Текст книги "Куда Уехал Цирк. Дорога-3 (СИ)"

Автор книги: Елена Лоза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

ЖЕЛЧЬ

НАСТОЯЩАЯ ФОТОГРАФИЯ ВОЖДЯ ЖЕЛЧЬ.

Глава 12

Под руководством бывшего шахтера проходческие работы велись слаженно. Мужчины сменяли друг друга, и подгонять никого не было нужды. К цирковому каравану отправили подростков верхом на кобах, вернуть лошадей и помочь перегнать фургоны. Приехал, наконец, врач вместе с отцом откапываемого семейства. Мужчина тут же включился в работу, по его поведению было видно насколько он обеспокоен. Местный док, представившись мистером Вилсоном, обменялся с Ло сдержанным, можно сказать, настороженным рукопожатием. Выслушал результат осмотра единственного не обихоженного на данный момент пострадавшего. Вдвоем отправились в «госпиталь». Участвовать в разгребании завалов ни один, ни другой не собирался. Ибо руки для врача предмет первой необходимости, а уж для хирурга и подавно. Так чего их подвергать опасности?

В четыре руки молодого паренька, что называется, закатали в гипс. Он ухитрился сломать ключицу, бедро и лучезапястный сустав в придачу. Сначала местный товарищ косился, следя за действиями Ло, но быстро успокоился. Однако сидеть, сложа руки, врачам не дали, на них посыпалась череда мелких травм. Кто-то оступился и пробил ногу гвоздем. Кто-то выдернул не ту доску, не успел отскочить и заработал набор ссадин и длинный порез. Ло достался мужик, трясший окровавленной рукой и отчаянно матерящий соседскую собаку. А чего он хотел-то? Бедная псина получила порцию страха: от грозы с градом и ливнем, до рухнувшего на ее будку забора. Потом сверху отбарабанила летающая черепица. После долгого сидения в темноте, когда снаружи слышались только чужие громкие голоса, вдруг опять начало грохотать, а в его жилище влезла незнакомо пахнущая рука. Да у этого пса вообще нордический характер! Он только обозначил свой прикус, мог бы, судя по размеру следа, пару пальцев напрочь оттяпать. Все это док и объяснил страдальцу, в выражениях простых и очень доходчивых. Но дискуссию пришлось срочно свернуть.

Фрау Браун, в полусознательном состоянии, лежала на руках своего испуганного мужа и тихо стонала. Всех, кроме пожилой повитухи, которая была тут медсестрой, выставили вон. Роженицу осмотрели, переглянулись и провели блиц-консилиум.

– Родовой деятельности практически нет...

– Пациентка полностью обессилела...

– Кесарево делали, коллега?

– Ассистировал пару раз...

– И я...

– Обезболивание?

– Эфир...

Ло поморщился, но кивнул, применять имеющийся современный наркоз было нельзя ни в коем случае. Уж местный док заинтересовался бы всенепременно, без вариантов. Два врача плечом к плечу вышли к ожидающим их людям. Впереди всех стоял будущий отец, он мял в руках фетровую шляпу, преобразуя ее в некий абстрактный объем.

– Мистер Браун, вашу жену можно спасти только, сделав кесарево сечение, – доктор Вилсон взял на себя функции переговорщика.

– Это как? – не понял мужчина.

– Это разрезать живот и вынуть ребенка, – перевел на армейский Ло. – Верней, обоих.

– Кого обоих? – с недоумением переспросили и местный доктор, и будущий папаша.

– Детей двое, – Ло посмотрел с таким же недоумением, как можно было не услышать, как бьется два сердечка. Хотя одно очень слабо.

– А Бригитта жива останется? – мужчина смотрел умоляюще.

– Если сделать операцию прямо сейчас, то шансы очень велики, – местный док просто излучал уверенность.

– Господь повелел женщинам рожать в муках! – прокаркал сбоку пастор. – И гореть тебе и твой жене, и твоим детям в аду, если ты послушаешься этих схизматиков!

– Лучше, чтобы умерла женщина и двое еще не рождённых детей? – хмуро поинтересовался шериф.

– Невинные младенцы станут ангелами господними, а женщина сосуд греховный! И никакими муками не искупить ей грех Евы! – пастор сложил руки и воздел взгляд горе.

