Текст книги "Мегагрант"
Автор книги: Елена Кокурина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Между мною и руководством университета постоянно возникает недопонимание, которое касается организации проекта, излишней «бумажной работы».
Чтобы прояснить все проблемы, мне необходим прямой диалог с Министерством в данный момент, а в будущем, я надеюсь на более тесное взаимодействие.
Искренне Ваш,
Профессор Паоло Маккиарини».
Ответ из министерства пришел через несколько дней, в нем сообщалось, что в самое ближайшее, по выбору ведущего ученого, время его готов принять первый заместитель министра Сергей Иванец, Руководство университета тоже выразило желание принять участие в этой встрече. В результате в комнате переговоров министерского здания в Брюсовом переулке собралась группа, участники которой представляли интересы трех сторон. Со стороны хозяев – Сергей Иванец и двое сотрудников, непосредственно курирующих программу мегагрантов, – Владислав Геннадиевич Шпайхер и Сергей Николаевич Атаманюк, от университета – проректор Андрей Николаевич Редько и еще двое сотрудников, и наконец, сам ведущий ученый, и я как его представитель и координатор проекта. В самом начале встречи Иванец посмотрел на каждого по очереди и сказал:
– Хотел бы я, чтобы в следующий раз мы встретились как одна команда. Давайте над этим работать.
Он вел себя объективно, но было ясно, что его симпатии – на стороне большой науки и что задачей министерства в подобных ситуациях было прежде всего удержать ведущего ученого в России. Он досконально рассмотрел все претензии Паоло и дал понять, очень корректно, но твердо, что исследовательский план, периодичность его составления и все прочие связанные с этим вопросы являются абсолютной прерогативой ведущего ученого, равно как и порядок действий по организации проекта, сроки стажировки молодых специалистов и прочее. Бюджет также распределяет ведущий ученый, в соответствии с условиями гранта, он же должен обязательно подписывать все финансовые документы по гранту. Все это в принципе было известно с самого начала из грантовой документации, но проректор подробно записывал все в блокнот.
Наконец, встал вопрос о тендере.
– Ваши коллеги, победители мегагранта первой волны, проделали большую работу, встречались с Председателем Правительства и в конечном счете добились указа Президента России о том, что в научных проектах, подобных нашему, оборудование и материалы можно закупать без тендера у конкретного поставщика, – проинформировал нас первый заместитель министра.
Паоло торжествующе посмотрел на проректора, но тот обратился к Иванцу:
– Позвольте поделиться нашими сомнениями. Мы специально обратились в Федеральную антимонопольную службу с письменным запросом, можем ли мы на средства гранта закупать оборудование и материалы, минуя тендер, и получили ответ о том, что должны действовать согласно закона. То есть, ФАС не располагает сведениями о каких-либо изменениях. Пока мы не получим официальные письменные указания, мы не можем нарушать процедуру. Мало того, мы связывались с другими университетами, которые работают в рамках мегагранта, они действуют так же.
Это были действительно камень преткновения и типично российская ситуация рассогласования. Несколько месяцев спустя один из кураторов программы рассказал мне, что, по его подсчетам, половина вузов объявляют тендер, а половина – нет, пользуясь этим полуофициальным послаблением делать закупки без тендера.
– Доходит до абсурда, – добавил он. – Есть два университета в одном и том же городе, где ректоры действуют по-разному.
Ректор Кубанского медицинского университета не собирался рисковать, и, возможно, со своей стороны, был прав. Именно он нес ответственность за соблюдение закона, а не иностранный ученый, который в случае неудачи просто уедет к себе домой.
Эта позиция университета была озвучена на встрече в министерстве, однако – с обещанием не затягивать процедуру и вообще объявить выполнение гранта приоритетной задачей и довести это до всех служб. В качестве подтверждения университет, не дожидаясь поступления на счет грантовых денег, оплатил из собственных средств стажировку молодых специалистов в Москве и Петербурге, чтобы не терять темп. Они обещали авансировать и часть их стажировки в Каролинском институте.
В итоге все были довольны: Паоло – тем, что почувствовал поддержку министерства и был официально избавлен от лишней бумажной работы, университет – тем, что удалось отстоять свою позицию по тендеру и немного снять напряжение, министерство – тем, что, слава богу, в их переговорной комнате не произошло скандала и разрыва отношений.
