Текст книги "Очевидное убийство"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Деньги, конечно. Сосед его подкармливал, от этого обычно в людях зависть произрастает. «У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает». А тут можно и человечество облагодетельствовать – пришлепнуть разносчика заразы, то бишь наркотиков – и все деньги сразу заграбастать. Ну, может, не все, но много. Мог Челышов в квартире тысяч десять баксов держать?

– Мог. Мог и больше.

– Вот, вот. Представляешь, какая это сумма для нищего пенсионера? Да еще то, что он тебе не рассказал, а мне доложил. Дескать, сразу, как Дина в квартиру вошла, он услышал что-то вроде «хватит!» – довольно громко – и потом звук падения.

– Сразу? – с некоторым сомнением переспросил Ильин. – Влетела в квартиру, закричала «хватит!» и на хозяина с ножом? Причем с его же собственным. Значит, влетела в квартиру, пронеслась на кухню, вопя «хватит!», схватила нож и… А все в один голос твердят, что Дина девушка очень сдержанная…

– Да вот мне тоже это странно показалось, потому и заподозрила.

– То есть, ты решила, что тут Гордеев врет, да?

– Ну… врет – не врет, но что-то в этом такое… сомнительное. А если он убил – то и врет, конечно.

– Так, а при чем тут тогда получилась Дина? Ну то есть, если убийца – Гордеев.

– А ни при чем, так, подвернулась. А может, знал, что она должна прийти. Да ладно, проехали. На самом деле не версия, а решето позапрошлого века, дыра на дыре. Сейчас-то ясно, что Гордеев ни сном, ни духом…

– Это да, сейчас-то ясно, – вздохнул Никита. – И кто тогда?

– Может, тебе его сразу в наручниках привести? Не знаю я – кто. Я тебе реконструкцию события предлагаю. Надо?

– Так предлагай, что ж ты кота в мешке продаешь. Я пока версии не слышу, одни… м-м… намеки.

– Продолжаем. На самом деле в гордеевских показаниях есть две замечательных дырки. Дырка первая – когда он ходил на рынок. Злостный убивец вполне мог в это время к Челышову явиться. А уйти, пока Гордеев в милицию звонил. Уже после ухода Дины.

– Ну… Продолжай, солнце мое, слушаю тебя оч-чень внимательно.

– Меня сбивал этот дьяволов салат. Гордеев притащил перчики-помидорчики где-то в пятнадцать-четырнадцать, в пятнадцать-восемнадцать – через четыре минуты, обрати внимание! – случился звонок от Челышова к Дине, а в пятнадцать-двадцать три Дина была уже на месте и, если я правильно понимаю, застала уже труп. Приходится предположить, что хозяина убивали при ней, а это уж бред какой-то. В общем, если в качестве аксиомы брать динину невиновность, остается единственная хоть сколько-нибудь разумная возможность – Челышова убили прямо перед приходом Дины.

– А при чем тут салат?

– При времени. На салат – я считала – надо не меньше десяти минут. Помыть, почистить, нарезать. По времени не получается.

– А если салат резал убийца?

– М-да. Это мне, признаться, в голову не приходило. Но зачем? Чтобы все запутать? Бред какой-то. Ему смываться надо, а он салат рубит.

– Ох, Рита, – усмехнулся Ильин. – Ты и не представляешь, чего только не делают люди ради того, чтобы «все запутать»…

– Может быть. Только очень уж глупо. Мне кажется, тут все немного проще было. Вот смотри. Я не спрашивала у Гордеева, сколько помидорин он принес, зато точно помню, что он сказал: «Перчики, правда, зеленые, но толстенькие, сочные, красных хороших не было». Зелени он принес, по его же словам, три пучка. Ровно. Петрушка, укроп и кинза. И что получается? Гордеев перцы принес зеленые, а в салате красные. И зелень цела. Только укроп Челышов и использовал из свежепринесенного, а? А укроп помыть и нарезать – минута на все про все.

– Ну… – нетерпеливое недоумение на майорском лице постепенно сменялось интересом.

