Текст книги "Тибетский буддизм"
Автор книги: Елена Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Тисрондецан не ограничился только законодательными мерами, но занялся практической организацией монашеского сообщества. Государь назначил главой сангхи одного из своих министров, принявшего монашество и тесно сотрудничавшего с Шантаракшитой. Этим министром и явился Ба Салнан, вошедший в число семи тибетцев, первыми принявших монашество. Под своим религиозным именем Ешей Вангпо он после смерти Шантаракшиты становится вторым настоятелем монастыря Самье.
От каждой из крупных административно-территориальных единиц Тибета, в соответствии с царским указом, были выбраны семьи, которые освобождались от налогообложения и несения воинской повинности с тем, чтобы они возложили на себя обязанность материального содержания сангхи. Ешей Вангпо, стремившийся укрепить социально-экономическое и правовое положение нового сообщества, опираясь на царское покровительство, добился, чтобы семьи, материально обеспечивавшие сангху, находились в подчинении только у религиозной власти.
Высшее монашество, получившее ранг придворных религиозных деятелей, содержалось полностью за счет казны. В эту новую элиту вошли лишь те, кто имел царское происхождение либо принадлежал к знатному роду или семьям министров. Все прочие – послушники, монахи, насельники монастырей и проходящие религиозное обучение – содержались за счет семейств, выбранных с этой целью Тисрондецаном. Сам Ешей Вангпо был главой религиозного сообщества и одновременно советником царя по делам сангхи. По его распоряжению материальное содержание одного монаха должны были обеспечивать три семьи мирских последователей буддизма.
Расширение материальной базы религиозного сообщества, то есть перевод содержания монашества не только на счет казны, но и на счет выбранных ста семей, было важнейшей мерой, выводившей проблему укоренения буддизма в Тибете на принципиально новый социальный уровень. В народной среде буддизм воспринимался по-прежнему как малоизвестная, чужеродная религия, в силу чего государю необходимо было стимулировать процесс обращения в новое религиозное учение, используя социально-экономические рычаги.
Анализ тибетских исторических документов показывает, что реформы Тисрондецана, направленные на создание в тибетском обществе собственной буддийской сангхи, не могли иметь успеха вне решения еще одной проблемы. С середины VIII в. в Тибете начала постепенно распространяться традиция китайской буддийской школы чань. Китайские миссионеры обрели некоторое количество последователей и в среде царских чиновников, и в простонародье. Опасность для успеха реформ государя, возникавшая в связи с нараставшей популярностью чань-буддизма, проистекала из социорелигиозной специфики учения этой школы. Достижение конечной религиозной цели – Просветления, состояния Будды, по чаньской трактовке, не требовало от адептов обязательного принятия монашества и могло быть обретено в течение одной человеческой жизни. Более того, создание монашеской сангхи не считалось китайскими учителями обязательным условием для распространения буддизма. Согласно проповеди китайских миссионеров, стремившихся лишь к расширению влияния своей школы в Тибете, конечная религиозная цель могла быть достигнута любым адептом, практикующим чаньские методы вне монастыря и помимо принятия монашества.
Чаньская проповедь китайских учителей ставила под вопрос правомерность и необходимость религиозной деятельности индийских миссионеров, настаивавших на формировании и подготовке образованного монашества в Тибете. Миссионеры, прибывшие к царскому двору из Индии, Непала, Кашмира, в большинстве своем были приверженцами. строгого монашества как важнейшего условия достижения Просветления. Они стремились познакомить тибетцев с полным циклом классического монашеского образования, внедрить идею обретения и накопления религиозных заслуг в течение многих рождений. В своей проповеди индийские наставники делали упор на необходимости достижения состояния бодхисаттвы – просветленного существа, проникнутого Великим состраданием, – и подчеркивали, что состояние это невозможно обрести в пределах одной человеческой жизни; это постепенный путь постадийного освоения методов освобождения, осуществлений множества благих дел и накопления религиозных заслуг.
