Текст книги "Воздух, которым мы дышим (ЛП)"
Автор книги: Елена Маккензи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
– У тебя очень интересная специальность.
– Да, это так. Еще год назад я не думала, что это станет моей жизнью, а теперь у меня успешный канал, я написала несколько книг и вскоре в мою честь даже будут названы несколько кухонных принадлежностей.
Должна признать, что горжусь тем, что делаю. И мне нравится это делать. Будучи замужем за Марком, я зарабатывала ведением колонки в газете, параллельно работая над своей первой книгой. Но на самом деле моя жизнь была в руках Марка. И он пользовался по полной моей зависимостью от него. Я потеряла эту зависимость, когда были выплачены первые лицензионные платежи за мою книгу. Как раз вовремя, чтобы купить это ранчо. Я выкладываю отдельные ингредиенты на тесто: слой сыра, колбасу и специи, а затем ставлю сковороду в разогретую духовку.
– А теперь? – спрашивает Лиам.
– Теперь мы ждем. А пока, мы выпьем бокал красного вина, – говорю я в камеру. – Я рекомендую вам Sangiovese Rubicone.
Держу в камеру бутылку, которую некоторое время назад прислала мне одна компания, и с тех пор ждет, когда же я выпью ее. Сегодня, кажется, самый подходящий день для этого. С Лиамом и Джорджем рядом. Было бы еще лучше, если бы и Роуз тоже была здесь.
Лиам берет у меня бутылку и открывает ее, затем наполняет наши бокалы, а я огибаю стол и выключаю камеру, чтобы у нас было несколько минут для себя.
– Красное вино, – говорит Лиам после того, как мы чокнулись, и он сделал первый глоток. Мужчина задумчиво смотрит на темную жидкость и прокручивает ее в стакане. – Я не думал, что буду скучать по тому, что никогда не любил пить. Мне даже и в голову не приходило, что могу соскучиться за этим.
– Так может быть со многими вещами, о которых ты даже не задумывался до сих пор, – рассуждаю я, и Джордж согласно ворчит.
– Запах свежевыстиранного белья или пиццы в духовке, – говорит Лиам.
– Трутан и горох, – предлагает Джордж.
– Да, и «Чили кон Карн», – продолжает Лиам.
– Ты всегда любил его.
– Только, как делала бабушка. С привкусом...
– ...темного шоколада, – добавляю я, вздыхая.
– Ты должна приготовить это для него, – предлагает Джордж.
– Приготовлю.
– С начос, – добавляет Лиам.
– Но только после того, как будет восстановлен забор пастбища на южном загоне, – мрачно говорит Джордж.
– Забор сломан? – спрашивает Лиам, вопросительно глядя на меня.
– Да, Джордж не захотел, чтобы я помогала ему.
– Потому что ты не в состоянии отличить пилу от молотка, – вмешивается он.
Лиам широко улыбается мне, и я виновато пожимаю плечами.
– Думаю, что пицца была в духовке достаточно долго, – извиняюсь, встаю и склоняюсь перед духовкой, чтобы заглянуть в стекло.
– Теперь я здесь и могу помочь тебе, пока не уехал.
– Ты что, собрался опять исчезнуть? – рычит Джордж Лиаму.
Я как раз собиралась открыть духовку, но застываю в движении, положив руку на ручку.
– Я останусь только на пару дней, пока не найду что-нибудь подходящее.
– Мы говорили об этом, ты останешься, – решительно заявляет Джордж.
Я чувствую себя очень неловко, когда дело доходит до этой темы, потому что знаю, насколько это рискованно, если Лиам здесь. Если Марк узнает, это будет очень неприятно для всех нас.
– Пицца готова, – говорю, открывая духовку. – Хм-м, – издаю я, чтобы отвлечь их от спора.
Вынимаю сковороду из духовки, ставлю ее на деревянную доску посередине стола и снимаю с руки перчатку-прихватку. После короткой презентации перед камерой я раскладываю пиццу по тарелкам и радуюсь тому, как из кусочков сочится жидкий сыр и растекается по фарфору.
– Выглядит очень хорошо, – говорит Лиам.
– Что-то я себя плохо чувствую, – внезапно говорит Джордж.