4
Однако недоверие по отношению к приглашенному иностранному профессору в университете сохранялось, причем распространялось оно и на отобранных им молодых сотрудников. В начале года двое из них, после окончания образовательного цикла по клеточным продуктам, отправились обучаться практической работе с клетками в Москву и Петербург. Это было не совсем обычной практикой для нашей страны, чтобы молодой ученый просто приезжал в другую лабораторию и работал бы там бесплатно. А в нашем случае это было совсем уж необычным, поскольку ребята не умели практически ничего и поначалу не очень-то были способны помочь – наоборот, их наставникам пришлось потратить достаточно своего времени, чтобы научить их обращаться с приборами и производить простейшие манипуляции. Но всем нам повезло: благодаря этому проекту мы встретили прекрасных людей, профессиональных ученых, которые готовы были и помочь, и сами были рады поучаствовать в чем-то новом.
Саша Сотниченко отправился в Институт стволовых клеток человека в Москву и работал под началом Романа Вадимовича Деева, медицинского директора этого института. Самому Роману было тогда немногим больше тридцати, но он уже не только достиг высот в карьере, но и был прекрасным наставником. Выпускник питерской Военно-медицинской академии, он был исключительно работоспособным и требовательным. Сам будучи перфекционистом, он добивался перфекционизма от других. Они с Сашей допоздна засиживались в лаборатории, чтобы добиться «чистых картинок» – качественного изображения качественных образцов, получение которых было залогом успеха эксперимента и научной статьи. Стиль работы здесь приближался к западному с тем отличием, что больше времени уделялось объяснениям, вообще – общему образованию, обсуждениям.
Одновременно Саша посещал в Москве ускоренные курсы английского языка и по прошествии полутора месяцев был более-менее готов к работе в Швеции.
Елена Губарева оказалась в совершенно другой обстановке. В каком-то смысле эти две стажировки отражали отличие московского и питерского стилей – ритма жизни, работы, общения. В последнем присутствовали некоторый аристократизм, неторопливость и основательность, общие беседы, чаепития. Лену взяла под свое крыло Ирина Михайловна Спивак, старший научный сотрудник Института цитологии РАН, правая рука выдающегося нашего цитолога Виктора Михайловича Михельсона. Но главным образом «клеточным образованием» Лены занималась Надежда Михайловна Осипова. Она воспринимала клетки как существа, к которым нужен особый подход, внутреннее отношение, определяемое не только стандартными протоколами. Клетки необходимо чувствовать, чтобы они хорошо делились, размножались, дифференцировались, – вот это особое «чутье» она и пыталась передать своей ученице. Обучение английскому здесь тоже было устроено иначе: готовила биологов, ехавших на работу в США, широко известная в научных кругах Екатерина Верде. С учениками она занималась дома, в старинной питерской квартире за круглым столом, стоявшим посередине комнаты с окном, выходящим во двор-колодец.
Это были два мира и две совершенно разные школы в науке, и оставалось только радоваться, что в Краснодаре будут работать сотрудники, если не сформированные ими, то хотя бы впитавшие дух таких разных лабораторий.
Но и в Москве, и в Питере ребята находились если не в тепличных, то в очень благоприятных условиях, а вот теперь им предстояло отправиться на «научную фабрику», конвейер, каким был Каролинский институт, да, впрочем, и большинство западных лабораторий. Они впервые уезжали из дома так надолго и в общем-то никогда прежде не стремились к этому. Маккиарини настаивал на большом сроке их пребывания в Стокгольме:
– Год, не меньше, иначе они ничему не научатся. Люди, которые там работают, изучали эту область в течение нескольких лет, а они начинают практически с нуля.
Но руководство университета не считало нужным отпускать ребят на такой срок. В конце концов сошлись на том, что они поедут на полгода. Потом их сменят двое других, а первые начнут работать в новой лаборатории.
Преподаватели и сотрудники университета в тот момент очень по-разному относились к новым перспективам, открывающимся перед их бывшими студентами. Большая часть по-прежнему, как и с самого начала, не верила в осуществимость проекта, считая все это временной популистской затеей. Другие были уверены, что ребята просто останутся на Западе (хотя это было невозможно и специально оговаривалось условиями контракта). Но самая, пожалуй, главная проблема заключалась в деньгах. Шестимесячная стажировка в Каролинском стоила астрономическую в глазах большинства жителей Краснодара сумму. Кроме того, эти молодые ребята: интерны, аспирант (только Елена Губарева на тот момент была доцентом и кандидатом наук) получали из средств гранта очень неплохую, по университетским меркам, зарплату, плюс командировочные. Этого было достаточно, чтобы с самого начала сотрудники новой лаборатории оказались «по ту сторону». Надо сказать, что ректор Сергей Николаевич Алексеенко весьма резко пресекал все разговоры на эту тему и брал ребят под свою защиту.
