Текст книги "Офицеры"

Автор книги: Елена Караваешникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

 ОФИЦЕРЫ

1

Всю дорогу до Кубинки шел сильный дождь, но как только свернули с шоссе, ливень внезапно кончился. Синевато-серая клубящаяся громада тучи перевалила за зубчатую стену леса, и открылась веселая синева неба. Поначалу робко улыбнулась радуга. Командор смотрел, как она растет, набирает силу, и чувствовал, как уходит постоянно сосавшая сердце тяжесть тревоги. В этом году ему исполнилось сорок. За последние десять лет успел повоевать в горячих точках на трех континентах – в Азии, Африке и Южной Америке. Куда и с каким заданием предстояло лететь на этот раз, Командор не знал. Всю необходимую информацию сообщают обычно перед вылетом. Может случиться и так, что конверт с заданием он распечатает уже на борту.

Внутри первой радуги вспыхнула и заиграла вторая. Служебный «уазик» подполковника Ивана Георгиевича Марченко – псевдоним и позывной в эфире «Командор» – миновал КПП при въезде на аэродром и под двойной радугой проехал к ангарам.

«Двойная радуга, говорят, к счастью. Спасибо за добрый знак», – порадовался Командор.

«Уазик» подъехал к одному из дальних ангаров на краю летного поля. Водитель быстро взял с заднего сиденья и отдал своему командиру спортивную сумку. Одетый в черные джинсы и летную кожаную куртку секретный сотрудник одного из оперативных подразделений внешней разведки перекинул сумку через плечо, обменялся прощальным рукопожатием с водителем и вошел в ангар.

Все семеро из оперативной группы ждали командира, каждый по-своему коротая время – один курил, другой листал «Плейбой», двое играли в шахматы на карманной доске, остальные трое неподвижно и расслабленно сидели в пластиковых дачных креслах, одинаково закинув головы и вперившись взглядами в потолок и предчувствуя, что задание, о котором руководство ничего не сообщило заранее, окажется из тех, что при первом ознакомлении представляются совершенно невыполнимыми, от чего холод пробегает по хребту. Командор отобрал в группу самых надежных людей.

Им пришлось ждать еще три часа. Но они умели ждать, эти парни со стальными нервами. Команда грузиться в самолет поступила, когда уже стемнело. Но конверта с заданием Командору пока еще никто не вручил. Но вот, наконец, когда они уже поднимались по шаткому трапу на борт, к самолету подрулила черная «Волга». Из машины вышел человек лет

пятидесяти с лишним, стройный, худощавый, в дорогом сером костюме – из тех, что приходится покупать в Лондоне. Это был Навигатор – высокопоставленный функционер внешней разведки КГБ, непосредственный руководитель Командора. В руках он держал пластиковую папку.

– Вы представляете, что это такое? – спросил Навигатор, показывая Командору вложенные в папку документы.

– Думаю, да.

– Это абсолютно секретный комплекс, оружие, разработанное на основе технологий двадцать первого века. Опытный образец должны были испытать в Афганистане. Несмотря на строжайшую секретность и тщательную охрану, комплекс был захвачен моджахедами. Я уверен, что это произошло неслучайно. Американцы активно занимаются аналогичными разработками и пытаются отслеживать, что у нас делается в этом направлении. Скорей всего произошла утечка информации. Есть данные, что комплекс сейчас находится на территории Пакистана. Мы знаем, где и когда его должны передать разведке противника. Твоя задача, Иван, вернуть комплекс.

– Задача понятна.

– Из Кабула вас перебросят в Джелалабадскую зону. Наши люди там и афганцы тоже подтвердили «коридор». Переход в Пакистан завтра в ночь. Если увидишь, что у вас нет шансов уйти оттуда с этой штукой, твоя задача – привести в действие механизм самоликвидации устройства. При самом худшем раскладе дашь сигнал для нанесения ракетного удара. Устройство должно быть уничтожено любой ценой.

– Мы постараемся.

– Да уж, постарайтесь. Удачи, Иван.

