Текст книги "Песочные часы"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Звуки кипящей в чайнике воды отвлекли ее от грустных размышлений. Улыбнувшись, она отправилась на кухню – готовить обед. Все это странно и необъяснимо, но тем не менее она должна была это сделать хотя бы из благодарности к человеку, который приютил ее в своем доме, причем сделал это совершенно бескорыстно.
Разрезая сочную морковь на узкие, длинные и ровные полоски, она вспоминала прошедшую ночь. Она напоминала ту ночь в поезде – только с точностью до наоборот. На этот раз она была в роли молчаливого слушателя, а Саша, словно забыв о ее присутствии, говорил. Рассказывал о том, как познакомился с Полиной, как они поженились, какая она была… «Как сильно он ее любил, – подумала Алена, – и… любит, до сих пор любит». Сердце сжималось от жалости, от бессилия помочь человеку – но, с другой стороны, она видела, что с каждой минутой ему становится как будто легче. Он оборвал свой рассказ внезапно, как будто оборвалась пленка, спрятанная где-то внутри, и снова стал прежним – колким, ироничным, насмешливым. Алена уже не обижалась на него за то, что он называет ее утопленницей, бесхвостой русалкой, улыбалась в ответ на его улыбку, чувствуя, что с этого момента они стали друг для друга чем-то большим, чем просто знакомые, и снова удивляясь тому, как такое могло случиться.
Через пару часов обед был готов, посуда перемыта – дел на кухне больше не оставалось, и она отправилась в комнату, прилегла на диван. На нее смотрели все те же глаза, которые она вдруг так отчетливо представила себе в дыму пожара… Они словно кричали, молили о спасении… Но потом внезапно она поняла, что это – она, она сама задыхается в этом замкнутом горящем пространстве, а совсем близко стоит он – ее Максим, протягивает к ней руки, но почему-то не двигается с места – только молча и равнодушно смотрит на то, как она умирает…
– Максим! – закричала она и вдруг почувствовала, как чьи-то сильные руки схватили ее и вытащили из огненной пропасти. Она открыла глаза.
– Алена… – перед ней, опустившись на колени, стоял Саша и сжимал ее за плечи, – что с тобой?
Она потянулась к нему, прижалась мокрой щекой к его щеке и тихо заплакала.
– Успокойся, – прошептал он, слегка поглаживая ее по спине, – успокойся, это просто сон. Ничего не случилось…
Приподняв ее лицо, он вытирал тыльной стороной ладони слезы, струящиеся по щекам, а она покорно, словно ребенок, сидела и не двигалась, пыталась успокоиться, глядя в его серые, почему-то уставшие глаза, рассматривая мелкие, едва заметные морщинки возле рта, губы… И вдруг почувствовала прикосновение этих губ на своих губах.
– Что ты делаешь?! – Она отпрянула, сама не понимая, как это могло случиться.
– Извини.
Он поднялся, не глядя отошел в сторону, скрылся в дверном проеме. Алена сидела на кровати, чувствуя, как пылают ее щеки. Как будто бы ничего не случилось – только тающая влажность на губах…
– Алена! – позвал он из кухни. – Идем обедать.
Она поднялась, сделала несколько шагов, почувствовав легкое головокружение, прислонилась к дверному косяку. Он уже разливал суп по тарелкам.
– Не знаю, насколько это съедобно, но запах, на мой взгляд, приятный. Что с тобой? – Обернувшись, он заметил, как она побледнела, и сделал шаг навстречу, но она остановила его взглядом.
– Ничего страшного, просто голова немного закружилась. Сейчас пройдет.
Разговор за столом не клеился – он все время пытался шутить над ее кулинарными способностями, а она отмалчивалась, глядя на него без улыбки, снова и снова мысленно возвращаясь к тому, что произошло между ними.
– Саша, ну когда же ты наконец перестанешь надо мной издеваться? – произнесла она с легким укором и удивилась его ответу:
– Тогда же, когда и ты надо мной.
Он произнес это совершенно серьезно, и Алена решила не лезть в дебри философии, выясняя, кто из них прав. Некоторое время они молчали, а потом он неожиданно сказал:
– Кстати, в ту ночь я спал в комнате на полу. Так что можешь не переживать по поводу своей невинности. Спасибо, – он поднялся из-за стола, – на самом деле было очень вкусно. Мне на работу пора. Ты дома будешь или опять отправишься на поиск приключений?