– Баранки гну. Значит, все не так. Значит, какое-то количество овощей у покойника – тогда еще вполне живого – в холодильнике еще оставалось. Так что когда он получил от Гордеева пакет с овощами и хлеб, он уже – понимаешь, уже! – приготовил салат из того, что было, и ему осталось нарезать лишь укроп, так? Ну, хлеб еще…

– Хлеб был не нарезан.

– Тем более! Значит, и салат убийца не готовил. Сам подумай: если бы он это сделал, чтобы всех запутать, то уж хлеб-то нарезал бы, да? Значит, салат все-таки готовил хозяин. Но заранее. К четверти четвертого ему осталось нарезать укроп, потом сполоснуть нож и доску. Одну доску он снял с крючка – на крючках они у него висели, я правильно поняла? – а хлебную доску снять не успел. На все про все – минута. На часах где-то пятнадцать-шестнадцать. Дальше возможны варианты. Вот тебе один, для примера. Сергей Сергеич звонит Дине, что-то ей говорит, требует придти. Это слышит убийца – который вошел, пока Гордеев ходил на рынок, может, и специально выжидал момент, если заранее планировал убийство – а может, он и не планировал, не знаю пока. Пока Челышов говорит по телефону, дойти до кухни, взять нож, вернуться – полминуты, может, и меньше. Челышов кладет трубку, направляется на кухню, по дороге проходит мимо убийцы, получает удар в спину… Убийца протирает ручку ножа и прячется – за штору, на балкон, во вторую комнату, не знаю. Возможно, перед этим изымает из тайника деньги – на этом я не настаиваю. Может, так, может, эдак.

– А телефон?

– Приходится признать, что убивец его протер. Хотя, если звонил сам хозяин, протирать телефон было совершенно незачем, кому мешают хозяйские пальчики? А телефон таки протерли. Но это детали, есть немного другой вариант, давай пока дальше. Через пять-семь минут является Дина. При виде крови, естественно, хлопается в обморок…

– С какой стати?

– Здрассьте! Она всю жизнь крови не выносит. Вплоть до обмороков. Белеет, зеленеет, теряет сознание.

– Действительно, здрассьте. Почему мать мне про это не сказала?

– А уж это ты спроси у матери! Мне она, по правде говоря, сильно умной не показалась. Ей запросто могло не прийти в голову, что этот факт может иметь какое-то значение. Кстати, она и мне не упомянула о том, что Дина крови не выносит. Вячеслав Павлович – ну, адвокат – сообщил.

– Ладно, готов согласиться. Дальше?

– Дальше? Дина в обмороке, убивец выходит из укрытия, вынимает нож из раны – а может, и с пола поднимает, не знаю, это зависит от того, сколько там крови было – вкладывает ей в руку, прижимает пальцы, аккуратненько бросает его на прежнее место, прячется и ждет, пока Дина очнется. Дина приходит в себя и отправляется восвояси… Хотя есть вариант, что не совсем сразу… Ладно, Дина уходит. Убивец ждет. Виктор Ильич через несколько минут после ухода Дины появляется на пороге квартиры, видит труп, убегает звонить в милицию. Убивец, неплохо знакомый с соседскими привычками, пользуется моментом и делает ноги. Уезжает – очень мне нравится мой свидетель – на белой «пятерке». О кей?

– Солнышко мое, ты понимаешь, кого ты описала? Человек, либо достаточно часто бывавший у Челышова, чтобы быть осведомленным о месте хранения наличности, либо имеющий другой мотив для убийства, человек, который ездит на белой «пятерке», человек, не только знающий о способности Дины хлопаться в обморок при виде крови, но и достаточно ей близкий… Она ведь почему-то молчит, ты не забыла?

– Не забыла, дорогой мой. И ты не забывай о том, что именно Гордеев, кажется, слышал – «хватит!», потом звук падения тела. Причем почти сразу после того, как Дина вошла в квартиру. А?

– Не понял.

Я встала и вышла из кухни в комнату. Там я – довольно громко, не то с возмущением, не то с удивлением – произнесла одно слово и… тут надо было бы упасть, но скелета своего пожалела. Один он у меня, не грех и поберечь, жизнь длинная, еще пригодится. Вернулась в кухню.

– Что ты слышал, солнышко?

– «Хватит!», потом ничего, падать ты, я понимаю, не стала, так?