Я сажусь на свое место впереди и смотрю на Джорджа.
– Тебе плохо? – с беспокойством интересуюсь я.
– Да, – отвечает он, заталкивая пиццу в рот, закрывая глаза и издавая стон наслаждения. – Вам придется отправиться в город с Лиамом, чтобы купить материалы для забора.
Я сглатываю и бросаю быстрый взгляд на Лиама, который мечтательно жует, и его мысли сейчас где-то далеко.
– Ты же знаешь, что я не могу поехать.
– Придется, потому что я болен, – настаивает Джордж.
Чикагская пицца Deep Dish была просто восхитительной, ароматной и просто вкусной до сего момента, но теперь у меня пропал весь аппетит. Я продолжаю есть, в то время как оба мужчины тихо вздыхают и стонут, но больше не чувствую никакого вкуса.
Chicago Style Deep Dish Pizza
Тесто
480 г муки
35 г желтой кукурузной муки
1 3/4 чайной ложки соли
2 3/4 чайных ложки быстрорастворимых дрожжей
25 г оливкового масла
57 г сливочного масла, растопленного
25 г растительного масла или салатного масла
255 г теплой воды
продолжение в конце книги.
Лиам
– Если ты хочешь выпить чего-то другого, в шкафу есть бурбон, – предлагает Тесса.
Она удобно располагается на маленьком диване и кладет на колени свой ноутбук. Ее бокал с красным вином стоит рядом с ней на маленьком столике. Девушка выглядит так, как будто уже полностью поглощена работой, которую даже не начинала. Я улыбаюсь, когда замечаю ее концентрированный взгляд, направленный на темный дисплей, пока она ждет запуска устройства.
Я открываю бар и смотрю на бутылку кентуккийского бурбона, одиноко стоящую между бокалами. Этикетка на ней выцвела и износилась, потому что бабушка часто брала бутылку только для того, чтобы посмотреть на нее. Я тоже беру ее, оглаживаю бледный, затертый шрифт, чтобы быть немного ближе к бабушке. Мне просто хочется почувствовать на мгновение эту близость, но это всего лишь бутылка бурбона, это не она.
– Она принадлежала деду. Он получил его от бабушки, когда в 80-х годах дела на ранчо шли не очень. Роуз хотела подбодрить его. По вечерам он любил насладиться парой капель хорошего алкоголя, сидя с ней в гостиной и наблюдая за ее вышиванием, – рассказываю я, не поднимая глаз. Так что даже не знаю, слушает ли меня Тесса. Но на самом деле я говорю не ей, а себе, потому что мне приятно рассказывать историю этой бутылки бурбона. – Он никогда не открывал его, потому что обещал открыть, когда для ранчо настанут лучшие времена. Дедушка умер до того, как это случилось. С тех пор бабушка каждый вечер, когда вышивала здесь, ставила бутылку рядом с собой. Она твердо верила, что, если сделает это, все у нас будет хорошо, потому что дедушка присматривает за нами. – Я смотрю на Тессу и спрашиваю, – Она вытаскивала ее последние годы?
Тесса сглатывает, слезы туманят ее взгляд.
– Да. Роуз верила, что, если прекратит это делать, ты не вернешься домой.
Я киваю в глубоком смятении, в груди образуется узел, потому что чувствую себя виноватым, и ставлю бутылку обратно.
– Тебе следует его выпить, – тихо говорит Тесса. – Она бы этого хотела. Кто еще, если не ты?
Я смотрю на бутылку и на мгновение задумываюсь. Кто еще? Я последний. Остались только я и Джордж.
– Я выпью его с Джорджем, – говорю я, снова закрывая шкаф, так как Джордж после ужина ушел к себе. – А теперь я посмотрю, что делаешь ты.
Я сажусь на диван рядом с ней, кладу одну руку на спинку, подтягиваю одну ногу под бедро другой и поворачиваюсь так, чтобы лучше за ней наблюдать.
Уголки рта Тессы поднимаются в улыбке. Она действительно красивая женщина с ангельской улыбкой. Когда она так на меня смотрит, я постоянно спрашиваю себя, что сделал Марк, чтобы потерять такую женщину, как она? Что с обоими произошло? В то же время я рад за Марка, что ему повезло быть женатым на такой женщине. Я рад, что она была у него, потому что это означает, что он снова приобрел радость в жизни после всего, что случилось.