– Я буду дома, – ответила она, – с меня пока достаточно приключений.
Пока он обувался в прихожей, она раздумывала над тем, что сказала: «Я буду дома» – совершенно спокойно и естественно, как будто это на самом деле ее дом… Черт знает что такое! С каких это пор?
Слово «дом» вызывало у нее в душе противоречивые ощущения. С одной стороны, родительский дом – место, где она росла вместе с Лизой и Иваном, теплые и уютные вечера, запах пряных трав и сдобного теста, мама… И отец. Прошло уже много времени с того момента, когда она, сбежав из опостылевшего дома своего мужа, решила вернуться в родительский дом, – но звук пощечины до сих пор звучал в ее сознании несмолкаемым эхом. Злость и презрение в глазах отца – черта, после которой родительский дом уже навсегда стал для нее чужим. Дрогнувшая штора в окне – но мама, конечно же, ничего не могла поделать, не могла воспротивиться воле отца, который прежде всего оберегал традиции и честь своей семьи, своего рода… Только что из всего этого вышло? А тот дом, в котором она прожила два года после свадьбы, конечно же, так и не стал для нее своим. Даже мысленно она ни разу не называла место, где жила, своим домом. Она была там чужой и прекрасно знала об этом. И вот теперь рану, которая уже слегка затянулась тонкой невидимой пленкой, снова растревожили.
Конечно же, она понимала, что Саша не хотел сказать ничего плохого. Он задал ей совершенно обычный вопрос, не задумываясь над тем, что она воспримет его так болезненно. Но ведь это место, в котором она теперь живет, тоже не было ее домом – временное пристанище потерявшегося человека, которому больше просто некуда пойти. Ей снова стало жаль себя, и вдруг она вспомнила его фразу о том, что она любит страдать. А может быть, в его словах есть доля истины?.. Кто знает – со стороны, возможно, виднее. Но только ей одной известно, как она мечтает о том, чтобы страдания ее наконец прекратились, чтобы ока обрела свое счастье – простое женское счастье, любимого человека, семью и свой дом. Разве это много? И разве можно осуждать ее за то, что она так сильно страдает, не имея всего этого?
Телефонный звонок заставил Алену очнуться. Подняв трубку, она услышала незнакомый женский голос.
– С кем я говорю? – Женщина задала вопрос, который окончательно поставил Алену в тупик. И правда, кто она? Квартиросъемщица? Домработница? Подруга?..
– А кто вам нужен?
– Мне нужен Александр. – В интонации не было претензии, скорее тревога, и Алена облегченно вздохнула, поняв, что никто не собирается выяснять, кто она такая.
– Он только что ушел на работу.
– Уже ушел… – разочарованно протянула женщина, – пожалуйста, передайте ему… Впрочем, я же сама могу ему туда перезвонить. До свидания.
Последовали короткие гудки – женщина повесила трубку. Алена поймала себя на мысли, что этот звонок был ей неприятен – голос в трубке был молодой, мягкий и глубокий, немного взволнованный. Перед глазами почему-то встала картинка из журнала – высокая блондинка с пышным бюстом и длинными ногами, и Алена тут же рассмеялась – что за ерунда, какая ей, в конце концов, разница! На столике возле телефона лежала толстая книга – «Справочник телефонных номеров…». Прочитав заголовок, она внезапно оживилась, принялась листать страницы, долго не могла найти то, что ей нужно, и наконец подняла трубку, дрожащими пальцами набирая телефонный номер. Через минуту ее соединили с кафедрой древней истории. Снова незнакомый голос – на этот раз мужской, – вопрос, мучительное ожидание ответа – и вот трубка выскальзывает у нее из рук, дергая шнур, провисает над полом. Она стоит, глядя в пространство, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. «Максим Ветров уехал работать в Египет. На три месяца. Связаться с ним?.. Боюсь, девушка, я ничем не смогу вам помочь…» Она подняла глаза и столкнулась взглядом с голубыми глазами девушки Полины – той, что погибла два года назад во время пожара, – внезапно ощутив желание оказаться на ее месте.