– Так, мое сокровище, – улыбнулась я. – Только я воскликнула не «хватит!», а «Вадик!» Вопросы есть?

Вопросов не последовало.

– Я ведь сразу предупредила, что возможны варианты. То ли Дина увидела этого своего Вадика, плюс кровь – и плюхнулась без сознания. Второй вариант – звонил сам Вадик. В переживаниях от происшедшего – потому как Челышов уже лежал с ножиком в спине. Тогда более чем ясно, почему телефон чистый, да? Вадик его и вытер.

– Да, драгоценная моя, продолжай.

– Тогда совершенно не обязательно, чтобы Дина его видела – она его с порога окликнула – уж не знаю, что там по телефону было сказано, но должно быть, что-то впечатляющее – увидела кровь, далее со всеми остановками. Естественно, она молчит. Как сказал Вячеслав Платонович – самоотверженная. А может, ждет, что он сам во всем признается. Как подобает истинному рыцарю.

– А машина у рыцаря есть?

– Есть, любовь моя. И как на грех, опять белая «пятерка».

– А номер?

– Георгий семьсот восемьдесят три Николай Олег. Ничего похожего. Только семерка и Олег. Ну, Никитушка, неужели так сложно сделать фальшивый номер?

Майор пожал мускулистым плечиком.

– Да нет, теоретически ничего сложного. Хотя практически… Тебе что, этот парень так сильно не понравился?

– Врунишка – раз, на женщину клевещет – два, без мозгов – три, Дину просто топит…

– Да уж, не очень симпатичный мальчонка, – согласился Ильин. – Думаешь, специально топит?

– Вообще-то нет. Что специально – это вряд ли, скорее просто дурень. Ведь одно дело с большого ума не сообразить, что копаешь соседу яму. И совсем другое – копать ее сознательно. Пальчики-то, а?

– А может, она все-таки сама за нож схватилась? Или даже вытащила его из раны – в растерянности, а? Перед тем, как в обморок грохнуться.

– Может, и так. Тогда все-таки Вадик.

– Ладно, допустим. Но Гордеев-то мертв почему-то. Откуда Вадик узнал, что Гордеев чего-то там не то вспомнил, не то понял, не то выяснил? С чего он взялся его ликвидировать?

– А почему ты думаешь, что обязательно узнал? Запаниковал, решил перестраховаться. Решил, что его видели, например. Мальчик-то далеко не Эйнштейн. Еще один вариант – может, Валентина Николаевна не только адвокату, но и Вадику о звонке Гордеева доложила. У нее вообще, по-моему, привычка – любую проблему на кого-нибудь перекладывать. Лучше всего на мужской пол.

Ильин хмыкнул:

– Что, и она тебе не понравилась?

– Ну почему же? Наоборот, есть чему поучиться. Вон как вокруг нее вьются.

– Ты чего это? – Никита погрозил мне пальцем. – Никак завидуешь?

– Зачем же? Зависть портит цвет лица, а вот позаимствовать чего-нибудь полезного – отчего же и нет?

– Ладно, одну машину проверить – это мы сделаем. Ну и распорядок молодого человека за эти два дня. Хотя не нравится мне это. Трудно поверить, чтобы человек стал так безумно рисковать. Он ведь не мог быть уверен, что сосед не подсматривает, а?

– А откуда ему вообще знать про подсматривающего соседа?

Ильин хмыкнул:

– Это мысль. Действительно, откуда бы…

24. Чарльз Гудьир. Третий ингредиент.

Ожидая весточки от Ильина, я схватилась, наконец, за то, чем следовало заняться давным-давно. Нет, я не про газетную текучку. Эта деятельность происходила как бы сама по себе, на уровне спинного мозга, оставляя голову свободным для всего остального. Хотя журналистику и считают работой творческой, но результаты исключения головы были, как ни странно, самые положительные. На планерках меня регулярно хвалили, а я сидела с видом медитирующего осьминога и строила одну за другой версии, которые потом сама же и разбивала.

После одной из планерок, осчастливленная – о Господи! – обещанием небольшой премии, я отправилась к челышовскому дому. Понаблюдав минут десять за окрестностями трансформаторной будки и убедившись в наличии интересующего меня персонажа, я запаслась баллоном пива и «пошла в народ».