– Сначала я загружу видео на ноутбук, затем отредактирую его и выложу в своем блоге. Возможно, некоторые читатели уже ждут. Я сегодня немного запаздываю, – говорит девушка и снова улыбается.
– Ты делаешь это каждый вечер? – удивленно спрашиваю я.
Меня и так удивляет, что Джордж участвует в чем-то подобном. Он далеко не современный, никогда не был. И ему не нравится быть в центре внимания.
– Нет, я снимаю видео только два раза в неделю между написанием статей или работой над моей новой книгой.
Я тихо смеюсь и смотрю на Тессу с любопытством и впечатлением от того, что она делает.
– Я определенно многое пропустил.
Тесса ухмыляется уголком рта.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я понятия не имел, что можно зарабатывать деньги кулинарными видео в интернете.
Тесса собирает одной рукой свои золотистые волосы, мерцающие в уютном свете старого бабушкиного торшера, откидывая их на спину.
– Можно, но я уверена, что мне просто повезло. Множество людей делают что-то подобное и не могут на это жить. Мне очень повезло, потому что я могу жить хорошо за счет того, что мне нравится делать. Не многие могут.
– Хм-м, – задумчиво протягиваю я.
Тесса нашла что-то для себя, но что делать мне? До сих пор я не думал об этом. Те несколько недель до того, как меня выписали и, наконец, отпустили домой, я потратил на желание оказаться здесь. Но, если честно, сейчас я не знаю, чем заняться. Пока был заключенным, я всегда представлял себе, как перейму ранчо, и надеялся, что верну его расцвет. Но большая часть ранчо продана, а оставшихся пастбищ недостаточно, чтобы снова начать разводить скот.
Тесса запускает видео. Камера установлена таким образом, чтобы были хорошо видны Тесса и рабочая зона перед ней.
– Видны только мои руки, – подмечаю я, и мне становится намного легче. Джордж виден ненамного больше. Но я слышу его, потому что он жалуется на то, что его заставляют нарезать еще одну луковицу.
– Ты бы хотел быть в видео? – недоверчиво спрашивает Тесса.
– Нет, так хорошо, – поспешно говорю я. – За последние несколько недель было предостаточно фотоаппаратов. Вся эта суета, множество людей. Честно говоря, это было немного слишком для меня. Я там едва видел нескольких их солдат, но как только сошел с самолета, меня осадила толпа прессы.
– Это было, бесспорно, ужасно. – Тесса грустно смотрит на меня.
– Это, – я глухо усмехаюсь, – было не самое худшее, что я испытал, но да.
Тесса молча редактирует видео. Через некоторое время она смотрит на меня.
– Я фотографировала твою бабушку. Мы проводили вместе много времени. Еще до того, как я ушла от Марка, но потом гораздо больше. Ты хочешь увидеть?
Она так близко придвигается ко мне, что ее бедро касается моего, а затем толкает ноутбук наполовину мне на колени. Покалывание пронзает мое тело, когда Тесса устраивается так близко, и я изо всех сил пытаюсь успокоить дыхание, чтобы она не заметила, как действует на меня это невинное прикосновение.
Я сглатываю и прочищаю горло, прежде чем произнести хриплое «да».
– Я был бы счастлив.
Тесса открывает папку с фотографиями, которые на первый взгляд выглядят очень профессионально. Конечно, я не специалист, но фотографии очень хороши. На них бабушка посреди яблонь, которые растут на том холме, что за первым пастбищем.
– Мой дед посадил их, – хрипло говорю я, едва способный отвести взгляд от счастливой улыбки на лице бабули. – Он хотел, чтобы у ба всегда было достаточно яблок для яблочного пирога.
– Твой дедушка любил яблочный пирог, – добавляет Тесса, открывая следующую фотографию. – Роуз рассказывала мне, когда мы были на холме. Яблок каждый год было слишком много. Так много, что они делали из излишков сидр.
– Бабушка каждый год отправляла нас с дедом на рынок продавать вино и ее джемы. Хорошие фотографии. Она выглядит счастливой.
Тесса кивает.
– Она и была, вероятно, большую часть времени.