Опустившись в кресло, она долго сидела без движения, пытаясь собраться с мыслями. То, о чем она так не хотела думать, произошло. Три месяца… Когда Максим приедет, на улице уже будет осень. Еще три месяца разлуки – а она ведь была уверена в том, что эта разлука продлится не больше двух дней! Что же ей теперь делать? Сознание билось в тупике, не в силах найти выход из замкнутого пространства. Жизнь снова показалась ей бессмысленной, и она с тоской вспомнила тот момент, когда прохладная вода постепенно поглощала ее тело, обещая вечное спокойствие… И если бы тогда все сложилось так, как она задумала, если бы ей никто не помешал, то сейчас бы она уже не знала, что такое боль и страдание… Зачем?..
Она не услышала, как повернулся замок в двери, увидела только мелькнувшую тень в дверном проеме.
– Ты?!
Она вскочила с кресла, не задумываясь о том, почему он так внезапно вернулся, откуда в его глазах такая тревога – в тот момент ей было абсолютно все равно. Душа разрывалась от чувства незаслуженной обиды, и все, что она могла сделать, это выплеснуть ее наружу обжигающей холодом волной.
– Кто тебя просил это делать?! – прокричала она срывающимся голосом. – Кто дал тебе право вмешиваться в чужую судьбу, решать за другого человека, жить ему или умереть? Или ты возомнил себя Богом? Что ты молчишь? Зачем, зачем ты вытащил меня из воды, зачем ты заставил меня жить?!
Попавшаяся под руку керамическая тарелка полетела в стену, громко ударилась о бетонную поверхность стены и разбилась на мелкие куски. Ее глаза сверкали дикой злобой – в следующее мгновение она подлетела к нему и вцепилась в него, как дикая кошка.
– Ну, что ты молчишь? Нечего ответить? Так ведь я тебя не просила меня спасать, не просила! Откуда ты взялся, черт возьми, что ты там делал, ночью, на пляже, зачем ты появился? Ненавижу тебя, ненавижу!..
Он схватил ее за плечи, пытаясь успокоить, но она принялась вырываться, колотя его кулаками в грудь и без конца повторяя:
– Ненавижу! Ненавижу тебя!
В следующее мгновение, ощутив толчок его сильных рук, она отлетела на диван и разрыдалась в полный голос, закрыв лицо руками.
– Приди в себя, истеричка, – отрывисто и сухо произнес он, – или мне придется вызвать санитаров.
Больше он не сказал ей ни слова. Она лежала плашмя на диване, вздрагивая от беззвучных рыданий, не в силах справиться с дыханием, словно сквозь сон, слыша его голос:
– Да, Рита… Я уже выезжаю. Буду часа через четыре, может, чуть позже. Постараюсь… Да, конечно, с этим не будет никаких проблем… Успокойся, все будет хорошо.
Резко и отчетливо в наступившей тишине она услышала, как открылись и снова закрылись дверцы шкафа, непонятный шум где-то в коридоре, звук захлопывающейся двери – и снова в квартире воцарилась тишина, в которой все реже и реже раздавались ее всхлипы и приглушенные стоны. И его последние слова: «Успокойся, все будет хорошо» – почему-то долго еще звучали в ее сознании. Только ведь они были адресованы не ей…
* * *
Она пролежала без движения до самого вечера, равнодушно наблюдая, как солнце в светло-голубом прямоугольнике окна постепенно движется по небу, то прячась за облако, то снова загораясь ослепляющим желтым шаром, заставляя щурить уставшие, припухшие от слез глаза. Время от времени она впадала в забытье, засыпала тяжелым и неглубоким сном, вздрагивала, очнувшись от какой-то нелепой и страшной картины перед глазами – снова Максим, мертвая Лиля и ее муж, громко смеющийся над могилой жены, Мила, держащая на руках мертвого ребенка… Солнце садилось, верхушки деревьев за окном темнели, сливаясь в одно темное и неровное пятно. Она не могла заставить себя подняться – не потому, что это было для нее тяжело, а потому, что просто не знала, что ей делать потом.