Это было старое торговое место. Еще лет двести назад здесь сходились пути меряющих землю из конца в конец караванов. Глиняные стены навсегда впитали запах верблюжьей шерсти, дыма очага и гашиша, теперь к этому примешивался еще и характерный запах оружейной смазки. Сегодня торговый день, и все пространство внутри обширного двора караван-сарая заполнили грузовики, разномастные легковушки, верблюды и повозки, запряженные ослами. В клетушках, крытых сухой травой или брезентом, расположились купцы, их охрана и прислуга. Торговали оружием и военным имуществом. Товар был разложен на кусках брезента и пыльных истертых молитвенных ковриках. Продавали и покупали в основном местные – пакистанцы и афганцы, но среди них толкалось немало людей в полувоенной одежде, национальность которых определить было затруднительно.

В ворота рынка въехал «мерседес» в сопровождении джипа с охраной. Командор сразу заметил эти машины. Из «мерседеса» вышли два молодых араба, одетые в дорогие европейские костюмы и с покрывающими головы большими белоснежными платками. Судя по одежде и чертам лиц, это были аравийцы, скорее всего, иорданцы. Один из них держал серебристый металлический кейс. Охрана, выскочившая из джипа и окружившая своих боссов, была из местных.

По всем признакам, это те самые «клиенты», наметанным взглядом определил Командор. Он свободно перемещался в толпе покупателей, не привлекая ничьего внимания, одетый, как и многие тут, в армейский загрузочный жилет поверх длинной серой рубахи.

Арабы постояли немного, присматриваясь к обстановке, и решительно двинулись к торговым рядам. Командор обменялся условными знаками с двумя из своих ребят, державшихся неподалеку. Они в свою очередь передали сигнал о полной готовности другим членам группы. Ни арабы, ни их охранники не заметили ни малейших признаков того, что с разных концов торговой площади к ним начала стягиваться группа захвата. Снайпер, укрывшийся среди армейских ящиков, затянутых маскировочной Сеткой, поймал в оптический прицел голову араба с кейсом.

Покупатели подошли к стоящему в проходе между торговыми рядами грузовику, накрытому брезентовым тентом. Полог с начертанными на нем, полустертыми уже дождями и солнцем изречениями из Корана откинулся, из-за него высунулось смуглое лицо продавца. Он внимательно оглядел людей, явившихся за товаром. Обменялись несколькими фразами, после чего второй араб, тот, который без кейса, запрыгнул в кузов. Командор напряженно ждал, но внешне это его напряжение никак не проявлялось. Бородатый человек, лениво сидящий в тени под глиняной стеной, выглядел сонным и совершенно безучастным ко всему, что вокруг него происходило.

Араб выпрыгнул из грузовика и что-то сказал своему компаньону. Продавец тоже выбрался из-под тента, но уже в сопровождении двух мрачных, обвешанных оружием воинов аллаха. Впрочем, беседа, кажется, прошла вполне дружелюбно и конструктивно. Командор понял, что товар предъявлен, осмотрен и опознан. Теперь арабы должны подтвердить свою готовность расплатиться.

Все, наступил момент истины. Командор дал условный знак к началу захвата, проведя ладонями по лицу, как это делают мусульмане, завершая молитву. Через мгновение после этого обыденного жеста араб выронил кейс с деньгами. Пуля из снайперской винтовки насквозь пробила череп, и дергающееся в конвульсиях тело стало валиться на стоящего рядом купца.

Спецназовцы, уже не маскируясь, бросились с разных концов базара к грузовику и вступили в схватку с охраной. Командор вскочил в кузов. Там среди мешков с кукурузой лежал металлический ящик. Командор открыл его и увидел то, что и надеялся увидеть – цилиндрический корпус секретного комплекса.

Грузовик оказался в водовороте настоящего сражения, но, как ни сопротивлялся противник, перевес оказался на стороне спецназовцев. Решающую роль сыграла эффективная поддержка хорошо затаившегося снайпера.

Среди базарного люда началась паника. Все вокруг пришло в безумное движение, поднялись клубы пыли. Сталкивались, прорываясь к выезду, машины, шарахались «припаркованные» к деревянным перекладинам ослы и верблюды.