– А тебя, пастор, наверное, лягушка родила…

– Знаете, коллега, клятвы Гиппократа еще никто не отменял! – Ло повернулся к врачу, напрочь игнорируя всех собравшихся. – Вы можете тут и дальше теологические диспуты проводить, а я пошел готовить женщину к операции.

– Еще раз выслушав эту ересь, я в который раз порадовался, что отношусь к доброй католической церкви, – местный доктор покачал головой и двинулся следом за Ло. – Ох уж, эти протестанты! Представляете, они требовали признать, что у индейцев нет души и они животные! И убивать их можно, как животных, ну как так можно...

– Тут только предлагали, а у нас так и делали! – возмутился Сонк. – Сколько людей убили. Святоши...

– Только не нужно рассказывать сказки о добрых самаритянах католиках!

– Ага, те же яйца, только в профиль!

– Инквизицию вспомним... Ага

Пока длилась операция, пастор расписывал все ужасные муки, которые ждут грешниц в аду. Со смаком и подробностями. Он так увлекся, что даже не заметил, как к толпе примкнули не раз проклинаемые им фигляры-циркачи.

– Джонатан, – Марья вызвала аналитика по прямому каналу, где могли общаться только двое. – Мне кажется или он получает сексуальное удовольствие, представляя, как пытают женщину? Ты сильней меня намного, прослушай его поглубже.

Пастор уже толкал проповедь о грехе прелюбодеяния, обвиняя всех и вся, а особенно схизматиков. Народ стоял молча, и глаза у людей стекленели, а лица становились какими-то одинаковыми. Люди стали медленно оглядываться, их взгляды цеплялись за чужаков и прилипали.

– Капец с песцом! Он их гипнотизирует и программирует на подсознательном уровне! – буквально заорал по связи Гари. – Гаси урода!

Пастор знал о своих способностях и о том, как влияют его проповеди на людей, тоже знал. Такой гнилой радостью и торжеством светились его глаза, он так упивался своей властью, что не сразу заметил, люди, стоящие вокруг, встряхивают головами, смотрят уже осмысленно и моргают, стараясь понять, что с ними...

– А что тут страшного, что я свою невесту за руку держал? – вдруг прервал проповедь удивленный мужской голос, и вперед протолкался молодой парень. – За это вы, пастор, хотели ее выпороть перед самой свадьбой-то?!

– Может, тебе нравится мучить женщин? – вкрадчиво поинтересовалась циркачка и добавила почти нараспев: – Сладко, когда им больно... ой сладко-о-о.

Пастор мотнул головой, обвел всех яростным взглядом и вдруг зашипел:

– Сладко, когда эти шлюхи корчатся от боли и унижения. Все шлюхи! Кожу с вас сдирать надо живьем! – пастор вдруг сунул руки под рясу, его лицо исказилось гримасой сладострастия, он застонал и опустился на колени. Этот стон узнал каждый из стоящих вокруг взрослых. Может, ходоки и перестарались с мерой воздействия, но впоследствии об этом не жалел никто. В мертвой тишине было слышно только тяжелое дыхание священника. Громкий крик сначала одного младенца, а потом слабое мяуканье второго, заставил толпу отвернуться и податься к двери "госпиталя".

– Герр Браун! Поздравляю, у вас два сына! – доктор улыбался, демонстрируя великолепные зубы.

– А Бригитта? – мужчина смотрел тревожно.

– С ней тоже все будет хорошо. Только какое-то время ей понадобится помощь по хозяйству...

