Текст книги "Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций"
Автор книги: Елена Самоделова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 76 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]
Annotation
До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.
Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению. Обстоятельно и подробно рассматривается новаторская проблематика: феномен человека как основа литературного замысла и главный постулат философии творчества. Поставленная задача решается с привлечением не только множества опубликованных и архивных данных, но и многочисленных фольклорно-этнографических и историко-культурных текстов, лично собранных исследователем в ходе многолетних полевых экспедиций в Рязанскую область, в том числе и на «малую родину» С. А. Есенина.
Елена Самоделова
Введение
О сущности выдвигаемой антропологической поэтики
Об исследовательском подходе автора
О собирании и введении в научный оборот новых материалов
О выдвижении феномена Есенина в русской культуре
Глава 1. Свадьба у Есенина
Народный свадебный обряд как литературный первоисточник
Особенности народной свадьбы в Константинове: свадебный сезон, многочисленность ритуальных действ
Участие Есенина в свадебном ряженье
Свадебная история есенинского кольца с изумрудом
Преломление каравая на свадьбе
Традиционность подхода Есенина к сватовству
Родительское благословение и барское сватание
Гражданский брак с А. Р. Изрядновой
Церковное венчание с З. Н. Райх
«Свадьба убёгом»
Брак по закону и в художественном произведении
Неузаконенное супружество с Н. Д. Вольпин
Невенчаная свадьба с Г. А. Бениславской и кокошник
Свадебные приметы
Оформление брака с А. Дункан по советским и зарубежным правилам
Мальчишник
Отголоски древнего свадебного чина конюшего
Свадебный пир с С. А. Толстой
Софья Толстая и день святой Софии
Женитьба на «фамилии»
Образ свадебной елочки
Мировоззрение в замужестве
Грозные народные предзнаменования
Сватовство к знаменитости
Величание супругов
Свадебное время
Брачное законодательство 1918 года
Брачная фамилия
Отношение к «красной свадьбе»
«Брачная наследственность»
Намерение жениться на А. А. Сардановской
Ирония над браком
Свадьба как «вечная тема»
Глава 2. Символика кольца и свадебная тематика у Есенина и в фольклоре Рязанщины
Кольцо в свете собственной женитьбы
Святочные гадания по кольцу
Обручение в православии
Мифологическая символика кольца
Литературная символика кольца
Народные необрядовые песни и частушки о кольце
Развитие свадебной символичности кольца
«Обручальная овца»
Курьезы с обручальной символикой кольца
Свадебные мотивы в «несвадебных» фольклорных жанрах
Об истории свадебного вопроса
Письма на свадебную тему
Цитация свадебной терминологии
Солярно-лунарная мифологическая трактовка свадьбы
«Свадебный чин» в мироздании и природе
«Радость» как древний свадебный термин
Фигура голубков (и голубки) на свадьбе
Свадебный мотив открывания дверей (ворот)
«Свадьба-похороны»
Народная свадебная терминология в «Девичнике» и «Плясунье»
Тема свадебного пира
Литературные первоистоки свадебных мотивов у Есенина
Переосмысленная свадебная лексика
Словесные «свадебные метки»
Спектр свадебной тематики в частушках
Свадебное путешествие
Свадебная терминология в новой сфере употребления
Свадебная терминология в прямом смысле
Глава 3. Образ ребенка в творчестве и жизни Есенина
О художественном образе ребенка
Художественные произведения как подарки Есенина младшим сестрам – детям
Реалистическое, символическое и неомифологическое описания детства
Символичность и автобиографичность мотива рождения ребенка
Авторская терминология и образцы народного обращения к детям
Тема божественного наделения ребенка судьбой
Образы детской кроватки как первого земного приюта
Богородичные мотивы в воспитании ребенка
Мотив рождения в фольклоре
Божественный Младенец и богоподобный ребенок
Взаимоотношения обычного мальчика с Божественным Ребенком
О происхождении Божественного Ребенка в христианстве и мифопоэтике Есенина
Обожествляемый ребенок в революционную эпоху
Мотив неузнанности и жертвенности Божественного ребенка
Есенинские и народные обозначения божественного и обычного ребенка
Детская возрастная терминология и проблема сути возраста
Постижение детской психологии. Взросление лирического героя