Однако в среде преподавателей существовало и беспокойство другого рода. В начале марта в университете в рамках мегагранта была организована научная конференция, куда были впервые приглашены с лекциями и наставники ребят, и другие ведущие специалисты из Москвы и Петербурга в области клеточной биологии и тканевой инженерии. Сразу же после выступления Маккиарини, обрисовавшего перспективы проекта, поднялся пожилой профессор и обратился к докладчику:
– Я хотел спросить у вас, каким вы видите будущее Александра Сотниченко? Видите ли, он мой ученик, у него блестящие способности, и я, естественно, беспокоюсь за его судьбу Из-за этого нового проекта ему пришлось оставить ту работу, которую он вел до сих пор, возможно, ему придется поменять тему диссертации. И будет ли у него диссертация? Прошу прощения, но вопрос продиктован исключительно участием в судьбе ученика.
Паоло кивнул:
– Саше выпал редчайший шанс работать в мировой науке, на мировом уровне. И не просто в мировой науке, а на самых передовых ее позициях – в области, где можно стать первым. Получится ли у него? Я не знаю, гарантировать не могу. Далеко не все, даже мои западные ученики, смогли пройти этот путь до конца. Ему надо будет забыть обо всем и сосредоточиться только на работе. Я могу лишь сказать, что готов отдать ему все свои знания и навыки. А в остальном все зависит от него, это его шанс.
Паоло вел себя так же, как и с пациентами, – не давал никаких гарантий.
5
Именно пациенты интересовали сейчас Паоло в первую очередь. Результаты стажировки ребят в Каролинском и строительство лаборатории в университете он оценит позже, а пока необходимо полностью сосредоточиться на подготовке к трансплантации. Специалисты клиники были готовы, лаборатория в клинике готова, пациенты отобраны. Это произошло в феврале после международного видеоконсилиума, в котором участвовало несколько зарубежных клиник плюс отделение Владимира Паршина в Москве и Красно-
дар. Паоло очень беспокоился о своей репутации, о том, какую реакцию на Западе вызовет известие о том, что он проводит трансплантации на юге России, потому он и затеял этот консилиум. Нужно было уже на уровне подготовки обеспечить максимальную открытость, представить пациентов, обсудить их состояние с зарубежными коллегами и одновременно ввести краснодарских хирургов в международный пул.
Он разослал нескольким адресатам следующее письмо:
«Уважаемые коллеги,
Я рад пригласить Вас на междисциплинарную видеоконференцию, которая состоится 15 февраля. Там будут представлены потенциальные кандидаты с заболеваниями дыхательных путей (взрослые и дети) для трансплантации. Я хотел бы предложить, чтобы приоритет был отдан наиболее неотложным случаям. Предлагается представить от 4 до 6 случаев (один или два от каждого центра), продолжительность встречи – около 2 часов.
Учитывая, что вовлеченные центры – Стокгольм и Флоренция (ЕС), Хьюстон и Берлингтон (США) и Краснодар и Москва (Россия), мы должны выбрать время. David (Pice) и Daniel (Weiss) по времени отстают от Европы по крайней мере на 6-9 часов, и Igor (Polyakov, Краснодар) +3. Так 17:00 в Европе соответствует 8:00 в США, а в России – 20:00. Это время, возможно, подойдет всем.
Мой координатор будет рада подготовить ваши заявки. Пожалуйста, укажите.
– Подходит ли вам этот день;
– Имена участников от клиники/центра (медиков и немедиков);
– Имя / инициалы больных и существующий диагноз;
– Имя ответственного за связь во время видеоконференции от вашей клиники/центра.
Надеюсь, такая конференция станет платформой для обсуждения самых сложных случаев и установления очереди для кандидатов на пересадку. По результатам откликов участников планируем проводить подобные встречи ежемесячно. Вся информация, касающаяся пациентов, естественно, будет конфиденциальной.
Мои самые лучшие пожелания, Паоло».