Ло уверенно изображал косметический шов, хотя разрез из-за срочности пришлось сделать вертикальным. Но этой даме бикини не носить, как и открытого купальника, а заживает такой шов куда лучше поперечного. Ло думал о том, что этой семейной паре, скорей всего, еще предстоит похоронить одного из сыновей. Эх, будь тут интенсивка, то без вопросов, а так... Второй слабенький и по весу недобор. Хотя, кто знает, тут народ крепкий, цивилизацией не избалованный. Вон, повитуха уверенно детей обработала, покричать заставила, и никаких особых эмоций не выказала. Только и сказала, что кормилица для малышей есть, пока их матушка очухается. Да уж, как скоро она окрепнет настолько, что сможет сама детей обихаживать, неясно. Сама женщина родить не смогла бы, ни при каких усилиях повитухи. Даже будь та рядом с самого начала. Док Вилсон, отлично знавший своих пациентов, рассказал, что данная фрау Бригитта была буквально помешана на желании подарить мужу наследника. Хотя мужчина был доволен своими дочками, но жена его и слушать не желала. Врачи видели общую истощенность организма женщины. Еще бы! Трое удачных родов и столько же выкидышей. И вот еще двойня, так, может, уже и хватит? Тем более, что всю дорогу до поселка её муж пытал доктора на предмет, как бы его жене поостеречься с этим делом. Так что, перевязать трубы яицников было делом недолгим...

Радостные возгласы и громкие хлопки по спине новоиспеченному папаше, не жалея ладоней. От души желали здравия сыновьям и обожаемой им жене, вдруг резко смолкло. Издали нарастал стук копыт довольно большого конного отряда.

– Охти! – повитуха вытянулась в дверях, прижав руку к груди. – Индейцы! И наш пастор!

Из-за поворота улицы на небольшую площадь, вытягивался отряд индейцев. Первым ехал Красный Ходок, так незаметно исчезнувший утром. Пастор, бежавший через площадь, остановился, оглянулся на своих прихожан, потом на придержавший коней отряд. Он выпрямился, раскинул руки, отчего стал похож на драное черное пугало, и заговорил. Не закричал, возвышая голос, а заговорил глубоким, хорошо поставленным голосом, употребляя всю свою выучку и весь свой талант. Не будь здесь ходоков, сумевших соединить свои способности для нейтрализации воздействия, его паства пошла бы за ним снова, как послушные бараны.

– Людской суд для меня ничто, – вещал между тем пастор. – Господь наш – мой высший судия. Он сохранил в целости мою церковь от козней дьявола, наславшего ураган. Он обережет меня, и лишь он даст знак, что я грешен, – священник вскинул обе руки, закинув голову, уставился в небо.

Все, включая остановивших коней индейцев, посмотрели туда же. Над городом, сменив серую моросящую хмарь, повисла черная, с обвисшим брюхом туча. Белая, слепящая глаза, вспышка молнии, ударившей в землю и исчезнувшая в ней черная фигура. Пушечный раскат грома и упавшая на землю, как занавес на сцену, стена воды поставили жирную точку.

Народ, спасаясь от ливня, сверкающих молний и вновь поднявшегося ветра, ломанулся внутрь помещения. И кое-кому это даже удалось, остальных завернула повитуха, вооруженная веником. Она гаркнула, отправляя всех в соседний дом таким голосом, что вздрогнул даже Ло за занавеской, отделяющей операционную от основного помещения.

– Ганс, – прохрипела роженица пересохшими губами.

Ганс мокрый и грязный тут же нарисовался рядом, да еще и попытался обнять жену. Ло мгновенно вклинился, между решившими воссоединиться супругами. Был обнят, выпачкан и выруган, после чего его решили отодвинуть с дороги, как нежелательное препятствие. И как же был удивлен здоровый мужик, когда этот пухляк выпер его в общий зал и даже не запыхался. Что такое имбецил септический, олигофрен клинический и что-то заковыристое про хроническую диарею, понял только местный док. Остальные слушатели сильно зауважали – доктор, а так лихо ругаться умеет!

Когда прибыл цирковой караван, в городок въезжать не стали, остановились в сторонке и повыше от реки. Джонатан скомандовал трем стажёрам ждать в лагере. На их хоровое возмущение холодно напомнил, что они на задании и приказы не обсуждаются. Для полного понимания приказал подумать: почему именно их оставляют в лагере, и с какой целью. Вечером доложить результат размышлений, можно один на троих.

Посмотрели вслед уходящим, повздыхали и направились распрягать лошадей, удивившись, почему этим еще не занимаются братья Джей.

– Вы что это делаете? – недовольно поинтересовался Федор Артемьевич, выглядывая из фургона.

– Лошадей распрягаем... – машинально ответил Дени и уставился на тех самых братьев, несущих попоны.