Встретили на высшем уровне – в том смысле, что не вопросили тупо «кто такая, чего надо?» – а вполне мило поздоровались. Меня, впрочем, интересовал лишь один из присутствующих. И даже не он сам, а нечто, ему принадлежащее. Когда он в очередной раз поднес мне «огоньку», я попросила предмет «на посмотреть».

Ничего не скажешь, зажигалка была стильная. Ровный, слегка скругленный параллелепипед, сверху и снизу блестящий металл, основная часть обтянута чайного цвета кожей. На коже – тиснение под цвет металла. С одной стороны – сплетенные «В» и «Д», с другой – не то феникс, не то жар-птица. Цвет кожи был неровный, кое-где даже пятнистый. Я принюхалась. Кроме положенного газового душка, зажигалка отчетливо припахивала, пардон, свалкой. Почему-то все мусорные баки пахнут одинаково, что бы наш щедрый народ туда не выбрасывал. А кожа, как известно, держит запахи практически вечно. Тем не менее, вещица была классная. Штучная.

– Последнее, что осталось от прежней жизни, – с нужной долей горечи в голосе сообщил «владелец».

Я позволила себе усомниться в предложенной версии. Мой собеседник обиделся, даже возмутился моим недоверием и немедленно продемонстрировал глубокие познания в родном языке и мировой литературе. Во всяком случае, некоторые периоды явно восходили к Вийону, а некоторые ассоциативные ряды – к Япониии. Я немного послушала – мастерство, в чем бы оно ни проявлялось, всегда притягивает меня магнетически – затем отозвала демосфена в сторонку и постаралась как можно более кратко, но доходчиво объяснить: возвращение предмета не входит в мои планы, тем более что запах уже ничем не выведешь, но мне крайне хотелось бы услышать что-нибудь более близкое к реальности, нежели легенду о «последнем осколке прошлого».

Он осмотрел меня с головы до ног, потом с ног до головы, подумал и уточнил:

– И я тебе ничего не рассказывал?

Я это поняла, как «сообщение не для печати, на меня не ссылаться» (в журналистике дело самое обыкновенное) и успокоила «источник»:

– Не больше, чем памятник Александру Третьему. Сорока на хвосте принесла, годится?

– Договорились. Мужика в том подъезде порезали, знаешь? – он махнул рукой куда-то за правое плечо.

– Ну, – кратко подтвердила я свою информированность.

– Вот на следующее утро, когда мусоропровод выгребали, я пошел посмотреть, она и блеснула.

– Больше никто не видел?

Он помотал головой.

– Черта с два я ее тогда подобрал бы.

Я представила себе выуживание зажигалки из мусоропроводных залежей… Бр-р-р!

– И часто ты так?.. Впрочем, неважно, твое дело. Значит, говоришь, в мусоропроводе…

– А чего? – ощетинился «информатор». – Хорошая же вещичка! Ну, воняла, конечно. Я уж ее отмывал, отмывал, бесполезно. Но правда ведь штучка красивая. И мне подходит. Меня Виктор Денисович зовут.

– А чего ментам не сказал, Виктор Денисович? Ясно же, что не просто так она в мусор попала, да и пятна тут, видишь? Ничего не напоминает?

– Я что, на больного похож – по собственной инициативе ментам докладывать? – обиделся бомж. – Они мне зарплату не платят. Мало ли какие там пятна. Выбросили и выбросили.

– Ладно, не обижайся, спасибо за информацию, иди, пока все пиво без тебя не выпили.

Да уж, странно все это. Зажигалка, судя по всему, принадлежала Вадику, а в мусоропровод ее выбросила наверняка Дина. Из этого следуют два вывода. Первое – она молчит, потому что считает убийцей его. Второе – его самого она в квартире не видела, а видела – и подобрала – только знакомую зажигалку.

Значит – Вадик?

Явился к Челышову, убил – хотя, быть может, и не собирался этого делать – в панике позвонил драгоценной возлюбленной и сбежал. При этом ухитрился потерять зажигалку, но не оставить в квартире больше никаких следов своего присутствия. Зато зажигалку уронил прямо в кровь.