Потемневшее пространство комнаты давило сильнее и сильнее. Она чувствовала себя словно зверь, загнанный в клетку… В клетку, на которой нет замка, но вырваться из которой все же невозможно. Или, может быть, она все это придумала? Ведь стоит только подняться, повернуть ручку двери и уйти… Вот только куда?
Думать о том, что ждет впереди, было просто невыносимо. Она встала, включила лампу на стене, стараясь почему-то не смотреть на фотографию, и огляделась вокруг. На полу, напоминая о том, что произошло, лежали темно-коричневые осколки. Осторожно, стараясь не наступить, она прошла в кухню, взяла веник и смела их. У нее снова разболелась голова – в поисках аптечки она долго бродила по квартире, открывая шкафы, и наконец нашла ее на полке в ванной комнате. Под руку попалось снотворное – она долго и задумчиво вертела его в руках, потом медленно надавила пальцами на фольгу – одна розовая таблетка упала в ее ладонь, затем еще одна… «Достаточно», – мысленно сказала она себе и отправила две таблетки в рот. Пожалуй, это и в самом деле неплохая идея – просто заснуть покрепче и поспать подольше… И головная боль пройдет, а главное – хоть какое-то время не нужно будет ни о чем думать.
Снотворное подействовало достаточно быстро – уже через четверть часа она ощутила, как слипаются веки, словно их налили свинцом, и покорно опустилась на подушку. В комнате было прохладно, но сон уже полностью овладел ею, сил подняться и взять плед из шкафа не оставалось – свернувшись клубком на диване, она наконец заснула, как в детстве, сложив обе ладони под щекой. Сквозь сон она еще долго ощущала холод, но потом ей наконец почему-то стало тепло, и она, впервые за долгие дни, заснула глубоким и спокойным сном.
Она проснулась от того, что на нее кто-то смотрел. Алена почувствовала это сквозь сон – чьи-то глаза, пристальные и внимательные, незнакомые… Проснулась и увидела перед собой детское лицо.
Возле нее, на самом краешке дивана, сидела маленькая девочка. На вид ей было не больше пяти лет, только глаза почему-то казались взрослыми – два больших светло-голубых шара с маленькими точками-зрачками внутри. Широко распахнутые, эти глаза смотрели пристально и удивленно.
– Привет, Алена, – сказала девочка и улыбнулась. Заиграли ямочки на щеках, голубые шары заискрились…
– Привет. – Алена улыбнулась в ответ, все еще не понимая, не приснилось ли ей все это. – Ты кто?
– Я – Саша. Саша-маленькая. – Улыбка не сходила с лица. – Ты будешь со мной играть?
– Играть?.. Конечно, буду, – автоматически согласилась Алена. – А во что мы будем играть?
– Ну… – она подняла брови, – знаешь, есть много интересных игр. Например, мы можем играть в дочки-матери, только, чур, ты будешь дочкой, а я – мамой. А еще мы можем играть в фотомоделей.
– В фотомоделей? А как это?
– Я буду переодеваться, надевать разную одежду и туфли и ходить по комнате, а ты будешь на меня смотреть. Ну, или… – она задумалась, – если ты захочешь, то тоже будешь переодеваться и ходить по комнате. По очереди. А еще можно играть в зверей. У меня есть маленький мышонок. Знаешь, он такой проказник… Его зовут Микки, и с ним очень много хлопот. Настоящий хулиган. Ну, так что ты выбираешь?
– Что я выбираю?.. – Алена задумалась. – Послушай, давай ты сама выберешь игру, ведь ты маленькая, поэтому я должна тебе уступать. Только сначала мне, наверное, нужно умыться и одеться, я ведь только что проснулась.
– Конечно, умойся и руки помой.
– Руки помыть?
– Ну да, конечно! Ведь на руках живут микробы, если ты их не помоешь, у тебя заболит живот, – ответила она, словно удивляясь, что такая взрослая Алена не знает таких простых истин.
– Откуда ты это знаешь… про микробы? – Алена попыталась придать лицу серьезное выражение, изо всех сил сдерживая улыбку.
– Мне папа сказал. И воспитательница в детском саду говорила, и бабушка тоже все время говорит… Только бабушка теперь заболела.