– Да, не зря таких, как вы, называют гринхоны (зеленые)! – директор от полноты чувств даже хлопнул себя по ляжке. – Куда распрягать?!! Вы знаете, как нас тут встретят?!! Да, может, убираться придется вскачь! – еще раз смерил осуждающим взглядом обескураженную троицу и приказал: – Помогайте лошадей обиходить и сумки с овсом им под морды навяжите. А ты, девица, – он ткнул пальцем в Эни, – марш на кухню, там все бабы пироги делают, кого, сколько, когда и как кормить, не угадаешь...

– Вот поэтому нас и оставили, что можем приказ издали принять ...

– И передать, и проследить... – высказали предположение Эни и Дени.

– Для этого и вас двоих было бы достаточно! А я тут причем? – возмутился Сонк.

– А тебя для солидности, – хихикнули паршивцы. – Нас могли и не послушать!

От помощи на кухне ребятам увильнуть не удалось, хотя Дени и Сонк и не особо сопротивлялись. Только ворчали, сомневаясь – а понадобится ли кому-то такое количество пирогов.

– Да и не понадобятся, так нечто сами не съедим?! – вдруг возмутилась черная повариха. – Не сейчас, так опосля, замороженные они долго хранятся.

Молодая женщина очень быстро привыкла к удобству невиданной ранее техники и спокойно с ней управлялась. Не думала больше креститься и делать оберегающие от злых духов знаки, как было сначала. Она выглянула из двери и фыркнула, в залитой водой траве у берега реки резвились ящерки. Перекидывались мячом, весело шипя и свистя.

– А-а-а! Вам с яшперками поиграть хочется? Так идите! Сами справимся.

– А ну, стоять! – прикрикнула на рванувшую с места молодежь Зара. – Куда понеслись? Чешуйчатые сполоснулись, да и чистые. А вы как угваздаетесь вусмерть, скока мыться будете?! – покачала головой, хотела еще что-то сказать, но тут громыхнуло так, что повариха Таня аж присела. И почти сразу дверной проем завесился полотном из сплошного потока воды. Сквозь него было видно, как размытыми силуэтами радостно скачут и кувыркаются Фен и Шен. Вот уж кому такая мокрядь была в радость.

– Сонк! Реку выше поселка завалило деревьями, там вода собирается. В такой ливень может прорвать запруду.

– Сейчас ящерок загоню, – закивал молодой индеец, забывая, что собеседник его не видит.

Ящерки загоняться домой не желали, на вызовы по внутренней связи не реагировали. Вода, игра и совместная радость загнали их в эйфорию. Тем более, скользить на животах с небольшой горки, по залитой дождем траве, расплескивая носами воду, было так увлекательно. Дени и Сонк переглянулись и стали молча раздеваться. Хотели поиграть? Получите! И даже расписываться не требуется.

***

Пока индейцы, приглашенные Джонатаном, и ходоки добрались до циркового лагеря, все вымокли до нитки. Марье и зонт не помог – всего-то голова сухая осталась. А вот нарисованные на нем косящие во все стороны огромные глаза вызвали смешки даже у индейцев. Подъехавшие гости смогли наблюдать интересную картину. Два почти голых парня, то и дело оскальзываясь, гоняются по залитому водой лугу за двумя огромными ящерицами. Парни шипели, судя по интонации, ругаясь, а ящерки, весело свистя в ответ, показывали розовые языки. Желчь мог поспорить на что угодно, что все четверо очень хорошо понимают друг друга.

– Прекратить! – гаркнул по связи Джонатан, и четверо на лугу застыли столбиками, таращась на приезжих. Ящерки бочком засеменили к своему террариуму на колесах. Парни разинули рот на Красного Ходока, спокойно восседающего под большим черным зонтом. Зонт держала сидящая за его спиной Марья.

