Текст книги "Офицеры"

Автор книги: Елена Караваешникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Самолет приземлился. За иллюминатором поплыл серый нудный пейзаж подмосковного военного аэродрома. Самолет зарулил на стоянку. Вой турбин перешел в стихающий свист.

Шуракен встал с лавки, отработанным до автоматизма движением бросил на плечо ремень автомата, взял сумку и двинулся к выходу. Наступила та трудная минута, о которой он думал во время перелета. Если Командор приехал его встречать, сейчас Шуракену придется сказать, что он потерял Ставра. Такие дела. Однако он не имел права расползтись, как последнее дерьмо. Он знал, каким Командор хочет его видеть.

Шуракен умел ходить легко и бесшумно, но сейчас рампа загудела под тяжестью его шагов.

У трапа его ждал незнакомый офицер и наряд автоматчиков.

– Стоять, – приказал офицер. – Сдать оружие. Шуракен бесстрастно посмотрел на него.

24

Если с человеком однажды случается какая-нибудь ужасная глупость, она имеет обыкновение потом повторяться. До того, как вылететь из этого проклятого вертолета, Ставр уже однажды вылетел в окно третьего этажа общежития московского университета.

Ему было двадцать лет, вне своего института он носил тесные черные джинсы и короткую кожанку. Его повадки и высказывания привлекали опасной дерзостью и непредсказуемостью. Лохматый, нарочито грубый, он был великолепен. На дискотеках Егор танцевал брейк, и однажды дежурный преподаватель выразил свои впечатления от этой хореографии: «Точь-в-точь пьяный полуголый индеец из племени команчей», – сказал он. Егору исключительно легко давалось все, что требовало темперамента, хорошей координации движений и выносливости. Он дрался, как молодой свирепый пес, искал драк и талантливо занимался сексом, имел успех даже среди уставших от жизни студенток старших курсов.

Накануне происшествия Егор по случаю новогодних праздников и начала сессии уже несколько дней не вылезал из общежития университета, где у него было полно друзей. Пил и занимался любовью с красивой, влюбленной в него девочкой Юлей. В двадцать лет «дала – не дала» – основной вопрос бытия. Поэтому, когда Егор и Юля вернулись в комнату, где народ гулял уже четвертый день и начал тихо озверевать, один из приятелей посмотрел на них мутными от водки и бешеными от ревности глазами. В тесной комнатенке было не продохнуть от сигаретного дыма и винных паров.

– Здесь настоящая душегубка, – сказала Юля. – Давайте откроем окно.

Бледный от любви Егор подошел к столу и среди объедков увидел чудом уцелевшее яблоко. Он разломил его надвое и половину протянул Юле. Пристально глядя на него откровенными, сияющими глазами, она наклонилась чувственным кошачьим движением и зубами взяла яблоко у него с руки.

– Женщины, как дети, – сказал сходящий с ума от ревности приятель. – Что ни дай, все в рот тянут.

Егор мгновенно засадил ему в челюсть. Удар был эффектный, но неквалифицированный. Егор разбил руку.

Пока народ вытаскивал и ставил на ноги завалившегося в щель между койками приятеля, Егор сел на окно, которое кто-то как раз успел открыть. Он взял с подоконника снег и, морщась, приложил к разбитому кулаку. Юля обняла его и поцеловала в горячий, влажный от пота лоб.

– Отойди от окна, – сказала она. – Ты простудишься.

– Вот дура, – бросил приятель.

Он вытащил из кармана носовой платок и протянул Юле.

– На, дай ему.

– Зачем?

– Сейчас увидишь.

Если бы удар достиг цели, у Егора наверняка был бы сломан нос. Но он резко отклонился, кулак приятеля только вскользь задел его по скуле. Егор почувствовал не этот удар, а какой-то легкий толчок, словно колесо Судьбы задело его. И он вывалился за окно, прямо в ослепительный свет морозного дня.

Егор не почувствовал ужаса. В его душе вдруг вспыхнул какой-то гибельный восторг. Тело было расслаблено и легко подчинялось естественным рефлексам. Он падал плашмя, спиной вниз, со свободно раскинутыми руками и ногами и ввалился в двухметровый снежный вал, наметенный снегоочистителем вдоль стены общежития. Егор пробил сугроб почти до земли, только самый нижний, слежавшийся и слоистый пласт, хрупко крошась и прессуясь, остановил его. Снег взметнулся беззвучным взрывом и, невесомый, мерцающий, как звездная пыль, засыпал Егора.

Его друзья и подружки, раздетые, выскочили из общежития и понеслись туда, где он упал. Но они его не нашли.

В этом была какая-то мистика, шиза.

Егор лежал в сверхлегкой неподвижности, в нежном восторге нирваны. Свет ослепительного зимнего солнца сиял сквозь засыпавший его хрустальный пух. Потом снег на лице подтаял и потек холодными струйками. Егор почувствовал, что лежит в ледяном саркофаге. «Это очень здорово, – подумал он, – но можно превратиться в мумию мамонта».

Егор выбрался из сугроба и пошел в общежитие. Когда он открыл дверь и вошел в вестибюль, все разом замолчали и вытаращили на него глаза, как на НЛО.

– Такого ломового кайфа я не испытывал даже от оргазма, – сообщил Егор.

Так что полет без парашюта случился со Став-ром не впервые. В тот раз ему повезло: он был слишком пьян и счастлив, чтобы испугаться, поэтому не разбился. Теперь он падал с несоизмеримо большей высоты, но Ставр уже умел безошибочно управлять собой и до конца бороться за жизнь. Он знал, что сейчас главное – не прогибаться в спине, иначе может так загнуть, что не выдержит позвоночник. Ставр сделал полуоборот через правое плечо, перевернулся спиной вниз. Позвоночник свободно прогнулся, так что Ставр провис, как в гамаке, раскинув руки и ноги, чтобы максимально увеличить площадь опоры на поток воздуха. Он дал волю рвущемуся из глотки крику, ведь крик – это природная психологическая защита. Пока Ставр орал, он просто не мог думать о том страшном ударе, который ему суждено испытать в последний миг, или об острых обломках стволов деревьев и сучьев, которые пронзят и разорвут на куски тело. Ужас заставил бы сжаться, свел судорогой мускулы, и Ставр влетел бы в джунгли, как снаряд, пробивая и ломая все на пути и ломаясь сам.

Этого не случилось. Ставр буквально лег в густую упругую сеть ветвей и лиан. Он хватался за них,

пытаясь затормозить падение, лианы рвались, как гнилые веревки, но все-таки тормозили его. Ставр повис в двух метрах над землей, хохоча, как Тарзан. В мозгу у него взрывались шаровые молнии. В такую дикую эйфорию его не вогнал бы ни один наркотик.

Ставр освободился от лиан и свалился на землю. Его еще разбирал смех, но он уже обрел способность логически действовать. Прежде всего следовало немедленно сообщить о себе. Рация...

Ставр обнаружил, что жилета с рацией на нем нет. Он не помнил, где потерял жилет, но искать его в джунглях явно не имело смысла, потому что в вертолете... да в вертолете он уже был без жилета. Потеря жилета очень осложнила положение. По его объемным карманам было рассовано множество необходимых для выживания вещей. Например, набор антибиотиков и тюбик с бактерицидной мазью. Ставр изрядно ободрался. Самая скверная рана была на спине. Острый сук распорол кожу и неглубоко рассек мышцу на правой лопатке. Боль от этой раны особенно раздражала Ставра именно потому, что он не мог посмотреть на нее. Но те, которые он видел, надо было немедленно обработать пенициллиновой мазью, иначе через несколько часов в этом гнилом климате они обязательно воспалятся.

Теперь следовало быстро убираться отсюда, потому что, если повстанцы видели, как что-то падало с неба, они постараются его найти, надеясь заполучить какое-нибудь ценное снаряжение. Самое ценное Ставр уже потерял, но их устроит и то, что осталось: пояс из парашютной стропы, американская кобура из конской кожи, пистолет с двумя запасными обоймами в подсумке, штурмовой нож, часы с компасом, а главное – отличные легкие ботинки на толстой рифленой подошве.

По компасу Ставр определил направление на город и двинулся вперед, рассчитывая выйти на ту дорогу, по которой они с Шуракеном ехали на базу «Стюарт» и на которой оставили «судзуки». Он вытащил нож и, еще в эйфории адреналинового шока, полез в джунгли с бешеной энергией. Джунгли всегда были для Ставра всего лишь враждебной зеленой стеной по краям дороги. Теперь он оказался в плену этого мира и понял, что не имел о нем ни малейшего представления.

Его окружили фантастические, остервенелые в борьбе за жизнь растения. Сплетясь в сплошной хаос, они прижимались вплотную, обвивали друг друга, душили и запускали в стволы и стебли соседей воздушные корни, высасывая соки. Ставр представил себе, что, если бы он тут лег, переломанный, без движения, они и в него запустили бы свои хоботы и принялись высасывать его кровь. Пробиться через зеленый хаос можно было только с мачете. В руках у Ставра был отличный штурмовой нож, но здесь он был ни на что не годен. Ставр привык побеждать, он рубился сквозь джунгли, задыхаясь в тяжелом влажном воздухе, насыщенном одуряющими сладкими запахами цветения и разложения. Майка почернела и прилипла к телу. Из-под банданы текли ручейки пота, проедая светлые борозды на его чер-

ном от грима и мазута лице. Остановившись передохнуть, Ставр понял, что, несмотря на бешеные усилия, он почти никуда не продвинулся. Нет, ему не пройти через джунгли десятки километров, которые отделяют его от города, и даже значительно меньшее расстояние до дороги. Ставр решил повернуть назад, идти в том направлении, откуда летел вертолет. В этом случае был шанс выбраться из джунглей в саванну. Там сухой и легкий воздух, пальмы, кустарники, заросли слоновьей травы. Там опасно, но там можно идти, а значит, можно в конце концов дойти.

Ставр повернул назад. Его окружали гнетущая мягкая тишина и густые зеленые сумерки. В глубине джунглей не водились ни птицы, ни животные, и солнце сюда никогда не проникало. Здесь цвели порочно благоухающие плотоядные цветы, откровенно напоминающие женское лоно, и ползали, пожирая друг друга, омерзительные насекомые.

К концу дня Ставр понял еще одну тайну джунглей. Все здесь сочилось влагой, но не было воды. Несколько раз Ставр натыкался на странные ямы, заполненные густой черной жидкостью. Больше всего эта жидкость напоминала нефть, но может быть, это была некая квинтэссенция, отфильтрованная землей из разлагающихся стволов и листьев. Что бы это ни было, напившись ее, Ставр мог бы уже никуда не идти, не мучить себя напрасно. Лечь и ждать смерти, а лучше сразу застрелиться. Ставр был подготовлен к таким ситуациям. У него было выработано умение стойко переносить лишения, а главное – умение управлять собой и при необходимости отказываться от самых жизненно необходимых желаний.

Весь остаток дня Ставр ломился сквозь джунгли. С приближением темноты он выбрал место для ночлега и повалился на мягкую, остро пахнущую землю. На него навалился больной изматывающий сон, наполненный кошмарными видениями огня, черного неба, отчаяния и тоски. Все то, чего он чудом избежал наяву, начало происходить с ним в воображении. Он перегрыз нерв сна, как зверь перегрызает зажатую в капкане лапу, и очнулся.

Джунгли смотрели на него тысячей невидимых злобных глаз. Ставру казалось, что смерть крадется к нему со всех сторон. Темные суеверия повылезали из запретных углов, чердаков, чуланов подсознания, и, несмотря на попытки думать о практических, реальных вещах, разум не мог освободиться от власти неведомого, тайного ужаса.

Наступил рассвет. Ставр поднялся с земли, разбитый и отупевший до полного безразличия. Ему хотелось снова лечь и заснуть, но нельзя было терять время, он мог не успеть до заката выбраться из джунглей и провел бы еще одну кошмарную ночь.

«Ты должен выбраться отсюда, должен, черт бы тебя побрал, – подумал Ставр. – Давай двигайся. Если ты подохнешь, Шуру придется одному отдуваться за базу "Стюарт"».

У Ставра был опыт преодолений. С ножом в руках он двинулся вперед. К концу дня он пробился через зеленый хаос в сухую жаркую саванну. Здесь у

поверхности земли было мало воды, и каждое растение, будь это многометровая пальма или крошечная травинка, росло обособленно. Оберегая свою скудную долю влаги, они выживали сурово, в одиночку.

Он отдохнул, глядя на закат. Небо пламенело всеми оттенками алого, стройные силуэты пальм казались черными на его фоне. Над саванной медленно опускался синий полог ночи. Ставр размотал платок с головы и уложил его у корня растения с толстым, гладким стеблем. За ночь платок впитает росу, каплями стекающую по стволу к корням.

Если устал и ресурс психики на пределе – разведи огонь. Собрав сухие сучья, Ставр разжег костер. Сидя возле него, он остро ощущал, как его лицо буквально впитывает энергию пламени. Потом он лег и заснул.

Ему приснилась Джилл. Это был восхитительный сон. Джилл прижалась к нему спиной, и Ставр чувствовал изгибы и выпуклости ее тела. Она волнообразно покачивалась, прохладная гладкая кожа скользила по горячей коже Ставра. Ему было приятно думать, что она сейчас чувствует тугие узлы и упругие выпуклости мускулатуры его груди и живота, напряженный ствол члена, настойчивыми толчками упирающийся в раздвоенность ягодиц. Джилл вскинула вверх длинные гибкие руки и стала ласкать затылок и шею Ставра. Тела их медленно изгибались. Ставр взял в ладони ее грудь с твердыми крупными сосками. Потом правая рука медленно опустилась вниз по животу. Нежные густые завитки покрывали весь мягкий холмик. Пальцы целиком погрузились

в шелковистую шерсть. Ласкать шкурку Джилл было приятно, подбритые девушки всегда разочаровывали Ставра. Рука опустилась ниже, пальцы попытались раздвинуть влажные, скользкие губы, но они были тесно сжаты бедрами. Ставр поцеловал Джилл в шею под ухом, прося впустить его. Девушка медленно развела ноги, и пальцы Ставра проскользнули глубже, хищный зверек, притаившийся в горячей щели, затвердел от его прикосновения. Он застонал, потому что напряжение становилось уже невыносимым.

Ставр проснулся с мыслью, что, когда доберется до города, он прежде найдет Джилл и осуществит свой сон и только потом явится в резиденцию, потому что разборка по поводу базы «Стюарт» может очень плохо кончиться.