И тут начинаются неясности. Как Дина ухитрилась не заметить вадиковой машины? И, собственно, его ли это была машина? Когда он покинул квартиру? Как на ноже оказались динины пальцы?

Первая неясность могла бы объясняться вполне невинно – машину Дина не заметила, ибо была в сильном волнении. Либо потому, что ее – машины – в тот момент у дома уже не стояло. Либо потому, что машина была другая. Непонятно. И с третьим вопросом туман.

И с пальчиками… Все-таки сама за ножик схватилась? Это в какой же, интересно, момент? До обморока – вряд ли. После? А чего тогда с собой не унесла?

Зажигалку-то унесла, сообразила. И вот что – откуда там вообще взялась эта зажигалка? Все-таки сам Вадик и обронил? Ну, знаете ли! Он, конечно, идиот, но не до такой же степени! Хотя… паника сильно мешает проявлять умственные способности. Тем более, когда они и так невелики…

Так. Допустим, с зажигалкой все так и было: Вадик по дурости обронил, а из-за паники не подобрал, ну а Дина вещицу узнала и выбросила. Что дальше?

Раз уж я оказалась в этом дворе, не вредно было поглядеть на то место, где в момент убийства стояла несуществующая машина. Может, она и вправду несуществующая, а дитя надо мной просто подшутило?

Однако уже через полчаса стало ясно, что дитя отнюдь не пошутило.

Раздобыть нужную информацию оказалось на удивление легко. Помог беличий инстинкт, присущий большинству представителей российского народа. Я не издеваюсь, сама такая. А уж у поколений, выросших на вечном дефиците, этот инстинкт разрастается нередко до размеров патологических. Например, запасание соли и спичек в количествах, которых хватило бы, чтобы обеспечить годовые потребности небольшого города.

Зато еще одно проявление того же инстинкта – страсть превращать каждый мало-мальски доступный кусочек земли (даже посреди многоэтажек) в стихийный огородик – дело, безусловно, полезное. Особенно увлекаются такими огородиками бабушки, которым на дачу ездить уже трудно. А обиходить две-три грядки «на заднем дворе», под собственным окошком – это запросто.

Злополучная машина, судя по рассказу чада, встала точно впритирку к одному из таких огородиков. Его хозяйку я нашла без малейших усилий.

– Стоял, а как же, стоял, ирод, аккурат на петрушку влез, самую капельку до фасоли не достал. Точно, в тот самый день, что мужика полюбовница зарезала. Только это я потом узнала. Выглядываю в окошко – стоит, злодей, точно, белый и клякса на боку блестит. А уж какая машина – не скажу, не разбираюсь я в них. Но встал прямо на грядку, чтоб у него все колеса полопались! Не для него ведь сажено! Совсем от машин этих дышать негде, скоро прям в подъезд заезжать начнут. Я думала, дождусь да скажу ему все… А пока спустилась вниз-то – его уж и след простыл, – бабуля горестно вздохнула.

– Безобразие! – согласилась я. – А когда примерно это было?

– Ох, не знаю, на часы-то я не смотрю, у меня радио работает. Точное время пропикало, а уж потом я его увидала, злодея этого.

– А когда вышли на улицу, его уже не было?

– Не было, не было, – закивала бабуля.

– И никого больше не видели?

– Как же не видела? Видела! Никитичну видела, ей все рассказала, потом…

– Чужих кого-нибудь? – не очень вежливо перебила я, потому что бабуля, кажется, собралась перечислять всех своих местных знакомых.

– А полюбовница его как раз из подъезда выскочила.

– Чья полюбовница? – не поняла я.

– Эта, которая мужика своего зарезала. Гулял небось? – она с каким-то хищным интересом ждала, что я отвечу. Ну еще бы! Такое событие посередине серой действительности. Я покачала головой.

– Вряд ли. Да и не она его зарезала…

– Я и то подумала, когда ее забрали – Машка из их подъезда рассказала, – выдала бабуля источник информации, – как же так, думаю? Жалко, красивенькая такая, и не намазанная совсем. Хотя и полюбовница… – снова вздохнула бабуля. – А кто же его тогда?