– Рот закройте, а то утонете, – мрачно предложила завхоз, спрыгивая с коня и становясь на какое-то мгновение похожей на Мери Поппинс. Она нимало не озаботилась, что на индейца тут же хлынул ливень. Марья устала до ряби в глазах. Этот священник в своей «вере», (хотя к вере во Всевышнего это никакого отношения не имело) был силен. Даже сводными усилиями едва удалось вывести из-под его влияния толпу. Став единым организмом она уже подпитывала сама себя, озираясь в поисках тех, кого можно возвести в ранг врагов и уничтожить. Разбить этот единый организм на отдельных людей и было самым сложным. Поэтому вид поднимающегося то ли дыма, то ли пара над черными ботинками, торчащими из лужи, вызвал у Марьи только удовлетворение. К тому же Ло успевший добежать к «пациенту» сообщил, что пастор жив, только сильно обожжен, да его серебряную цепь с крестом вплавило в кожу.

– Дерьмо не тонет и не горит... Даже в высоковольтном разряде, – высказал общее мнение Оле.

Но чувство гадливости и налипшей на кожу грязи не проходило.

Дождь подождал, пока последний мокрый человек зайдет под крышу, и перевел регулятор с отметки «ливень» на «сильный дождь».

Кианг тронул Марью за локоть.

– Я сам с гостями разберусь, – сказал он тихо. – Переодевайся и отдыхай, ты замерзла.

Женщина благодарно улыбнулась и ушла в спальню, за ее спиной зашуршала, задвигаясь, штора. На полу тут же образовалась лужа, натекшая с одежды. Марья поморщилась, представив, во что превратится пол в гостиной, там же четверо мужиков вот так же обтекают. Она содрала мокрую одежду, быстро обтерлась, с облегчением влезла в сухие вещи, укуталась одеялом. Легла, подложив под спину подушку, прислушиваясь к звукам из-за шторы. Вот Киа чиркнул спичкой, поджигая брикет сухого горючего, звякнул чайником. Марья улыбнулась, вспоминая, как в каком-то мини-маркете, по недоразумению названом аптекой, повздыхала над брикетом сухого горючего. Помечтав о возможности быстро вскипятить личный чайничек. А через неделю получила в подарок два медных чайника: маленький – на двоих и двухлитровый – если придут гости. Двухслойную, медную же, турку и собственноручно изготовленную Киангом подставку-горелку. Марья уж и не помнила, когда так радовалась подарку, и высказала благодарность в столь жаркой форме, что мужчина даже удивился не понмая за что. Но высказывать вслух свое удивление не стал.

По ступенькам прошлепали босые ноги, пришедший приостановился на пороге и пошел дальше. Чего стесняться, на полу и так полно воды и не только. Отключенная травка изображала тривиальный ковер и ждала своего часа.

– Вот, – парень что-то поставил на стол. – Это пироги. А рубахи давайте сюда, я их в сушку отнесу.

– Ты чего не оделся? – в голосе Кианга слышалось неодобрение. – Дождь холодный, простудишься еще.

– Простужусь? Еще чего! – фыркнул парень. – В мокрой одежде еще холодней, а дальше кожи не промокнешь.

Кто-то из индейцев одобрительно рассмеялся. Этот белый паренек им понравился. Загорелой кожей, отчетливо прорисованной мускулатурой, движениями, экономными и мягкими.

– Теть Марь, – Дени между тем подошел к шторе, разделяющей фургон на зоны. – Можно мокрое забрать?

– Да, и спасибо, – разрешила Марья, но с места не сдвинулась. Спина болела распрезверски, и самое обидное, что боль была фантомной. Угораздило же в самый первый раз, когда с перепугу во всю силу работала ментально, ушибить спину. И придурочный организм завязал работу на всю катушку и боль в один узел, теперь хоть на голове стой, а минут сорок такой вот радости обеспечено.

– Ой, было бы за что, – отмахнулся Дени, поднял с пола одежду и вышел.

Штора осталась слегка приоткрытой, и женщина почувствовала на себе чужой взгляд. Даже без проверки эмоциональной составляющей взгляд ощущался как весьма неприятный. Марья медленно открыла глаза, незнакомый индеец смотрел, скривив презрительно губы. Женщина мысленно зарычала от злости, поймала взгляд черных глаз, и мужчина растерял всю свою презрительность. Ему показалось, что он смотрит в желтые и почему-то насмешливые глаза пумы, лениво лежащей на постели. Штора отодвинулась еще больше, мимо прошел хозяин дома, с чашкой дымящегося чая, и видение исчезло.