Все центры, к которым обратился Маккиарини, откликнулись с большим энтузиазмом: Центр рака «MD Anderson» при Техасском университете (Хьюстон, США), университетский госпиталь Карреджи (Флоренция, Италия), клиника при Каролинском институте (Стокгольм, Швеция), отделение хирургии легких и средостения Российского научного центра хирургии им. академика Б.В. Петровского РАМН (Москва, Россия), ну и конечно, – Краевая клиническая больница имени С.В. Очаповского (Краснодар), Каролинский институт, госпиталь Карреджи и Москва представили по одному пациенту. Медики из Техасского университета – двух, причем один из них – ребенок. И в конце Игорь Поляков поделился результатами компьютерной томографии и бронхоскопии двух потенциальных кандидатов на трансплантацию в Краснодаре. Все участники сошлись на том, что трансплантация – единственно возможный способ лечения для этих больных.
Вот так определились первые кандидаты на трансплантацию трахеи в Краснодаре – Юля и Саша. Молодые люди, 33 и 28 лет. Из разных городов, с разной жизнью до того момента, когда с каждым из них произошла трагедия с примерно одинаковыми, ужасными последствиями. Четырьмя годами ранее Юля попала в автомобильную аварию, когда носила ребенка и до родов оставалось совсем немого. Малыша спасли, а Юля получила более двадцати переломов, несколько недель находилась в коме, и так же, как и Жадыра, первая российская пациентка Паоло, дышала через трубку, которая разрушила ее трахею. Сформировался, на языке медиков, «рубцовый стеноз», сужение трахеи, вызвавший серьезные затруднения с дыханием и речью. Несколько операций не дали результата, а лишь ухудшили состояние. Она не могла свободно играть со своим ребенком, и это очень ее расстраивало. Порой подобные переживания оказываются сильнее, чем плохое самочувствие или даже страх смерти.
Саша – тоже жертва автоаварии, в результате которой получил черепно-мозговую травму и непосредственно травму трахеи. Врачи местной больницы вставили ему трубку, с которой он должен был жить всю оставшуюся жизнь, не имея возможности разговаривать и нормально дышать. Молодой мужчина получил инвалидность и в перерывах между пребыванием в больнице жил один в деревенском доме.
Оба согласились на трансплантацию, причем Юля желала этого страстно, она читала все новости о профессоре Маккиарини в интернете и сама писала ему, а Саша просто выслушал своего лечащего врача, рассказавшего ему о возможности нового лечения в Краснодаре, которое может избавить его от ненавистной трубки. Саша вообще до конца не верил, что им может заинтересоваться известный иностранный профессор, поэтому был растерян и очень смущен.
Оба пациента не подозревали о том, что с момента, когда им сделали компьютерную томографию, был запущен сложнейший процесс подготовки к операции, в котором участвовали десятки людей из разных стран. Их замеры были переданы в два центра в Америке, где изготовили каркасы трахеи и биореакторы. Оттуда каркасы отправили в Стокгольм и Рим для тестирования. В краснодарской клинике проверяли работу приборов, готовность специалистов и наличие всех препаратов. Порханова и Полякова не остановила задержка финансирования гранта – они всегда старались находить решение проблемы, если цель поставлена. А цель в данном случае стоила усилий: первая в истории трансплантация тканеинженерной трахеи и части гортани должна быть проведена в Краснодаре. Поэтому, когда выяснилось, что нет ни денег, ни времени объявлять тендер на закупку злополучного фактора роста TGF-бетаЗ (который в 2010 году нам с Мишей пришлось срочно заказывать в Италии для Жадыры), Игорь Поляков просто созвонился с поставщиком в Милане, сам поехал и купил необходимое количество препарата. А заодно и реактив для так зазываемого МТТ-теста, с помощью которого определялась жизнеспособность клеток.
6
Когда Маккиарини в разгар этой подготовки приехал в Краснодар впервые посмотреть больных, его встретили в клинике как старого друга.
– Где пациенты? – спросил Паоло, крепко пожав руку Порханову.
– Переведи ему, они никуда не денутся, – попросил тот Игоря Полякова. – Пусть отдохнет с дороги, поест. Вон какой худой.
Паоло театрально вздохнул: он испытывал нетерпение, поскольку привык всегда начинать с главного.
– Эта русская привычка: есть, есть...
– Переведи: мы же ему пить не предлагаем...