– Бабушка заболела? – переспросила Алена, пытаясь понять, о чем все-таки речь и кто эта девочка. – А что с ней?
– Сердце, – серьезно и грустно ответила Саша-маленькая, – ее отвезли в больницу, а мне теперь не с кем оставаться, поэтому папа привез меня сюда.
– А где твой папа?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Обещал скоро вернуться…
Алена наконец поняла, в чем дело. Кажется, Саша-маленькая – дочка Саши-большого… Только почему-то он ей никогда не говорил о том, что у них с Полиной была дочка…
Словно прочитав ее мысли, Саша-маленькая указала пальцем на фотографию, висящую на стене:
– А это – моя мама. Только она больше не живет с нами, она теперь живет на небе. Она нас видит, а мы ее не видим, – произнесла она спокойно, но без улыбки, и Алена сразу же вспомнила о том, как в детстве не могла примириться с мыслью о том, что ее бабушка теперь живет на небе, как злилась на несправедливого и властного Бога, который забрал бабушку к себе…
– Да, так бывает, – ответила Алена, – ну так что… Ты, кстати, завтракала?
– Да нет, я же только что проснулась. Я спала вон там, – Саша снова указала маленьким пальчиком в глубину комнаты, – в кресле, мне папа постелил… Когда мы приехали, была ночь, ты спала, и мы не стали тебя будить. Папа только укрыл тебя, потому что ты спала без одеяла. Разве ты не знаешь, что спать без одеяла нельзя? – Она нахмурила брови. – Можно заболеть!
– Да, конечно. – Алена снова улыбнулась и провела рукой по светлым и блестящим волнистым волосам. – Знаешь, твой папа очень хороший.
– Знаю, – серьезно ответила Саша, – я всегда здесь живу, только летом – у бабушки. А теперь бабушка заболела, а тетя Рита не может со мной сидеть, потому что ей нужно быть в больнице… Алена, скажи, ведь с бабушкой ничего не случится?
Алена вздрогнула, внезапно вспомнив глаза Антошки, который тоже совсем недавно задал ей вопрос, на который она так хотела, но не могла ответить.
– Конечно, ничего не случится. Врачи ее вылечат, и она снова будет здоровой.
– Я очень люблю бабушку, и мне так жалко, что она заболела… А ты умеешь читать сказки? Бабушка всегда читает мне сказки.
– Конечно, умею… Только, кажется, здесь нет книжек?
– Есть, вон в том шкафу, на верхней полке. Там лежит моя самая любимая книжка. А ты давно у нас живешь?
Алена поднялась с постели. Это было выше ее сил. Улыбнувшись, она ничего не ответила и отправилась в ванную.
Через некоторое время они уже сидели на кухне и ели бутерброды. Алена запивала чаем, а Саша предпочла молоко с сахаром, которое совершенно неожиданно обнаружилось в холодильнике.
– Я всегда по утрам пью сладкое молоко. А знаешь, что у меня есть?
Саша сползла с табуретки и побежала в комнату, вернувшись через некоторое время с сияющей улыбкой на лице.
– Вот.
Она разжала ладошку и протянула Алене маленькие песочные часы, совсем крошечные, видимо, детскую игрушку.
– Это мне папа подарил. Еще давно. Он научил меня его ждать. Ну, например… – Саша снова уселась на свою табуретку, отпила глоток молока, откусила бутерброд и продолжила с набитым ртом: – Например, когда он идет в магазин, то я должна перевернуть часы два раза, и он вернется. А если он уходит по делам или на работу, тогда я переворачиваю часы семь или восемь раз. И папа возвращается.
– Так быстро возвращается?
– Ну да, он же не может меня оставить одну надолго. Я еще маленькая, – Саша произнесла эти слова назидательным тоном, – вот когда подрасту, тогда мне уже будет нестрашно.
– А сейчас страшно?
– Нет, если не надолго, то нестрашно. Песок ведь сыплется очень быстро, я смотрю на него, мне нравится… И даже не замечаю, что папы нет. Я очень люблю смотреть, как сыплется песок. Красивые часы, правда?