– Твоя скво ленивая, – бросил индеец в широкую спину мужчины. – Поменяй ее на индианку, и никогда не будешь делать женскую работу.

Кианг помог Марье сесть, передал ей чашку в руки, повернулся, окинул хама медленным взглядом.

– Если тебе не нравится уважение, оказываемое хозяином дома, – Кианг был спокоен, как глыба льда и столь же холоден, – уходи. Там дальше есть кухня, на ней управляются женщины.

– Молимо всегда был невеждой, – зашедший в фургон Желчь не смотрел на закаменевшего лицом индейца. – Медведь, крадущийся в тени, – вождь мимоходом сообщил расшифровку имени, – никогда не хотел знать обычаи других народов. Я же с почтением приму угощение, приготовленное руками хозяина дома.

Марья как наяву увидела этих церемонно раскланивающихся двух мужчин. Заносчивый Крадущийся из фургона так и не ушел, но в разговор больше не вступал. Они заполучили врага, это было понятно, как и то, что Желчь приложил к этому максимум усилий. Интересно зачем?

ГЛАВА 13

На расширенном совещании с участием Желчи, его сына и Ло, приехавшего на обед, постановили: разделить цирковую спаскоманду по цветовому признаку. Все белые сразу по окончании ливня отправятся на разборку домов, а не очень белые и индейцы – на разборку запруды на реке. Желчь обрисовал проблему с завалом как не слишком спешную, потому как река запрудилась не полностью и имела сток. Но уже залила луг и поднималась дальше, причем выше городка, и поэтому слишком тянуть тоже не стоило.

– Потопа этому городку как раз и не хватало, для полного комплекта, – покачал головой Ник. – Кстати, док, как там бывший пастор?

– Пока без сознания, но когда очнется, мало ему не покажется, – Ло посмотрел на окружающих и понял, что кратким ответом не отделается, даже Желчь не скрывал интереса. – Вся правая сторона тела от макушки до пятки расчерчена ветвистым ожогом. Распятие и серебряная цепь, на которой оно висело, вплавились в кожу. Еле с доком Вилсоном выковыряли. Уровень мозговой деятельности... – Ло увидел недоумение Желчи, кашлянул и вернулся к армейскому: – Будет ли он что-то соображать, или превратится в тдиота, станет понятно, когда очнется...

– Просил оценки своей деятельности и получил боди-арт на полкорпуса! – хмыкнул Оле.

– Боди, что? – переспросил Робин, уточняя значение очередного незнакомого термина.

– Это направление в живописи такое, рисунок делают прямо на человеке.

– Татуировка, что ли? – привел более привычное понятие полисмен.

–Нет. Рисуют красками, и эти рисунки можно легко смыть...

– Легко?! – возмутилась Эни. – Да я еле содрала!

– Растворитель надо было взять... Темень, – фыркнул ее братец.

– Надеюсь, святоша, наконец, поймет, как был неправ, – задумчиво протянула Марья, прерывая познавательный диспут на обоих уровнях. – Хотя...

– ...такие фанатики всегда найдут нужное им толкование абсолютно любого события, – закончил за нее Гари.

– К религии и вере, как мне видится этот вопрос, отношения не имеет, покачал головой Джонатан.– Тут явная психиатрия, ему очень нравилось подчинять людей своей воле, а еще нравилось причинять боль женщинам. Так что отсылка к Богу просто удобная отговорка…

–Вот и Бог с ним! Нам вот больше не о чем беспокоиться?

– Да, Робин! – усмехнулся Ло. – Тебе док Вилсон передавал извинения за невежливое поведение.

Робин усмехнулся ему в ответ и кивнул, извинение, как же. Все включённые в сеть слышали разговор двух докторов. Но только Ло видел, как местный док, собираясь уезжать, его ждали две перевязки пациентов, приостановился в дверях госпиталя. Потом обернулся.

– Мистер Ло! – сказал он решительно. – Позвольте принести вам извинения за мои неподобающие высказывания в ваш адрес!

– Однако я все же ошибся с диагнозом, – Ло церемонно поклонился, принимая извинения, но решил подсластить коллеге неприятный момент, да и подсунуть объяснение чрезмерной резвости Робина. – У Робина был только сильный ушиб, который я принял за трещину.

– Ах, бросьте, коллега, – отмахнулся Вилсон. – Это не такая уж большая ошибка... – он замолчал, видны были его колебания, но потом все же спросил: – Скажите честно, этот ваш Робин, он и, правда, читал книгу, а не, э-э-э, смотрел картинки?

– Видите ли, – Ло с трудом проглотил смешок. – В агентстве Пинкертона, где служит мистер Смит, дураков не держат...

– О-о-о-о... – было очень приятно наблюдать, как лицо этого сноба прерийного разлива медленно вытягивается от изумления. – Даже так...

***

Завал на речке не выглядел особо серьезным, однако вода хоть и медленно, но верно разливалась все дальше. Поэтому убирать препятствие нужно было осторожно, хлынувшая вниз по руслу волна, и в таком объеме, могла наделать дел. По завалу, пытаясь раскачать то одно дерево, то другое, лазал Крадущийся. Остальные ждали на берегу, и было тех остальных четверо индейцев, старший Джей, Кианг и Джонатан. Первоначально в команду входили все черные братья. Как всегда, все вроде взвешенные и разумные решения разбились о действительность. Шериф герр Краузе, услышав, что вся эта толпа собирается разбирать завал, перегородивший речку, моргнул и с явным усилием удержался от резких слов. Видимо, решив, что с добровольными помощниками нужно помягче, а то развернутся и также добровольно свалят за горизонт. В результате объяснений к реке поехала очень урезанная по составу команда. К сожалению, в числе пятерых индейцев был Молимо, тут же сам себя назначивший командиром. Кианг глянул на аналитика.

– Пусть поиграется в начальника, – согласился Джонатан, но даже по связи была слышна явная насмешка. Пока самозваный командир изучал завал, на берегу появился Джоди. Побродил туда-сюда, остановился, рассматривая завал через рамочку, составленную из пальцев. Индейцы косились удивленно, а привычные к действиям фотографа-энтузиаста цирковые не обращали ровно никакого внимания. Выбрав точку съемки, чернокожий фотограф установил треногу, укрепил на ней камеру и прилип к объективу. Крадущийся, увидев, куда смотрит объектив камеры, тут же застыл, приняв картинную позу, чем вызвал недовольство Джоди. Парня уже достали парадные портреты с застывшими неулыбчивыми людьми на них. То ли дело фотографии из альбомов ходоков, где цвели белозубые улыбки! Молодой фотограф демонстративно сменил объект, наведя камеру на здоровенного рыжего котяру, трогающего лапой воду. И собаку, с интересом наблюдающую за сим действом. Кот сосредоточенно понюхал мокрую лапу, лизнул, медленно обернулся на смех индейцев и прищурил один глаз. И без того разбойничья морда стала до предела наглой и презрительной.

– Наш цирковой артист Невс, – представил зверюгу Джонатан. – Нагл, прожорлив, очень умен...

–Пшел вон отсюда, задрыга! – перебил представление нового члена коллектива Молимо, и в кота полетела мокрая ветка. Собаку в лагере видели все, а вот Невс где-то тихарился.

– Слышь, паря, – прогудел басом Джей, удивив до невозможности своим выступлением и Кианга, и Джонатана. – Свово кота заведи и тады швыряйся. А нашего не трожь, полезна скотинка!

Флай коротко гавкнула, подтверждая свое согласие с предыдущим оратором. Невс подошел к заступнику, громко заурчал, боднул того в колено головой, выражая свою признательность. Опять вернулся к воде и легко перескочил на завал. Обернулся, на изумленные возгласы индейцев, мол че съели? Прошелся, прыгая по веткам, не обращая никакого внимания на индейца, засунул голову в какую-то щель. Застрял в ней, расставил лапы, с усилием выдирая голову, и неожиданно громко и хрипло заорал, намеренно выбрав самый противный из своих тембров и подобравшись поближе к Крадущемуся. Кто бы сомневался, что Невсик спустит какому-то чужаку, даже не вписанному в списокчный состав цирка, такое хамство. Индеец повелся, нанес молниеносный удар ногой, целясь под брюхо рыжему. Будь на месте биофага обычный кот, научился бы он не только летать, но и освоил подводное плавание.