Согласно тибетским источникам – «Летописи царских родословных», «Голубым Анналам», «Хронике Башед», впервые на проблему, порожденную деятельностью чаньских учителей в Тибете, Тисрондецану указал проницательный миссионер Шантаракшита. По окончании строительства монастыря Самье, после того, как были проведены празднества освящения его храмов и даны посвящения в монахи первым семи тибетцам, Шантаракшита собирался покинуть Тибет. Перед отъездом он встретился с царем и министрами ради последних наставлений и, сделав предсказание о судьбах буддизма в Тибете, сумел привлечь внимание аудитории к проблеме распространения в стране двух буддийских традиций, имеющих противоположную социальную направленность. Предсказание Шантаракшиты сводилось к тому, что в скором времени приверженцы индийских и китайских учителей разделятся на два противоборствующих лагеря, теоретические разногласия которых будут разрешены в диспуте. Под диспутом подразумевалась официальная встреча на территории царского дворца представителей двух традиций (по одному от каждого лагеря) с целью разрешения Конфликта в рамках строго формализованной теоретической дискуссии по центральным вопросам, определяющим школьные позиции. В текстах хроник сохранились упоминания, что после аудиенции при дворе Шантаракшита погибает при трагических обстоятельствах, а место настоятеля монастыря Самье занимает Ешей Вангпо. Диспут, предсказанный Ачарьей Бодхисаттвой, в скором времени состоялся. В документах, освещающих это событие, указывается, что Шантаракшита завещал Ешей Вангпо пригласить из Индии для участия в нем прославленного буддийского ученого-логика Камалашилу.
В «Истории буддизма» Будон Ринчендуб подробно излагает события, последовавшие после смерти Шантаракшиты. Поначалу Тисрондецан ограничился изданием указа, по которому надлежало следовать теории и практике буддизма в том виде, как это проповедовал Ачарья Бодхисаттва. Но издание указа не возымело действия. Более того, находившийся в Тибете китайский проповедник чань-буддизма Хэшан Махаян и его тибетские последователи начали угрожать своим оппонентам физической расправой. Возникшее противостояние тех, кто считал себя учениками Ачарьи Бодхисаттвы, выступая за необходимость введения монашества, и сторонников Хэшана Махаяна не могло уже быть разрешено апелляцией к царскому указу.
Тисрондецан обращается за помощью к пребывавшему на тот момент в уединении Ешей Вангпо, который, однако, не тотчас откликнулся на призыв государя выйти из состояния глубокого созерцания ради урегулирования назревавшего религиозного конфликта. Молчание и явное нежелание явиться ко двору было объяснено затем самим Ешей Вангпо как неприятие неотчетливой придворной политики относительно китайских учителей. Ешей Вангпо напомнил Тисрондецану о завещании Шантаракшиты, в котором говорилось о необходимости сделать окончательный выбор в пользу направления, исповедуемого индийскими наставниками-монахами, после чего царь сразу же отправил нескольких гонцов пригласить пандита Камалашилу в Тибет.
Время проведения диспута между Хэшаном Махаяном и Камалашилой датируется в большинстве источников приблизительно 792 годом. Подробное описание процедуры проведения диспута содержится в историческом произведении Будон Ринчендуба. Согласно его трактовке, как, впрочем, и толкованиям этого события другими источниками, основной вопрос, на решение которого была нацелена встреча противоборствующих сторон, – какой формы буддизма (китайской или индийской) следует придерживаться тибетским последователям Шакьямуни. Потерпевший поражение в диспуте должен был, следуя предварительному условию, покинуть страну в сопровождении своих сторонников. Встреча Камалашилы и Хэшана Махаяна состоялась в главном зале царского дворца в присутствии императора и всего двора. Для проведения диспута были приглашены пребывавшие в Тибете приверженцы учителя Махаяна. Камалашилу сопровождали индийские и непальские учителя, переводчики, тибетские новообращенные адепты.
Теоретической темой полемики выступали методы достижения Просветления. Камалашила отстаивал традиционную для буддийских школ Индии позицию: достижение Просветления требует усилий в течение нескольких жизней, воздержания от безнравственных действий посредством соблюдения обетов, накопления религиозных заслуг и религиозного обучения, ибо без овладения всей полнотой учения Шакьямуни невозможно практическое постижение его истинного смысла.
Хэшан Махаян должен был доказать, что перечисленные методы не являются обязательными и даже сбивают адепта с пути освобождения. Соблюдение нравственных предписаний (кодекса Винаи), принятие монашества и религиозное обучение, включавшее как обязательный этап познание философии и логики, трактовались им как ошибочные и даже вредные методы.
Диспут был начат Хэшаном Махаяном, после чего Камалашила последовательно опроверг центральные положения, выдвинутые китайским учителем. Примечательно, что дискуссией руководил сам Тисрондецан, который после речи Камалашилы предложил слово двум тибетским учителям – Ешей Вангпо (Джнянендре) и Шригхоше. После выступления этих двоих последователи Хэшана Махаяна должны были оспорить аргументы, представленные сторонниками Камалашилы в пользу необходимости принятия монашества, соблюдения кодекса Винаи и интеллектуального постижения истинного смысла учения Будды. В ответ на предложение продолжить полемику последователи Хэшана Махаяна были вынуждены признать свое поражение и преподнесли, как того требовала установленная процедура диспута, гирлянду цветов учителю, победившему в споре, – Камалашиле.