Паоло сел за стол, Маша уже подавала суп, он попробовал, сначала ел молча под безобидную перепалку Порханова и Полякова, с шутками и анекдотами. Постепенно начал прислушиваться, повторять отдельные русские слова, смеяться. Подумал, что нигде в мире он не позволял себе так расслабляться: обычно – строго деловые разговоры, обсуждение операций, пациентов. Только, пожалуй, во время традиционных «пивных вечеров» с молодежью из его лаборатории в Каролинском...
После обеда отправились на обход. Юля в спортивном костюме, стройная брюнетка, давно дожидалась и встретила Паоло как старого знакомого. Он нашел с ней понимание с первой минуты – и подумать не мог, что будет так легко. Подробно рассказал ей технологию процедуры, она ответила на испанском, который немного знала, сиплым шепотом, закрыв рукой небольшое отверстие в горле, что уже все подробно прочитала и добавила:
– Если вы беретесь за это дело, я спокойна.
Было еще несколько обязательных вопросов, необходимых для заполнения протокола исследования. Часть ответов она писала на листке бумаги – произносить слова ей было трудно из-за нехватки воздуха.
В палате у Саши все пошло по-другому. Он никак не мог преодолеть свое смущение – это был первый иностранец, которого он видел в своей жизни! Вежливое, почтительное обращение (он ощущал его даже без перевода) как будто бы вогнало его в ступор, но резкий грубоватый голос Порханова вывел из этого состояния.
– Ты что как воды набрал? Профессор к тебе обращается. Готов к операции?
Саша был готов. Он кивнул.
– Ответишь на несколько вопросов? Это нужно для протокола.
Саша снова кивнул.
– Извините, но мы всех об этом спрашиваем. Вы сейчас употребляете алкоголь? – Паоло был предельно корректен.
Саша отрицательно покачал головой.
– А раньше, до травмы? Саша утвердительно кивнул.
– Какой?
– Пиво.
– Сколько? – Литра два.
– За какое время? В день?
– За один раз...
Паоло опешил. Он несколько секунд не отрываясь смотрел на Александра, потом смущенно произнес:
– Ну, извините за расспросы. Увидимся позже.
Когда они вышли из палаты, он набросился на Полякова:
– Ты что, не мог нормального пациента найти?
– Это нормальный, – невозмутимо ответил Поляков. -Обычный человек из российской глубинки.
Паоло выругался.
– Здесь все сумасшедшие. – Он резко развернулся и пошел по коридору.
Глава 5
2012. Юля и Саша
1
Андемариам Бейен стоял у окна в холле клиники, смотрел, как опускается холодное арктическое солнце, и думал о том, что произошло с ним год назад. Тогда он был уверен, что ему не удастся дожить до сегодняшнего дня. Все были уверены в этом, включая и его лечащего врача. Даже профессор Маккиарини, который решился на отчаянную попытку спасти его, не давал никаких обещаний. И вот сегодня, 9 июня 2012 года, он – первый в мире человек, которому заменили трахею на точную копию, полностью «выращенную» в лаборатории, – может стоять здесь и любоваться закатом. Он может говорить, ему легко дышать, настолько, что даже удается делать небольшие пробежки.
Но главное: после трансплантации в Каролинском институте он вернулся в Исландию, чтобы завершить свое обучение и получить кандидатскую степень. Здесь с ним жена и двое его детей, а ведь младшего, которому в момент его операции было всего два месяца, он мог бы так никогда не увидеть...
Самой большой его мечтой теперь (Господи, он мог мечтать ЕЩЕ о чем-то!) было отправиться домой в Африку, в Эритрею, и начать работать в своей стране. Несколько лет назад его послали учиться сюда, потому что дома нужны были специалисты-геофизики. И вот теперь он полностью подготовлен, но вынужден пока оставаться здесь, под наблюдением местного врача, и относительно недалеко от Стокгольма – для регулярных обследований, а также на случай, если случится что-то экстренное. Синтетический каркас, как любой искусственный материал, может вызвать образование рубцовой ткани, и эти рубцы нужно периодически удалять. Он спрашивал у профессора Маккиарини, как долго это продлится, и тот ответил прямо:
– Пока неясно. Никто не знает – это ведь первый опыт.