Индеец старался не только ударить рыжую скотину, но и сбросить в стремнину, по которой стекали излишки скопившейся выше завала воды. Но кота на месте не оказалось, зато там находился твердый изгиб ветки, уходящей в завал. Нога в мокром мокасине смачно впечаталась в кору, раздался треск. Отломанная ветвь, распрямляясь, хлестнула индейца по все той же, уже пострадавшей, конечности. Молимо взмахнул руками и спиной вперед полетел в запруду, в туче брызг скрывшись под водой. Невс задумчиво проводил взглядом улетевшее в воду тело, потом посмотрел на людей, стоящих на берегу. Морда кота, с чуть растопыренными ушами и круглыми в пол «лица» глазами, была невинно-удивленной.На ней крупным кеглем был написан вопрос: чего это человеку так внезапно захотелось купаться, что он даже не разделся? Зато по связи пошел совсем другой комментарий:

– На-у бреющем пошел, наверное, к доуждю…– и слегка озабочено, – э-м-м, а чего-у это он не вы-уныривает?

Вода в месте падения взбурлила мельканием длинных чешуйчатых тел, хвостов и лап. Индейца буквально выкинули на поверхность. Он ухватился за ветки, вскочил, резко повернулся лицом к реке, прижавшись спиной к веткам завала. Его зубы были сцеплены, лицо побледнело, в руке, приподнятой над водой, зажат нож. Глаза всматривались в воду. Джонатан, прекрасно поняв, кто поработал незваными спасателями, кинулся к берегу. Он шлепнул ладонью по воде, привлекая внимание ящерок. По крайней мере, индейцы, оказавшиеся свидетелями их появления, так и подумают. А что? Ящерки цирковые, дрессированные. Шлепнул и добавил приказ по связи:

– Выпрыгивайте из воды!

Выпрыгивать, так выпрыгивать! Ребята взвились из воды синхронно, как две стартовавшие ракеты. Их тела извивались от носа до кончика хвоста, лапы, висящие вдоль тела, смешно болтались. Зависнув в верхней точке, перевернулись в сальто через спину и вошли в воду почти без брызг.

– Гады чешуйчатые! – задыхаясь, выговорил Сашка, бегом выскочивший к завалу. Паренек стал сгибаться и разгибаться, восстанавливая дыхание. – А ну идите сюда, сволочи! – и он зло засвистел. – Вертелись, как угри, купаться просились, а как только в воду попали, так дунули вдоль берега! Только хвостами зашлепали! – искренне возмущался он.

– Чего ты так всполошился? Они просто любопытные, поплавали бы и вернулись, – покачал головой Кианг. – В первый раз, что ли?

– Да?! Это когда мы одни, пусть бы плавали, а тут вона сколько народу! – возмутился Сашка. – Возьмет какой охотничек и из ружья пальнет. Или, как этот, ножом.

– Да уж, молодой человек, тебе помогли из воды выбраться, а ты с ножом,– осуждающе покачал головой Джонатан.

Молимо пытался выбраться на берег, но получалось у него не совсем хорошо. Он явно старался не ступать на правую ногу. Парня вытащили под руки, не обращая внимания на его недовольство. Выяснилось, что правая нога была сломана в голени. Пока стягивали штанину, пока делали самодельный лубок, ящерки с любопытством крутились вокруг. То застывая в совершенно нечеловеческих позах, то шустро срываясь с места, как только к ним подбирался Сашка с поводками.

Молимо, наконец, загрузили на лошадь, сзади вскочил его дружок, и они отбыли на прием к доку Ло. Оставшиеся трое индейцев, помоложе уехавших, особого сочувствия не выражали. Как, впрочем, и сожаления о случившемся. Если спокойные лица были классикой жанра, то в диапазоне эмоций они испытали явное облегчение и злорадство. Парни, назвавшие свои имена, Кэнги – Ворон, Ничол – Ветер и Омонэкв – Перо Облака, были одеты куда бедней уехавшей парочки. Да и излишней откормленностью не страдали. Худощавые, поджарые, даже коренастый Ветер, несмотря на широкие плечи. Хотя парням было вряд ли больше восемнадцати, и «мясо» они могли еще нагулять. Но налет бедности явно чувствовался.