Текст книги "Воздух, которым мы дышим (ЛП)"

Автор книги: Елена Маккензи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Громкое дерганье двери.

Я осторожно смотрю на Марка, он выглядит явно напряженным и косится на оружие. Нужно опередить его.

– Я в порядке, Джордж. Мы с шерифом просто беседуем, – кричу я Джорджу.

Дерганье двери прекращается, затем слышится только бормотание, пока не начинает трястись другая дверь.

– Черт возьми, что там происходит? – кричит Джордж.

Марк тянется к винтовке и я, так быстро как могу, вскакиваю, становясь перед стволом, и умоляюще смотрю на Марка.

– Джордж, здесь все в порядке, – отвечаю я, добавляя про себя «Пожалуйста», и удивляюсь, когда Джордж действительно сдается.

– Сядь, – рычит Марк.

Я присаживаюсь и пытаюсь установить какое-то расстояние между нами, на что Марк реагирует сердитым взглядом.

–Ты не можешь держать меня здесь вечно.

– Я знаю, но могу держать достаточно долго, чтобы убедить тебя, что мы принадлежим друг другу.

– Ты действительно собираешься заставить меня сделать это? Ты же дал согласие на развод.

Марк фыркает.

– Потому что Гарри хотел этого.

– Ты согласился на развод, потому что твой отец хотел этого? – Я удивленно смотрю на Марка. – Почему он этого хотел?

Марк вскакивает и пересекает кухню, а затем начинает хохотать, его глаза становятся еще безумнее.

– Он не хотел, чтобы у нас был ребенок. Он даже обрадовался, когда ты потеряла малыша.

Глава восемнадцатая

Лиам

Еще час до прибытия моего поезда. Я раздраженно сворачиваю газету и кладу ее рядом с собой на скамейку. Передо мной простирается озеро городского парка Миссулы, позади меня – вокзал, с которого через час я уеду в Рочестер, Миннеаполис. И вместо того, чтобы сосредоточиться на своей новой жизни, я могу думать только о своей старой. Я прислоняюсь к спинке скамейки и откидываю голову назад. Сквозь солнечные очки почти безоблачное небо выглядит так, как будто скоро начнется гроза. Дорога на автобусе из Гленвуда в Миссулу заняла всего около тридцати минут. И, несмотря на это, мне все же интересно, рассеялись ли над ранчо те немногие пришедшие из-за гор облака, и стало ли там небо таким же голубым, как здесь, или еще облачнее. Тесса уже не спит и, точно так же, как я глядит в синее небо, или ее небо сейчас серое? Прочитала ли мое письмо? Злится ли на меня? Грустит? Или думает, что это хорошо, что меня больше нет, и наконец можно вернуться к нормальной жизни? Сможет ли она жить так, как раньше? С периодическими визитами Марка, но, по крайней мере, без необоснованных арестов и драк.

Что-то тыкается на мою ногу. Я смотрю и вижу футбольный мяч. Маленький владелец поднимает мяч, прежде чем я успеваю это сделать, и затем смотрит на меня с подозрением. Если бы передо мной был мужчина в солнечных очках, я бы тоже так смотрел, поэтому снимаю очки, которые должны были защитить меня от узнавания, и улыбаюсь мальчику с темно-карими большими глазами. Я ничего не знаю о детях, но мальчик выглядит не старше пяти. В лагерях было несколько детей, его ровесников, но вместо того, чтобы играть, их учили обращаться с оружием и показывали, как убивать людей. Этот мальчик с мячом в руках кажется мне почти нереальным. Ищу взглядом его мать или отца. Когда в нескольких шагах вижу мужчину, который наблюдает за мной, киваю ему.

– Джошуа, – зовет тот мальчика, который поспешно поворачивается на зов и убегает.

– Могу я присесть рядом? – интересуется женщина с русыми волосами.

Я беру газету и освобождаю для нее место.

– Пожалуйста.

Она садится рядом, затем, нахмурившись, осматривает меня со странной, задумчивой улыбкой. Я уже внутренне напрягаюсь, потому что, очевидно, она узнала меня.

– Могу я вас кое о чем спросить? – осторожно спрашивает она.

– Это не я, – говорю я ей, желая встать, но она удерживает меня, кладя руку на предплечье.