Проблема детской беспризорности
О «законных» правах детей в Есенинскую эпоху
Нюансы взросления ребенка
Образ блудного сына
Внимание к собственным детям и «Сказка о пастушонке Пете…»
Трепетное отношение к малышам
Ощущение себя ребенком
О «типологии детства»
Глава 4. Мужские поведенческие стереотипы в жизни Есенина
О мужской ипостаси национального характера
Лики и личины мужской судьбы
Необыкновенное рождение как знак судьбы
Имянаречение как провозвестник будущего
Вера в предсказания и приметы
Этапы детства как витки цивилизации
Рыболовство в жизни и творчестве Есенина
Мальчик-пастух как исторический сколок пастушества
Мальчишеские игры и драки как подготовка к взрослой жизни
«Инициационные обряды». Разбойник как притягательный и устрашающий мужской тип
Драчливость во взрослой жизни как отголосок мальчишеских притязаний
Нож и камень как древнейшие виды мужского вооружения. Боевые кличи
«Мужские звери» как отголоски половозрастного тотемизма: конь и волк (собака)
Тяга к «темным силам»
Ругательная лексика как наступательный прием
Курение как приобщение к контингенту взрослых
Поиск мужского кумира и идея избранничества (часть 1-я): Дед и Христос
Поиск мужского кумира и идея избранничества (часть 2-я): Пушкин как литературный идеал
Высвобождение из-под родительской опеки
Сотворение нарочитого кумира из собственной личности
Притягательность отрицательного персонажа
Армия в жизни Есенина
Ведение войны как жизненная позиция мужчины
Мужчина – покоритель пространства и нарушитель границ
Странничество как обход владений и одновременно поиск себя
Глава 5. Традиционные ментальные закономерности в «жизнетексте» Есенина
О формировании «городских черт» маскулинности
Особенности юношеского ухаживания и сугубо мужские предметы в руках героя-мужчины
Мужчина в поисках невесты и в ситуации сватовства
Мать как женский идеал глазами мужчины, естественным образом противопоставленный им себе
Ипостаси образа матери: Божья Матерь, родина-мать, природа-мать
Богатырство «культовой фигуры» в неомифологии ХХ века
Идея побратимства
«Посвятительные ритуалы» и клятвы в становлении мужчины
«Вождизм» и основание новой эры
Самореализация мужчины под эгидой всеобщего строительства
Пахарь и сеятель
Мельник как излюбленный персонаж
Внимание к технике
Создание тайны как ключевого жизненного и творческого принципа
Строптивый характер в конфликте с властью
Увековечение личности в культовой скульптуре
Мотив жизненного увядания и похороны по-мужски
Немного итогов
Глава 6. Поэтизация телесности: способы организации «Поэтики тела»
«Телесно осуществленный символ»
Символика тела как культурологическая проблема
Образные подходы к опредмеченной телесности в русской литературе и фольклоре
Об авторской поэтике человеческого тела
Построение Есениным опредмеченной телесности по фольклорным моделям
Идея всеобъемлющей телесности в начале ХХ века
Предшественники Есенина, повлиявшие на создание его «телесной поэтики»
Многоаспектность поэтики телесности у Есенина
Авторские филологические дефиниции поэтики телесности
Структурные и стилистические задачи поэтики телесности
Традиции русского фольклора в телесной образности
Влияние разговорного пласта и литературной метафоричности телесной образности начала ХХ века на авторскую поэтику
Растительно-животная телесность человека как показатель его слиянности с природой
Кровь как ведущая жизненная субстанция
Телесность как мерило общности человека и животного, растения, космоса
«Телесность растения» как аналог человеческого тела
Почерк как атрибуция души
Тело как источник творческого моделирования
Вселенский масштаб человеческой телесности
Тень от тела человека
Есть ли тела у духов!
Телесная поэтизация нечеловеческих существ (например, животных)
Глава 7. Поэтизация телесности: «Телесная душа» и составляющие тела
«Телесная душа» у Есенина
Ипостаси человеческого тела
Телесные дефиниции у Есенина: общепринятые и оригинальные
Изменчивая физиология тела: плоть и скелет
«Посудный код» тела
Соотнесенность есенинских вариаций образа головы с фольклорными
Лицо
Глаза
Рот
Волосы
Уши, шея
Сердце
Грудь, спина, плечи
Руки
Ноги
Телесность человеческая и предметная
Глава 8. Тема одежды в творчестве Есенина
Одежда как объект поэтики и атрибут цивилизации
Кто носит одежду в фольклоре и литературе?