Я беру ноутбук, закрываю его и ставлю на низкий кофейный столик перед нами, затем сажусь боком и смотрю на Тессу. Скольжу взглядом по тонкому курносому носу, полным бледно-розовым губам и сияющим глазам.
– Спасибо.
– Тебе не нужно все время благодарить, – протестует девушка.
– Нужно, потому что не само собой разумеющееся, что кто-то заботится о чужом человеке.
Она отмахивается и опускает глаза на руки.
– Ты ошибаешься, если думаешь, что я хороший человек.
– Позволь мне самому это решать, – отвечаю я, встаю и поворачиваюсь к двери. Я должен установить расстояние между ней и мной прежде, чем сделаю то, о чем пожалею. – Пора снова проверить лошадей, чтобы потом я мог пойти спать.
– Спокойной ночи, – говорит она с такой нежностью в голосе, которую, как мне кажется, я не заслуживаю. Не с теми мыслями, что мечутся в голове, когда она рядом.
Глава четвертая
Тесса
Сначала не уверена, поэтому затаив дыхание вслушиваюсь в темноту, но затем очередной крик разрывает тишину ночи, и я с дико колотящимся сердцем сажусь на постели.
– Это Лиам, – взволнованно шепчу я, выбираясь из-под тонкого одеяла и надевая тапочки.
Когда дохожу до двери спальни, дом сотрясает еще один крик и громкое испуганное «нет». С колотящимся сердцебиением я спешу в комнату Лиама. У него, вероятно, снова кошмар, из которого он опять не может освободиться. А если он снова нападет на меня?
Я распахиваю его дверь. Лунный свет падает на его лицо, искаженное маской боли. Он задыхается во сне, вцепившись пальцами в простыню.
– Лиам, – говорю я, затем снова громче зову по имени.
Мужчина поворачивает лицо в другую сторону, мечется и снова хрипит. Он не просыпается, нужно попытаться прикоснуться к нему. Его необходимо непременно разбудить, я не могу оставить его наедине с кошмарами. Осторожно иду к кровати и наклоняюсь над ним. Мужчина тяжело дышит, и его волосы прилипают к потному лбу. Даже не могу представить, через что прошел этот мужчина, но не могу позволить, чтобы этот ужас повторялся с ним каждую ночь, поэтому кладу руку ему на плечо и осторожно трясу его.
– Лиам, это я. Тесса. Проснись, ты здесь, со мной, – осторожно умоляю его. Касаюсь пальцем шрама на лбу и поглаживаю его.
Он вздрагивает. Короткое мгновение я опасаюсь, что Лиам оттолкнет меня, но затем он открывает глаза, непонимающе смотрит на меня, а потом оглядывает комнату. Он выпрямляется и потирает щеки, его лицо отражает боль и растерянность, а также стыд. Я не хочу, чтобы ему было стыдно за то, в чем не виноват.
– Я снова кричал? – хрипло спрашивает он.
– Да.
Мне хотелось забежать вперед и сказать ему, что это не имеет значения, что все в порядке, но я сдерживаю себя. Он не должен чувствовать, что я его жалею. Но трудно не испытывать по отношению к нему жалости и постоянно скрывать это чувство, понимая, что он не желает, чтобы его видели таким. Лиам не хочет чувствовать себя слабым, и я не хочу, чтобы он думал, что я считаю его слабым. Это как хождение по острию ножа, и я знаю, что не очень хороша в этом.
– Я сожалею, Тесса. – Лиам смотрит на меня и тянется к пустому стакану на тумбочке.
Забираю его прежде, чем он успевает встать.
– Я принесу. И тебе не нужно сожалеть. Для этого нет никаких оснований.
– О да, я бужу тебя каждую ночь.
Идя в маленькую ванную комнату напротив, наполняю стакан водой и глубоко вдыхаю. То, что он испытал, очень напрягает его. Я не могу позволить сейчас ему обременять себя еще и беспокойством обо мне. Приглаживаю пальцами волосы, когда вижу в зеркале над раковиной, что они торчат во все стороны. Затем с улыбкой качаю головой и закатываю глаза. Почему я беспокоюсь о своей внешности, в конце концов, на мне только тапочки, шорты и футболка, совершенно заношенные от частой стирки.
