционеров убивали из-за какой-то дорогостоящей мелочи.

– Не могла бы ты остановиться? – спрашивал он жену. – Я уже поставил квартиру на сигнализацию, но это не слишком защитит нас. – Мы такие мелкие сошки, что на нас никто не обратит внимания, – уверяла Эмма. – Не дрейфь, Корнилов!

Но он продолжал нервничать. Эмма как сумасшедшая тащила домой все подряд. В конце концов Денису пришлось ограничивать ее в деньгах, хотя это особо не помогло. Раньше она тратила деньги, не спрашивая его, а теперь стала клянчить.

– Корнилов, – возбужденно говорила она, – мне предложили пасхальное яйцо «Фаберже» за семь тысяч долларов! Корнилов, семь тысяч, ты представляешь?!

– И вправду дорого, – согласился Денис, не отрываясь от газеты.

– Дорого? – Эмма взглянула на него как на умалишенного. – Ты о чем, милый? Стоимость настоящей работы Фаберже на аукционах исчисляется миллионами!

– Тогда почему тебе предложили его всего за семь тысяч? Ты же понимаешь, что это подделка, – даже неискушенный Денис знал про бесплатный сыр в мышеловке.

– Конечно, это подделка, – согласилась Эмма. – Но какая!

Теперь Денис взглянул на нее с жалостью. Похоже, жена совсем сдвинулась на почве своей страсти к антиквариату!

– Дорогая, может, нам поехать отдохнуть? – осторожно предложил он. – Ты походишь по музеям, придешь в себя…

– Это ты не в себе, – рассердилась жена. – Это яйцо – работа Зингера, Николаевского и Коноваленко. Ты помнишь фильм «Следствие ведут знатоки»? Так вот, одна из серий посвящена им, этим людям, и рассказывает как раз про подделки Фаберже. Но как творчески эти люди подошли к работе! Ты представь, Корнилов: они нашли фамилии всех мастеров, работавших в мастерских Фаберже до революции, по дореволюционному справочнику «Весь Петербург» определили их адреса, отыскали родственников, потомков, выкупили у них документы, эскизы. В Риге обнаружили настоящие клейма. Нашли старика, который у Фаберже клеил коробочки. Купили ему все необходимые материалы и попросили научить. Для штамповки использовали Кировский и Балтийский заводы. То есть их работы практически не отличались от подлинников! Ты не представляешь себе, но их произведения находятся в крупнейших собраниях мира! И даже в музее Кремля хранится одно из этих яиц!