Одежда как символический атрибут и обязательная принадлежность человека
Роль одежды в обозначении эпохи и сути художественного произведения
Одежные омонимы и дериваты, образующие не-одежное семантическое поле
Нормативность способов ношения и изображения одежды
Первое ритуальное надевание одежды
Идея перевоплощения с помощью одежды
Выражение родства с помощью одежды
Научные подходы к «поэтике одежды» Есенина
Художественные аспекты поэтики одежды
Народный костюм как начало «поэтики одежды» Есенина
Типология одежды – народная и авторская
Умение одеваться как жизненный принцип культурного человека
История одной детали одежды в разные периоды жизни Есенина
Роль одежды в жизни и смерти человека, а также антропоморфного существа
«Смертная одежда» в народной практике
«Смертная одежда» в художественном творчестве
Национальные и региональные типы одежды на Руси
Иноэтническая одежда в творчестве русского национального поэта
Иносказательность в одежде
«Одежда», которая одеждой не является
Импровизации с одеждой
Тематика одежды как поэтизация телесности
Афористичность обрисовки одежды
Включенность элементов одежды в этикетную жестикуляцию
Способы ношения одежды
Одежда персонажа как показатель социального статуса
Противопоставление одетости и наготы персонажа
Обобщенная характеристика одетости через цвет
Костюмированность как сокрытие истинного облика
«Одежное» словообразование
Принципы подачи образов одежды в авторской и фольклорной поэтике
Природно-мифологическая трактовка одежды
Символика одежды у растений
Покров: тип одежды и средство символизации
Пример обычной одежды: рубаха
Одежда священнического типа: риза, ряса и др
Особенности одежды богомольцев
Символика белой одежды
Глава 9. Одежда как художественная характеристика
Темпоральные характеристики одежды
Шуба как сезонная и ритуальная одежда
Шапка как главный мужской головной убор
Другие мужские головные уборы: папаха и башлык
Шляпа
Фуражка
Картуз
Цилиндр
Кепи
Лента как основной вид девичьего убранства
Платок
Шаль и полушалок
Понёва как внесезонная этническая и региональная женская одежда
Сарафан как девичья одежда регионального типа
Порты, штаны, брюки как набедренная одежда
Части одежды в литературном приеме персонификации
Материал для изготовления одежды
Отражение этапов производства одежды в авторской поэтике
О дальнейших аспектах изучения тематики одежды
Глава 10. Петух – курочка – птица в творчестве Есенина в связи с русской духовной культурой и фольклором села Константиново
Петушиная образность как частное проявление птичьей символики
Первоисточники петушиной образности у Есенина
Петух как хронометр
Петух в народной культуре
Петух как олицетворение забияки
Петух в народной сказке
Петух как элемент крестьянского декора
Петух как оберег
Петух в святочном гадании
Петух как свадебный атрибут
Свадебные кушанья с петухами, курами и куриными яйцами
Пасхальные яйца
Есенинские вариации на тему «Курочки рябы»
Петух в магической практике
Петух в роли горлана-поэта
Громогласный петух народных песен, детского фольклора и частушек
Мотив отрубания головы курице
Обрядовое ряженье и жестикуляция, связанные с курами
Петушиная образность в творчестве писателей-современников
Афористичность изображения петуха
Петушиные крылья и «ангельские крыла»
Птичьи (петушиные) черты внешности Есенина
Окрыленность как характеристика персонажа
Крылатая мельница
«Голова моя машет ушами, Как крыльями птица»
Петух на «рушниках»
Глава 11. Обращение к античности в творчестве Есенина
«Ведь не Еллинские боги горшки обжигают…»
Истоки образа Ленина в античности
Покорение мифологических гор
Увлеченность античной литературой
Духи природных стихий
Буколические мотивы
Образ пряхи
Античность и Первая мировая война
Гермес Трисмегист
Античные боги и мифология земного шара
«…Кажусь я циником»
Древнегреческий крылатый конь
Реликты античной культуры
Атланты и музы современности
Тема «Exegi monumentum»
«Античные фигуры» ХХ века
Дыхание далекой античности: Айседора Дункан
Глава 12. Москва в творчестве и жизни Есенина: образ столицы и реальный город
Первый приезд в Москву и поселение в городе
Москва в «Марфе Посаднице»
Москва в «Инонии» и «Пугачеве»
Москва в «Песни о великом походе»
Москва в «Стране Негодяев»
Москва как большой литературный этап в жизни Есенина
Письма Есенина о Москве
Период «московского хулиганства»
Москва в 1924–1925 гг
Глава 13. Московский имажинизм в «зеркале» одного документа
Архивная находка
Рыцарь в латах и «фамильный склеп»
«Русского имажинизма Янус»
«Сусанна Мар… с точеным лицом и неплохими стихами»
Терминология имажинизма
От Библии – к имажинизму
Зарождение имажинизма. Последующий распад группы имажинистов
Имажинистский Пугачев
«Тайны Имажинистского Двора»
«Мы, верховные мастера ордена имажинистов…»
Обрядность имажинистов
Идеи братства и строительства
Склеп как корабль
Тема успения
«Лошадиная символика»
«Лошажьи души» в «Заговоре дураков»
Имажинизм как «поэтическое ряженье»
К этимологии «м’ордена»
О художественной стилистике смерти
Глава 14. Есенинская топонимика
Топонимы как метки пространства
Структура топонимов
Классы топонимов у Есенина
Название школы как урбаноним
Топонимы в школьных упражнениях
Топонимы на географической карте
Библейские топонимы
Христианские топонимы в фольклоре родного села
«Топонимические» частушки и песни
История мира в смене топонимов
Вехи личной «топонимической истории»: Первая мировая война и заграничное турне
Путешествия как способ топонимических изысканий
Россия и США – контрасты географии
Топонимы западной цивилизации
Топонимическое словотворчество
Родина в топонимах
Советская топонимика
Столичные топонимы: Москва и Санкт-Петербург
Космонимы в концепции космизма
Медведица как космический топоним
Млечный Путь – небесная дорога
Предчувствие «эры Водолея»?
Звезды и планеты
Инония – небесная страна
Мироустройство наших предков в топонимах
Особенности топонимической поэтики
Топонимы, овеянные литературной славой
Этнонимические топонимы
Баргузин – что за топоним?
Топоним как источник сюжета
Окказиональные географические обозначения
Культурный ландшафт и топонимы
Глава 15. Есенинские строки в культурной традиции: момент взаимовлияний
Мировое значение писателя
Мифологизация имени Есенина. Поэт как типологическая модель
Мировая литература как источник детских игр
«Двойная прописка» Есенина в русском фольклоре
От пушкинского «шушуна» до квазиесенинского «чешуна»
Из «переписки» Есенина с матерью, или Особенности народного песенного творчества
Фольклорные и литературные истоки образа «дойного быка»
Древесная тематика «есенинских переделок»
От темы девичества в фольклорных переделках «под Есенина» – к «садистскому стишку»
Фольклорная история «о пастушонке Пете»
«Два-три полуанекдота» о Сергее Есенине
От поэтической стилизации – к центонности: часть 1-я (от А. Финкеля…)
От поэтической стилизации – к центонности: часть 2-я (…к Т. Кибирову)
«Есенина касающиеся литературные пародии и эпиграммы»
«Интеллигентский фольклор» и Есенин в компании НЛО-навтов
Есенин как вызываемый дух «страшных гаданий»
Проблема заведомо ложного «Dubia» с точки зрения фольклориста
«Слухи и толки» о есенинских реалиях. Проблема «народного комментирования»
Мемораты о Есенине
Фольклорные ситуации, создаваемые исследователями
О «фольклорном возрасте» Есенина как «неокультурного героя» ХХ века
«Поэтический венок» Есенину как разговор с фольклорным кумиром
Глава 16. Фигура Есенина в русском фольклоре
Этнографичность фигуры поэта
Особенности жестикуляции и декламации Есенина
Типологичность запечатления Есенина в скульптуре
Многообразие жестикуляции рукой: от целования ручки до угрозы
Запечатленность есенинских жестов: от воспоминаний и фотографий – к прямым потомкам
Игровое начало в характере Есенина
Наречение именем и традиционность прозвища
Прозвищеподобные образы – творческое самопредставление
Есенин – культовое имя
Народная канонизация
Обиходные предметы – современники и «очевидцы» Есенина (о махотке)
Есенин в народных преданиях
Крестины по-есенински
Игровое моделирование свадьбы
Похоронная обрядность в жизни Есенина
Фольклорные версии о кончине Есенина
Заключение
Концепты художественного творчества Есенина
Мифологические персонажи:
Перечень заставок к главам и условные сокращения
Иллюстрации
Елена Самоделова
Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Введение
К 111-летию со дня рождения С. А. Есенина
Для знающих пишут не листовки, а книжные исследования. [1]
В. Г. Шершеневич
О сущности выдвигаемой антропологической поэтики
В основе любого художественного произведения, в его центре находится человек . Не случайно критический обзор и литературоведческий анализ начинаются с выяснения авторской позиции писателя; пристальное внимание обращается на образ повествователя, лирического героя, alter ego автора – то есть в первую очередь на человеческую фигуру . Художественные персонажи рассматриваются как разнообразные людские типы , порожденные историческим временем и литературным направлением, поэтической школой: известны человек эпохи Возрождения , « лишний человек », «маленький человек», обыкновенный человек, «настоящий человек», крестьянский тип, образ земского врача , « человек в футляре » и т. п. В рамках структуры текста и жанрового канона вычленяются протагонист и антагонист, авторский идеал и положительный персонаж, заглавный герой и второстепенный персонаж, действующее лицо, сатирический тип и т. п. Если главным героем произведения выступает животное или растение, природная стихия, то все равно этот персонаж наделяется человеческими чертами или, по крайней мере, рассматривается глазами человека , оценивается им. В современном литературоведении существует термин духовный реализм .
Нам представляется, что к великому множеству исследовательских подходов к проблеме авторской поэтики можно добавить еще один, никогда прежде не выдвигавшийся как самостоятельный раздел авторской поэтики. Это антропологическая поэтика , предметом изучения которой стал бы человек во всей совокупности проявлений его характерных свойств.
На примере сочинений Есенина и рассмотрения его жизни как первоосновы творчества попробуем установить общие закономерности и уловить отдельные частности антропологической поэтики писателя.
Ведущую направленность внимания каждого писателя к человеку, сосредоточенность художественного мышления на человеческой личности осознавали, вероятно, все литераторы. Современник и близкий знакомый Есенина в автобиографическом сочинении «Алексей Ремизов о себе» (1923) рассуждал о сущности творчества:
...
В романах основной вопрос о судьбе, о человеке и о мире: о человеке к человеку и о человеке к миру.
– Что есть человек человеку?
– Человек человеку бревно, стена – человек человеку подлец – человек человеку дух-утешитель.
– Человек в вечном круге хорового мира, вечная борьба человека с мировым хором за свой голос и действие. [2]
Лингвист О. Н. Трубачев в конце ХХ столетия рассуждал об « антропоцентрической картине мира », [3] заметной уже в культуре древних славян. Тем более со временем антропоцентричность мировоззрения русского народа возрастала, и пик ее выражения нашел себе место в художественных произведениях писателей.
Уже в фольклоре, в частности – в жанре частушки, по меткому наблюдению А. В. Кулагиной, «в системе сравнений важное место занимают сравнения из мира человека , которые делятся на семейные, национальные, социальные, бранно-шутливые » и « возрастные ». [4]
Феномен человека проявляется в многослойности исторического и культурного развития. Он вписан в конкретную социальную среду современности, обусловлен многовековыми традициями и подготовлен глубинной памятью народа. Феномен человека зеркально отображен и многократно повторен в различных преломляющих плоскостях: так, если в свете христианства человек является подобием Божьим, то человеческий облик способны принимать «низшие существа», духи стихий и построек. Верным будет и обратный тезис: как «высшая мера идеализации – обожествление», [5] так и олицетворение – способ идеализации человека . Именно человек возвеличивается посредством олицетворения предметного, вещного мира.
Феномен человека представлен во множественности этнических и национальных типов. Различными по своей мировоззренческой сути, бытовым установкам и привычкам являются социальные типы горожанина и поселянина. Дальнейшая персонификация человека идет по пути конфессиональности и профессионализма.
Любой человек имеет статусные черты: он обладает телом, у него есть душа. « Поэтизация телесности », рассматривающая авторские методы и механизмы описаний человеческого тела и его элементов наравне со структурой всего организма, и символика « телесной души » выступают подразделами «антропологической поэтики». Современники Есенина воспевали тело как апофеоз творческого созидания и приближения к божественному совершенству. Так, Ф. К. Сологуб писал в статье с «говорящим названием» о художественной выставке «Полотно и тело» (1913): «Люблю тело. Свободное, сильное, гибкое, обнаженное, облитое светом, дивно отражающее его. Радостное тело. <…> Изобразить обнаженное тело – значит дать зрительный символ человеческой радости, человеческого торжества. Красочный гимн, хвала человеку и Творцу его, – вот что такое настоящая картина нагого тела». [6]
Философия жизни и смерти прослеживается в поэтике телесности . В теоретическом плане будут рассмотрены такие важнейшие проблемы, как: 1) наличие у человека фигуры как конституционного признака; 2) разнообразные мифологические трактовки происхождения человеческого тела от природных реалий; 3) очеловечивание космических и иных (по преимуществу растительных) объектов посредством придания им очертаний человеческого тела, поэтически представленного в сюжетной линии своими отдельными деталями; 4) отбрасывание человеческим организмом тени, также обладающей аналогичными составными силуэтными частями; 5) признаки сходства и различия в телесной организации у человека, зверей и птиц; 6) наделение божественных персон определенными чертами человеческой и звериной телесности; 7) улавливание телесной образности в литературной терминологии и возвращение ее к исходному осмыслению и т. д.
Рассмотрение сочинений Есенина под углом зрения «телесной поэтики» будет осуществляться двояким способом: 1) от градации составляющих человеческого тела по вертикали сверху вниз – голова, торс, руки, ноги; 2) до изучения фигуры персонажа в совокупности ее частей, вероятно, отличающихся по своему набору у человека, бога, святого, астрального персонажа, стихийного духа, зверя, птицы, растения, тени.
Возникает ряд основополагающих для поэтики телесности вопросов. Происходят ли сугубо телесные метаморфозы с героями Есенина и за счет чего они осуществляются? Как видоизменяются органы тела при реинкарнациях и перевоплощениях персонажей? Зависит ли приобретение одушевленности небиологическим объектом от придания ему души либо персонификация происходит каким-то другим способом?
Заложено ли жизнеутверждающее начало или, наоборот, гнетущее чувство близящейся и неизбежной смерти, добровольной погибели в органической природе человека? Исходят ли от каких-либо частей тела ощущения радости, печали? Каково взаимовлияние духа и плоти; в каком соотношении находятся душа и тело? Вставала ли перед Есениным извечная проблема первичности души и плоти, духа и материи, и как он ее решал в своем творчестве?
Анализ поэтики телесности ведет к изучению вопросов организации поэтической структуры на различных уровнях: 1) лексико-семантическом (установление понятийного аппарата «телесности», определение фольклорных, литературных и сугубо авторских наименований и др.); 2) морфологическом; 3) на уровне художественных тропов (метафоризация объектов, уподобление, сравнение).
Можно проследить хронологию стилистического изменения телесной образности: от близкой к фольклору на ранних этапах есенинского творчества до сложной метафорической в поздний период. Интересно сопоставить народно-поэтическую терминологию телесности, которая проявлена в частушках с. Константиново начала ХХ столетия, собранных и опубликованных Есениным в 1918 г., с «телесно-терминологическим» рядом, вычленяемым из совокупности художественных произведений поэта.
Тема одежды в творчестве Есенина актуализирует самостоятельный комплекс аспектов: продолжая и трансформируя линию «телесной поэтики», она ведет человеческое тело от категории «раздетости» к «одетости» и от переодевания к преображению сущности. Одежда является исконной и зримой принадлежностью человека, исключительным критерием антропоморфности. И если художественная поэтика (фольклорная либо литературная) представляет одетым какое-либо изначально нечеловеческое существо, она тем самым очеловечивает его и причисляет к антропоморфным типам.
Одежда – как объект поэтики – широко и многогранно представлена в творчестве Есенина. Одежда как непременная атрибутика человека является знаком цивилизации, свидетельствует о культурной традиции вообще и о принадлежности ее носителя к конкретной эпохе и социальной среде. Одежда подчеркивает общественное начало в человеке, обозначает его сословную принадлежность, обнаруживает и обнажает социальную роль. Одежда соответствует этническому типу в его региональной и узколокальной вариативности. Одежда непременно отвечает полу и возрасту человека, определяет его семейный статус, высвечивает родовые корни. Одежда способна подчеркивать индивидуальность или, наоборот, маскировать человека, лишить его узнаваемости.
Семантическое поле «одежды», присутствующее в сочинениях Есенина, накладывается еще на два разнородных круга «одежной парадигмы»: 1) на присутствующее в фольклорных произведениях с. Константиново и – шире – Рязанской губ. начала ХХ века (особенно интересно сопоставление с частушками, записанными самим поэтом); 2) на отмеченное современниками разнообразие одеяний Есенина, в тех или иных (часто литературных) целях сменившего множество костюмов.
Человек разговаривает («Я тебе человеческим языком говорю!» – народное выражение укоризны) и жестикулирует, совершает поступки и отправляет обряды. Человеческие действия подчинены этикету – с одной стороны, и самостоятельны – с другой. Человеческая индивидуальность проявляется на уровне частного воплощения феномена человека, оказывается его инвариантом, алломорфом – если применить этнологическую терминологию.
Всякий человек проходит жизненный путь: рождается, наделяется именем, проживает на «малой родине», переселяется, совершает путешествия, женится, обзаводится детьми, занимается творческой деятельностью. Переломными моментами в жизни человека оказываются свадьба и рождение детей: этим художественно-философским проблемам в сочинениях и «жизнетексте» Есенина посвящены две «антропологических темы» – свадьба и образ ребенка в творчестве и жизни поэта.
На примере « детской тематики » в сочинениях Есенина и его собственной жизни мы проследили особенности реализации своеобразного «детского кода» в психологии художественных героев и их автора. Этот «детский код», являющийся сюжетообразующим фактором в линиях детства, пунктиром прошел почти по всем произведениям Есенина, становясь особенно ощутимым и наглядным в кульминационные моменты, которые могут быть приравнены в смысловом и формальном выражениях к инициации героя, хотя и не сводятся всецело к ней.
Детство – это начало биографии любого человека, это задатки будущего взрослого поведения и ментальности, зачинание и задел собственной судьбы. Рассмотрение всей (или почти всей) совокупности проявлений проблематики детства в «жизнетексте» Есенина показывает, что хронологически тематика детства укладывается в рамки от зачатия ребенка до его взросления и инициации (пусть символической), зеркально отражается во взрослом восприятии психологии ребенка и в остатках детскости (но не инфантильности!) в поведении взрослого.
На онтологическом и гносеологическом уровнях сосуществуют мужчина и женщина – маскулинное и феминное начала как полярные элементы двух культурно-символических рядов, обладающие собственными ценностными ориентациями и установками. В конце ХХ века социологи и этнографы сделали первые подступы «к идее о необходимости различать биологический пол (sex) как совокупность анатомических особенностей и социальный пол (gender) как социокультурный конструкт, который детерминирует не только стиль одежды или поведения, но и – через определенную систему социализации и культурные нормы – психологические качества (поощряя одни и третируя другие), способности… виды деятельности, профессии и т. д.» [7]
Мир наполнен мужскими и женскими предикатами даже там, где речь не идет о представителях того или иного пола. Так, цивилизация и природа, божественное и профанное, небесное и земное, рациональное и чувственное через существующий культурно-символический ряд и посредством подключения к определенному коду отождествляется с «мужским» и «женским». Рассмотрение традиционных мужских ментальных и поведенческих стереотипов в жизни и творчестве Есенина представляет еще одну грань «антропологической поэтики».
Человек познается через «формы поведения», носящие в определенной степени знаковый характер. Современные литературоведы, опираясь, в первую очередь, на достижения психологов, в самом расширительном смысле трактуют поведенческие манеры и жестикуляцию: «Среди условных знаков выделим, во-первых, знаки-“пароли”, четко, лаконично дающие информацию о человеке, во-вторых, приметы, по которым угадывается принадлежность человека к определенному социальному кругу или сословию, а в-третьих, значащие движения и жесты лица, облеченного властью, смысл которых понятен только приближенным… Для одного человека, говоря далее, детали поведения другого лица могут стать явным знаком, не будучи таковым для их носителя…» [8] Однако конкретный человек с присущим только ему стилем поведения не вписывается в узкие рамки логических трактовок: «Вместе с тем семиотика применима к изучению форм поведения лишь с ограничениями: во-первых, формы поведения могут и что-то скрывать… а во-вторых, всецело знаковое поведение лишает человека естественности, открытости, свободы…». [9]