– Эх, если бы знать… – я вздохнула не менее горестно.

25. Жюльен Сорель. Приглашение на казнь.

За размышлениями я не заметила, как оказалась дома. На автопилоте проскочила полгорода. Чудеса! А говорят, что сомнамбулы только по ночам ходят… Не то меня ангел-хранитель оберегал, не то какая-то часть сознания все же бодрствовала и воспринимала светофорные сигналы, но пять транспортных артерий, лежавших на моем пути – в том числе совершенно бешеный перекресток у трамвайного депо – я пересекла, похоже, вполне благополучно. Или по крайней мере без видимого вреда для здоровья.

Дьявольщина! Я все время исходила из того, что убийца должен был покинуть квартиру после Дины, пока Гордеев звонил в… ну, в общем, кому он там звонил. Это единственный момент, когда можно быть абсолютно уверенным, что тебя не засекут. Но бабулечкин рассказ все меняет. Либо эта машина к убийству никакого отношения не имела, либо все было совсем не так, как я сочинила. Логика логикой, но как пишут в объявлениях, «возможны варианты». Виктор Ильич ведь не сидел полчаса у глазка, как приклеенный.

Да и не полчаса вовсе. Полчаса – это если считать все время с того момента, как Челышова видели живым и невредимым, до того, как Виктор Ильич наткнулся на тело. На самом деле меньше получается.

Но все едино – не торчал Гордеев все это время у глазка. Марина правильно заметила – может, его понос прошиб. Понос не понос, но туалет он мог за это время посетить? Вполне. И чай опять же заваривал, на это минуты две-три надо. А чтобы тихонечко покинуть квартиру, нужна примерно минута. Рискованно, конечно, но возможно. Рискованно, потому что знать нельзя – не глядят ли на тебя в это время в дырочку. Через стены не определишь. А звук спускаемой в гордеевском туалете воды из челышовской квартиры не услышишь – между ними подъезд. Кто же это у нас такой рисковый?..

Стоп – остановил меня внутренний голос. А телефонный звонок? От него до прихода Дины прошло минут пять-шесть. Звонил либо Челышов, либо убийца. Но хоть так, хоть эдак, а покинуть квартиру убийца мог только после звонка, значит, возможное время «исчезновения» еще сокращается.

Запуталась я совсем. Пора распутываться.

До телефонного звонка убийца покинуть квартиру не мог. Иначе кто же тогда звонил? Челышов поднялся с пола, чтобы прохрипеть в трубку последнее «прости», потом аккуратненько вытер аппарат и снова улегся «как было»? Да ведь как ровненько улегся – даже при осмотре не определили, что тело перемещалось. Бред. За такое умное предположение Ильин меня в цирк сдаст. Ладно. Будем считать, что в момент звонка убийца еще в квартире. На часах пятнадцать-восемнадцать.

Разумнее всего удалиться после ухода Дины. Логичнее. Но у него, похоже, другая логика. Если эта чертова машина с кляксой имеет к убийству какое-то отношение, тогда убийца покинул «поле битвы» раньше Дины.

Нет, не получается. Когда Дина пришла, Гордеев начал прислушиваться да присматриваться. Так что во время ее присутствия из квартиры и мышь бы не прошмыгнула. Значит, убийца должен был исчезнуть до ее прихода – сосед в это время как раз чай заваривал или что-то в этом роде. А динины пальчики на ноже – чистое везение. Для убийцы то есть.

Что-то у меня не связывается. Какой-то убийца… двусмысленный. Вроде балбес балбесом. Машину на виду ставит, квартиру покидает, рискуя, что сосед его почти наверняка заметит… И все ему с рук сходит. Машина у дома? Какая такая машина? Нет такой машины. Гордеев тоже ничего не замечает. Дуракам везет? Ох, не верю я в такое фантастическое везение.

Что же все это такое? Скопление слабо связанных между собой удачно-неудачных случайностей? Или тщательный расчет?

Может, их вообще двое? Ага, не квартира, а прямо фонтан в ГУМе. Место всеобщих встреч. Народ толпами бродит, а сосед сидит у своего глазка телескопического и ничегошеньки не видит.