– Ты, наверное, не узнаешь меня. В последний раз, когда ты видел меня почти двадцать пять лет назад, я была немного стройнее, – поизносит женщина с улыбкой.

Я прищуриваю глаза и вглядываюсь в ее лицо, затем мой мозг помещает более молодую версию поверх этой женщины, и каждая мышца моего тела напрягается.

– Миссис Трент, мать Марка.

У меня начинает шуметь в ушах, когда я понимаю, что это значит. И пару секунд я не знаю, злиться мне или чувствовать облегчение, видя ее. Часть меня внезапно превращается в двенадцатилетнего мальчика, которого эта женщина угощала печеньем, в то же время вливая в себя алкоголь, как будто ее тело было бездонной бочкой. Она рассказала нам о голосах, которые рассказывают ей о нас. В те времена Марк был смущен ее поведением, поэтому в какой-то момент мы даже перестали приходить к нему домой.

– Да, верно. Я видела репортажи о тебе, мне очень жаль, через что тебе пришлось пройти, – говорит она, кладя руку мне на бедро и сжимая его, затем с беспокойством смотрит на меня. Глубокие морщины испещряют ее лицо вокруг глаз, теперь ее прическа стала короче, чем раньше, руки стали дряблее, а волосы тоньше.

– Марк думал, что вы мертвы, похищены или что-то в этом роде, – сердито говорю я ей, потому что, когда она вдруг исчезла, это сильно подкосило ее сына. Возможно, она не лучшая мать, но она была его матерью.

– Мне очень жаль, – отвечает она, словно это может что-то оправдать, затем отворачивается и смотрит куда-то на другом берегу озера. – Я была все время здесь, если быть точной, там, – ее голос дрожит, когда она говорит мне.

Я следую за ее взглядом, но не вижу ничего, кроме деревьев и изгороди высотой три метра, которая окружает парк.

– Психиатрическая клиника. Сначала я была там три года, меня принудительно определил туда Гарри, а потом я жила поблизости.

Я ошарашено поднимаю брови.

– Принудительно определил?

– Шизофрения, – смеется она. – Голоса, которые рассказывали мне плохие вещи о моем сыне, были реальны для меня.

Я ошеломленно смотрю на нее. В женщине, сидящей сейчас рядом со мной, осталось немного от той, которую я знал с детства. Она выглядит ухоженной, кажется трезвой, не под кайфом и выглядит не расстроенной, хотя наш разговор, кажется, напрягает ее.

– Но вы были там всего три года, почему не вернулись? Почему вы заставили своего сына поверить, что вас похитили? Мы в течение нескольких недель прочесывали местность в поисках.

– Гарри не только заставил судью отправить меня на принудительное лечение, но и запретил контакт, чтобы мой сын был в безопасности от своей безумной матери.

Я хватаю воздух, ошеломленный, готовый обвинить ее в том, что она недостаточно боролась, как вдруг звонит мой телефон. Требуется момент, чтобы вытащить его из переднего кармана моего вещмешка, но этот момент необходим, чтобы взять себя в руки.

– Алло? – говорю я. Это мой первый звонок на этот телефон, и я удивлен, что знаю, как ответить на звонок.

– Это Джордж. – Старик звучит как-то озабоченно, заставляя меня немедленно заволноваться. В голове только одно имя: Тесса.

– Что случилось? – с нетерпением интересуюсь я, больше не обращая внимания на женщину рядом со мной.

– Ты должен немедленно вернуться. Марк заперся с Тессой в доме.

Тесса

У меня лезут глаза на лоб, когда слышу, как Марк говорит это.

– Он был рад, что мы потеряли ребенка? Почему он был рад этому?

Марк останавливается, потирает ладонью лицо, затем сжимает ее в кулак и хлопает себя по лбу. Он выглядит так, словно находится на грани срыва. Если меня не напугало оружие, то подобное поведение делает это.

– Помнишь, прежде чем мы вернулись? Все было хорошо, я был в порядке. Конечно, я тогда уже пил слишком много, но в остальном я был готов к нашей жизни в Гленвуде, в конце концов, я давно оставил прошлое позади.

– Миа? – спрашиваю я его.