– Лиам, – говорю я, возвращаясь в его комнату, – ты действительно думаешь, что я осужу тебя только потому, что по ночам ты снова и снова переживаешь то, что в последние несколько лет делало твою жизнь адом? – Я протягиваю ему стакан с водой и пытаюсь игнорировать его широкую грудь. А также темную полоску мягких волосков, сбегающую от пупка до края одеяла, прикрывающего нижнюю часть его тела. – Я не буду судить тебя, не за то, что ты был героем и рисковал жизнью в борьбе с террористами.
Лиам берет стакан, избегая моего взгляда.
– Не говори этого, потому что это не так. У меня были причины уйти в армию, и они не были героическими. – Лиам подносит стакан к губам и пьет, затем качает головой и опускает пустой стакан. – Извини, я не хотел быть резким.
– Разве ВМФ не предлагал тебе никакой помощи? – осторожно спрашиваю, зная, что это деликатная тема, и я не имею права задавать ему такие личные вопросы.
Мне не хочется, чтобы он думал, что я хочу упрекнуть его в чем-либо. Я просто волнуюсь о нем и не хочу верить, что Лиама отправили домой без всякой помощи. Бросили на произвол судьбы. Но в новостях можно снова и снова услышать, что правительство просто забывает о солдатах. От этой мысли у меня перехватывает горло, и я едва могу дышать.
Лиам с отвращением кривится.
– Ты спрашиваешь о терапии? – мрачно смеется он. – Я не хочу говорить о войне с кем-то, кто не знает войны. Чем подобный человек сможет мне помочь?
Я могла бы сейчас сказать ему, что они обучены, но не смею. Просто не могу этого сделать. И я его немного понимаю. Ему, вероятно, понадобится время, пока он не будет готов открыться.
Я сажусь на край кровати и кладу ладонь на него руку. Прикосновение вызывает у меня покалывание, которое я просто игнорирую, потому что не хочу его ощущать.
– Может быть, ты когда-нибудь расскажешь мне об этом. Когда моя мама умерла, и я осталась одна, у меня тоже были проблемы. Каждую секунду меня внезапно мог начать преследовать страх смерти и одиночества. Я видела, что болезнь сделала с моей матерью, и мне было ужасно страшно, что подобное может случиться со мной.
На самом деле, я ни с кем не говорю ни о том, что тогда чувствовала, ни о панике, которая меня накрывала. Просто чувствую, что Лиаму могло бы помочь, если бы я показала, что доверяю ему. Может быть, ему действительно нужен кто-то, чтобы поделиться тем, что он испытал.
Он переплетает свои пальцы с моими и наблюдает за большим пальцем, пока рисует им круги на моей ладони. Здесь, в его кровати, это прикосновение кажется слишком интимным, и я надеюсь, что он не почувствует, как внезапно учащается мой пульс, что чувствую к нему влечение и как сильно хочу большего, хотя и понимаю, что для нас обоих было бы неправильно уступать всему этому. И он, вероятно, даже не задумывается обо всех тех вещах, что происходят в моей голове, тогда как мне пристало беспокоиться лишь о нем.
– Я в порядке. Но если ты всегда будешь так врываться в мою комнату, я, вероятно, буду очень часто кричать по ночам.
Он смотрит на меня, и в его глазах отражается что-то, что заставляет разливаться жар по моим венам. Да, мне действительно не пристало чувствовать что-то подобное. Но Лиам сидит передо мной, и я ощущаю его тепло, улавливаю его пряный аромат и чувствую будоражащий накал, что нас окружает.
– Пока это сможет тебя отвлекать, – говорю я, застенчиво смеясь.
Он держит мою руку еще несколько вдохов, затем медленно ослабляет захват.
– Иди снова спать, – говорит он.
– Ну ладно. И не волнуйся, все нормально. По крайней мере, теперь у меня есть причина врываться в спальню мужчины, – говорю я, подмигивая, и ухожу.
Закрыв за собой дверь, я глубоко выдыхаю в попытке сбросить напряжение. Я все еще чувствую на своей ладони тепло его руки. Этот мужчина пробуждает во мне очень противоречивые чувства. Мне одновременно хочется защитить его и бежать прочь. Хотя я едва знаю его, он делает со мной что-то, что, как я знаю, опасно. Но Лиам дарит мне благодаря своей доброй и заботливой натуре такое чувство безопасности, что иногда кажется, будто он больше беспокоится обо мне, чем о себе. При всем при этом, я для него такая же посторонняя, как и он для меня.
Лиам
Как только Тесса выходит из комнаты, они возвращаются: образы, которые настигают меня каждую ночь. Они делают все для того, чтобы у меня внутри царила кромешная тьма. Чувство вины, что пытало меня все годы мучительнее, чем все то, что делали со мной террористы.
Я лежу в этой врытой в холм хижине, сделанной из плоских камней и грязи. Такой же, как и все другие жилища вокруг, чтобы невозможно было разглядеть с воздуха. Весь лагерь сливается со здешним ландшафтом. Даже транспортные средства и небольшие бараки, где они хранят свое оружие.
Нога горит огнем, все мое тело, кажется, громко кричит в знак протеста против лихорадки и боли. Я уверен, что умру. Они лишь наскоро подлатали меня. Несколько раз в день ко мне посылают женщину, которая меняет повязки, кормит меня супом и поверхностно моет.
Она никогда со мной не разговаривает. Никто здесь не говорит со мной. Они попытаются привести меня в более-менее сносное состояние, чтобы затем потребовать выкуп. Я знаю, как это работает, сам несколько раз присутствовал при выкупе пленных. Каждая искра чести в моем теле требует, черт возьми, смерти, чтобы не принести этим подонкам никакой выгоды. Но потом я думаю о бабушке и о том, как сильно она будет по мне скучать. Это сожрет ее: после потери родителей, потерять еще и меня. Поэтому знаю, я должен быть сильным для нее. Я не могу допустить, чтобы после всего, что она для меня сделала, ей пришлось бы из-за меня страдать. Почему я делаю то, что делаю? Почему я, трус, сбежал и добровольно пошел в армию? Я мог бы сейчас быть рядом с ней, как и должно.
Гнев во мне заставляет сжаться мои мышцы, что приводит к новой вспышке нестерпимой боли. Я крепко сжимаю челюсти и сражаюсь с адским пламенем в моем теле. Меня бросает то в жар, то в холод, кожа покрыта испариной. Где-то в непосредственной близости я слышу скулеж женщин. Рабыни?
– Эй! – Кто-то пинает меня в раненое бедро, я задыхаюсь и вглядываюсь в темноту хижины. Вижу только смутный силуэт. – Тебе уже давно пора встать на ноги.
– Отсоси! – хрипло выжимаю я.
Следующий удар прилетает мне в бок. Я стискиваю зубы и глотаю боль. Я не хочу, чтобы этот мудак знал, что мое тело ощущается как один большой спазм.
Глубоко вдыхаю и не моргая смотрю на тень рядом со мной. Меня сводит с ума, что я не могу лучше его рассмотреть. Я хочу видеть его лицо, хочу читать его эмоции. Но слышу только его дыхание и тихий шелест камней под его военными ботинками. Днем я уже видел нескольких из них, когда они проходили мимо входа в мою хижину. В ней нет ни двери, ни решеток, просто низкий проем, недостаточный для того, чтобы пройти не склоняясь. Мужчины всегда носят с собой патронташи и оружие, ножи и ручные гранаты, у некоторых даже есть длинные клинки, сабли. Я уже видел несколько проезжающих мимо джипов и грузовиков. Могу слышать мужской смех, их разговоры. Большую часть времени они говорят по-арабски, чтобы я не мог их понять. Я и не понимаю, мой арабский ограничен несколькими предложениями, которые должны помочь в чрезвычайной ситуации общаться с населением.
– Для тебя было бы лучше встать на ноги, или мы избавимся от тебя, – говорит он на ломаном, очень жестко звучащем английском. – Неважно, как ты чувствуешь себя, завтра утром мы тебя перевезем.
– Куда? – измученно хриплю я. Мой голос звучит так же бессильно, как я себя ощущаю.
– Это тебя не касается. Но у командира есть к тебе несколько вопросов.
– Что ж, надеюсь, я сдохну в пути.