Да остановись ты, Маргарита Львовна! – внутренний голос уже просто-таки рычал. Выспался, чтоб его! Где раньше-то был? Туточки и был, – ехидно шепнул голос – все надеялся, что собственными мозгами додумаешься! Оставалось только возмутиться. Ну что за дела, ей-богу? А завтра моя левая нога заявит, что я хожу неправильно, и следует мне внимательнее прислушиваться к ее, левой ноги, рекомендациям… Минуты две мы с внутренним голосом переругивались – выясняли, кто чьими мозгами пользуется, по какому праву и с какой квалификацией. Потом надоело, он сжалился и намекнул: не надо путать квартиру с консервной банкой, тем более с закупоренной консервной банкой…

А ведь и в самом деле… Что я так на этой входной двери зациклилась? В квартире, кроме нее, еще два окна и балкон, то бишь лоджия. А сто лет назад еще и черный ход был бы… Спасибо современной панельной архитектуре.

Окна? Я представила себе личность, вылезающую из кухонного окна – при ясном свете дня, на глазах у всей дворовой изумленной публики – и по ровной стеночке ползущую… куда? Вниз? Вверх? Влево-вправо? Ага, скалолаз-невидимка. Если он невидимка, то ему незачем быть скалолазом, верно? А вот и нет – съехидничал внутренний голос. Невидимки разные бывают. Ты ведь тоже маскируясь, пыталась из себя невидимку изобразить, не помнишь?

Я помнила. И помнила очень даже хорошо. А в самом деле, почему бы и не случиться невидимке?

В тот день, когда я впервые посетила господина Гордеева, над крайним, шестым подъездом болталась малярная люлька. Почему бы ей в день убийства не висеть над подъездом Челышова?..

Помолясь Меркурию (он, как известно, заведует всеми видами связи) и святому Видикону Катодскому (этот симпатичный персонаж Сташеффа призван защищать от законов Мерфи – и нередко впрямь помогает), я принялась терзать телефон очередной неисполнимой задачкой. А все от лишней гордости. Ведь абсолютно всю нужную информацию можно было получить за три минуты и без затрат нервной энергии – достаточно было позвонить Ильину. Нет, все непременно надо самой сделать.

Сначала разные безымянные голоса долго доказывали мне, что никаких маляров в том районе вообще не было, и никаких люлек ни на каких домах висеть не может. Через полчаса, когда я совсем уже уверилась в том, что страдаю навязчивыми галлюцинациями, кто-то наконец проговорился – была люлька, и не просто была, до сих пор висит. На соседнем доме. Правда, работали с нее не маляры, а не то ремонтники, не то связисты, но это уже неважно. И создалось у меня впечатление, что работали более-менее неофициально.

А главное – в день убийства их там не было. Ибо работать они начали днем позже.

Может, мне опять чего-то не говорят? Нет, так я увязну. Про окна пока лучше забыть. Предположим, что я – убийца. Люлька там или не люлька – полезу я средь бела дня при всем честном народе из окна? Конечно, одиннадцатый этаж – не первый, наверх люди редко смотрят… Нет, все равно не полезу, рискованно, заметят.

Лоджия куда перспективнее. Вверх-вниз тот же риск, что и с окнами, а вот если на соседнюю лоджию… Перегородочка там до края не доходит, одно движение – и ты в другом подъезде.

А что? Если знать, что в «соседней» квартире в это время никого нет – чем не путь отступления?

Нет, ребята, что-то тут не так. Не могу представить себе «сказочного принца», который занимается высотной акробатикой. Да и умное чадо утверждает, что хозяин машины вышел из их подъезда. Не могло же дитя свой подъезд с чужим перепутать. Или могло?

Закрыв глаза, я представила челышовский дом…

Нет, перепутать подъезды дитя не могло, а вот я, оказывается, прозевала кое-что немаловажное. Никуда не денешься, придется звонить Ильину, просить данные на пять квартир – с шестого по двенадцатый этаж – те, что над и под челышовской.