Он запинается, склоняя голову, прикусив нижнюю губу и кивая.

– Да, ее тоже. И мою мать.

Я киваю, потому что понимаю, что Марк имеет в виду. Его мать в течение многих лет считается пропавшей без вести. Это единственная причина, по которой он стремился стать шерифом, и именно поэтому он не переставал искать ту маленькую девочку, пока не нашел. Марк не хотел, чтобы ее мама прошла через то, что пережил в детстве сам. Неопределенность – когда не знаешь, что случилось с любимым человеком, который просто вдруг исчезает – это, должно быть, настоящий ад.

– Когда я искал ребенка, то нашел скелет в Кларк-Форк. Я думал, что это была моя мать. Гарри не хотел, чтобы я кому-то рассказывал, поэтому сказал мне, где она.

Я с тревогой поднимаю брови и протягиваю руку Марку, чтобы безмолвно попросить его снова сесть.

– Где твоя мать?

– Она живет в Миссуле. И никогда не пропадала, она страдает от шизофрении. Он принудительно отправил ее туда и никогда никому об этом не говорил.

Я прерывисто вздыхаю и недоверчиво смотрю на Марка. Как отец может сделать подобное со своим ребенком?

– Он предпочел, чтобы ты верил, что она мертва, вместо того чтобы сказать, что она больна?

Марк громко смеется, затем прислоняется к кухонному шкафу и скрещивает руки на груди.

– Лучше, чтобы все жалели и носились, как с сырым яйцом, чем шептались о вас за вашей спиной, потому что ваша жена сумасшедшая и думает, что ее сын одержим демоном. Кроме того, отец думал, что ее безумие может заразить меня.

– Вот почему он рад, что у нас не родился ребенок, – восклицаю я, когда до меня доходит. – Но подобные заболевания не передаются по наследству.

– Дети матерей и отцов-шизофреников на двадцать процентов чаще болеют, чем в среднем, – говорит Марк с широкой улыбкой.

Я качаю головой.

– Нет.

– Да. Скелет, который я обнаружил у реки – это Элла Беккет. Ей принадлежало кафе, которое сейчас пустует. Моя мать думала, что у нее был роман с Гарри. В этом ее убедили голоса. Так что она заманила Эллу туда, они были подругами.

– Твой отец не хотел, чтобы кто-то узнал об этом, поэтому рассказал тебе правду о твоей матери, чтобы никто не узнал правду об Элле.

– Именно так и было.

– Тем не менее, – говорю я, качая головой. – Ты не болен.

– Разве нет? Я стою на твоей кухне, держу тебя в плену.

– Я не боюсь тебя, что бы ты ни говорил, – быстро возражаю я, чтобы успокоить его.

Марк снова бьет себя по лбу.

– У меня в голове господствует вихрь слов и мыслей. И одна мысль особенно сильна, – говорит он, снова и снова сжимая руки в кулаки. – Ты принадлежишь мне. Только мне. – Он грустно смотрит на меня. – Извини, но я не могу по-другому. Я должен иметь тебя только для себя. Я не могу тебя отпустить, потому что тогда случится что-то плохое.

– Что должно произойти, если ты просто откроешь двери?

Я смотрю в окно, когда слышу голоса, взволнованно и громко говорящие, но сквозь закрытые занавески ничего не вижу. Марк также прислушивается, и его тело внезапно напрягается, что кажется мне угрожающим и пугающим. Я должна постараться его успокоить.

– Я не знаю, но ничего хорошего.

Глава девятнадцатая

Лиам

Обеспокоенный, я прислоняюсь к стоящей перед домом машине шерифа, наблюдая, как люди вокруг меня беспомощно спорят, каждый из них находит лучшее решение проблемы, но ни один из них не решается что-либо предпринять. Слева от меня стоят Гарри и его бывшая жена, или, может быть, она все еще его жена, и кричат друг на друга.

– Тебе следовало поговорить с ним, – обвиняет она его, но Гарри, как обычно все блокирует. Гарри – человек, который всегда прав, таким он был еще тогда, когда мы были детьми. Мир вращается вокруг него, и если этого не делает, то он заставляет сделать это. И после всего, что я теперь знаю, он для этого пойдет даже по трупам. Конечно не по собственному, но по трупу той женщины, к которой он проявлял больше интереса, чем своей собственной жене. Даже если он сам и не совершил убийство, но то, что он годами смотрел в другую сторону и недооценивал опасность, которую представляла его жена, делает его соучастником. И вместо того, чтобы делать выводы из ситуации, он снова облажалсям Марком, что всех нас привело прямо сюда.