– Правда, – ответила Алена, задумчиво поворачивая в руке маленький розовый сосуд. Песчинки послушно посыпались в другую сторону, беззаботно отсчитывая секунды. Время… Иногда оно движется медленно, а иногда летит как стрела – и только песок всегда сыплется вниз с одинаковой скоростью, не зная ни тревог, ни волнений, ни мук ожидания…
Саша допила свое молоко и потребовала еще.
– Молодец, хорошо кушаешь, – похвалила ее Алена, размешивая сахар. Песчинки внутри розового сосуда притягивали взгляд, успокаивали, и она не могла оторвать от них глаз.
– Угу, – ответила Саша-маленькая, – а ты, наверное, плохо.
– Почему ты так решила? – заинтересованно спросила Алена.
– Потому что ты худая. Смотри, какая худая, одни кости торчат.
Алена рассмеялась – впервые за долгое время, – подошла ближе, прижала к себе маленькую светлую головку и поцеловала Сашу в макушку.
– Смешная ты… И такая хорошая.
Саша не ответила, поглощенная молоком. Пока она допивала, Алена помыла чашки, вытерла со стола, полила одиноко стоящий на подоконнике цветок алоэ.
– Пойдем играть. – Саша вскочила с табуретки, отодвинула чашку и скомандовала: – Ты будешь дочкой.
– А может, лучше книжку почитаем? – Алена, мысленно улыбнувшись, подумала о том, что ей почему-то не хочется быть дочкой категоричной Саши.
– Почитаем, – согласилась она, – пойдем.
Она подвела ее к шкафу и указала пальцем на верхнюю антресоль:
– Вон там. Тебе принести табуретку?
И убежала в кухню, не дождавшись ответа. Она появилась в комнате через минуту, пыхтя, изо всех сил стараясь удержать в руках табуретку, которая была почти с нее ростом.
– Вот… Ух, замучилась я ее тащить. Тяжелая.
– Да я бы и сама принесла… Спасибо тебе.
Алена поднялась на табуретку, распахнула дверцу шкафа. Там в строгом порядке были сложены какие-то толстые тетради, научные журналы и небольшая стопка детских книг.
– Вон та, самая верхняя, – Саша-маленькая нетерпеливо пристукивала ногой, – голубая, с картинкой…
Но Алена уже не слышала ее слов. Она не могла поверить в то, что происходит; медленно, словно в тумане, она протянула руку и достала из шкафа книгу. Ту самую книгу, которую когда-то в детстве ей подарили, а потом так безжалостно отняли… Голова закружилась, и она чуть не упала с табуретки.
– Да, эта, эта! Моя самая любимая! Скорее читай!
Книжка была неновой – Алена сразу заметила это, почти перестав верить в реальность происходящего. И если бы не обстановка вокруг и маленькая девочка с большими голубыми глазами, нетерпеливо и требовательно дергающая ее за руку, Алена, наверное, поверила бы, что оказалась в прошлом. В своем далеком и таком светлом прошлом, которое теперь казалось сказочным сном.
– Откуда у тебя эта книжка? – спросила она, удивившись тому, насколько неузнаваемым показался ей собственный голос.
– Не знаю, она всегда у меня была. Это, наверное, от мамы осталось. Алена, ну пожалуйста, давай читать!
Бережно перевернув обложку, Алена открыла первую страницу и увидела принцессу Жасмин – в розовом платье, с цветами, вплетенными в волосы.
– «В далекой сказочной стране, где никогда не бывает зимы, жила-была принцесса…»
Алена остановилась, почувствовав, как сдавило горло. Оторвав взгляд от пляшущих перед глазами букв, посмотрела на маленькую Сашу. Та сидела, притаившись, замерев, словно полностью превратившись в слух, закусив нижнюю губу, и смотрела на нее с таким восторгом и ожиданием чуда, что Алена сразу поняла: она не может позволить себе расслабиться, дать волю собственным чувствам. Взяв себя в руки, она продолжила читать Саше про Жасмин, изредка отрывая взгляд от страницы и наблюдая за ней. Щеки ее горели, взгляд блуждал где-то далеко, в сказочной стране, где никогда не бывает зимы…
Закончив последнюю сказку, Алена вздохнула и отодвинула книгу. А Саша некоторое время молчала – как будто не хотела возвращаться оттуда, где только что побывала, не хотела снова становиться маленькой девочкой, уже побывав однажды принцессой.