Ильин, однако, куда-то пропал. Ни один телефон не мог ответить мне ничего вразумительного, все только пытались меня допросить – кто такая, да по какому делу. А Никиты Игоревича, извините, нет, и неизвестно, когда будет. Прямо Ливингстон, затерянный в дебрях Африки, или Джеймс Кук, растворившийся в толпе гостеприимных туземцев. Может, его – Ильина то бишь – тоже съели? Начальство, к примеру? А что, начальство – оно такое… Когда они не в духе, любой Хичкок отдыхает. На одном курорте с Фредди Крюгером.

Хотя Никитушка тоже… не Бэтмэн, конечно, но и не младенчик беспомощный. Посмотрела бы я на тех, кто попытается его съесть… В лучшем случае подавятся. Но куда же он подевался?!

От неопределенности я обгрызла все углы в квартире и начала, как Пенелопа, распускать балконный коврик. К полезным деяниям следовало отнести внеплановую генеральную уборку – мало того, что навела порядок и отчистила, наконец, сковородки – вдобавок еще нашла любимую питерскую зажигалку с карабинчиком и цепочкой, чтобы к поясу цеплять. Несмотря на такие предосторожности, она давным-давно пропала из виду, а обнаружилась в ящике для овощей, под некондиционной картошкой.

Занятно, хотя и не рекорд. Рекорд был, когда я как-то раз нашла лучшие свои ножницы – числившиеся во всеквартирном розыске уже третью неделю – в морозилке. Долгие попытки реконструировать ситуацию привели к созданию примерно следующего сюжета: полезла я в холодильник, вероятно, за рыбой, заранее приготовив ножницы для обрезания плавников, в этот момент зазвонил телефон… Далее ясно.

Зажигалка опять свернула ход моих мыслей в направлении, о котором я старалась забыть, а восторг от ее обретения наполнил душу жаждой общественно-полезной деятельности. Никита пропал? Ну и… сами с усами. Ежели съели, значит, съели. А Стэнли из меня все одно не выйдет. Никуда не денешься, придется по квартирам самой походить.

Пожелав – мысленно – Никите Игоревичу всяческой удачи, я вдумчиво поглядела на удостоверение, коим он меня снабдил для визита к тогда еще живому Гордееву… На всякий случай, если красных корочек с надписью «ПРЕССА» бдительному пенсионеру покажется недостаточно.

Ну, будем надеяться, что и сейчас обойдется. Не дай Бог кому-то вздумается позвонить в УВД, а там сильно удивятся незнакомому сотруднику. Впрочем, об этом пусть у Ильина голова болит. Когда он вместе со своей головой объявится. Главное – уверенный, даже самоуверенный вид, тогда никакое удостоверение вообще не понадобится.

И хватит уже разглагольствовать, пора двигаться! Хоть куда-нибудь.

26. Т. Х. Морган. Повелитель мух.

На двенадцатом этаже, в квартире напротив «прекрасной цветочницы» и над челышовской, угрюмого вида дядька в драных фиолетовых трениках мрачно заявил, что красть у них нечего, но на лоджию пустил без возражений. Даже помог – для убедительности – сдвинуть ящик с какими-то железками, угнездившийся на крышке интересующего меня люка. Одна бы я ни в жисть не справилась – ящик, похоже, прирос к полу. А люк наверняка не открывали с самой постройки дома.

Квартира под челышовской, на десятом этаже, стояла непрошибаемо безмолвная. После пятиминутного трезвона из двери напротив высунулась внушительная тетя в трикотажных шортиках и безразмерной футболке, которой – и тети, и футболки – хватило бы на четверых таких, как я. С доброжелательностью экскаватора и доходчивостью электродрели она начала допытываться, кто я такая, чего трезвоню, и вообще, сейчас, мол, в милицию позвоню. Я вежливо объяснила тете цель своего похода и приготовилась предъявить «ильинское» удостоверение, но не понадобилось. Не то вид мне удалось сделать достаточно уверенный, не то внушительная формулировка «профилактика квартирных краж в соответствии с постановлением правового комитета при городской администрации» ее убедила – но тетя сменила гнев на милость и сообщила, что соседи появляются раза два в месяц, проверить, все ли в порядке, а сами не живут, а если очень надо, так она передаст все, что нужно. Я записала ей телефон ближайшей библиотеки – никакого другого в голову не пришло – и пообещала зайти дня через два.