– С парнем все в порядке, он не такой, как ты. Посмей еще раз заявить, что мой сын сумасшедший, тогда ты узнаешь меня на самом деле, – говорит он, сжимая руки в кулаки.

Его жена беспомощно смотрит на меня. Во время поездки на автобусе она рассказала мне о своей терапии, о том, как научилась справляться со своим состоянием и как трудно было принять болезнь и жить с ней, зная, на что та способна, если то, что она слышит и видит, вдруг выйдет из-под контроля. Болезнь может и не будет развиваться по тому пути, который она прошла, но без лечения может представлять опасность для пациента и других людей, поэтому мать Марка настояла на том, чтобы сопровождать меня.

– Тебе здесь нечего делать, – выплевывает Гарри, пытаясь быть потише, чтобы свидетели не услышали, о чем они говорят. – Существует запрет на контакт.

– Запрет на контакт? – ругается Меган, теперь ошеломленная. – Он взрослый. Я сейчас могу его видеть, потому что он сам может решить, хочет ли он общаться со мной.

– Если ты настаиваешь, то все здесь узнают, что ты сделала. Из тюрьмы ты не сможешь иметь с ним контакта, – говорит Гарри с широкой ухмылкой.

– Мне все равно, запрешь ты меня или нет. Ты слишком долго меня шантажировал, – отвечает она, снова неуверенно глядя на меня.

Справа от меня стоит Джордж, уговаривающий заместителя шерифа, который теперь является единственным шерифом, и троих полицейских наконец ворваться в дом и арестовать ублюдка.

– Мы не можем этого сделать, у него там оружие. У него не было бы его, если бы Вы не...

Джордж раздраженно отмахивается.

– Я знаю, что Вы хотите сказать. И я говорю, что защищать себя – это право каждого гражданина этой страны, но я все понял.

– Хорошо, – говорит один из полицейских.

– Ничего хорошего, – возражает другой. – Каждый должнен иметь возможность защитить себя.

– Мы сейчас будем обсуждать закон о праве на оружие, – нетерпеливо говорю я, – или наконец туда войдем?

Я отстраняюсь от машины шерифа. Я устал от ссор и этой безысходности. С каждой утекающей минутой могу думать только о том, что буду делать, если с Тессой что-то случится. И что совершенно странно, теперь, когда знаю, что с Марком не так, я даже не могу злиться на него. Весь мой гнев проецируется на единственного виновника в этой игре – Гарри.

– Если мы пойдем туда, он застрелит ее.

– Может быть, – подчеркиваю я. – Или нет.

Я смотрю на дом, на занавески и на веранду, где нервно мечется Трикси. Даже она чувствует опасность. Наше беспокойство давно передалось псу.

– Я не потеряю Тессу, – заявляю я, глядя шерифу прямо в глаза. Уже только от того, что произношу эти слова, мне как будто пережимает глотку. Как я мог оставить ее одну? Как мог позволить этому случиться? После всего, что произошло.

Я двигаюсь, приближаясь к рядом стощему полицейскому так быстро, что тот понимает, что случилось, только когда я, забрав у него пистолет, нахожусь уже на полпути к дому. Пригнувшись, подхожу к зданию, в котором вырос, которое всегда считал самым безопасным местом в мире. И когда мне в голову приходит эта мысль, я задаюсь вопросом, будет ли Тесса когда-нибудь чувствовать себя здесь снова в безопасности. Если мы переживем это, то клянусь Богом, тогда я позабочусь, чтобы она снова была здесь в безопасности. Я никогда больше не оставлю эту женщину. Наплевать на «оставаться только друзьями», мы не друзья. Мы – намного больше, чем это.

– Что ты делаешь? – спрашивает Джордж.

– Верните оружие, – требует кто-то.

– Я сейчас кое-что сделаю, – говорю я, оборачиваясь, чтобы убедиться, что ни один из этих идиотов не целится в меня. – Мы бездейстовали достаточно долго.