В некоторых тибетских источниках утверждается, что последователи поверженного Махаяна, участвовавшие в диспуте, сразу же по его завершении покончили жизнь самоубийством. Их учитель Хэшан Махаян был выслан в Китай, а на распространение его воззрений в Тибете был наложен строгий запрет. Тисрондецан издал специальный указ, предписывавший тибетским адептам следовать теории школы Мадхьямика, к которой принадлежали Шантаракшита и Камалашила, практике десяти высших добродетелей (парамит) и категорически воспрещавший проповедь чаньских идей о внезапности Просветления и необязательности религиозного обучения.
Указ Тисрондецана был направлен прежде всего на пресечение распространения китайской версии буддизма. Методы, изложенные Хэшаном Махаяном в контексте диспута, не были еретическими, доктринально чужеродными буддизму. Чаньские воззрения сложились в процессе дальневосточной интерпретации индобуддийской тантры, в рамках которой монашество считалось необязательным, а достижение Просветления рассматривалось как возможное в пределах одной человеческой жизни. Буддийская тантра и предлагаемые ею методы получили широчайшее распространение в Тибете позднее, начиная с XI в., но познакомились с нею тибетцы уже в конце VIII в. благодаря миссионерской деятельности буддиста-тантрика Падмасамбхавы. В различных областях Тибета побывали и многие прославленные ученики Падмасамбхавы, его тибетские последователи занимались практикой буддийской йоги, осваивали тантрические ритуалы вне монашества и монашеских центров.
Специфика тибетского буддизма, формирование присущих ему религиозно-доктринальных характеристик и социального оформления обусловлены тем, Что в VIII в. была взята ориентация на институционализацию буддийской идеологии. Это предполагало установление в стране специфичных для буддизма социорелигиозных институтов, способных внедрить и закрепить новые нормы и ценности в тибетском бесписьменном обществе VIII в., придать им культурный смысл и высокую общественную значимость. В этой связи следует различать несколько взаимосвязанных компонентов институционализации мировой религии в бесписьменном обществе – распространение, рецепцию, интеграцию. Распространение означает обретение широкого круга религиозных последователей, готовых принять новое религиозное мировоззрение, способы объяснения мира, новые религиозные практики и ритуалы. Внедрение нового религиозного знания в текстуру социальной, экономической, политической и религиозной жизни бесписьменного общества возможно только при условии использования уже имеющихся техник объяснения, при учитывании традиций, сложившихся в течение жизни многих поколений. Распространение новых религиозных воззрений – это процесс формирования доверия к новому знанию у носителей бесписьменной культуры. Такого рода доверие может быть достигнуто лишь путем привлечения уже имеющихся культурно значимых символов и содержаний для адаптации новых религиозных воззрений и практик.
Рецепция мировой религии, в данном случае буддизма, предполагает следующий этап, когда враждебность новому религиозному знанию преодолена доверием к новой картине мира и силе новых ритуалов. Рецепция – это прежде всего освоение доктринальных основ новой религии через изучение письменно закрепленной религиозной традиции. Первый этап рецепции, как показывает история всех без исключения мировых религий, всегда предполагает перевод текстов, трактуемых в качестве источника истинного религиозного знания, с языка оригинала на язык той страны, где происходит распространение религии.
В процессе распространения мировой религии формируется так называемый популярный уровень ее установления, закрепления и функционирования в обществе. Рецепция доктринальных основ, ценностно-нормативной системы предполагает создание особого сообщества, для членов которого религиозная деятельность является образом жизни, «служением». Монашество и выполняло в буддизме функцию такого сообщества.
Наряду с распространением и рецепцией следует иметь в виду и процесс интеграции нового религиозного знания, социорелигиозных статусов, норм и ценностей в единое целое для общества, принимающего новую религию. Интеграция подразумевает достижение культурой традиционного общества состояния связанности двух уровней функционирования религиозной идеологии. Состояние связанности в единое социальное и культурное целое означает бесконфликтное и вместе с тем взаимодополняющее сосуществование народной религиозной традиции и Монашеской элитарной.
Применительно к Тибету конца VIII в. следует говорить только о начальном периоде институционализации буддийской идеологии в обществе. И процесс распространения буддизма, и процесс его рецепции находились лишь в зачаточном состоянии.
Однако то, каким образом протекали эти два процесса, и предопределило специфику тибетской буддийской культуры.
Диспут китайского учителя Хэшана Махаяна и индийского логика Камалашилы, проведенный под руководством тибетского государя, свидетельствовал, что была взята ориентация на институционализацию буддизма в качестве государственной религиозной идеологии. Благодаря деятельности в стране буддистов-тантриков, прежде всего учителя Падмасамбхавы, барьер недоверия и неприятия чужеродной религии был взломан. Первый – неудачный – опыт проповеди Шантаракшиты показал, что для начального распространения буддизма в Тибете подходили только способы и методы, разработанные буддийской тантрой, причем в ее популярной форме. Однако в целях укоренения буддизма, его активной рецепции были необходимы мероприятия иного рода – конструирование нового письменного языка для перевода канонических текстов, введение нового для культуры бесписьменного общества социорелигиозного статуса монаха и последующее рекрутирование будущего образованного монашества из автохтонного населения. Пропаганда китайскими миссионерами методов достижения Просветления вне соблюдения кодекса Винаи, без обязательного принятия монашества и постижения текстов канона ставила под угрозу возможность именно рецепции буддизма в Тибете, ибо без формирования корпуса образованного монашества невозможно было осуществить вышеуказанные мероприятия. В качестве религиозной идеологии, способной интегрировать тибетское общество в единое социальное целое, буддизм мог функционировать только при условии создания монашеского сообщества и монастырей как образовательных и религиозных центров. В функции монашеского сообщества входили воспроизводство буддийской письменной культуры в ее целостности, установление соответствия и взаимной обусловленности доктринальных теоретических основ учения и его ритуальной практической стороны.
Необходимо учитывать и два других фактора, послуживших причинами полной переориентации на индийский буддизм после знаменательного диспута в Самье. С середины VIII в. и вплоть до начала IX в. тибетское государство находилось в состоянии непрерывающейся войны с Китаем, причем укрепление и рост внешнеполитического авторитета Тибета в Центральной Азии, обретение союзников и новых торговых партнеров были напрямую связаны с его победами в этом конфликте.
Как уже говорилось выше, религиозно-доктринальная позиция, представленная в рамках диспута Хэшаном Махаяном, не входила в противоречие с постулатами индийской буддийской тантрической традиции. Более того, на момент проведения диспута в Тибете пребывали индийские учителя и переводчики, которые считали себя последователями буддийской тантры. Так, в хрониках обнаруживаются упоминания о разногласиях по поводу введения монашества, содержания монашества за счет царской казны, возникших между официальным главой религиозного сообщества Ешей Вангпо и другим тибетским буддийским учителем – Мян Тиннедзинцанпо. Тиннедзинцанпо происходил из знатного аристократического рода Мян, его наставником в учении был индийский учитель-тантрик Вималамитра, от которого он получил посвящение и свое религиозное имя – Тиннедзинцанпо[9]9
Тиннедзинцанпо из рода Мян упоминается в тибетских источниках, как правило, в связи с тем, что именно он стал личным наставником в буддийском учении следующего тибетского царя, сына Тисрондецана – Тидесронцана. Тиннедзинцанпо был последователем буддийской тантрической традиции, именуемой дзогчен.
[Закрыть]. Индийский буддийский учитель Вималамитра, посетивший Тибет в конце VIII в., являлся непосредственным учеником прославленного индийского ученого и йогина Буддагухьи. В тибетских исторических документах упоминается, что Тисрондецан приглашал учителя Буддагухью посетить Тибет и дать наставления в начальной йоге (йогааватаре). Сохранился в переводе на тибетский язык текст письма-наставления, которое передал через своих учеников Буддагухья тибетскому царю. Сам он ввиду старости и слабого здоровья отказался прибыть в страну, но постоянно направлял в Тибет своих учеников. Таким образом, йога-тантра была известна в Тибете уже в конце VIII в., причем были переведены соответствующие тексты по йога-тантре, а ученики Буддагухьи руководили практиками и отправлением ритуалов. В число первых семи посвященных тибетцев вошел и Ма Ринченчог, прославившийся своими переводами канонических текстов и большой ученостью. Его духовным наставником был известный индийский тантрик Виласаваджра.
Таким образом, буддийская тантра – исторический прототип чаньского учения, не отвергалась в Тибете. Одной из причин изгнания китайских проповедников был скорее военный конфликт с Китаем, нежели подлинные религиозные разногласия между сторонниками Хэшана Махаяна и его индийскими оппонентами.