– Я знаю, вы, морские котики, думаете, что вы особо умные и сильные, но у нас есть свои методы. И они получше, чем ваши методы пыток. – Он презрительно фыркает, затем под его ботинками скрипят камешки, когда он делает два шага назад и вперед. – Было бы жаль, такой как ты мог бы принести хорошие деньги.
Снаружи кто-то проходит мимо и что-то выкрикивает, чего я не понимаю. Затем оба мужчины смеются, прежде чем тот, что снаружи, уходит.
– Мы не ведем переговоры с террористами, – хриплю я.
Он снова бьет меня в бок, на этот раз с меньшей решимостью, но боль тем не менее, пронзает мое тело как ураган.
– Вы всегда так говорите.
– И именно это имеем в виду.
По крайней мере, я. Неважно, что они хотят знать. Неважно, что они будут делать. Я умру с честью, от меня они ни хрена не услышат. Мне все равно долго не продержаться. Я уже сейчас почти труп. Эти придурки просто наскоро подлатали меня, чтобы выудить информацию, а потом продать. Могли бы и не напрягаться с лечением. Они должны были позволить мне умереть. Результат был бы таким же. От меня они ничего не узнают.
Я фрустрировано закрываю глаза, когда он уходит и оставляет меня одного на грязном матрасе. Ну значит, я умру завтра. В моем состоянии невозможно пережить транспортировку черти-куда, посреди задницы мира. И даже если это произойдет, то я не переживу и получаса пыток. Бабушка как-нибудь справится. А если нет? Я действительно облажался и не думал ни секунды о женщине, которая меня воспитала. Но остаться в Гленвуде было невозможно. Не после всего, что произошло.
***
– Ты едешь в Стиллуотер? – удивленно спрашиваю я Тессу, направляющую грузовик на перекрестке налево вместо того, чтобы повернуть направо в сторону Гленвуда.
Она рывком переключает передачу. Старый «Форд» жалобно рычит от подобного жестокого обращения, и я сочувственно качаю головой. Этот старый «Форд» когда-то принадлежал мне. Должно быть, Тесса купила его вместе с ранчо, также как и все, что когда-то принадлежало моей семье. Сначала я был очень зол на нее, но чем больше времени я провожу с Тессой, тем меньше остается злости. И тем отчетливее я понимаю, насколько она здесь на своем месте.
Девушка любит это ранчо так же сильно, как моя бабушка. Этим утром, я наблюдал за ней из окна кухни, как за домом она пропалывала от сорняков бабушкины грядки с зеленью. Затем она начала восстанавливать сетчатый заборчик, который должен защищать маленький огородик от кроликов. Прошлой ночью сад изрыли дикие кабаны. Деревянный забор, который окружает ранчо, должно быть, где-то прохудился. Нужно будет сегодня съездить вдоль него, чтобы найти сломанное место.
Я краем глаза оглядываю Тессу, пока она рулит в сторону Стиллуотера. Она жует нижнюю губу и отчаянно пытается игнорировать мой вопрос. Но я не сдамся так быстро. Не тогда, когда спинным мозгом чувствую, что она пытается что-то от меня скрыть.
– Ты боишься Марка? – уточняю я, немного разворачиваясь на пассажирском сидении и прислоняясь к окну, чтобы лучше ее рассмотреть. Не то чтобы в другом положении я бы ее плохо видел, но мне хочется, чтобы она поняла, что желаю получить от нее ответ и не перестану спрашивать.
Тесса бросает на меня быстрый косой взгляд, кривя губы в неуверенной улыбке и затем снова концентрируется на испещренной ямами, потрескавшейся узкой дороге, соединяющей Стиллуотер, Гленвуд и фермы в округе.
– Боюсь? Почему я должна? – тихо шепчет она, качая головой.
– Я не знаю. Скажешь мне?
Она угрюмо смотрит на меня и прищуривает глаза.
– Мне больше нравится в Стиллуотер, вот и все.
– Ты лучше проедешь пятнадцать миль вместо трех, чтобы купить краски и еду?
– Мне нравится водить машину.
Я прочищаю горло, затем широко усмехаюсь, когда она подозрительно осматривает меня.
– Этот бедный старый грузовик наверняка не согласится с тобой. Сколько раз ты ездила на нем?
– Всякий раз, когда Джордж не мог.
– Ну, Джордж самый здоровый человек, которого я знаю. Так что это означает, что ты никогда сама не ездишь закупаться, – возражаю я.
– Джордж, по всей видимости не так здоров, как ты утверждаешь. Он лежит в своей постели и болеет.
Я громко смеюсь, снова сажусь ровно и, когда она хочет переключиться, кладу руку на рычаг переключения передач, чтобы помочь ей. Я отчетливо ощущаю, как она напрягается, когда моя рука касается ее, но не подаю вида и помогаю ей сдвинуть упрямую ручку переключения. Как только та становится в нужное положение,Тесса тянет свою руку из-под моей и со смущенным выражением лица пялится на дорогу. Этот легкий румянец, покрывающий ее щеки, вызывает согревающий трепет в моем теле, который я, как можно быстрее, заглушаю.
– Джордж не болен, он хотел, чтобы мы провели время вместе.
Тесса дергает руль, зыркнув на меня с удивлением. Она издает тихий возглас, когда машина съезжает с дороги, треща по гравию на обочине. Ее смутило то, что я только что сказал. Но я знаю Джорджа, и для его внезапной болезни больше нет других причин. Он считает, что для нас было бы хорошей идеей лучше узнать друг друга. Что, конечно же, совсем не означает, что он желает, чтобы мы оба завязали друг с другом шуры-муры. Мужчина, так же хорошо, как и я, знает, что это чертовски плохая идея: повторение истории, которая и заставила меня свалить отсюда. Но таким образом Джордж, возможно, пытается предотвратить, чтобы Тесса, в конце концов, выставила меня вон. Независимо от того, насколько глупой считаю идею поближе познакомиться друг с другом, реакция Тессы, ее пунцовое лицо и слегка приоткрытые губы заставляют меня крепко задуматься. Мне ничего сильнее не хотелось бы сделать, чем узнать, чем это все обернется.
– Мы поговорим о румянце на твоем лице, или ты объяснишь мне, почему ты лучше поедешь в Стиллуотер, чем в Гленвуд? – резко спрашиваю я, стараясь не показывать, что на самом деле происходит внутри меня.
У нас обоих есть что-то общее: мы стараемся ничего не чувствовать друг к другу и все равно делаем это. Мы беспомощно подвержены этому притяжению, между нами. Возможно, все станет еще хуже, потому что мы оба знаем, что друг для друга табу.
Тесса заметно вздыхает, затем бросает на меня убийственный взгляд, чтобы показать свое негодование, тем не менее прекрасно понимая, что я не отступлю.
– Хорошо, есть много причин. И нет, я не боюсь Марка.
– Это недостаточно исчерпывающий ответ.
Тесса
Я беспомощно сжимаю руль. Сейчас я очень зла на Лиама. Даже сожалею, что позволила ему сопровождать меня. Но что я должна была сделать? Указывать взрослому мужчине, что ему делать? А тем более Джорджу. О, ему не поздоровится, когда мы вернемся! Ему-то должно быть известно, почему я обхожу мужчин стороной. Я расстроено выдыхаю, вытирая рукой пот со лба. В настоящий момент я даже не уверена, что заставляет меня потеть больше – отсутствие кондиционера в этом старом грузовике или психическое напряжение, которое Лиам вызывает у меня своими вопросами. Я действительно не горю желанием отвечать ему, но понимаю, что Лиам не отступит. Он смотрит на меня с решимостью, которая заставляет содрогаться.
– В городе меня не обслуживают.
Мне не нужно смотреть на него, чтобы понять, что его настроение резко изменилось. Он напрягся, и температура в машине, кажется, упала одним махом.
– Что это значит? – мрачно рычит он.
Я поджимаю губы и еще крепче сжимаю руль. Настолько сильно, что пальцы начинают болеть от усилий, а руки дрожать.
– Единственный супермаркет принадлежит отцу Марка, – сердито говорю я. – И все остальные в городе тоже не рады меня видеть.
Я не собираюсь давать больше объяснений. Лиам сам должен сложить два плюс два.
– Почему?
Я сердито смотрю на Лиама. Неужели я действительно думала, что моего ответа ему будет достаточно? Меня передергивает внутри.