– Мы ни в коем случае не позволим вам войти в этот дом и застрелить шерифа.

Я улыбаюсь

– Он уволился. Или все-таки нет? Вот почему он здесь с машиной шерифа?

Ни слова в ответ.

– Он не возвращал машину.

– Можете стрелять в меня или нет, но сейчас я пойду туда, – серьезно говорю я.

Поскольку никто больше ничего не говорит, я пробираюсь к задней части дома, где есть картофельный погреб с желобом, который конечно крут достаточно, чтобы сломать себе шею. Но что такое моя шея, по сравнению с тем, что я хочу спасти женщину, которая держит в своих руках мое сердце.

Я открываю одну из двух створок, сажусь на край желоба и съезжаю вниз, примерно за один метр от пола падаю на твердый бетон, но смягчаю удар кувырком. Здесь темно и прохладно, пахнет картошкой, хотя уже многие годы тут ничего не хранится. Свет, который падает через проем, освещает всего на метр, дальше полная темнота, но я полагаюсь на то, что Тесса изменила здесь, в подвале, так же мало, как и в остальной части дома. Если так, то я смогу двигаться в помещении, не сталкиваясь с какими-либо препятствиями, потому что тут на стенах только полки с сидром и инструментами. Я ненавижу тьму. Меня слишком долго окружала тьма, чтобы не запаниковать. Я вдыхаю и выдыхаю, чтобы перенять контроль. Не сейчас.

– Тесса. Ты должен спасти ее, – шепчу я. Познесенное вслух ее имя помогает взять себя в руки.

Тем не менее, я осторожно ставлю одну ногу перед другой, прислушиваясь к звукам сверху, но пока все тихо. Слишком тихо. Что начинает меня беспокоить и вызывает всевозможные фантазии о Тессе, лежащей в крови посреди кухни: зарезана, застрелена или не кровавый вариант – задушена. Фантазии, которые смешиваются с реальными изображениями замученных, избитых, изнасилованных женщин. Я сжимаю пистолет сильнее, чтобы мои руки перестили трястись. Снова держать оружие – по-настоящему дерьмовое чувство. Но сейчас я не должен думать об этом, я должен сосредоточиться на своей цели.

Занавески на кухне запахнуты, так что, скорее всего, оба там, то есть прямо за дверью, ведущей из подвала. Если они, конечно, не поменяли комнату, а затянутые шторы – просто отвлекающий маневр. Специально или нет. Если мне повезет, и они на кухне, то Марк, надеюсь, следит за двумя входными дверьми, а значит, дверь подвала у него за спиной. Я мог бы открыть ее, убедиться, что в руках у него нет оружия, и вырубить его. Или я нажму на курок, если он держит винтовку в руках.

Лоб покрывается испариной. Нажать на курок. Выстрелить в человека. Выстрелить в того, кто когда-то был моим другом. Застрелить. Убить. Я останавливаюсь, когда моя нога упирается в нижнюю ступеньку.

– Кого-то убить, – шепчу я, понимая, что не смогу. Мое сердце колотится, колени дрожат, я едва могу дышать. – Черт, сконцентрируйся.

– Марк, нет, – слышу я, как громко кричит Тесса, и ужас в ее голосе растворяет все мои страхи. – Там никого нет, это просто происходит в твоей голове.

Марк глухо смеется.

– В моей голове? Там снаружи стоят все люди, которых я знаю. Даже моя мать. Они здесь, чтобы заполучить меня, как говорит голос.

– Проклятье, – стону я.

Я помню сказанное матерью Марка, что не имеет значения, если кто-то говорит, что все нереально. Для больного все реально. Он никогда никому не поверит.

Я торопливо поднимаюь по лестнице и притормаживаю у двери. Мне хотелось бы распахнуть ее и просто ворваться на кухню, поэтому нужно собраться. Любое неосторожное движение может поставить Тессу под угрозу. Я глубоко вдыхаю, затем медленно открываю дверь погреба и через секунду уже знаю расстановку сил. По крайней мере, в той части кухни, которую вижу. Тесса сидит на стуле. Перед ней стоит еще один пустой. Я не вижу остальной части кухни, потому что она за дверью. То есть, если повезет, дверь все еще может быть за спиной у Марка. Или он стоит так, что уже давно заметил, что она приоткрылась.

Дверь захлопывается, ударяя в мою голову, я отшатываюсь назад, резко падаю вниз по лестнице почти до конца, потратив драгоценные секунды, чтобы собраться с мыслями и встать. Достаточно времени, чтобы Марк открыл дверь кухни и включил свет, который ослепляет и на несколько секунд лишает меня зрения. Что еще хуже, при падении я также потерял оружие.

– Я же говорил, что они придут за мной, – говорит Марк удивительно спокойным голосом.

Я поднимаюсь по ступенькам и толкаю Марка на кухню, где он падает, ударяясь головой о деревянный пол. Краем глаза я вижу, как Тесса вскакивает со стула.

– Не делай ему больно, – испуганно взывает она.

Я совершаю ошибку, глядя на нее в замешательстве. Эту короткую секунду Марк использует, чтобы ударить кулаком мне в челюсть и откатить меня о своего тела. Затем он отталкивается от пола и протягивает руку к винтовке, которая опирается на кухонный шкаф. Я только наполовину поднимаюсь и бросаюсь на Марка, который уже держит винтовку в руке, но мешаю ему выпрямиться, чтобы в кого либо прицелиться.

– Не делай ему больно, Лиам, – снова просит меня Тесса, и у меня возникает ощущение, что здесь что-то не так. Но почему я удивляюсь? Я же должен понимать, что в каждом эта женщина видит что-то хорошее. Иначе разве она впустила бы меня в свой дом?

Я хватаюсь за винтовку и мне удается оттолкнуть ее подальше. Тесса хватает ее и судорожно впивается в оружие.

– Марк, перестань сопотивляться. Он ничего не сделает тебе.

Вместо того, чтобы послушать Тессу, тот борется всеми силами, которые может собрать. В отчаянии я смотрю на Тессу.

– Должен ли я действительно не причинять ему боли?

– Ладно, один удар, – сдается она, понимая, что я не смогу удержать Марка без применения силы.

Замахивась, отвешиваю ему удар, который я ему и так задолжал, и, используя его замешательство, переворачиваю на живот и фиксирую руки за спиной. Когда я с усилием поднимаюсь вместе с ним на ноги, дверь кухни врезается в стену, и в дом входит с поднятым пистолетом полицейский.

– Не стрелять, – в панике кричит Тесса.

Глава двадцатая

Тесса

Мы смотрим вслед последней машине, покидающей ранчо. Это машина шерифа, только на этот раз за рулем не Марк, а его заместитель. Марк и его мать сидят вместе на заднем сиденье. Она – за убийство Эллы Беккет, а он направляется в клинику, где принудительно лечили его мать.

– Он не выглядел счастливым, – говорю я Джорджу, который стоит рядом и держит меня за руку.

– Я бы тоже не был, если бы меня заперлив псиушку, – отвечает он, глубоко вздыхая. – Я рад, что ты в порядке. Эти идиоты не хотели ничего делать, – жалуется он. – Никто из них не хотел идти против Марка.

Я поворачиваюсь к нему и обнимаю.

– Мне очень жаль, если ты беспокоился обо мне. Кроме того, что ты пропустил «Нашу маленькую ферму».

– По этому поводу мы еще поговорим. – смеясь отвечает Джордж.

– Я тоже тебя люблю, – говорю я, наконец, позволяя ему освободиться из моих объятий, потому что знаю, что ему не нравится, когда он вынужден проявлять чувства.

– Надери идиоту задницу, – говорит Джордж, оглядываясь через плечо, где на крыльце сидит и ждет Лиам.

Я фыркаю, потому что с одной стороны злюсь на него, а с другой слишком устала, чтобы ругаться с ним.

– Я могу сказать «спасибо», – шепчу я Джорджу, медленно начиная двигаться.

Последние несколько часов с Марком были, пожалуй, самыми интенсивными из всех, что у нас когда-либо были, если не учитывать того, каким тяжелым было время после расставания, когда мне буквально пришлось сбежать на ранчо. Но сегодня я лучше поняла многое из того, что мы пережили вместе. Его замкнутость, молчание, гнев. Внезапные изменения в нем, связанные с обнаружением скелета и правдой о его матери. Я никогда не была так напугана, как сегодня, и все же не испытываю никакой ненависти к Марку.

Я поднимаюсь по крыльцу на веранду, при этом в упор смотря прямо на Лиама и игнорируя трепет в животе и желание броситься ему на шею. Ни в коем случае я не буду этого делать. Этот мужчина бросил меня. Письмом. После того, как я рассталась с ним. Но я не сказала, что он должен уйти.

– Спасибо, – сухо говорю я, распахивая сначала сетчатую защитную раму, а затем входную дверь и направляясь в дом. Я даже не успеваю добраться до кухни, как вдруг Лиам останавливает меня, заставляя обернуться к нему, разворачивая словно балерину.

– Это все? – спрашивает он.

Я скрещиваю руки перед грудью и вопросительно морщу лоб.

– Чего ты ожидал? Ты спас меня, за это я и поблагодарила, мы квиты.

Его взгляд скользит по моему телу, по клетчатой рубашке и джинсовым брюкам, которые я надела сегодня, а затем по моему лицу.

– Я ожидал, что мы поговорим.

– О чем? – огрызаюсь я и возводя руки вверх. – Что случилось с твоей работой?

– У меня уже есть другая.

– Ага. – Я пожимаю плечами и незаинтересованно отворачиваюсь. – Удачи.

– Мы еще не закончили.

Он идет за мной на кухню, где помогает мне поднять стул.

– Мы закончили. Письмо доказывает это, – сухо говорю я, указывая пальцем на смятый бумажный комок, который сейчас валяется перед плитой.

Лиам прослеживает за моим взглядом, и на мгновение кажется растерянным, но затем, кажется, снова приходит в себя.

– Забудь, что там написано.

– Нет, – твердо говорю я. – Я не забуду, что ты просто сбежал посреди ночи, и все, что после себя оставил, было вот это вот.

– Но ты же так хотела, – возмущенно говорит он.

– Я все еще хочу так! – восклицаю я.

Лиам хмурится и смотрит на меня.

– Это неправда. Мне достаточно только посмотреть на тебя, чтобы понять, чего действительно ты хочешь.

– И его же я хочу?

– Поцелуя. Твои губы совершенно красные и влажные, потому что ты постоянно облизываешь их, потому что только и можешь думать о том, чтобы я прижался к ним своими. Твои щеки залиты румянцем, потому что твое сердце колотится только потому, что я нахожусь в одной комнате с тобой. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что мы больше, чем просто друзья, и что я никогда даже не подумаю о том, чтобы снова покинуть тебя.

Я глотаю комок в горле и воздерживаюсь от прикосновения к моим щекам, чтобы проверить, прав ли он.

– На самом деле, я не хочу всего этого, – упрямо заявляю я, потому что слишком боюсь боли, которую почувствовала этим утром. Что если он снова исчезнет только потому, что я ляпну что-то необдуманное? Хотя Лиам и утверждает, что не оставит меня, я не могу поверить ему, потому что он уже сделал это раньше. Мой страх потерять кого-то, кто что-то значит для меня, слишком велик. Я рискнула, когда решила подпустить к себе Джорджа.

– Тебе следует позвонить своему другу и согласится на эту работу, – говорю я и выхожу из кухни, не глядя на Лиама.

Я бросаюсь вверх по лестнице в свою комнату, распахиваю дверь и тут же захлопываю ее позади себя, затем спускаюсь по ней на пол и зарываюсь лицом в ладони. Лиаму не следовало возвращаться. Хотя он ушел только этим утром, сейчас это ощущается еще хуже. Я ненавижу пустоту, которая распространяется в моей груди, когда меня кто-то покидает. На данный момент это всего лишь маленькая дыра, но что, если я позволю Лиаму глубже проникнуть в мою душу, а он затем снова исчезнет? Я этого больше не выдержу. Когда я наконец рассталась с Марком, то сама выбрала одиночество. Решать самой – это хорошо и не так больно, как быть брошенной. Когда вчера отослала Лиама, то сама приняла это решение. Так и должно оставаться.

***

Я подбираю и закалываю все еще влажные волосы и покидаю спальню с хорошим настроением. После всего того, что случилось вчера, удивительно, что я могу еще испытывать хорошее настроение. Тем не менее сегодня чувствую себя в позитивном смысле, свободной от забот и тревог. Вероятно потому, что Марк наконец-то получит помощь, и у меня появится возможность перевести дух, пока его нет. И, может быть, он вернется, снова став тем мужчиной, за которого я выходила замуж. О Лиаме стараюсь не думать, и как только его образ появляется в моих мыслях, то энергично отталкиваю его. Так же далеко, как он уехал после того, как прошлой ночью оставила его на кухне. Даже эту тупую пульсацию в груди демонстративно игнорирую, потому что сегодня прекрасный день.

– Я делаю кексы. С бабочками из помадки. Что ты об этом думаешь? – спрашиваю я Трикси, которая лежит перед лестницей и ждет, когда я ее выпущу наружу. Она встает, виляет хвостом и бежит вниз по лестнице передо мной, где останавливается и ждет, скуля у входной двери.

– Сейчас, сейчас, – говорю я ей, спускаясь вниз и в последний раз оборачивая резинку для волос вокруг моего небрежного пучка.

Быстро затягиваю шнурок в поясе моих розовых тренировочных штанов, затем открываю дверь. Я была чрезвычайно свободной еще со вчерашней ночи, настолько свободной, что даже не заперла дверь. От кого я должна была запираться теперь, когда Марка больше нет?

Я открываю сетчатую дверь и вхожу в теплый, сияющий летний день, замирая всего в шаге от ступеней крыльца, потому что замечаю на моей веранде что-то темное, чего там не должно быть.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – ошарашено вопрошаю я. Трикси, не обратив внимания на мое восклицание, бежит в загон и исчезает прежде, чем успеваю закончить свой вопрос. – Лиам! – рассержено рычу я.

Лиам, держа чашку в одной руке, сидит на крыльце, завернутый в одеяло, его рюкзак лежит на полу рядом с ним. Он улыбается во весь рот.

– Доброе утро, дорогая, – говорит он. – Джордж был так любезен и принес мне кофе. Завтрак придется, вероятно, сегодня подождать.

Широко распахиваю глаза и делаю шаг к нему.

– Я думала, ты работаешь на своего друга. Почему ты все еще здесь?

– Потому что у меня здесь уже есть работа. – Лиам улыбается еще шире.

Я качаю головой.

– Нет, нету. Ты что, провел ночь на моем крыльце?

– Прошлой ночью было похоже на то, что у меня больше нету здесь комнаты, так что да.

– У тебя здесь нет работы. И никогда не было.

– Но шерифу ты сказала совсем другое, когда он арестовал меня за бродяжничество.

Я в изнеможении вытираю лоб и действительно стараюсь не замечать, как безумно сексуально он выглядит, словно только что выбрался из постели. И эта мальчишеская, дерзкая улыбка! Она не говорит: «я хочу подразнить тебя, и что бы ты ни делала, я остаюсь здесь». Нет, она говорит: «я хочу полакомиться тобой, и что бы ты ни сделала, в конце концов мы снова окажемся в постели».

– Ты уволен.

Я так сильно дергаю сетчатую дверцу, что она врезается мне в лоб, но я игнорирую боль и смех Лиама и несусь в дом. Сегодня никаких кексов. Никаких бабочек! Как насчет выпечки хлеба? Я должна помесить тесто. Много теста, потому что мне нужно что-то, на чем можно излить свой гнев.

Я иду на кухню и достаю муку из шкафа.

– Сегодня не будет завтрака?

Вздыхая, поворачиваюсь к Джорджу.

– Ты знал, что он планирует спать на веранде?

– Я сказал ему, чтобы он ложился спать в свою кровать, но, по всей видимости, он не захотел. – Джордж отодвигает свой стул и садится. – Лиам сказал, что даже если ты не хочешь его, он не допустит, чтобы с тобой снова что-нибудь случилось, даже если это означает спать на твоем крыльце всю оставшуюся жизнь.

– Я этого не допущу, – говорю я, разбивая яйца в миску так, что та грохочет.

– Это то, что я имею в виду. Если ты не хочешь его в доме, то он заберет мою комнату, а я перееду в дом, – предлагает Джордж.