Охрана купцов и оставшегося в живых араба была либо перебита, либо разбежалась. Никто не мешал Командору и спецназовцам вытащить из грузовика ящик с комплексом.

– Все, ребята, уходим, – приказал Командор. И тут где-то рядом взревел мощный двигатель,

огромной силы удар разнес в щепки ворота древнего караван-сарая, и на площадь выкатился танк.

– Твою мать! – спецназовцы вскинули автоматы.

Танк остановился, из люка вылез бородатый моджахед в полосатом халате.

– Командор! – радостно заорал «туземец». – Танк-то наш! Смотри, и звезда на броне, и даже номер сохранились. Командор, давай до границы на нем махнем. Тут всего-то полторы сотни километров, горючки в баках хватит.

– У тебя с головой все в порядке? – поинтересовался Командор.

– Командор, он же наш! Пусть духи знают: русские своего оружия не бросают.

Идея была правильная.

– Добро, – согласился Командор.

Через минуту танк выехал из ворот базара. Группа сидела на броне.

2

В семь утра Осоргин отправился на прогулку со своим любимчиком рыжим колли Грэем. Выйдя в отставку, генерал армии Алексей Федорович Осоргин большую часть времени жил на даче, и утренняя прогулка входила в обязательное расписание дневных занятий. В семьдесят с небольшим генерал выглядел много моложе своих лет – худощавый, стройный, с прямой спиной и плечами, которые не согнуло бремя лет. На него все еще с интересом поглядывали женщины. В движениях генерала сохранилась сухая, нервная легкость, отличавшая его и в молодости.

После прогулки генерал приготовил завтрак и накрыл в саду стол на двоих. Но завтракал, впрочем, как обычно, в одиночестве. Поев, посидел еще некоторое время, наслаждаясь ласковым солнечным утром, и пошел в дом.

В кабинете за стеклами книжных шкафов стояли фотографии сына – Георгия Осоргина – Егора, как называл его отец. Осоргин с нежностью скользнул по фотографиям взглядом. На одной из них Егор запечатлен пятилетним мальчиком на руках у отца, на другой – угловатый подросток. Смущенно улыбаясь, Егор, уже юноша с редкими волосками над верхней губой, смотрит со следующего снимка. Алексей Федорович прекрасно помнил день, когда сын поступил в университет: раскрасневшийся и гордый, Егор выбежал из старого здания «альма-матер», сунул в руку такому же гордому однокурснику фотоаппарат и попросил снять его вдвоем с отцом.

Егор, родившийся, когда Осоргину стукнуло уже пятьдесят, стал его величайшим счастьем, его радостью, а теперь, после ухода со службы, и всем смыслом жизни.

Осоргин подошел к письменному столу и посмотрел на портреты, стоящие радом. Со старых фотографий в простых деревянных рамках на него смотрели две женщины. Одну из них Осоргин любил всю жизнь – любил со всей страстью, но безнадежно. Люба была женой человека, с которым Осоргин близко сошелся, когда учился в военной академии. Георгий стал тем единственным настоящим другом, горячую сердечную привязанность к которому Осоргин пронес через всю жизнь, несмотря на то что виделись редко – служба часто разводила их на долгие годы. Когда родился сын, Георгия уже не было в живых. Осоргин назвал сына в честь друга.

Вторая женщина, беззаботно улыбавшаяся с фотографии, была женой Осоргина и матерью Егора. Когда Егору было всего четыре года, она разбилась на той проклятой «Волге», которую Осоргин купил для нее. Рита была удивительной женщиной – в двадцать четыре года став генеральской женой, она никогда не требовала никаких привилегий, сногсшибательных нарядов, шуб или бриллиантов. Но дело было вовсе не в скромности, которую принято считать высшим достоинством прекрасного пола. Просто ее душа была равнодушна к удовольствиям светской жизни и рвалась к иному – к путешествиям и приключениям. Она любила все новое, неизведанное, ее привлекал риск и даже опасность. Однако упорядоченный респектабельный быт генеральской супруги не открывал практически никаких возможностей для проявления ее необузданного, горячего, полного жадного любопытства характера. Осоргин часто видел, как Рита листает толстенную книгу с романтическим названием «Там, за рекою, – Аргентина». Осоргин и сам любил разглядывать эту, да и другие книги-альбомы чехословацких путешественников Иржи Ганзелки и Мирослава Зикмунда. В пятидесятые годы они разъезжали по экзотическим странам и континентам на своих, отечественных, грузовиках «Татра», испытывая их на надежность, а потом писали увлекательные репортажи, иллюстрированные множеством своих фотографий.

