Текст книги "Ферма (СИ)"

Автор книги: Елена Янук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Сейчас я готова была просто сбежать, пусть думает, что хочет, мне от этого ни холодно, ни жарко, но Красотка, заметив, что отступая, мы добрались до лестницы и я стою уже над ступенями, вдруг в гневе резко толкнула меня на них спиной …

– Сдохни, тварь! – в бешенстве шипела она, глядя мне в лицо с ненавистью.

Как удалось мне по инерции задом преодолеть ногами первые две ступени, я не знаю, но дальше не в состоянии ни за что ухватиться, стала падать, в отчаянии наблюдая за этим будто со стороны.

Хлопнула дверь… и вместо каменных ступеней и сломанной шеи, я влетела во что-то мягкое и, как я поняла после, теплое.

От удара он пошатнулся, но мы не упали.

Медленно подняла глаза – за мной возвышался Георг. Я ведь ударилась в него со всей силы, и как мы только не упали вместе! Еле перевела дух, и тут же прикусила щеку, чтобы заглушить стон от боли. Падая, за что-то зацепила ногу. Теперь не могла встать сама.

– Ты везучая, дрянь, даже сейчас выжила… – продолжала наверху бесноваться Красотка, не сводя с меня злобного взгляда.

Я с ужасом посмотрела на нее в ответ. Но, кажется, она все же не поняла, что чуть не наделала: злобная усмешка, прищуренные глаза, обиженно-визгливые нотки в голосе. Чтобы больше не видеть этого я растерянно повернулась к Георгу, но он тоже смотрел на Красотку.

– Спасибо… – едва слышно сказала я, не понимая, куда делся голос.

– Не за что, – недобро процедил он, и, вновь подняв голову к Красотке, холодно прибавил:

– А с тобой мы поговорим позже.

Я видела, что из-за моего удара его руки в крови, что ему очень больно, не меньше чем мне, но ничего сделать не могла, только избавить от своего веса.

Потому попыталась встать на ноги и плевать на боль, однако Георг рук не разжал. Словно забыл, что держит меня в объятиях… Он так и стоял в бешенстве глядя на Красотку, которая все не унималась:

– А что со мной говорить?! Ненавижу эту тварь, которая врет, ворует и остается для всех хорошей! – истерично вопила она, топая ногами. – Ненавижу, ненавижу!..

Я все же встала на ноги.

Заметив, что противница цела и даже стоит на своих ногах, Красотка громко взвизгнула от негодования, и кинулась по лестнице вниз.

Глядя на нее, до меня только дошло, что она больна. Очередная девушка, потерявшая рассудок. Сколько таких уже видела, а с ней сразу и не разобралась. Гневной фурией она слетела вниз по лестнице, собираясь продолжить расправу. Я поймала себя на том, что отступаю от нее и неосознанно опираюсь на Георга, но, осмыслив это, резко отодвинулась в сторону. Для меня непозволительная роскошь искать поддержки у упыря.

– Ивета, поднимайся к себе, а когда оденешься, сходи к Марине, пусть она тебя осмотрит. Потом зайдешь ко мне! – словно все в порядке, спокойно приказал Георг.

Он перехватил, с усилием обнял визжащую Красотку и, мягко успокаивая, повел наверх.

Ну да, он прав, с душевнобольными нервничать нельзя.

Я тоже буду сдерживаться… пока сама такой, как она, не стану. Я поклонилась и тихо, шипя сквозь зубы от боли, хромая, побрела к себе.

Когда, наконец, ужасная лестница осталась позади, уже будучи в спальне до меня только тогда дошло… Ох, как же это все неловко, все это время я была в одной тонкой ночной рубашке!

Георг

– Хватит! – Я повысил голос и угрожающе поднялся из-за стола.

– Что происходит? Чего ты на меня нападаешь?! Я ничего не понимаю! – закрыв лицо руками, плакала Красотка на диване в моем кабинете. – Я не при чем… Да что бы с ней стало? Все ведь нормально! Не понимаю…

Я сквозь зубы отозвался:

– Серьезно?! Ты проделала это все на моих глазах, и ничего не понимаешь? Хватит прикидываться! Ты можешь морочить голову доверчивой Ивете, но я прекрасно знаю, что у тебя все в порядке с разумом!..

Хотя… все возможно. Где это разум теперь найти. Нормальность давным-давно помахала на прощанье мне, моей ферме и всему человеческому роду… Все, что случилось за последнее время, стрясло с меня легкий налет спокойной и относительно цивилизованной жизни. Нет, я не чувствовал себя потерянным, скорее злым ощерившимся, раненым, загнанным в угол волком. Убийственно унылым волком. Перемены всегда давались мне нелегко, точнее, не контролируемые перемены, а в последнее время их было столько, что хотелось бросить свои великие планы, уйти и начать где-нибудь с чистого листа.

Малодушно… А я и не спорю. Я повернулся к Красотке.

– Я забрал тебя в этот дом только потому, что опасался, что ты мне всю ферму перессоришь. И вообще, снисходителен был только по одной причине, из-за просьбы друга.

Красотка окрысилась и передразнила меня:

– Ой, не начинай опять свою песенку: «Я пять лет искал тебя, потому что мой лучший друг, а твой папа, перед смертью просил меня об этом…» Десять лет одно и тоже: бла-бла-бла… А я, как попала в этот дом, могла только об одном думать: вот бы здорово было стоять здесь и смотреть, как он горит. Может, еще и увижу это прекрасное зрелище!

– Не руби ветку, на которой сидишь… – прошипел я. Как же меня достала эта наглая девчонка! Разумом я понимал, что она стала такой, потому что мир такой, – чему хорошему могли ее научить в питомнике господских шлюх, куда она попала совсем еще ребенком, – но в реальности мне до белого каления надоели ее постоянные истерики, придуманные проблемы и подлые выходки.

– Ветку?! Сижу?! Ты прям как твой подхалим Корбан заговорил. Кстати, где он? Что-то давно его не видела. Сдох, надеюсь?

Вот и мой предел. Если бы она не затронула Корбана своим поганым языком, все постепенно бы вернулось на круги своя, но не теперь. И наверно не удивился, если бы позже очнулся над ее задушенным трупом.

Я взорвался. Стиснув кулаки, буквально выплюнул:

– Закрой рот! С сегодняшнего дня ты убираешься из столь ненавистного тебе дома и будешь жить в сарае со скотиной, так как сейчас не хватает домов.

Красотка со всхлипом втянула воздух.

– Ты не можешь… Ты обещал моему отцу! Забыл?! Это вы с отцом позволили им меня похитить! ВЫ! ВЫ с отцом – виноваты, вы, а страдать должна я?! – вскочив с дивана, гневно завизжала она.

Моей вины в ее похищении не было, тогда я несколько лет Петра не видел, не знал, что у него родилась дочь. Так что ее болтовня меня не пронимала:

– Даю тебе десять минут на все! Собирай свои вещи и убирайся из дома. Иначе тебя выкинут отсюда по моему приказу! И мне плевать, куда ты пойдешь. И как устроишься! Время пошло!

Нахалка не сдавалась, топнув ногой, раскричалась:

– Это наглость и подлость! Увез меня из школы для Красоток, обещал золотые горы, счастливую жизнь, а сам… В сарай со скотиной!..

Я поморщился от отвращения, потом процедил:

– Никакой золотой жизни тебе никто не обещал! Ни в твоем питомнике для шлюх, ни здесь. Я обещал спасти твою жизнь и устроить ее так, чтобы ты ни в чем не нуждалась! Все!

– Я просила сделать меня упырем! Я предлагала стать твоей женой, а ты сам мне отказал, заявив, что не для этого меня спасал, чтобы делать то же самое! Ты сам от всего отказался, а теперь…

Раздались шаги, и в кабинет вошла Ивета. Ее левая нога была перебинтована. Значит, к Марине уже сходила.

Тут Красотку опять понесло, она повернулась к вошедшей девушке и взмолилась:

– Иветка! Останови его! Он меня выгоняет! К скотине!.. – словно только очнувшись, в ужасе выдохнула Красотка. – Пожалуйста! – Ивета угрюмо покачала головой.

Я посмотрел на нее. И вдруг вспомнил, как держал ее в руках…

Ивета была настолько хрупкой, что казалось, стоит немного нажать, и она переломиться в моих руках как тростинка. Под длинной тонкой ночной рубашкой можно было распознать стройные длинные ноги, тонкую спину и такие же тонкие изысканные руки… Тонкая, нежная. Ее темные локоны отросли чуть ниже подбородка и она, словно не в состоянии успокоиться, трясущимися пальцами нервно пыталась заправить их за уши…

Короткую тишину разорвал визгливый вопль:

– Вот об этом и речь!! – взорвалась Красотка, сверля меня оскорбленным взглядом. – Ты просто выбрал ее! ЕЕ, не меня! Тебе на меня плевать!

Я сухо отозвался:

– Семь минут, время идет. Все что посчитаю ненужным в той комнате, где ты жила, прикажу сжечь! Шесть минут…

– Подлец! – прошипела она и пулей выскочила из кабинета.

Я с облегчением выдохнул.

– Позвать к вам Марину? – тихо поинтересовалась Ивета, кивнув на мои окровавленные руки.

– Не надо, я сам разберусь. Иди к себе.

Она безразлично поклонилась и ушла.

«Ну вот, мы остались в доме одни», – почему-то подумал я, вызывая по рации Семена.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Безмятежные, свободные, Миру чуждые, холодные Звезды призрачных небес. К. Д. Бальмонт

Ивета

Я после обеда сидела у Марины, рассказала ей об утрешнем происшествии. При упоминании о Красотке Марина брезгливо поморщилась.

– Знаешь, я прекрасно понимаю, отчего она такая, понимаю, что по сути ее вины в этом нет, но выносить эту девицу могу с трудом.

И Корбан также скверно на нее реагировал. Странно, мне всегда казалось, что уж Марина точно одинаково хорошо ко всем относится. И тут такое признание!

– Так что с ней случилось? О каких неразрешимых проблемах, которые покрыли все ее выходки, все вздыхают? – Все еще под впечатлением от утренней атаки, я с трудом сдерживала раздражение. – Видимо, только я не в курсе.

– Ты с Георгом о ней не говорила? – спросила Марина, закончила с делами и с усталым вздохом опустилась в кресло.

Она все утро возилась с ранеными, на ферме для чего-то сколачивали огромные ящики, и все утро к Марине шли люди с мелкими травмами, в основном с занозами и глубокими царапинами, вроде мелочи, но даже позавтракать она не успела.

Я улыбнулась, разлила рябиновый чай по глиняным чашкам, придвинула к ней пирожки и присела за маленький столик напротив доктора. Пока Марина аккуратно пробовала выпечку, я поделилась:

– Это трудно объяснить, но мы с Георгом никогда не разговариваем. Только ругаемся, но в такие моменты он меня не слышит. А малейший аргумент в свою защиту с моей стороны или просто пояснение он воспринимает как дерзость, потому я в основном молчу, так всем спокойней.

– Ну, это понятно, сейчас ему можно угодить только полностью обесцветившись и слившись с атмосферой, чтоб он никого не видел, и не слышал. И ни малейшего своеволия! Ни-ни!.. – Усмехнулась она, подтягивая чашку к себе. – Ладно, ты прости его. Несмотря на гордый вид, он сейчас в ужасном состоянии. Вот он чуть оживет, поправится и тогда всем станет легче.

Я не стала громко выражать свое сомнение, что станет легче, (не с ним, точно). И в ответ только недоверчиво улыбнулась, пригубив чаю.

Марина насмешливым кивком оценила мое сдержанное молчание, но продолжила успокаивать:

– А насчет этой девицы, Красотки… По сути, ей все только рассказывают, что жизнь вокруг страшна и опасна, она сама ни с чем подобным толком не сталкивалась. Отсюда махровый эгоизм. Это она еще успокоилась, а то сначала, едва попала на ферму, строила козни в доме, ссорила Георга с Корбаном, очерняла их друг перед другом. Один раз пыталась убедить Георга, что Корбан ее изнасиловал. Но ей никто до этого не сказал, что после такого она тотчас стала бы упырем. Вирус в их крови тут же передал бы ей. После такого Корбан, понятное дело, ее невзлюбил. Ну, а Георг все понимает, но из-за того что она сирота, дочь друга, не наказывает ее.

– Тогда почему, после сегодняшнего происшествия он выселил ее из дома? – мягко возразила я, делая большой глоток горячего чаю.

– Выселил Красотку? Ужас, пропала ферма! С ее-то умением стравливать людей… Да еще слухи поползут… – Невозмутимая Марина на самом деле разволновалась.

– Что за слухи? – удивилась я, не донеся чашку до рта.

– Она везде разболтала, что жена Георгу. Теперь представь, что будут думать о вас с ним. Теперь ты автоматически становишься его женщиной в глазах жителей фермы.

– А если им сказать правду? – робко поинтересовалась я, пытаясь осмыслить размер проблемы. – Неужели и дальше все будут так думать?

Марина, рывком допив чай, невесело усмехнулась:

– Я как-то попыталась сообщить им о вирусе и его проявлениях в этом вопросе…

– И что? – растерянно спросила я, уже понимая, что ничего хорошего не услышу.

– Мне ответили, посмотри на Красотку, ей то ничего не сделалось, значит, бывает иначе. Эта версия и осталась в народе за основную.

– Вот оно как… – расстроенно отозвалась я. Это на самом деле очень неприятно. Мне подобное мнение не льстило. Ужас! Как я буду смотреть родителям своих учеников в глаза?

– Ну да… Ладно, беги, покупай себе обновки. И поторопись, судя по всему, скоро погода окончательно испортится. Завтра вечером приходи, мы с тобой займемся азбукой, заодно почувствуешь себя в шкурке своих учеников, – усмехнулась Марина.

Я улыбнулась в ответ:

– Я не против.

– Да, скорее всего именно завтра я сообщу тебе кое-что очень важное, о чем никому, даже твоему любимому Жоржу говорить нельзя. Категорически!

– Марина… ну какой он любимый? – с укоризной протянула я. – Я к нему просто хорошо отношусь, как ко многим другим, к Саньке, например, которого очень уважаю.

– Ладно, верю-верю, видимо, я неудачно пошутила. – Она подмигнула, проводила меня к выходу и закрыла дверь.

По ярмарке я ходила одна. Там меня радостно встречали и счастливо приветствовали только мои ученики. По которым, я тоже соскучилась. Но, в общем, все получилось очень быстро и совсем невесело, одним словом скомкано, совсем не так, как я представляла себе вчера.

Не то, что я не хотела здесь погулять, очень хотела, и нога почти не беспокоила. Но постоянно ловила на себе холодные взгляды людей и чувствовала себя не в своей тарелке. Видимо, Красотка уже переселилась из дома в поселок, и теперь вся ферма в курсе тех изменений, о которых говорила Марина.

Особенно не копаясь в товаре, выбрала себе: длинный темно-синий сарафан, сотканный из какой-то травы, две длинные белые рубашки и пару туфель. Не торгуясь, заплатила серебром и торопливо ушла в дом, чувствуя спиной любопытные взгляды.

Ну что им докажешь, если даже Марине не поверили.

Вернувшись к себе, я бросила покупки на стол у окна, а сама устроилась с ногами на кровати, обняв колени.

– На самом деле… это все такие мелочи, ну серьезно! Пусть думают, что хотят… – устало прошептала я, но отчего-то досада не отпускала. И долго бессмысленно сидела, рассматривая сквозь окно серое тяжелое небо. Через полчаса с шумом хлынул ливень, закрыв все темнотой и потоками воды.

Георг

Марина обсыпала мои руки розовой, специальной сделанной для этого пудрой, мягко упрекая:

– Зря ты Ивету запугал, она на самом деле хорошая девочка. Благородная и добрая. Корбан мне рассказал, что ты ей тогда наговорил, запугал дурацкими страшилками, однако, она все равно поехала за тобой!

Я криво усмехнулся:

– В ней прекрасно уживается благодушие и благородство насаждаемое классиками, которые когда-то пытались из животного вырастить человека, и вполне себе сформировавшаяся ненависть к угнетателям.

– Ты хочешь сказать, что этим самым угнетателем в ее понимании выступаешь именно ты? – рассмеялась Марина.

Я уверено кивнул:

– Угу… он самый. Главный упырь. Страшный хозяин фермы.

Марина недовольно отмахнулась:

– Да ладно тебе наводить тень на плетень. Девочка жизнью рисковала, чтобы тебя спасти. И шум подняла, этих лентяев мобилизовала, а ты говоришь «ненависть». Пусть каждого так ненавидят, жизнью рискуя.

Чувствуя сильное жжение на коже, я тихо зашипел:

– Одно другому не мешает. Чтобы благородно спасти и защитить несчастное население фермы, она наступает себе на горло и организовывает мое спасение. Это весьма логично умещается в ее концепцию благородства и самопожертвования.

– Враги – зло большее, а ты, выходит, зло меньшее… – даже не протестуя против моих выводов, грустно вздохнула Марина.

– Вот именно! Об этом я говорю. Я иногда чувствую, как от нее искры летят, столько у нее ненависти к упырям. Не скажу, что не понимаю причины такого отношения, но это ничего не меняет. Она ненавидит нас как вид.

Марина отмахнулась:

– Я в ее возрасте тоже такой была. Все равно, Ивета – хорошая девочка.

– Чересчур… – с легким сарказмом отозвался я, опуская обработанную руку. – Ладно, проехали.

Минуту помолчав, методично принявшись за вторую ладонь, Марина усмехнулась.

– Я уверена, что ты ошибаешься в отношении себя. Упырей она ненавидит, но о тебе думает по-другому… Что ты хороший, но просто отчего-то неправильно ее воспринимаешь.

– Серьезно?.. – уточнил я, удивленно подняв брови.

– Даже не сомневайся. А чего это ты вдруг так оживился? Мысль понравилась? – усмехнулась Марина, заканчивая возиться с моими руками.

Я безразлично пожал плечами:

– Забавно, если так…

– Ну-ну… – Марина ехидно прищурилась, но больше эту тему поднимать не стала.

После того как она ушла, я просто бесцельно слонялся по дому.

Руки, несмотря на лечебную пудру и прочие попытки их вылечить, все равно кровоточили и болели, не давая ни на чем сосредоточиться.

На улице быстро темнело. Прибежала Милана и отчиталась, что устроила Красотку в пустом домике у конюшни, в котором люди жили только летом.

Семен, явившийся в мой кабинет сразу после нее, сообщил, что они приступили к изготовлению последней партии больших ящиков. Скоро достанут запасы драгоценной соли и начнут забой скота. Хотя, чего хорошего можно получить от коровы или козы после такой длинной зимы? Им бы погулять по теплу, набрать силы на свежей травке, но время не ждет.

Вал срочных дел нарастал как снежный шар… Без Корбана я как без рук. И нет никого, кто мог бы его заменить хоть отдаленно. Марина нарасхват, хоть я ею полностью доволен, для командования охраной нужен кто-то пожестче, погрубее, из упырей. Но их подключать к Плану нельзя. В нем участвовали только мы с Корбаном.

По моему приказу лодки уже подогнали к берегу, все готово к переправке груза, вот только как везде лично успеть? И здесь проконтролировать, как идет подготовка, и там погрузку проконтролировать? Без Корбана…

Я устало присел у окна.

К ночи погода окончательно испортилась.

Надо сказать Милане, чтоб принесла Красотке несколько шкур и растопила печку… Может, сама догадается. У Семена забыл спросить, успели ли они убрать готовые ящики или теперь все намокнет.

Вдали оглушительно загрохотало… Первая гроза в этом году.

Я подошел к окну и вгляделся в небо…

Только я и гроза. В этом что-то было… Хотя нет, есть еще лучше: я, тишина и дождь.

Но тишины не предвиделось, и гроза наступала. Раскаты грома, словно волны накатывали один за другим, ливень то стихал, то наступал с новой силой и новыми вспышками молний...

Кто-то застонал.

Ивета? Я прошел по коридору к ее спальне.

Через плохо прикрытую дверь, увидел, что она сидит в углу кровати, закрыв ладонями лицо, сжавшись со своим одеялом в единый комочек.

С оглушительным треском, похожим на выстрел танка, где-то рядом с домом прогремел раскат грома, раскрашенный вспышкой молнии. Ивета вновь застонала, еще сильнее укрываясь в свои ладони.

Мне не хотелось ни с кем возиться, утешать, успокаивать, но надо было что-то делать. Идея пришла быстро. Обреченно вздохнув, я громко постучал в ее дверь.

Ивета нехотя сползла с кровати вместе с одеялом и настороженно выглянула наружу, явно не радуясь моему внезапному появлению.

– Если не спишь, бери свое одеяло и пошли к Корбану, будем фильмы смотреть. Все равно под такой грохот не уснуть.

Она миг раздумывала, потом с облегчением кивнула. Я тут же занудливо добавил:

– Теплые носки не забудь, я приказал больше в доме не топить.

Ивета вновь послушно кивнула и все также, в одеяле, молча полезла на полку шкафа за носками. Про себя я усмехнулся, всегда была бы такой послушной!

Я пропустил ее вперед. Мы быстро спустились и вышли из дома на улицу, где и попали под новую стадию грозы: раскат грома со вспышками молнии прозвучал почти над головой. Втянув голову в плечи, Ивета быстро юркнула в дверь, ведущую к подвалам.

Так боится грозы?

Когда мы добрались до комнаты Корбана и устроились перед экраном, идея о просмотре фильма уже не казалась мне столь досадной.

Я достал подушку и одеяло из шкафчика у стены, удобно устроился на диване и включил любимую коллекцию документальных фильмов Корбана. Ивета скромно присела рядом.

– Хочешь чаю? Корбан всегда держал его для гостей. – Не открывая глаз от монитора, Ивета покачала головой, отказываясь от угощения.

Я повернулся к экрану и поймал себя на том, что смотрю эти осколки воспоминаний о нормальной жизни с не меньшим удовольствием, чем она. Девушка изумленно качала головой, при виде реки буквально кипящей от красной рыбы, пробивающейся против течения. И, распахнув глаза от избытка впечатлений, повернулась ко мне, когда увидела, что на берегу этой реки сидит маленький медвежонок, этакий неловкий увалень, который лениво хлопая по воде, цепляет когтями очередную рыбку.

– На самом деле так и было?

Я лениво отозвался:

– Почему было? Наверно где-то так все и осталось.

Она грустно вздохнула:

– Вот бы вживую увидеть…

Я рассмеялся:

– Угу, особенно медвежонка. Главное, успеть вовремя убраться, пока не пришла его мамочка.

– Это так опасно?

Я хмыкнул:

– Еще бы…

Документальный фильм закончился, и я включил новый.

Скучная третьесортная мелодрама отлично подошла для сна и очень скоро Ивета, завернутая в свое одеяло, теплым коконом сползла на мое плечо. Но сейчас отнести ее спальню, как в прошлый раз, я не мог, так что прикрыл ее своим одеялом и включил себе другой фильм. Но и этот мне не пошел.

Плохо зажившие ноги с пола обдавало холодом. Я устало вздохнул, и улегся на диван, пряча их под теплый меховой покров.

Вяло поглядывая одним глазом на экран, в качестве развлечения наблюдал за спящей девушкой. Ивета окончательно развалилась на мне, высвободила руку из одеяла и, прижавшись всем телом, положила руку мне на грудь.

Упырей она ненавидит, угу… я усмехнулся. Да меня она на грамм не боится. Ее пугает гроза, цепляют глупые шутки, все что угодно, кроме меня. Это почти оскорбительно, устроилась удобно, и беззаботно дряхнет рядом со страшным упырем.

Поймав себя на том, что улыбаюсь, прилег рядом…

Чертов вирус…

Ивета

Я приоткрыла один глаз, чтобы взглянуть на того, кто меня будит.

Георг…

В первый момент не сообразив, что к чему и как я тут оказалась, в ужасе отпрянула.

Что хорошего можно подумать. Полная темнота, чужое место, без намека на свет из окна, и… лицо хозяина надо мной. Как он здесь оказался? Мы что, спали вместе?!

Георг вновь недовольно потряс меня за плечо.

– Проснулась? Вставай и беги, сейчас Милана за тобой придет. Обещала до рассвета явиться.

Я в шоке подскочила, не зная в темноте, что делать и куда бежать.

Он опять заворчал:

– Ну куда ты без одеяла?! Там холодно. Забирай свое и топай в нем! Мне одного хватит. – Явно обрадовавшись тому, что места на диване стало больше, хозяин развернулся на другой бок и натянул свое одеяло на голову.

Наконец, я вспомнила, как пришли сюда, что смотрели фильмы о той жизни без вируса, и как Георг включил что-то скучное и малопонятное, потом я уснула. Видимо, он тоже.

Я с трудом в темноте нащупала свои тапочки, вытянула одеяло, а из-под мехового покрывала донеслось раздраженное:

– Иди быстрее, она ждать не будет!

– Иду… – Ага, а теперь он хочет спать, и ворчит, словно это я виновата, что надо вставать так рано!

Выскользнув сначала за дверь, потом из входа в подвалы, уже на улице, где было темно, холодно и очень сыро, заметила, что по тропинке к дому кто-то идет.

По длинной теплой куртке поняла – Милана.

Если она обнаружит меня где-то вне спальни, то все предыдущие слухи покажутся мне доброй сказкой. И оправдать конфуз в виде совместного пробуждения тем, что это просто нелепая случайность, не получится от слов «совсем и никогда».

Я влетела по лестнице вверх, скинула одеяло на кровать и, подхватив комбинезон, унеслась в ванную.

Когда Милана подошла к моей спальне, уже умытая и одетая, я выходила в коридор, потягиваясь и зевая. И в этом ничего наигранного не было, несмотря на умывание холодной водой, ужасно хотелось спать!

Милана обернулась на шум:

– Э, что это такое, ты уже встала? Ну, ты девка – молодец, я думала тебя будить придется, а ты, во оно как… встала и умылась уже.

Я обреченно на нее посмотрела и с тоской вздохнула:

– Почему надо так рано? Темно же еще…

– А то, как же, милая. Надо хлеб испечь, и новое тесто на пироги поставить… это к тому, чтобы, когда все встали, хлебушек готовый был.

Я всегда любила утренние минуты, когда проснувшись, лежишь в тепле, предоставленная сама себе, зная, что еще есть время, чуть-чуть понежиться. Но теперь по прихоти этого «злодея», хозяина фермы, меня жестоко лишали этого маленького невинного удовольствия!

Сам-то небось спит!

Вдруг дверь в кабинет раскрылась и в коридор, словно мы его побеспокоили разговором, выглянул полностью одетый и умытый Георг, у которого, в отличие от меня, сна ни в одном глазу не было.

– А, вы уже идете? Ну, хорошо... молодцы.

Милана довольно кивнула, а я даже смотреть на него не хотела, чувствуя неприязнь и раздражение.

– Ну, раз ты готова, Ивета, идем?

Я кивнула ей и была вынуждена повернуться в сторону Георга, тем более, Милана у него спросила:

– А вам, хозяин чего так равно вставать приспичило? Спали бы себе и ладно…

– Не спиться… – При этом он посмотрел на меня так пристально, как если бы хотел сказать что-то неприятное, но в последний момент передумал.

– Идемте, а то не успеем все испечь к рассвету… – вдохнула я и обреченно побрела вниз.

Тут до меня дошло… А как он попал в свой кабинет? Как? Как умылся и оделся? Милана все это время была в доме, Георг не мог пройти мимо нее, однако она среагировала так, словно только его увидела.

Когда мы шли по тропинке к кухне, несмотря на темноту, вокруг пели птицы, умытый лес пах свежестью и весной. А когда мы оказались в кухне, я не просто смирилась с ранним пробуждением, а была просто очарована увиденным: полутемная кухня, свечка на столе, играющий в печи огонь, запах огня и хлебной закваски…

– Как хорошо здесь… – отозвалась я, когда выставив на стол все нужное, Милана показывала мне, как ставить тесто на хлеб.

– И не говори, девка. Сама люблю это время. Такая тишь, только птицы поют, да огонь в печи разговаривает – хорошо... А когда тесто испечется, какой запах будет!.. Вдохнешь – в жизнь не забудешь, – ловко вымешивая тесто в небольшой деревянной кадке, отозвалась она.

Поэтически настроенная Милана, еще одно откровение.

Я улыбнулась и кивнула. Мне, правда, все понравилось. Думаю, завтра приду сюда сама, и с удовольствием.

Пока мы готовили тесто на хлеб, я подносила воду, доливала ее, подсыпала муку, внимательно слушала советы Миланы, в общем, отдалась этому занятия со всем вниманием и удовольствием…

Потом мы вынули хлеб из печи. Надо ли говорить, что для меня он стал особенным?

– Красивый какой… – Моя наставница довольно кивнула.

Я помогала Милане укрыть чистой тканью разложенные по полкам караваи, когда она печально вздохнула:

– Ну, мне пора идти корову отводить. Казимир-то еще дрыхнет небось… Вот так девка, учись! Поздно рожать детей нельзя, хуже врага своим «жалением» дитя испортишь. То утром будить жалко, пусть послаще поспит; то надо отругать за шкодни, да жалко; то на поле послать, махнешь рукой и сама идешь все делать. А вырастает, одно сожаление от себя оставит. Ни по дому помочь, ни коровы отогнать, ни жену-помощницу в семью привести. Вот и подумай, старшие сыновья, их у нас шестеро, те, что родились, пока мы молодыми были, те с детства работали, как и мы с мужем, у них и дети, и внуки и дома на загляденье, а последыш Казимир… ох, и беспутный малый. – Она тяжело вздохнула. – Как отца не стало, сладу с ним нет. Раньше хоть отца слушал, а теперь совсем распоясался… – Она вновь печально махнула рукой.

Мы вышли из кухни.

Утреннее солнце светило так ярко, я невольно зажмурилась, выйдя наружу. И когда успело рассвести? Время пролетело незаметно.

– Ну, беги к себе, до своих уроков еще поспать успеешь… а мне пора, – улыбнулась Милана и быстро ушла по тропинке к дому.

Я вернулась к себе, перебирая впечатления.

Самое хорошее ощущение осталось от занятий с Миланой, а самое неловкое от прошедшей ночи. Конечно, что-то стерлось и уже не вызывала у меня спазмов стыда, как это было утром, но все равно до сих пор от этих воспоминаний было неприятно.

– Все, больше никаких фильмов… и ночных встреч! И вообще, каких либо встреч!.. – зареклась я.

Хоть теперь нормально искупалась и натянула на себя новую рубашку и сарафан. Я соскучилась по детям и в амбар на занятия шла как на праздник.

Казимир, заметив, что я выхожу из дома – полностью обернулся, сверкнув в мою сторону выразительным взглядом. Ого, вот это достижение, раньше он всячески делал вид, что меня вообще нет.

Приветствуя его, я вежливо кивнула, и прошла вперед по тропинке, как делала всегда. Однако на этот раз Казимир явно намерился со мной побеседовать:

– Я тебя не сразу узнал, – сообщил он, догоняя.

Жаль, что ему никто не рассказал, что нормальные отношения надо сразу строить. Если бы тогда, в самом начале, он повел себя чуть спокойнее, не говоря уже вежливее, я бы относилась к нему куда более дружелюбно, но теперь мне хотелось только одного, держаться от него на расстоянии. Так что я мило улыбнулась и кивнула, прибавив шаг. Казимир вновь остался позади.

– Ты мне так больше нравишься, без всех этих тряпок на голове, а то вечно ходишь закутанная в платки, как моль в коконе, – сообщив об этом, он рассмеялся.

– Я польщена, – сухо прокомментировала я, не оборачиваясь. Отсюда уже виднелся амбар, мне очень хотелось быстрее туда добраться. И вроде беседа была спокойной, да и ничего нового не происходило, однако я ощущала какую-то непонятную угрозу, исходящую от него.

– Ну, куда ты так торопишься! – Казимир резко схватил меня за плечо.

Я притормозила, закрыла глаза, выдохнула, потом спокойно отозвалась:

– Я тороплюсь. К детям. На занятия. Там наверно уже все собрались… – Сообщив это, я выскользнула из-под его руки и вновь быстро пошла по тропинке. Казимир, словно переваривая услышанное, остался на месте, я уже обрадовалась, что еще немного и войду в амбар к детям, но он снова догнал меня.

– Да подожди! Дети и без тебя посидят, с ними кто-то из родителей будет, приказ хозяина не оставлять их одних, а мне с тобой поговорить надо.

– Давай после уроков поговорим, хорошо? – вежливо улыбнулась я. – Мне на самом деле некогда.

– Давай без давай, – раздраженно отозвался Казимир, и потащил меня по траве в сторону от амбара.

Я несколько раз дернулась, вырываясь, но этого не помогло, он усилил нажим на предплечье, так что стало больно. Подтащил меня к какому-то строению, – сейчас я не могла даже понять куда, – и прижал спиной к стене, пытаясь обнять.