Но мистер Бейен не роптал. Еще бы! Он здоров, насколько это возможно в его ситуации, получил специальность, может преподавать, а сегодня он, хотя и находится в клинике, но по особому поводу Он отвернулся от окна – за его спиной был празднично украшенный зал и множество людей, которые оживленно разговаривали. Подошел доктор Густафсон и позвал его присоединиться к ним. Все эти люди собрались здесь из-за него. Многие прилетели издалека (впрочем, если дело касается Исландии, это почти всегда издалека) – врачи и ученые из Америки, Германии, Англии, Швеции, журналисты со всего мира. Приехали отметить годовщину его второго рождения.
...Паоло Маккиарини тоже стоял у окна, в конференц-зале, где только что закончилась научная конференция, на которой он представил результаты операции и последующего наблюдения за своим уникальным пациентом. Несколькими неделями раньше вышла статья в журнале «Ланцет», том самом, который чуть более трех лет назад опубликовал описание случая Клаудии Кастильо, что сделало его, Маккиарини, знаменитым. Прошло так мало времени, а сколько перемен! Ему за этот короткий срок удалось усовершенствовать технологию и перейти от использования донорского, трупного каркаса трахеи к синтетическому. Благодаря этому мистер Бейен сейчас жив. Это позволит – он очень надеялся – спасти пациентов из Краснодара. У Юли придется заменять не только трахею, но и часть гортани – без синтетического каркаса это было бы совершенно нереально. Он вдруг поймал себя на мысли, что впервые за все время ему захотелось быстрее оказаться в этом странном российском городе со странными людьми. Здесь он уже сделал все, что мог а светские мероприятия и вообще празднования, его никогда не привлекали.
Подошел довольный, улыбающийся Дэвид Грин, потянул его за собой, к небольшой группе людей, которые имели непосредственное отношение к трансплантации мистера Бейена. Подойдя к ним, Паоло с удовлетворением подумал, что за это короткое время ему удалось не только усовершенствовать технологию, но и собрать прекрасную международную команду. Меньше чем через две недели всем им предстояло встретиться совершенно в другом месте, не менее экзотическом, чем Исландия.
2
«Dear Аll,
От имени профессора Владимира Порханова приглашаю вас в Краснодар. Это последнее письмо перед нашей встречей, и мне бы хотелось «обновить» ситуацию и обсудить организационные моменты.
1. Биореакторы и каркасы прибыли вовремя, и Томас Гросс, который уже находится в Краснодаре, по меньшей мере трижды проверил, все ли в порядке.
Этические комитеты университета и клиники одобрили протокол трансплантации, все необходимые документы подписаны, так что мы можем действовать.
3. МТТ-тест (определяющий жизнеспособность клеток и их пролиферацию при взаимодействии с синтетическим каркасом) проведен в Каролинском институте, предварительные результаты хорошие. Д-р Поляков позаботился о том, чтобы можно было проводить подобный тест в Краснодаре – огромное ему спасибо.
4. Филипп Юнгеблут отвечает за процесс засеивания каркасов клетками, ему будет помогать Ирина Гилевич, прошедшая соответствующую подготовку в Каролинском институте.
5. 16 июня, в субботу, д-р Поляков и Ирина возьмут пробы костного мозга у первого пациента, чтобы иметь достаточно времени для засеивания каркаса.
6. Пробы доставят в чистый отсек, доступ в который будет только у Филиппа и Ирины, во избежание контаминации (инфицирование. – Е.К.). Томас Гросс должен находиться рядом, но за пределами чистого отсека. Любые визиты в это помещение запрещены в течение всего времени подготовки и проведения трансплантаций. В Краснодаре сейчас установилась жара (+35 градусов), которая может способствовать распространению инфекции, так что мы должны принять все меры, чтобы это не отразилось на процессе засеивания каркасов. (Посещения чистого отсека могут быть разрешены после вторника, но каждый желающий должен получить разрешение д-ра Юнгеблута и зарегистрироваться у Елены на определенное время.)
7. Забор костного мозга у второго пациента планируется на утро понедельника, 18 июня, с тем, чтобы провести трансплантацию 21 июня. Все указания, изложенные в отношении первой трансплантации, касаются и второй. Ее дата может быть перенесена всего на один день, если, проводя рецеллю-ляризацию каркаса для первой трансплантации, мы увидим, что нужно больше времени.
8. Во время трансплантаций доступ в операционные будет ограничен, но предполагается организовать онлайн трансляцию на большом экране в конференц-зале (мы должны поблагодарить профессора Порханова за это).
9. Думаю, необходимо устроить общее совещание в понедельник вечером, около 19.00, чтобы мы все могли познакомиться друг с другом и напоследок еще раз обсудить все вопросы. Д-р Поляков и Елена позаботятся об организации и оповещении.
10. Я прилетаю в воскресенье и вместе с профессором Порхановым и доктором Поляковым мы проведем мозговой штурм и посмотрим пациентов.
11. Прошу осознать, что вы все участвуете в первой в истории трансплантации тканеинженерной трахеи и части гортани, и это накладывает на всех нас, а на меня в первую очередь, огромную ответственность.
Я искренне прошу прощения за такое длинное и в «немецком» стиле письмо, но мне это кажется необходимым для получения позитивного результата.
Снова мои наилучшие пожелания и до встречи,
Паоло».
Это письмо дало старт финальной стадии подготовки к трансплантациям, которые уже несколько раз откладывались. Сигнальной ракетой стала доставка в Краснодар каркасов и биореакторов, изготовленных по меркам пациентов. В течение всего времени, пока они ехали из Германии, моя почта ломилась от писем Томаса Гросса, Томас был инженером расположенной в Германии дочерней компании «Harvard Biosciences», и его обязанностью была финальная наладка и проверка биореакторов перед отправкой и после доставки. Он также присутствовал на первых двух трансплантациях и дежурил у «чистого помещения», где проходил процесс засеивания, – на случай, если с биореактором что-то случится. Томас в принципе не доверял никому, но трансплантация в Краснодаре беспокоила его до такой степени, что он практически не спал с того момента, как отправил груз в Россию.
Поскольку все партнеры знали эту его особенность характера и не очень-то отвечали на его многочисленные вопросы, а Паоло он боялся, как огня, то он начал писать письма мне.
«Дорогая Елена,
Я знаю от Паоло, что вы являетесь координатором проекта. Могу ли я писать Вам напрямую? Меня очень беспокоит сохранность упаковки биореакторов и каркасов, поскольку это очень важно. Как вы думаете, достаточно ли оповещена об этом транспортная компания? Я со своей стороны, отправляя груз, написал письма во все инстанции, и сам проверил сохранность упаковки перед отправкой. Не могли бы вы сделать то же самое, но с вашей стороны?
Извините за письмо, но оно продиктовано лишь беспокойством.
С наилучшими пожеланиями,
Томас.
P.S. Огромная просьба – не говорите о моем письме Паоло, а то он рассердится, что я всех отвлекаю. Еще раз спасибо».
«Дорогая Елена,
Спасибо за Ваше письмо и помощь. Паоло разрешил мне прилететь на два дня раньше, чтобы я уже находился в клинике, когда прибудет груз. Но если это все-таки случится до моего приезда, не могли бы вы попросить персонал не вскрывать и вообще не трогать коробки до тех пор, пока я не прилечу? Я уже написал доктору Полякову, и он ответил «ОК». Но меня это как-то не убедило.
Извините еще раз,
Всего наилучшего,
Томас».
«Дорогая Елена,
Пишу вам из Краснодара – я приземлился три часа назад и сразу же отправился в клинику. Спешу поделиться радостью: все коробки стояли нетронутыми в лаборатории, я распаковал их, стерильность не была нарушена. Ирина, которая работает здесь, помогала мне, она оказалась очень профессиональной. А доктор Поляков сам встретил меня в аэропорту.
Спасибо вам за терпение и до встречи,
Томас».
Помимо писем от Томаса приходили многочисленные и-мейлы от специалистов, которых Паоло пригласил на трансплантацию, и мне надо было проследить, чтобы все они вовремя получили официальные приглашения для визы от больницы, заказать номера в «Интуристе», вообще -«пересчитать» их и прислать информацию в клинику и университет обо всех, кто приезжает. Получилась внушительная группа: помимо Филиппа Юнгеблута и Томаса Гросса, непосредственно задействованных в трансплантации, приезжали – Дэвид Грин, который как глава компании был и на предыдущих операциях, Марк Холтерман – он хотел посмотреть, как работает Паоло, увидеть все детали подготовки перед тем, как они будут оперировать маленькую Ханну (по плану – осенью). Наконец, выразили желание приехать два торакальных хирурга из Норвегии, профессор Аксель и доктор Лунд, просто чтобы поучиться технологии. (Примечательно, что несмотря на предварительное оповещение по профессиональной сети, никто из ведущих российских специалистов на приглашение не откликнулся.)