– Саша, – позвала Алена, и девочка вздрогнула, словно очнувшись, – знаешь, у меня в детстве была точно такая же книжка. И я очень любила, когда мне читали сказки, а особенно мне нравилась сказка про Жасмин.
– Жасмин – самая красивая принцесса. Я тоже хочу такое же платье, как у нее. Папа обещал мне купить… Когда я вырасту. Как ты думаешь, он купит?
– Конечно, купит! Обязательно купит.
– Обидно, что так долго ждать. Я так хочу быстрее стать взрослой!
Алена снова прижала девочку к себе, ласково погладила по волосам. Как объяснить ребенку, что детство – самая счастливая пора в жизни человека? Да и стоит ли говорить о том, что, взрослея, человек теряет так много, что порой начинает жалеть о том, что не остался маленьким ребенком? Как жестоко время!
– А сколько тебе сейчас лет? – спросила Алена.
– Вот столько. – Саша, как и все маленькие дети, предпочитала отвечать на этот вопрос не словами, а пальцами. Она растопырила ладошку и демонстративно подняла ее вверх, приблизив к самому лицу Алены. – Видишь?
– Пять?
– Угу. Почти шесть. А потом будет семь, и я пойду в школу. Меня научат читать, и я сама буду читать книжку про Жасмин. Правда ведь?
– Правда, и не только эту книжку, а еще много других интересных книжек…
– Все равно эта – самая интересная, а другие мне не нужны, – упрямо возразила Саша, – а теперь давай играть!
– В дочки-матери? – обреченно спросила Алена.
– Ну да… Или давай играть в школу. – Идея, в считанные секунды возникшая в ее маленькой головке, показалась ей настолько великолепной, что она радостно захлопала в ладоши: – Я буду учительницей! Сиди.
Она вскочила с дивана, тут же принялась снова волочить табуретку, придвинула ее вплотную к тому месту, где сидела Алена, положила на нее все ту же раскрытую книжку. Глядя на нее, Алена еле сдерживала смех: она изменилась в один момент, из маленькой мечтательной девочки словно превратившись в строгую и занудную классную даму. Только очков на кончике носа не хватало!
– Сегодня мы будем изучать буквы, – произнесла Саша, подражая взрослой интонации, и пояснила, на минуту выйдя из роли: – Это так у нас в садике бывает. Итак, скажите, пожалуйста, что это у нас за буква?
Она ткнула пухлым пальчиком в заглавную букву «А», написанную витиевато и не совсем понятно.
– Это буква «А», – как прилежная ученица, ответила Алена и, вспомнив, как когда-то пыталась разучивать буквы со своим маленьким четырехлетним племянником, сыном сестры Лизы, добавила: – «А» – начало алфавита, тем она и знаменита…
– Ух ты! – восторженно произнесла Саша, снова позабыв о том, что играет роль учительницы. – Ты знаешь стихи про буквы!
– Ну да, знаю… Хочешь, и про другие буквы стихи расскажу? Если вспомню, конечно… Вот, например, про букву «И». Ты знаешь букву «И»?
– Нет, не знаю, покажи.
– Вот, смотри, – Алена отыскала в тексте букву «И» и показала Саше, – две палочки, одна наискосок, снизу вверх. Молоток я раздобыл, из дощечек букву сбил. Между двух прямых досок одна легла наискосок. Сколько здесь дощечек? Три! А какая буква?..
– И-и-и! – смеясь, протянула Саша-маленькая. – Здорово! Две палочки, одна наискосок… И правда. А еще?
– Еще… – Алена усиленно пыталась воскресить в памяти стихи про буквы – несколько лет назад она знала их все наизусть, а теперь всплывали только обрывки. – Вот, послушай, про букву «С». Буква «С» напоминает полумесяц…
– Как у тебя? – Саша протянула ладошку и сомкнула в пальцах ее золотой кулон, не догадываясь о том, какие мучительные воспоминания пробуждает в душе своей новой знакомой.
– Как у меня, – спокойно согласилась Алена, отгоняя прочь мрачные мысли, – а теперь мы можем написать твое имя.