Рита внимательно всматривалась в фотографии кварталов Буэнос-Айреса, бедных, но удивительно красивых поселений индейцев, портреты аргентинских пастухов гаучо. Особенно нравились ей те снимки, на которых «Татра» счастливцев-путешественников пробивалась сквозь буйные заросли джунглей или мчалась, поднимая клубы раскаленной пыли, через саванну. В Рите пробудилась страсть к машинам, к скорости. В этом, наверное, и был ее истинный талант. Даже мужчины с завистью говорили, что она водитель от бога. Она водила рискованно и лихо. Ей везло. До поры до времени везло.

Обычно такие и погибают молодыми, полными сил, не познавшими ни разочарований, ни потерь, ни горя, ни страданий.

Прошло уже немало лет, но Осоргин по-прежнему любил этих двух женщин, и наверное потому, что его печаль и любовь не утратили живую энергию, не превратились просто в память, аура его любимых женщин всегда наполняла дом.

Сегодня был совершенно особый день. Пришло время выпустить птенца из гнезда. Чувствуют ли они, знают ли, тревожатся ли вместе с ним?

По узкой, крутой и неудобной лестнице казенной дачи Осоргин поднялся на второй этаж. Колли последовал за хозяином и, обогнав его, первым вошел в комнату Егора. На письменном столе царил хаос: вперемешку с английскими и испанскими словарями и учебниками валялись растрепанные «покеты» детективов и шпионских романов на английском. Джинсы и футболка небрежно свисали со стула, на спинку которого более или менее аккуратно был наброшен строгий пиджак от протокольного костюма, сверху кое-как примостились белая сорочка и скучноватый галстук в мелкий горошек

Свежий, пропитанный ароматом хвои воздух вливался в открытое окно и вступал в борьбу с мощным алкогольным амбре, словно стремясь растворить, рассеять этот порочный дух. Привычным движением Осоргин подобрал валявшиеся в разных углах комнаты кроссовки и аккуратно поставил их возле кровати сына.

Егор лежал на животе, обнимая подушку, – эта привычная поза была знакома отцу еще с сынова детства. Не будя Егора, Осоргин некоторое время всматривался в его профиль, пытаясь то ли разглядеть некую суть, скрытую за знакомыми чертами, то л и принять наконец раз и навсегда какое-то несомненно важное решение.

– Лейтенант Осоргин, подъем! – скомандовал он.

Егор с трудом разлепил глаза и умоляюще взглянул на отца.

– Пап, имей совесть. Я лег, кажется, в пять. Все-таки я вчера университет окончил. Сегодня имею право спать, сколько хочу.

– Давай-ка вставай, Егор. Завтрак готов, и тебя ждет твоя мечта.

– Какая мечта? У меня их несколько.

Егор вылез из постели и начал одеваться. Он был выше отца и крупнее, шире в кости. Северная кровь матери, а она была из Архангельска, взяла верх над южной, казачьей, Осоргина, род которого шел из Ставрополья.

Отец и сын вышли из дома. От крыльца выложенная бетонными плитками дорожка вела к гаражу. Осоргин открыл ворота. Солнечный луч вспыхнул на хромированной решетке радиатора черного ЗИСа. Егор вопросительно посмотрел на отца. Осоргин достал из кармана ключи и бросил сыну.

Егор схватил их на лету, как молодой ястреб, которому старый кинул кусок своей добычи.

– По случаю окончания института, – со сдерживаемой торжественностью произнес Осоргин.

– Папа, – Егор обнял отца, – спасибо. На самом деле я даже не мечтал.

– Так я тебе и поверил. Ладно, нечего машине зря в гараже простаивать.

Егор любовно подышал на лобовое стекло, шутливо сдул с капота машины несуществующие пылинки, сел за руль и завел двигатель.

Через час он уже мчался в Москву. Руль держал одной рукой, а другую выставил в окно, подставив раскрытую ладонь холодному потоку встречного воздуха.

3

Командор вышел из штаба и сел в поджидавший его «уазик». Машина двинулась мимо плаца, на котором инструкторы занимались с курсантами, и подъехала к КПП. Серые металлические ворота с красными звездами открылись, выпуская «уазик» на узкую асфальтированную дорогу, проложенную через сосновый лес.

Прошло два года после той операции в Пакистане. Теперь Командор занимал должность начальника Учебно-оперативного центра внешней разведки. Сегодня он ехал на дачу к Осоргину, с которым его связывали почти родственные отношения – Командор был сыном Георгия, лучшего друга генерала.

Командор знал, что Осоргин будет говорить с ним о сыне. Тема эта уже возникала в их разговорах, но не напрямую, а так, обиняками. Егор хотел служить в подразделении Командора. В принципе, оснований для отказа у того не было. Парень подходил ему по всем параметрам: офицерское звание, знание языков, английского и испанского, крепкое здоровье. Но оперативное подразделение внешней разведки – далеко не самое теплое место под солнцем. В качестве советников и военных специалистов сотрудники подразделения участвовали в непрекращающейся войне сильнейших мировых держав за сферы влияния. А войн без потерь не бывает.

– Егор хочет служить у тебя в подразделении, и с этого его уже не свернешь. А уж возьмешь ты его или нет, тебе решать, – сразу взял быка за рога Осоргин, когда Командор приехал к нему на дачу.

– Егору надо очень хорошо подумать. Нетрудно вообразить себя суперменом, начитавшись боевиков.

Они шли по дорожке, огибавшей двухэтажный деревянный дом. Грэй подбежал к хозяину с палкой в зубах. Осоргин взял у собаки палку и свободным и сильным движением запустил ее в глубину соснового леса.

– Будь моя воля, я не позволил бы Егору влезать в такое рискованное дело, – сказал он. – Но знаешь этот родительский эгоизм. В общем, я считаю, что не имею права стоять у него на пути. Теперь его черед, пусть осуществит свои мечты.

– Если Егор размечтался о генеральской папахе, как у вас, то лучше сразу избавиться от этой вредной иллюзии.

– Чем черт не шутит, когда Бог спит.

– Да вы же сами знаете, Алексей Федорович, какое у нас с вами ремесло неблагодарное. Вожди не любят признавать, что нуждаются в специалистах нашего профиля.

– Да, так. И для специалистов это часто плохо кончается.

– Давайте так, Алексей Федорович, – подытожил Командор. – Пусть Егор пройдет отборочную

комиссию. Если комиссия скажет «да», я зачислю его и подразделение.

– Спасибо, Ваня.

Егор не подозревал, что сейчас решается его судьба, он целовался на заднем сиденье подаренной отцом машины. Лера, стройная блондинка с длинными волосами, была его подружкой весь этот последний студенческий год. Она училась в МГУ на «факультете образованных жен», как некоторые остряки называли филологический факультет.

Артур и Митя – приятели, которым Егор предложил отправиться со своими подружками на пляж, чтобы отметить окончание учебы, жарили шашлыки и развлекали девушек под песни «Битлз», разносящиеся из переносного магнитофона. Артур налил вино в бокал, подошел к машине и, демонстративно отвернувшись, протянул друзьям.

– Я пришел намекнуть, что шашлык уже почти готов.

Не отрывая своих губ от губ Леры, Егор протянул руку и взял бокал.

А в это время с крутого лесистого откоса на пляж спустились трое поселковых парней. Поселок лесопаркового хозяйства располагался рядом, дома стояли сразу за узкой полосой прибрежного леса. Местные пацаны под предводительством своего коновода по прозвищу Каляй частенько устраивали набеги на компании «мажоров» вроде Егора и его друзей. Обычно городские предпочитали не ввязываться в разборки с поселковой шпаной и откупались водкой и закуской.

– Здорово, – весело поприветствовал Каляй, подходя к городским. – Угостите сигареткой.

Митя хмуро протянул Каляю пачку сигарет.

– Вот, берите и дрейфуйте отсюда.

Каляй с вожделением смотрел на бутылки.

– Чего это так сразу «дрейфуйте». А может, водочки?..

– А может, сразу в рыло? Чтобы ты уяснил – халявы тут нема.

Каляй потому и предводительствовал местной братвой, что за словом в карман не лез, но на этот раз он проигнорировал грубость городских. Парень с любопытством и восхищением рассматривал необычную машину. Такие Каляй видел только на картинках.

– Глянь-ка, пацаны, какой членовоз!

Каляй подошел к машине. Задняя дверца была открыта, из салона слышалось прерывистое дыхание. Каляй широко осклабился и сунулся внутрь. Егора он вообще не увидел, потому что его ослепило золото волос Леры и ее обнаженное тело, прикрытое лишь узенькими полосками бикини.

– Ух ты! И я хочу! – заорал Каляй. Егор быстро повернул к нему голову:

– Сотрись, колхоз.

– Чего это «сотрись», – ухмыльнулся Каляй, разглядывая Леру. – Может, я следующий в очереди.

Егор мягко отстранил Леру и вылез из машины. Несмотря на свою наглость, Каляй слегка осадил, обнаружив вдруг, что этот парень выше его почти на голову и значительно шире в плечах. Впрочем, рост и вес хоть и весомое преимущество в драке, но все же не единственное. Однако день для Каляя явно не задался – в отличие от большинства городских, Егор драться умел и любил. Ему всегда легко давалось все, что требовало темперамента и хорошей координации движений – танцы, мордобой и секс. Как молодой пес, он ввязывался в любую драку, а если таковой в данный момент не происходило, то начинал ее сам.

Тощего, низкорослого Каляя Егор определил как несерьезного противника для настоящего мордобоя, но его следовало наказать за хамство. Ударом в челюсть он сбил Каляя с ног. Полагая, что на этом процесс закончен и вряд ли у шпанистого парня возникнет желание продолжить, Егор повернулся к нему спиной и поклонился Лере. Он любил красивые жесты.

Лера смотрела мимо Егора. Голубые глаза расширились от ужаса.

– У него нож! – вскрикнула Лера.

Егор оглянулся – Каляй, сжимая в руках нож, уже вскочил на ноги. Худой, жилистый, очень быстрый и злой в драке, он был гораздо более опасным противником, чем вообразил себе самоуверенный Егор. Но ударить Каляй не успел. Сильная рука будто железными тисками сдавила запястье Каляя. Это подоспел еще один местный, Сашка Гайдамак.

– Отдай нож, – спокойно сказал Сашка. – Слышишь, Каляй, отдай мне нож. Все. Помахались и хватит.

Егор оценивающе посмотрел на Гайдамака. Высокий, чуть выше его, хорошо сложенный парень, Гайдамак был одет в брезентовую куртку, тельняшку и джинсы, заправленные в резиновые рыбацкие сапоги. Лицо хорошей породы, светло-русые волосы, серые глаза. Егор чувствовал в этом парне силу.

– Ему, может, и хватит, – сказал Егор. – Давай продолжим – с тобой.

Вокруг них уже сгрудились и друзья Егора, и подельники Каляя.

– Слышь, лучше не залупайся, – посоветовал поселковый парень. – Сашка у нас тут на поселке самый страшный черт. Десантура.

Каляй почти любовно посмотрел на Гайдамака, гордясь дружбой с ним.

– Саня дружбан мой школьный. Он в Афгане воевал, духов пополам рвал. Ему тебя отметелить, как на хер валенок надеть.

Егор и Сашка молча враждебно рассматривали друг друга. Артур попытался было разрядить опасную ситуацию:

– Давайте разойдемся. Ни вам, ни нам ведь не нужны неприятности.

Но Егор в ответ на это лишь зло усмехнулся:

– Артур, не лезь со своей дипломатией. Ты что, не видишь, тут у нас настоящий герой. Ну так ты будешь драться?

– Не буду.

– Тогда зачем влез? Я, кстати, вполне по делу лечил этого придурка.

– У Каляя три года условно. Если его заметут за драку, сядет.

– Какое здравомыслие! Скучно с вами... – Егор принюхался к запаху горелого мяса. – Шашлык сгорел. Пошли, Лера.

Егор обнял девушку за плечи и повел к мангалу. За ними пошли их друзья.

Сашка повел Каляя в другую сторону. Тот буквально клокотал от ярости, и Сашка сильнее сжал его плечо.

– Сука мажорная, – шипел сквозь зубы Каляй. – Давить таких надо.

– Идем, Каляй. Сам знаешь, что из этого может получиться.

4

Командор сдержал свое обещание. В институт, в комиссию по распределению, пришел запрос на Осоргина. А телефонным звонком самому Егору сообщили, что ему предписывается – именно так и было сказано: «предписывается» – через три дня явиться для прохождения службы. Впрочем, это не означало, что Егор уже был зачислен в подразделение Командора. Ему предстояло пройти отборочную комиссию, а затем, если все хорошо сложится, еще пять лет посвятить учебе.

Учебно-оперативный центр секретного подразделения внешней разведки находился в расположении одного из подмосковных полков. На жаргоне курсантов и сотрудников центра это место называлось «Пансионат». Штаб, учебные и жилые корпуса были разбросаны в лесу.

Дежурный офицер доложил Командору о прибытии Осоргина.

– Пусть войдет, – разрешил Командор.

Дверь открылась, в образовавшемся проеме показалась взлохмаченная голова Егора. Встретившись глазами с Командором, он расплылся в улыбке и без малейшего смущения вошел в кабинет. Самонадеянного парня не насторожило то, что Командор, коротко взглянув на него, снова вернулся к документу, который он, видимо, читал до его прихода. Егор подошел к столу и сел.

– Встать, – жестко приказал Командор.

Егор вскочил и с удивлением уставился на человека, которого с детства считал чуть ли не родственником, кем-то вроде дяди. Ничего родственного сейчас в поведении Командора не обнаруживалось.

– Может, когда-нибудь ты получишь право садиться без разрешения и даже пить со мной водку, – сказал Командор. – А пока запомни одно правило: по территории базы перемещаться только рысью – целеустремленной энергичной рысью. Если попадешься мне на глаза дефилирующим, как по бульвару, пожалеешь.

Остатки привычной наглости еще не выветрились из Осоргина.

– Наряд вне очереди или чистка сортира?

Командор посмотрел на Осоргина с сожалением, как на дурака, не понимающего, куда попал, что, и общем, соответствовало действительности. Поэтому он решил вернуться в обличье «дяди», но уже в последний раз.

– Сынок, – мягко сказал Командор, – тут у нас практикуются такие дисциплинарные меры, что чистка сортира зубной щеткой покажется тебе наслаждением.

Дежурный офицер доложил о прибытии еще одного курсанта.

– Я вызвал тебя, чтобы познакомить с твоим напарником, – сказал Командор.

Осоргин обернулся на звук открывшейся двери и обомлел. В дверях стоял тот самый парень, с которым он едва не подрался на пляже.

Гайдамак тоже узнал Егора и едва удержался, чтобы не выругаться.

Командор заметил их обоюдную растерянность.

– Когда успели познакомиться?

Лицо Гайдамака одеревенело. Осоргин невольно сделал едва заметное движение правой рукой, и жесткий взгляд Командора тут же уперся в свежие ссадины.

– Что ж, – констатировал Командор, – мордобой не худший повод для установления крепких дружеских отношений. – Не было мордобоя, – возмутился Гайдамак. – Да если б...

– Отставить базар. Обучаться, а затем работать вы будете в паре. Если одного из вас придется отчислить – второй выбывает автоматически.

Это заявление возмутило Осоргина, у него тут же возникла масса веских возражений, которые он готов был высказать, но Командор осадил его:

– Условие вступило в силу.

Осоргин и Гайдамак вышли из штаба. Отойдя немного, они остановились.

– Значит, так, – сказал Гайдамак, чтобы сразу прояснить отношения. – Я не намерен из-за такого, как ты, просрать свой шанс добиться чего-то в этой жизни и повидать мир. Советую сделать правильные выводы.

– О'кей. Излагаю свое кредо. Я никогда не мыслил себя нигде, кроме разведки. Если меня отчислят, это будет равносильно потере смысла жизни. Как человек чести, я застрелюсь.

– Да если тебя отчислят, ты даже пистолет не найдешь, чтобы застрелиться.

– Сопру у папы. Он у меня генерал.

– Ты что, генеральский сынок? Правда?

– Правда. А ты правда воевал в Афгане?

– Неправда. Окончил Рязанское десантное училище, но в Афгане не был.

Егор вдруг насторожился.

– Командор идет. Уматываем отсюда, быстро!

– Зачем?

– Потом объясню. Сейчас главное, чтобы он видел целеустремленную, энергичную рысь.

Оглядевшись, Командор заметил пару курсантов, вприпрыжку удалявшихся от него.

Та случайная стычка на пляже сама по себе не могла стать серьезным основанием для вражды, но она сразу обозначила коренные противоречия в их отношениях. Гайдамак всего всегда добивался сам. Помощи ни от кого не ждал, напротив, ему только мешали – мать, друзья вроде Каляя, которые тянули в болото привычного существования. Первый рывок он уже совершил, поступив в военное училище с высоким конкурсом. А то, что из всех выпускников, вместе с ним окончивших училище, Командор отобрал именно его, Гайдамак воспринял как оольшую удачу. Служба в разведке открывала такие перспективы, о каких он, поселковый парень, даже не мечтал. Вполне понятно, что Гайдамака раздражало то, что Осоргин попал в элитное подразделение по блату. Но по справедливости он не мог не признать, что для генеральских сынков имеются места и потеплей, и побезопасней. Служба в подразделении Командора давала больше шансов сдохнуть от амебной дизентерии в Юго-Восточной Азии, подорваться на мине в Африке или получить пулю в башку в Латинской Америке, нежели дожить до времен, когда, сидя на даче, под водочку ведут разговоры с друзьями-ветеранами и пишут мемуары. И за то, что Осоргин не отсиживался за папиной спиной, а стремился найти себе настоящее дело и готов был рисковать, он заслуживал уважения. Гайдамак и Осоргин начали знакомиться с весьма своеобразными людьми, которым предстояло пять лет учить и тренировать их, вышибать вредные иллюзии и внушать те понятия и принципы, которые в роковую минуту помогли бы им или выстоять, или умереть достойно.

Одним из таких мастеров был Старый Диверсант Подшибякин.

Невысокого роста коренастый дядька лет шестидесяти в старорежимном тренировочном костюме из синей шерсти с белыми лампасами ждал своих новых подопечных в спортивном зале.

– Подшибякин Петр Алексеевич. Я ваш инструктор по рукопашному бою. Сегодня поработаем здесь, а завтра – в лесу на поляне, где пней побольше. Чтоб ударился горбом и сразу все понял. А в зале с матрасами нам делать нечего.

Через несколько месяцев Подшибякин в зимней летной куртке, наброшенной поверх неизменного синего олимпийского костюма, рассматривал своих подопечных, выползших на плац для утренней тренировки. Он принюхивался, дергая носом, как старый пес.

Гайдамак и Осоргин стояли перед мастером, упакованные в такие же, как на нем, кожаные куртки на меху. Молнии застегнуты, меховые воротники подняты до ушей, и тем не менее было заметно, что обоим зябко. Припухшие веки, белки глаз в красноватых прожилках, потрескавшиеся от жажды губы – все с головой выдавало недавнее злоупотребление алкоголем.