Второй фактор – необходимость создания религиозного сообщества, монашеской сангхи, идеологически лояльной царскому двору. Тисрондецан и его политические сторонники, советники и министры, стремились к усилению централизации политической власти в государстве, что предполагало ограничение политических прав знатных аристократических родов и комплексное идеологическое переосмысление концепции царской власти. В рамках автохтонной социорелигиозной идеологии верховный правитель сочетал в себе как высшую политическую, так и высшую религиозную власть. Выше подробно анализировался религиозный аспект этой идеологической концепции, в соответствии с которой политическая власть верховного правителя ограничивалась ритуальной и магической компетенцией служителей автохтонных культов. Реформы Тисрондецана, важной составляющей которых выступало создание монашеского сообщества, как раз и были направлены на четкое разделение власти политической и религиозной.
Содержание указов Тисрондецана и дискуссий, развернувшихся вокруг них, демонстрирует четкую установку на создание новой религиозной элиты в Тибете, в функции которой входила бы рецепция буддизма и его популяризация. Введение нового социорелигиозного статуса монаха разрушало самые основы автохтонной идеологии бывшего военного альянса племен. Монашество следовало рекрутировать из числа царских потомков, детей министров и аристократических семей, что обеспечивало высокий социальный статус нового религиозного сообщества. Выполняемая по царскому указанию процедура создания религиозной элиты приводила к десакрализации авторитета служителей автохтонных культов. Для обретения нового социорелигиозного статуса не требовались ни обладание паранормальными способностями, ни потомственная принадлежность к служителям культов. В контексте новой религиозной идеологии, буддизма, религиозное знание становилось достоянием широкого круга последователей, а вступление на путь монашества открывало возможность повысить свой социальный статус. И в этом смысле становится понятным, почему Тисрондецан и тибетские ученики Шантаракшиты во главе с Ешей Вангпо столь настойчиво проводили идею обязательности создания монашеского сообщества в Тибете.
Весьма важными для процесса будущей интеграции двух уровней функционирования буддизма в Тибете – народного и монашеского – следует считать поправки к царским указам, внесенные Ешей Вангпо как религиозным главой страны. После диспута Тисрондецаном был издан очередной указ, в соответствии с которым монашеское сообщество должно было полностью содержаться за счет царской казны. Ешей Вангпо предложил привлечь население к поддержке вновь созданной сангхи. В итоге содержание монашества, рекрутированного из числа царских потомков, министров и аристократии, обеспечивалось царской казной, остальную часть сангхи должны были содержать сто семей, выбранных для этой цели государем.
Реформы Тисрондецана явились, по сути дела, первой попыткой институционализировать буддизм в Тибете. Таким образом, о широком распространении буддизма и о начале процесса его рецепции в Тибете можно говорить лишь применительно к концу VIII в. Первое буддийское религиозное сообщество в этой стране было создано только в период правления Тисрондецана, причем большую часть его, как отмечалось выше, составляли индийские монахи, учителя-тантрики, ученые переводчики. Это сообщество, насколько можно судить по данным, приведенным в хрониках, было невелико – 250 человек. В их число входили 150 придворных монахов, содержавшихся за счет казны, 25 йогинов, проживавших на территории царской резиденции Пхьинпху, 13 учителей монашеских образовательных центров, некоторое количество адептов, «пребывающих в уединении», 25 послушников, посвятивших себя религиозному обучению; 213 буддийских адептов обоих полов жили за счет казны, и только 33 новообращенных были на содержании ста семей.
Система налогообложения в пользу буддийского религиозного сообщества и финансирования монастырей складывается именно в период правления Тисрондецана. Основной упор в этой системе экономического содержания сангхи делался на мирских последователей буддизма – семьи, или домохозяйства, территориально и экономически принадлежавшие религиозной общине. Однако в первое время сангха на две трети состояла из индийских учителей, процент тибетцев в ней был небольшим. В исторических хрониках отчетливо прослеживается тот факт, что буддийская сангха монахов и послушников была искусственно созданным социальным институтом, воспроизводство которого вплоть до конца IX в. всецело зависело от государственной политики в отношении новой религиозной идеологии. Вне продуманного администрирования и жесткого контроля со стороны царского двора выживание нового для Тибета религиозного сообщества не представлялось возможным. В пользу этого свидетельствует некоторая стагнация развития вновь созданной тибетской сангхи в периоды правления сыновей Тисрондецана – Мунецанпо и Тидесронцана.