– Мы можем написать мое имя? – Ее восторг был неописуем. Казалось, она не могла поверить в то, что Алена ее не обманывает. – Вот здорово! Сейчас я принесу бумагу!
Саша снова исчезла из поля зрения, через минуту вернулась из кухни с тетрадкой и ручкой в руках.
– Я сама буду писать?
– Конечно, сама. Сначала напиши букву «С».
Саша послушно и старательно, раскрыв рот, принялась выводить на бумаге полумесяц, который получился у нее кривоватым.
– Молодец, – похвалила Алена, – а теперь рядом напиши букву «А».
«А» получилась у Саши ничуть не лучше, чем «С», следующая буква совсем съехала вниз, но, закончив наконец писать короткое слово, она так и заискрилась от счастья:
– Я написала свое имя? Сама?..
Алена кивнула.
– Вот здорово! Когда папа придет, я ему покажу, он меня похвалит… Да?
– Конечно, похвалит, – заверила ее Алена, улыбаясь детскому восторгу. – Послушай, ты, наверное, устала?
– Ни капельки! – Саша замотала головой из стороны в сторону. – Давай еще что-нибудь напишем!
– Саша, но ведь в школе всегда бывают перемены. Дети должны отдыхать от занятий.
– Но я не устала! – нахмурив брови, снова возразила Саша-маленькая. – Я не хочу отдыхать!
Еще целый час она старательно выводила на бумаге детские каракули – «папа», «мишка», «Микки», «Алена» и еще целую кучу разных слов, потом наконец положила ручку и вздохнула:
– Вот теперь устала. Давай сделаем перемену.
– Давай, – согласилась Алена, – может, хочешь есть?
– Нет, есть не хочу. Хочу гулять.
– Гулять? – Алена удивилась, потому что подобная мысль почему-то не приходила ей в голову.
– Ну да, гулять, – с прежним нетерпением в голосе пояснила Саша, – гулять полезно.
– Да, гулять полезно, – засмеялась Алена. – Какая ты молодец, все знаешь!
– Пойдем?
Некоторое время Алена молчала в нерешительности.
– А у нас есть ключ от квартиры?
– Не знаю… – разочарованно протянула Саша, – сейчас посмотрю.
Словно вихрь, она умчалась в прихожую и тут же с радостным воплем вернулась обратно, торжественно зажимая в ладони кусочек серебристого металла.
– Есть!
– Ну, значит, пойдем гулять… Только давай я тебя причешу.
– Давай, – охотно согласилась Саша, – мы как будто будем играть в парикмахерскую.
Алена аккуратно расчесала непослушные светлые волны, собрала их сзади, скрутила малиновой резинкой. Потом посмотрела на себя в зеркало, заключив, что выглядит более или менее сносно на фоне тех картинок, что выдавало ей зеркало в последние несколько дней, и принялась застегивать Сашины сандалии.
Теплый ветер на улице сразу же растрепал Сашину прическу – тонкие завитки уже через несколько минут обрамляли ее розовое лицо со всех сторон. Некоторое время они просто ходили по улице, Саша с увлечением рассказывала ей о том, как в прошлом году они с папой, бабушкой и тетей Ритой ездили купаться на речку, как папа поймал большую рыбу и они сварили из нее суп.
– Уху, – поправила Алена, – а кто такая… Кто такая тетя Рита?
Спросила и тут же поняла, с каким напряженным ожиданием ждет ответа на свой вопрос. Но маленькая Саша ответила, высоко подняв тонкие светлые брови, руководствуясь только соображениями детской логики:
– Тетя Рита – это моя тетя Рита.
– Она твоя тетя? – продолжала допытываться Алена, удивляясь собственной настойчивости.
– Ну да, она моя тетя… Она сестра моего папы. Алена, давай играть в догонялки!
И, не дожидаясь ее согласия, побежала вперед быстро-быстро, мелькая серыми подошвами сандалий. Алена, дав ей фору, вскоре помчалась за ней. Саша визжала, чувствуя ее приближение, – Алена нарочно замедлила шаги, Саша вскоре снова оторвалась от преследования и вдруг, споткнувшись, растянулась на земле. Подбежав, Алена подняла ее, поставила на ноги, присела рядом на корточки и пристально посмотрела в глаза:
