Текст книги "Бедная Настя. Книга 8. Воскресение"
Автор книги: Елена Езерская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Зачем вы спрашиваете, если и так знаете все? – устало промолвила Анна.
– Догадываться и знать наверняка – далеко не одно и то же, – снова улыбнулся Ван Вирт, и в который раз его улыбка подействовала на Анну обезоруживающе. – Я хотел убедиться в том, что чувствую, и помочь вам избавиться от наваждения, которое вы сами внушили себе.
– О чем вы говорите? – растерялась Анна, чувствуя легкое головокружение.
– Я хочу, чтобы вы поняли, – вкрадчивым тоном ответил Ван Вирт, – что вашей вины нет ни в том, что когда-то случилось с вашим мужем, отцом и сестрой, ни в том, чего едва избегли ваш сын и княжна Софья. И отсутствие вины освобождает вас от обязательств по исправлению ошибок, которые не вами же были и допущены.
– Вы полагаете, что я все это время напрасно стремилась помогать своим близким? – с трудом удерживая ускользающее сознание, проговорила Анна.
– Уверен, вам не в чем себя обвинить – ни тогда, ни сейчас, – как-то очень настойчиво принялся убеждать ее маг. – Вам следовало просто принять то положение дел, которое сложилось под давлением обстоятельств, а значит – усмирить гордыню и положиться на небеса.
– Сидеть и ждать? – понимающе кивнула покорная Ван Вирту Анна.
– Терпение – высшая добродетель любого существа, – странным голосом, как будто накрывая Анну его звучанием, точно куполом, стал вещать ей Ван Вирт. – Откажитесь от суеты и гордыни, примите высшую волю и покоритесь ей. Оставайтесь и ждите, пока сам по себе не свершится круговорот возвращения. Не лишайте судьбу ее права все вернуть на круги своя и не возомните свое «я» равным ей…
Этот сон впервые принес Анне с собой облегчение. Она словно вышла из тени на свет, и под его лучами миражом растворились очертания прежних страхов и чувство вины. И зачем она вздумала вдруг пересечь океан, чтобы вновь потерять то, что уже потеряла? И как сталось, что обязанности матери были принесены ею в жертву ради поисков сумасбродной девчонки, которая всегда жила лишь одними желаниями и не знала своих обязанностей, не ведала чувства долга перед близкими людьми? Как могла она пренебречь доверием своей госпожи, которая так нуждалась в ее помощи в эти дни? Отчего не довольно ей было уже пережитых лишений и бед, что она устремилась на поиски новых? И по мере того, как вопросы, роившиеся в ее голове, приходили на ум, Анна все более уверялась в том, что ей не стоит более ни из-за чего волноваться. И чем крепче утверждалась она в этом решении, тем больше света окружало ее. А потом он и вовсе превратился в единое пространство, заполнившее пустоту ее души теплом и ослепительной, но такой приятной, точно волна, обтекающей тело белизной, которая окончательно поглотила и все прежние сомнения, и ее саму…
Из забытья Анну неожиданно вывел большой паук – он спустился с потолка по сплетенной, за ночь нити к ее лицу и едва не зарылся в ресницах, а потом пробежал вдоль линии носа, и быстрые касания его колких лапок невольно разбудили Анну. Конечно, она очнулась не сразу, но, едва приподняв голову от подушки (роль которой выполняло по-солдатски скрученное шерстяное одеяло), первым делом спросила себя, как могло оказаться, что она совершенно не помнит, как легла спать, и кто устроил ей постель, укрыв теплым, с подбоем плащом? И вообще – где она находится, и что случилось с Павлом Васильевичем, ведь из города они выехали вместе?
Судя по краю еле бледного неба, видного в перекрестие маленькой оконной рамы, солнце еще не взошло, но рассвет все же был уже близок. Анна с трудом встала с широкой скамьи, на которой для нее устроено было ночное ложе, и подошла к окну – на улице перед избушкой двое разговаривали по-немецки, и по отдельным обрывкам фраз, слабо доносившихся до нее, Анна поняла, что эти люди намерены были уехать засветло и сейчас проверяли, все ли готово к отъезду. И повинуясь пока еще необъяснимому для нее порыву, Анна встряхнула головой, сбрасывая никак не отступавшую дремоту, и вышла на улицу.
Увидев ее, двое мужчин, так странно похожих друг на друга, замолчали, а один из них покачал головою и вздохнул:
– Я должен был понять, что у вас слишком сильная воля, баронесса.
– Господин Ван Вирт? – воскликнула Анна, и произнесенное имя как будто сняло пелену с ее глаз и памяти.
Очнувшись от наваждения, она бросилась на мага с кулаками, но путь ей преградил младший Ван Вирт – Карл ловко схватил руками Анну в кольцо довольно крепких, но совершенно не романтичных, объятий и удерживал до тех пор, пока она не обмякла и не заплакала от обиды и проявленной слабости.
– Вы – негодяй! – гневно бросила в лицо магу Анна. – Теперь я поняла, что означал наш вчерашний разговор. Вы хотели лишить меня решимости продолжать поискисестры! Вы все это время лгали мне, вы лицемер, вы… вы…
– У вас слишком богатое воображение, ваше сиятельство, – усмехнулся Ван Вирт, делая знак сыну, чтобы тот отпустил Анну. – Ни я, ни мое отношение к вам не изменилось с прошедшего вечера. Я всего лишь пытался остановить вас, потому как понимал – обычные уговоры, взывающие к здравомыслию, на вас вряд ли подействуют, для этого вы чересчур решительны и самостоятельны, а потому мне пришлось прибегнутьк другим методам убеждения. Увы, они тоже оказались непростительно слабыми. Чтолишний раз подтверждает мое восхищение вами – подобные целеустремленные натурывстречаются так редко!
– А, – не без сарказма протянула Анна, – вы избрали новую тактику – пытаетесь отвлечь меня своей грубой мужской лестью! Не выйдет!
– Это я уже понял, – кивнул Ван Вирт и вздохнул. – Будем считать, что фокус не удался. А потому предлагаю вам мировую.
– Значит, я еду с вами? – Анна недоверчиво взглянула на мага.
– Увы, – сдаваясь, развел руками Ван Вирт.
– Хорошо, – все еще с опаской посматривая на него, сказала Анна. – Что я должна делать?
– Ступайте с Карлом, он проверит, хорошо ли вышло седло для вашей лошади, – улыбнулся Ван Вирт. – В отличие от меня, он был уверен, что оно все-таки понадобится. Да, похоже, я старею, и пора уступать дорогу молодым… Идите, идите с ним и не бойтесь, больше сюрпризов не будет. А когда закончите, возвращайтесь, мы вместе разбудим господина Санникова, я сделаю ему перевязку, а послезавтра с рассветом мы отправимся на поиски вашей сестры. Дорога предстоит долгая и судя по всему – утомительная. Так что нам с вами понадобятся и силы, и согласие в пути.
В отличие от Анны, пробужденный магом Санников выглядел хорошо отдохнувшим и спокойным. Возможно, подумала Анна, проснись она по времени, загаданном для нее Ван Виртом, то вела бы и чувствовала себя точно так же. Кем же был для нее тот паучок-почтальон – вестником судьбы или случайностью, способной разрушить даже самые хитроумные и детально просчитанные заранее замыслы?
А потом они выехали – Карл отправился продолжать путь по тракту, чтобы вовремя появиться в Симбирске, где его отца ждали с гастролями; Анна же с Ван Виртом углубились на лошадях в лес по едва заметной охотничьей тропе…
* * *
– Что вы собираетесь предпринять? – почему-то тихо спросила Анна, как будто кто-то мог услышать ее в этом забытом богом лесном краю.
– Ждать, – так же тихо ответил ей Ван Вирт, продолжая смотреть в сторону часовни, и добавил: – Набраться терпения и ждать. Полагаю, тот, кто привязал у крыльца лошадь, скоро вернется.
– Почему вы так решили? – Анна удивилась его уверенности.
– Если бы ее хозяин или тот, кто строил эту часовню, рассчитывал на долгую стоянку, то он, скорее всего, позаботился бы о навесе для лошадей, – пояснил Ван Вирт, оборачиваясь к своей спутнице. – Нет-нет, у приезжающих сюда людей не было намерения слишком долго оставаться в часовне…
– О! Смотрите! – воскликнула Анна, невольно прерывая мага, и тот быстро повернул голову, следуя за направлением ее взгляда.
Из часовни, не торопясь, как будто делал это ежедневно, вышел какой-то человек – по одежде его можно было принять за охотника, но единственной охотничьей принадлежностью оказалась при нем кожаная сумка для дичи, однако ни самой дичи, ни ружья, ни патронташа к нему, ни рожка для пороха или кошеля для огнива Анна не заметила. Незнакомец, лица которого из-за дальности расстояния разглядеть тоже не удалось, явно не опасался быть застигнутым врасплох – вел себя спокойно, с уверенностью человека, знающего, что без предупреждения появиться здесь некому. И даже поведение лошади подтверждало, что на то были у незнакомца все основания, – животное ожидало приближения хозяина без малейшей нервозности, равнодушно дожевывая сено. «Охотник» между тем довольно бесцеремонно прервал умиротворенный завтрак своего скакуна, шлепком взбодрив лошадь по крупу, потом отвязал от перекладины поводья и не без усилия потянул упирающееся животное за собой – лошадь явно не хотела отрываться от своего приятного занятия. И ее упрямое упорство даже вызвало хозяйский смех, который донесся до Анны и мага слабым отголоском – ветер дул в их сторону, но рассеивался в орешнике близ опушки, где они прятались. Потом охотник с легкостью, удивительной для его значительной комплекции, вскочил в седло и направил лошадь прочь от часовни. Но двигалась она каким-то странным аллюром, избегая езды по прямой.
– Ловушки! – догадался маг и, поймав недоуменный взгляд Анны, кивнул. – Судя по всему, вокруг часовни на всякий случай расставлены капканы для непрошенных гостей.
– И как мы сможем их избежать? – расстроилась было Анна.
– А мы и не полезем прямо в пекло, – улыбнулся Ван Вирт. – Давайте-ка для начала узнаем, кто этот человек и куда он направляется.
Незнакомец, от которого они, по-прежнему незамеченные, все время старались держаться на приличном расстоянии, хотя двигались точно по следу, полагаясь на исключительный слух и наитие мага, невероятным образом заранее предчувствующего любой поворот или остановку седока, за которым они следили, привел их, наконец, к заимке у подножья горы, против которой и была установлена часовня. И Анна вдруг поняла, что все это время они шли вкруг этой самой горы, ни отыскать подходов, ни приблизиться к которой им прежде не удалось.
Воображаемая карта, на словах нарисованная Санниковым Ван Вирту, поначалу, казалось, заманивала их в непроходимую чащу, уводя вглубь огромного лесного массива, пугавшего своей безжизненностью. Эта часть тайги была похожа на сказочный, заколдованный чей-то злою волею лес, в котором все живое замерло, подвластное взмаху недоброй волшебной палочки. Пока они ехали, Анна не слышала пения птиц, не замечала движения белок по ветвям величественных, но как будто окаменевших сосен с роскошными, неумирающими, вечно зелеными кронами, и ничто не указывало на привычную для типичного леса суету меж трав и в кустарниках – ни косуль, ни вездесущих зайцев. Словно что-то давно и всерьез напугало лесных обитателей, и звук копыт стал для них отныне сигналом тревоги, которую усиливал полумрак, – солнце, похоже, тоже было бессильно пробиться сквозь плотную стену мощных стволов и высокой, неисхоженной травы, в которой едва угадывалась та узенькая тропа, что вела их на слабый проблеск света впереди.
Будучи не в силах отстраниться от неприятного ощущения неизвестной опасности, словно исходящей от леса, который они пересекали, Анна старалась не смотреть по сторонам и лишь крепче держалась за луку приспособленного для ее удобной поездки седла, вздохнув свободно лишь тогда, когда они достигли, наконец, края, остановившись на обрыве огромной каменной реки. Вода, судя по всему, текла где-то под огромными валунами, но услышать ее шелест можно было, лишь приблизившись к самым камням, что и сделал Ван Вирт – спешившись с лошади, он наклонился, приложив ухо к расщелине между двумя соседними валунами. Потом он проделал то же самое еще в двух-трех местах, пройдя до другого берега реки.
– Весьма интересное явление, – сказал Ван Вирт, возвращаясь в Анне. – Судя по всему, река течет от холма, что напротив горы, которую она опоясывает, точно неприступный ров, – лошади здесь не пройдут, равно, как и вы, сударыня, эти камни не для ваших ботинок. Не смотрите на меня так испуганно – этот вывод может сделать каждый, не прибегая к ясновидению. Камни со стороны холма холоднее – значит, оттуда сильнее течение реки, что и указало мне, в конечном счете, его направление. Однако, по словам вашего друга, нас должна интересовать именно та гора, а потому, прежде всего, следует найти подходы к ней.
– Но здесь мы не пройдем? – кивнула Анна.
– Да, – подтвердил Ван Вирт и махнул рукою в сторону от горы, – так попытаемся же отыскать этот путь с того холма. У него, мне представляется, слишком откровенное стратегическое положение по отношению к объекту нашего исследования.
Ван Вирт оказался прав – поднявшись на холм, они и обнаружили установленную на ней часовню. Построена она была добротно и основательно, и с холма от нее открывалась круговая панорама и на гору, и на подступы к ней. И вот теперь, следуя за незнакомцем, они убедились в том, что место это выбрано было не случайно – кто-то очень постарался обезопасить свое тайное пребывание в этих краях.
– Что дальше? – спросила Анна Ван Вирта, когда они остановились на небольшой возвышенности за деревьями в виду заимки.
Невольно приведший их туда незнакомец между тем подъехал к укрепленному частоколу, которым был обнесен стоявший во дворе просторный сруб с высоким крыльцом под крышею, подстать купеческим палатам и, не слезая с седла, ударил в колокол при входе. На звук его, однако, ответили не сразу, но после второго требовательного сигнала из баньки, примостившейся на другом краю двора, выбежал мужик, на ходу застегивавший казачьи галифе, и бросился открывать ворота. Незнакомец, въехавший в распахнутый ставень, остановил лошадь у крыльца, дождался, когда растревоженный его приездом мужик запрет засов на воротах и подойдет принять у него поводья, и что есть силы врезал казаку по физиономии. От неожиданности тот не смог уклониться от удара, и кровь немедленно потекла по его подбородку из разбитого носа. Анна не слышала, что кричал незнакомец, но по всему было видно, что он разозлен и что-то обидное выговаривал сейчас встретившему его на свою беду мужику. Казак понуро, с опаской потихоньку отирая сочившуюся по лицу кровь, слушал незнакомца с почтением и виноватостью, а из дома и баньки в приоткрывшиеся проемы дверей показались еще несколько голов, и вскоре заимка оживилась и пришла в движение.
– Их семеро, включая приезжего, – насчитал Ван Вирт, когда, одевшись, обитатели заимки высыпали на двор.
Судя по всему, время в ожидании своего хозяина они проводили довольно весело – с парком и выпивкой, о чем свидетельствовал неровный строй смотра, который им устроил властный незнакомец. Однако сделанный им разнос и кулак, свирепо подносимый под самые очи каждому, быстро привел мужиков в чувство – они заметно подровнялись и теперь стояли по струнке, одновременно поворачивая голову вслед за незнакомцем, с угрожающим видом туда-сюда двигавшимся перед строем. И если бы существование заимки и все предшествующие действии незнакомца не были окружены такой завесой таинственности, то со стороны можно было решить, что это – потешные ярмарочные игры нанятых лицедеев.
Наконец назидание было закончено, и приезжий, сопровождая свои слова привычным армейским жестом, велел всем разойтись. Мужики тут же кинулись врассыпную – кто-то принялся выводить лошадей из-под навеса у той части огораживающего заимку частокола, что была не видна с их позиции Анне и Ван Вирту, другие заторопились за разложенными для просушки на траве седлами, чтобы немедленно седлать своих скакунов, а несчастного, избитого незнакомцем, увел под руки один из казаков – усадил на скамейку рядом со входом в баньку и принес воды, чтобы тот умылся.
Вскоре от дома по ступенькам быстро сбежал казак, прежде уходивший вслед за приехавшим хозяином, и зычно прокричал для остальных построение. А потом на пороге появился незнакомец; на сей раз одет он был совершенно иначе, и Анна немедленно узнала эту колоритную фигуру.
– Маркелов! – вскрикнула она, тут же осекшись под осуждающим взглядом Ван Вирта.
– Управляющий Перминовых? – понимающе кивнул маг. – Что же, теперь все стало на свои места. И давайте посмотрим продолжение.
Маркелов вновь вышел перед строем, осмотрев его, точно был он главнокомандующим на параде, и потом, указав на пятерых, тотчас же по его команде выступивших вперед, подал каждому по небольшому, но увесистому кошелю, извлеченными им из охотничьей сумки, которую услужливо принял из его рук казак, проводивший построение.
Если это плата, то за что? – подумала Анна, и Ван Вирт, словно отвечая на ее немой вопрос, тихо сказал:
– Полагаю, это курьеры.
И, словно в подтверждение его слов, казаки, получившие по кошелю, сели на своих лошадей и выехали прочь со двора, направившись в разные стороны через лес лишь им одним ведомыми тропами. Тот казак, что прислуживал управляющему, тем временем тоже поспешил к навесу, где стояли лошади, выведя на двор запряженную вороным красавцем коляску. Маркелов сел в нее и, обернувшись к подошедшему казаку, недавно избитому им и теперь стоявшему перед хозяином с покаянным видом, что-то сердито наказал ему и велел взобравшемуся на место кучера своему порученцу ехать. Коляска тронулась по единственной приметной колее, а оставшийся за сторожа в виду своей провинности казак с минуту еще возился с задвижкой на закрывшихся за ними воротах, а потом махнул рукою и подался в дом.
– Куда вы? – Анна едва успела схватить Ван Вирта за рукав – так стремительно тот бросился в сторону заимки. – Если вы что-то задумали, я хочу это знать. Не смейте бросать меня здесь одну и в полнейшем неведении.
– Похоже, ему не удалось закрыть щеколду замка, – смущенно объяснил ей маг. – И я должен попытаться проникнуть внутрь, пока казак не пришел в себя и не понял, что случилось.
– Мы пойдем вместе, – покачала головою Анна, и тон ее голоса был настолько решительным, что Ван Вирт понял: спорить с нею – только время терять.
– Хорошо, – кивнул он, – вы войдете туда, но лишь после того, как я подам вамсигнал, я хочу быть уверенным, что больше в доме не осталось никого и вам ничего не угрожает.
Спешившись, они привязали лошадей и осторожно стали спускаться к заимке.
* * *
Ван Вирт оказался прав – казак, по-видимому, еще не протрезвевший, плотно не закрыл щеколду, и теперь с помощью тонкого клинка, невесть откуда появившегося в руках мага, он приподнял тяжелую кованую стальную пластину, и она медленно (судя по всему, ее давно не смазывали) отошла в сторону, качнувшись и глухо стукнув по деревянным доскам. На мгновение Анна и Ван Вирт замерли – в пугающей тишине леса этот звук показался им особенно громким, предательским, но в действительности на него отозвались лишь их сердца, забившиеся в тревожном предощущении, – лес вокруг и сама заимка как будто погрузились в сон, прерванный появлением управляющего и отъездом посланных им курьеров. Однако на всякий случай Ван Вирт выждал еще несколько минут, желая убедиться в том, что их действия остались незамеченными, и лишь после этого с силой налег плечом на массивную створку ворот, приоткрыв ее ровно настолько, чтобы дать им возможность пройти.
– Тише, – Ван Вирт приложил палец к губам, указав Анне на стоявшую под навесом по правую руку от них расседланную лошадь – именно на этой гнедой кобылке приехал на заимку Маркелов, и теперь она отдыхала, с удовольствием вернувшись к своему излюбленному занятию. А так как двое незнакомых ей людей не посягали на ее пищу и не приближались к ней, то, слегка пошевелив ушами и пару раз встряхнувшись мордой, лошадь лишь негромко фыркнула в ответ, но шума поднимать не стала – самозабвенно уткнулась в брошенный тут же под навесом сенный холмик и продолжала жевать, уже не отрываясь от него.
Казака, оставленного для охраны, они нашли в горнице – он тоже безмолвствовал, но по совершенной иной, чем лошадь, причине: мужик был вдребезги пьян – он сидел за столом, уронив голову на скрещенные руки, и громко храпел, разнося по комнате крепкий спиртной дух, вполне соответствующий обстановке в доме. Было очевидно, что на заимке никто постоянно не жил, а казаки приезжали сюда, чтобы получить задание, и потому время в ожидании проводили весело, ни о чем не заботясь. И Анна невольно поморщилась, глядя на разбросанные по столу остатки пищи – брошенные мимо тарелок полуобъеденные кости какой-то жареной птицы или кролика, надкушенные соленые огурцы посреди рассыпавшейся переваренной картошки. В нос ударил резкий запах репчатого лука, смешанного с душком, распространявшимся из открытой трехлитровой бутыли с самогонкой, стоявшей в центре стола. Заметив, что Анне стало нехорошо, Ван Вирт подошел к окну и распахнул его, позволив лесному воздуху заполнить горницу.
– Что вы делаете? – испуганно прошептала Анна. – Свежий воздух разбудит его!
– Боюсь, это может случиться прежде, чем вы упадете в обморок, – как ни в чем ни бывало улыбнулся маг. – Не волнуйтесь, я был бы рад, чтобы он проснулся. Я хочу поговорить с ним. Мне надо знать, для чего приезжает сюда господин управляющий, и что и куда увезли с собою его курьеры.
– Полагаете, это хорошая идея – открыться ему? – Анна с недоумением посмотрела на мага. – Не уверена, что этот человек будет рад нашему появлению, и не исключаю того, что он решит расправиться с нами.
– Ваши опасения не лишены здравого смысла, – кивнул Ван Вирт, – и потому япредложил бы вам подождать завершения за дверью.
– Завершения чего? – нахмурилась Анна. – Сдается мне, что вы все время пытаетесь избавиться от меня. Скажите, что вы намерены предпринять и для чего подвергаете наши жизни опасности?
– Я уже объяснил вам, – пожал плечами Ван Вирт, – я хочу узнать правду. Что же касается этого человека, то он вряд ли будет опасен.
– Вы плохо знаете пьяного русского мужика, особенно, если его разбудить некстати, – вздохнула Анна. – Он непредсказуем, как разбуженный медведь-шатун.
– Мой дар дает мне возможность укрощать любые проявления буйства, – успокоил ее маг, и Анна поняла – он собирается загипнотизировать казака. – А с пьяным это сделать значительно проще. И, поверьте, на самом деле, вам нечего опасаться – проснувшись, этот человек не вспомнит ни вас, ни меня, ни того, что видел нас и говорил с нами. И никогда не будет знать, что рассказал обо всем, что знал.
– Ах! – вскрикнула Анна, вдруг заметив, что казак пошевелился.
Свежий ветерок, поступавший от окна, сделал-таки свое дело, но Ван Вирт, ничуть не смущаясь, без опасения подошел к казаку и сел за стол напротив него. И когда тот, встряхивая нечесанными волосами и упираясь кулаком в подбородок, спрятанный под излохмаченной жидкой бороденкой, чтобы голова не падала, разглядел сквозь туман в глазах незнакомца, Ван Вирт заговорил с ним. И слова закапали, точно слезы капели, собираясь в ручей, и он все рос, рос, расширяясь и заполняя собою все, подчиняя твою волю, твои мысли, все твое существо… Анна с трудом удержалась от желания тотчас же погрузиться в сладкий, прозрачный сон и сделала невероятное усилие над собою, чтобы вслушаться в содержание разговора между Ван Виртом и казаком и понять, о чем идет речь.
С одной стороны, Анна не узнала ничего нового – Гаврила, так звали мужика, лишь подтвердил то, о чем они уже догадывались. Заимку эту много лет назад построил управляющий Перминовых – Маркелов – и определил сюда сторожем Гаврилу, который давно служил при его доме в Каменногорске, но взять ему семью с собою не разрешил. Так что родных Гаврила видел теперь редко, но за работу он получал довольно, и потому жена не роптала – надо было на что-то жить и кормить детей. Гаврила поначалу думал, что управляющий построил заимку для забав – с заезжими купцами в баньке попариться, на охоту по глухомани походить, с бабами поиграться, но никогда он не видел здесь ни женщин, ни каких других гостей кроме пятерых казаков, которых самолично Маркелов набрал из охранников рудников со всего Урала. И мужики эти были, хотя из разных семей, но как на одно лицо – одинаково крепкие, злые и молчаливые. Приезжали они на заимку раз в неделю, а то и две, и ели-пили здесь в свое удовольствие из подвалов в доме, где и медовухи было вдоволь, и самогон бутылями стоял, и разные мясные заготовки с соленьями всегда в запасе имелись. Что-то из еды привозил с собою Маркелов, что-то с охоты запасал Гаврила; он же ходил по грибы и заготавливал дрова на зиму. Обычно мужики дожидались приезда Маркелова, который наведывался на заимку за день до их приезда; коляску тогда ставили под навес, а сам он садился в седло одной и той же лошадки, беречь которую Гавриле было велено пуще своего глаза. Маркелов переодевался, как для охоты, и уезжал, но возвращался без обычных охотничьих трофеев, а с кожаной сумкою, набитой кошелями, которые раздавал казакам. После чего они и сами садились по коням и опять пропадали – дней на семь, а то и на десять. А прежде, пока ждали управляющего, казаки хорошо гостевали с самогонкою, и Гаврила всегда с ними за компанию, да еще втихаря к рюмочке с ними прикладывался услужливый и тихий мужичок – возчик Маркелова. В отличие от других, он при барине был постоянно, потому и страху в его глазах всегда было больше. Однако то, куда ездит господин управляющий в свои тайные отлучки в тайгу, Гаврила не знал, но принужден был Ван Виртом покаяться, что любопытство, одолевшее его, заставило как-то подсмотреть, что же такое увозят с собою казаки. И не сразу, но он понял, что в кошелях находятся какие-то камни – на вес они были не слишком тяжелые, но россыпью и какие-то гладкие, отчего он подумал, что драгоценные, но какие именно разглядеть не успел: управляющий едва не застал его за этим занятием (те самые перминовские алмазы – переглянулись между собою Ван Вирт и Анна). А вот возчик, видать, тоже озабоченный разведать это, был Маркеловым пойман с поличным, прямо на кошеле, и с тех пор Гаврила того мужика больше не видел: управляющий велел тогда ему самому садиться на козлы, и Гаврила получил неожиданный отпуск домой – уж было радости у жены и детишек…
– Мы как будто в начале пути, – разочарованно промолвила Анна, когда они с магом вышли из горницы, оставив Гаврилу досыпать свой разорванный сон. – Этот человек не сказал нам ничего такого, о чем бы мы уже и сами не догадались. Но мы по-прежнему не знаем, зачем в ту часовню ездил управляющий.
– Он сказал главное – наши догадки верны, – поспешил успокоить ее Ван Вирти добавил: – И между делом объяснил, как мы сможем довести наше расследование до конца.
– Я что-то пропустила? – удивилась Анна, непонимающе взглянув на своего спутника.
– Помните, – кивнул Ван Вирт, спускаясь с крыльца и указывая рукою в сторону стойла, где под навесом отдыхала уже знакомая им лошадь. – Этот Гаврила поведал, что на свои якобы охотничьи прогулки господин управляющий отправлялся всегда на одной и той же лошади. А мы с вами вряд ли смогли бы приблизиться к часовне и оттуда добраться до заимки, если бы вздумали ехать сами и напрямую…
– И что? – нетерпеливо спросила Анна, и вдруг догадка осенила ее. – Ловушки!
– Вот именно, – улыбнулся Ван Вирт. – Быть может, мы не нашли ответа на все свои вопросы, но нашли нечто не менее важное – проводника. Так что не будем терять времени!
Прикормив лошадь кусочками сахара от расколотой сахарной головки, прихваченными со стола, Ван Вирт вывел ее из стойла и подсадил Анну в седло, а сам, взяв лошадь под уздцы, пошел рядом. Животное, по-видимому, действительно годами натренированное на одно и то же действие, покорно позволило вывести себя за ворота и после того, как Ван Вирт слегка подтолкнул лошадь, слегка похлопав по спине, равнодушно затрусила по привычному маршруту, вскоре выведя их из леса к знакомой опушке и дальше – к самой часовне. Всю дорогу Анна сосредоточенно молчала, боясь спугнуть лошадь, зато Ван Вирт шел рядом с нею спокойно и уверенно, как будто не делал ничего необычного.
– Я иногда думаю, – промолвила Анна, когда Ван Вирт помог ей спуститься с лошади и привязал последнюю к перекладине у входа в часовню, – зачем вы устроили весь этот поход, ведь вы, кажется, все и так знаете?
– Иногда я не чувствую разницы между тем, что чувствую и что действительнознаю, – вздохнул маг. – И оттого меня часто полагают обманщиком – видят в моей прозорливости домашние заготовки и подозревают в нечестной игре. Но это всего лишьодна из форм прозрения, возможно, более сильная, потому как не связана с участием внем других людей. Это прямой канал связи с Небом, невидимый и оттого пугающий тех, кто оказывается невольным свидетелем его открытия.
– Вам никогда не бывает страшно? – участливо спросила Анна, поднимаясь по ступенькам в часовню.
– Вы говорите о страхе перед прикосновением к истине или перед людьми? – Ван Вирт, шедший впереди, оглянулся и на крыльце посмотрел ей прямо в глаза, что повергло Анну в смущение, какого она еще прежде не знала. – Суеверие – худший из страхов, дорогая баронесса, но он – спасение от знания истин, которые и не должны бытьраскрываемы всем. Нельзя лишать секретов тех, кто их создавал.
– То, что вы сказали, ужасно, – вздрогнула Анна. – Ведь именно это мы и пытаемся сделать сейчас!
– И именно поэтому я убеждал вас остаться и не вмешиваться, – пожал плечами Ван Вирт и снова испытующе взглянул на нее. – Еще не поздно сделать это – для вас…
– Оставить вас одного и остаться одной, чтобы умереть от страха ожидания в неизвестности? – покачала головою Анна. – Думаю, мы зашли слишком далеко, чтобы возвращаться с полдороги.
– Вы сделали выбор, – промолвил Ван Вирт и вошел в часовню. Анна, перекрестившись перед входом, последовала за ним.
Внутри часовня тоже оказалась ничем не примечательной, икон в ней было немного, и все они писаны были недавно, Исключение, кажется, составляла лишь та, что была помещена в глубокую раму и покрыта тонким стеклом, – икона лежала в углублении на алтаре, установленном в центре часовни. По четырем краям оклада иконы дымились свечи – по-видимому, их зажег еще управляющий Маркелов, и, следовательно, сделаны они были из особого материала: Анна не помнила, чтобы обычные церковные свечи горели так долго. Повинуясь естественному порыву, она оглянулась в поисках спичек – Ван Вирт проследил ее взгляд и понял, чего она хочет.
– Возьмите, – он протянул ей извлеченный из своей сумки, наподобие той, что была у Маркелова, коробок с серными спичками.
Анна кивком поблагодарила мага, потом, взяв из углубления в алтаре четыре новых свечи и убрав старые, разогрела нижние края свечей на огне от спички и установила их в круглые блюдца подсвечников. А потом наклонилась к самому стеклу, закрывающему икону, чтобы поцеловать образ Святой Троицы.
